Эти двое были странными. Галютин старший сбил висячий замок, чтобы выкрасть старый журнал из деревенской библиотеки, а его внук выдрал проволочную сетку из окна телятника. Они сделали это в одну ночь, потом спрятали вещи на веранде, прикрыв одеялом и разной ветошью, и затаились, как настоящие преступники, хотя и журнал, и сетку можно было получить, не прибегая к взлому и воровству.
Библиотеку открывали каждую среду и пятницу, книги и журналы выдавали на дом всем желающим. Можно было читать даже в библиотеке, в небольшой комнате, сидя у окна на новеньких стульях, за большим деревянным столом, покрытым чёрным глянцевым лаком, на котором летними днями всегда дрожат тени листьев и пятна света. Ветви фруктовых деревьев почти прикасаются к окнам, прикрывая солнце, заменяя жалюзи или шторы - довольно уютно летом и симпатично зимой.
Телятник же вовсе дожидался сноса - ржавая сетка по периметру, открытый шлагбаум, выцветшие знаки «Карантин» и «Проход запрещён» на покосившихся стойках, кучи хлама, не имеющие отношения к животноводству и редкие визиты бывшего сторожа, по привычке забредавшего сюда, чтобы выпить под звёздами и уснуть в небольшой каморке.
Наверное, потому участковый, вызванный библиотекаршей и сторожем, оглядел воров-неудачников и, растирая развёрнутой ладонью пот на шее, в тот день солнце палило нещадно, ограничился резкой беседой и устным предупреждением. Он приказал починить дверь, вернуть украденное и не подходить к библиотеке и телятнику ближе, чем на сто шагов, которые безмозглые головы старика и мальчишки должны отсчитывать, если вздумают прогуляться неподалёку даже во сне.
Это было предупреждение полицейского. Но ни сетка, ни журнал возвращены не были, о них забыли раньше, чем деревню накрыл душный предгрозовой сумерек, ускоривший наступление ночи, изрыгающей громовые раскаты и всполохи многочисленных молний.
Старый «форд-универсал» проехал по пустынной улице, нарушая полуденную тишину звяканьем, скрежетом и сигналом старинного автомобильного клаксона, пристроенного на боковом зеркале. Смуглые, черноглазые парни – скупщики металлолома стучали в двери и окна домов. Но жара разморила жителей, никто не выходил и не выглядывал из-за занавесок. Только в крайнем доме им повезло. Потный, толстозадый мальчишка, одетый в майку и рваные джинсы, раскрасневшийся от спешного поиска «чего бы продать», выволок из сарая ржавый каркас металлической кровати. На всякий случай он оглянулся, окинув взглядом верхние полки с хламом, хищно воззрился на самовар, вспомнил, как дед трет песком медные бока посудины, и плюнул в сторону.
- Это все, молодой человек? – приятно улыбнулся скупщик постарше, обнажив в улыбке ровные белые зубы. – На сигареты хватит, если не хочешь большего.
Мальчик чуть было не промямлил: «Не курю», - но осекся. Ему понравилось, что этот стройный, подтянутый парень, в шелковой красной рубашке с расстегнутым воротом, в бархатистом жилете и длинными черными волосами, развевающимися на ветру, похожий на фокусника из цирка, не принял его за слабака или, еще хуже, за жирного маменькиного сыночка. Парень обратился к нему: «молодой человек», - а это звучало необыкновенно. Это было здорово!
«С таким можно было бы подружиться», - подумал мальчик, не отрывая глаз от серебристой цепочки на шее скупщика. Небольшая штучка, болтавшая на ней, могла быть клыком гигантского хищника.
Словно услышав его мысли, парень спросил.
- Хочешь амулет? - И его белые зубы опять обнажились в доброжелательной улыбке.
Мальчишка широко распахнул глаза и приоткрыл рот. Он едва не поперхнулся от неожиданности - не желая лгать, неопределенно повел плечом и покраснел.
Скупщик снял цепочку и передал амулет мальчику.
- Настоящий зуб дракона - последний на земле. Встретишь человека, которому он будет нужен, передашь, как я тебе. Вещица, спасшая много жизней, - сказал он и, не дав ошеломленному мальчишке опомниться, спросил: - Собираешься в путешествие или бежишь от предков?
Ответа он бы не услышал, потому что его верткий, низкорослый напарник заорал во все горло, как будто их окружала многоголосая толпа и груды металлолома.
- Утюги, сковородки, гантели – все берем! - Он уже скинул тент с небольшого прицепа, и кувалдой отбивал спинку кровати. - Любой металл! - крикнул он, закидывая разобранную кровать в прицеп. - Чугун, сталь, алюминий! И медь, толстячок, - произнес он тихо, косясь на пухлое, без намека на загар тело мальчишки, сделал жест, изображая большой живот и пышную женскую грудь, подошел к мальчику и прошептал в самое ухо: - Ты уже носишь бюстгальтер, девочка?
Щеки мальчишки стали пунцовыми, сквозь ежик светлых волос засветилась розовая кожа. Он потупил взгляд, хотя слышал эту шутку не впервые, и пожалел, что не надел свободную рубашку. Чтобы отвлечь от себя внимание, он небрежно махнул на сарай, и буркнул:
- Там еще самовар на полке. Высоко. Сами возьмите, пожалуйста.
Получив в руки деньги - одну тысячную, ворох мятых пятисотенных купюр и кучу мелочи, он долго разглядывал их, пересчитывал, прежде чем спрятать в карман, потом зашел в дом и, не смотря на жару, надел плотный джемпер, закрыл ворота и вышел через калитку, одной рукой волоча ту самую украденную сетку - аккуратный рулон, намотанный на лыжную палку, и другой - заталкивая за пояс джинсов библиотечный журнал. Сетку он примотал изолентой к раме велосипеда и, цепляя ее левым коленом, навалился на педали.
Последним, кто видел его в тот день, был бредущий от магазина подросток с двумя пломбирами, тающими в руках. Он поочередно откусывал от каждого, слизывал молочные капли с пальцев и хлопал глазами, глядя вслед промчавшемуся мимо него велосипедисту.
- Васька, жирдяй! Куда ты? – запоздало выкрикнул он, сглатывая слишком большой кусок мороженого. В горле запершило от холода, подросток закашлялся. Оба пломбира выскользнули из вафель и шлепнулись на мыски грязных кроссовок. – Придурок, - пробубнил он, стирая молочные лепешки рваным листом лопуха. - Двадцать скоростей у него - везет жирдяю.
Дед стоял потупившись, только переминался с ноги на ногу.
- Галютин, тебе скоро семьдесят, а ведешь себя! Где внук? – спросил участковый.
- Где-то, - ответил тот.
Женщина в спортивном костюме толкнула его окольцованными пальцами.
- Три дня ребенка нет! А тебе все равно! - Она затянулась сигаретой и, выпуская дым сквозь желтые зубы, прошипела: - Соседи беспокоятся, полицию вызывают, а он молчит.
- На склоне лет мир меняется, - сказал Галютин, не поднимая глаз. - Перестаю замечать многое – не интересно. Кошку рыжую кормлю дважды в день, а мышей не вижу – серые. Ночью бессонница мучает - по собственным следам брожу, разглядываю – куда шел, куда пришел. Мемуары одним словом. Внука воспитываю - умничаю, а жил – дурак дураком. Теперь, получается - вру. - Он взглянул на полицейского. - А ты, Алексей, свою мышь помнишь? В клеточке держал, забавная такая, с глазками бусинками. Помнишь плакал, когда она умерла?
- Ты что несешь? - сказала соседка, бросив окурок в песок. – Совсем свихнулся? Арестуй его, Алексей Иванович! А-рес-туй!
Галютин улыбнулся. Лицо участкового потемнело.
- Понятно, - проскрипел он, резко развернулся, сел в белую «Ниву» с голубой полосой и вдавил педаль газа, так что из-под колес вылетел песок и мелкие камни.
- Его в психушку надо! А ему ребенка доверили! – крикнула соседка вслед удаляющейся машине.
- Иди домой, Люська, займись чем-нибудь, - мирно сказал Галютин, протяжно вздохнув. В его водянистых глазах мелькнуло жалкое одиночество.
Один из охранников у ворот, щелкал кремнием зажигалки снова и снова - пытаясь закурить, или от скуки, чтобы заняться хоть чем-нибудь. Васька стоял в огромной луже, прижавшись спиной к влажной кирпичной стене. Лунная тень заканчивалась за углом, а до башни оставалось не менее тридцати метров.
С другой стороны подход к ней закрывал бетонный забор, и хотя сверху колючая проволока не позволяла его перелезть, можно было поискать дыру или собачий подкоп.
Васька нашел пролом у самой земли, втиснулся в него, запутался головой в мокром бурьяне, зафыркал от едкого запаха мочи и скисшего пива, повернулся на спину и замер. Обломок арматуры зацепился за ремень джинсов и жестко уперся в бок. Он потянулся вперед, стиснув зубы, готовый услышать треск разрываемого ремня, но услышал собственный стон - бесшумно и больно разорвалась его кожа. Мокрое тепло струйкой побежало вниз, в вязкую после ливня землю.
«Кровь!», - его заколотило, затрясло от мысли, что он умрет в этой бетонной ловушке от потери крови, если сейчас же не выберется и не встанет на ноги. Упершись локтем в землю, опустив голову, едва не наткнувшись лбом на осколок пивной бутылки, он отчаянно дернулся и, скрежеща зубами от нестерпимой боли, вполз на территорию фабрики, не вставая, осмотрел бок в лунном свете, ощупал непослушными, дрожащими пальцами кожу вокруг царапины и успокоился. Это была очень большая царапина, но кровь, напугавшая его до трясучки, уже почти не сочилась. Он встал на колени, нащупал руками рулон сетки и журнал по ту сторону забора, подтащил их к себе и, не придерживаясь тени, двинулся к башне, почти уверенный, что эту часть территории охрана не проверяет.
Сравнив фото в журнале с открывшимся видом, он понял, что попал в нужное место, и улыбнулся, предвкушая самую важную часть своего путешествия. Отыскав огромные скобы, вмонтированные в стену башни в качестве лестницы, он вытянул ремень из штанов, перехватил им рулон сетки, свободную часть пропустил через две шлевки на поясе джинсов, застегнул пряжку и бодро полез вверх, к проему, чернеющему немного ниже полосы красных сигнальных огней.
Первые метры дались легко. Мальчик смотрел вверх и бодро перебирал руками и ногами. Через двадцать шагов он начал терять скорость, а сетка обрела вес и потяжелела. Когда растущие неподалеку деревья, оказались ниже белеющих в темноте кроссовок, она тянула вниз так, что Васька немного забеспокоился о ремне, пропущенном только через две шлевки, и со страхом подумал, не придется ли ему спускаться за упавшим рулоном и подниматься заново. Еще через несколько метров он начал беспокоиться по-настоящему. У него заболели ступни - лопнула подошва на одной кроссовке, не выдержав давления тела на узкую скобу, онемело колено, а уставшие кисти рук разжимались медленно и болезненно так, что Ваське пришлось остановиться. Он пропустил одну руку под скобой, и сунул в рот пальцы, согревая их дыханием. Но висеть было неудобно, силы уходили, и тратить время на вторую руку он не решился - пополз вверх медленнее, подтягивая тело с усилием, напрягая и руки, и опорную ногу одновременно. Он еще не жалел ладоней, на которых уже вздулись первые коварные пузырьки.
Ему повезло - скобы сменились ступенями, а за спиной вдоль лестницы обнаружилась защитная клетка. Ни на фото, ни снизу желоба видно не было, и теперь, оказавшись внутри, мальчик предположил, что это устройство означало близость проема в стене и необходимого - необходимого! - отдыха. Мозоли на руках вскрылись, ладони жгло, словно он сжимал раскаленные угли. В ногах появились судороги. Первая пронзила икроножную мышцу, но прошла быстро. Вторая выкрутила стопу, поднялась до бедра, а когда отпустила, Васька понял, что больше ни за что не наступит на эту ногу.
«Правая, правая, еще раз правая», - думал он, что произносит эти слова вслух, отвлекаясь от нарастающей боли и дикой усталости в изможденных, каменеющих мышцах. Но его губы шевелились, не издавая звука.
- Назад не спущусь, - сказал он неожиданно и испугался, услышав сухой, деревянный, посторонний голос. - Я сказал? - выдохнул он, и опять не узнал себя, остановился и, бессильно прижавшись лбом к железной ступени, вдруг, осознал весь ужас своего положения. Он больше не мог подниматься, не мог даже кричать, чтобы звать на помощь, не мог плакать. Мог только ждать, когда холодные пальцы соскользнут с поручня, и его никчемное, потное тело полетит вниз.
Минуту он стоял, не двигаясь, в полном отчаянии, ужасе, без искры надежды на спасение и помощь. Сильный западный ветер высушивал пот на спине, подмышками, трепетал в складках джемпера и выхолаживал ослабевшее тело. Порывы крепчали, разбивались о крипичную стену башни, опять набирали мощь и раскачивали что-то на шее мальчика. «Тук, тук», - легкие, повторяющиеся удары по груди. «Тук- тук!». Васька бездумно опустил глаза и посмотрел на себя, не рассчитывая что-то обнаружить. Но то, что обнаружили его глаза, заставило мальчишку встрепенуться, оживило застоявшуюся кровь и всполыхнуло щеки. Зуб дракона, подаренный скупщиком металлолома - амулет, спасающий жизни, поможет ему - конечно! А как же иначе! Тот парень не мог лгать!
Васька разжал пальцы, положил зуб дракона за щеку и почувствовал, как сила невиданного никем зверя наполняет его тело. «Сила дракона - вот в чем фокус!» - подумал он и поднял лицо вверх. Над его головой, двумя ступенями выше, был черный проем в стене.
Огромный винт втяжного устройства был внутри комнаты. Под ним лежали груды перьев, крыльев и птиц, перемолотых страшной машиной. Запах стоял жуткий, но Васька дышал полной грудью, торопясь до рассвета натянуть сетку в проеме окна. На его счастье, по периметру торчали гнутые стержни, которые когда-то служили крепежами прежней защитной решетки. В углу ящик с инструментом для ремонта вентилятора и несколькими парами белых рабочих перчаток. Он искусал губы, натягивая их на ободранные ладони, но зато смог управиться с работой достаточно быстро. Сетка оказалась великовата, и он положил ее в два слоя, надеясь, что так она прослужит гораздо дольше.
- Все, - вздохнул он и дернул ручку двери, выходящей на лестницу внутри башни. Она оказалась не заперта. Мальчишка прихватил молоток, спустился вниз, оказался в цеху, где в это время не было ни души, и вышел на территорию фабрики, сразу свернув в сторону лаза в заборе. Под ударами тяжелого молотка арматурная проволока загнулась. Приличный кусок цемента вывалился, образовав большую брешь, в которую Васька пролез без проблем, отыскал велосипед, вывел его на площадку перед проходной, помахав рукой в белой перчатке удивленному охраннику, покатил в сторону неба, уже светлеющего у горизонта.
- Ну, покажи этот зуб, - попросил дед.
Васька положил амулет на забинтованную ладонь.
- Он же пластмассовый, - уверенно сказал дед. - Точно!
Мальчик тяжело поднялся, сходил за спичками, поднес кончик зуба в горящее пламя, выдержал, пока огонь не цапнул его за палец, и покачал головой.
- Настоящий.
- Пластмассовый! - уверенно сказал дед. - Драконов никогда не было.
- Я верю! Они были! - возразил Васька. Их взгляды разбежались в стороны. Дед подошел к окну, взял с подоконника тетрадь с надписью «Мемуары», раскрыл где-то в начале и положил перед внуком.
Кроме заголовка - «Зуб дракона» на странице ничего не было.