Мальчишки – девчонки, девчонки – мальчишки,
Мы учимся вместе, друзья.
Всегда у нас весело в классе.
Да здравствует дружба! Ура!
(Популярная школьная песенка)
Первого сентября 1955г. я снова пошла в полусотку. Мама побоялась отдавать меня в 42-ую школу, где, как ей сказали, возникли группировки учащихся по положению родителей. Тогда началось проникновение западных веяний в среду молодёжи, появились стиляги, бросающие вызов пролетарским вкусам и морали. В газетах появились статьи, осуждающие поведение детей весьма высокопоставленных родителей. По-видимому, мама опасалась этого тлетворного влияния на меня и решила, что мне лучше учиться в скромной школе № 50. Кроме того, Инна Иванова тоже пропустила год по болезни, и я могла учиться в одном классе со своей давно знакомой подругой. Мне было немного грустно, что я не буду вместе со знакомыми ребятами, которые мне так понравились год назад. Но я ходила с костылём, ноги болели, и в таком виде мне было неловко появиться перед ними. Без особого желания я согласилась пойти в прежнюю школу.
Директор Данилова ушла на пенсию, и вместо неё поставили какого-то невидного пьющего мужичка. Школа потеряла свой лоск. Теперь в ней учились ребята из семей рабочих и мелких служащих. Мальчишки были немножко хулиганистые, грубоватые, не умеющие вести себя с элегантной раскованностью. Словом, несовременные. Это и мне не позволило усвоить нужную манеру поведения. Я держалась отстранённо и заносчиво, хотя ребята относились ко мне весьма дружелюбно и сочувственно, если я сама не нарывалась на неприятности.
21 сентября 1955 г.
"Сегодня у нас было бюро. Я говорила, что надо развивать инициативу и т.п. В четверг будет открытое комсомольское собрание. Интересно, как оно пройдёт. Крылов боится вступать в комсомол. Вот чудак. Вчера была у Бориса Вериго. Нет ничего в нём от скромного прежнего мальчишки. Много говорил о Гичеве. И всё хорошее. Я сказала, что у меня на него зуб. Вот если он передал! Ужас! Сегодня Гичев что-то подозрительно косился и дремал на всех уроках".
Юра Гичев был невысоким, но стройным и симпатичным мальчиком. Наверное, он комплексовал из-за своего небольшого роста. Чтобы казаться выше, он накручивал на голове высокий кок. Мальчишки посмеивались:
- Где Гичев?
- Да, накручивает свой девятый вал. Юра держался грубовато – заносчиво. Меня это задевало, и я сама вела себя также. Боря рос с Юрой в одном дворе и хорошо его знал. Жаль, что я не прислушалась к его хвалебным рекомендациям. После школы Юра закончил медицинский институт и со временем стал профессором. Через много лет мне попалась о нём небольшая заметка в газете, где была фотография Юрия Петровича Гичева. Мужчина с добродушным лицом был почти лысый. Ветер времени унёс его знаменитый «девятый вал».
24 сентября 1955 г.
"Я дочитала книгу «Как закалялась сталь» и ещё раз поражаюсь выдержке, воли Павла Корчагина. Сколько у меня недостатков. Многому, очень многому надо учиться. Сколько ещё ненужного себялюбия, мелочности.
Сегодня я вела комсомольское собрание. Открытое провела ничего, а закрытое – плохо. Не знала, что говорить и как говорить. Присутствовал Крылов. Всё время косился и смеялся. Смирнов тоже.
Сегодня за нашей спиной сидел Гичев. Кидался, свистел. Спросил у меня, какой урок. Я ответила. Он прижал руку к сердцу и поклонился. Совершенно непроизвольно скорчила ему гримасу".
Толя Крылов мне нравился больше. Он был не по возрасту сдержанным и внимательным, как и подобает мужчине. Если я была чем-то взвинчена или расстроена, он каким-то пустяком отвлекал меня, и я успокаивалась. Толя также закончил медицинский институт и, кажется, уехал в Ленинград, где у него были родственники.
25 ноября 1955г.
"Сейчас закончилась по радио постановка «Овод». Мне очень, очень больно. Найти так горячо любимого человека и сразу потерять. Это ужасно. Сегодня всё время думала о Крылове. Хороший парнишка, да он не думает обо мне. Пришла сердитая, а теперь вижу, что нельзя сердиться. Я его к Инне приревновала. Глупо. А мне больно. И сейчас ужасно хочется плакать, а почему? Может, потому что всё ошибаюсь и в себе, и в других? Не знаю. Инна сегодня отвечала. Гичев ехидничал, а Крылов подсказывал. Опять Юрка сидел позади нас. Нет, всё же он нехороший тип. Пацаны пролили чернила, а Толька прыгал со шкафа. Чудили в общем. Ну, ладно. Пора спать".
26 ноября 1955 г.
"Шли домой Инна, Петруненко, Вера. Уже темнело. Дул ветер, по улицам мело сне-гом. С меня упала шаль. Видим, идут трое. Уже почти прошли, и тут слышу: «Здравствуй, Ира». Оказывается, это Боря. Я ответила, и пошли мы дальше. У меня на сердце какая-то грустная радость, аж слёзы на глазах. Рада, что поздоровался? Да, очень рада. Ты всё же, Иринка, глупая девчонка.
Хотела пойти гулять, но раздумала. Завтра иду в театр на «Пиковую даму», а в понедельник доклад о Кирове".
29 ноября 1955 г.
"Сижу и слушаю передачу о композиторе Легаре. Сегодня Валерка Николин на черчении взял и накрыл меня газетой. Он понял, что я рассердилась, и так старался меня умилостивить, что моя злость уменьшилась на три четверти. Прихожу домой, а по радио играют «Домино».
Домино, Домино, никогда не забудь этот час.
Домино, Домино, расцветает весна для нас."
Мне этот вальс всегда напоминает что-то хорошее, светлое и немного грустное.
Конечно, я держалась высокомерно, не соображая, что королева должна быть доброжелательной, а не злой. Эх, почему поздно приходит знание простых вещей. Впрочем, простых ли?
1 декабря 1955 г.
"Зима, зима! Мягкий снег всё покрыл пушистым ковром. Заснеженные ветви деревьев заглядывают в класс, а за окном падает, падает снег.
Вчера меня Николин, Гичев и Крылов на географии забросали бумагой. Они хотели рассердить меня, а я рассмеялась. Инна сказала, что это было очень глупо."
9 декабря 1955 г.
"Уйма новостей. Классный руководитель Анна Наумовна Блях!!! Ура!(Знакомая по младшим классам преподавательница английского языка). Сегодня завезла Гичеву его же книгой по башке. С Галей Петруненко перекидывались записками. На всех наплевать. Только что слушала пьесу «Много шума из ничего». Чудесная песня: «С треском лопаются бочки тра-ля-ля от весёлой этой ночки тра-ля-ля». Ну, пора спать".
11 декабря 1955 г.
"Сегодня воскресенье. Весь день просидела над черчением. Приходила Инна".
Помню я эти воскресенья, когда нет возможности скрыться от надзора родителей. Чтобы не злиться и не грустить, воображаю себя девицей в светлице. Черчу проекции и слушаю радио, по которому часто передают радиопостановки, концерты классической музыки. Телевизора тогда у нас не было.
"Галя дала мне почитать «Повесть о юности» Г.Медынского. Я хочу записать неко-торые выдержки. Это мне может пригодиться.
-Каждый из нас может ошибиться, может сделать любую глупость, но вилять… вилять, прятаться, как мелкая душонка, за спины других мы не будем…
-А если мы едины, спаяны, если каждый сознаёт себя как часть целого, тогда мы – коллектив, и тогда мы не можем не отвечать за нашего товарища.
-… самое главное: заставить себя делать то, что нужно. Не что хочется, не что интересно, а что нужно.
-… в каждом деле есть свой интерес. Но обнаруживается он только в том случае, если ты глубоко проникнешь в это дело, в его сущность. И тогда ты неизбежно найдёшь скрытый в нём интерес.
-… каждый человек живёт для подвига, должен быть готов к нему. И достоин жа-лости тот, кто не сможет подняться до него!
-Всё дело в позиции – во внутренней, в жизненной позиции, на которой стоит человек. Это - центр личности, её организующее ядро, её стержень! Только в этом свете становит-ся ясным характер, воля и выдержка – вся та совокупность моральных и психологических черт, которые определяют лицо нашего советского человека, целиком отдающего себя слу-жению нашей великой и благородной цели.
- Дневник, описывающий только внешние события, не дневник, а ненужная хроноло-гия.
Белинский «Письмо к Гоголю».
-Нельзя перенести оскорблённого чувства истины, человеческого достоинства; нель-зя молчать!.. Да если бы вы обнаружили покушение на мою жизнь, и тогда бы я не более возненавидел вас, как за эти позорные строки!"
Да, эти выписки ярко отражают идеологию советского времени, призывающую жерт-вовать собой ради блага общества. А так ли это плохо?
13 декабря 1955 г.
"Ужасно устала. Завтра едем на протезный завод за бурками, и я сидела над алгеброй. Хочу немного почитать и запишу хорошее стихотворение.
Мне утраты приносят мужество Я теперь поняла, что счастье
Я учусь не ходить, где мелко, Невозможно дробить на части,
Океаны не путать с лужами, Поняла я, что, стиснув зубы,
Настоящее – с подделкой. Нужно ждать его много лет.
Я учусь, выбирая друга, На уступки не соглашаться,
Знать наверное, с кем пойду, Одиночества не бояться,
Знать – не спрячет он глаз испуганных, И придёт оно ярко, властно,
Если я попаду в беду. Как гроза, что несёт земле
Пересохшей покой и влагу."
Ах, сколько душевных сил было потрачено, чтобы осуществить этот идеальный рецепт счастья.
16 декабря 1955 г.
"Галочка Щукина сегодня получила две четвёрки! По географии и истории! Я очень довольна".
Эту девочку прикрепили ко мне, чтобы я помогала ей заниматься. Она стала часто приходить ко мне домой. Думаю, ей просто нравилось у меня.
"Мы, дежурные, удрали, а класс не сдали. Эх, зимушка, зима! На улице бодрящий ве-терок и мягкий пушистый снежок. Нам от него неприятности: мальчишки кидаются. Сей-час шли Света, Лида, Галя и я. Шутили, смеялись. Да, хороша юность.
«Повесть о юности»
- Нужно жить общественной жизнью, а не замыкаться в себе, и ценность человека определяется, в конечном счете, тем, что человек сделал для общества.
-В жизни нужно иметь что-то основное, стоящее выше мелкого, личного, и этому нужно посвятить жизнь.
(Калинин)
- Живёт только тот, кто борется.
-Любовь – это очень нежное, робкое чувство, и очень нехорошо, если в ней начинают копаться посторонние. Даже друзья!
- Любовь, даже неразделённая, - счастье!
-Только тот любит, кто помогает любимому человеку возвышаться до независимо-сти. Только тот любит, у кого светлеет мысль и укрепляется от любви.
(Чернышевский)
- Если бы вся цель нашей жизни состояла в нашем личном счастье, а наше личное сча-стье заключалось только в одной любви, тогда жизнь была бы, действительно, мрачной пу-стыней, заваленной гробами и разбитыми сердцами.
Но есть для человека и ещё великий мир жизни, кроме внутреннего мира сердца – мир исторического созерцания и общественной деятельности, тот великий мир, где мысль ста-новится делом, а высокое чувствование – подвигом. (Белинский)"
2 января 1956 г.
"Прошёл Новый Год, а я ни строчки не занесла в дневник. А события есть.
Вчера я, Инна и Галя Петруненко пошли гулять на противоположную сторону Крас-ного проспекта. К нам присоединились Гракова, Карева, Борисова. Были Галя Черепанова, Алла Гольнева. Шумная весёлая компания. Нас на углу догоняет Смирнов и говорит Каревой: «Если будешь трепать – пожалеешь». Все расхохотались. Доходим до магазина, тут Кры-лов, Николин и Смирнов. Смирнов подходит к Каревой: «Я тебя сколько раз предупреждал, получай!» и как ударит её по щеке. Все в ужасе. У меня был вид поражённого громом. Толя тронул меня за рукав: «Ладно. Проехало». Пошли домой и смеялись над Аллой, которая, увидев мальчишек, испуганно спрашивала: «Это не ваши?» Далее. Пришла домой, и выяснилось, что я потеряла ключ. Вся предшествующая сцена потрясла меня, а тут ещё ключ.
Сегодня чудесный день. Тепло, весной пахнет, снежок чуть-чуть подтаивает.
Я была дежурной. В классе никого не было. Мы окна раскрыли, и всё равно тепло. Ни-сколько не дует.
Забегала Инна. Она гулять не идёт, ну и мне пришлось сидеть дома."
26 января 1956 г.
У нас было комсомольское собрание. Обсуждали картину «Педагогическая поэма». Я вела собрание и делала доклад о коллективе. Был почти весь класс, Толя Крылов и Гичев. Теперь у нас секретарь Нина Машковцева. Это моя кандидатура. Нина очень славная девчонка.
В воскресенье 3 февраля я иду в театр, чему очень рада. Только масса уроков, не знаю, когда что буду делать. Ну да ничего. Вырвуся.
В дневнике я не писала, как ударила Гичева тряпкой и удрала с английского. Впрочем, это очень давно было. Как-то сейчас нет об этом ярких воспоминаний. Что-то я очень устала. Не лечь ли спать?"
6 февраля 1956 г.
В восхищении от балета «Дон Кихот». Это было что-то замечательное, как сон. . Вызвали по литературе, я ничегошеньки не знала. Толя подсказывал. С Гичевым почему-то всё время встречаемся взглядами, что ужасно неприятно. У Томы Носовой взяла песенник:
Два сольди
Эта песня за два сольди, за два гроша.
С нею люди вспоминают о хорошем.
И вздохнуть она тебя заставит тоже,
Ведь о твоей беспечной юности она.
Эта песня о кварталах пропылённых.
Эта песня о бездомных и влюблённых.
Эта песенка о том, что не вернётся.
Эта песня о счастливых временах.
Вот на четвёртом этаже
Окно распахнуто уже.
Ещё окно, ещё одно, ещё одно…
И люди слушают, вздыхая и мечтая.
За два сольди эта песенка простая,
Но для тех, кто здесь надеется и любит
Эта песенка о вечности любви.
Она в оркестре там и в тон
Её выводит баритон.
Повсюду носится она,
Уже модна.
Но вернётся эта песня на окраины,
В те углы, где родилась она случайно.
И споёт её влюблённая девчонка
В час заката у себя на чердаке.
Эту песенку пела Клавдия Шульженко. Записала её полностью, потому что до сих пор она меня волнует, также как Бесаме – Мучо.
Не спится юному ковбою.
Разлука с милой парня сушит.
И шепчет он: «О, будь со мною,
Целуй меня, Бесаме – Мучо».
Бесаме, Бесаме – Мучо!
С календаря навсегда отлетают листы
Бесаме, себя не мучай.
В сердце не смоешь холодной тоски.
Где мы ни были, где мы ни жили,
Нам никогда не забыть
Наше хорошее старое прошлое,
Всё, что пришлось пережить.
Где ты, не знаю я, но вспоминаю
Образ любимый родной.
Образ любимый твой,
Нежно хранимый мной,
Я ношу в сердце с собой.
Конечно, тот ещё перевод, но так было записано у Тамары Носовой.
Лунная серенада
(из кинофильма «Вернись в Сорренто»)
Надо мной тихо звёзды мерцают,
И листвой шелестит ветерок.
В тёмном небе луна проплывает,
Словно лилии белый цветок.
Наполнил душу мне голубой свет луны.
Я в ночной тишине вижу дивные сны.
Расцвёл цветок любви в сердце верном моём.
Он чудесным огнём загорелся в крови.
Куда бы от меня ни скрылась ты.
Повсюду за тобой мои мечты.
Может быть, обо мне вспоминая,
Тёмной ночью грустишь ты одна.
И ласкает тебя, дорогая,
Нежным призрачным светом луна."
9 февраля 1956 г.
"Сегодня в классе было славно. Сейчас была Инна. Сидели, говорили, вспоминали. На физике Петруненко привязала к лампе шапку Гичева за то, что он бросал фартук Фурман. Адель выгнала её из класса «навсегда». ( Адель Моисеевна – старенькая учительница физики. Маленькая, полная, добродушная. Всегда в чёрном.)
Да, весна близко Я всё время пою песенку «Сели- герим.»
Милая. Пойдём сегодня к морю снова.
Звёзды с высоты улыбнутся нам опять.
Милая, нет не найти другого слова.
Ты одна моя радость и мечта.
Сели – герим, Сели - герим,
Так у нас в Баку любимую зовут.
Сели – герим, Сели – герим.
Так в тиши влюблённые поют.
Как назло приёмник хрипит, и надо писать сочинение."
19 февраля 1956 г.
Сегодня был замечательный вечер, посвящённый дню Советской Армии. Ну, доклады ничего особенного собой не представляли. Выступили со стихотворениями Галя Петруненко и Гракова. А вот танцы! Во-первых, играло настоящее трио: рояль, баян, ложки. Эффект чудесный. Крылов был расфуфырен до нельзя. Посматривал вокруг сногсшибательными взглядами и не танцевал. Николин с Ковалём отплясывали во всю. Я была весела, смеялась, лукавила. Напротив нас всё время стоял Федя из 9-б, и как только мы пошли одеваться, он ушёл.
Очень не хватало Инны. Она, бедняжка, болеет. Да, этот вечер останется в памяти надолго."
Дневниковые записи на этом надолго обрываются.
Весной у нас во дворе произошли перемены. Срубили большой тополь, убрали стол доминошников и посадили яблони вдоль фасада здания и кругом посреди двора. В центре круга дворничиха тётя Даша посадила ирисы, поливала их и гоняла ребятишек. Под яблоня-ми у забора поставили две скамейки, и я сама с одним костылём до них доходила. Как романтичная барышня сидела и читала книжку, надеясь, что кто-нибудь оценит эту красивую композицию. Через много лет выяснилось, что за мной наблюдал младший брат Вадика Хомякова Миша, но не решался подойти.
Одна в Карачах
Мне исполнилось 16 лет, и путёвки в евпаторийский пансионат для матери и ребёнка нам перестали давать. Было решено съездить в Карачи, но туда оказалось трудно достать путёвку. Мама рассердилась, и предложила мне написать письмо К.Е.Ворошилову с просьбой выделить путёвку. Кажется, я сама составила в меру жалобное письмо. Весной папу вызвали в обком и дали одну путёвку на июнь. Пришлось отправлять меня одну на курорт. Надо было ехать на поезде, который шёл до Карачей семь часов. Папа меня сопровождал. Мы взяли билеты в плацкартный вагон на поезд, отходящий от Новосибирска в 12 ночи. Я устроилась на нижней полке, папа – на верхней, и несколько часов мы поспали. В семь утра поезд пришёл в Карачи. На маленьком вокзале приезжих встречал автобус, который по пыльной дороге через бедный посёлок привёз нас к санпропускнику. Там меня определили во второй корпус. Папа донёс мои вещи до палаты, в которую меня определили, и уехал.
В палате на четырёх человек жили простые женщины лет сорока, которым я никак не могла быть подружкой. Наверное, моё присутствие мешало им вести откровенные разговоры. Моя кровать была в самом неудобном месте: на самом виду у двери. Палата находилась на первом этаже в конце длинного тёмного коридора. Он выходил в просторный вестибюль с кафельным полом. Напротив нашего коридора был такой же, ведущий в мужское отделение. Справа – широкая величественная лестница на второй этаж с широкими перилами, слева – выход на улицу. Недалеко от входа под тополями стоял деревянный столик со скамейками вокруг него, чтобы отдыхающие могли играть в карты и домино. Чуть подальше располагалась танцевальная площадка с деревянным полом и раковиной для музыкантов. Налево по аллее, посыпанной песком, можно было дойти до грязелечебницы, а направо, примерно на таком же расстоянии находилась летняя столовая. По сравнению с сороковыми годами в Карачах ничего не изменилось.
Июнь выдался прохладным и дождливым. Приходилось одевать тяжёлое драповое пальто и всё время бояться поскользнуться на мокром кафельном полу. Однажды я упала в вестибюле грязелечебницы, и мне бросился помогать подняться молодой мужчина, сам ходивший на протезе с палочкой. Обычно, он ходил вместе с милой хрупкой женщиной с пепельными волосами. Вместе они составляли красивую интеллигентную пару, выделявшуюся на общем фоне и, наверное, поэтому мне запомнились.
Лечение моё проходило нормально, благодаря хорошей организации и заботливому отношению медперсонала. По-видимому, сказывалась выучка военных лет. Тех, кто плохо передвигался, в грязелечебницу отвозили на телеге, покрытой синим сукном и запряженной каурым коньком в сопровождении санитарки. Она же помогала и в грязелечебнице. Для занятий физкультурой надо было подниматься по крутой лестнице на второй этаж. Видя, что мне трудно, пожилая уборщица стала мне помогать. В определённое время я подходила к лестнице, где она меня встречала и помогала подняться. Это было бескорыстное подлинное проявление доброты, свойственное нашим много пережившим людям.
Сначала были трудности с посещением столовой. Она располагалась в подвальном помещении грязелечебницы, и туда приходилось спускаться по лестнице с неудобными широкими перилами трижды в день. Потом открыли летнюю столовую, которая была ближе к нашему корпусу, и подниматься на её крыльцо было легче.
Впрочем, все трудности компенсировались возможностью поступать по собственному усмотрению, не спрашивая разрешения, самостоятельно ходить, куда хочется. Мне доставляло удовольствие самой покупать соки и шоколад. Перед отъездом я купила белый шарф-паутинку, модный в ту пору. Он хорошо смотрелся на моей головке с темно-синим драповым пальто.
Основным развлечением было посещение кинотеатра в деревянном помещении, похожем на сарай, но зато там не было ступенек – моего главного препятствия. Бывали там и концерты, и спектакли областного театра. Зал был заполнен до отказа. Ведь телевизоров тогда не было, и кино было самым посещаемым зрелищем. Интересных знакомств у меня не было, поскольку я была младше всех. Под конец пребывание на курорте мне уже наскучило, и я с удовольствием вернулась домой. Главным результатом этой поездки было доказательство, что я могу одна лечиться в Карачах.
К своему дневнику я вернулась лишь к началу нового учебного года.
30 августа 1956 г.
"Сегодня перекличка была перед новым учебным годом. Итак, я уже в девятом 9-б классе! Да, время бежит. В прошлом учебном году мой дневник был прерван из-за неодобрения этой затеи Инной, но в нём столько пережитых впечатлений, что я решила продолжать это дело.
Итак, о перекличке. Встала ранёшенько, умылась белёшенько, но, когда зашли девочки, всё же не была готова. Шли и по обыкновению хохотали. Нас загнали на 3-ий этаж в соответствии с кабинетной системой. Толя всё лето провёл в Ленинграде. Он повзрослел. Смирнов опустился. Жаль, что Инна уехала к знакомым".
Мне купили пианино. Теперь возможности учиться музыке неограниченные.
Мама с удовольствием рассказывала, как специально поехала за пианино в Москву. В магазине не было престижного «Красного Октября». Пришлось выписать какой-то провинциальный инструмент, и тут выкатили московскую «Лиру». «Хочу это»,- решительно заявила мама. Дала продавцу взятку 25 рублей и организовала отправку инструмента на станцию прямо из магазина. Пианино благополучно прибыло в Новосибирск. Его поставили в столовой, украсив накидкой с ручными кружевами и дорожкой на крышке.
16 сентября 1956 г.
"Воскресенье. Все уже уехали в колхоз. Инна болеет.
Прочитала книгу Митчелла Уилсона «Брат мой, враг мой». Очень большое впечатление, как и от его книги «Живи с молнией». Вот на каких примерах надо учиться. Я хочу сделать всё, чтобы быть полноценной, чтобы ни один день не пропал даром. Пойду, поиграю на пианино, хотя уже 12-ый час ночи."
"Четверг, нет пятница. Число неизвестно. На плитке греется вода мыть посуду. На улице дождь, ветер, а у меня насморк. Завтра первый урок по музыке. Я уже знаю учительницу и немного её требования. Теперь будет чуть-чуть полегче. Она нашла у меня хороший слух и ритм. Ну что же, очень приятно."
Я занималась с Марией Яковлевной года три и достигла уровня примерно пятого класса. Меня подводили слабые руки, и с педалью было трудно справляться, но всё же поло-нез Огинского и «К Элизе» Бетховена стала исполнять вполне удовлетворительно. К сожалению, Мария Яковлевна не научила меня подбирать аккомпанемент, и я не умею играть на слух популярные песенки.
9 октября 1956 г.
Пошла вторая неделя занятий в школе. Я прилежно занимаюсь и прилежно стараюсь посмеяться над Гичевым. Дело в том, что отец собрался копать картошку с Борисом, но испугался холода и раздумал. А Борис пришёл. Мы с ним дружески поболтали, и я осталась им очень довольна. Потом только всё время на глаза навёртывались слёзы. В понедельник пошла в школу, и Гичев встретил меня странным взглядом. Я теперь сижу с ним почти рядом, и он здорово наблюдает и краснеет. Я не знаю, чему это приписать, а поэтому держу себя по отношению к нему враждебно.
Сегодня на труде нас посадили рядом с Крыловым. Разбирали двигатель. Подходит Гичев: «А у нас добрая бригада. Ценить надо такую. ( что, мол, ваша)». Я бурчу: «Ценить такое добро?» «А тебя не спрашивают»,- раздалось в ответ оскорблено и обижено. «Юра, отойди»,- смеётся Толя,-«А то все девочки с гаечными ключами и изобьют тебя». (Ехидный намёк) Ю.Г. уходит".
22 октября 1956 г.
"Коротко. В прошлую неделю два часа потратила на занятия с Толей английским. Большинство считает, что я к нему не равнодушна. Чушь. Сегодня разругалась с Солдатовым и Лебезиным из-за газеты. И смех, и грех. Теперь надо писать заметку о жизни класса, а что писать ума не приложу. Пока".
23 октября 1956 г.
"Инна болеет. Собой не довольна.
Песня из кинофильма «Гость с Кубани».
Виду не показывай ты, любовь моя.
Парня сероглазого полюбила я.
Как узнать хороший мой любит или нет?
У любви непрошенной как спросить ответ?
Мне не надо спрашивать про девичью грусть.
Я пока сама ещё в том не разберусь.
У любви непрошенной как спросить ответ?
Милый мой, хороший мой любит или нет?
Виду не показывай ты, любовь моя.
Парня сероглазого полюбила я.
Милый мой, хороший мой, сам не знаешь ты,
Что вошёл непрошенный в девичьи мечты."
Дневниковые записи снова надолго прерываются, и я пытаюсь по памяти восстановить события того времени.
Концерты в филармонии
Среди городской интеллигенции в моде приобретение подписных изданий, посеще-ние театров и концертов. Мама не хочет отставать от жизни. Усердно пополняет нашу биб-лиотеку новыми изданиями, простаивая в больших очередях. Ей хочется посещать симфони-ческие концерты, как beau mond города, но не одной. Папа решительно отказался её сопро-вождать, поскольку совершенно не воспринимает «серьёзную» музыку. Тогда мама под пред-логом, что мне надо познакомиться с классическими произведениями и лучшими исполните-лями, стала брать меня с собой. Действительно, в тот период филармоническая активность поражала своим размахом. Молодой Кац начинал свою успешную карьеру: собрал хороших музыкантов в симфонический оркестр и поднял его на достойный уровень. В город приезжа-ли выдающиеся исполнители: Ойстрах, Гилельс, Рихтер, Николаева, которые были в расцве-те своего таланта. Не могу сказать, что я наслаждалась, но постепенно начинала чувствовать выразительность исполнения. Мне нравилась праздничная театральная обстановка: большой гардеробный зал, торжественная белая лестница на второй этаж, полукруглый коридор фойе, и, наконец, сам уютный бело - голубой концертный зал. Сквозь большие окна с красивыми переплётами синеет угасающий вечер. Нарядная публика в приподнятом настроении неспешно занимает свои места. Многие завсегдатаи здороваются друг с другом, что создаёт атмосферу приобщения к избранному обществу.
Под Новый год мама была занята приготовлениями, и отправила меня на камерный концерт с папой. Тёмный морозный, но тихий вечер. В освещённых витринах магазинов красуются нарядные ёлочки. На городской площади темнеет огромная городская ёлка. Н неё уже повесили игрушки, но иллюминация не включена. Входим в театр, где в гардеробном зале нас встречает праздничный аромат хвои. Там только что установлена пышная красавица - ёлка, но игрушками ещё не украшена. Блестит натёртый паркет. В большом зале нет спектакля, поэтому в театре просторно и спокойно. Раздеваются лишь довольно немногочисленные посетители концерта. Фойе освещено лишь боковыми светильниками, большие люстры погашены, и это также создаёт атмосферу предпраздничного ожидания. В концертном зале все свободно по-домашнему усаживаются поближе к сцене. К сожалению, не помню, кто из пианистов выступал, но осталось впечатление, что играл он, как для близких людей, объединённых любовью к музыке и благодарностью к исполнителю. Исполнялись вальсы и баллады моего любимого Шопена, сонаты Бетховена, Моцарта. Даже папа слушал с удовольствием. Этот вечер был прекрасной прелюдией к Новому году.
Встреча 1957-ого года в нашем доме получилась особенно праздничной. Маме хоте-лось чего-то необычного. Кроме большой ёлки в углу комнаты, на раздвинутом столе поста-вили маленькую ёлочку, в качестве новогоднего украшения. Родители не поскупились на хорошее вино и угощение. Всего было вдоволь. В спальне разобрали кровати и превратили её в танцевальный зал. Гостям было предложено надеть карнавальные головные уборы и маски. Один из гостей удачно изображал Деда Мороза, как положено, в красной шапке и белой ватной бороде. Из его мешка каждому достался сувенир. Народу было человек двадцать, танцевали, пели, веселились без устали до семи часов утра. Такие удачные праздники, к сожалению, неповторимы и надолго запоминаются.
В школе решили устроить костюмированный вечер. Родители с энтузиазмом стали делать мне костюм хозяйки медной горы. Купили тёмно-зелёную ткань на сарафан, светло-зелёную – на блузку. Сарафан украсили цветными стекляшками из битых игрушек. Папа сделал картонную корону с такими же «драгоценными камнями». Мама купила несколько ниток оригинальных бус из уральских камней и цветного стекла, где-то достала роскошную длинную косу. Был приглашён профессиональный фотограф из института, который сделал цветные и чёрно-белые снимки меня в костюме. Не могу сказать, что я была довольна ролью куклы, которую наряжают. Наверное, мне было бы приятнее выбрать костюм самой.
Вечер ничем особенным не запомнился. Тёмный зал, стеснительные мальчишки,
старомодная музыка. Понравился бело-голубой костюм пажа, взятый напрокат из оперного театра, у Ирочки Фурман. Он ей очень шёл. Кажется, мне дали за костюм вторую премию.
Знакомство с Галей Беляевой
Май 1957-ого года. Я сижу на лавочке под цветущими яблонями, что растут у огра-ды, отделяющей наш двор от тротуара. На мне розовое штапельное платье с рисунком в виде яблоневого цвета, с широким отложным белым воротником по тогдашней моде. В руках у меня томик Куприна. Несколько неожиданно ко мне подходит Галя Беляева, живущая в 1-ом подъезде нашего дома.
Раньше она училась в полусотке в параллельном классе и дружила с Линой Гутник, не по возрасту умной и ехидной еврейкой. Они обе просмеивали девочек ради красного словца, тем самым, ставя себя выше остальных. Хотя Галя и тогда попыталась привлечь меня в эту кампанию, я предпочла отстраниться. Мне не нравились насмешки над внешностью некоторых девочек и обидные выпады, совершенно незаслуженные. Сами-то они были ещё те красотки. Галя сутулая, длинноносая, в очках. Лина полная, коротконогая. Я старалась держаться от них подальше.
Галя приветливо со мной заговорила о литературе, и обнаружилось, что она хорошо её знает и знакома с такими произведениями, которых я не читала. Я почувствовала к ней уважение и захотела познакомиться поближе. Галя привела меня к себе домой, где я позна-комилась с её матерью Ольгой Михайловной и её сёстрами. Старшая Майя заканчивала исто-рико - филологический факультет педагогического института, средняя Люда училась в НЭТИ – новосибирском электротехническом институте, одном из самых престижных в городе. Галя была младшей и заканчивала школу. Меня буквально пленила их эрудиция, свободная современная манера разговаривать и держаться. Мне этого явно не хватало. Сёстры регулярно посещали театры, выставки, были в курсе последних веяний. Я ощущала свою отсталость, жадно впитывала их высказывания и старалась им соответствовать. Галя познакомила меня с пьесами Евгения Шварца и другими интересными авторами, стала брать с собою в театр, в кино, на прогулки. Мы побывали на «Пиковой даме» с Сорочинским, премьере «Дон Жуана» с Фадеичевым. Позднее с трудом попали на «Принцессу Турандот» во время гастролей театра им. Вахтангова в Новосибирске. Я поняла, что спектакли и выставки надо посещать обязательно, почувствовала себя более самостоятельной и искренне была Гале благодарна.
Гале нравился Алик Гусев из 7-ого подъезда, а он стал обращать внимание на Галю Маслову. Беляева заметно ревновала и ехидничала. Такое открытое проявление чувств было для меня необычным: я привыкла скрывать свои эмоции, боясь насмешек, бесцеремонного обсуждения, снисходительного утешения. Поведение Гали было очень интересно наблюдать, но подражать я не решалась, чувствуя в нём нечто показное.
Снова у моря
Дни счастливые лета золотого.
Песни нежные моря голубого.
Словно птицы, они в дали улетают,
И мне грёзы навевают.
Сердце бьётся волнующей надеждой.
К счастью нашему я стремлюсь как прежде.
Но напрасно я , может быть, мечтаю.
Я мечтаю, вспоминаю..
(Попса того времени)
Родителям удалось достать две путёвки в санаторий «Ударник» на июль. Восстанов-ленный из развалин на набережной недалеко от пансионата «Светлана», этот санаторий был одним из лучших в Евпатории. Большие светлые палаты с паркетным полом, балконы, цветники во внутреннем дворе, свой пляж через дорогу.
Нас поселили в палате на 4-х человек. Вместе с нами жили: молодая женщина Люся из Кишинёва и старушка из Тарту. Сначала старушка держалась настороженно и обособленно, но, видя, что к ней относятся внимательно и с уважением, прониклась доверием и даже привязанностью. После того, как мы расстались, она несколько раз присылала нам поздравительные открытки, и я ей отвечала.
С утра у нас были процедуры, после обеда «мёртвый час». До ужина можно было побыть на море, но я предпочитала посидеть и почитать на балконе. После ужина народ отправлялся в кино или на танцы. В санатории был штатный баянист, который играл на санаторной танцплощадке, но можно было пойти в курзал, где были танцы под небольшой оркестр. Рядом с санаторием открылось небольшое кафе, где продавали дешёвое крымское вино и мороженое. Для отдыхающих организовывали экскурсии на южный берег Крыма, и мама путешествовала с одной из них на Ай-Петри. Конечно, мне хотелось романтических приключений, но без мамы я никуда не могла пойти, и мне было несколько грустно. Тем не менее, пребывание в «Ударнике» запомнилось, как одно из самых приятных.
Последний год в школе
На дворе хрущёвская оттепель. Наш спутник пищит над землёй. Физики – герои времени, но и лирики не отстают. Зазвучали песни Булата Окуджавы. На экранах появляются французские, польские фильмы. Выходят пластинки с записью действительно лучших образцов зарубежной эстрады «Вокруг света». Я стараюсь их приобретать. В моду входят герои-индивидуалисты Хемингуэя, Ремарка. Огромным успехом пользуется «Литературная Газета» и журнал «Иностранная литература». Чувствуется стремление преодолеть «железный занавес» и влиться в европейское общество.
Судя по фотографиям того времени, у нас в доме ещё сохраняется старая мебель, привезённая из НИВИТ-а: диван с валиками в белом чехле и вышитой дорожкой на спинке, массивный четырёхугольный стол, тяжёлые китайские стулья в чехлах, украшенных вышивкой крестиком. Я их терпеть не могла. Этажерка для книг перекочевала на кухню, и на ней стояли железные крашеные банки для круп и других сыпучих продуктов. Появился холодильник «Саратов». Вместо ручного патефона купили приёмник, к которому можно было присоединять электропроигрыватель.
В доме часто бывают гости. Мама любила, веселье, танцы, вкусные застолья и не жалела сил на их приготовление. Перед праздником всю ночь пекла пироги, торты, а утром шла на демонстрацию, после которой проголодавшиеся коллеги и знакомые дружно вваливались к нам. Поскольку бывало, что посуды на всех не хватало, мама купила два дорогих немецких сервиза: столовый и чайный на 12 персон, и следила, чтобы гости аккуратно с ней обращались. Выпив и закусив, душевно пели, а потом принимались танцевать. Особой популярностью пользовалась «Финская полька». Под конец, когда гости уже утомились, мама усаживала меня за пианино. Создавалась атмосфера благородного дворянского музицирования. Мне это не нравилось, но не хотелось портить всем настроение своим отказом.
16 сентября 1957 г.
"И вот я в 10-ом классе. Увлекаюсь книгой Репина «Далёкое и близкое». Книга замечательная по содержанию, очень поучительная. Странное ощущение весёлости и приподнятости, хотя дела далеко не блестящи. 12 часов ночи. Хочу сделать некоторые выписки из книги.
- Если вы хотите служить обществу, вы должны знать и понимать его во всех его интересах, во всех его проявлениях, а для этого вы должны быть самым образованным чело-веком. Ведь художник есть критик общественных явлений: какую бы картину он ни пред-ставил, в ней ясно отразится его миросозерцание, его симпатии, антипатии, и главное – та неуловимая идея, которая будет освещать его картину.
- Не в том ещё дело, чтобы написать ту или иную сцену из истории или из действительной жизни. Она будет простой фотографией с натуры, этюдом, если не будет освещена философским мировоззрением автора, и не будет носить глубокого смысла жизни, в какой бы форме это не проявлялось. Почитайте-ка Гёте, Шиллера, Шекспира, Сервантеса, Гоголя. Их искусство неразрывно связано с глубочайшими идеями человечества.
- Настоящему художнику необходимо колоссальное развитие, если он сознаёт свой долг – быть достойным своего призвания.
P.S. Юрки уже нет. Он в 10-ой школе вместе с Николиным, странно писать это. Смирнова, наверное, выгонят. Всё к одному".
Родители перевели мальчиков в 10-ую школу, лучшую в городе, поскольку большинство её выпускников поступали в институт.
15 марта 1958 г.
« Всё заключалось горячей верой в жизнь; нужно идти вместе с нею, с этой жизнью, которая никогда не останавливается. Нельзя надеяться на отдых, нельзя искать тихого пристанища в неподвижности и невежестве. Нет облегчения в возврате назад. Нужно обладать твёрдостью духа и скромно признаться самому себе, что единственная награда жизни в том, чтобы стойко прожить её, выполняя налагаемые ею обязанности».
( Золя «Доктор Паскаль»)
«Всякая женщина плачет, провожая в дорогу героя», - эти слова, нежный вердиев-ский напев всё ещё звучат во мне. Чудесная опера о большой красивой любви, самоотверженности, горе. Эта инквизиция, как беспощадный рок, уничтожает всё свободное и живое. Грозный слепой инквизитор, поставивший всех на колени, на фоне горящего костра – распятый Иисус. И музыка, музыка властная, тревожная и … мелодичная. Дуэт Позы и Карлоса – страстный порыв к счастью и борьбе.
Сегодня прочитала «Доктора Паскаля» и мыслю немного по-книжному. Вообще, жить – это здорово. Это надо уметь. Нужна смелость, сила, здоровье, оптимизм и много солнца, этого живительного источника энергии, необходимой всей земле. После тёплых дней опять наступил дикий холод. И это в середине марта! Ну чего ждать от Сибири! Скоро превратишься в ледяную сосульку. Наверно, поэтому меня совершенно не волнует никто из мужчин. Это весьма странно. Неужели бред и фантазии мне вполне заменяют действительность, или я ещё мала? Последнее отпадает, так как созрела я, пожалуй, слишком ра-но, в 12 лет. Несмотря на сильное уродство, я могу нравиться, вернее, добиться этого. Тут просто действует инстинкт. (Чёрт знает что, какой-то врачебный анализ, а впрочем, пригодится в будущем, если, как Галка, не уничтожу свой дневник). Но мне лень, ни к чему и не зачем. Всё же мы с Борькой подходили друг другу. Возможно, поэтому я ещё помню это наивное детское увлечение. Несмотря на довольно натуралистические взгляды, я, кажется, очень стеснительна и робка, а главное, самолюбива до крайности. Даже невинное критическое замечание на мой счёт приносит мне страдание, отсюда вечная оглядка на других, и боязнь безрассудства со своей стороны. И зачем, к дьяволу, я пишу это? Для будущего. Ха!
Гениальная мысль! Записать фантастический бред.
Видение № 1 Выпускной вечер. Я здоровая, загорелая (недавно приехала с юга). На мне белое капроновое платье, а в волосах цветы. Весело разговариваю с девчатами. Между тем, в зале танцуют. В углу стоит с презрительной миной Гога и наблюдает за происходящим. Он подходит к музыкантам, просит сыграть испанский танец и танцует, желая поразить всех. Девчонки в восторге. Гога на вершине блаженства. Я вскакиваю и, отбивая каблучками ритм, приближаюсь к нему. Гога удивлён, но принимает вызов. Таней становится всё быстрей и зажигательней. Я делаю вид, что собираюсь отдаться объятиям Гоги, но в самый последний миг ускользаю и кружусь по всему залу, торжествующая и свободная. Гога в изнеможении и изумлении становится на колено, давая понять, что танец закончен. Я ставлю ногу ему на колено и торжествующе выстукиваю дробь кастаньетами. Соскакиваю и убегаю.
Видение № 2. Выхожу замуж за англичанина и, перед тем, как отправиться в кругосветное путешествие, заезжаю в провинциальный Новосибирск. Все восхищены мной и моими туалетами. Матери оставляю на воспитание ребёнка, чтобы ей не было скучно. Галю отправляю учиться в Париж. Сама еду на Гавайские острова.
Видение № 3. Еду в Индию, где выздоравливаю и танцую индийские танцы. Выхожу замуж за сына раджи, но соскучившись по дому, еду на родину. Работаю в научном городке, переводчицей с языка хинди, который изучила в Индии. Стосковавшийся раджа приезжает ко мне. Работаем вместе, а летом ездим отдыхать к Бискайскому заливу."
Записи в дневнике прерываются почти на год.
Галя не стала поступать в институт, а устроилась на работу в заводскую многотиражку. В то время, если человек хотя бы год проработал после школы, то последующая учёба в институте засчитывалась в трудовой стаж. У тех, кто поступал в институт сразу после школы, пять лет учёбы в стаж не входили, что потом влияло на размер пенсии. Следовательно, немного поработать после школы было выгодно. Там Галя познакомилась с редактором Яном Пеньковым, на которого произвела сильное впечатление. В общем-то простодушный, Ян влюбился и стал серьёзно за ней ухаживать. Гале это было приятно, но не более. Галя познакомила меня с ним, и пару раз мы вместе гуляли по городу.
Новый 1958-ой год я встречала впервые без родителей в кампании сестёр Беляевых. Согласно намеченной программе мы пошли в оперный театр на праздничный концерт. Это уже казалось мне очень оригинальным и поэтичным. На площади стояла традиционная новогодняя ёлка, шли весёлые люди в предвкушении праздника. Большой зал театра был практически полон. Выступали лучшие артисты оперы и балета с популярными ариями и отрывками из балетов. Мои спутницы интересно комментировали номера, поскольку хорошо знали артистов и театральную жизнь. Концерт закончился в десятом часу.
Пока мы добрались до дому, до Нового Года оставалось меньше часа. Но всё необхо-димое к праздничному ужину было приготовлено заранее. Достали замороженные пельмени, с шутками-прибаутками сделали салаты. Новый Год встретили без помпезной торжественности. Распевали, пародируя, популярные песни, пытаясь изобразить жестами её содержание. Например, при исполнении песни «На тебе сошёлся клином белый свет» на слове «клин» соответствующим образом сводили руки, при словах «белый свет» - широко их разводили. Трогательно выводили: «Вот кто-то с горочки скатился, наверно миленький ползёт» и т.п. Майя и я играли на фортеплясах в 4 руки, причём меня усадили за ведущую партию, а Майя изображала аккомпанемент. С удовольствием пародировали дуэт: «Мой миленький дружок , любезный пастушок». Майя с чувством выводила: «Я здесь, но скушен, томен. Гляди, как похудал». Танцевали, изображали канкан и гавот по всей квартире. Под утро в пятом часу полегли на полу под ёлкой, и это тоже было необыкновенно и здорово.
Потом я бывала не раз в гостях у Гали. Её мама Ольга Михайловна пекла великолеп-ные рыбные пироги и ласково меня принимала. Развлекательная часть примерно повторялась.
Вспоминаю солнечный мартовский день. Снег уже подтаивает. Галя зашла ко мне около 4-х часов дня и вытащила на улицу. Во дворе она лепила из влажного снега голову богатыря, а я стояла рядом, жмурилась от солнца и восхищалась.
Всё быстрее приближались выпускные экзамены. Я не надеялась на свои способности и старательно занималась, чтобы поступить в институт. Правда, толком не представляла в какой.
Знакомство с КГБ
Однажды папа сообщил, что в КГБ просят разрешения использовать нашу квартиру для встреч с агентами. Папа сразу согласился, мама не посмела отказать, а я тем более. Мне было любопытно на них посмотреть. Руководитель группы Лев Александрович был симпатичным мужчиной, лет 35-ти, интеллигентного вида. Одет аккуратно: в коричневый костюм, не без некоторого шика. Агенты были положе и поохломонистей. Кажется, они были студентами. Они приходили днём, когда родители были на работе, в основном, по одному, но иногда собирались группой. Я открывала им дверь и уходила в свою комнату, не проявляя любопытства. Очевидно, Лев ожидал расспросов, но я держалась несколько отстранённо, хотя и вежливо. Как-то Лев зашёл ко мне в комнату, когда я делала уроки, и спросил, чего мне хочется в жизни. «Поступить в институт»,- не задумываясь, ответила я. « У нас есть одна де-вушка, весёлая, симпатичная. Она всегда бывает в кампаниях, на вечеринках и подмечает, кто что говорит и как себя ведёт». Я неопределённо пожала плечами: мол, это хорошо, но не для меня. Лев меня не уговаривал, а уходя, твёрдо сказал: «Ты поступишь в институт».
Маме были неприятны посещения посторонних людей, и мне было велено им вежливо отказать. Отцу было неудобно это сделать, а мама не без основания опасалась, что вы скажется слишком резко. Смущённо я передала Льву просьбу мамы. Он молча выслушал, кивнул, и посещения сексотов прекратились.
Расцвела весна, а в школе начались экзамены. Пожалуй, самым трудным было сочи-нение. Не могла я быстро и легко импровизировать, да и с грамматикой, особенно из-за вол-нения, бывали ляпы. Мне поставили четвёрку, наверное, лишь потому, что в году старательно занималась. Остальные экзамены сдала нормально.
К выпускному балу мама заказала мне белое, крепдешиновое платье с пышной юбкой и сентиментальном воланом у ворота. В волосах она завязала мне пышный бант. Я была недовольна, чувствовала себя неловко. В моде были другие материалы и фасоны.
Вручение аттестатов происходило в мрачном актовом зале. Немногие родители, в том числе и мама, наблюдали за церемонией. Мне было скучно и неловко. Какой-то фотограф делал снимки желающих заплатить. Сфотографировал он и меня. На снимке я сижу, положив руки на колени, и криво улыбаюсь.