Мой второй рейс на МБ-0371 «Нарочь». Я с теплотой, и хорошим настроением вспоминаю прошедшие годы моей молодости. Часть экипажа ушла в отпуска и на отгулы, а выходных дней у моряков набиралось за рейсы не мало. Впереди все лето. В те годы, если уходишь в отпуск весной, то считай, возвращались только к сентябрю. Отпуск у нас составлял 52 рабочих дня, плюс отгул выходных дней, плюс дорога. И денег на все время хватало, моряки-рыбаки неплохо зарабатывали.
На судно пришел новый капитан, опытный промысловик Баев Василий Иванович.
Начальник радиостанции Александр Муст, и ЭРНП (электрорадионавигатор) Александр Герасименко-очень грамотные специалисты, отходившие в море уже много лет, мне было, у кого перенимать опыт. Рейс намечался интересный, с обязательным заходом в иностранный порт. По рейсовому заданию, мы должны были отработать в Баренцевом море, перейти в Канадскую зону, на БНБ, и также отработать на банке Флемиш-кап. Рейсовое задание на 139 суток.
На судовом собрании, я с удивлением увидел, нашего судового врача, значит, доктор не списался, и снова идет в рейс, который в подряд интересно, четвертый или пятый?
Как я писал ранее, что то было в глазах доктора, что показалось мне не совсем нормальным. Но об этом я расскажу чуть позже.
Экипаж у нас был большой, полный. На камбузе был повар, второй повар, пекарь. Прачка - или машинист по стирке белья. Обязательно помополит - помощник капитана по политчасти. На судне существовала комсомольская первичная организация, и партийная ячейка, обычно, на переходах и собирались различные собрания, для отчета проведенной работы помополита. Также на общесудовом собрании выбирали профсоюзный судовой комитет, неизменным председателем которого обычно был начальник радиостанции судна.
Задача судового комитета, как правило, разбирать судовые конфликты, если они случались, и распределять ежемесячные денежные премии, организовывать социалистическое соревнования, между подразделениями судна. Проведение свободного времени моряков, а оно в те годы было, была большая судовая библиотека, киноустановка, настольные игры. К праздникам, большим, таким как Новый год, и День Рыбака, обычно устраивали концерт самодеятельности. Среди сотни человек экипажа, всегда находились таланты. И еще в те годы в море в основном ходила молодежь, так средний возраст экипажа был 21-24 года. Чуть постарше были командиры служб, это капитан-директор - кэп, мастер, старший механик - дед.
У нас было три лицензии на вылов рыбы в трех разных районах. Впереди был переход через Атлантический океан.
Чем дальше мы уходили на Запад, тем хуже становилась связь с Мурманским радиоцентром, приходилось искать свободные рц, куда можно было передавать сводки, и частные радиограммы, хорошо выручал радиоцентр Калининграда и Клайпеды. На переходе почти каждый день мы переводили часы, но радисты то на судне живут все равно по московскому времени. Все РЦ работают по Москве, т.е. все наше расписание, обязательных сроков связи в московском времени.
Только мы прибыли в зону Канады, поставили первый трал, на горизонте появился самолет, он сделал круг над нами, потом развернувшись, резко снизил скорость, и буквально пролетел над самыми мачтами, выбросив нам на палубу, пачку листовок. Все конечно наблюдали над его полетом. Увидев, что на палубу упали листовки, на палубу помчался помполит, с криком ничего не трогать! Он в силу своей специфики сразу подумал о враждебной акции. А это были просто листовки, на пяти языках, и карта района, где проходят трансатлантические кабеля связи.
Помысел мы вели пелагическим тралом, поэтому в свободное от вахты время, я с навигатором проводил на палубе, а в чем было дело? Для контроля раскрытия трала, к его верхней подборе, навешивается выносная акустическая антенна, которая через тонкий кабель и специальную лебедку, связывает антенну с поисковым прибором. На мостике штурман, по прибору видит, как опускается трал, и самое главное раскрылся ли он. Если на эхолоте видно косяк рыбы, например на глубине 200 метров, то травят 600-800 метров стальных ваеров, и столько же метров кабеля ИГЭК. На другом приборе сигнал от выносной антенны, показывает нижнюю и верхнюю подбору трала, также косяк рыбы, если он попадает в трал. Приборов наполнения мешка трала, тогда еще не было, так что определить, сколько рыбы в трале, только по показаниям прибора, примерно, считая, сколько косячков рыбы зашло.
Пелагический трал, это довольно большое устройство, с множеством разных частей. При раскрытии трала 50-60 метров только в высоту. Ну, в общем, когда трал выбирают, на палубе оказывается куча различных веревок, тросов, и среди них «наш» кабель связи. Он состоит из центральной жилы, по которой идет сигнал, изоляционного слоя и защитной стальной оплетки.
Вот эта оплетка и вводила моряков-палубников в заблуждение, они считали, что это просто стальной кабель. И обращались с ним соответственно. Основные повреждения кабеля были на палубе, то перегнут его, то случайно ударят кувалдой, и все. Кабель приходиться ремонтировать, а это довольно таки сложная, и трудозатрадная операция. Существовало много различных способов восстановления его. Я приходил на промысловую палубу, помогал Александру ремонтировать кабель, и заодно перенимал опыт. Так как вполне понимал, все это мне пригодится, когда я стану начальником радиостанции. Вот такое отступление.
Рейс тем временем продолжался. Мы пришли к канадским берегам, приняли на борт канадского инспектора, который должен следить за нашей работой в их зоне. Он немного говорил по-русски, сначала стеснялся или боялся нас, советских людей. Но очень быстро привык к нам, своими глазами увидел, что народ у нас добрый и веселый. Питался он с нами, в кают-компании. Ему очень понравилась наша русская кухня, но сначала он ел все без хлеба. Мы в кают-компании, поинтересовались, а что ж, хлебушек не ешь, у нас хороший пекарь, и хлеб делает вкусный. Инспектор объяснил нам, если мы его правильно поняли, хлеб в Канаде дорогой, и он боится привыкнуть кушать все с хлебом, как мы. Но со-временем и он все ел с хлебом.
Инспектор ходил на рыб фабрику, что то записывал, смотрел, какая попадается рыба, ее размер. У него с собой была очень толстая книга - справочник, всех рыб, которые известны. Я этот справочник, с цветными иллюстрациями посмотрел, удивился, сколько же разных рыб в океане. Больше никогда я такого полного справочника по рыбам не встречал.
Месяц он пробыл с нами, и расставался с сожалением, по всему видно было, что ему понравилось находиться на борту нашего судна.
Ведь в те годы "холодной войны", представление о советских людях, формировалось западной прессой совершенно не реальное. А встретившись с нами в реальности, почти всегда иностранцы были удивлены несоответствием их представлением о нас. В дальнейшем я встречался с инспекторами, и норвежскими и шведскими, и даже японскими, и реакция у них всегда была одинаковая, с начала они с осторожностью, и даже со страхом приходили к нам на борт, а узнав и увидев поближе советских людей, конкретно их представлением резко менялось.
Канадец уехал домой, а мы сменили район промысла, ушли на банку Флемиш-кап, на добычу окуня. Окунь здесь ловился крупный, красивый. Моряки для себя отбирали «золотистый» окунь, делали балык, в машинном отделении мотористы запекали его в пергаменте – очень вкусно. Работали мы спокойно, каждый день выполняли план, и рейс постепенно перевалил за свою половину.
Немного расскажу о тех временах, на судах флота, в то время не было еще ни спутниковой аппаратуры, ни однополосных радиопередатчиков, и с домом поговорить естественно не было никакой возможности. Только радиограммы, приходили исправно. Скажу, что и этой возможностью не все пользовались, просто в силу какой-то, может стеснительностью, просто писали письма и ждали ответ. Так, что иногда спустившись на нижние палубы, вдруг встречаешь незнакомого человека. Можно было отходить целый рейс в пять месяцев, так и не узнать весь экипаж. Повторюсь, что экипаж судна был около ста человек.
Тогда на берегу у нас было почтовое отделение нр1, на улице Траловой. Которое регулярно отправляло почту в море, это были письма, посылки, периодические издания, журналы газеты. Если в Баренцево море, например Мурманрыбпром, раз в две недели отправлял почтовое судно, им был старый траулер, непригодный уже для ловли рыбы. Траулер брал почту на суда, работающие в Баренцевом и Норвежском море. Он развозил почту по промыслу две недели, заходил в Мурманск, загружал почту и выходил снова.
Мы получали большие пачки газет и журналов, посылки и письма. Приходили и так называемые звуковые письма, была такая услуга, родные записывали свои послания родным, в ДК Кирова, и на магнитофонной пленке отправляли в море.
В дальние же районы промысла, туда, где работали мы, почта также отправлялась регулярно, на танкерах доставляющих дизтопливо на промысле, на транспортных судах, которые регулярно приходили для отправки рыбопродукции.
Конечно же, мы не одни работали на промысле, здесь всегда были большие группы судов Севрыба, Запрыба, и судов с Черноморского рыбфлота. Регулярно проводились советы капитанов судов, где обменивались информацией о рыбалке, решались хозяйственные вопросы. Всем промысловым районом руководил штаб промрайона. Те, кто ходил в это время, наверняка помнят такие фамилии, как Олиниченко, Цымбалюк – начальники этих штабов.
А знаете, какой самый главный рыбопоисковый прибор на судне?
УКВ – радиостанция, именно по ней штурмана обменивались информацией, кто, где и сколько поднял, в трале рыбы. Наводили друг друга на более производительные участки в море.
На промысловом совете, начальник промрайона, отмечая лучшие подъемы рыбы,
И в конце совета предлагал лучшим судам, поработать на пеленг. Я, например, записывал номера судов, поднимался на мостик, и на радиопеленгаторе, пеленговал суда, и выдавал пеленг-сторону, где находилось судно. Штурман на промысловом судне, кроме того, что должен был наловить рыбы, всегда держал контроль над своим местоположением. А это не то, что сейчас - глянул на GPS, нанес координаты на карту. Вахтенный штурман постоянно следил за курсом судна, скоростью судна, определялся по радиомаякам, и в конце вахты, при пересмене наносил точку на карте, передавая вахту сменному штурману. А еще надо было поднять трал, следить за окружающей обстановкой – крутились, в общем. Недаром, говорят рыбак - вдвойне моряк.
Работы в то время в радиорубке хватало на всю вахту. Судно типа БМРТ, обязано было обеспечить 16 часовую вахту в эфире. Обычно моя вахта была с 12 до 16, и с 20 до 24 часов. Кроме основной работы, обязательно один приемник был включен на аварийную частоту бедствия и вызова – 500 Кгц.
На этой частоте можно было вызвать любое судно, перейти на запасную, и работать с судном. На этой же частоте в случае бедствия подавался и сигнал SOS. Когда в радиорубке не неслась вахта, включался автоматический приемник сигналов бедствия. Если сейчас вспомнить, то вся вахта была расписана буквально по часам. Утром совет, срок приема НАВИП, НАВАРЕА, Циркулярных сроков, сроки с радиоцентром, по отбору своей корреспонденции. В 1978 году, все это еще делалось в «ручную», радистам волей, неволей пришлось освоить печатную машинку, рукой уже было просто невозможно все записать. Единственно, что еще помогало, были уже у нас датчики кода Морзе. Отобрав с радиоцентра за день частные радиограммы, обычно вечером во время ужина, и пересменой вахт, я шел в радиоузел, и по общесудовой трансляции объявлял, кому есть РДО.
Расскажу еще об одном «пережитке» прошлого, которого потом не стало. Судовая лавочка. Что это такое? На судно из магазина потребкооперации, по заявке второго штурмана, доставлялись различные разнообразные товары.
На судне, же был моряк, который заведовал магазином, по-нашему, лавочкой, и моряка называли – лавочник. Покупали в лавочке под запись, потом, на берегу, второй штурман высчитывал из зарплаты. Купить можно было все: продукты питания- конфеты,печенье,мёд,варенье и другие нескоропортящиеся продукты. Карандаши,ручки,тетради. Одежда и обувь.
Мы, например, комсостав, в начале рейса сбрасывались по десятке, и на весь рейс брали конфеты и печенье. И на чай в 15 часов, и ночной чай, в кают-компании всегда было с чем попить чаю, а уж попить чайку моряки умеют.
--------------*******--------------
Закончив промысел окуня, на Флемиш-кап, нам предстоял обратный переход, в Баренцево море. Капитан, Василий Иванович, дал радиограмму на берег, запросил добро на заход в иностранный порт, для отдыха экипажа. В тот момент, для судов, например тралового флота, был заходным порт Абердин. Суда идущие с Запада на Восток, заходили туда. Мы тоже ожидали, что заход назначат в Абердин.
Буквально, на следующий срок связи, мы получили ответную радиограмму, в которой сообщалось, что нам и МБ-0372 «Невьянск», «добро» сниматься с промысла, и следовать на отдых в порт Эдинбург, с последующим переходом в Баренцево море.
Нас вызвал по УКВ-связи капитан Невьянска, и говорит Василию Ивановичу, мол, я в порт ничего не давал, а от Ревнивцев (генеральный директор флота) получил указание следовать в Эдинбург. Василий Иванович, объяснил, что это он делал запрос, и мы парой идем на заход.
Поднят последний трал с уловом. На судне наводиться порядок, все убирается, моется, где надо подкрашивается. Переход предстоит дней семь.
Опять переводим судовые часы, теперь уже в другую сторону. На переходе же отыгрываются учебные тревоги. На также предстоит отметить День Рыбака.
Помполит выявляет таланты и желающих выступить в концерте самодеятельности. А таланты, как им не найтись. Кто играет на гитаре, и поет. Рыбмастер Чирва, украинец – прочитал очень смешные стихи про тещу, на украинском языке. Все свободные от вахт, собрались в салоне команды, настроение хорошее, впереди заход в инпорт. Доктор - наш, судовой врач, весь рейс был без работы, никто не болел, травм не было, если только кто иногда попросит какую таблетку от головы. Народ молодой здоровый, какие болезни. Он вызвался играть на аккордеоне. Где-то в середине концерта, вышел, с аккордеоном, сам себя объявил – матросская песня! Народ притих в ожидании, он положил голову на аккордеон, растянул его со скрипом и замолк… прошла минута, он опять – матросская песня, все ждут, опять растянул меха, опять замер, народ в напряжении, кто то тихонько захихикал, но еще тишина, док замер, как будто сосредотачивается. Третий, раз объявил, так пафосно – матросская песня, и растянул меха аккордеона, и опять замер и замолк, тут, как говориться зал грохнул хохотом. Это был срыв. У нашего дока поехала крыша, как сейчас говорят.
Человек тронулся умом. Вот такая трагедия случилось. Но ничего страшного не произошло, просто тихое помешательство. По указанию капитана, за доктором, просто установили наблюдение. Он не был буйным. Как я писал выше, всё-таки, я правильно заметил в его глазах, что то такое, вот оно и проявилось, а концерт его, просто был как бы толчок.
В свободе его никто не ограничивал, относились к нему доброжелательно, но с осторожностью. Почему то его помешательство случилось на почве преследования КГБ? Странно, вроде поводов не было. Как то заходит, на моей вахте в радиорубке, Виктор, дай мне наушники, я - на. Приходит штурман, я ему рассказываю про дока. Он говорит, да он поднялся на пеленгаторную палубу, воткнул провод от наушников куда-то и слушает. Его спрашиваю, ты что делаешь? А он тише, говорит, передают списки нашего экипажа. Мне он начал приносить телеграммы, сначала Главному врачу Севрыбы, потом министру здравоохранения, на следующий день отправил - я, конечно, отправил не беспокойся.
Капитан дал шифрограмму в порт. Нам ответили, что по приходу в район Баренцева моря, переправят его на берег, отходящим судном, а пока просто наблюдать за ним. Телеграммы он приносил мне каждый день, писал уже в Москву, различным большим чиновникам, я их, конечно, не отправлял, а складывал с ящичек, ему же говорил, не беспокойся все отправлено, он уходил, и писал новую….
Переход заканчивается. И мы впервые за многие месяцы видим землю, зеленые берега, это Великобритания. Наше судно прошло узкими проливом Петленд-Ферт между Шотландией и Оркнейскими островами, в проливе очень сильное течение образует даже водовороты, этим мы сократили свой путь. Капитан же Невьянска, решил обогнуть Оркнейские острова, а мы повернули на юг, и на полсуток раньше подошли к заливу Ферт-оф-Форт, где нас уже ждал лоцманский катер. Лоцман пересел с катера на наш борт, и мы пошли в Эдинбург, столицу Шотландии. После того, как мы несколько месяцев не видели землю, свободные от вахт стояли на палубе и вглядывались в берега, погода стояла отличная. И вот мы подходим к самому порту, оказывается, что бы зайти на акваторию порта, надо пройти шлюз. Под руководством лоцмана, мы заходим в шлюз, за нами закрываются створки, и он заполняется водой.
Выровняв уровень воды, открываются входные створки, и мы заходим в акваторию порта. Сделано так очевидно для того, что бы большие отливы и приливы не влияли на выгрузку и погрузку судов, стоящих в порту.
Для меня это был первый заход в иностранный порт, и вообще впервые я оказался заграницей.
На судно прибыл агент, для оформления документов судна. Вся эта процедура длилась не долго, и вот уже второй штурман выдает валюту. Ни каких пограничников, таможни мы не видели, все было просто. Судно стояло у причала, а мы готовились к прогулке по городу. Здесь подошел и наш напарник по переходу Невьянск. Они на переходе шли впереди нас, но отстали, огибая острова, и шлюзовались с помощью буксира, капитан видно не рискнул самостоятельно заходить в шлюз.
Какая процедура схода на берег тогда была: создавались группы по 5-6-7 человек, подходили к помполиту, вот мы идем все вместе, помополит назначал старшего по группе, обычно это был старший по возрасту или из комсостава. Начальник радиостанции Александр Муст, нам с навигатором сказал, не спешите, пусть все уйдут, тогда мы пойдем втроем.
На судне оставались только вахтенные. Из порта был свободный выход, никакой охраны мы не увидели. Сразу начинался старинный город. Мы целый день бродили по улочкам, разглядывая старинные здания и памятники. Когда уставали ноги, заходили в бар, а их здесь было очень много. В то время моряки не носились по магазинам, денег выдавали совсем не много, на отдых хватало, а что бы купить, что то дорогое, большое нет. Покупали сувениры, я тогда впервые купил себе куртку-канадку. Огромные магазины тоже поразили меня, заходишь в такой, а там от автомобиля до любой мелочи, все найдется, у нас в стране еще не было таких торговых центров. Возвращались на судно уставшие, но довольные. Увольнение было разрешено только до 20 часов. И все группы должны были вернуться до этого времени.
На входе всех встречает помополит – спиртное запрещено, и он проверяет пакеты, что бы не принесли на борт, но разве моряка этим возьмешь? Все равно покупали и проносили на борт. Главное пьяным не попасться, а то можно было лишиться и визы.
Гуляя по городу, услышал и игру на шотландской волынке, и увидел шотландцев в пиджаках и юбках… Королевский замок, нависающий над городом, но туда мы уже не пошли, устали, на обратном пути, встретили группу палубных матросов, решили зайти в бар попить пивка. Зашли в первый, попавшийся на пути, пиво там было на любой вкус и цвет. Уселись все за один большой стол, заказали пиво, моряки тут же на столе, на простой газете разложили балык из окуня, на закусь. Официант выразил удивление, и его угостили балычком. Орешками и сухариками, мы как то не привыкли закусывать пиво. Здесь можно было и курить, и когда я спросил пепельницу, ее не было на столе, официант показал, что просто стряхивай пепел на пол, и окурок туда же. Неудобно даже как то стало. Но потом когда покурил и бросил окурок, тут же подошел человек с веником и совком и все убрал, и так каждый раз, в зале было чисто.
Да, когда заходили в пив бар, в группе моряков был парень, из какой - то нашей среднеазиатской республики, на входе попытались его не пустить. Но, мы за него заступились – это наш русский! Для заграницы еще долгие годы, после развала СССР, все мы были русскими.
В последний день захода, после прогулки по городу, с группой моряков, скинулись, у кого, сколько осталось мелочи, хватило на одну бутылку виски или водки, уже не помню, но крепкого напитка, уселись на пригорке в парке, и пустили бутылочку по кругу, что бы каждому досталось. Проходящие по тропинке люди как то странно на нас посмотрели – потом спрашивают, вы русские что ли? Ну да, это моряки с другого нашего траулера шли.
Последний вечер стоянки судна. Уже все на борту, стоянка прошла без происшествий, утром сниматься и уходить в море. Сидим в каюте пьем чай, время уже 23 часа открывается дверь, заглядывает помполит Козловский Анатолий, майора не видели? он у вас не был? Нет.
Оказывается, что случилось, майор - старший мастер лова, так его на судне называют. Вечером подошел к первому помощнику, и отпросился у него сходить на соседнее судно, Невьянск. Мол, надо по работе переговорить с их майором. Помполит отпустил его. И через некоторое время, сам пошел в гости, тоже к помполиту, сидел у него почти до 23 часов. Потом говорит, пойду майора нашего заберу, он у вас. Удивлённый взгляд коллеги, как у нас? Это наш, у вашего в гостях. Оказалось, что их обоих нет. Помполиты быстро создали группу «быстрого реагирования» из желающих прогуляться.
И отправились на поиски. Долго майоров искать не пришлось, сразу на выходе из порта, в первом же стрипбаре, были обнаружены оба моряка, они сидели с пивом и какими то подружками. А получилось вот как, еще днем они приметили, что в этом баре, есть сцена, значит, есть вечером и стриптиз, решили они, и сговорились, как незаметно покинут судно. Задали задачу помполитам, что теперь делать, в то время это был серьёзный проступок, нарушение правил. Я подсказал нашему, да замните дело, не распространяйтесь, моряки не заложат, а так вы и себе карьеру испортите, это же и вам в вину поставят - плохая работа с экипажем. А товарищ Козловский, я часто в рейсе беседовал с ним, был карьерист, по натуре. То есть, он в свои 35 лет мечтал о большой своей карьере, и мог себе этим случаем подпортить «послужной список». Кстати, впоследствии через много лет, он все-таки дорос до заместителя Генерального директора флота.
На заходе, мы на весь экипаж, за счет части скоропорта, и культмассовых денег, закупили по коробке конфет Макинтош, и по бутылке виски. На закупку скоропортящихся и свежих продуктов выделялась валюта, и ежемесячно на судно закупали свежую капусту, картошку овощи. И другие продукты, по заявке шеф-повара. Но всегда находилась возможность сэкономить валюту, и, оформив закупку продуктов, часть удавалось выкроить и на эти деньги покупалось, что то на весь экипаж. На заграничных судах, также выделялись деньги и на культмассовые мероприятия, но это были сущие копейки, их тоже обычно пускали в общую кассу на закупку подарков.
-------****-----
Рейс продолжается, переход судна на север, в Баренцево море, к родным берегам. Вот мы уже и в группе судов, работающих на мойве. Нам осталось совсем немного, набрать груз и в порт. На первом же идущем траулере, мы отправляем доктора П…ук, в порт Мурманск, не знаю, понял ли он, почему отправляют его в порт. В дальнейшем, встречая через пару лет, бывших членов нашего экипажа, я узнал, что доктора вылечили, он снова ходил в море. Как сложилась его дальнейшая судьба, я не знаю.
В рейсе мы хорошо сдружились, экипаж сложился, сработались с капитаном и штурманами, капитан Василий Иванович, звал всех в следующий рейс. Я то, оставался, потому, что мне до первого своего отпуска необходимо было отработать 11 месяцев. Остальные ребята собирались на выходные и в отпуск, остались только те, кто планировал еще идти в рейс, каждый по своим обстоятельствам. В последний момент в рейс не пошел и капитан, возникли какие-то проблемы на берегу, да и стоянка опять же планировалась всего неделю.