Обычная работа

Зинаида Егорова
Обычная работа

(Посвящается В. М.)
И мерцает в небе зыбком
Европейская луна…

Поздно вечером уже все знали – завтра начнётся. Хотя это самое «начнётся» касалось исполнения патриотического долга, но оно по-прежнему имело слабые очертания и расплывалось в сознании при малейшей попытке обрисовать картину предстоящей военной операции. После объявления боевой тревоги наш танковый батальон получил приказ на выдвижение в сторону Праги. Мы шли через горы.  Всю ночь. Кромешная тьма, разбавленная  светом мерцающих звёзд, слабое свечение узкой горной дороги вписались в мою память на всю жизнь, ведь это был первый взгляд молодого солдата на чужую территорию после призыва в армию. Горы предостерегающе шептали «Остановитесь!», но мы не понимали по-чешски.

Зубков (Зуб), механик-водитель, с азартом управлял боевой машиной, лихо сбавляя скорость на поворотах и плавно управляя динамикой танка на крутых подъёмах. Ехали молча, с выключенными фарами, лишь биение сердец разрывало таинственную тишину гор. Дорога дрожала, и неспроста: пару танков не удалось сберечь – скатились в темноту обрыва. Первый страх, подпитываемый скрежетом гусениц движущихся в пропасть танков, заглушило небо. Оно поменяло свою окраску за то время, пока тягачи БАТ вытаскивали танки из обрыва, но расщелины и склоны гор по-прежнему скрывали свои живописные пейзажи, лишь вершины принимали самые невероятные формы и очертания. Озираясь по сторонам, страх сменился любопытством, которое не покидало нас до самого конца секретной операции.

В пять утра машина замедлила ход – колонна медленно въезжала в окрестности столицы. «Смотри!» вырвалось у наводчика Захара. «Столичная штучка!».  Штучкой оказалась полусонная молодая женщина, распахнувшая окно навстречу утру и оторопело уставившаяся на грозное в своём дружном грохотании шествие колонн танков, БТР, автомобилей и мотоциклов. Белые волосы ниспадали на мирно дышащую грудь. Глаза вспыхнули, словно голубые васильки, и то смятение, которое отражалось в них, я долго не мог забыть.

 Город просыпался. Агрессивно настроенная молодёжь рвалась к машинам, выкрикивая оскорбительные слова. В руках палки, камни и коктейли Молотова. Впереди вспыхнул танк 212 – какой-то студент впрыгнул на бочку с горючим, пробил её ломом и облил соляркой. Снаряды, лимонки, ящики – всё запылало, взметнулось в небо, и тучи осколков накрыли защитников социалистического содружества, искренне убеждённых в правоте своего дела. Пока толпы народа теснили боевую технику, размахивали угрожающе плакатами сомнительного толка: «Ленин, проснись! Брежнев сошёл с ума!», «Оккупанты – стреляйте!», в головах каждого из нас призывно звучали приказы советского командования: « С честью и достоинством выполняйте свои воинские обязанности, и смотрите - враг не дремлет! Все вы с оружием, но оружие применять только по мере необходимой защиты мирных граждан…», et patati, et patata… И в нас вырабатывался стойкий иммунитет к «контрреволюционной заразе». На следующий день чехи окружили нас и развернули плакаты с лозунгами «Свободу Чехословакии», «Мы теряем лучших друзей». И тут я снова увидел её – беловолосую и голубоглазую. Это была, по всей вероятности, студентка. Я протянул ей руку и крикнул: «Разрешите познакомиться!». Судя по вспыхнувшим глазам, она не возражала и неуверенно протянула мне небольшой пакетик. Там была еда. «Хлебичек» - услышал я её слова. Рядом стоящий парень сердито оттолкнул её, затем, заслонив собою, начал выкрикивать непонятные, явно оскорбительные слова. Гул стоял невообразимый, но я смог различить, что хотели сказать её губы. Что-то вроде «Се опатруйте». Тогда я ещё не знал, что это означает «Береги себя», но я знал твёрдо, что когда-нибудь  найду её.

И сегодня, когда меня спрашивают, почему я ничего не рассказываю о тех событиях, свидетельством которых являются осколки от подкалиберных снарядов, засевшие в моих теперь уже бесчувственных ногах,  и почему я, сержант Петраковского полка, не имею звания «Ветеран войны»,  моя любимая Ева, совсем уже беловолосая и всё та же голубоглазая, достаёт  мой военный билет из «дембельского чемодана» и молча открывает его. «Чист, зде напсано» («Читайте. Здесь написано»): «В военных действиях не принимал участия. Ранений нет.»

Обычная работа. Ведь не стреляли даже. И медалей за это не полагается… Жаль, что на территории дислокации ни один кирпич не уцелел, одна только стела с часами. А погода там сейчас такая же, как и у нас в Москве, + 4. Потепление…