С автором этой книги - Светланой Ярошевской – я познакомилась в январе 1967 года, когда после студенческой сессии приехала из Харькова на каникулы в Кировоград, сразу же попав «с корабля на бал» - на юбилей литературного клуба «Бригантина». («Юбилей» – так громко называли мы дни рождения нашей юношеской литстудии). Меня, ветерана клуба, радостно приветствовали не только старые друзья, но и новые матросы нашего парусника. Оказывается, они знали и цитировали мои стихи, что было мне и удивительно, и лестно. На маленькой книжечке стихов из серии «Библиотечка избранной лирики», доставшейся мне, (такой памятный подарок вручил каждому из нас капитан «Бригантины» Валерий Гончаренко), поставили свои автографы старожилы и новички клуба, а 16-летняя Света Ярошевская оказалась щедрее – поделилась своим стихотворением, которое я надолго запомнила:
Спорит солнце со снежными тучами,
Спорит ветер с тишью лесной.
Ну, пожалуйста, самый лучший,
Подойди и поспорь со мной!
Почему запомнилось? Всё очень просто – оно перекликалось с моим:
Но облако станет тучей,
А солнце – огарком свечи,
Но где же тот самый лучший,
Кто сможет меня приручить?
Совпадение? Неудивительно – одно поколение, одна школа.
Прошло полвека. Светлана продолжала писать стихи. Для себя, практически – в стол. Не печаталась, не бегала по литстудиям. Только в прошлом году она, разбуженная моей ностальгией (работой над альманахом «Бригантины») решилась открыться – показать своё творчество «городу и миру». И вот передо мной её первая книга с неординарным названием «Свідоцтво про життя». (Книга, с которой я сроднилась, подготовив её к печати, начиная с печатания текстов. Влюбившись в «Свідоцтво», готова цитировать его бесконечно). Эта книга – билингва – на украинском и русском языке. Автор одинаково легко (нет – блестяще!) владеет обоими. (Да, мы, горожане Восточной Украины выросли в условиях двуязычия. Вернее, многоязычья – в наших дворах старые евреи изъяснялись на идише).
Уже в первой главе книги «Поклич мене, життя!» (украинские стихи)Светлана раскрывает карты – свидетельством о жизни, по мнению автора, оказывается творчество:
Вірші, вірші – єдинеє свідоцтво,
Що на землі я все-таки жила.
Только творчество – оправдание жизни и её единственное спасение («Спаси мене, моя остання римо»).
Первая книга ( она же итоговая) – полна жизни, хотя не без оттенка печали: впереди – небытие. Об этом говорят уже сами названия стихотворений: «Пора. Пора. Давно чекає путь», «Коли мене не стане на землі», «А час іде на знищення, на злам», «Іще хвилиночку, ще мить!».
Писати б вірші про прості будення
І про єдину полум*яну мить.
І дати їм такі сумні наймення,
Що аж у Бога серце заболить.
Даже в пейзажах этого раздела закономерно доминирует зима:
І зорі падають, як вічні чисті сльози,
Вже сто разів розп*ятого Христа.
Показательно, что в книге напрочь отсутствует описательная пейзажная лирика – картины природы вплетаются в канву стихотворений других жанров, чаще лирики философской («Учусь прилежно у ручья/ Я смыслу жизни»).
Тематика стихотворчества Светланы Ярошевской разнообразна. Ссылаясь на «конец дороги», она сама обозначает направления беседы с читателем:
Поговорим. Посетуем. Поплачем.
До финиша дошли, увы, не все.
О Вечности, о Книгах, об Удаче.
И снова бесконечно о Весне.
Основной жанр – философская лирика. Категории Добра и Зла, особенно Жизни и Смерти («Одвічен шлюб між смертю і життям») – органичны для автора, не случайны, более того – автобиографичны, что позволяет ей смело поднимать эти высокие темы. Двадцать лет назад, в смертельной схватке с жестоким недугом, Светлана вышла победительницей. Вот и её двойник – лирическая героиня, зная цену жизни и победы, радостно встречает весну:
Как хорошо, что дождалась
Я вновь цветенья чистотела.
Чистотел – здесь не только целебное растение и символ весеннего возрождения природы, но и символ бессмертия. Вечности, наконец. Категории Времени и Вечности (как антипода Смерти), часто встречаясь в книге, заставляют нас задуматься о краткости бытия и смысле жизни:
– А вічність дивиться дитинно…
– Чорниці хліб пекли,
А вічність роздавала.
– А Час спитає, як Зевес,
Хто там останній…
– І падає у вічність булава, - (о смерти Богдана Хмельницкого).
(Не случайно и на обложке «Свідоцтва» – библейское Древо Жизни, посаженное Богом в райском саду, плоды которого дают вечную жизнь).
Любовная лирика – вот что несомненно привлекательно в женской поэзии! Формула любви по Ярошевской:
Печаль такая сладкая,
Что горько мне давно.
Из стихов этого жанра выделю триптих «Даже другом мне не был», «Я ждала тебя, как с фронта», «Когда сожгут все наши фото», «Оплавлена венчальная свеча». Есть у Светланы и своя «Песнь Песней» (как же без неё!), где
Суламифь стережёт виноград,
И козлёнок пасётся под кедром.
Помимо Суламифи, и другие библейские герои и мифы присутствуют в поэзии Светланы (Агасфер и Христос, Юдифь и Далила).
К любовной лирике я отнесла бы и трогательные стихотворения о близких автору людях, ушедших из жизни:
-- об отце: Цвёл абажур. «Блуждающие звёзды»
Отец читал уже десятый раз;
–- о брате: Спасибо, что был моим братом.
Спасибо, что всё-таки жил.
Но время идёт и диктует новые темы: Светлана начинает писать о внуках и – о, благодарная тема! – о путешествиях. Эта глава, повествующая о странствиях автора, выделена им собственной фотографией, служащей иллюстрацией к стихам об Иерусалиме:
Над бессмертной Стеной
Кружит ласточка, кружит.
Неужели со мной
Бог сегодня был дружен?
Кстати, и обложка (знаменитое Древо Жизни) – тоже фото Светланы Ярошевской. Так вечные христианские ценности пригодились в оформлении книги. И оно удалось.
После зноя Израиля наших ног коснётся прохлада «лилового вереска рыжей Ирландии», и, несомненно, мы попадём в Париж:
Из всех отрав, бытующих на свете,
Вручили мне Париж, как антидот.
.................................
Монмартр. Сен-Клер. Каштанов фейерверки.
Я рядышком. Пусть ненадолго. Пусть.
Увидев Париж, вопреки ожиданиям, мы не умрём, а надолго перенесёмся в Германию, где живут любимые внуки автора, побывав во многих местах (даже на горе Гарц в Вальпургиеву ночь!), наконец, приедем в Грюнвальд:
В Грюнвальде предутреннем
Лоэнгрина ария.
Плющ свисает кудрями.
Гутен таг, Бовария!
(Как замечательно аллитерированное «р» здесь создаёт настроение радости, утренней свежести и бодрости, одновременно имитируя немецкую речь!).
Далее, поверив заверениям автора, что «на чужбине и страшно, и трудно», вернёмся в Украину и пройдёмся с Дон-Аминадо по Кировограду. Побываем мы и в одесской Аркадии, и на курортах Крыма, и в херсонской степи. И снова – в родной город!
Но я отвлеклась. Закончим экскурс в географию, и вернувшись в литературу, отметим, как много стихотворений Ярошевской посвящено великим поэтам, из которых, собственно, и выросло её творчество. Это и Пушкин («Когда погаснет в зале свет», и Гумилёв («Он старше на три года»), и Мандельштам («Стрекозы смерти. Осип. Пустота», и Бродский («Ты последнее лето зажимаешь в горсти». Но прежде всего, Ахматова и Цветаева сформировали Светлану, как поэтессу. В её стихах мы найдём прямые заимствования ( реминисценции) из Пастернака («Давай-но по краплинці /Губить слова»)) и Окуджавы («Звичним жестом насіння у землю я кину»), при этом «Грузинская песня» Булата Шалвовича талантливо трансформируется в молитву об Украине:
Помолюсь, щоб не впала біда на Вкраїну,
.................................
І за те, що на білому світі жила.
В свою очередь, стихотворение о войне и связи поколений («Мы дети героев Священной войны») переходит в тему Майдана («Майдана огни. Ведь учили они/Не жить – на коленях»). Прекрасно и стихотворение, описывающее реалии Дон-Кихотов нашей Революции Достоинства:
Горит Майдан. И Санчо варит борщ.
И плачет Дульсинея на вокзале.
Тема Майдана появляется в поэзии Ярошевской ещё в 2010 году. (Предвидение или эхо тычиновского «майдана коло церкви?).
Но что я всё о содержании книги? А как оно воплощается в форме? Как обеспечивается уровень художественности произведений? Поэтическая форма в этих стихах, не превалируя над содержанием, настолько прекрасна, что, кажется – книга состоит из маленьких шедевров. Хотя архитектоника стихотворений Светланы, на первый взгляд, бесхитростна и традиционна. Раз и навсегда, найдя для себя оптимальную форму, она остановилась на этой находке: длина стихотворений – не более трёх катренов, что обеспечивает и концентрацию мысли и, забегая наперёд, недосказанность произведения. Катрены чаще всего пишутся классическим 4- и 5-стопным ямбом, который и гарантирует стихам пушкинскую лёгкость (от легковесности спасают «вечные» темы) и разговорность интонации. Вариацией стопности стиха (его укорочением) катрены оживляються, и тогда появляются поистине танцевальные ритмы:
Накиває п*ятами
Маковій.
Чорнобривців з м*ятою
Не жалій!
(Чем не гопак?).
Невзирая на однообразие строфики, читателю скука не грозит – разнообразие внутри такой жёсткой конструкции обеспечивает тонкий психологизм поэзии и яркий калейдоскоп чувств, мыслей, образов.
Образное мышление автора – основа поэтического творчества – по своей яркости, щедрости, оригинальности – блистательно и завидно. В поэзии Ярошевской присутствуют все виды тропов, но именно сравнения (предтеча метафор) более характерны для образного строя Светланы, и они замечательны. Не удержусь от цитирования:
– Зима, як Сольвейг, мчить на срібних лижах,
Щоб встигнути до першої зорі.
– Роки, роки, як бджоли відгули.
– Жебракувала осінь поміж хат.
– Уже расспрашивает август
Прохожих, – яблоки почём.
– Был век, как пазуха Христа,
А стал вдруг крышкою от гроба.
– И как ветка сирени, ты в Нью-Йорк погружён.
– Жизнь протопала, словно ослик.
– Тоска проступает, как стигмы.
– С арбузом гордо я иду,
Как с головою Олоферна.
Последний пример ещё интересен эффектом контраста, создаваемым высокой героической темой Юдифи и беззаботной радостной картиной лета:
И август плещется за мной,
Как изумрудный плащ царицы.
В раннем стихотворении 1960-х годов восхищает динамичный и явно сюрреалистический образ луны, достойный кисти Сальвадора Дали:
Ты видишь – падает на город
Луны волшебное яйцо.
И разбивается о крышу… (!!!)
Звукопись – ещё один из способов художественной выразительности поэзии, её инструментовки – одно из условий музыкальности стиха. Пристально вглядываясь в украинские стихотворения книги («солов*їна мова»), я вижу образцы любимых аллитераций на «с/з» (вспомним ахматовское: «И скорбных скрипок голоса»):
– Зненацька стрілись, стрілись випадково.
Губила осінь золоті підкови.
– І знову східний вітер дме.
І верес синій.
Частинки серця час краде,
Складає в скриню.
Пример из русских стихов («Чистотел»):
- Щедро пахнет арбузной коркой.
Здесь у августа сто затей.
Как прекрасная оговорка, –
Гейзер, рвущийся из степей.
- Гараж. Расстрел. Прожектор.
Стихи. А помнит кто?
Брабантские манжеты.
И мокрое пальто.
Последний пример можно рассматривать, как удачный образец звукоподражания, где раскаты «р» (выстрелы?) перемежаются с пчелиным жужжанием «ж» (пуль?) и гасятся мягкой нежностью губных («б», «м», «п»).
Во многих стихотворениях Светланы я вижу готовые песни, особенно там, где присутствуют рефрены – песенные припевы («Як зимно, та проте,/ Що згадувати нам»).
К рифмам, являющимся одновременно и «звоночками» ритма, и фонетическим украшением стиха, я предъявляю высокие эстетические требования. Но рифмы «Свідоцтва», имея простые – по ряду признаков – характеристики (только конечные, только парные, перекрёстные и охватные, реже – смежные), соответствуют этим высоким требованиям, в чём читатель может убедиться сам. Я же, как любитель неточных рифм, не буду подсчитывать их соотношение с рифмами точными (значительно больше 50%) и не стану выискивать в текстах Светланы рифмы авторские, а буду просто наслаждаться ими – ассонансными, составными, усечёнными – прочими удачными находками автора, а также поделюсь с читателем парочкой рифм, которые мне интересны в этой книге (повесть – по пояс, в рапане – не обманем, фото – фронта, братство – подобраться, рояли – замирали, угнаться -- акаций, каннелюрам – Эпикура, коркой – оговорка). Отрадно, что в книге полностью отсутствуют глагольные рифмы. Стихов без рифм – не замечено. У Светланы, верной заветам силлабо-тоники, нет верлибров. Как нет и интереса к большим и твёрдым стихотворным формам. (Может, они появятся в следующих её книгах?).
Но зато какое внимание к слову! Я всегда восхищалась её семантическими рядами, вроде:
Через глаголы продиралась,
Как через чащу, на авось.
«Не удалось», «не состоялось»,
«Не получилось», «не сбылось»…
Чувствуется, что Светлана – ходячий словарь синонимов? – филологический окончила недаром!
Поэтическое майстерство и талант Светланы Ярошевской проявляються и в таких, с виду простых – без броских образов – произведений. Взгляните на графическую чёткость и красоту этой миниатюры:
Сигареточка в помаде
Полетела в форточку.
На снегу, словно в тетради,
Точечки и чёрточки.
Бытовая зарисовка? Пустячок? Читаем дальше:
Там февраль, как первоклассник,
Потрудился всласть.
Сигаретка всё не гаснет.
Жизнь не задалась.
Такая кода придаёт стихотворению глубину, трёхмерность. Философия?.. Судьба лирической героини.
Все слова, что не сказали,
Тем и хороши.
Это Светлана о недосказанности.
Недосказанность, неопределённость, тайна – одно из требований современной поэзии – в текстах Ярошевской обеспечена уже краткостью её стихов. А это гарантия художественной выразительности творчества и разгадка прелести её стихов:
Вот и всё… Эта хрупкая связь
Лодки, берега, жёсткой осоки…
…………………………………
И таращатся рыжие белки
На забытую шаль в камышах, –
Эти симпатичные «рыжие белки» – удачный кадр, напомнивший нам о кинематографичности поэзии. Несомненно, мы отыщем в книге и результаты клипового мышления автора, которое апеллируя, взывая к воображению читателя, придаёт отдельному слову значительный вес («языковой минимализм»), работая одновременно и на недосказанность текста. Пример – строка о расстреле Гумилёва: «Гараж. Расстрел. Прожектор» – здесь каждое слово тождественно отдельному кадру-картинке.
Кратность, лапидарность формы – трамплин для высокой концентрации мысли и чувства – приводит к афористичности текстов. В книге много крылатых выражений, которые хотелось бы запомнить:
– Судьба – пастух. В руке терновый прут.
И колются шипы, когда не надо.
– Только в этом мы едины –
Прокричать: «Распни! Распни!».
– Жизнь удалась, не удалась, –
Неважно. Ведь она случилась.
И как эта фраза Ярошевской перекликается с сентенцией Сергея Гандлевского: «Поэзия – всегда, в конце концов – бесхитростная благодарность миру за то, что он есть»!
Настоящая поэзия не совместима с дидактикой, но в финальном стихотворении «Живи светло» автор позволяет себе назидательный тон, поучая своих потомков и по-читателей (завещание всё же!):
Жизнь не отложишь про запас.
И даже горе – дар Господен.
И помни: лучший день – сегодня,
А лучший миг – сейчас, сейчас.
Прочитав эту книгу до конца, читатель, поздравь себя с открытием нового имени в поэтическом мире Украины – Светлана Ярошевская.
20 апреля 2016 года
г.Кировоград
Татьяна Березняк
ИЛЛЮСТРАЦИЯ: фото С.Ярошевской (1960-е гг.).