7
С тех пор прошло еще два года,
Родился третий сын в семье,
«Ну, это - Дарьина порода» -
Все говорили на селе.
Как хорошо, успели с жатвой,
А то уж небо, как свинец.
Я просто говорю, без клятвы,
Родился это – мой отец.
Теперь их стало трое братьев,
Иван и Павел, Александр,
Про них получше надо знать бы,
Но стерло время кинокадр.
Лесные промыслы Ветлуги-
Смола, мочало, береста,
Древесный уголь, ложки, дуги –
Людей манили неспроста.
У земледельца от погоды
Зависит каждый урожай,
В лесах же матушки природы
Дары – их только собирай.
И старший сын в конце двадцатых
Ушёл на промыслы в леса,
Ведь Павел – парень неженатый,
Вот и послушался отца.
Одна беда – весёл уж больно,
И разухабист, донельзЯ.
И без семьи на хлебе вольном,
Его закончилась стезя.
Немного мы поторопились,
О важном надо бы сказать,
Что дочь и сын в семье родились,
Их Валей, Мишей стали звать.
А тут колхозы подоспели,
И хошь, не хошь – бери хомут,
Был Николай при своём деле,
Да больно бьёт советский кнут.
А под угором, среди сосен,
Имел он цех и ремесло,
Оно от вёсен и до вёсен,
Его от бедности спасло.
Он докой был в кирпичном деле,
Месил сырец и формовал,
Сушил кирпич. Достигнув цели,
До звона в ямах обжигал.
На смену частнику – колхозы,
На спад - лесное ремесло,
Коммунистические грозы
С успехом рушили село.
О, бедная моя деревня,
Каких реформ ты знала путь?
И уж не помнишь всех, наверно,
Их направление и суть.
Я не раскрою эту тему,
С колхозным делом не знаком,
Но знаю только, было время,
Когда «рулил» землёй партком.
Тогда пахать в полях и сеять,
Косить и сено стоговать,
Им назначалось чётко время,
Упустишь – срок не миновать.
Скажу я честно, что не слышал
О строгих мерах от отца,
Наверно, так уж в жизни вышло,
Что беды мИнули крыльца.
Борьбы с колхозами не трону,
Ее ведь вдоль и поперек
Певец казачества и Дона
Для нас талантливо сберег.
Колхоз, что в Югарах создали,
Был назван «Красная звезда»,
И стали общими печали,
Одна, но общая страда.
Пахали, сеяли, косили,
Коров доили по утрам,
Страна крепила свои силы,
Назло бесчисленным врагам.
* * *
Двадцатый век, десятилетье
Тридцатых сумрачных годов,
Я не сторонник разных сплетен,
У правды несколько ходов.
Мне эту правду не осилить,
Но строго нечего судить,
Как пуля, бьет она навылет,
Какой свинец в ту пулю лить?
В любое время власть жестока
К тому, кто думает не так,
Но среди общего потока –
Не каждый ей – кровавый враг.
Погибли сонмища невинных,
Под шнеком мясорубки той,
Их ум и души стали глиной,
А память - горькой, но святой.
А мы все дальше... И с молчаньем
От нас уходят имена,
В забытом времени и дальнем
Похоронила их страна.
Людскую память будоража,
Пусть будет истина жива,
И никакая грязь и сажа
Не скроет эти имена.
* * *
Вернусь я к жизни деревенской,
В ее основах – «Домострой»,
И стала пусть она советской,
Но чти отца любой порой.
Внезапно детство оборвалось
У Александра навсегда,
И, проучившись в школе малость,
Узнал всю азбуку труда.
Окончив курс шестого класса,
Он стал колхозником страны,
Сказал отец: «Ученью – баста,
Кончай просиживать штаны.
Иван ушёл служить в солдаты,
Павлуху мы уже не ждем,
За парты – малые ребята,
Троих поднять мы не смогём.
Так что, сынок, теперь ты старший,
Одна надежда на тебя».
И, труд в четырнадцать познавший,
Поверил сын в отца, любя.
Сейчас я вспомнил его руки,
С мужицкой тяжестью творца,
Не помню лени в них и скуки,
Всегда пример я брал с отца.
Он жил с колхозною закваской –
С утра до вечера в труде,
Владел пилой, рубанком, краской,
Мог печь оладьи на воде.
Пять лет в колхозе отработав,
В деревне – первый тракторист,
Познав цену седьмого пота,
Был Александр душою чист.
Он в двадцать лет не знал спиртного,
И не курил совсем табак,
В деревне слыл за игрового –
На балалайке был мастак.
Таким вот парнем деревенским,
Трудолюбивым и простым,
Он в двадцать стал красноармейцем.
А над Европой горький дым…