посвящение Н. Киду
Тёмно кудрявится Кореновск,
Осенней юлою листья
поднимаются без луча,
Свиваются в воск,
И вот - свеча.
Вылупились из яйца темноты
На ощупь
братишками да сестричками,
Древностью бедноты
Шуршат золотыми спичками.
В тусклое пламя, как в мед, макают,
Течет горькое на губы,
Пробуют на вкус, не понимают.
Говорят: любо.
Подобно исказившейся иконе,
Закат в деревьях увяз красными рогами - бычИтся,
Стекла городские красно отражаются
в затоне,
А в них - будто лица.
Полными животами - вертолеты! -
Летят к границе - и через,
Вползают в облаков лососиные гроты,
Спешат на нерест.
И носатые танки
Ревом уши городу растопырили,
Гремят железные болванки,
Ковшами фар света нарыли...
Все же медленно угасает.
Фонари огнистое прячут в рукава,
Женщина в село к подруге идет – слов не хватает, -
Ноги болят, болит голова.
Устала. Одна. После работы в магазине -
Домой бы, пятница, чего ей надо?
У подруги в помощь родни... да одни разини.
Тоже ведь не богато.
С утра слухов тыща со всех дорог,
А к вечеру больше набегает.
Елена Васильевна во тьме к калитке жмется,
Как в берега – Бейсужёк,
Подругу за руку хватает.
- Сынок мой, Егор, слыхала, в ополченцы идет! -
Та – за сердце! Охнула, любя:
- А ежли он кого убьёть?!
- Тьфу на тебя!
- Ленка, Ленка!..
- Что, Рит!..места себе сама не найду,
В ногах валялась,
Нет, говорит,
Бить, говорит, хунту иду!
Будто на Земле одни женщины бедами бедствуют,
Ужас в голом ужасе постигают,
Соседствуют,
Сострадают.
Поплелись усталые в дом,
На завтра готовить всю ночь еды,
Гостей кормить-поить, а потом
Молиться - отвести от беды.
….
Во дворе дома Ерохины к обеду столы сомкнули бедно-худо,
Скатерть широкой рекой раскинули едва,
И пошли по реке тяжелые лодки-блюда
Да блюда-острова!
Пельменей белая гора курится, рядом - сметана,
Зеленый лук охапками разложен,
В пару - будто заросли из тумана,
Влажные, гладкокожие.
На тарелках дымятся поджаренные колбаски,
От картошки вареной рисует облака,
К ней толстолобик плывет по-царски -
Миновал
С чудищами берега.
Шашлыки из форели - от Гали,
Рулеты мясные Федорова принесла,
Грибочки да баклажаны, запеченные на мангале,
Салаты, подливки - со всего села.
И хлебА, нарезанные мягкими ломтями
Только испеченные от жара лежат, отдыхают,
Такой дают аромат, что сами
Ноздри тянутся к ним, запах до атомов вынимают.
В мозг хлебный атом проникает,
Находит кладовые и в них хоронится,
Изнутри замки запирает,
Взгляда чужого сторонится.
У Елены Васильевны Ерохиной мысли в кулак,
Готова к брани.
Гостей полон двор, расселись кто как -
Сидят на собрании.
Иван Викторович, глава семьи,
На пиджаке медаль за отвагу - где взял?
Встал со скамьи,
Прокашлялся, сказал:
- Я говорю не очень, хорошо не учились,
Ничего страшнева,
Зато в боях (в каких?) не срамились,
Выпьем, други, за героя за нашева!
Мать - в голос: что делается на свете!
Чай кто напал на вас, герои ста грамм?!
А смотри, почти всю еду принесли соседи!
Лучше бы работали не на срам!
А ты что молчишь?? - невестке в бок.
Та - замершая секунда.
Характер стрекозий, а тут молчок.
Ведь хунта!
Герой в голубой беретке,
Грудь в полоску под пиджаком.
Выросли детки.
На отца снизу вверх глядит. Тот комком.
- Вот же бабьи придумки, -
- Пробурчал в усы, - Ишь, сопля!..
И полилась ледяная водка в рюмки,
Помутнел разум у хрусталя.
Мужчины плечами пожимали,
Пили от души, не срамились,
Женщины волосы подбирали -
Снились!
Петро, друг ерохинский, водку не обидел,
Затем пальцы чинно погрузил в белые хлеба,
Сказал, пожамкав:
- я давеча беженцов видел -
Голытьба.
- И то, - Семен Федоров рюмку опрокинул в рот,
- Не таковских видали!
Все у них дармовое - да за наш счет,
Мы, говорят, от бомб пострадали!
Поддержали казаки Семена на все лады,
Эхом - в хрустальные пещеры,
А в них - озера прозрачной воды
И светлые сферы.
Пойти бы на лодках по водам тем,
Спать, никого не ругая...
- Еще останутся насовсем,
Будто родня какая!..
Егор Ерохин вскинул брови,
- Вы телевизор посмотрите,
Там наши... до последней капли крови...
А вы что говорите?
- Дело, сынок - отец вновь за бутылкой.
Семена жена пинает, не дает сказать,
А тому что! Старой, пылкой!
Уже начхать.
- Или в Киеве не славяне?!
Че ступать нам через межу?
Твое, Егор, дело иванье,
Делать тебе нечего - я скажу.
А я сыновьям наказал не чудить,
(Егор - лицо беззвучное в окне)
Я, лучше, сказал, забор обновить,
Пользы-то больше, коль ты о стране.
У Егора глаза - в белую луну,
На Семена спьяну полез кулаком,
Опомнился и в Ольгу, в жену,
Та - под стол мешком.
Крики, визги, затем по новой
Налили в рюмки, и снова - пить,
Потом настойки еще багровой,
Времени даже нет закусить.
О, что это за луна встает над Кубанью
Над темной водой, а мы на дне!
Наклонилась робкой ланью,
Смотрит на редкие огни в глубине.
Пленки неба касается неслышно,
Пьет над нами из реки,
Глаза - как вишня,
Дыхание - лепестки...
Кореновск - красная ладья Кубани,
Яркая такая, что ах!
Чего ж они, твои горожане
При свете светлом, а мы - впотьмах?
Москва на камнях сидит, всё не сразу строится,
Отсидит каменное место,
А в Кореновске не так водится,
Любовь в слове и в жесте.
В лучах красные монеты
Сыплются на руки - даром бери,
Потом в ночи дома проплывают, как планеты,
Красно подсвеченные изнутри.
Улицы будто выложены красным деревом,
Девушки по ним -
Как от парикмахера - влюбиться!
Так что гости только в часу первом
Стали понемногу расходиться.
Ели чего не помнят - пили,
Из водочных выбирались пучин…
Долго еще посуду мыли
Женщины за мужчин.
...
На заре Егор встал, высосал чайник, жена не спит,
Взглядом ее недобрым пробуравил,
Чего-то потянуло любить.
Та от него: за что ударил?
Пьяные глаза темными кудрями завесил.
Схватил за руку, на пол поволок,
Жена ребятенком прибавила в весе,
Пустое, еще маленький срок.
Она: пошел..! - прикусил губу,
Хмыкнул: надо тебя проучить,
Я тя, суку, е.. -
Имею полное право бить.
Полез на нее, аки скот,
Расцарапала, отбиваясь.
Ударил ногой в беременный живот,
Потом - в дверь и вышел, шатаясь.
Отец проснулся, видит позор:
На полу невестка за живот держится...ничего, жива.
Схватил у порога топор,
Кинулся во двор, мыча слова.
Калитка отворена в никуда...
Думал, до вечера побудет дома.
Ушел сын без пути-следа,
Сам был такой, это знакомо.
Глянул еще: ладонями лицо закрыла Земля,
Загудели в небе Темные лопастями,
Полетели кормиться на чужие поля.
Непрошенными гостями...
Отдышался: эх други-вороны!..
Смахнул пот со лба, постоял горой,
Перекрестил топором - во все стороны,
Пошел домой.
...
Вечеряла однажды родня, на огонек
Голоса, нет?
Петр с Семеном, с ними Семенов внучек
Колька, парень 12-ти лет.
- Че незваные? - Ерохин зло
Буркнул, прошло-то прилично дней,-
Заходите, че это вас принесло? -
Кажется, рад видеть друзей.
Зашли в дом, сели за стол.
Помолчали. Мир вашему дому.
Выпили. Ну, говорят, прикол,
Показывай, что там?- кивают малОму.
У того смартфон. Переспросил,
Пальцем повел по супертонкому,
Видеоролик нашел, включил:
Солдаты рядом с разбитыми танками.
Вышли души из танков вон,
Груды железа взамен навалены,
Накрыло артиллерией батальон,
Были танки - теперь развалины.
Пленные ниц. Голос: «А ну-ка!-
- Подходит вояка, сапог в грязь -
Подними лицо, говорю, сука,
Что довоевался, мразь?!»
За волосы и в камеру:
- Сюда смотри! -
Пленный испуган, дела плохи, -
- Имя-фамилию говори!
- Егор Ерохин.
Другой, прикладом в лицо метясь:
- Сколько платили?!
- Тыщ писят...
- За убитого?
- Не, за месяц...
- На тебе за наших ребят...
Один из военных, самый взрослый,
Отвел солдат, - чего не понять!
Долго спорили, но вроде после
Решили на своих обменять...
Ролик закончился.
Тени за столом.
Живого ничего не осталось.
Потом хуже стало, потом
Тишина до точки сжалась.
Адский мир спрятался в смартфоне,
На заставке свеча из воска.
Тень матери - к иконе
Богородицы Смоленской города Кореновска.
Разжалась словом молитвенным тишина,
Как молниями в своде, раскатами да рассветами.
Появились солнце, луна
Со звездами и светлыми планетами,
А с ними Земля по слову матери
Покатилась, извилинами рек наполняя галактический мозг,
Как яблоко волшебное, по скатерти
Звездной, и вот - Кореновск.
...
Дни кореновские идут-катаются
Не тележьими колесами, как в старину,
(Это зА городом случается)
Шинами поглаживают тишину -
Она и без того тонка,
На тишину в Кореновске ступить боязно.
Это зА городом - не те века,
Там убоишься кучи навозной,
Ступишь - и как же это назвать!
Будто кто понарошку...
Думал в город пойти погулять,
Вот и ногой - в лепешку.
Думал, может, успеть до пяти
Че-нить попить, покушать,
Может быть, в клуб хотелось пойти,
Стихов Тимура послушать?
Нет - что в окно, что лбом о дверь,
Нужен грубой душе напильник,
Раньше почтение было - теперь
Старому - кукиш, малому - подзатыльник.
Много порогов обито людьми:
Матерями, женами да отцами.
Грустно баюкают их: «Пойми,
Тут не помочь одними словами...»
Не у кого узнать, спросить,
По имени-отчеству величают,
Просьбами им по воде водить,
Волнами огибают.
"Так ведь Егор никого не убил,
Беженцев тех же меньше видать,
Вроде молилась - мир наступил,
А ничего совсем не слыхать..."
Снится: взыграло дите у жены,
Дверца калитки в ночь нараспашку,
Видят, вернулся Егор с войны,
Только оставил в плену тельняшку.
Молча родителей обнял сынок,
Женушку битую поцеловал,
В дом вошел, на постель прилег,
И спал, спал.
Спится! И запах из сада такой,
Что просыпаться не хочется,
Сыплет на свет листвой голубой,
И никогда не кончится.