«Эх, новые дороги! Как жаль, что встречи с вами происходят не так часто, как хотелось бы! Это совершенно пьянящее ощущение, когда едешь по местам, где еще ни разу не был!» - примерно в таком настроении мы катили из Гуся Хрустального в Рязань солнечным мартовским утром. Позади осталась ночевка в скромной, но милой гостинице «Мещера», где нас очень приветливо встретили. Мы увозили из города не только хрустальные сувениры, купленные на стекольном рынке, но и самые светлые впечатления от посещения Музея хрусталя, который нас очаровал.
Хрустальное созвездие, оранжерея хрустальных сокровищ, хрустальная сказка – нет, не могу подобрать словосочетание, чтобы в полной мере выразить великолепие, которое открывается посетителям музея. Сам зал бывшего Георгиевского собора, белоснежный, с черными полированными каменными колоннами, с работами В.М. Васнецова на стенах, с узорной плиткой на полу – уже произведение искусства. Монументальный «Страшный суд» Васнецова на западной стене надолго приковывает внимание, на восточной стене мозаика по эскизам Васнецова: золотыми нимбами сияет Богородица в окружении ангелов . (Кстати, недавно услышала от экскурсовода, что самая большая фреска на тему Страшного суда находится у нас в Вологде, в Софийском соборе).
А правит бал здесь все-таки хрусталь: прозрачный и цветной, сверкающий на гранях снежными бликами, искрящийся, отлитый в разнообразные формы, позволяющий художникам воплотить самые тонкие образы. Сравнение с балом уместно и по тому, что под высокими сводами все время звучит негромкая классическая музыка
«Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала», - поется в известной песне «Напрасные слова». Здесь колдовство разлито по всем сосудам. «Колдовство», настоенное на таланте, фантазии, любви к своему делу.
Самая объемная композиция называется «Гимн стеклу». Гусь-Хрустальный и должен петь гимну стеклу, так как уже со второй половины 18-го века стал центром стеклоделия в России, благодаря промышленнику Акиму Мальцову, который основал здесь первый стекольный завод.
Памятник А. Мальцову стоит в парке рядом с музеем. Думаю, это самое красивое место в городе – здание музея и парк вокруг него.
Похожий на сказочный терем, построенный в русском стиле по проекту одного из лучших архитекторов России Л.Н. Бенуа, Георгиевский собор должен был приносить славу городу, (как, например, славит свой город Пизанская башня), по замыслу Ю.С. Нечаева- Мальцова, в чьи руки перешло стекольное дело в конце 19-го-начале 20-го века.
Не перестаю удивляться щедрости русских меценатов. С тех давних пор никто не построил на свои средства роскошнее здания, чем дореволюционные купцы-промышленники здесь, или в маленьком ярославском Кукобое, или у нас в Вологде, да и по всей России.
Судьба собора, увы, сходна с судьбой многих храмов в нашей стране. После революции его закрыли, обезглавили, использовали под разные нужды: школа, кинотеатр, склад. Самое причудливое заведение, что здесь квартировало, – это Дворец Труда имени Л. Троцкого.
Мы приехали в город уже после обеда, поэтому, к сожалению, успели побывать только в этом хрустальном царстве. После 17-00 часов все остальные выставки и музеи закрылись. Нам оставалось только погулять по центру, посмотреть на торговые ряды, зайти в действующий собор и отправиться на ночевку в гостиницу. Тем более, что к вечеру стал крепчать мороз. Зима не отступала, несмотря на дату в календаре – был конец марта. К утру наша машина вся покрылась инеем, хотя солнце светило по-весеннему весело.
И вот по совершенно новой для нас дороге мы помчались в сторону Рязани. День обещал быть совершенно ослепительным: небо синело, солнце слепило, березки по краям становились все белоствольнее. Мы врезались в самое сердце Мещерского края, который так любил К.Г. Паустовский.
С прямой дороги в Рязань нас увел указатель «Музей А.И. Солженицына», который встретился где-то на полпути к конечной цели.
Ясно, мы свернули по указателю направо и «побродили» по местным, вполне проезжим дорогам, разыскивая Мезиновку. Сначала мы ее проскочили, увлекаясь все дальше в довольно безлюдные мещерские края.
Мезиновское оказалось большим селом. Памятник бывшему учителю местной школы, а позже Нобелевскому лауреату, писателю с мировым именем А.И. Солженицыну установлен рядом со школой. Тут же, в школьном дворе , аккуратная небольшая изба, судя по табличке – той самой Матрены, героини рассказа «Матренин двор». Читала, что избу перевезли из родной Матрениной деревни, но выглядит она как-то новодельно.
Школа носит имя А.И. Солженицына. Будущий писатель проработал здесь год учителем математики, а много позже, вернувшись на родину, приезжал к мезиновцам вместе с женой. Слова «Лауреат Нобелевской премии» на памятной доске в тихую окружающую картину совершенно не вписывались.
В Мезиновском стояла еще совершенная зима, хотя и с синими мартовскими тенями на снегу. Тропинка прямо от школьной калитки вела куда-то в лес. В школе, наверное, шел урок, потому что в окно на меня смотрела только одно веселое девчоночье личико.
В Рязань меня звали иные имена, поэтому надолго в Мезиновском мы не задержались и посчитали такую неожиданную встречу с именем А.И. Солженицына дополнительным бонусом к нашей поездке.
Вернувшись на основную дорогу, мы весело устремились в Рязанскую область. День разгорался все ярче. Снег уходил на глазах. Увы, попрощавшись с Владимирской областью и вступив на Рязанщину, мы пожалели, что весна так разошлась.Из выбоин на дороге летела грязная вода. Ею нас щедро окатывали встречные машины. В маленький городок Спас-Клепики, уже есенинское место – тут Сергей Есенин три года учился в учительской школе, тут подружился с Григорием Панфиловым - мы вкатили чумазые и слегка озадаченные. Дорога между Владимиром и Рязанью как-то уж чересчур развалилась. Хотя мы, вологжане, дорогами не избалованы. К слову сказать, ближе к Рязани трасса стала лучше, а в направлении Москвы она совсем приличная.
«Лучше б морозцем все прихватило», - ворчала я. «Бойтесь своих желаний! Они могут исполниться» - не зря предупреждали мудрые люди. В солнечную Рязань мы въехали в районе обеда. По пути к гостиницу я с удовольствием разглядывала залитые солнцем улицы и людей в легкой одежде. Но уже через пару часов картина кардинально изменилась. Началась метель, в считанные минуты накрывшая город снежным одеялом.
На следующий день нас ждало Константиново. Нам оно явилось в «снежной замяти». Но зато мы были единственными посетителями во всех музеях Есенинского заповедника. Думаю, нам повезло. Мы не увидели ни заорганизованности, ни сутолоки, о которых порой пишут туристы. Константиново принадлежало только нам. Широкая центральная улица была совершенно пуста. И на берегу Оки, у часовни, не было очереди из желающих сфотографироваться в этом живописнейшем месте.
Нас одних встречали в восстановленном доме Лидии Кашиной – ныне музее поэмы «Анна Снегина». С нами могла доверительно, вполголоса, обсудить тему смерти поэта служительница в Литературном музее. А в родном доме поэта мы могли сколько угодно стоять в горнице или в сенях. В небольшой избе нас было всего трое – мы с мужем и очень пожилая смотрительница.
Константиново все – музей. В местной церкви поэта крестили, на кладбище лежат его предки. Дом, в котором он родился, правда, в 1922 году сгорел, и был отстроен на деньги поэта незадолго до его смерти. Зимой 1924-го года именно тут гостила Галина Бениславская, здесь она писала письмо любимому:
«Чуете, Сергей Александрович, откуда пишу? Небось и невдомек!
Ну да! Я сейчас сижу в Константинове, у Ваших в новом доме, только что пили чай, о Вас толковали…. Дом уже отстроен — сегодня перебрались в него совсем. Топим печь и лежанку — сейчас тихо, тепло. Мать и отец улеглись — отец на печи, Катя и Шура ушли ‹...›, а я вот за письмо села».
Недалеко от дома Есениных, на той же улицы стоит деревянная школа. Правда, здание земской школы, в которой начал свое обучение мальчик Сережа Есенин, было утрачено. Сейчас выстроена его точная копия. . В светлом большом классе, по словам смотрительницы, для детей проводят урок-игру, знакомят их с учебной программой, которая была во времена детства поэта. Взрослые могут лишь посидеть за партой в приступе ностальгии или рассмотреть экспонаты, связанные с поэтом(например, молитвослов, выданный Сереже Есенины за успехи в учебе), учебные книги и программы того времени.
Школа, церковь, усадьба Кашиной – все рядом. Все в этот день было накрыто метельной сеткой. Белые березы не сияли серебром - солнце закрыли серые тучи. Поэтому вспоминаются иные строки:
А по двору метелица
Ковром шелковым стелется,
Но больно холодна.
Воробышки игривые,
Как детки сиротливые,
Прижались у окна.
После трагической смерти поэта в дом Есениных устремился поток почитателей. Сначала гостей встречала мать Татьяна Федоровна, потом сестры. Есенин был нужен людям, они оставляли отзывы, пожелания, чтобы здесь сделали музей.
Воплотилась эта мечта в реальность в 1965 году. Теперь родовой дом Есенина – важнейшая, но не единственная часть есенинского маршрута в Константиново. Повторюсь, все Константиново – это памятник поэту: деревенская улица, бальзамический тополь, посаженный Есениным в 1924 году, усадьба Кашиной, раскидистые березы, белая Казанская церковь, высокие берега Оки, покой и простор пейзажа…
Здесь, переходя из музея в музей, можно проследить весь жизненный путь поэта, от первых прописей до посмертной маски. Многие экспонаты подлинные: «шушун» Татьяны Федоровны, цилиндр, привезенный Есениным из-за границы, диван из особняка Дункан на Пречистенке. Много документов, автографов. Так на афише Таганки можно прочитать надписи, сделанные Ю.Любимовым, В. Высоцким, Б. Хмельницким.
В доме Кашиной воссозданы интерьеры усадьбы. В восстановлении дома принимал активное участие сын Лидии Ивановны. Многие вещи отданы в музей жителями села.
Мне кажется, я поняла, почему поэт так преданно любил свою сторону. В Константиново уютно и привольно. Да, не было понимания с родителями, да, раздражали его иногда земляки, да и он, «Сергун», своими чудачествами вызывал их недоумение, но тянуло его сюда неудержимо. Здесь он черпал свою силу.
Опять я теплой грустью болен
От овсяного ветерка.
И на известку колоколен
Невольно крестится рука.
О Русь, малиновое поле
И синь, упавшая в реку,
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.
Холодной скорби не измерить,
Ты на туманном берегу.
Но не любить тебя, не верить —
Я научиться не могу.
И не отдам я эти цепи
И не расстанусь с долгим сном,
Когда звенят родные степи
Молитвословным ковылем.
Из Константинова мы решили доехать до Пощупова. Мальчиком Сережа Есенин через луга ходил туда с бабушкой в Свято-Иоанно-Богословский монастырь.
Часть нашего пути прошла в совершенной молочной мути. «Буря смешала землю с небом», - была в 60-е годы такая популярная песня. Сам Есенин не раз описывал буранные поездки:
Скачет конь, простору много,
Валит снег и стелет шаль.
Бесконечная дорога
Убегает лентой вдаль.
Рядом с Пощуповым бесконечные яблоневые сады. Когда они цветут, тут, наверное, такая красота – уму непостижимо! «Белых яблонь дым» - конечно, эти слова родом из детства Есенина.
Но нам достался не дым яблонь, а хлесткий ветер с Оки. Мороз усилился, поэтому всеми красотами древнего монастыря мы насладиться не смогли. А ведь , по легенде, в конце 12-го-начале 13-го века здесь явился перед войском Батыя Иоанн Богослов и остановил нашествие. Правда, за минувшие столетья монастырь все-таки горел и был отстроен заново. Чудотворная икона Иоанна Богослова бесследно исчезла.
Но сейчас монастырь в расцвете. Отреставрирован на славу. Читала, что в нем есть костница – почти как в Европе. Но в такой холод мы ее даже не стали искать, а зашли лишь в Успенский собор полюбоваться фарфоровым иконостасом (некоторые пишут – фаянсовый, но лучше думать – фарфоровый). Иконостас, действительно, чудесный, весь словно в мерцающей золотисто-голубоватой дымке. Мне кажется, я больше нигде не видела подобного, по крайней мере – не помню. Когда мы вышли из церкви, снег утих, но сил на дальнейшую прогулку уже не было, о чем я теперь жалею. Купив в церковной лавке подарки близким, мы двинулись в Рязань.