1. Освящение золотого крестика

Олг Николаев-Зинченко
-1-  Это было, где-то, в 2010-м. Осенью, как всегда. Потому что только осенью и приезжал Григорий в родные края по маме. И по родственникам со стороны мамы. Родные края по маме – это бескрайние степи Белгородщины, её восточной части. Недалеко от воронежских земель, а также недалеко и от Украины, от Донбасса.

А так он жил на юго-западной окраине огромного города Санкт-Петербурга. Там, где собственно Санкт-Петербург заканчивается, и начинается Ленинградская область, со своими полями, пригородными дачами и лесисто-болотистыми просторами.

Ему уже за 50, далеко за 50.  А точнее – 55. На днях - 56. Возраст почтенный. Давно позади и школа, и погранслужба. И мединститут. И работа врачом. Впереди - пенсия, старость.

Его дед по маме, тоже Григорий, сгинул на полях большой войны с германцами, точнее - с гитлеровцами. В 1941-м, где-то под городом Рославлем. Памятник-обелиск, погибшим в 1941-м, солдатам-белгородцам стоит неподалёку от Рославля, при дороге на Брянск.

Сгинул дед безвестно и незаметно, как и сотни тысяч и даже миллионы вот таких же солдат, как и он, маленьких людей большого государства, мелких винтиков огромной империи. В угоду большой политике этой империи. Империи злой, колючей, занозистой. Но всё же и родной. Погиб он в отступательных боях с иноземцами-фашистами.

И вот приехал Григорий в родные края, и остановился, как всегда, на недельку у родной тётки, у которой две уже взрослые замужние дочери, его кузины.

Тётка Марфа, младшая  единоутробная сестра мамы, живёт в своей квартире, со своим мужем, в райцентре Аль-Косеевке - небольшом городе с 40-тысячным населением. Ещё у них есть свой дом в Поменяйлах, центральном селе волости. Ранее, при коммуняках-большевиках, это называлось центральной усадьбой сельсовета.

Село Поменяйло примерно в 10 км от райцентра по асфальтовому шоссе, которое начинается в Белгороде, и идёт на Россошь.

А ещё есть маленький обезлюдевший хуторок Шапочки, который находится между райцентром, городом Аль-Косеевкой и селом Поменяйло, и в котором у них также есть свой домик с участком. К великому сожалению, не на россошанской трассе. В сторонке. Шапочки где-то в одном км от трассы.

В этом-то вся и загвоздка. В хутор нет асфальтовой дороги. Только грунтовки всевозможные. По жирному и липкому, как детский пластилин, чернозёму. Поэтому-то хутор и обезлюдел. Даже на дачный посёлок Шапочки не потянули, из-за отсутствия нормальной асфальтовой дороги, подъезда до него.

А ведь из хутора хорошо видны машины, идущие по шоссе на Россошь и Белгород. Очень живописно ночью, в темноте, когда из Шапочек видны движущиеся огоньки автомобилей, снующих по большой дороге взад-вперёд.

Этот-то хуторок Шапочки и есть родина мамы и её младшей, послевоенной, сестры Марфы - тётки Григория.

Здесь у тётки есть своя хата, небольшой домик, в котором она выросла, и который ею теперь используется в основном для хозяйственных нужд. Достался дом от матери Марфы, бабы Акулины. После её смерти.

В ней никто не живёт после ухода в другой мир бабушки Григория, мамы его мамы и его тётки. Закрыта на замок.

Вот такое вот вступление к рассказу.


-2-  Итак, приехал Григорий в родные края и захотел пожить несколько дней в родной хате, в родном хуторе мамы и тётки. Но, не тут-то было.

Тётка Марфа, по каким-то своим загадочным соображениям не впустила его жить в пустующую хату в Шапочках, а заставила его таскаться за ней. Куда она, туда и Григорий должен был ехать.

Она едет на своём авто в квартиру, в райцентр Аль-Косеевку, - и ему туда. Она едет в свой дом в Поменяйло, и ему туда же ехать. Как хвосту собачьему за ней во все стороны. В родную хату на хуторе Шапочки не пущает.

- Неча на отшибе жить, ещё напьёшься и спалишь хату, - резонно заключила она, - Погостишь и поедешь, в добрый путь, - заранее прощалась она с родным племянником, хотя он ещё второй день, как приехал.

Вобщем тётка ещё та. Крутая тётка. Такую на кривой козе не объедешь. Злобноватая тётка. Истеричная. Плаксивая.

Ей почему-то втемяшилось в её тугую голову, что Григорий хронический алкоголик. Что он пропащий алкаш и никудышный человек.

Закончить медвуз и не выбиться в начальники, это свыше её ограниченного понимания.

По её понятиям, Григорий, если бы он был стОящим человеком и специалистом, должен бы быть уже, как минимум, зав.отделения в больнице, начмедом, а то и главным врачом.

А раз этого нет, то значит - никудышный человек, никудышная личность, хоть и племянник родной. А значит и нечего с ним церемонии китайские разводить.

- Живи, где скажут, а то и вовсе убирайся восвояси. Нечего тут... атмосферу портить.

- Электрички на Воронеж каждый день бегают, по несколько раз в сутки, и утром и днём, и вечером, - это её монолог на второй день приезда Григория, - А оттуда и на Москву со своим Питером поняй с богом. Вобщем кати, куда захочешь. А мне тут не устраивай беспорядок.

Вот и весь тёткин сказ.

Григорий помалкивал. Чего ругаться-то с тёткой-самодуром. Себе дороже. Пусть её. А он погостит в родных краях и уедет. Не к ней он приехал. Что она ему? Тётка. Да и то, не совсем родная. Его мама - Григорьевна. А тётка Марфа - Петровна. От разных отцов. Отсюда и отношение к нему.

А здесь ведь всё близко, рядом, хоть пешочком расхаживай по родным полям, дыши родным кислородом. Наслаждайся, пока есть такая возможность. А тётки - они... и есть тётки. У них своя жизнь. Свои заботы. Своя правда.

Никаких таких беспорядков он конечно же не устраивал, и не собирался устраивать. Это она сказала так, в профилактическом смысле слова.

И чтобы он в Шапочки не просился. Жить там в одиночку в родной хате. Без надсмотрщиков в виде тётки Марфы и её муженька Мыколы.

А надсмотрщики над племянником Григорием, по твёрдому мнению тётки, ох как нужны. Алкаш ведь. Приехал вот, злодей, её мужа Мыколу спаивать.

Хотя муж тётки Марфы и сам прекрасно справляется, почти ежедневно, с крепкой алкогольной продукцией местных водочных заводиков. Ему заводил по употреблению водочки не требуется. Он и сам с усам. Этот дядько Мыкола.    (21.4.16. СПб)

(Продолжение следует)