- …Идиотки кусок! – и с этими словами мать выпроводила меня за дверь, всучив пакет и три сотни на продукты.
Мы с ней не ладили. Всегда. Даже до того, как ушел отец. Потому что она в меня не верит, а я этого не приемлю. Я считаю, что дом – это место, где ты можешь расслабиться, где в тебя верят, где…
Дверь за моей спиной снова хлопнула, и мать крикнула, словно знала, что я все еще здесь и могу ее слышать:
- И сметаны купи!
- Ага, щаз, - пробормотала я и тихонько стала подниматься по лестнице. Наверх. Туда, где меня ждет почти никогда не запертый выход на крышу.
Когда мне совсем плохо, я прихожу сюда и курю. Совсем плохо мне бывает все чаще и чаще, поэтому и курить я стала регулярно. Не могу сказать, что у меня зависимость, – это был бы весьма интересный новый вид зависимости, курение только на крыше – но нервы это действительно каким-то образом успокаивает.
Последний раз я была здесь две недели назад, когда, устав от вечной моей подруги – боли в спине, по совету школьного врача наведалась к хирургу, где мне со всей уверенностью, заявили, что…
- Ууу, девочка, как же ты так сколиоз свой запустила?
- Чего? – не поняла я.
Какой еще сколиоз, не было у меня никакого сколиоза. У меня просто болит спина. Лет пять как…
- Ноги не немеют? – спросила врач.
- Ну немеют.
- Часто?
- Иногда, - соврала я на всякий случай. На самом деле часто. И по ночам, и днем, когда долго сижу в школе.
- Плохо, деточка, плохо.
- Что плохо-то?
- Давно спина болит?
- Пару лет, - на всякий случай соврала я еще раз.
- Сидишь неровно?
- Я всегда сижу ровно, - тут я как раз сказала правду, в которую она, конечно, не поверит. Еще бы, подросток, который держит осанку. Посмотрела б я на вас, если б ваша спина болела, как моя...
- Падала откуда-нибудь?
- Да не помню я!
Откуда я только не падала в бытность свою ребенком. Будь проклято мое увлечение лазаньем по деревьям и через заборы...
- А что, это бывает от падений? – невинно спросила я.
Врач посмотрела на меня как на идиотку, а потом сказала:
- Деточка, я бы на твоем месте привела сюда маму, пока не поздно, чтобы я ей объяснила, что тебя ждет в ближайшем будущем.
- Она не придет. Она работает.
Она посмотрела на меня строго.
- Приведи мне маму, я сказала. Тут дело серьезное, нет смысла с тобой разговаривать.
- Слушайте, - не выдержала я. – Спина-то у меня болит. Вы мне скажите, что делать, а с мамой я потом как-нибудь разберусь.
И тут ее прорвало. Как она на меня орала… Она прочла мне целую лекцию о том, что надо следить за своим здоровьем, что позвоночник – основа жизни, что я маленькая дурочка и что… И что в ближайшие четыре года (если учесть, что я ей соврала, то срок можно сократить вполовину) меня определенно ждет паралич.
Я еще раз вспомнила, как накануне ночью проснулась в ужасе от ощущения, что у меня отнялись ноги, и долго делала себе массаж, пока чувствительность не вернулась. Я заметила, что весной и осенью мне хуже. Зимой и летом таких ужасов не наблюдается. Вернее, раньше не наблюдалось…
А если она недалека от истины?
Я задумчиво присела на крышу шахты, подстелив пакет. С куда большим удовольствием я бы присела на край крыши, но дом у нас четырнадцатиэтажный, самый высокий во дворе, рано или поздно на краю крыши меня кто-нибудь заметит, примет за самоубийцу, и опять будет скандал. А мне бы подумать.
Кстати, насчет самоубийства! А не покончить ли мне разом со всеми проблемами? Я никогда не думала об этом всерьез, но... Подумать трезво. Денег на лечение у матери нет. У меня, понятно, тоже – вот уже полгода я по выходным подрабатываю кассиром в соседнем супермаркете, при этом все чаще отпрашиваюсь по причине долбанной боли в спине, которая не дает мне подолгу сидеть. Если это не прекратится, скоро меня уволят. Умственные способности у меня довольно средненькие, и высшее образование мне не грозит… Это я поняла еще в девятом классе, когда все лихорадочно носились, «выбирая институт». «Хочешь, поступай в техникум, - сказала тогда мать, - но работать пойдешь. На высшее образование у меня денег нет, но ты его и не потянешь». Я не стала с ней спорить, ибо у меня не было ни своих желаний, ни особых талантов. Я так устала от учебы, что никакой техникум мне не был нужен. Рабочую специальность получить я всегда успею, а так хоть подзаработаю, посмотрю на взрослую жизнь, как она, изнутри... Зарплата у меня, понятно, маленькая, но все лучше, чем ничего. Несмотря на все мои старания, мать мягче ко мне не становится. Не в ее это характере. Если я расскажу ей о беседе с врачом, она будет постоянно на меня кричать за то, что запустила и не сказала раньше, напоминать, что нет денег, и упрекать в том, что не слушала и лазила по заборам. Да все лазили. А неудачно упала только я... Впрочем, если она будет так кричать, парализует меня гораздо раньше… Я должна стать ее опорой, а я разваливаюсь. Она потаскает меня какое-то время по бесплатным городским врачам, те поразводят руками, отправят к платным специалистам, а как только дело коснется денег – все, выкручивайся, Ника, сама, «не-могу-же-я-тащить-тебя-вечно».
Я перестала мять в руках сигарету и достала зажигалку. Пока доставала, уронила в лужу, образовавшуюся в углублении рубероида, сигарету. Последнюю. Больше у меня нет. Брезгливо достала ее двумя пальцами, оглядела, но сочла непригодной. Надо спускаться, идти в магазин… Врач что-то говорила про то, что мне надо больше ходить и специальную гимнастику делать, «хотя это все равно не поможет, нужны дополнительные методы, слишком запущенный случай». Мда…
Наши отношения с матерью окончательно разладились после ухода отца, который на самом деле никоим образом не был связан со мной. Мать и до этого была жесткой, нервной женщиной, а после развода превратилась в настоящую фурию. Тут же выяснилось, что я похожа на отца, переняла у него все самое худшее, неумеха, неряха, плохо учусь, не слушаюсь старших, не проявляю к ней должного уважения… и т.д. и т.п. Моя жизнь превратилась в ад. Что бы я ни делала, я делала не то, не так и не вовремя. Все мои попытки хотя бы сгладить отношения терпели решительный крах. Если б я не была от природы флегматиком, я бы, наверное, повесилась. Но я лишь первое время реагировала на ее брань остро, а потом мое отчаяние перешло в хроническую форму, внешним выражением которой стало деланное спокойствие, а по мнению матери – вопиющее безразличие. Я продолжала жить, учиться, плыть по течению, перебиваясь с тройки на четверку ровно до девятого класса, когда к нам перевелся новый парень, в которого меня – о, наивная детская глупость – угораздило влюбиться. Это был классический смазливый мальчик, я даже не помню, что мне в нем понравилось, он даже не смотрел в мою сторону, зато одноклассники, заметив пару моих жадно-любопытных взглядов, подняли меня на смех и ославили на всю школу… После чего во главе моих обидчиков-насмешников встал он – первый в жизни идеал мужчины. Тьфу, даже вспоминать противно. К десятому классу моя флегматичная личность закончила свое формирование, сумела выкинуть из головы глупого мальчика, но поставила на себе жуткий крест. Я никуда не гожусь, я абсолютно в этом уверена.
А что, если меня действительно парализует? Кошмар моего детства повторится, увеличенный во много раз. Она будет изводить меня каждым словом, каждым взглядом, упрекать во всех грехах мира… Нет, такого унижения я не выдержу. Я ведь по-прежнему полностью от нее завишу. Может, самоубийство – все-таки выход?
Я осторожно подошла к краю крыши и глянула вниз, втайне надеясь, что никакая любопытная бабулька не заметит меня из окна противоположного дома. Высоко - жуть. Схватилась за хлипкое огражденьице, перевела дух, и вдруг что-то звякнуло и заборчик верхним левым углом нырнул вперед на каких-то двадцать сантиметров. Голова закружилась, мне показалось, что земля уходит из-под ног, и я уже была уверена, что секундой позже камнем полечу вниз. Но сорвался только один болт, и ничего не произошло. Я осторожно отцепила руки, на трясущихся ногах вернулась обратно к шахте и присела. Как жаль, что нет сигареты. Нет, с такими нервами самоубийство придется отложить. Я истерично хихикнула.
Ну сколько раз я пыталась наладить отношения с матерью? Тысячи. Кому сказать – не поверят, но в четырнадцать лет я на полном серьезе читала психологическую литературу. Все, до чего мне удалось докопаться, - так это то, что теперь она вечно будет считать меня источником своих злоключений. Папа просил дочку, мама не хотела рожать, папа допросился, мама родила, папа нашел другую семью... Я стала никому не нужна. Способы, описанные в книгах, ни на йоту не помогли мне изменить ситуацию... Я не могла отделаться от ощущения, что вся моя жизнь – сплошная пытка, что я однажды просто с кем-то поспорила, что смогу сделать невозможное, и в этой безумной попытке родилась здесь, на этой планете, а теперь с каждым днем все проигрываю и проигрываю…
Стоп. Поспорила?.. И я вдруг все вспомнила!
…Мы сидели на облаке и с любопытством поглядывали вниз, в мир людей. Мы часто разглядывали этот далекий, но такой завораживающий мир, и всегда спорили.
Нас было трое, у нас не было имен, мы были просто души, ждущие своего воплощения. По правде сказать, мне всегда хотелось стать тем, кого люди называли ангелом-хранителем, но неискушенным в земных делах душам (таким, как я) такая серьезная миссия не доверялась. Поэтому я пока просто наблюдала, стараясь подмечать малейшие детали, и ждала своей очереди спуститься в этот, как мне тогда казалось, цветущий, зеленеющий и удивительно прекрасный мир.
- Ха! Смотрите, он опять! – мой друг указал вниз на человека, бредущего по дороге с бутылкой. Наш земной знакомец снова напивался.
- Напрасно ты так ерничаешь, - мне стало даже немного обидно за пьяницу. – Он все-таки мечту потерял.
- Вот именно, - возразил мой второй друг. – Мечту, а не семью, не друга и не жизнь.
- Это нелегко, - не знаю почему, но я всегда защищала людей.
- Нелегко, конечно, - согласился мой второй друг, - но все-таки ему стоило бы хотя бы попытаться.
- Нет-нет, - тут же возразил первый, - о чем вы двое говорите? Если человек не может устоять перед обычной бутылкой спиртного, о какой стойкости души вообще может идти речь? Он безнадежно слаб. Мне жаль это признавать, но из такого человека никогда не выйдет приличной души.
Мы оба посмотрели на него с неодобрением. Наш первый друг всегда отличался некоторой резкостью и категоричностью суждений.
- Я думаю, - снова стала продвигать свою философию я, - что из любого человека может выйти толк. Просто надо очень сильно постараться.
Первый энергично замотал головой (если бы только у него была голова).
- Ну, не из любого, - с сомнением сказал второй. – Я думаю, что стать достойной душой дано только избранным.
Мимо нас тихонько проплывал Влад. У него было имя, потому что так его звали в последней земной жизни, которая оборвалась совсем недавно. По земному летоисчислению он прожил всего двадцать пять лет. Но Влад был удивительно сильной душой, мы все им восхищались. Правда, он прожил уже не один десяток жизней. В последней он родился в бедной семье, едва сводящей концы с концами, рано потерял родителей и долго скитался один, никем не замечаемый, всеми покинутый. Владу не везло страшно, просто фантастически: ему негде было жить, нечего было есть, его по очереди трясли тяжелые земные болезни, а потом он попал в детдом. Только там его жизнь начала худо-бедно налаживаться. Но восхищались мы не этим. Восхищались мы тем, что при такой вот изначальной данности Влад в свое двадцатипятилетие ушел из жизни талантливым, ярчайшим художником. Такие давно не рождались на этой Земле. Его картины несли такие краски, такую радость и полноту жизни, словно он пережил все эти краски сам. Хотя на самом деле лишь пять-семь последних лет он видел этот мир в красках, все предыдущие же годы были для него сплошным испытанием. Его картины были настолько живы, что пробуждали души. Глядя на то, с какими лицами люди подходят к его произведениям, и с каким внутренним состоянием, с каким выражением лица они уходят, я не переставала удивляться. А потом его просто сбила машина.
Влад завершил свой путь слишком резко и шокирующе для людей и вполне закономерно для нас, душ. Он ушел в расцвете, чтобы остаться ярким и не поблекнуть. Сложно не поблекнуть, живя в том мире, где ко всему быстро привыкаешь (так говорили нам бывалые).
Теперь Влад медленно проплывал мимо нас по каким-то своим делам и, услышав наш спор, улыбнулся (что дано нам только в ощущениях) и сказал:
- Хочешь быть избранным – стань им.
- Это перифраз! – возмутился наш первый друг.
- А ты его проверь, - посоветовал Влад, исчезая в дымке облаков.
Ходили слухи, что он закончил свои земные воплощения и теперь имеет полное право быть ангелом-хранителем. Завершив земные пути, душа могла стать либо хранителем другой души, помогая той быстрее пройти цепочку обучающих воплощений, либо остаться здесь, у нас. Чем занимались высшие души, оставшиеся на небесах, мы пока не знали. Интересно, что выберет Влад.
Я вспомнила про наш спор и продолжила.
- Вот лучший тому пример. Влад же смог, хотя ему было очень тяжело.
- Это было не первое его воплощение, - тут же заспорил первый друг.
- Ну пусть он не стал великим в первом, - согласилась я, - но я не сомневаюсь, что первое его воплощение тоже было непростым. И я уверена, что он устоял.
- Много мы видели удачных душ первого воплощения?
Наш второй друг хранил молчание, явно перейдя на сторону моего оппонента.
- Они мало старались, - продолжала отстаивать свое мнение я. – Вот четное слово, спустилась бы вниз и доказала тебе лично, но нас ведь пока не пускают.
- Вот и докажи! – дразнился первый.
- Это сложно, - вступился второй. – Она пока не справится.
- Ну почему же не справлюсь, - возразила я. – В том и дело, что с этим справлюсь даже я. Меня не сломают любые трудности, я не обращусь к унынию. Но ведь я еще слишком молодая душа, я не знакома с земными искушениями, возможно, мой путь будет долог, и вы устанете ждать.
- А мне некуда спешить, - сказал он. – И я говорю тебе, что ты не сможешь вернуться Домой победителем. Не в первый раз. Ты сама говорила, что ты слабая.
Какой же он упрямец!
- Ты тоже так думаешь? – спросила я нашего второго друга.
- Откровенно говоря, да. Мне кажется, тебе будет очень непросто преодолеть земные трудности.
Я задумалась. Если хочешь что-то сделать хорошо – сделай это сам. Если хочешь что-то доказать – докажи собой.
- А если я попробую? – спросила я.
- Разрешения спускаться на Землю еще не было, - напомнил второй друг.
- Ну это не преступление, - вступился первый. – Пускай попробует.
Во мне крепла уверенность, что добьюсь. Он не прав. Он должен видеть, что может каждый. Тем более с его категоричностью… Интересно, ему это как-нибудь поможет, если он на моем примере увидит, что победителем выйти можно?
- А если я прямо сейчас спрыгну вниз и уйду в воплощение? – спросила я.
- А давай, - загорелся первый.
- Не надо, - возразил второй, более разумный друг, - я думаю, ты докажешь это в свое время. Ты пока еще слишком сырая душа.
- Значит, вы признаете, что я слишком сырая? – спросила я, готовясь.
- Ну да, конечно, - уступил и первый. – Не трать жизни впустую, останемся при своих мнениях.
Я задумчиво посмотрела вниз. Не сказать, чтобы мне так уж хотелось рождаться, но было страшно интересно, что может из этого выйти. А действительно, отвечаю ли я за свои слова? Смогу ли я доказать, что человек может, способен и должен расти сам над собой всю свою жизнь?
Я так сильно погрузилась в эти мысли, что легкий толчок вывел меня из равновесия и я полетела вниз.
- Ой, - растерянно послышалось сзади. Это мой первый друг, в шутку толкнувший меня и совсем не ожидавший, что я упаду, осознал свою ошибку.
Они стояли и смотрели мне вслед. Ждали, что я вернусь. Да, я умею летать и могу подняться обратно. Но если так сложилось, если я все-таки полетела… может, я докажу свою теорию?
…Если б я знала, как это больно, страшно и не похоже на то, что я испытывала ранее, я бы ни за что, ни за какую дурацкую победу в споре, этого не сделала. Но было поздно: я с болью вдохнула воздух – впервые в моей жизни! – и тут же кто-то пребольно шлепнул меня по заднице.
Я еще только прибыла, а меня уже шлепают! Нормальные у них тут обычаи встречать новые души…
Не рассчитали мои друзья только одно – что я каким-то немыслимым образом, сидя на крыше с промокшей сигаретой в руках, вспомню их, нашу жизнь на облаках, тот глупый спор и мое падение на эту бренную землю.
Знали бы они, каково это: быть закованной в ограниченное физическое тело, жить с этим каждый день, пытаясь освободиться от собственных пут и стать сильнее, лучше, на мгновение, на секунду, хоть на минуту, я уж не говорю о том, чтобы хоть один день прожить победителем...
И тут я вспомнила Влада, ушедшего с Земли в самом расцвете. Влад рисовал на замызганных стенах подвалов подобранными на улице мелками, рисовал камешками, кирпичами и всем, что могло оставить свой след. Влад рисовал, лежа в полубреду на койке в больнице. Мысленно, водя глазами по потолку и пытаясь увидеть образы. Когда нечем было рисовать, он рисовал водой на асфальте. Правда, она быстро высыхала. Но его никогда это не останавливало. Кстати, именно за этим странным занятием застал его человек, впоследствии ставший спонсором художника. И Влад победил. Он выполнил свою роль, принес что-то в этот мир. И ушел от полноты души, чтобы остаться яркой звездой, а не размазанным светлым пятном… Интересно, ему хотелось уходить или все-таки он хотел остаться? Влад был для меня недостижимым идеалом: светлой душой, перешагнувшей сложности этого бренного бытия. Он выковал себя сам. Но если учесть, что он на пару тысячелетий старше меня… то, пожалуй, мое малодушие вполне простительно. Кто знает, какой я буду через пару тысяч лет.
Но у Влада по крайней мере был талант. А был ли какой-нибудь талант у меня?..
Я раздумывала над этим какое-то время, а потом вдруг случилось нечто. Даже сделав скидку на то, что я не догадывалась, а теперь уже знала о существовании невидимого мира, я немного испугалась, но удивилась – куда больше.
Влад был рядом со мной. Я не видела его, передо мной не левитировали предметы, как в фильмах, но я вдруг со всей отчетливостью ощутила рядом его душу. Комплекс чувств, вызываемый индивидуальной человеческой душой, никогда не повторяется. Поэтому не узнать его было просто невозможно. И, что поразило меня еще больше, он улыбался. Я чувствовала это каждой клеткой своего тела, но не понимала как. Наконец он заговорил. Хотя «заговорил» тоже неверное слово, но в бедном словаре людей нет нужного эквивалента… Я не слышала голоса в голове, скорее, его слова возникали, как возникали бы мои мысли, однако их отличала четкость и ясность формулировок.
- Грустишь?
- А что мне остается, при такой-то жизни, - вздохнула я. - А ты настоящий?
Он расхохотался.
- А не похоже?
- Я не вижу тебя, я не слышу тебя, но я тебя чувствую. Как это возможно? Где ты?
- Ты меня сейчас призраком представляешь, в человеческом обличье, но это всего лишь форма, к которой привык человеческий разум. Я везде вокруг тебя, и в то же время я нигде. У меня нет четкой формы, Ника.
- Как ты тут оказался?
- Вообще-то я тут давно. Другое дело, что достучаться до тебя у меня вышло только сейчас.
В ответ на мой немой вопрос он продолжил свои мысли:
- Когда я узнал о вашей шутке, я, если честно, обрадовался. Я знал, что тебя ждет много испытаний и многое тебе предстоит пройти, прежде чем ты станешь той, кем хочешь стать. Но я также знал, что это возможно. Я не мог удержаться, чтобы еще раз, рядом с тобой, не пройти и не вспомнить весь свой земной путь, постараться победить.
- Не понимаю.
- Я твоя сопровождающая душа. На местном языке «ангел-хранитель».
Я обалдело молчала. Влад – мой ангел-хранитель?!! Да он в сто, нет, в тысячу раз сильнее и умнее меня!
Я снова почувствовала, как его душа смеется. Он откровенно подтрунивал над моей реакцией, но это было так по-доброму и забавно, что обижаться на него было просто невозможно.
- Все мы когда-то были на твоем месте, - сказал он. – Всем нам когда-то приходилось жить в физическом теле и решать подобные твоим вопросы. В этом нет ничего страшного, это ценный опыт.
- У меня ничего не получается.
- Полный крах иногда лучше чистой победы.
- Это почему еще? – недоверчиво спросила я. Мне странно было слышать от Влада такие слова.
- Только полный крах доводит тебя до той грани, перешагнув которую, ты становишься невероятно сильным. Но не каждый рискнет через эту грань перешагнуть. Мне теперь уже сложно понять, почему это так пугает, без тела многие ощущения физического мира притупляются, забываются… Я только помню, что этот момент – принятия решения и следующий сразу за ним, его осуществления – самый сложный, пока ты жив.
До меня начало доходить. Я нахожусь на той самой грани, когда принятие решения больше невозможно отсрочить. Сегодня и сейчас передо мной указатель из детских сказок: я могу пойти направо и сильно измениться; могу оставить все как есть и медленно погибнуть; а могу прямо сейчас сигануть с этой крыши и разом оборвать все нити.
- Влад, у меня шанс на победу? Есть талант хоть к чему-нибудь?
- У каждого есть что-то свое, и каждый открывает его в свое время.
- А какой у меня талант?
- Нет, - он улыбнулся и покачал головой, - ты должна сама. Только ты сама однажды узнаешь это.
- Нескоро, - поняла я.
- Если б я был человеком, я бы сказал, что не в этой жизни. Но я дух, я видел и не такое. Ника, все может быть. Может, и в этой жизни. Одно я тебе могу сказать точно, есть у тебя одно нечто, которое ты можешь раскрыть прямо сейчас.
- Что? – мне страшно хотелось услышать его ответ.
- Потенциальность побеждать. Не важно, какие у тебя в этой жизни способности. Пусть они пока совсем не выдающиеся. Но у тебя есть то главное, что приведет тебя, куда захочешь, – умение держать удар. Вставать, когда тяжело, и несмотря ни на что, идти дальше. Другое дело, что ты не доигрываешь финал: не выполняешь совокупность действий, направленную в нужную тебе точку… Но это поправимо.
Его слова меня расстроили, я ожидала большего. И вот досада: он был прав. Я вдруг со всей остротой осознала, что все, что я делала до этого, было лишь полумерой, слабой попыткой расшевелить мой мир, сдвинуть его с мертвой точки неудач. Я вроде бы и старалась, вроде бы и делала, но как-то вяло, медленно, словно бы надеясь на «авось». Я работала лишь с формальной стороной бытия, и ее-то, по правде сказать, не всегда доводя до завершения, а уж о духовной составляющей своих действий не думала вовсе. Пожалуй, самой большой моей мотивацией было «всем назло». Слабовато.
- Вот именно, - согласился он с моими мыслями. – А ведь если работать в полную силу, ты можешь.
- Так что, по-твоему, мне надо делать? – спросила я.
- Встать прямо, выпрямить спину, поверить в себя и продолжать искать. Продолжать делать. Но уже с другим чувством. Помни, что все возможно, проверяй это. Но будь разумна, - улыбнулся он. - Ты, конечно, в перспективе можешь даже левитировать, но прыгать с десятиэтажного дома в надежде, что полетишь, я бы на твоем месте в ближайшие пару сотен лет не стал. Если ты будешь внимательно слушать свою душу, если ты будешь слушать меня, то ты непременно найдешь те пути, которые тебе подходят.
Он дал мне время обдумать свои слова, а затем спросил:
- Ну что, принимаешь мою помощь?
- А это не будет проигрыш? Я ведь должна сама…
- Сопровождающая душа находится рядом почти с каждым человеческим существом. Если, конечно, ее откровенно не гонят прочь. Помощь свыше предусмотрена… как бы это… «все включено», как у вас говорят. Другой вопрос, будешь ли ты ее слушать. Неужели ты думаешь, что кто-нибудь из великих достиг бы того, чего достиг, в одиночку?
- Некоторые выбирались из таких безвыходных ситуаций, что моя по сравнению с ними цветочки, - вздохнула я. – И при этом им никто не помогал. Ну… по крайней мере, внешне.
- Вот именно. Внешне. Есть такой момент – точка выбора. В ней ты можешь оказаться совсем одна. Но ты забываешь, что кто-то ведет тебя – да, ты сама выбираешь пути, но кто-то рядом с тобой, он помогает тебе – к этой точке выбора. Кто-то дает тебе душевные силы и знания, ободряющие мысли, «прозрения»… Если ты только это допускаешь, если ты хочешь. А в точке выбора ты должна определиться сама. Ну уж, девочка моя, еще не хватало, чтобы мы решали за тебя.
Он говорил с укоризной, но это был разговор двух старых добрых друзей. Мне не было обидно слышать такие слова.
- А Бетховен? – сказал вдруг он. – Неужели ты думаешь, что маэстро написал бы такую прекрасную музыку, будь он один? А как он, по-твоему, продолжал писать ее, когда потерял слух?
Я пожала плечами.
- Он хотел слышать, он просил об этом… И ему было дано слышать. Возможности заложены в каждом человеческом существе, но не каждый дерзнет не просто попросить их, а пойти к этой цели, сознательно меняя свою душу, работая над ней, становясь сильнее самого себя прежнего…
Так у меня появился Ангел-Хранитель. Вернее, это я думала, что он только появился… А выходило, что он был со мной всегда, просто я считала, что я совсем одна, и закрывалась от его помощи.
- А если я снова захочу все бросить и вернуться Домой? – спросила я.
- Ты можешь это сделать в любой момент, - согласился он, - если тебе, конечно, не жалко будет наших общих потраченных усилий.
- А тебе не обидно будет, если я так сделаю? – меня грызло любопытство, зачем это ему.
- Не то чтобы обидно, просто… Послушай, Ника, у тебя перспективная душа. Ты можешь.
- Перспективная?
- Да.
- С чего ты взял? – в моей душе смутно зародилась надежда, что хоть в чем-нибудь особенная.
- Я сам когда-то был таким. И я тоже однажды был слаб. Вернее, считал, что слаб. И я искал. Мне помогали – и я находил. Два типа человеческих душ – перспективные и безнадежные – на самом деле разделяет лишь одна черта.
Он усмехнулся. Не знаю, как это можно «видеть», но я это чувствовала.
- Перспективные души, Ника, отличаются только тем… - он сделал долгую паузу, надеясь, что я догадаюсь, а потом продолжил, - что дерзают верить. Верить в себя, в свои силы, в данность свыше… Не все из них побеждают, не всем хватает веры и упорства, но шанс есть у каждой. У тебя неплохой потенциал. Ты рановато спрыгнула с облака, но это уже ничего не меняет. Я вижу, что ты можешь. Однако здесь вопрос не в том, что вижу я, а в том, во что веришь ты.
Я подумала. Его доводы казались довольно разумными. В конце концов, Домой я всегда успею. Бездонное голубое небо у меня над головой казалось таким близким… и в то же время оно было недостижимо для меня сейчас.
Я стояла под знойным августовским небом и думала:
- Ведь у нас все получится, Влад? Ну скажи мне, что все получится.
Призрак в моей голове улыбнулся.
- Ты выбираешь исход.
Раз так… Я еще раз подошла к краю крыши и задумчиво глянула вниз. Мне казалось, что теперь я вижу мир совсем под иным углом… Не буду я никуда прыгать и курить больше, пожалуй, не буду. С легким щелчком моих пальцев мятая сигарета отправилась в последний полет вместо меня. Надо сходить в магазин, а то мама ругаться будет. Впрочем, мама будет ругаться в любом случае… Кажется, на прошлой неделе я краем уха слышала что-то про то, как йога помогает при болях в спине. Да и направление на лечебную физкультуру мне в школе дадут, если попрошу... А там как-нибудь разберемся. Потенциальность побеждать, говоришь?.. Я подняла глаза к небу и подмигнула, втайне надеясь, что двое на облаке не пропустят этот момент. Что, съели? У меня теперь и Ангел-хранитель есть. Еще посмотрим, кто проспорил! Лет через девяносто, не раньше...