Мед, пед, и замуж – таков был дальнейший путь большинства интеллигентных девочек после школы. Мама хотела, чтобы я поступила в медицинский институт. «Белая шапочка будет так красиво смотреться на твоих тёмных кудрях», - говорила она. Кроме того, мединститут считался наиболее престижным для девочек. Но документы в этот институт у меня не взяли. Дама средних лет спокойно, но твёрдо постаралась мне объяснить, что по состоянию здоровья мне будет трудно учиться, поскольку занятия по анатомии проходят на гор больнице, потом в других больницах, разбросанных по городу. Придётся долго стоять на ногах. Да и работать тоже будет очень нелегко. Женщина говорила сочувственно и доброжелательно. Я ей поверила и не стала настаивать. Отказ меня особенно не огорчил: я сомневалась, что смогу работать с больными людьми и терпеливо выслушивать их жалобы. Наверное, сказывалось воспитанное презрение к жалости, как унизительному чувству. Однако меня привлекала возможность создания новых лекарств, а также изучение психологии и психиатрии. Оставалась одна возможность: поступить в пединститут. К сожалению, я не чувствовала у себя ни литературных, ни математических способностей, а потому решила поступать на естественно - географический факультет в надежде заниматься потом лекарственными растениями.
Галя подала документы в торговый институт и смеялась: «Буду из бочки селёдкой торговать». Её решение очень удивило меня. Мы часто встречались, иногда занимались. Повесили в квартире лозунги: «А что ты сделал для абитуры?», «Корми абитуру вкусно, но много».
Вечерами ходили в кино, гуляли по городу. Галя открыла для меня тихую Коммунистическую улицу, сквер героев революции у ТЮЗ-а, где был знаменитый памятник в виде руки, держащей факел, и на кирпичной стене началась работа над панно. Сквер не был проходным в отличие от центрального парка, и посетителей в нём было мало. В его дальнем конце был приятный уединённый уголок, где росли мощные пихты и клёны. Там на скамейке мы лакомились конфетами «Бенедиктин» и фантазировали. Как-то мы зашли туда прохладным вечером после дождя. В саду было пасмурно, тихо, остро пахло мокрой травой и пихтовой хвоей. Мы шли по влажным дорожкам, обходя лужи, и я остро ощущала прелесть этой прогулки.
Конечно, не без волнения, но и без особого напряжения прошли вступительные экзамены. Я сразу набрала нужное количество баллов, а Гале не хватило одного или двух. Тут выяснилось, что на биолого-географический факультет набирают студентов для учёбы в МГПИ – московском пединституте. Столичные выпускники всеми правдами - неправдами ухитрялись остаться в Москве, и наверху возникла идея набирать студентов из глубинки, чтобы после окончания института они работали у себя на родине. Галя подала документы со своими оценками, и её приняли в московский пед, поскольку желающих ехать в такую даль было не так уж много. Я была рада за Галю. Учиться в столице – что может быть лучше. Мне было не завидно, а просто грустно, что такая возможность недоступна для меня.
Сентябрь в Анапе
Как обычно в то время, осенью студенты уехали на уборку урожая, с которым никогда не справлялись колхозники, а мама со мной решила поехать в Анапу. Кто-то похвалил ей это место. На поезде мы доехали со станции Туннельная, потом на автобусе до Анапы.
Не знаю, кому могло понравиться это захудалое местечко. В центре города была большая пыльная площадь с кинотеатром в дворцовом стиле. Неподалёку находился базар. Поближе к морю росли чахлые деревца городского сквера. Под ними на подстилках располагались семейства дикарей. Песок на пляже был утрамбован, как дорога, и открыт всем ветрам. Море выбрасывало на берег много водорослей, которые собирали в большие пахнущие кучи. У берега было очень мелко. Приходилось идти метров 300 по колено в воде, чтобы до-браться до приличной глубины, где можно поплавать. На катере можно было доплыть до пляжа в посёлке Джемите. Там был хороший песок, но укрыться от солнца можно было только в загаженных кустиках, растущих на приличном расстоянии от моря. Идти босиком по раскалённому песку к воде было не очень приятно. Море более чистое, чем в Анапе, было таким же мелким. Мы были там всего два раза. Уже во вторую поездку погода испортилась, море начало штормить, и меня укачало на обратном пути. В последующие дни часто дул холодный ветер. На пляже отдыхающие ставили топчаны на бок, чтобы заслониться от ветра, и загорали в затишье.
Впрочем, большинство уходило под прикрытие высокого берега. Он был очень крутым, и я была лишь один раз в том месте. Но там у моря было просто чудесно. Яркие красные и зелёные водоросли красиво смотрелись на каменистом дне в чистой голубой воде. Нагретые солнцем прибрежные камни издавали какой-то неповторимый древний запах. Возрождалась атмосфера древнегреческого поселения, каким и была Анапа, вспоминалась легенда о голубом гроте, где отдыхал Дионис. Как жаль, что я была там только один раз. Сосед по пляжу с трудом помог мне оттуда выбраться.
Мы сняли комнату с пансионом в доме у семьи греческого происхождения. Муж и жена работали учителями в школе. У них было двое девочек подросткового возраста и семидесятилетняя мать Мария Христофоровна. Дом был окружён небольшим садом, где находилась летняя кухня и стол для обедов на свежем воздухе. Мария Христофоровна раньше работала поваром и готовила великолепно. Вскоре она стала относиться ко мне с большой симпатией, можно сказать, по-родственному. Она убедила маму, ярую атеистку, презирающую церковь и верующих, окрестить меня в надежде на божью помощь.
Ясным сентябрьским днём мы вошли в старинный греческий собор, где было просторно и светло. Статный черноволосый, как эллин, священник в церковном облачении смотрел на меня умными грустными глазами, подсказывал, что нужно делать, и повесил мне на шею лёгкий алюминиевый крестик на красном шнурке. У меня было странное чувство нереальности: как будто я наблюдаю за происходящим со стороны, и в то же время оказываюсь участницей мифического действа. Мой крестик я не ношу, но бережно храню.
Добрая Мария Христофоровна разузнала, что в Анапе отдыхает целительница из Москвы, и посоветовала к ней обратиться. Мы стали ходить в дом этой женщины, где она делала мне массаж с душистым снадобьем, пахнущем гвоздикой, камфарой и ещё чем-то.
Эти процедуры придали смысл нашему пребыванию, поскольку море похолодало, и купание уже не доставляло удовольствия. На прощанье Мария Христофоровна подарила мне большое махровое полотенце и большую чашку своей неповторимо вкусной овощной икры. Потом я несколько раз писала своей крёстной. Сначала её внучки мне отвечали, потом перестали. Но я не забываю сердечную доброту моей крёстной и благодарна ей за искреннее участие.
10 октября 1958 г.
"Снова осень, падает первый снег, окна плачут по прошедшему лету. В комнате чуть сумрачно. Я люблю такую погоду. Мне приятно сознавать, что она угнетающе на кого-то действует, что кому-то от этого грустно. Слишком яркое и весёлое вызывает во мне раздражение. Сижу дома, читаю, мою посуду, т.к. студики в колхозе.
Наступает время, которое я особенно люблю: с 4-х до 6-ти. Снег кружит, кружит за окном, а в комнате тихо. Грустно до слёз. Одно упование на новое лекарство. Воля ослаб-ла. Всё кажется, что делаю не то, что нужно. Всё надоело, нудно, пошло. Необходимо встряхнуться, но как? Вокруг никого, одни родители. Да, пожалуй, и не надо никого. Я уже привыкла к одиночеству. Мне надо обстановку, где я бы повзрослела. Иногда даже во сне вижу себя маленькой.
Прочитала предыдущую запись. Выпускной вечер, нудный, скучный. Ненавижу мрачный каземат, т.е. школу. Кажется, ничего нельзя предполагать заранее. Всё оказывается далеко не так".
Кажется 13 октября 1958г.
"Немного нездорова. Читаю Франса. Много интересных мыслей. Нежное чувство оставила «Книга моего друга». Она напомнила мне сказки Гофмана. Дивная симфония Моцарта соль-минор. Пожалуй, впервые с таким наслаждением её слушала.
Вчера хандрила, а отец утешал, говоря, что в университете будет медико-биологический факультет. Это именно то, что мне нужно. Если бы я туда попала. Эх.
Алька уехал учиться в Калинин. Скучаю о Галке. С Инной разошлись. Она теперь секретарь-машинистка и порхает во всю. Маслова работает. Нагло выклянчивала у неё Грина. Гичева встречала на улице давно весной. Сделала вид, что не узнаю.
Заглянула на первую страничку. Комсомол! Ложь. Сверху мило, а внутри гнило. Сплошное лицемерие."
Не могу припомнить, почему мои взгляды на комсомол так изменились. Наверное, под влиянием сестёр Беляевых.