АКТ ВТОРОЙ
СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
Другая часть леса.
(Входят Деметрий и Хирон с обесчещенной Лавинией. У неё обрублены руки и вырван язык.)
ДЕМЕТРИЙ:
Давай же огласи-ка свету вести,
Кто руки отрубил и обесчестил.
ХИРОН:
А, может, всё, что видишь ты и слышишь,
Вдруг на бумаге красочно опишешь?
ДЕМЕТРИЙ:
Немая эта всё равно нас злит.
Смотри: она ужимками грозит.
ХИРОН:
Иди, иди, несчастная, домой
И руки благовонием омой.
ДЕМЕТРИЙ:
Ни говорить не может, ни умыться,
В безмолвии судьба ей раствориться.
ХИРОН:
На виселице легче было б сгинуть.
ДЕМЕТРИЙ:
Когда бы было чем петлю накинуть.
(Деметрий и Хирон уходят.)
(Входит Марк.)
МАРК:
Племянница!
Куда ты убегаешь?
А где же муж?
Почто не отвечаешь?
Коль это сон, проснуться я желаю.
Коль – явь, то в преисподней пребываю.
Кто осквернил творение небес,
Уродуя, как дровосеки, лес
Твои прекрасные и нежные запястья?
Их обрести любой бы счёл за счастье.
Из уст твоих не слышу я речей,
А вижу крови тоненький ручей,
Он бьётся будто алый родничок,
Ввергая окружающее в шок.
Ужели новый выродок Терей,
Насытился невинностью твоей?
А чтобы тайна миру не открылась,
Бедняжка языка теперь лишилась.
Ты от стыда лицо своё скрываешь,
Но, как Титан, пред облаком пылаешь:
Немыслимо, Лавиния, поверить
В румянец при такой кровопотере.
Могу ли за тебя я отвечать?
Найду ли зверя, зверя – палача,
Чтоб сердце негодяя разорвать,
Надежду жертве на отмщенье дать?
Немое горе – дьявольская печь,
В нём можно сердце человека сжечь.
Лишённой речи Филомелы руки
Узорами описывали муки.
Иначе ныне сей Терей решил:
Он пяльцы пальцев трепетных лишил.
Персты, как листья, в музыке дрожали,
Когда их струны лютню целовали.
Когда бы зверь такое диво видел,
Он деву пожалел бы – не обидел.
А если б оценил её язык,
И в суть её гармонии проник,
Душа его звериная б очнулась,
И Цербером у ног её свернулась.
Пойдём к отцу. Ему ослепнуть впору.
Померкнет свет перед отцовским взором.
За час грозы затопятся луга,
За месяц слёз – утонут берега,
Но не замолкнут тягостные стоны
Под опозоренною римскою короной.
(Уходят.)