Летописец

Михаил Захарович Шаповалов
 «Буду писать летопись, – решил как-то, вернувшись из школы Ваня Курочкин. – Были же когда-то русские летописцы. В монастырях они свои летописи писали и были не менее уважаемыми людьми, чем, например, воины, ремесленники, купцы или царские повара. Про летописцев даже в учебниках истории пишут, и в научных книгах. Вот и про меня когда-нибудь напишут в школьном учебнике: Жил в начале третьего тысячелетия летописец Иван Курочкин, ученик третьего класса школы номер пять. Дескать, прославил он своё время своими летописями».
       Ваня взял новую школьную тетрадь и на первой странице написал ручкой:
                Иван Курочкин
                Летопись
       Получилось очень красиво.
       Потом Ваня задумался. Что же такое необыкновенное он должен рассказать далёким потомкам, чтобы им было через тысячу лет интересно читать?
       "О прошлом – что писать, неинтересно, – высокомерно думал Ваня. – Тогда жили отсталые люди, они даже не знали, что Земля круглая".
       Честно сказать, в глубине души Ваня считал, что до его появления на свет, на земле цивилизации не было.
       Недавно Ваня прочитал в энциклопедии, что все летописи обычно начинаются одинаковыми словами: «В лето…», (то есть, в году таком-то, поэтому их авторов и назвали летописцами), а дальше уж летописец начинает рассказывать о героях и бурных событиях своего времени. И Ваня, с красной строки, написал эти слова: «В лето…». 
       Написал и опять задумался.
       На улице моросил весенний дождик. Низкие тучи, как дырявые серые мешки ползли по небу. Скучноватый пейзаж…
       Тут хлопнула входная дверь. Это домой вернулась мама. Она заглянула к Ване, потом пошла на кухню и загремела посудой.
       – Ваня, ты обедал? – спросила мама.
       – Обедал, – притворно бодро заверил Ваня.
       – Не верю! – сказала строго мама. – Сколько супа было в кастрюле, столько и осталось. Ну-ка, иди, садись за стол, поедим вместе. И не делай кислую гримасу. Быстро!
       – Сейчас приду! – крикнул Ваня и закрыл тетрадку. – Всё время, вот так, какой-нибудь чепухой от важного дела отрывают, – с грустью подумал он и решил. – Не буду я писать летопись. Устаревший это жанр. Я, когда вырасту, лучше мемуары напишу.