Катастрофа в рассрочку

Яаков Менакер
     К А Т А С Т Р О Ф А   в   Р А С С Р О Ч К У.

     Попав из Советского Союза в США, я, естественно, с жадностью стал читать выходящие на Западе русские газеты и журналы. И вот, в прошлогоднем номере "Посева" № 8 за 1983 г.) обнаружил статью Я. Менакера "Уральская Хиросима".

     В статье рассказывается о взрыве в конце 50-х годов на сверхсекретном объекте около Челябинска и о последствиях взрыва: радиоактивном заражении громадного района, гибели людей, животных, природы.

     Я эти места тоже хоро¬шо знаю и, читая статью, очень взволновался, перебирая в памяти те годы.

     То, о чем рассказано в посевской статье, верно, но, естественно, ни ее автор, ни другие простые смертные из тех мест не знали и не знают подлинных размеров катастрофы, многие из виновников которой не только не попали под суд, но продолжают занимать высокие места в партийном и правительственном аппарате, в то время, как в зара¬женном районе и сегодня продолжают уми¬рать люди.

     Неверно считать, как это делают многие, что и взрыв, и страшные его последствия уже в прошлом. Ведь мы то и дело узнаем из печати, что американские атомные бомбы, сброшенные в 1945 г. на Нагасаки и Хиро¬симу, до сих пор продолжают калечить и убивать людей.

     Так и наш, советский взрыв, к тому же, надо думать, более "грязный", чем американские, и происшедший лет на 12 позже, до сих пор калечит и уносит на тот свет людей. Только о японцах говорит весь мир, и, прежде всего сами американцы, а нащем хранят гробовое молчание, а те, кто нарушает, плохо кончают.

     Благодаря знакомым и друзьям, я до сравнительно недавнего времени довольно хорошо был знаком с объектом, на котором лучше, чем где бы то ни было, знают, что „уральская Хиросима" продолжается и сегодня, что это – катастрофа в рассроч¬ку.

     Место это называется Челябинская областная клиническая больница. Расположена она в нескольких зданиях. Немалая часть из них построена еще до войны. Многие  здания – двухэтажные, соединены между собой переходами. Из них создано подобие комплекса разных отделений.

     Упираются эти соединенные между собой двухэтажные здания в четырехэтажное, тоже довоенной постройки, в котором расположены следующие отделения: 4 этаж – нервное и эндокринологическое (клинические); 3 этаж – кардиологическое, гематологиче¬ское, пульмонологическое (клинические); 2 этаж – сосудистая и кардиологическая хирургия (клинические); 1 этаж – физиотерапевтическое (клиническое) и нейрохирургическое (неклиническое).

     Как видите, одно лишь нейрохирургиче¬ское отделение не имеет клиники, то есть там не ведется исследовательской и препо¬давательской (со студентами) работы. (Нет в Челябинском мединституте и кафедры нейрохирургии.)

     Именно в этом отделении – его называют "отделением смерти" – и лежат жертвы радиации, возникшей в северо-западной части Челябинской области вследствие взрыва на кыштымском объекте и существующей до сих пор.

     Консультантами, высококвалифицированными специалистами Челябинское отделение нейрохирургии не обеспечено; они бывают тут изредка, приезжая из Свердловского медицинского института. Еще реже – из Ленинградского института нейрохирур¬гии.

     Отделение находится в крыле здания. В нем 10 больничных палат (2 из них находятся в ведении пульмонологического отделения), 2 комнаты – под операционной; по одной небольшой комнате занимают перевязочная, процедурная и рентген-кабинет.

     Там же кабинет заведующего отделением, ординаторская и две миниатюрные комнатки под раздаточную и столовую; длинным узким коридором проходят в общий туалет, разделенный фанерной перегородкой.

     В холодное время года (а на Южном Урале это почти 6 месяцев) в туалете тоже холодно. Этаж, где размещено это отделение, – почти в аварийном состоянии из-за ветхости здания и примитивности его внутренней планировки. Теснота, плохие вентиляция, водоснабжение, отопление, канализация.

     А ведь в отделении лежат тяжелобольные люди. К этому еще следует прибавить круглосуточный шум автотранспорта: больница находится вблизи одной из главных магистралей города.

     В отделении постоянно находится около 70 больных. Около 60 из них лежат в палатах по 7–10 человек. Остальные – в коридоре. Железные койки поставлены одна возле другой – к больному трудно подойти.

     Нейрохирурги: Анатолий Кузьмич Поляков (заведующий отделением), Манаков (имя и отчество я забыл), Евгений Петрович Дзюба, Петр Евгеньевич Замараев, Юрий Николаевич Сафонов; невропатолог Александра Федоровна Глущенко, старшая сестра отделения Зоя Михайловна, старшая операционная сестра Анна Петровна, процедурные, 15 дежурных сестер, 3 санитарки – работают в напряженном темпе, делая всевозможное, чтобы облегчить участь несчастных, попавших в это "отделение смерти".

     Лежат в отделении люди самых разных возрастов, начиная с малых детей, рожденных с гидроцефалией головы, и кончая стариками. У большинства больных в головном, реже в спинном, мозге обнаружена злокачественная раковая опухоль (чаще меланобластома, реже астроцитома).

     Заболевания сопровождаются нарушением координации движений, сильными головными боля¬ми, потерей сознания, высоким кровяным давлением, слепотой.

     Чаще всего это жители Аргаяшского, Каслинского, Сосновского (райцентр Долгодеревенское), Красноармейского (райцентр Миасское), Кунашакского районов и бывшие жители ликвидированных в 1957–58 гг. Багарякского и Бродокалмацкого районов.

     То есть местности, расположенной по обе стороны реки Теча, пораженной радиацией в 1957-58 гг., а также населенного пункта Петровский, что в 15 км от Челябинска, куда были переселены жители из пораженных радиацией Бродокалмацкого и Багарякского районов.

     Люди, у которых поражена голова, умирают раньше, чем те, у которых поражены другие органы. Указанное отделение – единственное место в Челябинской области, где их пытаются спасти. Других размещают в областном и городском онкологических диспансерах. Но о них я знаю гораздо меньше.

     Мало известно, например, что происходит в трех или четырех одноэтажных больничных корпусах, хотя они находятся всего в 50–60 метрах от нейрохирургического отделения.

     В этих зданиях находится Филиал института биофизики (ФИБ), центр которого в Москве. Тут имеется и клиническое отделение (не знаю, к какой кафедре медицинского института оно относится).

     Весь этот объект строго охраняется ведомственной охраной Управления МВД Челябинской области, и пройти туда можно только по специальному пропуску.

     Считают, что там до сих пор изучают больных, подвергшихся непосредственному облучению от взрыва. Один такой больной попал, было в отделение нейрохирургии, но его скоро убрали, так как он своим видом обращал на себя общее внимание.

     У таких людей, как правило, выпали все волосы, тело их покрыто пятнами, части тела постепенно отмирают. Один мой знакомый иногда по делу получал пропуск в ФИБ, видел облученных и даже с некоторыми из них смог поговорить.

     Средства, которыми располагают врачи в нейрохирургическом отделении – мизерны. Фактически больных не спасают. В некоторых случаях облегчают смерть, а в большин¬стве – продлевают мучительное течение болезни.

     Больной поступает в отделение не тогда, когда он впервые пожаловался на боль, а тогда, когда освобождается койка.

     Диагноз ставят при помощи люмбальной пункции спинного мозга, пневмоэнцефаграфии, ангиографии, вентрикулографии. Эти процедуры мучительны и производятся примитивным методом, так как современных оборудования и аппаратуры нет.               

     На Западе давно отказались от пневмоэнцефалографии, сопряженной с риском смертельного исхода или пожизненного паралича ног, а в Челябинске все еще продолжают ее применять.

     Правда, есть в отделении очень дорогая, купленная в Японии аппаратура для проведения электроэнцефалограмм (ЭЭГ). Но обслуживают еевсего два человека, которых специально посылали обучаться в Японию.

     Двое с объемом работы не могут справиться, а еще, если один из них болен, его некем заменить. Вот и приходится больным месяцами ждать своей очереди. К тому же для этой установки не оказалось места внизу и ее поместили на 4 этаже – приходится тяжелобольных носить туда.

     После установления диагноза больному делают трепанацию черепа и удаляют опухоль. Операции продолжаются по 6-10 часов – и больного не всегда снимают живым с операционного стола.

     Причина та же: нет в достаточном количестве необходимого инструмента, оборудования, медикаментов и т. д. и т. п.

     Об этом неоднократно говорили мои друзья и называли имена умерших на операционном столе или вскоре после операции. Запомнился мне рассказ про Таню Моисееву из Аргаяша, которая умерла на операционном столе во время трепанации черепа. Ей было 5 лет.

     На операционном столе умер 35-летний Владимир Коробейников из Каелей – тоже во время трепанации черепа. Трехлетней Кате Соломатиной – она тоже была из Каслей – удалили опухоль головно¬го мозга, потом мать привозила ее на рентгенотерапию и рассказывала, что отпаивает ребенка настоем из уральской облепихи и что это помогает. Но бедная женщина обманывала саму себя – Катя вскоре умерла.

     Из-за отсутствия специального помещения прооперированного чаще всего помещают в общую палату. Умирающие лежат тоже в общих палатах, так как специальных палат для них нет.

     Обезболивающие средства после операции выдаются только 2 раза – утром и вечером. Эта норма кем-то установлена и не может быть нарушена даже в безнадежных случаях, когда надо облегчить смерть человека.

     В отделении просто нет обезболивающего, оно выдается из больничной аптеки поименно – для такого-то больного. Таблетки также выдаются строго по количеству больных. Нередко вообще не выдаются, так как их нет в аптеке.

     Питание в отделении, как и во всей больнице, – ужасное. Пища холодная, невкусная, порции мизерные.

     Все знают, вследствие чего возникают эти опухоли и иные болезни, но если кто и решается говорить об этом, то только шепотом – и простые люди, и высокие партийцы.

     Как-то, лет 6 тому назад, заболел директор Златоустовского металлургического комбината им. Ленина. У него был менингит, но подозревалась также опухоль головного мозга, и он попал в нейрохирургическое отделение.

     Однажды он сидел вместе с секретарем парторганизации своего комбината (один из них по фамилии Зайцев, но не помню, кто именно), а вдоль стены ощупью двигался ослепший от злокачественной опухоли мозга 14-летний мальчик из Аргаяша.

     Парторг спросил у директора: "Отчего это он ослеп?" – "Так ведь он из Аргаяшского района, что ты не знаешь, какие там последствия от тех взрывов в 1957 году?" И оба тут же умолкли.

     Кстати, попал этот важный директор в отделение для простых смертных лишь потому, что у него подозревалась опухоль. Вообще же попадают они в Челябинскую областную больницу № 2, расположенную всего в 200-300 метрах от первой в новеньких корпусах.

     Люди называют ее "Обкомовская". Там светлые большие палаты, в которых всего по 2 койки. Там не приходится ждать очереди – есть и оборудование, и аппаратура, и медикаменты, достаточно врачей и обслуживающего персонала.

     Питание курортное и вдобавок – специальный магазин, где "товарищи руководители" могут приобрести и всякие деликатесы и импортные сигареты – чего, конечно, в свободной продаже нет.

     Вот так оно получается. Те, по вине которых произошла эта гигантская катастрофа, почувствовав недомогание или просто, что¬бы понежиться недельку-две, забираются в обкомовскую больницу, а потом получают путевку на курорт.

     А те, кто стал жертвой этой катастрофы и попал в нейрохирургическое отделение, – получают совсем другую путевку. Некоторые – уже на операционном столе, другие – через несколько месяцев мучительного существования...


     Впервые опубликовано в августе 1984 года в журнале «П О С Е В» № 8, Франкфурт н/М, ФРГ.