Конура Китона

Юлия Моисеенко
В маленькой арендованной гримёрке Бастера даже яблоку было негде упасть. Проворный дворецкий и по совместительству повар Каррутерс едва успевал подливать коктейли в бокалы гостей и выкладывать на тарелки закуски. Друзья и коллеги шумно смеялись, переговаривались, шутили. Сам Бастер с меланхоличным видом наигрывал на укулеле модную песенку из мультфильма. Каждую строчку встречали взрывом смеха и аплодисментами. В самых удачных местах актёр по привычке прикрывал прорывающуюся улыбку ладонью – и вновь продолжал бегать по струнам пальцами, серьёзно покачивая головой в такт. Его мягкий, печальный голос даже трагически подрагивал в нужных местах.
«Ой, как достали все меня!
Покоя нету – ну ни дня!
А мне так тошно – свет не мил,
Убей, не вспомню, когда я
Счастлив был.
Но я-то знаю, как тут быть:
Схожу-ка в сад червей нарыть.
Наемся, сдохну – будут знать,
Как бедняжку доставать!»
Певца наградили дружным хохотом. Он довольно раскланялся, прижав руку к груди.
– Надеюсь, это ты не про «МГМ»? – подмигнул Клифф Эдвардс по прозвищу «Укулеле» и губами стянул с зубочистки оливку. – Не боишься идти работать к Эл Би? Говорят, он страх как не любит комиков.
– Дааа! – подхватил хмельным голосом Норман Кэрри. – Дорого бы я дал, чтобы посмотреть, как Чаплин отметелил его в «Амбассадоре»!
А режиссёр Чарльз Рейснер поднял палец вверх и грозно продекламировал:
– «Противник ваш ходит, аки лев рыкающий, ища кого поглотить!» / Намёк на заставку кинокомпании «Метро-Голдуин-Майер» с рычащим львом. Библия, Первое послание Петра, 5: 8 «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить»./
Бастер фыркнул и почесал шею, оттянув воротник рубашки.
– Мне обещали полную свободу. Хотя, конечно, этот сукин сын Би Майер…
Тут лежащий у него в ногах огромный сенбернар по прозвищу Элмер насторожился и поднял голову. Бастер удивлённо покосился на него, потрепал за ухом.
– Что, друг? Здесь полно своих, никто твоего хозяина не тронет…
Элмер глухо заворчал. Дверь без стука открылась, и на пороге возникла всем известная личность. Увесистый подбородок, гладкий лоб с большими залысинами, заискивающий взгляд снизу вверх, глаза-щёлки, глубоко очерченные морщины у приторно улыбающегося рта.
Все разговоры и шутки мгновенно стихли. Кто-то, потеряв аппетит, отложил угощение; кто-то, наоборот, с наигранным интересом уткнулся в тарелку.
Эдди Манникс… Глядя на непропорционально маленькие кисти, торчащие из рукавов чересчур «квадратного» пиджака, трудно было поверить, что этот человек совсем недавно служил вышибалой в одном из бесчисленных кабаков Голливуда. Ещё труднее – представить его сутулую спину в кресле вице-президента процветающей кинокомпании. Какие-такие заслуги вознесли Манникса столь высоко, никто на киностудии не знал; никто даже толком не понимал, чем он занимается; но среди своих упорно ходили мрачные слухи о шпионаже в пользу Шенка.
– Мистер Китон? – сладко пропел вошедший.
– Здесь! – по-военному отчеканил Бастер, не поднимаясь со стула.
– А я за вами, – сообщил незваный гость таким тоном, словно пришёл забирать ребёнка из детского сада. Гости еле заметно отодвинулись от хозяина, один лишь Элмер не двинулся с места. – Отныне у вас будет своя гримёрная, мистер Китон. Она находится на территории «МГМ». Будьте любезны, пройдёмте со мной, – закончил он уже несколько жёстче.
Подбородок Бастера вздёрнулся.
– С чего такая честь? Я вам не Мэрион Дэвис. /Крупная характерная комедийная актриса 20-х годов./
Кто-то нервно прыснул.
Елейная улыбка вошедшего пропала, но щелочки глаз так и не разжались.
– Вы – актёр «МГМ», – с нажимом произнёс Манникс. «Каменное лицо» не отреагировало, и он прибавил в качестве решающего, убийственного довода: – Это воля Луиса Би Майера.
Бастер присвистнул, опустил взгляд и принялся зачехлять укулеле.
– Каррутерс, что вы стоите? – бросил он мимоходом. – Пакуйте шейкер, мы переезжаем.
***
Спустя четверть часа Бастер стоял, заложив руки за спину, и, запрокинув голову, рассматривал уходящие в небо стерильно-белые колонны, над которыми гордо красовалось название кинокомпании. Тем временем охранник на входе выправлял ему личный пропуск на территорию – последнее нововведение Эдди Манникса, смысл которого остался туманным для всех, кроме высшего начальства. Похожий документ оформили на дворецкого. Элмера пропустили просто так, без бумаг, и он радостно бросился вперёд, навстречу шуму, лязгу, грохоту, краскам и запахам. Тут рабочие в сварочных масках возводили каркас небоскрёба, там сколачивали древний языческий храм. Работа кипела вовсю. У Бастера просветлели глаза. Вертя головой во все стороны, он улыбался и поминутно закусывал губу от волнения.
Но вот показалась площадка, специально отведённая для гримёрок. Ровные шеренги прилизанных белых домиков – одинаковых, точно солдаты в строю, заставили улыбку Бастера мгновенно померкнуть. Понять со стороны, какая «звезда» где прописана, не было никакой возможности. «Много вас тут таких», – издевательски вещала эта картина властным голосом Эл Би, Великого и Ужасного. Бастер тут же мысленно поклялся себе, что найдёт способ сделать свою гримёрку легко узнаваемой.
***
Занося коробку с личными пожитками, он задел ногой высокий порожек и чуть было не растянулся, потом ухитрился больно стукнуться локтем о край двери. Ойкнул, замер, обвёл глазами пустые стены без привычных афиш и снимков в рамочках и, кивнув своим мыслям, проговорил упавшим голосом:
– Ну, вот и он… «вольер со всеми удобствами».
– Почему вольер? – простодушно переспросил Каррутерс, заводя внутрь Элмера на поводке. – Конура!
Бастер ответил на его улыбку задумчивым взглядом, потом усмехнулся чему-то и бодро вышел на улицу. Дворецкий проводил его вопросительным взглядом.
– Уже что-то задумал! – подмигнул он недоумевающему сенбернару и принялся раскладывать вещи.
Когда новосёл вернулся, в руках у него был пакет с инструментами и неровная дощечка, на которой он, не теряя времени, старательно вывел чёрными прописными буквами: «КОНУРА КИТОНА».
Каррутерс и Элмер пошли за ним посмотреть, как табличка будет приколочена прямо над порогом на двух цепях. На стук молотка начали сходиться не занятые актёры массовки, осветители, операторы... «Комик! У нас появился комик!» – казалось, весть облетела киностудию со скоростью света. Собралась небольшая толпа. Люди удивлённо смеялись, качали головами, тыкали в дерзкую вывеску пальцем. Элмер вертелся у всех под ногами и радостно лаял. А Бастер, сосредоточенно хмуря лоб, зажимая мелкие гвоздики во рту, продолжал работать.
Когда всё было готово, нарушитель порядка сорвал всеобщие аплодисменты. После чего с торжественно-мрачным видом поклонился публике с верхней ступени крыльца.
Зрители не расходились, словно ждали чего-то ещё. Все взгляды были прикованы к новичку, многие рты – по-детски раскрыты от предвкушения.
Тогда Бастер демонстративно посмотрел на свой запачканный белый манжет, понюхал свежее пятно, огорчённо приподнял брови, потом хмыкнул и с решительным видом скрылся в домике. Зрители поняли, что представление ещё не закончилось.
Через минуту актёр вынес на улицу табурет, водрузил на него вместительный таз, наполненный пенной водой, стянул рубашку, обвязался кухонным фартуком и с самым будничным  видом занялся стиркой. Вскоре от его стараний брызги полетели во все стороны. Время от времени он морщился, запрокидывал голову и усиленно тёр глаз, в который попала пена. Потом медленно вытирал лоб, глубоко вздыхал и с остервенением набрасывался на непослушную рубашку. Та завязывалась диковинными узлами и норовила уползти из таза, словно живая. Табурет опасно раскачивался вместе со стиркой. Один раз мыло подпрыгнуло вверх и ловко нырнуло в карман дворецкого. Элмер метнулся вслед за добычей и сбил Каррутерса с ног. Бастер в испуге кинулся поднимать обоих, но поскользнулся на скользкой от пены траве…
Толпа зевак вокруг «Конуры» росла на глазах. Новые подходившие зрители первым делом оторопело ахали, потом, оглядевшись по сторонам, нерешительно улыбались, а через минуту, забыв обо всём, хохотали вместе со всеми.
В пылу веселья никто поначалу и не заметил тихо подошедшего невысокого толстяка в дорогом итальянском костюме, с рыхлым белым лицом, маленькими сверлящими глазками и вялым, бесформенным ртом. Единственного, кто не собирался смеяться. Вот приподнимать уголки губ перед объективами он умел. Но гоготать во всё горло, как эти бездельники? Тут ему виделось постыдное проявление слабости, потери самоконтроля – простительное для кого угодно, только не для создателя и владельца великой Империи Льва. И потом, все эти мелкие сошки выглядели такими омерзительно… свободными. Утратившими страх, а значит, уважение.
И кто же их спровоцировал? У Эл Би неприязненно дёрнулся правый уголок рта. Скажите на милость, комик! Даже не настоящий актёр… Новое, абсолютно ненужное приобретение Николаса Шенка. Понял ли этот чужак, какую высокую честь ему оказали? Нет, нисколько. Что он сделал с опрятной гримёрной? Изуродовал, не успев даже въехать. Вон он, снова засуетился – протягивает бельевую верёвку между кронштейном настенного фонаря и деревцем.
Ну, это уж слишком! Эл Би не удержался от возмущённого вскрика.
Некоторые зрители обернулись, разинули рты – и тут же с деловитым видом начали разбегаться в разные стороны, как тараканы от свёрнутой в трубку газеты. То-то же! Толпа на глазах редела, смех звучал всё тише.
Но Китон упрямо продолжал развешивать истерзанную, извалянную в траве рубашку – так, словно находился у себя дома. Что за беспардонность! Пальцы Эл Би сжались в кулаки, ноздри широко раздувались.
Наконец у нахального комика остался всего один зритель – молодой красивый брюнет с открытым лицом, разодетый как денди или жених на свадьбе. Он беззаботно хохотал и хлопал в ладоши, и утирал выступавшие слёзы. Только в самом конце представления юноша соизволил обернуться и заметить Папашу Луиса.
– А я что говорил? Он великолепен! – воскликнул молодой человек.
Эл Би мрачно сверкнул глазами, прорычал что-то невнятное, развернулся и зашагал прочь, сердито размахивая сжатыми кулаками.
– Не обращай на него внимания, Бастер. – Улыбка благодарного зрителя лучилась искренней теплотой, чёрные глаза сверкали восторгом. – Ирвинг Тальберг, начальник производственного отдела, – представился он. – Майеру я как сын, а ты – мой давний любимец. Никто тебе здесь мешать не будет. Добро пожаловать!
Вытерев мокрую руку о фартук, Бастер подошёл и сердечно потряс протянутую ладонь.