Дома мы не нужны. Книга первая Битва эпох

ВАСИЛИЙ  ЛЯГОСКИН


ДОМА МЫ НЕ НУЖНЫ

Книга первая:   БИТВА  ЭПОХ














Глава 1.  Кудрявцев.  День первый. Около девяти утра.
   И мир взорвался !
   Взорвался совсем не так, как ожидал подполковник Кудрявцев. Вернее сказать, Кудрявцев вообще не ожидал ничего.  Ни хорошего, ни плохого. После нервного нажатия пальцем курка автоматического пистолета Стечкина, поднесенного к собственному виску, ожидать чего-то было бессмысленно.  Поэтому удивительную какофонию звуков, окруживших вдруг подполковника , сидевшего за обычным письменным столом в собственной однушке  на восьмом этаже в спальном районе Саратова, ничем объяснить было нельзя.
   Ни в ад, ни в рай Кудрявцев прежде не верил . Да и сейчас трудно было поверить, что где-то  в пределах территории, подведомственной чертям или, напротив, ангелам, вдруг бешено взвыл и тут же заткнулся, словно наткнувшись на непреодолимое препятствие, мотоциклетный двигатель. Подполковник, которого определять любой звук; направление и расстояние до него учили когда-то не просто жестко, а жестоко, определил: не больше пятнадцати метров, чуть левее  и ... не выше, но и не ниже самого Кудрявцева, который ,напомним, жил на восьмом этаже.
   Где-то чуть дальше рявкнул тракторный движок, но тоже замолк - не сразу, скорее повинуясь руке тракториста, отключившего зажигание.
   - Тракторишко-то наш ,советский МТЗ , - определил он  по старой памяти, хотя Минский тракторный завод уже почти четверть века выпускал продукцию на благо суверенной Беларуси ,  поставляя практически  всю ее в Российскую Федерацию, не менее независимую те же четверть века.
   Чем-то почти райским можно было обозвать обиженный звон колокола, будто упавшего с небольшой высоты; последовавшее  сразу за ним извержение богохульств и мата - родного, российского, а сразу за ним какой-то то ли молитвы, то ли стенания заставили подполковника  чуть улыбнуться - он понял, что колокол действительно упал. И не просто упал, а на голову кого-то привыкшего через слово обращаться к Богу. Что интересно - и колокол и богослов, судя по всему, тоже висели  где-то на высоте чуть больше двадцати метров ( восьмой этаж ) - ведь квартира  Кудрявцева была угловой, и за стеной комнаты, служившей ему и кабинетом, и спальней, а иногда - по торжественным случаям - и банкетным залом не было ничего кроме воздуха. Впрочем таких случаев можно было пересчитать по пальцам одной руки.
   Настоящим домом для подполковника Александра Николаевича Кудрявцева была База (с большой буквы с того самого дня почти тридцать лет назад, когда двадцатисемилетний капитан Кудрявцев, считавший себя бойцом круче некуда, в первый раз перешагнул ее порог), а эта комната шириной три двадцать и длиной четыре метра сорок сантиметров ...
   - Теперь уже не четыре сорок, а метра три, если не меньше, - констатировал открывший, наконец, глаза Кудрявцев . Констатировал слишком спокойно для человека, который вместо глухой стены перед собой и картины неизвестного художника на ней, оставленной прежним хозяином квартиры ввиду отсутствия  в последней художественной и материальной ценности, увидел ... тоже часть комнаты. Чужой комнаты - судя по остаткам меблировки - гораздо более благоустроенной и пригодной для любителя или вернее любительницы роскошного время препровождения.
     Именно такая, внешне далеко не худшая представительница прекрасного пола сидела на коленях, подоткнув под них что-то невесомое и почти прозрачное . Сидела на кровати, размеры которой на мгновенье ошеломили подполковника.
   - Это как же ее в комнату заносили, - восхищенно удивился он, - не меньше чем три на три метра.
    Перед кроватью, почти упираясь в край комнаты Александра, затерялся своими размерами сервировочный столик. Затерялся размерами, но не сервировкой.
Огромный торт - из тех, который в обычном ресторане, по крайней мере в саратовском, не закажешь; бутылка шампанского - того самого джеймсбондовского "Дом Периньон", которое Кудрявцеву однажды ( в рамках Задания, конечно - а как же иначе !) довелось испробовать. Ну что сказать? - что- то такое в этом игристом вине было. Но ничуть не больше, а скорее намного меньше, чем в женщине, скорее девушке ,ошеломленно глядевшей сейчас на него.
   Лет двадцати, а может и меньше; белокурая настолько естественно, что о краске для волос не хотелось даже думать; стройная и женственная до безупречности, чего полупрозрачное одеяние не только не скрывало, а наоборот, подчеркивало.
 -  Зато у меня крыша есть, - немного ревниво подумал подполковник. И действительно - в то время, как над остатками его комнаты также незыблемо как и прежде располагались плиты перекрытия, побеленные когда-то все тем же прежним хозяином ( а может и предыдущим - Кудрявцев не интересовался) - над остатками жилища прекрасной незнакомки вовсю сияло нежной синевой небо, подсвеченное яркими лучами восходившего солнца. Яркими и удивительно жаркими для сентябрьского Саратова - это Александр почувствовал даже в тени своей полукомнаты.
     В этих лучах Кудрявцев с непонятной для себя радостью разглядел в соседке изъян - на ее красивом, он бы даже сказал аристократично красивом лице  было слишком много косметики .  Так много , будто незнакомка шампанским и монументальным тортом собралась праздновать  по крайней мере полувековой юбилей.  Грим этот скорее уродовал, чем красил хозяйку. А когда она повернула гордо посаженную голову направо, открыла широко рот и мазнула рукой по лицу, словно не веря своим  глазам, красота ее вмиг превратилась в нечто жуткое, искаженное ужасом.
   Вслед за судорожным движением ее руки вскочил и Александр. Вскочил как привык - внешне неторопливо, плавно - в то же время стремительно, успев поставить на место стул и обогнуть не самый маленький по размерам двухтумбовый стол раньше, чем изо рта незнакомки исторгся удивительно высокий и оглушительно громкий крик.
   - Нетребко, блин, - весело усмехнулся Кудрявцев. Почему-то ничто не тревожило его; энергия бурлила в организме, словно ему, подполковнику, было двадцать , впереди ждала полоса препятствий, а вокруг так же беззаботно  и напористо бегут друзья однокашники - курсанты Ташкентского высшего военного общевойскового училища.
   Некоторым - совсем ничтожным, комариным - диссонансом настроению послужила гильза, отлетевшая от носка берца ( все таки выстрел в висок был!)  и штаны , часть знаменитой полевой формы российского десантника, которые уже на втором шаге почему то поползли вниз. Так - с АПС в правой руке и ремнем, поддерживаемым левой, он спрыгнул в соседнюю комнату. Именно спрыгнул, постольку паркетный пол там оказался сантиметров на двадцать ниже его линолеумного.
   Этот факт подполковник отметил краем сознания. Гораздо важнее было  заткнуть фонтан нестерпимых человеческим ухом звука, что он и сделал, отвесив соседке оплеуху - экономную ( чтоб следов не осталось) и в то же время достаточную , так что красавица отлетела на собственную кровать и там замерла глядя испуганно и с какой-то необъяснимой надеждой на Кудрявцева.
   - Ну что ж, будем соответствовать, - ухмыльнулся он, обозревая картину так ужаснувшую незнакомку.
   Кусок чего-то железного и непонятного , больше всего похожего на переднюю часть паровоза (или электровоза - пока было неясно) еще покачивался на отрезке рельсового пути метров пяти длиной и в такт этому куску дергалось то немногое, что осталось невредимым от раздавленной многотонным грузом женщины. Еще одной женщины ,неведомо как оказавшейся рядом с разоренным жилищем Александра.
   Абсолютно невредимой в этих жутких останках была только рука, до сих пор неведомо чьими промыслами сжимавшая в ладони книгу - серенький невзрачный томик еще из тех , советских изданий, в которых красок было поменьше, а смысла побольше. Даже не вглядываясь, Кудрявцев мог со стопроцентной точностью ( ну почти стопроцентной) выдать название книги : " Лев Толстой. Анна Каренина" . Именно по этой книге он когда-то давно писал сочинение. Какой это был класс Александр не помнил; зато он помнил чувство безмятежности  и железобетонной уверенности в завтрашнем дне - чувство, безнадежно утерянное в начале девяностых.
   Этой незнакомке ничем нельзя было помочь. Единственное - укрыть от нескромных
взоров. Что он и сделал, содрав с необъятной кровати что-то непонятное и очень приятное на ощупь, чем можно было накрыть всю груду железа. Слабый порыв соседки, попытавшейся привстать на кровати Александр проигнорировал и, завершив скорбное дело, направился на разведку местности - дело, которому он тоже был весьма и весьма квалифицированно обучен.
   Брюки, благодаря широкому ремню,  ужатому сразу на три дырочки, больше не падали, и подполковник Кудрявцев, отступив метров на двадцать, к самой опушке леса ( какой лес  в густонаселенном микрорайоне Саратова ?! ), оглядел место локальной катастрофы, Как иначе можно было назвать назвать нагромождение странных развалин, с крышами и без них, будто постриженных гигантской косой каждое на своем уровне; обломки каких-то машин и механизмов ,в одном из которых он с удивлением узнал переднюю половину КАМАЗа, задравшую лобовую часть целой на вид кабины, из которой пытался выбраться рослый мужик в комбинезоне. Чьи-то ноги торчали между кабиной и частью кузова - оттуда, где никаких пассажирских мест конструкцией грузовика не предполагалось.
  Рядом в стену такой же, как кудрявцевская , полуквартиры упирались три трубы метрового диаметра длиной ,как прикинул подполковник, в те же пять метров. Нет - в верхней было поменьше - метра три. Из глубины одной из нижних, длинных, доносилось басовитое рычание собаки ( точнее собак, поскольку рычание перемежалось более звонким взлаиванием). Оттуда же кто-то истерично бормотал, но Александр не бросился немедленно на подмогу, поскольку ни в лае, ни в рычании никакой агрессии не распознал. Как рычит пес, бросившийся на человека он знал слишком хорошо; еще лучше он знал, как эту агрессию пресечь. Самым фатальным для агрессора образом.
   Перечислять все то безобразие, что Кудрявцев оглядел практически мгновенно, можно было долго. Ему же хватило лишь этих самих мгновений, затем  неторопливо, примечая каждую мелочь, и откладывая ее в память так же надежно, как в любом другом серьезном  Задании ( а для Александра все Задания были серьезными), он направился по часовой стрелке вокруг этих Содома и Гоморры, в центре которых островком надежности и благополучия возвышался сруб - скорее всего бани, из трубы которой лениво вился дымок В отличие  от других строений различной степени разрушения, с крышей и без нее, но не выше трех метров каждое , баня была абсолютно целой, с надстроенным над срубом вторым этажом, обшитым вагонкой и крышей, покрытой металлочерепицей зеленого цвета.
   В ее целостности Кудрявцев убедился достаточно быстро, обойдя по периметру зону бедствия, которая представляла собой практически правильный квадрат со стороной метров двадцать пять. Уже завершая осмотр, он немало подивился способу, которым прибыл сюда хлипкий паренек с чемоданом в руке. Сам парень лежал на крыше небольшого красного автомобильчика - Мазды -двойки, за рулем которой сидела, судорожно вцепившись к руль, молодая женщина с упавшей на правый глаз русой прядью волос. Позади - с заднего сиденья - виднелись две  детские мордашки. Возраст детей в сумраке салона определить было сложно, но не больше  семи- восьми лет старшей; второй, мальчик,  и вовсе должен был посещать ясельную группу, если он , конечно, ходил в садик.
   Парень на крыше автомобильчика  подполковнику почему-то сразу не понравился. Может потому, что в глазах его Александр каким-то образом угадал следы похмелья - алкогольного или, скорее, наркотического, Наркоманов он особенно не любил; больше ненавидел только наркодельцов - слишком много жертв их " деятельности" пришлось увидеть на своем веку; и за "речкой" и дома.
   Кудрявцев опустил глаза вниз - на чемодан серого цвета, ручку которого парень стискивал так, что побелели кончики пальцев. Александр вдруг замер  и построжел лицом: где-то вдали в направлении, противоположном восходу солнца, прогремел взрыв; затем - через несколько мгновений автоматная очередь - длинная,  на весь магазин. Закончилось все сухими одиночными выстрелами - настолько тихими, что
услышать их мог только человек, который такие звуки воспринимал автоматически; поскольку часто от этого зависела его жизнь. Его  и его товарищей. А еще зависело - будет ли выполнено очередное Задание.
   - Километров шесть - семь, не меньше, - машинально отметил он и, уже не останавливаясь, стремительным броском добрался до огромного сухого дерева на опушке леса, откуда,  собственно, и начал разведку. Планы неторопливого, вдумчивого обследования местности, надо было корректировать. Почему-то Кудрявцев почувствовал ответственность за людей ( и животных), которые все еще
копошились в своих персональных развалинах.
   Незнакомка в роскошном пеньюаре все также лежала на кровати, чуть вздрогнув при появлении подполковника, и еще ощутимее - как только он выкрикнул хорошо поставленным командирским голосом в рупор из собственных ладоней :
   - Внимание, внимание! Товарищи!.. Господа!... Граждане!... Общий сбор у большого сухого дерева в направлении восхода солнца. Повторяю! Общий сбор у большого сухого дерева в направлении восхода солнца.  Так, - добавил он уже вполголоса, - вроде всех пригласил, никого не забыл? Если только... Собак!
   А последние и появились раньше других в точке сбора. Первым выметнулся из-за единственной сохранившейся стены соседки красавец алабай - явно жутко породистый и ученый. Затормозив всеми четырьмя лапами в двух шагах от Александра, пес не бросился на него, не залаял. Глухо клокотавшие в его  глотке звуки подполковник расшифровал и как приветствие,  и как вопрос, который в силу понятных причин не мог быть задан на обычном русском языке: " Что, черт возьми, здесь происходит ? "
   Следом за этим красавцем палевого цвета выскочили, путаясь в поводках, которыми почему-то были накоротко спутаны, две восточно-европейские овчарки,
"девочки" - значительно меньшие по размерам первой громадины "мальчика",
но тоже явно благородных корней.  Благодаря этим поводкам овчарки остановились не так изящно и монументально; коротко взвизгнули и тут же умолкли , услышав негромкий повелительный рык алабая.
   Так они и застыли втроем перед Кудрявцевым, не обращая внимания на людей, собирающихся  за ними полукругом. Выходили люди по одному, по двое; втроем держались друг друга лишь давешняя водительница Мазды с детьми да пара, ведущая за руки мальчика лет пяти-шести. Растерянность и ошеломление читались
 на всех лицах. Кудрявцев, машинально пересчитывая подходивших к нему мужчин, женщин и детей вдруг понял, что так резало глаз в этих фигурах - практически все они были одеты как-то странно, будто в наряды с чужого плеча. Мужчины - так же как недавно Александр, украдкой придерживали нижние детали костюмов; женщины, напротив, старались обернуть потуже верхние - блузки, кофты. А кто-то и
что-то более интимное - как например невысокая темноволосая девушка, вышедшая из половинки комнаты смежной с его, кудрявцевской. Она старательно оборачивала вокруг себя широченную ночную рубашку бледно- голубого цвета. Даже на непросвещенный в подобных вопросах  взгляд подполковника, это одеяние гораздо органичнее выглядело бы на семидесятилетней старушке. Девушка, наткнувшись на его  чуть насмешливый взгляд, густо покраснела - видимо ее взгляды на ночное женское белье не сильно отличались.
   - Тридцать, тридцать один... тридцать два, - Александр покосился на красавицу-соседку, так и не вставшую со своей кровати. О! - тридцать три, - где-то совсем недалеко прозвучал такой знакомый и такой уместный сейчас призыв: " Люди-и-и!
Ау-у-у! Помогите-е-е!"
   Причем прозвучал как-то глухо, будто из- под земли. Люди, к которым и был обращен крик души какого-то неизвестного бедолаги, заозирались, невольно улыбаясь, а Кудрявцев уже скользнул стремительной тенью меж развалин, многие из которых, казалось, были готовы обрушиться в любой момент.
   Призыв действительно исходил из-под земли - точнее со дна квадратного водоема глубиной метра два, который еще совсем недавно был полон воды. По его идеально ровным железобетонным берегам еще сочилась влага, а на дне, на песке, в центре квадрата пять на пять метров, в резиновой лодке с мотором на корме сидел паренек в камуфляже и шляпе с удочкой в руках. Сидел и
обалдело глядел на подполковника.
   - Вот и порыбачил, дядя, - хмыкнул Кудрявцев и, уже погромче, - давай руку, дружище.
  Парень поднялся, осторожно переступил через круглый резиновый борт и прошлепал по песку к бетонной стене, с которой, склонившись, протягивал ему руку
 Александр. Миг - и рыбачок был наверху, а через считанные мгновенья, увлекаемый крепкой рукой, оказался в толпе, среди товарищей по несчастью.
   Подполковник, вновь занявший свое место в центре полукруга, перед людьми и тремя четвероногими слушателями, на мгновенье задумался, а затем громко и четко, как когда-то перед личным составом, представился:
   - Я подполковник российской армии Кудрявцев Александр Николаевич... В соответствии с Уставом Вооруженных Сил Российской Федерации на время отсутствия представителей гражданской администрации принимаю на себя командование...
   - Но позвольте .. - несмело попытался что-то возразить мужчина в пиджаке размера на три или четыре больше необходимого и толстенных очках на внушительном носу.
   - Не позволю! - отрезал подполковник,- все обращения только согласно Устава.
   Вообще-то цитируемый Устав безобразий, подобных сегодняшним, никак не регламентировал, но Кудрявцев весьма сомневался, что кто-то из трех десятков человек когда-то изучал этот документ. Кроме самого подполковника, конечно; ну
может еще пары мужичков, выделявшихся из толпы своим более подтянутым видом; даже одежда на них сидела вполне естественно, не свисая с широких плеч.
   - Ну эти точно служили, - обрадовался он.
   Еще больше он обрадовался, когда на предложение : " Поднимите руки, кто понимает русский язык", - руки подняли все, даже дети. Казалось, собаки сейчас тоже поднимут лапы, но поскольку про них команды не было, то звери и не шелохнулись.
   - Что, все русские ? - не поверил Кудрявцев, когда все опять таки дружно кивнули.  Не поверил, потому что где сейчас в России, в каком самом глухом уголке ее можно оглянуться и не увидеть среди трех десятков славян пяток смуглых азиатских физиономий, двух-трех горбоносых кавказских, а ближе к Тихому океану и десяток другой круглолицых китайских и вьетнамских. Нет, он не был шовинистом или расистом, но как то душу грело, что очередное Задание - а так теперь определил для себя дальнейшие действия Кудрявцев - будет направлено на благо русского народа.
   - Да-а-а... Народ еще тот! Ну ничего и не таких строили, - а дальше уже вслух. - Товарищи! ( именно такое обращение подразумевал Устав) Первой и главной задачей определяю безопасность гражданского населения,- он специально строил речь казенным языком, не приемлющим никаких дебатов, - для чего:
   Первое. Переписать население ( все три десятка).
   Второе. С учетом выявленных навыков и способностей определить каждому круг обязанностей для обеспечения выживания всех. Да,да - выживания!,- о далеких взрывах и стрельбе он пока предпочел не упоминать, чтобы не пугать народ раньше времени.
  - А может, вызовем МЧС? - предложил робкий женский голос.
   - Попробуйте, - Кудрявцев уже убедился. что никакой спутниковой связью вокруг и не пахнет, хотя мобильник исправно показывал половину зарядки.
  У всех тут же, как по мановению волшебной палочки, появились разнокалиберные и разноцветные устройства и люди ( как подозревал Кудрявцев, большинство не в первый раз) принялись тыкать пальцами в кнопки. Естественно безрезультатно.
  Александр тем временем зашагал к толпе - четко, как на плацу, благо едва отросшая трава позволяла печатать шаг. Зашагал прямо, ни на сантиметр от линии, проложенной взглядом  к девушке, единственной из присутствующих оказавшейся в деловом костюме, слегка примятом и испачканном, словно ей пришлось проползти некоторое количество метров по запыленной поверхности - не больше пяти, уже понял Кудрявцев.    Линия эта проходила аккурат по ногам алабая, пока еще безымянного, и тот убрался с дороги, хоть и с глухим рычанием, понимая наверное кто здесь и сейчас главный.
   - Вот вас, девушка, как зовут? Кто вы и откуда?
   - Котова Марина Сергеевна, - тут же ответила девушка, - работаю... работала секретарем и по совместительству начальником отдела кадров завода железобетонных изделий. Всю жизнь - почти тридцать два года.
   - Сколько?! - поразился подполковник. Девушка, которой на вид было не больше двадцати, была ( он быстро прикинул в уме) не намного его моложе.
   - Да, - с гордостью подтвердила Котова, - с первого марта одна тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года - тридцать один год и семь с половиной месяцев.
   - Дела, - опять удивленно протянул он, - ну хорошо. Внимание,-  уже громче, для всех, - Марина Сергеевна Котова назначается заместителем командира по кадровой работе. Сейчас всем, в первую очередь женщинам и детям пройти регистрацию.
   Подполковник перевел взгляд на стоящую рядом пару - крупного, гораздо  крупнее его самого, парня, который удерживал за шиворот пиджака второго - значительно меньшего габаритами. На правом глазу последнего наливался внушительный фингал.
   - Фамилия, имя, отчество ,- потребовал у здоровяка Кудрявцев, - Кем работаешь; где служил; звание?
   Почему-то он не сомневался, что парень не из тех, кто когда-то всеми силами и любыми средствами откосил от действительной.
 И точно - здоровяк ( отпустив пиджак соседа, отчего тот едва не растянулся на траве, удержав равновесие в последний момент ) собрался внешне и внутренне, втянул и так не сильно выпирающий живот и отчеканил вытянувшись по стройке "Смирно" :
    -   Дубов Виталий Александрович, водитель лесовоза "Фискарс" ; старший сержант запаса, демобилизовался в две тысяча пятом году - замкомвзвода роты бетонных работ инженерно- саперного батальона...
  - Что, реально "бетонных работ" ?! - так часто, как сегодня , Кудрявцев еще никогда не удивлялся. А ведь день  только начался...
   - Так точно, товарищ полковник! - гаркнул бывший старший сержант, и Александр удовлетворенно кивнул - парень службу знал, вон как непринужденно проглотил приставку "под".
   - За мной! - скомандовал подполковник и  кивнул на второго парня - Ты тоже!
   Через минуту они  обогнули и кровать соседки Александра, и сервировочный столик, который парень, на ходу представившийся  Ершовым Виталием Васильевиче, художником из Перми, едва не перевернул - так загляделся на коленки красавицы. Кудрявцев едва успел выдернуть Ершова из опасной зоны и отпустил его рукав только у собственного стола. Совсем скоро стол стоял под солнцем,  перед Котовой, основательно утвердившейся в любимом кресле Александра, который он сам любезно и принес своему заму по кадрам - пока единственному заму.
   Однако перекличка, или перепись так и не началась - опасливо обогнув алабая, вернувшегося на свое место, перед Кудрявцевым остановился еще один здоровяк, немного помельче первого и не такой опрятный. Его камуфляжный костюм был здорово помят, густо покрыт масляными и какими-то иными пятнами, а на плече еще и здорово надорван. От него даже на расстоянии полутора метров - оттуда, где он остановился,  не решившись видимо подойти к подполковнику вплотную - несло водкой, вернее самогонкой. Вряд ли какой завод решился бы выпустить официально напиток с такой концентрацией сивушных масел.
   Однако речь его оказалась вполне трезвой, хоть и не такой связной, как у Дубова:
   - Там, товарищ полковник..., товарищ подполковник... Там, - парень в замызганной спецовке все тех же лет двадцати ( парень, конечно, не спецовка; хотя...), - Так вот, - парень махнул рукой куда-то вглубь развалин и зачастил словами,- там бабка Оля, нет, она живая еще, шевелится, только кровищи натекло... А как я ее один вытащу - трактор ведь ни туда, ни сюда... Вот!
   - Ага, - догадался Кудрявцев, - тракторист. Ухитрился не только в развалины заехать , но и придавить кого-то. Не кого-то, а бабку Олю, - поправил он сам себя.
   - Марина Сергеевна, начинайте без меня,- подполковник огляделся, - сержант, ты ты и... вы.  Пятым кроме названного Дубова , Ершова, тракториста и , естественно, самого Александра, в спасательную команду попал представительный, хотя и молодой мужчина, который совсем скоро назвался Романовым Алексеем Александровичем, профессором кафедры иностранных языков Санкт-Петербургского университета, пятидесяти четырех лет отроду (чему подполковник, даже глядя на пышущего юношеским румянцем лицо профессора удивился как-то отстраненно - привык наверное к подобным казусам). Он и к себе-то стал прислушиваться и присматриваться , если только можно было назвать так быстрый экзамен, устроенный собственному физическому состоянию на ходу незаметно от других. Что бы подумал тот же профессор увидев, как мужчина в форме подполковника российских десантных войск принялся бы на ходу крутить сальто, причем падая перекатом на голый бетонный пол без всяких последствий для организма, а затем этот же пол ломая голой рукой.
   - Хвастун и дурак , - вот бы что он подумал, одновременно наливаясь дополна внутри диким восторгом оттого , что организм действительно чувствовал себя превосходно; даже внизу живота, где последние полгода тянула и тело и душу нудная непреходящая боль, из- за чего, собственно и произошла вся история с бессонной ночью восемнадцатого сентября две тысяча пятнадцатого года, автоматическим пистолетом Стечкина - самым преданным и надежным другом Кудрявцева, и пальцем на его курке.
   - Никому я в этом мире не нужен ,- вспомнил он вдруг последнее, о чем подумал перед своим  выстрелом, закончившимся так необычно , - а вот хрен вам , ребята! Я еще очень даже нужен - хотя бы вот этой бабке Оле.
   Последняя  лежала, накрытая какой-то грудой из переломанных досок и всяческой рухляди, которая годами копится в любом деревенском сарае - а именно сюда въехал трактор Анатолия Анатольевича Никитина, как оказалось ровесника профессора - и по официальному возрасту, и по внешнему виду.
   Бабка Оля действительно шевелилась и даже слегка постанывала. Кудрявцев вдруг не к месту улыбнулся, подумав, что неведомая пока Ольга окажется очень бойкой старушкой ... лет двадцати. Никто из бойцов профессорского и иного рядового состава улыбки этой видеть не мог, потому что все дружно разгребали завал; кроме командира, естественно. Александр задумчиво разглядывал что-то сельскохозяйственное и непонятное -  фрезу или культиватор - которым трактор упирался в железобетонную стену, раньше бывшую частью чьей-то квартиры. Назад четырехколесной "Беларуси" ходу не было , если только уронить стену. Однако такой вариант подполковник пока даже не рассматривал - и трудоемко, и опасно, а главное - на все эти стены, крыши, подвалы у него уже были планы. Причем далеко идущие.
   Бабу Олю, действительно оказавшейся молодухой, да такой красивой, что вполне могла поспорить с аристократичной соседкой Александра, уже освободили от всех обломков, но не от левого переднего колеса трактора, которое прижимало женщину к фундаменту. Стены сарая над ней не было - ее всю вынесло вперед бампером МТЗ, явно самодельным, сваренным из швеллера двадцатки, для которого тонкие бревнышки не были преградой.
    Поэтому подполковник сейчас имел удовольствие лицезреть не только своих бойцов, таких разных, Ольгу, которую ну никак не мог называть бабкой, но и лес метрах в двадцати. Лес редкий, светлый, состоящий из громадных деревьев неизвестной породы, но явно не сосен, елей, лиственниц - какие там еще хвойные могли произрастать рядом с Саратовом?
   Тракторист Никитин с виноватой похмельной физиономией первым предложил:
   - Может, колесо приспустить?
   - Ага, - с иронией упрекнул Дубов, - недодавил, да? Чего тебе бабка сделала? У ней и так наверняка несколько ребер треснуло. Еще сантиметров пять - десять и все - каюк. Ты где, давильщик, работал?
  - Где-где? В лесхозе, или как он там сейчас называется - какое-то ГАУ.
  - Разлаялся тут, - проворчал здоровяк, - что , ни разу не застревал в лесу? Хватай вон стропилину - вываживать будем.
   Кудрявцев не вмешивался - тут мужики были в своей стихии. Уже через минуту два парня, без помощи остальных, используя закон рычага, о котором они скорее всего из далеких школьных лет не помнили, приподняли передок трактора достаточно высоко, чтобы подполковник с Романовым быстро и аккуратно выдернули Ольгу. Ее красивое лицо было перекошено гримасой боли, но видимых ран было немного . "Кровищща" оказалось длинной царапиной на правой руке, кровь из которой была размазана от локтя до ладони. Впрочем и кровь, и сама царапина уже вполне подсохли и никакой опасности не представляли.
   - Ольга,  вздохни глубоко, -  наклонился над лежащей на нескольких относительно целых досках  Александр.
   - Ты мне, парень, не тыкай, - оскорбилась та, - я твоей мамки буду постарше наверное.
   Матери своей подполковник не знал - вырос он в детдоме, а семьей своей считал армию. Но ничуть не обиделся, привык как-то не замечать такие непонятные для обычных детей бестактности еще в детстве. Зато понял, что с внутренними органами у Ольги все в полном порядке. С такой экспрессией наезжать на мужика, только что спасшего ее из-под завала, не каждая здоровая баба сможет.
   Тут заржал Анатолий - отпустило, видимо, парня чувство вины:
   - А меня ты не узнаешь, баба Оля? Толя я, Никитин...
   - Сгинь, засранец, - замахала на него женщина здоровой рукой, и тут же скривилась - видно ребра все-таки были повреждены.
-  Берите ее на руки, - мужики , - скомандовал Румянцев Дубову и Никитину, но Виталий, отстранив рукой сунувшегося было выполнять приказ тракториста, сам подхватил Ольгу. Да подхватил так бережно и нежно, что последняя даже охнуть не успела. Или опыт имел в таких делах немалый, или... Ну об "или..." пока было рано даже загадывать, хотя такую женщину и сам подполковник носил бы на руках - значительно дольше, чем занял путь до огромной многоспальной кровати, на которую Ольгу и выгрузили не менее осторожно и бережно.
   Остальные подошли тоже не с пустыми руками. Парнишка с фингалом и профессор Романов несли по штыковой лопате, откопанных в развалинах сарая, а тракторист - совковую, да еще лом устрашающего веса и остроты, обнаруженный в неразрушенном углу того же строения.
   На молчаливые взгляды бойцов подполковник даже не ответил - погибшая женщина рядом с его квартирой, возможные трупы еще где-то в развалинах, пекло наступающего дня - какие могут быть еще вопросы. Впрочем профессор, помедлив, понимающе кивнул.
   Толпа ( пока еще толпа), кажется не шелохнулась. Даже алабай сидел на месте. А вот "девочек" овчарок не было. Скорее всего унеслись в лес   помечать территорию ( или этим только кобели занимаются?)
   - Не запутались бы там , - проходя мимо собаки, тревожно подумал Кудрявцев,- а этому надо имя давать.
   Алабай даже не шелохнулся, не проводил его глазами, не отрывая взгляда от Котовой.
   - А ведь он охраняет! - ахнул мысленно, - мой стол, мое имущество охраняет! Умница, зверь! Я тебе такое имечко подберу - всю жизнь гордиться будешь!
   Между тем Котова, изредка поглядывая настороженно на сурового зверя, вся светилась гордостью - как же, она теперь не толпа, она при деле. О чем тут же и доложила подполковнику, протягивая ему стопку листов, исписанных каллиграфическим почерком. Слова, имена, даты складывались в нереально ровные строчки.
   - Да... Опыт не пропьешь, - подумал Кудрявцев весело. Однако по мере того, как один листок сменял другой, лицо его скучнело. Он прежде всего искал между строк сведения о профессиях, навыках людей  - секретарь-референт, понятно,  продавщица.., пенсионерка - бывшая охранница на заводе.., бывшая бухгалтерша.., еще продавщица.., предпринимательница.., учительница начальных классов. О! - вот светлое пятно -  старшая медсестра онкодиспансера; стаж работы тридцать два года. Как с такими работать!?
  Он перевернул последний лист - на мужиков данных пока не было, но что-то подсказывало Александру, что там картина будет не намного лучше. Хотя... Водитель, тракторист, профессор тоже не лишним будет, да и сам он...
   Мария Сергеевна  ( смотри-ка, не забыл как его первого и пока единственного зама зовут!) тем временем отчитывалась:
   - Женщин и детей переписала полностью, кроме вновь прибывшей и вон этой , - Котова кивнула головой в сторону соседки-красавицы, поменявшей к этому времени позу на полулежачую, с упором на локоть - весьма соблазнительную, точнее соблазняющую. Всех имеющихся в наличие мужчин, а их набралось человек пятнадцать, или чуть больше.
   Впрочем, на кровати лежали уже две красотки, и вновь прибывшая мало в чем уступала хозяйке - разве что наряд был поплоше. Да и нарядом-то эту одежду можно было назвать с большой натяжкой - так, одежкой. А в чем еще могла пойти в деревенский сарай деревенская же бабушка.
   - Ничего, - Кудрявцев будто уже планировал что-то на будущее, - мы тебя , Оленька, еще приоденем.., - и , уже вслух, обратился к соседке, - в чем дело, дамочка?  Приказы вышестоящего начальника не выполняем? Это, знаете ли, чревато...
   Незнакомка чуть поморщилась - не привыкла, видимо к подобному обращению. А Александру было плевать - приличное обращение нужно еще заслужить. Она соскользнула с кровати красивым текучим движением, постаравшись обогнуть лежащую на краю Ольгу максимально дальше и скоро стояла напротив него, благоухая чем-то неземным настолько сильно, что Кудрявцев невольно поморщился. Грим на ее лице был так же размазан, особенно там, где ее наградили оплеухой, но это красотку не смущало. Грациозно вскинув правую ладонь к голове
 (Пустой, - опять поморщился он) она высоким громким голосом выкрикнула:
   - Товарищ Главнокомандующий!  Хочу представиться Вам лично, - и указательным пальцем другой руки ткнула в Котову, - Пиши!
   Последняя, взглянув на подполковника, вытянула из пачки бумаги одиннадцатого формата верхний лист (-  Мои запасы, кстати, - вдруг зажадничал он).
   - Иванова Кристина Юрьевна, город Москва, год рождения девятьсот шестьдесят пятый... Одна тысяча девятьсот шестьдесят пятый, -  поправилась она, увидев, как вытягивается от удивления лицо собеседника, - восемнадцатое сентября...
   - Ага! - воскликнул Кудрявцев,- значит день рождения сегодня. Поздравляю!
   Красотка не успела поблагодарить Александра, потому что он обратился уже ко всем - громко, по-командирски:
   - Товарищи! Давайте все вместе поздравим Кристину Юрьевну , у нее сегодня юбилей - исполнилось ровно пятьдесят лет.
   Она не успела остановить - мол, возраст женщины это только ее тайна - зло поджала губы и сквозь недружные аплодисменты продолжила:
   - Профессия.... ну, профессия ... очень свободная.
   - Это как? - не понял Кудрявцев.
   - Да шалава она, - захохотал Никитин, который стоял, поигрывая ломиком в руках,- с трассы какой-нибудь.
   - Я с тобой на одной трассе даже по... рать бы не села, - с возгласом оскорбленной добродетели Иванова отвернулась от всех.
   А тракторист не унимался с тем же игривым хохотком:
   - Вот стерва, а!  И красивая ведь, я таких красивых еще и не видел вживую.
   Подполковник оборвал его :
   - Отставить, Никитин! И это - поосторожней с ломиком - еще тебя лечить от колотой раны.
   Кристина тем временем зашагала к лесу; даже не так - она буквально поплыла к деревьям будто по подиуму, выпрямленной в струнку спиной выражая всем презрение и негромко напевая:
   - Ах как я была влюблена, и что теперь?
     Я думала это весна, а это оттепель...
   - Иванова, стоять! -  выкрикнул Румянцев, первый уловивший неясный шум, треск ломаемых кустов и чье- то громкое пыхтенье, переходящее порой в натуральное хрюканье.
   И тут впервые сегодня голос подал алабай. Оказавшийся вдруг рядом с подполковником, у его правой ноги, так что правая рука Александра очень органично легла псу на широкий лоб, он оглушительно залаял, то ли возмущаясь поведением женщины, не исполнившей приказ, то ли предупреждая ее об опасности. Спина Ивановой вдруг потеряла стройность, словно опять приняла на себя груз пятидесяти прожитых лет, песня прервалась и женщина начала медленно поворачиваться к толпе , к своей комнате, кровати и столику с юбилейным тортом, когда мимо нее - метрах в трех - промчалась неразлучная пара  - связанные поводками овчарки. Помчались вдоль опушки, словно не желая привести за собой к людям монстра ,догоняющего их, пыхтящего и похрюкивающего. Если она и была свиньей , то свиньей невероятной, громадных  размеров; лохматой; с длинными ногами, на которых она стремительно пронеслась мимо Кристины, едва не сдув ее мощным потоком воздуха.
   Зверь был уже где-то посредине между замершей женщиной и остальными людьми, когда наперерез ей из лесных зарослей мелькнула другая тень - гораздо более быстрая и смертоносная. Хищник упал свинье на спину; покатившись кубарем она дико заверещала - ,  до тех пор пока на солнце не сверкнули ослепительно белые клыки размером с небольшие кинжалы, и визг резко оборвался, перейдя в мучительные предсмертные хрипы, когда это оружие вонзилось в живую плоть и одним молниеносным движением выдрало у жертвы половину шеи.
   А хищник уже чуть в стороне от бьющейся в последних судорогах свиньи  пригнулся к земле, готовясь к новому прыжку.
  И тут Кристина закричала - еще пронзительней и громче, чем утром. Этим она невольно отвела, по крайней мере отсрочила гибель многих. Зверь, казалось готовый уже прыгнуть в толпу, обрушился на нее. А за криком Ивановой никто не услышал сухой треск двух выстрелов из Стечкина. И только Кудрявцев, зло ругаясь на низкое останавливающее действие  девятимиллиметровых  пуль, отметил как брызнуло кровью от ран на теле хищника. После таких выстрелов долго не живут, но этот монстр, свирепостью и мощью превосходящий всех,  кого только мог представить Александр, не успокоился.
   Сломав Кристину, как куклу,  он повернулся к подполковнику, безошибочно угадав единственного тут врага и, невероятно широко разинув  ужасную пасть  ,прыгнул.   От Кудрявцева его отделяло метров пять; прыжок был по прежнему стремительным, но за эти мгновения Александр успел сделать удивительно много: аккуратно вогнать в эту пасть еще две пули, выдернуть из-за стола Котову и, буквально вложив ее в руки тракториста, вырвать из его руки лом.
   Хищнику, если тот и намеревался прыгнуть следом, не повезло - обрушившись на середину стола, за которым  только что сидела Мария Сергеевна, он проломил середину столешницы и упал, придавленный двумя тяжелыми тумбами. Тумбы тут же полетели в стороны, разламываясь в полете на множество обломков и извергая из себя добро, которое так старательно охранял алабай. Сам он, кстати, оказался тоже весьма проворным. Кудрявцев только вытянулся в замахе, собираясь послать лом острием в локальный ураган из остатков стола, вырванной с корнем травы и живой хищной плоти, а пес уже был у ноги, готовый к бою.
   Лом полетел вперед - мощно и прицельно. С пробитым насквозь туловищем зверь, казалось, получил новые силы - но совсем ненадолго. Вот ураган стих и огромная тварь, цветом шкуры и статью напоминавший алабая, только раза в четыре крупнее его, вытянулась на обломках стола. Он был грозен и красив, а голова с клыками-кинжалами могла украсить любую коллекцию.
   Кудрявцев сначала направился к Кристине - точнее той переломанной груде мертвой плоти, которая совсем недавно была прелестной девушкой. Толпа только сейчас словно выдохнула одной огромной грудью, кто-то звонко заголосил, а самые  смелые уже догоняли подполковника.
   - Позаботьтесь , - кивнул он на тело двум девушкам, с которыми не успел еще познакомиться и вернулся туда, где  хищника уже окружили самые отважные. Естественно, мужики.  Среди них толпились Дубов с профессором, Никитин, тянувший из огромной кошки лом; ближе всех,  на удивление, почти навис над зверем тот самый хлюпик, пытавшийся раньше возникнуть против Устава. Его толстые очки были заляпаны кровью - значит он не побоялся поковыряться в рваных отверстиях.
   Профессор, видимо знакомый с этим смельчаком, обратился к нему необычайно мягким голосом:
   - Роман Петрович, голубчик, вы бы сняли очки.
   - Да? - Роман Петрович повернулся и медленно стянул с переносицы такой жизненно важный прежде аксессуар, - господи, да как же хорошо видно!
   Он снова повернулся к зверю и ахнул:
   - Не верю глазам своим, Алексей Александрович! Так не бывает !
   - Что не бывает? - перевел разговор на себя Кудрявцев.
   - Да это же махайрод, настоящий махайрод , - Роман Петрович в сильнейшем возбуждении пытался обмерить пальцами длину клыка.  Одной его ладошки явно не хватало.
    - Ну махайрод, и что - завалили ведь..
    - Как вы не понимаете !? Они же вымерли черт знает когда! Последнего махайрода,  убили  , если не ошибаюсь - два миллиона лет назад.
    - А вот тут, профессор, вы точно ошибаетесь. Последнего махайрода убили всего пять минут назад. И что-то подсказывает мне, что этот махайрод далеко не последний, -  с грустной улыбкой подвел итог подполковник Кудрявцев.
   
 
   
 
   

 

 

               
   



 

Глава  2. Профессор Романов. День первый  - до полудня.

   Только в этот момент туман в голове рассеялся и профессор стал воспринимать мир вокруг адекватно - если только можно было так назвать безобразие, творившееся кругом.  Страшное, надо заметить, безобразие. Стоило только повернуть голову вправо - туда, где две женщины укутывали белой простыней третью. Вернее то, что от нее осталось.
   Еще страшнее было глядеть вниз. И как только Роман Петрович, обычно человек робкий и стеснительный, лезет пальцами в густую лоснящуюся шерсть, в рваные раны
- особенно ту, откуда парень ( кажется тракторист по имени Анатолий) только что с трудом вытянул лом.
   А он, профессор, еще удивлялся - зачем вояка ( подполковник Кудрявцев - так он себя назвал) - заставил тащить эту тяжеленную железяку. И еще лопаты! Он опять поглядел направо - ну этого подполковник никак не мог предполагать. Хотя какие мысли могли тесниться в голове подполковника Румянцева ? Профессор не то чтобы презирал или не любил военных - просто прежде сталкивался с ними чрезвычайно редко. В его жизни, четко распланированной, починенной жесткому распорядку, им места не было.
   Теперь этот распорядок ушел в прошлое, как полагал Романов,  безвозвратно. В то самое прошлое, в котором еще меньше часа назад он сидел напротив доцента Игнатова, за шахматной доской в собственной квартире, в зале, где еще чуть-чуть пахло мастикой после проведенного три дня назад еженедельной генеральной уборки - это тоже входило в распорядок.
   Сам профессор на правах хозяина сидел на диване, одетый в мягкую пижамную велюровую пару темно-бордового цвета; на ногах были любимые тапки с задниками, так что  вскакивая с места, когда доцент Игнатов надолго задумывался над очередным ходом, он мог спокойно мерить зал по диагонали, не боясь их потерять. Зал был большим, из старого фонда, с огромным окном и высоким потолком, по центру которого свисала шикарная хрустальная люстра. В обычной коммуналке с потолками два сорок  Романов так бы не побегал.
   Роман Петрович сидел в кресле напротив; щурил глаза за толстыми стеклами очков и в течении игры практически не вставал. Да и встань он - побегать ему, подобно хозяину было бы непросто: единственные гостевые тапки мало того, что были на пару размеров больше необходимого, так еще не имели задников.
   Диспозиция на шахматной доске была неопределенной; все шло к ничьей. Разговор, поначалу разогретый малой толикой коньяка (а как же, гость ведь, хоть и ранний) тоже ни к чему не вел. Соперники ( только в шахматах, и нигде больше) все доводы о тленности бытия и мизерности вклада обоих в развитие отечественной науки давно уже знали. Причем мизерным и бесполезным для общества оба ученых мужа признавали исключительно собственные научные достижения.
 Успехи собеседника в своей области знаний обычно не оспаривались.
   Вот и теперь была очередь профессора посыпать голову пеплом:
   - И никому, батенька, ни мои труды, ни сам я не нужны!
   В порыве уничижения он закрыл глаза, а когда открыл их, голова  пошла кругом, наполнилась вязким туманом. Комната... Комната уменьшилась так, что двух стен у нее больше не было. Той. что напротив дивана с сидящим профессором вместе с книжным шкафом, и второй, по правую руку, где раньше была дверь. На месте этой стены лежали сложенные треугольником трубы огромного - не меньше метра - диаметра. Из одной , кажется нижней правой, доносился истеричный собачий лай ,рыканье; кто-то подвывал в унисон собакам совершенно неприличным голосом.
   Над головой не было потолка.  Совсем не было. Зато было небо - такое высокое и нестерпимо голубое и чистое, что Алексей Александрович сразу понял: это не Санкт-Петербург. Люстра, естественно, не висела на потолке за отсутствием последнего; веселый звон ее остатков  о начищенный паркет профессор отметил как-то отстраненною. Это было не самым удивительным.  Самым удивительным был человек, сидевший в кресле напротив. Тут теория системного анализа дала сбой - впервые в жизни Романова. Понимая умом, что это никто иной, как Игнатов Роман Петрович, доцент факультета биологии Санкт-Петербургского университета, он в то же время собственными глазами видел, особенно четко под ясным солнечным небом, молодого человека лет двадцати. Парень был одет в светлую рубашку, заметно отвисшую в плечах. Подтяжки на ней тоже отвисли, брюк, к которым они крепились, не было видно, но профессор был уверен - именно в таких брюках и пришел к нему в гости Роман Петрович.
   - Не в таких, а именно в этих, - поправил себя мысленно Романов, потому что понял - напротив него сидел  Игнатов. Помолодевший на три десятка лет, постройневший, но все так же щуривший глаза за стеклами очков. Алексей Александрович протянул левую ладонь ( в правой он так и держал "скушанного" совсем недавно белого деревянного коня) ко лбу, чтобы смахнуть выступившую испарину и... она наткнулась на волосы - на жесткий чуб, которого на лысой как коленка голове профессора не было уже лет двадцать.
   Ощупывала и оценивала внезапно приобретенную шевелюру рука сама, машинально, потому что Романов вдруг вздрогнул от пронзительного женского крика,
раздавшегося совсем рядом, может прямо за сохранившейся стеной. Крик так же резко оборвался и в наступившей тишине мужской, явно привыкший командовать голос пригласил всех на общий сбор к большому сухому дереву. Профессор уже забыл, когда он в последний раз видел сухое дерево - в Питере за деревьями ухаживали.
   - Ну что, пойдемте, коллега? - пригласил он Игнатова.
   - Куда ? - совершенно беспомощным от наступившей слепоты спросил тот.
   - На общий сбор, разве непонятно ?
   И он повел доцента под руку, не спеша из-за слепоты и спадающих тапок последнего. Впереди него процокал когтями по паркету светло-палевый пес невероятных размеров с обрезанным хвостом, выскочивший из трубы. Следом, пятясь задом, вылез парень в лохмотьях такого жуткого вида и запаха, что ученая пара невольно отшатнулась. Парень вылез достаточно шустро - видимо потому, что сразу за ним выскочила, повизгивая, пара овчарок обычных габаритов, почему-то связанная накоротке. Странная компания исчезла за стеной, обрезанной точно по линейке, следом побрели и профессор с доцентом.
   А затем события, в которых посильное участие принимал и сам Романов, понеслись стремительно, без всякой системы и анализа, к которым он так привык. Впрочем, если какая-то система в происходящем и была, она могла быть понятной разве что подполковнику Кудрявцеву, который сейчас стоял рядом с профессором, умело скрывая вполне законную гордость. Да и кто бы не гордился после  слов произнесенных Игнатовым в явном восхищении:
   - Вы знаете, товарищ офицер...
   - Подполковник.
   - Что подполковник?
   - Называй меня товарищем подполковником.
   - Хорошо,- чуть удивился доцент такой непочтительности молодого офицера.
   Себя Роман Петрович пока в зеркале не видел, а профессору просветить его  о новой внешности не хватило времени.
   - Так вот, - продолжил Игнатов, - на теле этого замечательного образца пять ран, и все пять ран смертельные.
   - И что, вот так, не вскрывая, вы это можете утверждать ? - влез в разговор Романов.
   - Сомневаетесь, коллега? - Роман Петрович по привычке, словно попытавшись взглянуть поверх отсутствующих очков, повел взглядом по окружившим его и махайрода парням, пытаясь найти среди них профессора и не находя его, стоящего,
 кстати в полутора метрах, сразу за подполковником.
   - Значит, я тоже, - с каким-то вначале обреченным, а затем все более и более восторженным чувством воскликнул про себя Романов, - Я тоже опять молодой, здоровый , сильный! И все у меня впереди! А что у меня впереди?
   Он обвел глазами, которые кстати тоже обрели недостижимую раньше зоркость, вокруг. Развалины, непонятно как очутившиеся посреди обширной поляны; лес из толстых высоченных деревьев за ними, таящий в себе опасности, подобные лежащей сейчас грудой мертвой плоти на земле; продолжение леса за спиной , пореже настолько, что вдали виднелись силуэты каких-то медленно бредущих животных... И люди вокруг. Игнатов, подполковник Кудрявцев, тракторист Анатолий, здоровяк Дубов, десятки других...
   - Есть у нас что впереди! Вот разложим все по полочкам, систематизируем и ... будем жить.  А может, и МЧС появится, - в последнее он уже и сам почти не верил.
   А Игнатов, не найдя друга, продолжил, опять тыкая пальцем в зверя:
   - Эта пуля точно в сердце; эта печень зацепила, а может еще что-нибудь важное - от этой раны не сразу бы сдох, помучился бы. Вот эти две..,- Роман Петрович  возложил ладонь на затылок махайрода, "украшенный" двумя огромными рваными ранами, в каждую из которых провалился бы его кулак, - даже комментировать не буду, как и эту.
   Про рану в груди монстра, из которой совсем недавно неслабый на вид парень едва вытянул лом, даже профессору не надо было давать комментариев. Все одновременно с уважением уставились на офицера ( да-да, и профессор тоже). Последний к тому же с нарастающим удивлением отметил, что его не мутит, не колотит от неопределенности и ужаса последних минут. Да и все вокруг что- то не истерят, не требуют срочно вернуть их домой, в уютную норку. Это было какое-то новое чувство; непонятное и опьяняющее.
   - Ну а это что за зверюга, - подполковник зашагал к твари, убитой махайродом первой, - подскажете нам, профессор?
   - Я не профессор, я доцент кафедры...
   - Доцент! - вдруг захохотал тракторист, он вообще, видимо был по жизни веселым парнем, отчего ему  часто попадало по первое число, - а вам не кажется, что ваше место у па..., - тут он замолк так основательно, словно проглотил язык. И не удивительно - когда у твоего носа появляется кулак такого человека, как подполковник. И когда только успел? А через пару мгновений он опять рядом с Игнатовым:
- Извините молодого человека, э...  Роман Петрович, молодой человек доцентов только в кино видал. А вот так, вживую, настоящего, да еще с кафедры биологии...
   Игнатов важно кивал, не замечая легкой иронии.
 - Так что там насчет зверушки... Стоп! - Кудрявцев поднес палец к губам доцента, уже готового начать новую лекцию , - Что ты сказал насчет параши?
   Анатолий дернулся, удивительным образом уменьшаясь в размерах, но вопрос был адресован явно не ему. Потянув смешно носом воздух,  подполковник упругим шагом, вроде неторопливо, но так, что профессор даже моргнуть не успел, скрылся за стеной.
   И тут же оттуда донесся чей-то вскрик, перебитый звонким колокольным ударом, и совсем скоро подполковник вернулся, и не один. Он вел за ухо самого настоящего попа в черной рясе необъятных размеров, волочащейся по траве. Роста священник был небольшого, потому смешно подпрыгивал, поскольку ухо его в руке Кудрявцева двигалось по идеально прямой территории, а остальное туловище так ходить не привыкло.
   Остановившись посреди быстро образовавшегося полукруга, составленного вперемежку мужчинами, женщинами и немногими детьми, он негромко, подозрительно ласково спросил:
   - А чья это там кухня такая аккуратная?
   - Ой, это наверное моя, - вперед шагнула девушка, или женщина - они все тут были примерно одного возраста, лет восемнадцати-двадцати и у профессора при взгляде на них в груди зарождалось что-то нежное, волнующее, чего никогда прежде  не было даже на лекциях в университете, хотя молодых и красивых там было куда больше.
   - Как тебя зовут, красавица ?
   -  Егорова Зинаида Сергеевна, - явно удивленная таким обращением, - ответила женщина.
   - Ага, - подполковник прикрыл глаза, словно вспоминая, - Одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения, пенсионерка, бывшая водитель троллейбуса, город Свердловск.
   - Точно, - обрадовалась Егорова, - словно опять оказалась в Свердловске, в своем троллейбусе.
   - Ну так сходите к себе на кухню, полюбуйтесь, - Кудрявцев приглашающе махнул рукой, отчего в другой руке трепыхнулся поп вместе с колоколом размером со среднее ведро, издавшего долгий густой звук.
   - Прямо малиновый, - восхитился подполковник, качая головой;  колокол опять обрадовал его.
   Да и всех  остальных тоже, почему никто и не заметил, как  появилась Зинаида - явно разъяренная, с пятнами ярко красного цвета на щеках без всякого признака косметики, со скалкой в руке. А какое еще оружие могла прихватить с кухни женщина, готовая, казалось, схватиться со всем миром - да даже с тем же махайродом. Но нет - она подступила к священнику, попытавшемуся вырваться из железных пальцев;
колокол звякнул еще раз, теперь уже испуганно.
    А Егорова, повернувшись теперь к зрителям непонятной пока интермедии и протрясая скалкой, заговорила, почти закричала:
   - Да он... он.., - Зинаида явно не знала, - как обозвать священника. Может и знала, да ряса смущала, - Он же насрал у меня на кухне. Прямо возле холодильника.
   - Да я же сбоку, чтобы дверца открывалась, - попытался оправдаться поп, но сделал только хуже.
   Его слова настолько рассмешили подполковника, что тот пропустил момент, когда Егорова все-таки обрушила скалку на голову возмутителя спокойствия. В последний момент голова его дернулась вслед за ухом и под удар попало плечо. Поп явно не привык к такому. Глаза его закатились и он рухнул на траву, поскольку рука Кудрявцева отпустила наконец ухо и перехватила скалку, ловко вывернув ее из женской ладони.
   - Жив,жив, -успокаивающе остановил он другой ладонью девушку в белом халате, бросившуюся было к поверженному, - вон уже подслушивает.
   Подполковник выдернул из руки священника колокол, подозвал Дубова и кивнул на крышу угловой комнаты:
   - Видишь эту крышу?
   Молодой гигант кивнул, а командир продолжил:
   - Проверить на надежность, оборудовать наблюдательный пункт, вооружиться,
- он кивнул на лом, который все еще сжимал в руках тракторист, - обеспечить наблюдение за окрестностями на триста шестьдесят градусов, в случае опасности сигналить колоколом.
   Дубов осторожно принял сигнальный инструмент, который в его руках выглядел совсем маленьким и ответил:
  -  Разрешите обратиться, товарищ полковник.
   - Обращайся.
  -  Я лучше со своим, с топориком  - у меня в кабине их два, да еще "Хускварна", пила. Я ведь на фишке ехал вагон грузить, пока этот вон не прыгнул под колеса - он махнул рукой на Ершова и показал могучий кулак, отчего и профессору, и , наверное, подполковнику стало ясно, откуда взялся синяк на лице художника.
   - Как еще не убил? - удивился Романов.
   Дубов убежал, громоздко и неторопливо, а Кудрявцев повернулся в к Зинаиде Сергеевне:
   - Егорова.
   - Я! - четко, по-уставному ответила девушка - судя по году рождения, она успела усвоить школьный курс начальной военной подготовки.
   - Вот тебе помощник, - подполковник рывком поднял на ноги попа, - через пять минут на кухне должно быть чисто как ... в церкви.
   - Есть, - весело выкрикнула Егорова и подгоняя помощника скалкой, снова вернувшейся к ней, скрылась за стеной.
   - А проблему - то надо решать, верно? - переключил внимание Кудрявцев на профессора, который стоял ближе всех, - Что самое главное в военном лагере, окруженном врагами?
   -  А разве у нас война идет ?
   - А разве нет?,- ответил вопросом на вопрос Кудрявцев, - Так что самое важное?
   - Ну... Наверное, штаб.
   Подполковник хмыкнул.
   - Сразу видно - пороху не нюхал. Не служил в армии?
   - Нет, товарищ подполковник, - профессор сам удивился, ответив так; но почему-то понравилось. Он даже на тыканье командира никак не отреагировал.
   - Самое главное по степени убывания важности в расположении воинского подразделения, - Кудрявцев принялся загибать пальцы, - туалет, кухня, хороший старшина. Последний должен обеспечить первое и второе. Старшины пока у нас нет, поэтому что ?
   - Что?
   - Этим вопросом тоже придется заняться командиру. Прямо сейчас. Кстати - можешь тоже на ты. Здесь у нас, как я погляжу, полное равновесие. По возрасту. Кроме детей, конечно.
    - Подполковник отступил на пару шагов, чтобы видеть всех.
    - Мужчины, имеющий строительные специальности, просто имеющие навыки в строительном деле, выйти вперед.
   Несколько секунд людской полукруг не шелохнулся. Затем парень, державший на пару с девушкой мальчика лет пяти-шести, подхватил ребенка на руки, передал его девушке и, взлохматив рукой на его голове рыжую прическу, подошел к подполковнику и профессору.
   - Ильин Валерий Николаевич ,бизнесмен, владелец строительной фирмы. Некрупной, - добавил он поспешно, увидев, как чуть скривился подполковник, - когда надо было я  сам и с мастерком, и со сваркой, и с тележкой.
   - Замечательно, - обрадовался подполковник, зам по строительству у нас тоже есть.
    Кто-то из женщин в толпе засмеялся: " А говорил миллионер, Москва, лимузин..."
    Впрочем, смех тут же прервался, даже не дождавшись, пока на него отреагирует Кудрявцев. Стоявшая с ребенком на руках женщина ткнула острым локотком в бок соседке и та заткнулась.
   А командир снова зашарил взглядом по толпе и поманил к себе еще двоих -  мужчину и женщину, которых объединяло то обстоятельство, что к остальным они  присоединились явно после принятия ванной . Но если на женщине с мокрыми волосами был длинный махровый халат розового цвета и домашние пушистые тапки, то коренастый парень щеголял лишь полотенцем вокруг бедер. Полотенцем не банным, коротким - такое сам профессор в ванной бросал под ноги.
   Наверное поэтому парень вышел вперед не очень охотно. Подполковник критично оглядел его и протянул:
   - Мда... Не дойдешь, - и тут же ткнул пальцем в чемодан, который, как заметил профессор, парень, державший его, не выпускал ни на миг.
   - Что там - золото, бриллианты, наркотики?
   Парень отчаянно замотал головой.
   - Тогда открывай, - приказал таким тоном, что никто бы из присутствующих не осмелился бы его не выполнить.
   Вот и парень с чемоданом, глубоко вздохнув, открыл его прямо на весу - так что из него на траву посыпалась одежда, скомканная, явно собранная в спешке. Рубашки, штаны, носки, даже зимняя шапка - все они образовали такую груду, что непонятно было, как они раньше помещались в чемодане.
   Из всей этой груды подполковник одним движением вытянул спортивную пару. Парень в полотенце был заметно крупнее владельца вещей, но подобный трикотаж обычно хорошо растягивается, и  он, немного помявшись, принял одежду из рук командира.
   И  опять проявил себя веселый нрав тракториста:
   - Так вот как она ваше имущество поделила?..
   Тут засмеялись уже многие, пока  Кудрявцев не погрозил  Анатолию пальцем:
   - Никитин !
   - Я!
   - Два наряда вне очереди !
   - Есть !
   Тем временем парень с влажными волосами и полотенцем на плече появился из-за развалин. Трико серого цвета обтягивало его спортивную фигуру. Подполковник махнул  рукой: " Пошли!"
   Пошли вшестером - сам командир, Ильин (бизнесмен и строитель), девушка в голубом халате, оказавшаяся Надеждой Николаевной Исаковой, работавшей раньше бухгалтером, а в последние два с небольшим года прозябавшей на самую минимальную пенсию в городе Петрозаводске и незнакомец в сером костюме и босиком. Этот представился Малышевым Игорем Владимировичем, одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения.
  Пятым, с молчаливого согласия подполковника, шагал профессор, пытавшийся в окружающих его событиях выстроить какую-то систему. Система никак не выстраивалась и потому Алексей Александрович заметно нервничал.
   - Надо же, -  удивлялся он самому себе - ни страшная гибель молодой незнакомки, ни доисторические животные, ни молодость и здоровье, фантастическим образом обретенная Игнатовым и им самим, не выбивали его из равновесия так, как невозможность объяснить происходящее вокруг, - ведь есть же, есть причины тому, что именно мы оказались здесь...
   Малышев тем временем экспрессивно рассказывал, как он - геолог по профессии и по призванию - сегодняшним утром только приехал из экспедиции, продлившейся больше четырех месяцев, первым делом наполнил ванну горячей водой и, бросив грязное белье в корзину у двери совмещенного санузла своей однокомнатной квартиры в Петрозаводске ( " Тоже Петрозаводск", - не забыл отметить профессор ),  не успел получить несравнимого с ни с чем чувства чистоты и легкости тела и души, как ни двери, ни корзины не оказалось, а... Дальше Романов мог продолжить и сам, тем более что геолог замолчал - пришли. Тут и идти было всего ничего - до ближайшего угла всей этой мешанины из каких- то обрубков зданий, по большей части состоящих из железобетонных помещений не выше трех метров; немаленьких частей машин с неведомыми механизмами на них;  труб - тех самых, метрового диаметра, и совсем рядом тонких, квадратных, россыпью заполнивших пустое пространство за грузовиком оранжевого цвета, вернее за его кузовом и каким-то грузоподъемным механизмом. Вся эта конструкция нелепо завалилась назад, нависая над  трубами, которые строитель Ильин обозвал: " труба профильная, сорок на сорок, три миллиметра, длиной ... метров пять..."
   И тут профессора,  что называется, торкнуло - вот он, первый кирпичик в систему. Похоже каждый участок был равным другим - примерно пять метров на пять, в том числе и тот, который приютил на себе то, что осталось от его квартиры. И ни один из них - по крайней мере те, что видел Романов - не наползал на соседний.
   Он даже попытался измерить шагами тот участок, к которому они пришли и... нарвался на ироничный взгляд Кудрявцева, который явно понимал, чем это тут пытается заниматься профессор. Тот только теперь осознал, что вся компания, включая ее шестого члена  - огромную собаку, не отстающую от подполковника больше чем на шаг, следует за ним.
   Профессор в это время измерял третью сторону, когда чей-то счастливый возглас "Ого!" вернул его к действительности.
   Середину соседнего участка украшала стеклянная витрина-холодильник - одна из тех, что заполняют любой российский рынок; она была целой. Целой и полной - колбас, окороков, еще чего-то вкусного (по крайней мере на вид). Следующий за ней -не холодильник, а обычный фанерный прилавок и полки, были когда-то уставлены лоточками с орешками, сухофруктами и, кажется, приправами. Кажется, потому что от этого прилавка и от этих полок осталось не больше метра, который естественным образом завалился набок, на соседний участок. Точнее на глухую стену какого-то кирпичного здания.
    Алексей Александрович чуть было не бросился вслед за другими, чтобы поднять ладонями с бетонного пола продукты, такие драгоценные здесь. Этот порыв был не профессорским; за Ильиным и Исаковой кинулся спасать добро новый человек. И этот человек осознавал, что больше он, возможно, никогда в жизни не попробует ни чернослива с урюком, ни фисташек и орешков кешью, ни плова, сдобренного зирой.
   - Стоп! - отрезвляюще прозвучала команда Кудрявцева, - этим займутся другие. А наша задача - вот это. Смотри, Алексей Александрович...
   Подполковник пригласил профессора в помещение, которое, как понял последний, когда-то было ванной комнатой геолога. Ванная до сих пор была почти полной водой; понять, насколько грязной она была после четырех месяцев полевых работ мешала густая шапка пены - Малышев плеснул моющее средство от души. Романов конечно предполагал, что геологи как-то там приспосабливаются по части гигиены, но все ж таки было видно, что именно "как-то".
   Игорь Малышев сунулся было рукой к ванной, чтобы спустить грязную воду, но тут же был остановлен стальной рукой подполковника: " Не сметь!"
   Он приглашающе махнул рукой остальным и совсем скоро все теснились в соседнем помещении, оказавшемся вполне целой ванной комнатой бывшего бухгалтера Надежды Николаевны. Ванна тоже была наполнена больше чем на половину водой подозрительного розового оттенка, а рядом с ней на кафельном полу лежала сложенная опасная бритва. Профессор не успел глазом моргнуть, как последняя исчезла где-то в воинском одеянии Кудрявцева .
  - Это мы реквизируем, - пробормотал он и повернулся к Надежде, - я так понимаю, что ты сидела здесь, - его палец остановился над розовой гладью, прямо посреди ванной.
   - Да,- кивнула Исакова.
   - Берем сюда два с половиной метра, - Кудрявцев ткнул пальцем в стену, смежную с соседней ванной.
   Романов очень зримо представил идеально ровный срез бетонных стен соседней комнаты.
   - Туда, - палец повернулся в противоположную сторону, - хватило как раз, чтобы комната осталась целой, - там, - он показал на потолок,  до которого едва не доставал рукой, - понятно. А там?!
   Романов тупо уставился на его руку, указывающую теперь вниз, на кафельную плитку серого цвета. Но первым отреагировал Ильин. Опыт строителя наверное подсказал:
   - А там тоже чья-то ванная. Была. Или то, что от нее осталось...
   - Точно! - кивнул Кудрявцев, - метра два стен и песчаный пол.
   - А откуда вы знаете, что там песок? - удивился Ильин.
   - Знаю, - загадочно улыбнулся подполковник и... нажал на кнопку слива унитаза.
   Вода с шумом пролилась этажом ниже.
   - Это будет женский туалет, а там ...
   - Мужской, - опередил его профессор, - так ведь вонять будет.
   - Ну, пованивать, конечно будет. Так ведь в деревнях в каждом дворе такие скворечники стоят - и ничего, люди живут. А тут такие условия... Тебя бы профессор на.., - подполковник вспомнил что-то настолько неприятное, что скорчил жуткую физиономию. Такую, что Романов поспешно отодвинулся от него, но все-таки спросил:
   - А вода?- только теперь он понял, зачем Малышеву запретили сливать свою ванную.
   - Вода - это задача других бойцов. Этого на первое время хватит, - подполковник повернулся к Ильину, - ты свою задачу понял?
   - Понял, командир: вентиляцию загерметизировать; вытяжные трубы с нижнего этажа поднять насколько возможно  высоко; мужской туалет оборудовать стенкой в виде ширмы или... что получится.
   - Молодец, - похвалил Кудрявцев, - не зря свой хлеб кушаешь, - и он хитро подмигнул строителю, кивая головой в сторону прилавка с мясными деликатесами.
   - А где я трубы возьму, цемент, герметик и все остальное...
   - Ну.., - разочарованно протянул подполковник, выходя из ванной, вернее женского туалета, - а говоришь бизнесмен, - что, забыл, как в советское время из подручных средств, - и он сделал широкий взмах рукой в сторону развалин, - а тут этого богатства... Инструмент и стройматериалы своей властью разрешаю реквизировать.
   - Понятно.
   - Ну раз понятно, оставляю в помощь Игоря. Остальные за мной, - уже на ходу добавил он , - и поспешите, люди ждать не будут.
   Назад возвращались вчетвером, включая собаку. Возвращались быстро и вовремя - практически над громадной тушей неизвестного пока животного разворачивалась битва "гигантов": прижав к груди черный ноутбук , от доцента Игнатова отбивался левой рукой худощавый паренек, который в силу субтильности казался много моложе остальных мужчин.
   - Прекратить! - громыхнуло над ухом профессора так, что он невольно присел, а пес рядом угрожающе заворчал.
    Прекратили, в смысле замерли все, кроме доцента, к которому собственно эта команда и была обращена. Тот в сильнейшем возбуждении, даже подпрыгивая, вцепился в рукав командира, тыча другой рукой в сторону паренька; скорее в сторону его ноутбука.
   - Это что? - каким-то непонятным для профессора образом черная электронная игрушка оказалась у подполковника, который и выставил ее на общее обозрение.
   Теперь и незнакомый пока парень вцепился в  тот же рукав, который раньше оккупировал Игнатов. Недолго. Кудрявцев сделал опять что-то непонятное - и вот уже оба недавних соперника стояли перед ним, явно опасаясь снова протягивать руки.
   - Представиться! -прозвучала команда и парень пробормотал:
   - Ежиков я, Сергей Петрович, учитель географии, из Воронежа.
   - Из за чего потасовка, Петровичи ?- чуть улыбнулся подполковник.
   - Это мой ноутбук, мой, - тоном обиженного школьника вскрикнул учитель.
   - Да там у него, офицер, там у него.., -перебивая соперника сунулся вперед доцент. Сунулся и замер, едва только Кудрявцев поднял руку.
    - А тот мазнул ею в сторону Ежикова:
    - Рассказывай, Сергей Петрович.
    - Понимаете, -  чуть смущенно начал тот, - это я днем в школе учитель, а по вечерам...
   Толпа сунулась вперед в ожидании какой-то ужасной тайны и учитель, наконец решился:
 -  Я вечером я пишу книжки...
   - Молодец, и много платят ?
   - Не знаю, -  стушевался Ежиков, - я пока не издавался...
   - Ну и...
   -  А чтобы сейчас книгу интересную написать, так много надо знать: и ТТХ оружия - и нашего, и вражеского, и про зверей всяких диких и...
   - Подожди, а ты разве не про любовь пишешь? - с какой радости подполковник сделал такой вывод, профессор не понял, но отметил, что женская часть окружения явно потеряла интерес к писателю.
   - Так вот, - продолжил Ежиков, -  тыкая пальчиком в такой недостижимый гаджет, - там куча информации, там Википедия!
   - Так интернета ведь нет, - искренне удивился профессор.
   Сергей Петрович посмотрел на него снисходительно:
   - А она у меня в памяти записана.
   - Да ну, - махнул рукой Романов, - там такой объем.
   - Ну, не вся, конечно, - признал Ежиков, - только русская версия. А жесткий диск у меня на два террабайта - там еще ого-го сколько места осталось!
   - Тогда да, - признал поражение профессор, - такое возможно.
   - Вот я и говорю, -  торопливо влез в разговор доцент, пнув ногой лежащую рядом громадину, - сейчас откроем и узнаем кто это.
   Кудрявцев перевел взгляд на писателя.
   - Так там зарядки - процентов десять, а где здесь зарядить? - он обвел взглядом развалины.
   - Значит так, - распорядился командир, - проблему с зарядкой решим; сейчас включать не будем. Это ведь свинья?- спросил он у доцента.
   - Ну .., - протянул тот, - какой-то предок свиньи, или тупиковая ветвь. Несомненно есть различия в строении внутренних органах...
   - Вот сейчас и узнаешь! Есть ее можно?
   - Ну.., - опять протянул Игнатов, - можно наверное, только варить, часа четыре, не меньше... Мало ли что.
   - Доцент Игнатов!
   Сергей Петрович невольно вытянулся в струнку.
   - Поручаю вам важную задачу - обеспечить питанием товарищей, - подполковник показал на толпу и , не обращая внимания на слабую попытку возражения добавил, - а помогут вам... Никитин !
   -Я!
   - Отрабатываешь наряд; есть еще желающие .., умеющие помочь?
   - А пожалуй, я возьмусь, - вперед вышла женщина, совсем недавно получившая тычок локтем от соседки. Что интересно, в руке она держала длинный нож, словно готова была к такому повороту событий, - Ильина я, Ирина Павловна, в сельпе ( она так и сказала - в сельпе) работаю, продавщицей. Я этих поросят перевидала больше, чем мужиков.
   Последнее прозвучало настолько двусмысленно, что профессор, сам того не желая, спросил:
   - А Валерий Николаевич , случаем, не мужем вам приходится?
   - Ага, бывший. А нынешняя - вон, с дитем сюда приперлась.
   Подполковник тем временем опять заговорил с Ежиковым:
   - Это ты молодец,  Сергей Петрович! От лица командования объявляю тебе благодарность. Я бы конечно расцеловал тебя, но , - Румянцев весело захохотал, глядя, как Ежиков испуганно отскочил.
   - Хотя... Екатерина Павловна, подойди-ка к нам, - миловидная девушка в какой-то нелепой старушечьей ночнушке шагнула к ним, - ты у нас девушка опытная...
   - Мальчишка, - погрозила командиру девушка, и тот на удивление совсем не стал возражать такому обращению, - хотя, конечно. Вот я помню, как раз Иосиф Виссарионович помер...
   Она вдруг ловко подскочила к Ежикову и, заключив его в объятия, впилась в его губы  своими.
   А профессор, косясь на замершего в крепких девичьих руках писателя, поспешил за Кудрявцевым. Последний, явно пользуясь моментом, уносил куда-то ноутбук, про который Сергей Петрович на какое-то время забыл. Он вообще наверное забыл сейчас
обо всем, не замечая даже громких аплодисментов, которыми зрители наградили Екатерину Павловну.
   - Это что, такой отвлекательный маневр был?
   - Ни в коем разе, - с чересчур честным выражением лица ответил Кудрявцев, - просто награда нашла своего героя. Не завидно, профессор? А хороша старушка, правда? Моя соседка, между прочим, тридцать пятого года рождения, два года с постели не вставала.
   - Да, -  согласился Романов, - старушка хороша, а куда мы идем?
   - Прятать сей драгоценный предмет, - подполковник погладил гладкую крышку ноутбука, - и кое-что еще, и кое-что другое.
   Тут он ловко обогнул огромную кровать на котором по прежнему лежала, наблюдая за происходящим, спасенная ими из-под завала девушка, и  широким гостеприимным жестом пригласил профессора:
   - Прошу вас, Алексей Александрович, в мои пять на пять на пять. Точнее в наши с Екатериной Павловной. Ее кровать там, - он кивнул на дальнюю целую стену, - и зашел в комнату через широкий проем.
   Романов последовал за ним, опасливо покосившись на пса-громадину, который угрюмо наблюдал за ним, словно говоря: "Только попробуй тронуть что-нибудь из хозяйских вещей!". И пес разинул широко пасть, демонстрируя великолепный набор клыков - конечно не сравнимых с теми, у махайрода, но тоже себе ничего. В смысле ничего хорошего, если такие вдруг вонзятся в организм в любом его месте.
   - А как зовут твою собаку, - спросил он, подходя к подполковнику.
   - Какую? Этого малыша?- - "малыш" как раз с клацаньем захлопнул пасть, - так я его сегодня в первый раз увидел.
   - Да вы что, - от изумления перешел снова на вы профессор, - а ходит за вами как      привязанный.
   Но полковник не слушал его - он словно провал на вкус какое-то слово:
   - А что, Малыш... Неплохо, - он вдруг подскочил ко псу, скромно сидевшему перед входом в комнату. Кудрявцев тоже присел - так, что оказался взглядом прямо против немигающих глаз волкодава. Затем захватил бесстрашно руками густую шерсть на щеках собаки и громко прошептал, - хочешь быть Малышом. Будешь Малышом. Малыш, Малыш,- его правая рука теперь гладила широкий лоб, трепала ухо, и Романов совсем не удивился, когда пес, не закрывая глаз, вдруг кивнул.
   - Вот и хорошо, - обрадовался подполковник, и отпустив пса, опять направился в комнату.
   Профессор огляделся: без вынесенных раньше стола и кресла комната выглядела совсем пустой. Только старенький двухстворчатый шкаф сиротливо стоял в левом углу. Его Кудрявцев и открыл, представив взгляду  Романова нечто удивительное: внутри первого скромного собрата скрывался второй, сейфовый, кивнув на который с гордостью, Александр Николаевич сказал
   - Унесут только вместе со стенкой, - затем он пошарил рукой в пространстве между стенками - металлической и деревянной ( или дээспэшной - за шпоном светлого дерева было непонятно) и две створки железного шкафа чуть раздались.
   Подполковник открыл правую и ноутбук занял свое место на верхней  полке. Нижние были заняты какими-то документами в пластиковых папках,  воинским  снаряжением, от которого, как показалось Романову, резко запахло кожей и чем-то еще железным, опасным.
    Кудрявцев вынул что-то опутанное ремешками, попытался примерить его к своему наряду и досадливо поморщился. Тут же была распахнута вторая дверца,  сдернута висевшая впереди камуфляжная, явно ношенная, но чистая и выглаженная - и вот уже подполковник переодевался, шурша одеждой, за спиной профессора.
   Но тот не слышал ничего, потрясенно разглядывая мундир, висевший за камуфляжной формой. Это был парадный мундир подполковника, весь в орденах и медалях. На правой стороне ткань еще проглядывала сквозь награды; левая была увешана сплошь, так что мундир явственно перевешивало на эту сторону. А на самом верху этого иконостаса скромно сверкнула Звезда Героя - еще та, без триколора на верхней планке.
   Романов чуть дотронулся до нее и прошептал: " Настоящая..."
   - Вообще-то за такие вопросы серьезные пацаны морду бьют, но на первый раз прощаю, - парадный мундир тут же был завешен, другим, только что снятым, еще теплым. А Кудрявцев принялся шустро распределять на себе невероятное количество колющего и режущего оружия. Последним свое место в кобуре заняли пистолет и три
 эти... - профессор вдруг победно вспомнил - запасные обоймы. Только эта кобура да страшный нож с темным матовым лезвием в ножнах были теперь видны, все остальное  как-то уместилось под камуфляжем, причем разместилось так, что когда подполковник попрыгал мягко, но достаточно высоко, Алексей Александрович не услышал ничего - даже стука подошв берцев о линолеум.
   - Вот как-то так, - усмехнулся Александр, а профессор, наверное в первый раз обратился к нему по Уставу:
   - Товарищ подполковник. Ну ладно я, Игнатов, остальные. А вас то за что сюда?
  Кудрявцев неопределенно пожал плечами  и постучал по стальной дверце:
   -Может, за это?
   Когда командир в обновленном виде и профессор вернулись к точке сбора, толпа явно собралась расходиться. Не всем, видно, понравилось смотреть, как доцент Игнатов азартно кромсает свинью несмотря на все попытки Ирины Ильиной успокоить его. Впрочем дела тут благодаря успешным действиям тракториста Никитина продвигались, и Кудрявцев, улыбнувшись ему, спросил вдруг у профессора:
   - Так что вы там говорили про диван и кресла?
   Романов не помнил, что вообще говорил с кем-то на эту тему, но кивнул, подтверждая - да, места у нас хватает.
   - Вот и хорошо, веди,  - и уже громче, - товарищи! Меняем место дислокации , - и пошел вместе с профессором вперед, уверенный, что люди последуют за ним.
   Действительно, бывшая зала Алексея Александровича вместе с участком пустыря, на котором все также сиротливо громоздились три трубы, вполне способна была разместить три десятка человек, к которым уже присоединились Егорова с попом, очевидно успевшими привести кухню в порядок. Причем последний поглядывал на Зинаиду Сергеевну с изрядной опаской и... уважением.
   Пока люди тянулись к дивану, на котором место нашлось прежде всего детям и их родителям, а может и бабушкам - одну из двух молодых женщин, оккупировавших его мебель, профессор пока не знал.
   Кудрявцев тем временем скрылся за дверью сруба, через какое-то время показался в окошке чердачного помещения. Минуты две он обозревал окрестности, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, поднявшегося уже достаточно высоко на небосклоне. Затем он удовлетворенно чему-то кивнул, захлопнул окно и совсем скоро опять распахнул дверь и вышел, уже с двумя деревянными лавками, которые он и водрузил рядом с диваном.
    Остальные парни тем временем тоже не стояли без дела. Под командой живчика в брезентовой робе, которую он очень скоро скинул, оставшись в таких же брезентовых штанах, клетчатой байковой рубашке и   резиновых высоких сапогах, четверо из них споро раскатили трубы, крайняя из которых , короткая, откатившись, уперлась в очередные, идеально обрезанные по вертикали железобетонные стены. Теперь на них, пусть не совсем удобно, разместилось большинство мужчин и часть девушек. Остальные столпились ближе к креслу, не решаясь, видимо, занять его. Скорее всего они ожидали, что в него опустится командир, но тот кивнул головой Котовой - устраивайся поудобней. Последняя, как оказалось, успела подобрать на месте разгрома, учиненного махайродом  и листки, заполненные каллиграфическим почерком, и оказавшуюся каким-то чудом невредимой пачку писчей бумаги, и даже несколько авторучек, готовых к работе.
   Подполковник повернулся к основной аудитории, встав прямо перед передней трубой. Романова он поманил за собой.
   - Это профессор Романов , - громко начал он, - Алексей Александрович любезно согласился собрать и систематизировать всю информацию, которая поможет нам понять как и почему мы попали сюда, Поэтому прошу всех предельно честно и внимательно отвечать на его вопросы.
   Романов , не теряя времени, вытянул из папки примерно третью часть листов, зацепил с собственного столика пару ручек, едва не перевернув бокал с так и недопитым Игнатовым коньяком - он был готов к работе. А Кудрявцев продолжал:
   - Через десять-пятнадцать минут будут оборудованы женский и мужской туалеты. Надежда Николаевна, - палец правой руки поманил и Исакова, чья ванная только что была реквизирована для общественных нужд, - покажет и объяснит, как пользоваться объектом. Ее слово там - закон. Помощник тебе ... Ершов!
   - Я! - видать близкое знакомство с кулаком Дубова, следы которого все дальше расползались от подбитого глаза, здорово дисциплинировало.
   - Ты ведь у нас художник?
   - Так точно!
   - Замечательно, - обрадовался Кудрявцев, - берешь два листа, фломастеры ( маленькая коробочка последних заслугами Котовой тоже оказалась на столике) и художественно оформляешь два плаката: "М" и "Ж". Затем поступаешь в распоряжение Надежды Николаевны. Понятно?
   - Понятно.
   - Выполнять! - он опять повернулся к Исаковой ,- а вы голубушка, проследите, чтобы вода не кончалась. Пусть парень побегает, потаскает воду. Там, - он взмахнул направо и профессор понял, что так внимательно высматривал подполковник в чердачное окошко, - метрах в тридцати, в низинке ручей. Только одного без охраны не пускать. Ну, насчет охраны мы что-нибудь придумаем. Так что сейчас ищете пару ведер и...
   - А зачем ведра, - к ним подошел тот самый живчик в брезентовой робе, - у меня в машине... в половинке, что от пожарки осталось, и топоры, и ломики, и рукавов метров триста. А главное - ранцевые огнетушители. Удобные - двадцать литров заливаешь и идешь. И руки свободные . Только спина мокрая...
   - Ну, спина это не страшно, - подполковник поглядел вверх, где все сильнее припекало солнце, -пожарник?
   - Так точно, - Володин Игорь Сергеевич, - старший пожарного расчета, как раз выехали на тушение пожара...
   - Почему не по форме одет ?
   - Это, - Володин потрепал за рукав собственную рубаху, - так ведь мы не эмчеэсники, у нас своя пожарная часть, от районной администрации. Как в десятом году леса горели, так шустренько и построили.
   - Шустренько, говоришь? Хорошо, сейчас шустренько берешь его, - Кудрявцев показал  на художника, который , сидя на диване рядом с детьми, вырисовывал что-то на листке бумаги, высунув от усердия кончик языка, - вооружаетесь ранцами, топорами и - вперед и с песней. Шучу - песен не надо, осторожнее там, понятно?
   - Понятно, но...
   - Никаких но! Пост ответственный, но не постоянный, - и уже громче для всех, - Дежурство по санузлу будет определено позднее.
   - Раскомандовался, блин... Люди вон босиком ходят, а он наряды только успевает менять,-  эти слова парень, тот самый, с чемоданом, процедил сквозь зубы зло, но так тихо, что никто, кроме профессора, стоявшего радом скорее всего их не расслышал.
   Но нет - вон и командир чуть заметно дернул щекой, но никак реагировать не стал. Он опять обратился к толпе - заметно поредевшей, растекавшейся по местам тонкими ручейками приставленных к работе людей:
   - Нужен человек с опытом руководящей работы. Желательно знакомый со складскими работами, особенно с хранением продуктов.
   - Может я подойду,- парню в фетровой шляпе и с удочкой в руках подполковник кивнул как знакомому, видно сталкивались уже, - я Рубцов Николай Петрович, город Свердловск, директор управляющей компании... бывший.
   - Проворовался ?
   - Ну что вы, - непритворно оскорбился Рубцов, - разорился, точнее разорили.
   - Мда.., - Кудрявцев явно засомневался, но никто больше не вызвался и он кивнул, - хорошо. Николай Петрович, назначаешься комендантом лагеря. Временным комендантом. С испытательным сроком... Орлова!
   - Ой, кажется это меня, - с трубы в первом ряду соскочила миниатюрная девушка в зеленом, явно каком- то служебном  халатике.
    - Раиса.., - до отчества дело не дошло, - это ты торговала колбасой?
    - Я.
    - Ты, Николай Петрович и... - ты, - указал на парня с чемоданом, - ну и Егорова. За мной.
 Профессор и Малыш последовали за командиром по умолчанию. Парень, что-то бормоча под нос, отказаться тоже не посмел. Совсем скоро компания была у прилавка  снедью; первым, как всегда командир, успевший ухватить за ухо ( другое, пока еще не красное) все того же шкодника-попа. Последний не успел спрятать улику - батон вареной колбасы, кусок которой отчаянно пытался проглотить.
     Кусок, очевидно, был непомерной величины и священник, размазывая по лицу выступившие слезы и стремительно наливаясь в лице кровью лишь дернулся, когда крепкая ладонь с размаха шлепнула его по спине; кусок выскочил прямо под ноги Раисы. Та вдруг заразительно засмеялась. 
   - Ты чего, - удивленно повернулся к ней Кудрявцев, выпуская уже покрасневшее ухо.
   - Ничего, - махнула та рукой, -  представила морду козла этого,  Багира - хозяина товара. Я ведь за процент от реализации работала. Раньше еще ничего, а как кризис начался...  вон - кто будет окорок по восемьсот рублей за кило покупать? А этот козел по рынку только ходит, руки за спину, важный такой. Да еще к девкам пристает. Я-то уже давно на рынке, за тридцать мне уже, я и по морде отвесить могу, а девки молодые, а, - опять махнула она.
   - Бить не буду, - успокоил попа Кудрявцев, - помогай, -  к остальным он повернулся с командой, - Все продукты длительного хранения к ней, на кухню. Егорова, за сохранность отвечаешь головой. Остальное - к месту сбора. Рубцов!
   - Слушаю.
   - Организовать там столы, собрать стулья, лавки. Обед должен пройти в теплой, дружественной обстановке. Куда? - тормознул он коменданта, - пусть они носят, а у нас тут еще дело есть.
    Кудрявцев указал пальцем на кирпичную стену, рядом с которой рассыпались орешки и пряности.
   - Я так понимаю - это та самая "сельпа".
    Здание с низкой  крышей без передней стены действительно оказалось сельским магазином. Магазин привел командира в полный восторг. Не так основной его торговый зал, с двумя прилавками - одним с чем-то мясным, рыбным и сырным; вторым заполненным чем-то кондитерским. Гораздо больше порадовал его склад - точнее его узкая полоса за стеной торгового зала, что вписалась в пресловутые пять метров.
   Вдоль стены выстроился в ряд как видно давно неистребованный товар -    профессору показалось, даже местами затканый паутиной: 1). Три алюминиевые фляги, открыв одну из которых подполковник, принюхавшись к густой массе темно-коричневого цвета, пробормотал : "Масло подсолнечное. нерафинированное"; 2). Несколько деревянных ящиком со слипшейся массой светло бурого цвета  (хозяйственное мыло - жуткий дефицит) и, наконец,  в дальнем углу 3). Сложенные штабелем мешки белого  ( точнее давно уже грязно-серого) цвета, на верхних из которых еще можно было прочитать:  "Соль каменная".
   - Действительно каменная, - постучал по одному из них Кудрявцев и счастливо улыбнулся.
   А профессор только сейчас понял, какую ношу добровольно возложил на себя командир. Ведь сам  он  за переживаниями и потугами объяснить происходящее пока ни разу не подумал, что будут делать эти люди и он сам завтра, послезавтра; через неделю, месяц, год...
   - Так , - озадачил Рубцова командир, - это тоже на склад; одну - нет, две фляги освободить. Не вылить - расфасовать в посуду помельче. Помыть и передать Ильиной для варки мяса; и чтобы ни один килограмм не пропал.
   - Так ведь тут этих зверей - стадами бродят, - Николай Петрович обвел широким жестом близкую кромку леса.
   - Чем охотиться будешь? Этим? - под нос Рубцова ткнулся ствол пистолета, - тридцать шесть.., нет тридцать пять патронов. Может ты знаешь, как их изготовить? Нет? Или топорами махать. Первым пойдешь.
   Он махнул разочарованно рукой и пошел опять к прилавку с копченостями, рядом с которыми - метрах в трех - сидели в ожидании чего-то (своей доли, чего же еще?) овчарки. Кудрявцев  быстро подошел к ним и успел схватить поводки. На попытавшуюся огрызнуться одну из четвероногих подруг грозно рыкнул алабай и знакомство, наконец состоялось.
   - Ты будешь Белкой , - показал подполковник на левую, отличавшуюся более светлым окрасом суку, - а ты...
   - Стрелкой, - подсказал профессор и был прав.
   Кудрявцев кивнул и, вдруг насторожившись, повернулся к лесу. Тут же грозно зарычал Малыш, и подполковник сунул уже распутанные поводки в руку Романову.
   Из леса вдруг выскочила девушка в грязном, местами порванном черном брючном костюме, с измазанным глиной лицом и широко распахнутым от недостатка воздуха ртом. Она не добежала до них совсем немного из двадцати с небольшим метров, отделявших лагерь от леса, и рухнула бы на землю с выдавленным через силу возгласом "Помогите...", если бы Румянцев не успел подхватить ее.
   В это мгновенье из чащи вывалился еще один субъект - в камуфляже, черной бандане, с молодым небритым лицом восточного типа, с автоматом в руках, который он вскинул, готовый очевидно расстрелять всех перед собой, и тут же отпустил его, вскидывая ладони к горлу. Оцепеневший от ужаса профессор с удивительной четкостью увидел, как сквозь пальцы потекла кровь, а Кудрявцев,  оказавшийся рядом с падающим на траву телом, подхватил уже лежавший там автомат и исчез в лесу.
   





   









Глава 3. Сауд Аль-Бакри. День первый. И последний.
     Аль-Бакри грязно выругался:
    - Этот сын ишака и собаки сегодня точно доигрался. И никакой дядя не поможет!
   Он спешил за не на шутку перепуганным воином, который, резко тормознув перед бункером, посторонился, пропуская командира. Сам воин аллаха явно не собирался нырять в подземелье оружейного склада. Боялся, наверное, как и четверо других, оказавшихся на свою беду рядом.
   Недобро усмехнувшись, Сауд поманил их всех за собой: "Воин аллаха ничего не должен бояться!"
   А бояться действительно было чего - прямо посреди бункера ( правильнее было бы сказать в канаве, перекрытой  тонким слоем досок, присыпанных песком) в длинном проходе стоял Хафиз ( сын ишака и собаки!) и покачиваясь, словно обкурившийся анаши, держал в вытянутой перед собой руке гранату. С выдернутой чекой, между прочим.
   - А может, действительно обкурился, - отстраненно подумал Аль-Бакри, останавливаясь в двух шагах от него.
   На плечи и голову, покрытую кепи,  мелкой струйкой посыпался песок - "бункер" действительно был хлипким сооружением, воздвигнутым буквально на несколько дней на месте старого пересохшего арыка. А что было делать, когда отряду Аль-Бакри совсем неожиданно подвезли совершенно невероятное количество оружия, отбитого, скорее всего у асадовцев, поскольку все оно было советского производства, ничем не хуже того, каким был вооружено воинство Сауда.
   Он и сам было приглядел себе пару пулеметов и столько же снайперских винтовок - больше для его невеликого отряда было не нужно, но... Но приказ был жестким -если хоть один патрон из привезенного пропадет, аль-Бакри воплотит мечту любого правоверного мусульманина - отправится на встречу с всевышним, причем намного раньше, чем запланировал. Вопрос ,зачем начальству понадобилось такая прорва оружия, которым воевал противник, даже не стоял - конечно для провокации, на которые любое начальство великие мастера.
   Оружие спрятали, укрыв его от песка неимоверным количеством пленки. Спрятали от нескромных взглядов пилотов сирийской армии и недавно появившихся в небе летчиков-американцев. Никакого бомбового удара склад конечно же не выдержал бы, но свою задачу пока успешно выполнял. Самолеты, пролетавшие иногда высоко в небе, на воинов аллаха, укрывшихся у подножия заросшего жесткой высохшей травой холма, где и был оборудован склад, никакого внимания не обращали.
   Один день, всего один день и отряд вернется к своему обычному делу - мелким стычкам с противником, куда более частые налеты на мирные поселения, с грабежом и "развлечениями", в которых самое активное участие как раз этот ишак и принимал.
   Сауд знал, все его бойцы знали, что этот пускающий в двух шагах от него слюни "воин" ничего не может сделать с женщиной - в том виде, в каком предопределил это для настоящих мужчин  аллах, всемилостивейший и всемогущий. И Хафиз знал, что воины об этом шутили за его спиной ( в глаза шутить не смели - тоже знали о дяде, приближенном к "самому"). Потому он развлекался с захваченными женщинами по особому - страшно и долго, так что даже видавший многое Сауд не мог выдерживать такое.
   Скорее всего кто-то, а скорее всего караульный - вон он стоит с виноватым лицом и рассеченной бровью последним в пятерке, столпившейся в проходе - точно, караульный, пошутил неудачно на эту тему. И сейчас у них, прежде всего у Аль-Бакри, оставалась одна надежда - на трусость Хафиза, о которой тоже все знали. Потому что в первых рядах атакующих его никогда не видели. Зато намаз он совершал усерднее всех, заодно примечая, кто пытается увильнуть от деяний, угодных всевышнему. И хотя аллах дает послабления воинам, несущим его зеленое знамя на полях сражений, набожность в отряде с приходом в него "племянничка" резко выросла.
   Сам Аль-Бакри в великое будущее Ирака и Лефанта не верил; больше того - он и в аллаха не верил. Когда эта мысль пришла ему в голову впервые, он ужаснулся, готовый принять кару всевышнего; со временем свыкся с этим, умело скрывая свои убеждения.  А убеждение, точнее желание, было одно - стать своим в спокойном, отмеченном вековыми традициями уголке земного шара, где никто не говорит по-арабски, но и не отворачивается брезгливо и опасливо от человека другого цвета кожи и разреза глаз, и где многое в отношениях зависит от размеров твоего банковского вклада.
   Такое место Сауд знал; банковский вклад тоже имел, но не такой внушительный, как хотелось бы. Хотя война и была весьма прибыльным делом, Аль-Бакри мог лишиться не только денег, но и головы, узнай кто о его планах.  Поэтому командировка в его отряд Хафиза была для него крайне нежелательной. Тот уже, благодаря своим зверствам, засветился пару раз в репортажах ( кажется, телеканала  Аль-Джазира), если в следующий раз в объектив попадет он сам, с мечтой придется попрощаться. Или жить в райском уголке с оглядкой: когда за тобой придут. Война немцев с русскими семьдесят лет назад закончилась, а там до сих пор приходят. Потому что не все за собой почистили.
   Поэтому Аль-Бакри сегодня, сейчас успокоит этого ублюдка, завтра сдаст по описи склад, и первом же бою  "погибнет" геройской смертью, так и не найденный среди ошметков тел на месте взрыва противотанковой мины.
   Сауд кряхтя присел у стеллажа с оружием, подозвал к себе остальных воинов, подождал, когда они присядут тоже на корточки  - трое напротив, а двое рядом, по левую руку, и вытянул из за спины, сквозь неплотный шов полиэтиленовой пленки автомат. Всем известный  автомат Калашникова, готовый к стрельбе, со спаренными магазинами на тридцать патронов. Так Аль-Бакри и сам когда-то делал; давно, в Афганистане. Тогда он еще истово верил в аллаха и не имел мечты. Наверное потому что тогда ему было двадцать. Теперь он перешагнул за пятьдесят и сам подчас удивлялся - как смог выжить в круговерти войн, переворотов и просто бандитских разборок.
 - Это оружие, - медленно заговорил он, даже не поднимая головы, -  завтра возьмут в руки воины аллаха, чтобы перейти в наступление. Я знаю - завтра будет великая битва,
где каждый автомат, каждый клинок будет на счету. Там все мы будем нужны. И ты, Хафиз...
   - Нет, - истерично выкрикнул, и Сауд ощутил как вздрогнул всем телом сидящий рядом человек, - я никому не нужен!..
   - Ошибаешься, - все так же спокойно перебил Аль-Бакри, - ты нужен нам всем, ты еще увидишь, как исламское государство поднимет свой флаг везде - и в Европе, и в Америке. Это я - старый больной человек - никому не нужен.
   Тут словно бесшумный взрыв пронесся по бункеру; Сауд даже решил поначалу, что граната все-таки взорвалась и он уже в раю, который оказывается есть - так светло стало вокруг, но... - глаза его видели совсем другое: граната медленно валилась, вращаясь на сухой глиняный пол, а руки уже тянулись к ней, подхватывая ее перед самым ударом. Не раздумывая он бросил гранату вверх и в сторону - туда, где только что нависал над головами хлипкий дощатый потолок.
   Еще не прогремел взрыв, как кто-то из его подчиненных закричал визгливым, а потому не узнанным голосом: "Асадовцы", - и тут же автоматические винтовки М-16 загрохотали, заглушая взрыв, потому что тот был далеко - там , куда он смог забросить по высокой траектории гранату, а винтовки били по ушам рядом, в узком пространстве бывшего бункера. Бывшего, потому что крыши и дверей у него теперь не было, а в длину он сократился втрое, метров до пяти. В стороне, противоположной битве мелькнула спина Хафиза - с автоматом. Последний, как оказалось, успел подхватить Калашникова, пока командир ловил гранату.
   - Шустрый, - подумал с удивлением Аль-Бакри, и в этот момент стрельба закончилась разом, - а эти еще шустрей, по целому магазину выпустили.
   Вытянув через тот же шов еще один автомат, тоже снаряженный двумя магазинами, он пополз наружу, благо ни одного звука впереди не было слышно. Пополз, потому что брось кто-нибудь гранату в это тесное пространство, заставленное оружием и боеприпасами, да даже если бы без них...
   Бросать было некому. Да, здесь действительно неведомым образом оказались бойцы сирийской армии, более того - прямо напротив грозно целил пушку броневик из тех, что Асаду поставляла Россия. Он невольно поежился, глядя в темное жерло, которое из-за близкого расстояния казалось значительно крупнее своих тридцати миллиметров; однако управлять грозной машиной и его орудием было некому. Весь экипаж, и кто-то еще, тоже в камуфляже, общим числом шесть человек, были буквально изрешечены патронами калибра 5,56 ; седьмой висел, полувывалившись из переднего люка, напичканный пулями пожалуй гуще остальных.
   Что-то было непонятно в этой БРДМ-3 ( вспомнил он наконец модификацию броневой машины). Но прежде чем разбираться в этом, он крикнул за спину :
   - Насер!
   Воин приполз и остановился рядом, лишившийся где-то своей жиденькой бороды. Он выглядел значительнее здоровей, чем обычно, губы не были испачканы грязным налетом жевательной табачной дряни, как обычно, но Сауду было не до внешнего вида подчиненных.
   - Проверить, - послал он  подчиненного, и тот, оглядываясь на него с вытаращенными в немом удивлении глазами, пополз вперед, не выпуская из рук разряженную винтовку. У ближайшего трупа он перевооружился, подхватив оружие противника и исчез за широким колесом бронемашины.
    И тут раздался выстрел. Затем еще один выстрел, и еще, и еще...  Аль-Бакри понял - это развлекается Хафиз. Он то ли не мог переключить регулятор автоматического огня, либо не хотел делать этого, только выстрелы все не кончались, а вслед ним в развалинах, видневшихся за огромным, метров пяти в диаметре, шатром, непонятно как выросшем недалеко от бункера, раздавались крики. Иногда короткие, означавшие, что Хафиз поторопился, попав в жизненно важный орган; иногда длинные и тоскливые - и тогда выстрелов было два-три, через равные промежутки времени. К ним присоединились вдруг предсмертные вопли баранов. И тут вернулся Насер.
   - Все чисто.., господин, - он опасливо  поглядывал на Сауда, которому больше всего не понравилось, как нервно дрожит палец воина на спусковом крючке автомата.
   - Ты что, сын ослицы, не узнаешь меня?!
   - Нет, господин, вроде голос командира Аль-Бакри, но нет , это не вы, командир.
   Сауд в бешенстве принялся теребить по привычке левое ухо, которое - о, аллах! - было целым и непривычно большим. А ведь половину его он оставил еще там, в Афганистане, раненный в короткой стычке с неверными.
   Этот жест словно успокоил Насера; он принялся объяснять что-то появившимся опасливо из бункера воинам, которые принялись удивленно разглядывать друг друга и командира. Впрочем последний в разборки встревать не стал, направившись короткими перебежками вокруг БРДМ. Точнее вокруг того, что осталось от боевой машины.
   Броневик в задней части  отсутствовал, словно кто-то отсек от него третью часть гигантским клинком; только что это должен был быть за клинок, перерубивший и часть двигателя, и третью пару колес вместе с дисками, и самое главное - броню БРДМ, совсем недавно с легкостью остановившую не меньше сотни пуль из М-16, ударившими в нее со скоростью восемьсот метров в секунду почти в упор?
   Сауд не поленился, протиснулся в образовавшуюся  в корме броневой машины щель рядом с остатками движка, чуть морща нос от резкого запаха соляра, наверное пропитавшего всю землю вокруг - топливные баки тоже вскрыл какой-то гигантский консервный нож.
   Внутри такой машины он не разу не был, потому оглядевшись, ничего трогать не стал, только вытолкал наружу тело асадовца, поддавшееся легкому толчку и вылез следом сам. Воины, стоящие кружком совсем рядом, дружно обернулись к нему, но за оружие, висящее на плечах у каждого, хвататься не стали.
   -   Значит, договорились, - обрадовано подумал Сауд, поворачиваясь к появившемуся из за шатра Хафизу, замечая крем глаза, что руки воинов потянулись к автоматам.
   Он и сам перехватил поудобнее АКМ, глядя, как к ним с безумной улыбкой на губах приближается "племянничек". Тот, казалось, от избытка адреналина в крови стал выше ростом, моложе и стремительней. Редкая, всегда неопрятная бородка на щеках отсутствовала. Аль-Бакри понял - вот тот долгожданный момент, когда ничто не остановит его от сладкого чувства сминаемой его железными пальцами глотки, а затем и шейных позвонков наглого мальчишки. Потому что после того, что произошло вокруг, никакой дядя ему уже не страшен.
   - Да и есть ли он теперь здесь, этот дядя, и все остальные, кроме нас,- оглядывая мрачный лес, окружавший место событий, не выпуская впрочем из внимания Хафиза.
   Однако ни сам он , ни другие воины, ни безумный мальчишка не успели сделать ничего - даже слова не сказать, когда совсем рядом словно взметнулся песчаный вихрь, тут же опавший, но оставивший перед остолбеневшими воинами группу новых персонажей.
   Вперед выступил молодой парень в каком-то длинном белом стариковском одеянии; на руках он держал девочку лет четырех-пяти. К правой ноге парня прижимался лохматый пес, сразу же оскаливший острые зубы. По бокам их подпирали два верблюда, невозмутимо пережевывающие что-то; позади виднелись еще какие-то животные, скорее всего козы.
   Первым опомнился Хафиз. С той же счастливой улыбкой на лице он шагнул вперед, поднимая АКМ. Пес с грозным рычаньем бросился на него и упал с коротким визгом; он попытался ползти вперед, защищая хозяев, но безумец  уже не обращал на него никакого внимания. Ствол автомата переместился на людей - прямо на девочку, которую парень явно пытался то ли спрятать за своей широкой спиной, то ли отбросить в сторону, но... Палец опять нажал на курок и вместо громкого одиночного выстрела раздался только сухой щелчок - патроны кончились.
   Хафиз недоуменно опустил голову вниз, к оружию , которое ни разу еще его сегодня не подвело, и потому не увидел, как парень напротив  сделал два коротких шага вперед; его рука, вооруженная ножом с коротким кривым лезвием метнулась вперед, и еще раз, и еще, и еще... - пока мертвый уже воин не начал падать назад, вздрагивая торсом от каждого смертоносного удара.
   Он наконец упал на песок, подогнув одну ногу; во вторую успел вцепиться раненый пес.
   - Не стрелять! - взмахом руки остановил своих бойцов Сауд. Он вдруг понял, что может быть на много дней пути вокруг никого нет.  Никого кроме его самого и семерых, нет , - он взглянул на девочку, - восьмерых человек, способных не только стрелять из автомата. Да, не только стрелять, копать могилы ( тут он посмотрел на лежащего навзничь Хафиза и шатер, из-за которого он пришел; и зарезать наконец того барана, который орет, не переставая, последние пять минут.
    Аль-Бакри тут же назначил Насера начальником караульной команды в количестве трех человек, ткнул пальцем в направлении, где каждый должен был обеспечить наблюдение и, дождавшись, когда воины разбегутся, выполняя приказ, отправился осматривать свои новые владения. Следом потянулись остальная троица с автоматами и парень в странном наряде с ребенком. Последний явно идти не хотел, но увидев как Сауд показал глазами на девочку, молча пошел за ним, но впереди  остальных воинов. Командира очень впечатлила расправа с Хафизом, да и нож, сделавший свою кровавую работу, опять укрылся где-то в широких складках его одеяния. Девочка опять была на руках парня; только раненый пес, остановленный взмахом ладони, остался охранять маленькое стадо из двух верблюдов и пяти ( не ошибся Сауд) коз.
   Прежде всего Аль-Бакри подошел к шатру. Шатер был великолепным; раньше в таких жили эмиры. Да и сейчас он был по карману очень немногим. Затканый внутри шелком, он не был обременен обилием обстановки. Вдоль стен его были в несколько рядов расстелены одеяла, по восточной традиции хан-атласные с верхней стороны; посреди шатра стоял столик, заставленный фруктами и сластями в чашах желтого металла (" Золото", - равнодушно отметил Сауд). Рядом курился высокий кальян.
   Аль-Бакри опустил полог шатра, не заходя внутрь - не потому, что не хотел топтать белоснежный войлок на полу; пусти он воинов внутрь, выгнать их оттуда получится не скоро. А в своем авторитете вождя он был уверен не столь сильно, как хотя бы час назад.
   Дальше экскурсия пошла вдоль по периметру участка, составленного в основном фрагментами каких-то развалин, среди которых в разных позах застыли трупы - мужчин, женщин и совсем немногих ( он увидел всего двух) детей. Если бы Сауд мог сейчас оживить Хафиза, он бы с удовольствием сам убил его, и не один раз. Не потому, что был таким человеколюбивым, нет. Почему-то Аль-Бакри был убежден, что никогда больше не попадет в Сирию; что жить ему дальше придется малым племенем, в котором так пригодились бы... ну хотя бы вон та красавица, несомненно арабка, хоть и белокожая, как европейка. Девушка лежала обнаженной в огромной ванне ,из которой уже почти исчезла вода. Чуть выше ее левой  роскошной  груди  темнели сразу два входных отверстий пуль, которые, пробив тело насквозь, разрушили и целостность толстой пластиковой емкости, созданной для любви и неги. Теперь тут ни тем, ни другим не пахло. Да еще этот баран!
   Сауд резко повернул на звук. Баран, как оказалось был заперт в автомобиле-пикапе, фольксвагене-амарок, какого Аль-Бакри никогда прежде не видел. Двухдверный, с длинным крытым кузовом, он был совершенно целым, не считая срезанного начисто регистрационного номера впереди. Его хозяина такое безобразие ничуть не волновало - он сидел, откинувшись на сиденье автомобиля, с пробитым пулей лбом и открытыми глазами, сохранившими удивленное выражение от картинки окружающего мира. Оболочная пуля со стальным сердечником несомненно пробила и сиденье, и тонкую стенку за ним, и несчастное животное, исходящее криком.
   Командир не погнушался сам распахнуть обе двери пикапа - и тут же отпрыгнул в сторону, когда его едва не сбила с ног полноводная живая река.
   - Один, два, три, четыре..,- он насчитал двенадцать овец, вырвавшихся из тесного плена; еще четыре оставались внутри - три лежащих неподвижно и четвертая, бьющаяся в судорогах и издающая тот самый душераздирающий крик.
   - Абдалла, - подозвал он своего воина, тоже удивительным образом похорошевшего, - и ты, - ткнул он пальцем в парня в светлой домотканине.
   - Меня зовут Хашимулло, господин, - он чуть поклонился Сауду и дернулся вслед за овцами. Впрочем, он тут же замер на месте - то ли потому, что его резко окрикнул командир, то ли потому что бараны и сами шарахнулись назад, ему навстречу, услышав как в глубине леса утробно взревел какой-то зверь. Ему ответил другой - более протяжно, с настолько дикой первобытной тоской, что воины , да и сам Аль-Бакри, наверное, побледнели и крепче стиснули приклады автоматов.
   Но никто из дебрей не появился, и Сауд повторил:
   - Абдалла и ты, Хашимулло, - займитесь баранами, - воины аллаха не должны остаться сегодня голодными.
   Все еще озираясь на мрачный лес, командир отправился дальше, теперь уже  только с одним бойцом. Они шли  по кругу, огибая, а местами и перелезая через уцелевшие стены с удивительно ровными обрезанными торцами - здесь будто тоже порезвился великан с волшебной саблей; его внимание привлек  роскошный кадиллак строгого черного цвета, разрезанный вдоль  ровно посредине, так что водитель, пристегнутый ремнем и одетый в не менее вызывающую ливрею, лежал в сидении на правом боку - тоже, к сожаленью, мертвый.
   Аль-Бакри вдруг расслышал шепоток - такой тихий, что не наступи вокруг после душераздирающих звуков из лесов абсолютная тишина, он бы прошел мимо. Но нет - сильные руки отодвинули в сторону какой-то прилавок с наваленными на нем грудами женской одежды, и на воинов испуганно уставились тесно прижавшиеся друг к другу две молодые девушки - тоже, как и все вокруг, арабки. Одна из них, посмуглее, начала открывать рот, чтобы нарушить установившуюся вокруг тишину отчаянным визгом, когда Сауд, удивив воинов, а больше самого себя, необычайно мягким голосом остановил ее:
   - Успокойтесь, сестры. Все кончилось. Аллах покарал нечестивца. Теперь я.., - он оглянулся на бойцов, - мы не дадим вас в обиду. Еще больше удивились двое прожженных подонков, которые в последний год ничем кроме убийств и насилия не занимались, когда поняли, что девушки поверили командиру. На их устах появились несмелые улыбки и они охотно присоединились к Абдалле и Хашимулло, разделывающих уже третью тушу. Впрочем, они тут же были отправлены на поиски приправ и специй, а также посуды, желательно казана, в котором Абдалла обещал сварить плов, достойный шейхов. Сварить из риса, полмешка которого он уже где-то раздобыл.
   На немой вопрос командира он махнул рукой в сторону шатра:
   - Там целая лавка - и рис, и маш, и много чего еще. Нават я уже замочил, -Абдалла показал какую- то кастрюльку с залитой водой горкой крупных горошин, - а хозяин дохлый лежит, платить не нужно.
   Боец захохотал во все горло и пообещал, что кебаб будет готов даже раньше плова, а Аль-Бакри недовольно поморщился. Впереди было самое неприятное - надо было избавиться от трупов. Желательно закопать. Не только потому, что припекающее все сильней  солнце подгоняло к этому. Он никак не мог забыть продирающих до самых костей лесных криков. Не убери все вокруг, скоро сбегутся и слетятся все падальщики вокруг, а что тут будет твориться ночью!?
   В том, что в окружающем их лесу падальщики есть, он не сомневался. Там где есть человек, там сразу же появлялись эти твари. Аль-Бакри думал даже стаскать все тела в какой-то из подвалов ( их было вокруг на удивление много), и завалить его, можно даже взрывом - умения у него хватило бы, а взрывчатки... Вот со взрывчаткой было все непонятно. От длинного, метров двадцати бункера, осталось не больше пяти; окажется ли там взрывчатка, принятая по описи, он не знал. Ведь не сам же он таскал тяжелые ящики. Вот в том, что автоматы с ящиками патронов к ним, и те самые приглянувшиеся пулеметы со снайперками здесь, рядом, он не сомневался. И это радовало душу. А предстоящая работа не радовала. Хотя, командир он или не командир?!
   Уже через пять минут Насер сдал ему пост, а сам вместе со вторым воином сносил тела к тому месту,  куда, как оказалась, рука командира  добросила гранату - в тот самый момент, когда их жизнь круто поменялась. И Аль-Бакри эти перемены начинали нравиться. Если бы еще не Хафиз!
  Поляна в этом месте удлинялась, заходя глубоко в лес  , кажется, так далеко, что ее можно было принять за начинавшуюся  ( или заканчивающуюся здесь) дорогу.
   Сауд даже прильнул к ней, пытаясь разглядеть заросшие колеи - но нет. Ни нога человека, ни какой-либо механизм своих следов здесь не оставили. Какая сила пробила эту просеку - вода, дикие звери или другой каприз всевышнего, он разобрать не мог. Аль-Бакри вообще лес не любил; он не понимал его, не разбирался - ведь не называть же лесом те чахлые заросли в афганских горах. А тут - настоящая Сибирь - от этого слова Сауда пробило морозом, так, что он чуть не сбился со счета.
   Но нет - вот и Насер подошел, тяжело отдуваясь, для отчета. Солнце за прошедший час поднялось еще выше, так что было уже почти как в родной Сирии. Если бы еще не этот проклятый лес!
   А воин подтвердил, что командир не ошибся в подсчетах: четыре ребенка, двенадцать мужчин и шестнадцать женщин отправил на тот свет проклятый Хафиз. Точнее троих из них проводил к всевышнему  сам Насер, показав три пальца правой руки, а большим пальцем левой проведя себя по горлу - добил.
   Аль-Бакри отправил его на поиски шанцевого инструмента; другой воин присел рядом с ним. Его грязное лицо лоснилось от пота, и командир подумал, что можно было бы отправить и его - на поиски воды. Пока же его негромкий разговор самого с собой не мешал командиру. До тех пор, пока Сауду не показалось, что в унисон почти спокойным арабским словам раздаются чьи-то чужие, гортанные и чем-то знакомые. Но нет - не показалось. Из чащи вдруг появился худощавый парень с густыми вьющимися черными волосами на голове и таким характерным носом, что Аль-Бакри принял его за своего, за араба. Но последний вдруг при виде воинов просиял лицом и крикнул в лес что-то на иврите, который Сауд не то чтобы знал, но отличить от других мог достаточно уверенно - приходилось сталкиваться, и не раз.
   Из чащи выскочила теперь целая толпа - человек десять , не меньше. Тут первый, призвавший сотоварищей, увидел наваленные вдоль тропы тела погибших; увидел кто-то еще. Из толпы раздался истошный женский визг и вся она подалась назад, в лес, но поздно - из-за спины  командира раздалась длинная очередь и сразу несколько человек, и прежде всех кучерявый предводитель, повалились на землю.
  - Ишак и сын ишака, - выругался Сауд, оборачиваясь и вырывая оружие у подчиненного. Несколькими длинными прыжками он достиг толпы, замершей на месте, и принялся прикладом сбивать их компактней, а затем и укладывать  на землю ничком. Воин, немного обиженный вспышкой командира, присоединился к нему, помогая за отсутствием автомата, руками и ногами, не забывая пинать пленников так, что Сауду пришлось опять одернуть его.
   - Господин, это ведь евреи, - заговорил он , почти крича и брызгая слюнями, -сейчас мы их всех...               
   - Стой, -  приструнил воина Аль-Бакри, не решаясь , однако, обозвать его и показал на гору трупов, - яму ты копать будешь?
   - Точно! - обрадовался воин аллаха, - пусть копают, а потом мы их...
   - Ишак! - все-таки не выдержал Сауд, - а баранов ты пасти будешь, коз ты доить будешь,- голос его крепчал с каждым словом, - а потом ты этих баранов трахать будешь?! У нас только две женщины, две ! Каким ты в очереди будешь, знаешь?
   Вояка понял, что скорее всего до него очередь никогда не дойдет и посмотрел на пленников, вернее пленниц, совсем другими глазами. На земле между тем жались к друг другу всего четыре фигуры. Женские фигуры, потому что трое мужчин выскочившие из леса в первых рядах лежали на земле чуть поодаль, не двигаясь. Еще одна девушка еще шевелилась, но так слабо, что Аль-Бакри, только глянув на  руки, которые  она прижимала к животу, на кровь, уже пропитавшую большую часть ее платья, понял - не выживет; работа для Насера.
   А последний и сам уже бежал на звук выстрелов, почему-то без автомата, но с лопатой наперевес.
   - Еще один ишак, - подумал Сауд, встрепенувшись, обрадовано глядя, как  из чащи чуть дальше остальных показалась еще одна женская фигурка в темном брючном костюме, по какой-то причине отставшая от сотоварищей.
   Но сейчас она оказалась шустрее остальных. Коротко вскрикнув, она повернулась и исчезла за поворотом широкой тропы, которую Аль-Бакри совсем недавно изучал.
   - Куда, - железная командирская рука успела перехватить за камуфляж Насера, - куда без оружия?
   Тот ошалело помотал головой, пытаясь вырваться из захвата командира и вдруг, видимо вспомнив страшный рев в лесу, обмяк.
   Впрочем, Сауд и сам понимал, что беглянку надо поймать, что она могла вернуться не одна, с помощью. И пусть вероятность такого была ничтожно мала - скорее девушку загрызут дикие звери, или она заблудится и упадет без сил, что опять таки заставляло думать о хищниках. Даже такой вероятностью нельзя было пренебрегать, а кроме того еще одна женщина в его... он даже не знал , как назвать то непонятное пока, что хотел слепить из этих таких разных людей.
   В общем, через пять минут в погоню отправились два воина, старшим из которых был назначен Насер. Оба были вооружены акээмами с двумя спаренными магазинами - сто двадцать патронов могли уничтожить или разогнать любую стаю хищников.
   Так думал Аль-Бакри. Что думают воины, его не интересовало.
   Прибежавший следом за Насером  Абдалла обрадовал, что кебаб уже почти готов, а в казан скоро будет заливать воду, но соли нет и поэтому...
   Сауд явственно представил серое длинноухое животное, но обижать воина не стал - уж больно мало их у него осталось. Не вооружать же Хашимулло. Аль-Бакри небезосновательно предполагал, что последний повернет дуло автомата совсем не туда, куда ему укажут. Впрочем про парня командир вспомнил совсем не случайно.
   - Абдалла, твой друг Хашимулло...
   - Он мне не друг, - насупился воин.
   - Хорошо, не твой друг Хашимулло ехал на верблюде, с ребенком, с козами, с собакой...
   - Ага, - подхватил Абдалла, - он мне рассказал. Их буря настигла песчаная, в пустыне.
   - И как ты думаешь, человек едет по пустыне с ребенком, на верблюдах хурджины, что в них?
   - Точно, - вдруг догадался воин, и умчался туда, откуда доносился умопомрачительный запах кебаба.
   - Господин, есть соль, - радостным голосом закричал он из-за шатра, - и хлеб есть, и...
   Но Сауд не слушал его, он пытался понять, что может сделать он сам и два воина ( не считая Абдаллы, который помимо всего прочего еще и за парнем должен был наблюдать, да и за девушками, оказавшимися родными сестрами). В результате недолгих раздумий один из воинов отправился на противоположный конец их лагеря, где наблюдал за окрестностями, забравшись на самую высокую развалину; то же самое сделал второй боец, оккупировавший похожий наблюдательный пункт, но уже здесь, рядом, где четверо женщин - сначала под угрозами, и даже легкими затрещинами начали расширять лопатами  ( и одной широкой мотыгой, реквизированной у Хашимулло) воронку. Потом удивленный воин увидел, как командир, забросив за спину автомат и взявшись за свободную лопату, тоже включился в работу.
   При этом он о чем-то негромко переговаривался с пленницами, но, как не напрягал слух воин аллаха, ничего понять он не смог. Потому что не знал английского языка.
   Зато его хорошо знали и сам командир и его невольные собеседницы. В результате уже совсем скоро он узнал, что израильтянки ( и израильтяне ) тоже неведомо как оказались на поляне посреди дремучего леса, в развалинах, которые они не успели толком даже разглядеть, потому что на них со все сторон полезли жуткие твари, которых две женщины обозвали медведями, а две другие  - какими-то монстрообразными собаками. Они даже немного поспорили, не обращая внимания на разулыбавшегося командира.
   Потом две девицы принесли кебаб, жесткие до каменного состояния лепешки и пятилитровую пластиковую бутыль с водой, увидев которую пленницы заметно оживились - этикетка была заполнена буквами на иврите, и женщины наперебой стали объяснять Сауду, что пустынный Израиль, оказывается, экспортирует громадное количество бутилированной воды ( " Вот молодцы евреи" , - невольно восхитился Аль-Бакри).
    Затем настала пора стаскивать в не такую глубокую, как хотелось бы командиру, яму трупы. Здесь противоестественная близость араба и израильтянок разом исчезла. Девушки опять стали хмурыми; бросали взгляды, полные ненависти,  не скрывая их, так, что командир опять взялся за автомат и отступил в сторону, чтобы все четверо оказались под прицелом.
    Над поляной расплывался запах почти готового плова; девушки уже закончили засыпать землей тела - уже нечем было засыпать, если только не начинать копать рядом новую яму. А Аль-Бакри все сидел, отчего- то в смертельной тоске, понимая что зря отправил воинов за беглянкой, не замечая ни пленниц, ни Абдаллу, теребившего его за рукав.
   - Господин, господин, плов готов - руки моем, кушаем...
   - Не кушаем, Абдалла, - Сауд отстранил верного воина и упруго вскочил на ноги, передергивая зачем-то затвор готового к бою оружия и наблюдая короткий полет выброшенного пружиной патрона.
   Затем он повернулся к невысокому зданию, служившему наблюдательным пунктом - как раз в тот самый момент, когда с крыши  бесформенной кучей камуфляжа повалился караульный. Следом мягко, словно не с двухметровой высоты спрыгнул воин. Не воин - Воин! И Аль-Бакри понял, что второй пост тоже ликвидирован, и что такого противника ему не одолеть. Таких он видел в далекой молодости, в Афганистане - в прорезь прицела, но никогда в рукопашной, потому что тогда бы его сегодня здесь не было. Один - совсем крошечный шанс у него оставался. Потащив за собой Абдаллу, он заслонился от противника живым щитом. Четверка пленниц так и стояла, застыв у братской могилы.
   Воин напротив покачал укоризненно головой, поднимая для выстрела пистолет и указывая им на оружие Сауда ( Абдалла был безоружен, если только не считать оружием шумовку, зажатую в правой руке). Аль-Бакри упрямо мотнул головой, отказываясь,  переступая вправо так, что опять живой щит закрывал его. Одновременно он начал поднимать автомат, готовый уничтожить все - и противника, и девушек, и Абдаллу, и весь этот непонятный, жуткий и такой прекрасный мир, который ...
   - Пусть он не достанется никому !
 В этот момент сбоку раздались короткие хищные очереди, и он увидел, как падает его последний воин, как у него самого на груди рвется лохмотьями камуфляжная куртка; саму грудь наполняет нестерпимая боль. Последнее, что увидел Аль-Бакри в этом мире и этой жизни - темный силуэт беглянки с автоматом у плеча.
   Черная душа Сауда Аль-Бакри вознеслась к аллаху, в которого он так и не успел поверить.

   Глава 4. Подполковник Кудрявцев.  День первый, продолжение.
   Долгая, полная опасностей и крутых поворотов судьбы карьера профессионального военного приучила подполковника тщательно планировать свои действия - на час, день, месяц... Она же не раз показывала - в любом  плане, каким бы  продуманным он не был, нельзя предусмотреть всего; обязательно может вылезти (и зачастую вылезает) какая-нибудь мелочь, какая-то нестыковка,  способная порушить  самый гениальный замысел.  План Кудрявцева был весьма простым и вполне выполнимым - учесть все и всех, попавших волею неизвестных сил в этот миниатюрный анклав русских людей, определить, так сказать, наличие и возможности личного состава, расставить людей по местам, обеспечить их элементарными условиями питания и бытовых удобств и, подобрав небольшую, но достаточно боеспособную группу соратников, каждого из которых в ближайшие дни он собирался проверить, начать  целенаправленно и методично обследовать окрестности.  И прежде всего в том направлении, где уже не в первый раз ему слышались звуки очередей автоматического оружия и одиночных выстрелов.
   Именно с той стороны выскочила девчонка лет восемнадцати-двадцати. Сколько лет ей было на самом деле, можно было только гадать - или спросить ее саму. Но только после того как она отдышится хотя бы немного. А сам Кудрявцев в это время как раз бы занялся неизвестным( или неизвестными) в камуфляже и с автоматом Калашникова - таким родным и привычным, что правая рука явственно ощутило теплое гладкое дерево приклада,  а ветерок словно донес запах оружейной смазки.
   На самом деле в руке уже был метательный нож,  совсем недолго - лишь только до того мгновенья, как подполковник уверился: ничем иным остановить незнакомца с ярко выраженной восточной наружностью остановить невозможно. Его палец уже был готов нажать на курок автомата, а очередь из АКМ на таком расстоянии...
   Сам подполковник уцелел бы особо не напрягаясь, обучен был и не такому, но за спиной было столько людей... Поэтому нож полетел точно в цель - чуть выше распахнутого ворота грязного песочного камуфляжа, в судорожно дернувшийся в последний раз кадык.
   - Там еще, - прохрипела незнакомка за спиной, но Кудрявцев и без нее бросился бы в лес - стремительно и бесшумно. Соблюдая, естественно, все доступные меры маскировки. Это он открытое пространство до опушки леса преодолел в несколько гигантских прыжков; ощутив в руке действительно теплый приклад АКМ и нырнув в лес, он преобразился; движения его стали более плавными. Он местами словно перелетал несколько метров, скрытый от взглядов спереди сразу несколькими стволами деревьев; потом двигался медленно и тягуче - так, словно не человек крался по вековой чаще, а сам лес играл причудливыми тенями, в которых не ищущий специально глаз мог распознать что угодно, любую тварь, которых, наверное, здесь было предостаточно.
   Наконец он остановился, пропуская мимо себя почти полную копию первого бандита ( а что это бандиты, Кудрявцев нисколько не сомневался) и прислушался. Хриплое дыхание  бредущего по широкой тропе человека, совсем недалекий шум лагеря, в котором явно забегали, закричали люди и ... все. Все остальные звуки принадлежали лесу и в настоящее время подполковнику не мешали; зато они помешали бандиту почуять, как за его спиной внезапно выросла тень и удар - не сильный, но вполне достаточный, чтобы его сознание на некоторое время отключилось.
   Бессознательное тело тут же было убрано с тропы, и пришло в себя совсем скоро, прислоненным к неохватному стволу какого-то дерева. Никакой боли или неудобства при этом не ощущалось, не считая невозможности двигать членами, каким-то хитрым способом стянутыми между собой, да камня, или шишки, больно впившуюся в правую ягодицу.
   Впрочем о последнем Насер - а именно так назвался молодой сириец, сразу же забыл, когда начался допрос. Настоящий допрос , не тот, который боец небольшого отряда ИГИЛ мог видеть, наверное, каждый день своей военной карьеры. Что удивительно, незнакомец с серыми холодными глазами и двумя автоматами ( понятно чей был второй ), да ножом со страшным лезвием темного цвета воина аллаха не бил, кишки ему не тянул, пальцы ножом не резал, но совсем скоро знал все, что хотел.  Несмотря на то, что русский ( а это был самый настоящий русский!) арабский язык знал совсем слабо - на сугубо профессиональном диверсионном уровне - а Насер по-русски  знал только Россия, Калашников и Путин.
   - Ну что ж, все понятно, - протянул негромко Александр, - в то время как его руки буднично делали свою работу.
  Короткое движение, и бандит со свернутой шеей навеки закрыл глаза в чужом для себя лесу. Подполковник при этом не почувствовал никакого дискомфорта. Это существо, еще совсем недавно всеми силами пытавшееся сохранить себе жизнь, давно уже было вне любых законов. Это был солдат отряда " исламского государства" - не тех отрядов, которые непонятно как, но вполне успешно громят регулярные войска сразу нескольких государств, а небольшой банды, так сказать "на подхвате", которые следуют подобно шакалам за линией фронта. Именно их зверства обычно и показывают телеканалы. Так что подполковник просто привел в исполнение приговор суда. Высшего суда. То обстоятельство, что оставлять такого пленника в живых, каждое мгновение ожидая удара в спину, конечно тоже учитывалось, но точно не в первую очередь - тут Кудрявцев был в себе уверен.
   - Итак, что мы имеем, - негромко констатировал он, стягивая с трупа почти новенькие берцы сорок второго размера, - еще один анклав, сирийских арабов ( но не факт пока, что чисто сирийский) размером, пожалуй, такой же как наш, но!.. Со складом оружия( кстати нашего, советского) и какой-то бронетехникой. Четверо бойцов, с командиром, который взялся непонятно откуда и командует голосом прежнего, хотя на него совсем не похож.
   - Ну, нам-то это понятно, хотя и необъяснимо, - подполковник даже помотал головой, чтобы самому не запутаться, - но главное - это оружие, бесхозное оружие (четверых противников он по законам военного времени уже списал). Затем маньяк Хафиз, уничтоживший практически всех, парень с девчонкой, верблюдами и козами; еще какие-то бараны, плов и кебаб от Абдаллы...
   Конечно были еще четверо израильтянок, которых по тем же самым законам надо было спасать. Спасать в первую очередь, и он это прекрасно понимал. Умом. А сердце подсказывало фразу кого-то из великих: "Оружия много не бывает!".
   На вопрос - что вдруг больше подтолкнуло его, словно хороший пинок под зад - естественная мысль мужчины, офицера о спасении жертв боевиков, или живо представшая перед глазами картинка, как кто-то другой - не он - добирается до сирийского бункера, он не смог бы ответить даже самому себе. А себе он никогда не врал.
   Поэтому он так же стремительно вернулся на поляну, неся в одной руке два автомата, а в другой - обувь, которая сирийцу уже была не нужна. Лагерь встретил его негромким гомоном людей, столпившейся вокруг израильтянки. Последняя вертела головой, не зная, кому отвечать в первую очередь - столько вопросов падало на нее. Что интересно - отметил подполковник - она явно понимала эти вопросы. От долгого бегства она уже вполне оправилась. Тем более, что кто-то успел принести ей полторашку газированной воды, наверное из сельского магазина - Александр видел там такие.
   - Тихо, - поднял руку подполковник и толпа почти сразу затихла. Он мысленно улыбнулся, - привыкают, однако, ребята.
   Кудрявцев дождался полной тишины, сделал зверское лицо Дубову, который, как оказалось, бросил свой пост и тоже оказался здесь, пытаясь теперь спрятаться от командира в задних рядах. Сделать это при его габаритах было невозможно и он, скорчив умилительно виноватую физиономию, исчез за стеной, чтобы совсем скоро оказаться над бывшей квартирой Александра. Последний дернул было рукой, чтобы протянуть берцы босому Малышеву, но задержал движение, увидев, что хозяйственный геолог уже сам обзавелся сапожками-казаками.
   - Ну и что за прелестное создание к нам пожаловало? - мягким голосом обратился подполковник к израильтянке.
   Та удивленно посмотрела на него; она явно не назвала бы себя так.
   Медленно вставая и не выпуская из руки наполовину опустошенную бутылку, она ответила, как и предполагал Кудрявцев:
   - Я Оксана Гольдштейн, из Тель-Авива, из госпиталя Сураски...
   - Фигассе, - присвистнул кто-то из парней, чей голос еще не был знаком Александру.
   Другой голос, много тише, но вполне узнанный Кудрявцевым ( парень с чемоданом - кто же еще!) добавил:
   - И тут евреи!
   Девушка наверняка тоже расслышала последние слова, потому что повертела кудрявой головой, естественно не распознав никого во множестве окружавших ее лиц, и опять обратилась к Александру:
   -  Так-то я русская...ну, советская, родилась и выросла в Красноярске, товарищ э...
   - Подполковник, - подсказал тот.
   - Товарищ  подполковник. В восьмидесятых все наши в Израиль уезжали, вот и я , в восемьдесят четвертом...
   - Вот и сидели бы там в своем Израиле, - пробурчал тот же недовольный голос, но девушка уже не обращала внимание ни на кого; кроме Александра:
   - Товарищ подполковник, там же еще наши.., там их.., там террористы...
   - Знаю я, Оксана, - остановил ее Кудрявцев, -  выручим их. Вот через...десять минут и отправимся.
   Он ожидал, что парень опять язвительно пройдется насчет "наших" , но тот поостерегся, и подполковник громко позвал:
   - Рубцов,  Дубов, Котова, Малышев, ко мне!
   Впрочем, Малышев стоял рядом, и командир спросил первым у него:
   - Это что такое? - он указал пальцем на пластмассовую ванночку, в которой купают новорожденных. Последняя выла полна пакетами с туалетной бумагой, какими-то пузырьками, бутылочками.
   Однако геолог принял указующий жест совсем по другому. Он вдруг стал переступать ногами так, словно пытался спрятать казаки один за другим. Ничего естественно у него не получилось, и он виноватым голосом пояснил:
   - Там, товарищ подполковник, еще один погибший. Помните, мы трубы видели, профильные, - Кудрявцев кивнул, - так ими парня какого-то завалило, насмерть. И мотоцикл его.
   - Ага, - вспомнил подполковник, - мотоциклист, - а Малышев продолжал:
   - Так привалило, что только ноги и торчат. Так я - вот... По камням, знаете ли босиком неудобно...
   - Правильно сделал, Игорь Владимирович, - успокоил его подполковник; он никогда раньше не жаловался на память, а сейчас предполагал, что с этим вопросом... по крайней мере стало не хуже. Он помнил всех, кого успела записать Котова, и кто сам представился ему, помнил про них каждую строчку информации, а с остальными... Про остальных как раз и протягивала ему листки догадливая Мария Сергеевна.
   - Вот уж с кем повезло так повезло, - он взял в руки листки, заполненные все тем же убористым почерком, но сначала обернулся к коменданту Рубцову , - обед готов, Николай Петрович?
   - Сейчас уточним, Александр Николаевич , - и он обернулся, кого-то выискивая в рядах, - Егорова, Зинаида Сергеевна, пожалуйста к нам...
   - А что, сейчас всех и накормим. И тебя , милая, - она приобняла Оксану, отчего у той в глазах показались слезы., - как и говорили, сначала скоропортящееся.
   - Хорошо, - подполковник недовольно покосился на коменданта, который как видно, раньше неплохо поживал, перекладывая всю работу на подчиненных, - сначала накормить тех, кто пойдет со мной. Он окинул взглядом окружающих,-
   - Никитин!
   - Я!
   - С кабаном закончили?
   - Так точно!
   -Молодец! Первый; Малышев!
   - Я!
   - Второй; Володин!
   Пожарник выступил вперед.
   - Будешь третьим, - прозвучало двусмысленно, но никто, даже Никитин не засмеялся; Ершов! - парень с подбитым глазом выпрямил плечи, даже стал как будто выше. Подполковник поколебался, но все же кивнул, - Четвертый.
   Кудрявцев поднял к глазам листки, споро пробегая по ним, выискивая нужную ему информацию. Взгляд царапнуло знакомое до боли слово: "Афганистан"и он остановил здесь свое внимание:
   - Холодов Юрий Михайлович, шестьдесят первого года рождения, в восемьдесят втором году в Афгане, - на приглашающий голос Кудрявцева никто не откликнулся, и он оторвал взгляд от листка. Парень, о котором шла речь, стоял отдельно от толпы, и явно не собирался подходить.
   Тогда Александр сам подошел к нему; он тут же понял причину такой стеснительности парня. От того немилосердно смердело, и подполковник удивился, как только Котова вытерпела, записывая не очень богатую биографию Юрия. Слово бомж там нигде не фигурировало, но глядя на его наряд( почему-то присутствовал только один башмак) и отвратительный запах, все оттенки которого подполковник назвать бы не смог, а уж он-то видывал и не такое. Он только спросил: "Пойдешь?" и дождавшись несмелого кивка, показал на баню:
   - Еще не остыла; чтоб через десять минут скрипел от чистоты. Свою одежду сжечь.  Не хватало нам сюда паразитов занести.
   - А...
   - А смену белья возьмешь вон у него, - подполковник кивнул на бандита, так и валявшегося у кромки леса, - не первой свежести и чистоты, конечно, но твоя  совсем уже как-то...  Что мнешься - трупов боишься, или брезгуешь?
   - Да нет, - парень мотнул головой в сторону толпы.
   - Стесняешься, - догадался Кудрявцев, - правильно делаешь. Ничего, сейчас тут ни души не останется.
    Командир подошел к Дубову, до сих прячущему взгляд:
   - Держи, сержант, - он протянул Виталию АКМ, - сейчас быстро перекусить, оправиться и опять на пост. И смотри у меня - пока я не вернусь, отвечаешь тут за каждого.
   - Понял, - расцвел улыбкой Дубов, и широкими шагами отправился в сторону "столовой", до которой было всего ничего: весь лагерь был размером двадцать пять на двадцать пять метров, и если бы не нагромождение бетонных стен да останков автомобилей самой разной степени поврежденности, он бы просматривался бы насквозь.
   - Пойдемте, товарищи, оценим, чем нас сегодня Зинаида Сергеевна угощать будет.
   - Да я не одна, - разрумянилась от смущения Егорова,- тут мне многие помогали.
   Кудрявцев, пропуская мимо себя людей, остановил Рубцова и Ильина. Последний как раз остановился у ванночки с туалетным скарбом и показывая на нее пальцем, похвалился:
   - Видали, командир что мы с Игорем откопали под ванной, под туалетом.
   - В смысле?
   -  Вы же сами сказали, что под комнатой метра два стен да песок вместо пола. Ну я решил все-таки подстраховаться. Подкопались мы шустро с Малышевым - точно песок. А еще ящики на стенках с барахлом нужным.
   - Молодцы, мужики, - машинально похвалил подполковник, обводя широким жестом развалины, - это что же получается - тут кругом катакомбы. С добром, а может быть... и люди где-то заваленные помощи ждут.
   Подполковник явно принял новое решение насчет Ильина:
   - Значит так, Валерий Николаевич, - берешь пару парней покрепче и начинай обследовать эти подвалы. Главное, конечно, люди, но и примечайте,  что где полезного лежит... Да - сам лично оцени все помещения на предмет надежности, вместительности ну и... как себя в случае дождя поведут. Сдается мне, что скоро нам много складов понадобится, очень много.
   Кудрявцев задумался о чем-то ненадолго, а затем повернулся к Рубцову.
   - А ты, Николай Петрович, как-то поактивнее что ли. И еще одна тебе задача будет. -
он кивнул головой в сторону утренней трагедии. Там погибшие девушки; вот Валерий Николаевич еще одного погибшего покажет. Надо с ними по-человечески попрощаться. К вечеру вон в той рощице, - Александр показал на реденькую группу каких-то лиственных деревьев, похожих на березы, растущих метрах в пятидесяти от лагеря, - должны быть готовы три могилы полного профиля.
   - Это как? - удивился Рубцов.
   - Это так, что бы никакой зверь откопать не мог, -  отрезал Кудрявцев, - а может и не три.
   Подполковник выразительно посмотрел на Ильина.
   Тот понимающе кивнул и показал на бандита, так и лежащего у самого леса, но уже практически полностью раздетого:
   - А с этим что делать?
   - С этими, - поправил его Кудрявцев, - там еще один был. С этими я сам разберусь.
   Троица командиров наконец-то повернула за угол бани - туда где стараниями Егоровой  и ее помощниц были накрыты столы. Основание их потрясало своей фундаментальностью - вместо ножек кто-то весьма изобретательный сдвинул вместе две газовых трубы, служивших ранее лавками; столешницами служили четыре листа фанеры толщиной не менее трех сантиметров.
   - Водостойкая, финская, - похвалился Ильин.
   - Ага, - понял Александр, - наш пострел и здесь поспел!
   Вслух же он спросил:
   - Откуда такую благодать откопали?
   - А, - улыбнулся Валерий Николаевич, - там у писателя нашего гараж оказался, он в нем сюда и приехал.
   - Как, прямо так в гараже?
   - Нет, так-то он в машине своей сидел, в иномарке, - Ильин издевательски усмехнулся, - в ДЭУ Матиссе, - Ну, гараж-то не намного больше этой машиненки, зато весь целый стоит, с крышей и воротами. А больше там у него ничего и нет. Зато за стеной с метр соседнего гаража как по шнурке отрезало; и к нам перебросило. Так там этого добра... Да вы, товарищ подполковник, сами посмотрите, - он приглашающе взмахнул рукой.
   Александр посмотрел на часы: две минуты до назначенного срока еще было и он повернул за Валерием.
   Да, соседский гараж, вернее полка от него, примыкающая к соседнему, целому строению, поразила бы воображение любого нормального мужика. Одних наборов с ключами - солидных пластиковых кейсов - Кудрявцев насчитал шесть штук, много инструмента отдельного - каждый на своем месте, любовно определенном ему прежним хозяином; целый угол был занят крепежными материалами, рассортированными по пластиковым же прозрачным коробочкам с притертыми крышками. В другом углу теснились остатки тех самых фанерных листов. Увы, ничего похожего на электрические или бензомоторные инструменты подполковник не увидел. Хотя невозможно было поверить, что у такого хозяина не было в гараже шуруповерта и болгарки, сварочного аппарата и дрели...
   - А еще лучше, - дизельного генератора, - помечтал Кудрявцев.
   Несомненно , все эти предметы в гараже  рачительного хозяина были. Увы - не в том углу, где хотелось бы подполковнику. С этой мыслью он повернулся и пошел туда, где уже пыталась построиться его боевая команда. О сохранности склада инструментов у него душа не болела - знал, что Ильин даже одному гвоздю не даст пропасть.
   Между тем команда, ожидавшая его, оказалась куда внушительнее, чем он предполагал. Рядом с Дубовым и Малышевым, Ершовым и Холодовым - чистым, донельзя довольным и дожевывающим бутерброд с колбасой, стояли : профессор с доцентом, израильтянка, девушка в белом халате с сумкой защитного цвета через плечо. Подполковник выудил из памяти: " Николаева Людмила Васильевна, старшая медсестра онкодиспансера, из Краснодара". Ну эта -то понятно, и вполне приемлемо .
   А вот остальные, особенно доцент Игнатов - маленький, не выше метра пятидесяти пяти, с узкими плечами ... Кудрявцев вдруг представил себе картину: Роман Петрович бредет, повесив на каждое плечо по два АКМ со снаряженными магазинами ( каждый, между прочим больше четырех с половиной килограммов) , а за спиной придавливает к земле ящик с патронами - еще двадцать пять кило.
   - А ведь донесет, - вдруг понял он, - сдохнет , но донесет !
   Но вот эта...  Оксана ведь только что пробежала не меньше семи километров ( по крайней мере так оценил расстояние Насер), да под горку, а ведь теперь идти придется в гору...
   Израильтянка словно поняла его сомнения:
   - Вы не думайте, товарищ командир, я дойду, я сильная. И вообще, я в Союзе биатлоном занималась, я даже с Анфисой Резцовой бегала...
   - Ну и как? - живо заинтересовался Кудрявцев.
   - Что как? -  не поняла вопроса Гольдштейн.
   - Как бегала-то, с Анфисой Резцовой?
   - Да ну вас, товарищ подполковник! Кто Резцова, а кто я?! Еле-еле кандидата в мастера выполнила.
   Подполковник мысленно присвистнул - кандидат в мастера спорта по биатлону...это совсем неплохо, а в их условиях даже замечательно. Он даже сделал паузу, прежде чем снять второй автомат с плеча. Но в результате АКМ все-таки оказался в руках у Холодова, а отряд пополнился еще одним членом - к изумлению Александра   в компанию напросился Виктор Федорович Иванов, тот самый парень с чемоданом. Впрочем удивлялся Кудрявцев недолго. В глазах Виктора, в каждом его движении -резком, нетерпеливым и... предвкушающем -  читалось одно слово: "Мародерка!"
   - Ну-ну, посмотрим, - усмехнулся он, пропуская группу пока вперед и ныряя в чащу последним, одиннадцатым, - нет, двенадцатым, - поправил он себя, ощутив правой рукой шерсть на широком лбу Малыша.
   

 
 

 
   


 
   

 
   















 Глава 5. Оксана Гольдберг. День первый - самый страшный.
   - Свои! - в первый раз за сегодняшний день сердце Оксаны забилось не от отчаянной тоски или смертельного ужаса, а от внезапно нахлынувшей радости, в то время как дыхание ее, напрочь сбитое многокилометровым кроссом, пыталось успокоиться. Тело же , каким-то невозможным образом перенесшее эту невероятную для ее лет дистанцию, пыталось поудобнее устроиться в объятьях советского ( точнее российского - поправила она себя) офицера.
   Впрочем, устроиться она не успела, потому что через мгновенье она была на земле, пристроенная крепкими руками бережно, но быстро; так же быстро офицер метнулся навстречу одному из преследователей Оксаны. Она едва успела прохрипеть вслед ему: "Там еще!" - как русский исчез в чаще. Бандит же, который всю дорогу держался впереди и подгонял ее веселыми гортанными возгласами на арабском языке, которого Оксана практически не знала, лежал жалкой неопасной кучкой у самой кромки леса. Она перевела взгляд на людей, окружавших ее; усаживаясь поудобнее, она только улыбалась им, слушая вопросы на языке, который так и остался для нее родным. Улыбалась до тех пор, пока не вернулся ее спаситель - как иначе можно было назвать человека, привычно несшего на плече два автомата, которыми еще совсем недавно целились ей в спину арабские бандиты.
   Казалось ничто не могло удивить ее сегодня; но когда офицер в наступившей тишине задал свой первый вопрос, Оксана не могла поверить своим  ушам: этот молодой красивый подтянутый парень в камуфляжной форме с погонами подполковника (а как же - вероятного противника надо знать !) назвал ее прелестным созданием! Ее, для которой уже не десять, и даже не двадцать лет такое обращение было сведено к нулю; которой привычным - практически повседневным - стал простенький брючный костюм темно-серого цвета и туфли на низком (очень низком!) каблуке, за которые она так благодарила бога все время, пока продолжался безумный бег по лесной дороге.
   Однако удивляться ей долго не дали. Офицер, назвавшийся подполковником Кудрявцевым Александром Николаевичем, почти сразу объявил освободительный поход на арабских боевиков; кто конкретно был подключен к этой акции, Оксана узнать не успела, потому что ее сразу же увела за собой женщина, точнее молодая девушка, назвавшаяся Зинаидой Егоровой . Зина, как оказалось, заведовала местной столовой - точнее тем, что заменяло русским столовую. На двух трубах какого-то невероятного диаметра были закреплены листы фанеры. Рядом были свалены в кучу какие-то лавки, стулья. Именно свалены, а не выстроены вдоль столов. Она сразу поняла почему: присядь на такую лавку, например она - с ее ростом в метр шестьдесят четыре столешница была бы как раз на уровне подбородка.
   Фанера не была покрыта ничем - зато практически вся она была заставлена тарелками, какими-то пластиковыми блюдцами и просто салфетками, заполненными бутербродами с колбасой, какой-то ветчиной, еще чем-то пахнущим нестерпимо вкусно. В самых глубоких тарелках горкой были навалены соленья - помидоры, огурцы, капуста; банки, в которых эта благодать очевидно хранилась раньше, стояли тут же - у Оксаны тоже не поднялась бы рука вылить рассол. И даже то, что виднелось внутри мутной жидкости - зонтики укропа, какие-то другие листья ( она вдруг вспомнила, как бабушка закатывала точно такие же банки, добавляя по пять листьев смородины, которые торжественно собирала маленькая внучка, длиннющий лист хрена, зубчики чеснока и еще что-то, придававшее бабушкиным помидорам неповторимый вкус).
   - Командир велел первыми кормить ребят ,которые пойдут с ним, - громко объявила Зинаида и сделала паузу, подталкивая к столу Оксану , - и девчат.
   Она скорее всего не сомневалась, что израильтянка в первых рядах помчится спасать соотечественников. В общем-то она была права. Но Гольдберг не только поэтому была готова бежать обратно через мрачный и страшный, как теперь вспоминалось, лес. Почему-то ни лес, ни арабские бандиты где-то там не были теперь страшны - может потому, что группу должен был возглавить подполковник Кудрявцев. Оксана даже призналась себе, что лес и бандиты  кажутся ей куда более безопасными с Кудрявцевым, чем эта мирная поляна без него.
   Она успела откусить кусок от бутерброда и хрустнуть пупырчатым соленым огурцом; рядом вдруг оказался тот самый парень, который успел возмутиться ее (израильтянки) появлением. Однако сказать он ничего не успел - его тут же оттер гораздо более крепким плечом другой парень - светловолосый, улыбчивый, от которого явственно попахивало алкоголем весьма низкого качества. Не сказать, что Оксана так уж разбиралась в этом вопросе, но этот запах - резкий запах сивухи - тоже вдруг всплыл в памяти из далеких детских лет.
 Впрочем, парень оказался вполне приятным в общении; назвался он Толей Никитиным, оказался бывшим трактористом какого-то таежного лесхоза. Почему бывшим? - потому что два дня, как отмечал выход на заслуженный отдых.
   - Отпуск ? - наивно поинтересовалась Оксана.
   - Пенсия ! - горделиво поднял к небу палец Никитин.
   Тут только изумленная израильтянка узнала, что все, или почти все, парни и девчата, окружавшие ее еще сегодня утром были ее сверстниками, то есть родились и выросли  в Союзе, и что она сама "вполне себе ничего девчонка, а что израильтянка - это не страшно, не негра же..." . После таких слов любая женщина, и Гольдберг не исключение, тут же помчалась бы на поиски зеркала.
   Но тут перед накрытыми столами появился Кудрявцев и совсем скоро маленький отряд оказался в лесу, вернее на широкой тропе, по которой Оксана и прибежала меньше получаса назад. За первым же поворотом тропы подполковник остановил отряд; бросив берцы, которые он так и не выпустил из рук, к ногам невысокого тощего паренька, щеголявшего ярко-красными носками, еще совсем недавно новенькими, а теперь изодранными, не подлежащими никакой штопке, он скомандовал:
   - Обувайтесь, товарищ доцент, - взмахом руки остановив зародившееся было возражение парня, продолжил, - Никитин, за мной!
   Отсутствовали они меньше минут пять, за которые доцент, назвавший себя Оксане Романом Игнатовым, успел не только обуться, туго зашнуровав обувку, но и пробежаться несколько раз по периметру небольшой полянки, на которой их и оставил командир. Успели представиться, а вернее познакомиться друг с другом, и остальные участники похода. Как оказалось до сегодняшнего утра лишь двое были знакомы - этот самый Игнатов, действительно оказавшийся доцентом-биологом и Алексей Романов, профессор иностранных языков - так его представил доцент. Профессор держал в руках записную книжку внушительных размеров, скорее ежедневник, в который что-то беспрерывно записывал, ненадолго задумываясь Отвлекся он только, чтобы улыбнуться Оксане при представлении. Доцент, в отличие от него, был вооружен "посерьезнее" - в руках у него был длинный тесак самого зловещего вида. Зловещего потому, что все его лезвие покрывали запекшиеся разводы какой-то темно-бурой жидкости, скорее всего крови. Эти ножом он и махал, указывая на следующего члена отряда:
   - Это Ершов Витя, Виталий Васильевич, наш художник. Успели Оксана м..., - он замялся, не зная отчества израильтянки, если у них (израильтян) вообще есть отчества.
   - Михайловна, - подсказал профессор.
   - Да-да, Михайловна, - поблагодарил кивком Игнатов, - так вот, по возвращении, Оксана Михайловна, рекомендую приобщиться к творчеству Виталия Васильевича. Очень, знаете ли, познавательно.
   - Ага, - громко заржал вынырнувший из-за поворота тропы Никитин, - особенно с буквой "М"...
   - Тише, - тут же одернул его появившийся следом командир.
   Теперь все поняли, куда отлучались эти двое - в руках подполковник держал комплект камуфляжной формы, который он, не мешкая, сунул в руки профессора, наименее приспособленного к многокилометровому переходу. Его пижаму бордового цвета с ярко-малиновыми шелковыми отворотами с полным основанием можно было назвать профессорской, но для прогулки по лесу она никак не годилась. Профессор возражать не стал. Зайдя за спины двух женщин, он стал переодеваться; командир в это время инструктировал свой отряд.
   - Володин, Холодов - авангард; не отрываться, темп ходьбы средний, без остановок; минут через сорок - сорок пять остановка - там как раз полянка интересная будет, прямо перекресток двух дорог...
   - Ага, - вспомнила Оксана, - был такой перекресток. Она вдруг с ужасом подумала, что могла повернуть в другую сторону.
   Однако командир не позволил ни ей, ни кому другому предаваться ненужным мыслям:
   - За ним  на расстоянии шагов пять по трое: Никитин - держишь правый фланг; Малышев - Левый. Игнатов - центр, - Двое парней, вооруженных топорами с красными топорищами синхронно кивнули  и шагнули на фланги; доцент крепче сжал рукоять своего ножа, оставаясь на месте.
    Подполковник продолжил:
   - Следующие: Ершов слева, Иванов справа, Николаева - центр. Дистанция та же.
   Парни, державшие в руках в качестве оружия лопаты с такими же красными черенками, кивнули, расходясь по местам.  А вот Люда Николаева... ( "Медсестра, из онкоцентра - коллега, так сказать" - подумала Гольдберг, встречая взглядом подходившую девушку в белом халате), Николаева подошла к нераспределенной пока группе и достала из большой сумки, висевшей на боку, сверток и литровую бутылку минеральной воды.
   - Возьмите, Александр Николаевич, - протянула она сверток командиру, - вы ведь поесть не успели.
   Бутылку она сунула в руки Оксане и та благодарно улыбнулась - вроде бы как Николаева передала ей шефство над Кудрявцевым. Походный строй задержался меньше чем на полминуты - ровно на столько, чтобы подполковник успел сполоснуть ладони под тоненькой струйкой воды из бутылки, которую экономно вылила ему в горсть Гольдберг. Бутерброды, которые оказались в свертке, сооруженном из нескольких слоев бумажного полотенца, он жевал уже на ходу; к бутылке приложился, только проглотив последний кусок - предложив сначала ее Оксане, а потом профессору. Оба отказались - успели напиться в лагере. Четвертым в их последнем ряду был огромный пес светло-рыжей масти, который не отходил дальше чем на шаг от правого бедра командира и откликался на совсем не подходившую ему кличку "Малыш". Впрочем, Оксане он совсем не мешал, потому что шла она с левой стороны от Кудрявцева. С другой стороны от леса ее прикрывал профессор.
   - А что все молчим, - спросил командир, закончив с обедом. Последние два бутерброда исчезли в широкой пасти Малыша, поэтому пауза оказалась не очень продолжительной.
   - А что, можно? - явно обрадовался Никитин.
   - Можно, даже нужно, - ответил подполковник, - враг далеко, услышать пока никак не должен. Главная опасность сейчас - дикие звери; их тут хватает...
   - Где? - заозирался доцент.
   - Хватает - хватает, - успокоил его Кудрявцев, - еще наглядишься. Мы сейчас для них тоже звери. Противники. Нас много, мы шумим, значит никого не боимся. Так что можно беседовать. Внимания не теряем, держим свои фланги. Тебе, Никитин, дополнительно персональное задание - смотришь тропу.
   - На предмет чего, товарищ полковник?
   - Молодец! - похвалил командир, - правильно ставишь вопрос. Отвечаю - на предмет прохождения по этой тропе трактора МТЗ - 82. Знаешь такой?
   - Обижаете товарищ подполковник! Это же мой трактор!
   - Не мой, а наш, Никитин. Правильно расставляй акценты.
   - Так точно, товарищ подполковник, наш.
   - Так вот, если здесь пройдет трактор - это одно.
   - А если не пройдет?
   - Если не пройдет, - усмехнулся Кудрявцев, - ящики с боеприпасами будем на себе тащить. У тебя, Никитин, спина широкая - два ящика поместится. Знаешь сколько весит ящик с двумя цинками патронов?
   - Знаю, потаскал, - больше двадцати  кило потянет.
   - Двадцать пять, - уточнил подполковник, - двадцать килограммов весит ящик с гранатами Ф-1. А крупнокалиберный пулемет вообще только вдвоем утащить можно.
   - Так там и пулеметы есть? - поразился первым профессор.
   - Там много чего есть, Алексей Александрович.
   - Так чего же мы не спешим, Александр Николаевич?.. и потом.., - профессор украдкой покосился на Оксану, - там же девушки.
   - "Поспешай медленно" - не помнишь кто это сказал, Алексей Александрович? - дождавшись отрицающего жеста профессора, он продолжил, - девушкам сейчас ничего не грозит. Там вся поляна в трупах - сначала арабы друг друга покрошили, так что их не больше десятка в живых осталось, потом... Потом наши израильские собратья по несчастью в недобрый час из лесу вышли. Так чем сейчас там народ занимается?
   Первым ответил Никитин:
   - Я бы на их месте сначала прибрался бы; хоть бы в сторону трупы оттащил.
   - Нет, - отрезал Кудрявцев, - оттащить - не прокатит. Зверье набежит, даже пообедать спокойно не даст. А после зверей останки хоронить - не дай бог кому увидеть такое. Командир там не дурак. Кстати, тоже Афган прошел, только с другой стороны прицела резвился. Ну ничего - это ему тоже припомним. Так что время есть. Я ведь еще тот эгоист, привык на все готовенькое. Тут еще плов подоспеет..
   - Плов! - мечтательно воскликнул Холодов, - дайте мне настоящий рис, лук сладкий, морковки посочней и полбарана -обязательно с курдюком, я вам такой плов забацаю...
   - Шеф-повар, что ли? - это опять был Никитин.
   - Нет, - почему-то стеснительным тоном ответил сержант Холодов, - я ведь в Узбекистане родился, в Ферганской долине. Там вырос, оттуда в армию уходил... Туда же и вернулся - без ноги.
   - Как без ноги? - поразился опять первым Никитин.
   - Вот так, - отвечал совершенно будничным тоном сержант, - я ведь совсем немного до дембеля не дотянул. Водилой был - конвои водили по горным перевалам. Ну и нарвались на засаду. Не, - отбились. Только ногу оставил. Не там конечно, в госпитале.
    Получил вместо ноги звездочку на грудь - и вперед, на гражданку...
   - Орден Красной звезды, - негромко пояснил Кудрявцев.
   А Володин продолжил:
   - Сначала ходил, хромал... как по башке стукнутый. Потом ничего, притерпелся. Опять же почет, уважение. На работу взяли - в горком комсомола. На пионерские собрания приглашали. На тои - праздники узбекские так называются. Там плов и научился готовить. Даже жениться хотел. Я хотел. А девчонки не хотели.
   Потом все кончилось. Союз кончился;  жизнь моя - военного пенсионера - кончилась; вообще Холодов Юрий Михайлович кончился. Запил по черному. Не помню даже, как в Красноярске оказался...
   Оксана дернулась было - земляк все-таки, но остановила себя  - Красноярск бомжа Холодова и Красноярск школьницы Оксаны Гольдберг были совершенно разными городами; они были разными планетами, или даже вселенными.
   Закончил Холодов свой рассказ так же буднично, без надрыва:
   - Последнее, что помню - иду вечером через пустырь. Все ископано, трубы какие-то валяются. Стройка, наверное. И пацаны  собак выгуливают. Кто-то видать своего зверя и спустил. Свистят, хохочут. А на меня целая свора. Куда я от них на одной ноге. Вот я в трубу и сиганул. А этот зверь за мной. И те две следом. Ну а уж из трубы я на двух ногах вылез.
   - Так это же тебе повезло, земеля, - уже совсем весело порадовался за сержанта Никитин, - теперь точно все девки твои! Хочешь - русскую, хочешь - еврейскую. Щас освободим девчат - выбирай самую красивую. А там еще и арабки наверное есть, а, командир?
  - Есть-есть, - кивнул подполковник, прислушиваясь к чему-то, - тихо! Всем стоять!
   Он скользнул бесшумно вперед; следом, опоздав на мгновенье,  ринулся алабай.
   Холодов сделал по инерции шаг вперед, поднимая рукой автомат. Однако он даже не успел прицелиться в зверя, внезапно выпрыгнувшего на середину тропы метрах в десяти от первой шеренги. Жесткая ладонь командира остановила порыв сержанта.
   - Не стрелять, - прошипел ему в ухо подполковник, и шагнул вперед, вместе с Малышом, останавливаясь перед зверем так, что Оксане было прекрасно видно, как он направил вперед руки - правую, в котором был зажат пистолет и левую, вооруженную ножом с большим темным лезвием. Оба - человек и собака- были грозными бойцами, но зверь перед ними был неизмеримо сильнее. Напоминавший формой туловища и грацией какую-то дикую кошку ( леопарда, ягуара?) он медленно, с явным наслаждением зевнул, показав всем огромную пасть, полную белоснежных зубов длиной с палец.
   До сего момента Малыш казался ей громадиной. Рядом с дикой кошкой он совсем потерялся. Вместе подполковник с псом весили, быть может, больше зверя, но это были совсем несопоставимые килограммы. Пусть тренированные, взлелеянные бесконечными спаррингами и боями мышцы и жилы - что они могли противопоставить дикой мощи этой кошки? И пистолет в руке Кудрявцева казался таким маленьким. Оксане хотелось бы стоять сейчас рядом с подполковником, но...
   Зверь еще раз зевнул и Кудрявцев сделал шаг вперед. Словно приклеенный рядом двинулся Малыш. В груди дикой кошки что-то заклокотало, будто там пробуждался вулкан. Пес тоже зарычал - не так громко, но не менее решительно. Оксане вдруг показалось, что подполковник тоже набрал в грудь воздух, чтобы выпустить его грозным рыком, но тот сделал еще шаг вперед... и этого хватило. Кошка так же бесшумно и стремительно исчезла, мелькнув в чаще своим пятнистым боком.
   Минуты две подполковник стоял недвижимо, вслушиваясь в непонятный для израильтянки шум леса. Появление и стремительное исчезновение кошки, казалось, не нарушили покоя окрестностей - все так же где-то недалеко в кронах огромных деревьев стрекотала какая-то птица, а может другое неведомое животное; чуть слышно шелестела хвоя и поскрипывали сучья древесных гигантов. Здесь , внизу, на тропе было безветренно; наверху же - там, где толстые, в два и больше обхватов стволы заканчивались хвойными лапами, ветер наверное не стихал никогда.
   Профессор проследил взгляд Оксаны, что-то хотел сказать, но не посмел - до тех пор, пока командир опять не оказался рядом. Отряд продолжил путь - теперь нервно рыская взглядами по сторонам. Только минут через пять, когда Кудрявцев, расслабленно выдохнув воздух, сказал: "Все, отстала!", напряжение как-то сразу отпустило.
   - Роман Петрович считает, что это секвойя , - сообщил Романов, тыча пальцем в толстый ствол, мимо которого он проходил.
   - Точно, - подтвердил доцент,- для широты Санкт-Петербурга несколько миллионов лет назад совсем неудивительно. Как и та кошка, - он махнул рукой направо по ходу движения, где совсем недавно исчез хищник, - это же предок нашего леопарда...
   - Впечатляющий предок, -кивнул каким-то своим мыслям профессор, но причем тут широта нашего любимого города?
   - Ну как же, - горячо воскликнул Игнатов; этот маленький доцент вообще был очень импульсивным человеком, - мы ведь с вами, Алексей Александрович...
   - Вот именно, что мы с вами, - прервал его профессор, - а вот товарищ подполковник сюда прямо из славного города Саратова попал, а Оксана Михайловна - вообще из самого Тель-Авива.
    - Из Тель-Авива, - почти шепотом повторила Гольдберг и содрогнулась, вспомнив первые мгновенья своего появления в этом непонятном мире, - там тоже были звери, много зверей...
   - Рассказывай, - мягко скомандовал подполковник.
   - О чем?
   - Обо всем - с самого начала.
   С самого начала? Оксана задумалась А что было в начале? Школьные годы, когда она впервые поняла, точнее почувствовала, что она не такая как все. Что ее одноклассниц мальчишки с удовольствием дергают за косички с бантами, а ее густые черные волосы, которые никак не хотели сплетаться в косы, почему-то никого не интересуют. Или что ее никак не хотели брать в секцию биатлона, пока какой-то толстый  дядька с грустными глазами ( как оказалось - директор спортшколы, очень вовремя зашедший в спортзал) не хмыкнул и не сказал, став ненадолго очень веселым и озорным: "А что! Очень неплохо может получиться - чемпионка мира по биатлону Гольдберг, Советский Союз". Тут и тренер, и все стоящие рядом совсем необидно засмеялась и Оксана на несколько лет попала в мир, где все зависела только от нее. И она старалась - видит бог, как она старалась. До того самого момента, когда она действительно оказалась на одной лыжне с Анфисой Резцовой и другими великими. Это было просто невероятно - заявленная на домашний этап Кубка мира в Хантах самой последней запасной, Оксана вдруг попала на индивидуальную гонку.
   Этап вообще был кошмарным для наших. Гонщицы болели, травмировались, падали на ровной лыжне и мазали по мишеням как никогда. Это был шанс для Гольдберг и для ее тренера. Оксана не скользила по лыжне - она летела, обгоняя по разбитому снегу соперниц. На стрельбище была собранной, точной как никто. Назревала сенсация - к четвертой, последней стрельбе она обыгрывала ближайшую соперницу на три с половиной минуты. Гольдберг также четко и точно отработала мишени, привычно закинула винтовку за спину и умчалась на последний круг, мимоходом отметив ошарашенное лицо тренера.
   Несколько минут она была чемпионкой, представляя себе, как удивится директор спортшколы, предсказавший такую шутку. Ей что-то кричали, свистели зрители, она с трудом улыбалась им застывшими на холодном ветру губами - до тех пор, пока не пересекла финишную черту. Там уже, упавшей от усталости кто-то так и оставшийся неизвестным сообщил ей, что последнюю стрельбу она отработала по чужой мишени.
   В секцию она больше не пришла. А через месяц вместе с мамой уехала в Израиль.
   Ради мамы, безумно счастливой возвращением в Землю обетованную, она улыбалась, изображала деловую, довольную жизнью женщину. Она даже вышла замуж, познакомившись с будущим мужем во время службы в израильской армии. Там, кстати ее активно пытались вернуть на лыжню (в Израиле!); затем, впечатленное результатами стрельбы и спортивной подготовки командование предлагало остаться на службе. Оксану это не интересовало.
   Три курса медицинского института хватило, чтобы устроиться на работу медицинской сестрой. Брак распался сам собой, как только мамы не стало. Оксану медленно несло по жизни. Войны одна за другой, теракты, выборы в кнессет, смена премьеров - ничто ее не интересовало. Немного встряхнула ее новая работа. Знающую русский язык и русских людей, ее пригласили в бюро медицинского туризма при центральном госпитале Тель-Авива имени Сураски. Сопровождая русских, украинцев, казахов по длинным коридорам клиники, она словно возвращалась домой, в Красноярск. Дольше других она задерживалась на работе, когда клиенты ждали занятых постоянно профессоров; однокомнатная квартира в Бат-Яме, пригороде Тель-Авива, служила только для ночлега.
   Вот и в этот день, несмотря на субботу, она была в клинике. Для болезней нет шабата, и Гольдберг, в который уже раз отработавшая смену в почти пустом больничном комплексе, спускалась с девятнадцатого этажа на скоростном лифте. За спиной что-то бормотал под нос дежурный врач - смешной длинноносый старичок типичной еврейской наружности - такой, какой она представляется в анекдотах.
   Лифт остановился - совсем без обычного от резкого спуска  чувства невесомости и комка в горле. Оксана подумала было, что он даже не начал опускаться. Но нет - за дверью, никак не желавшей открываться, послышались чьи-то недоуменные испуганные голоса, потом какая-то женщина завизжала высоким голосом; к ней присоединились другие крики - и мужские, и женские, и чьи-то совсем непонятные. Последние были даже не криками, а рычаньем - страшным, предвкушающим.
   Кто-то отодвинул Оксану, стоящую перед дверьми, в сторону, Этот кто-то - молодой парень, которого никак не могло быть в лифте, попытался раздвинуть двери и те неожиданно легко раздались в обе стороны. Лифт заполнили нестерпимо яркие снопы солнечных лучей. Прикрывая рукой глаза, явно не видящий ничего парень шагнул вперед и его тут же смела в сторону какая-то огромная тень.
   На Гольдберг солнечные лучи почти не падали и она с ужасом уставилась на зверя, повернувшего к ней огромную волчью морду; она даже не могла зажмурить глаза, чтобы не видеть, как чудовище прыгнет, рухнет на нее, ломая и вдавливая женское тело в линолеум лифтовой кабины. Зверь даже наметил бросок в ее сторону, но тут под ее лапой зашевелился, застонал тот самый паренек, и чудовищная морда отвернулась. Послышался безумный хруст и хрипенье; какие-то лакающие звуки она услышала уже за спиной. Никакие звери не могли заставить ее оставаться на месте. Может, они быстрые и стремительные, недостижимые в прыжках и неутомимые в беге... - но кандидат в мастера спорта по биатлону тоже чего-то стоит! Пусть этот разряд и был присвоен ей больше тридцати лет назад, сейчас Оксана наверное легко могла перевыполнить его.
   В лес она ворвалась одновременно с небольшой стайкой перепуганных соотечественников; казалось , этим парням и девушкам надо было молчать, не показывать жутким тварям маршрута своего бегства, но нет - светлый, состоящий из удивительно толстых и высоких деревьев лес заполнили беспорядочные крики на иврите. Все явно пытались найти в окружающем что-то близкое, знакомое - и не находили. Дольше всех надрывалась, пытаясь докричаться до внука - Михаэля - рослая светловолосая девушка. Она не походила на еврейку, но ее иврит был безупречен. Чего нельзя было сказать о рассудке. Какой внук в двадцать лет? - больше этой красавице никто бы не дал. Она рвалась назад - туда где жуткие твари с волчьими мордами и огромными медвежьими телами рвали на части не успевших убежать людей. Туда, где прямо напротив больничного лифта какой-то безумный остряк забросил прилавок с центрального тель-авивского рынка. Оксана эту угловую лавку прекрасно знала - покупала не раз и фрукты и овощи; пусть самые дорогие на рынке, зато самые свежие и сочные. Теперь фруктово-овощной развал не был аккуратным и красивым - кто-то явно по нему уже попрыгал, так что Гольдберг едва не упала, наступив на бегу на большую картофелину. Еще были какие-то развалины, машины, а посреди всего возвышалась монументом то ли стена, то ли скала. Словно гигантский братский памятник тем, кто погибал сейчас под клыками и когтями гигантских медведесобак.
   Светловолосую девушку - Дину Рубинчик - тем временем успокоили. Черноволосый кудрявый парень, назвавшийся Соломоном, сказал что видел какого-то мальчишку бегущим впереди и теперь "бабушка" рвалась следом, увлекая всех за собой. Оксана, как наверное и многие другие, подозревала что парень нагло врет, тем более, что он представился профессором психологии (в двадцать-то лет!), однако благоразумно промолчала.
   Соломон быстро взял бразды командования в свои руки. Никто из спасшихся, а их вместе с Оксаной набралось девять человек ( не считая гипотетического мальчика впереди), не возразил, когда парень решительно махнул в сторону противоположную восходу солнца: "Туда!"
   Как оказалось, именно в этом направлении совсем недавно - сразу после случившегося апокалипсиса - он слышал какой-то взрыв, и сразу после него россыпь выстрелов, скорее всего автоматных - так густо они звучали.
    - Впрочем, - он остановился и поднял правую руку кверху, призывая всех к молчанию,- слушайте сами.
   И действительно - в наступившей тишине где-то далеко, почти в том направлении, куда указывал Соломон, кто-то словно ломал сухую ветку. Опыт - и биатлонный, и военный - подсказывали Оксане: это действительно выстрелы, теперь одиночные. Все как-то удивительно дружно пришли к выводу, что какие-то военные ( не исключено, что израильской армии) успешно отбились от такой же стаи монстров и сейчас добивают  подранков. Ноги сами собой зашагали быстрее. Оксана удивлялась себе - по ощущениям ( по тем еще, спортивным) прошагала километров пять, но почти не запыхалась, в отличие от всех остальных, даже парней.
   Многие явно шли из последних сил; все чаще то один, то другая ненадолго исчезали. Наконец и Гольдберг поняла - ей тоже нужно  приотстать. Конечно, лес при всем своем почти храмовом величии не мог предоставить никаких удобств, однако разве Оксана не была когда-то обычной (почти обычной) сибирской девчонкой. Да и приспичило как-то сразу и вдруг.
    Так что на широкую тропу она выскочила в одиночестве, когда уже прогремела длинная автоматная очередь и впереди - метрах в двадцати, не больше - начали падать ее новые знакомые. И первым среди всех - Соломон. Она не видела, остался ли кто-то из израильтян жив. Даже для нее, далекой от особенностей израильской почти фронтовой жизни, было ясно - в руки людей с автоматами попадать было нельзя!
   Потому что это были извечные враги - арабы. Не просто арабы - арабские боевики. И пусть арабского языка она почти не знала, смысл гортанных выкриков, которыми ее подгоняли преследователи подсказывал ей одно - пусть лучше в лапы страшному зверю, чем к этим...
   - Ну а дальше вы все знаете, - закончила она уже на том самом перекрестке, о котором всех предупредил Кудрявцев.
   - Дела..., - протянул профессор, отрываясь от ежедневника, в который начал что-то строчить, как только устроился на толстом стволе упавшего дерева. Оно лежало, почти перегородив тропу, но на вопрос командира Никитин успокаивающе ответил:
   - Без проблем - задом подъеду и сдвину навеской.
   Подполковник, усаживаясь рядом с Оксаной, протянул ей бутылку с остатками воды и спросил уже вслух, опять обращаясь к трактористу:
   - А скажи-ка, дорогой товарищ, с какой радости ты в чужой сарай заехал? И не было ли в этом сарайчике у бабы Оли погребка - с картошечкой там, морковкой да лучком?
   - Был, как не быть! Насчет картошки не скажу, а самогон точно был, самый лучший на деревне. Только бабка Оля его не продавала, - Анатолий горестно покачал головой,- только для своих, да на праздник угостить могла.
   - А вот объясни, друг профессор, отчего меня похмелиться не тянет ? Я ведь третий день не пересыхая... Как только шестьдесят стукнуло, так директор  велел  ключи и документы на трактор на стол положить. А вот шиш ему! Я свою "Беларусь" до винтика разобрал и снова собрал. У меня кроме нее никого больше и не было. Отобрали бы - кому я нужен был? Так меня это задело, что сел пьяным за руль и гонял по деревне. Орал что-то -сам не помню. И как в сарай заехал не помню. Очнулся когда девка та расфуфыренная..., ну, покойная, заорала. Трезвым очнулся и до сих пор не тянет. Непонятно.
   - Ну это-то как раз понятно, - пробормотал Романов, все так же строча авторучкой по листу, - он повернулся к подполковнику и добавил уже погромче, - а насчет картошечки с морковкой, да и самогончика тоже - вряд ли что найдется. Слишком высоко сидел наш гонщик. От всего погреба если только потолок захватил. А вообще очень замечательная конструкция у этого трактора, не находите, Александр Николаевич? Попал к нам целехоньким, даже железная штуковина сзади болтается...
   - Не штуковина, а шелобешка, - обиделся за свой агрегат Никитин, - лесной культиватор КЛБ. Для ухода за посадками. Да им и в поле можно; если где стерню разбить -  милое дело. За день на ящик беленькой можно накалымить.
   - Вот я и говорю, замечательный агрегат, - продолжил профессор, - стерню разобьем, картошечку израильскую посадим; а там еще, наверное что-то было ?
   Он повернулся к израильтянке и та кивнула - было, и очень много, если только звери не пожрала да потоптали.
   - А мясо само прибежит! - Холодов, единственный не присевший на ствол, показал рукой в сторону лесной тропы, которая пересекала их дорогу под острым углом. Эта тропа была поуже, метра четыре в ширину, поэтому непонятно было, как по ней мог перемещаться так быстро олень, выскочивший на перекресток и замерший шагах в двадцати от группы людей. Человеческих шагах; у самого зверя шаг был много длиннее. Был олень крупным, крупнее российского лося; но самыми замечательными в нем были рога - ветвистые, с лохмотьями не слетевшей кожицы на нижних отростках, они должны были задевать деревья по обе стороны четырехметровой тропы. Такой красавец был создан для стремительного бега по чистым равнинам; в лесную чащу он мог попасть или по нелепой ошибке, или подгоняемый чужой злой волей.
   И точно! Следом вдруг выскочили и столпились на опушке сразу несколько хищников - не таких грациозных, как леопард, но не менее крупных и опасных.
   - Они, - вдруг охнула, побледнев, Оксана. Она попыталась вцепиться руками в сидящего рядом Кудрявцева, но того уже не было на месте.
   Подполковник стоял рядом с Холодовым; в руках у него был АКМ, готовый к бою и нервная дрожь как-то сразу отпустила девушку. Она знала каким страшным оружием был в опытных руках самый надежный в мире автомат.
   Звери видимо тоже что-то почувствовали, или оленье мясо показалось им аппетитнее непонятных существ с резкими незнакомыми запахами; во всяком случае когда олень помчался гигантскими скачками туда, откуда только недавно появился отряд людей, хищники ринулись за ним. Их было шесть, действительно похожих и на медведя, и на волка одновременно - на вид неуклюжих, но исчезнувших так же стремительно, как и рогатый травоядный.
   - Действительно медведесобаки! - первым нарушил молчание доцент, - настоящие медведесобаки! Подходящая пара махайроду. Тут его небольшое лицо скривилось в гримасе. Казалось он сейчас заплачет, - Но гигантский олень! Этого не может быть! Этого не может быть никогда!
   - Чего не может быть, Роман Петрович? - профессор наконец отвел взгляд от тропы, где исчезли звери.
   - Я конечно не специалист по вымершим животным...
   - А в чем вы специалист, позвольте полюбопытствовать, - перебила его Николаева.
   Романов замялся.
   - По кольчатым червям, - нехотя выдавил он.
   - Это по глистам что ли? - заржал Никитин. В окружавшей их лесной тиши смех был неестественным и раздражающим, сразу несколько человек поморщились и Анатолий замолчал.
   - Я конечно не профильный специалист, но кое-что из курса палеозоологии помню. Ну никак не мог большерогий олень жить в одно время с махайродом. Полтора миллиона лет как минимум - вот что их разделяет.
   Последние слова доцент почти выкрикнул.
   - Успокойся, Роман Петрович, - широкая ладонь командира легла ученому на плечо, - подумайте сами: если мы как-то попали  в этот  миоцен, почему бы сюда не перенестись и оленю твоему большерогому?
   - А ведь верно! - хлопнул себя по лбу Игнатов, - это что же получается?.. Так ведь и до динозавров дело дойдет?..
   - А что, товарищ подполковник? - влез тут же в разговор Никитин, - тираннозавра калаш с одного выстрела возьмет ?
   - Возьмет, возьмет, - в шутку или всерьез успокоил его командир, а доцент   забормотал что-то негромко и возмущенно - до тех пор пока Кудрявцев не скомандовал:
   - Подъем!
   Впрочем все у же и так стояли и командир продолжил:
   - Продолжаем движение в режиме абсолютного молчания... Тебе понятно, Никитин?
   - А че чуть что сразу косой? - обиженно откликнулся тот.
   - Понятно, Никитин?!
   - Так точно!
   - Авангард теперь - я, Романов, Гольдберг... (Про Малыша подполковник не упомянул, но все и так поняли, где будет идти пес). Тыл держат Володин и Холодов. Сержант, не дергай так стволом на каждый чих. Поспокойнее Юра. Поспокойнее и повнимательней. Как в Афгане.
   Парень с автоматом весь подобрался и кивнул.
   - Остальные идут по своим местам. Показываю команды: первая,- Кудрявцев поднял вверх левую руку с открытой ладонью. - всем стоять! Вторая (теперь та же рука описала окружность над головой) - занять круговую оборону. Третья...
   Подполковник повернулся к Оксане и ткнул ей легонько пальцем в грудь; точнее хотел ткнуть туда, но в результате палец по сложной траектории уперся ей куда-то в горло, и Кудрявцев чуть смущенным  (как показалось израильтянке) голосом повторил:
   - Третья - следуешь за мной, - четвертая, - он повернулся теперь к профессору и хлопнул его по плечу, - на время моего отсутствия - старший.
  Пожалуй, пока хватит.  Всем понятно? Повторить?
   - Понятно, - ответил за всех профессор и отряд отправился по тропе, с каждым шагом удаляясь от перекрестка и приближаясь к цели.
   Теперь неумолкаемый шум леса едва нарушал треск сухих веток под ногами. На каждый такой звук командир чуть заметно морщился, но видно это было только Оксане и Романову. Так - "в режиме абсолютного молчания" - они прошли минут двадцать, когда Оксана, а за ней наверное и все остальные поняли - уже совсем близко. Причем она не смогла бы наверняка сказать, что первым привлекло ее внимание - чуть слышные голоса впереди или перебивший вдруг запахи окружавшего их хвойного леса аромат - настолько знакомый, что она едва не закашляла, пытаясь поглубже вдохнуть воздух. Он (аромат) был с каждым шагом все гуще и теперь Гольдберг, закрыв глаза, могла представить, что проходит мимо арабской забегаловки в Бат-Яме, как делала это почти каждый вечер. Тысячи раз за три десятка лет, и запах этот никогда не менялся.
   Естественно глаза она закрывать не стала, поэтому прекрасно видела, как командир рядом посредством ладони скомандовал: "Всем стоять! Занять круговую оборону! Старший!" Последнее относилось к профессору, на чье плечо опять опустилась ладонь подполковника.
   Строй распался; снова собрался - теперь уже ощетинившийся лопатами, топорами, огромным тесаком в руках доцента и автоматом у Холодова, занявшего место подполковника. Сама Оксана тоже была вооружена - живым агрессивны оружием, Малышом, который теперь прижимался лохматой шеей к ее боку. Ладошка израильтянки опустилась на широченный лоб, как это часто делал командир, и пес даже не шелохнулся - такой же напряженный, как она, готовый к бою.
   Оксана казалось не дышала; все внимание она устремила туда, где в лесу бесшумно растворился Кудрявцев. Минуты - первая, вторая, третья,.. - текли нестерпимо медленно. Эти пять минут были наверное самыми длинными в ее жизни. Но вот подполковник так же бесшумно вынырнул из чащи - совсем не там, где его ждали, Вынырнул из-за ствола дерева-великана по другую сторону тропы. Дерево это стояло отдельно от других; как мог подобраться к нему незамеченным командир? Этот вопрос озадачил девушку на пару секунд, не больше - ровно до того момента, как палец подполковника, опять уперся ей в горло; мгновеньем позже этот же палец указал на Холодова.  Круг остающихся сплотился теснее, а тройка разведчиков во главе с командиром, сопровождаемая теперь Малышом, шагнула в лес.
    Метров через двести крадущиеся как заправские диверсанты (со стороны это наверное выглядело смешно) оказались за раскидистым кустом. По жесту Кудрявцева - вполне понятному без объяснений - все четверо (пес исполнил безмолвную команду первым) скоро лежали на траве, не жалея ни камуфляжа, ни женского брючного костюма. Картина , открывшаяся им  невдалеке никого не удивила. Бородатый молодой араб, вооруженный автоматом и пистолетом в длинной кобуре, которую он угнездил на своих коленях, сидел, привалившись спиной к дереву. Четверо израильтянок (только четверо! - вздохнула Оксана) ковырялись в земле лопатами; было видно даже отсюда, метров с пятидесяти, что сил у них совсем не осталось. Движения их были медленными и вряд ли эффективными, но боевик их не подгонял. Казалось его ничего не интересовало - ни пленницы, ни лес вокруг, полный опасностей, ни веселые возгласы там, откуда  несло запахами сильнее всего.
   Поэтому наверное командир решился нарушить режим молчания:
   - Постараюсь все сам. Но этот гад матерый. Не смотрите, что спит на ходу... Сидя, - поправился он, - боюсь, успеет положить девчат... Страховка нужна. Юра, сможешь достать  одной очередью ?
   - Не знаю,- неуверенно прошептал так же тихо Холодов, - я же, товарищ полковник, водила, а не стрелок.
   - Тогда ты, Оксана. Сможешь?
   - Смогу, - девушка понадеялась, что ее шепот прозвучал достаточно уверенно, и автомат тут же сменил своего хозяина.
   - Только в самом крайнем случае, - Кудрявцев зачем-то погладил ее по темным кудрям, осадил легким тычком ринувшегося было за ним пса и опять исчез.
   Ждать теперь пришлось совсем недолго. Оксана уже приладившая оружие поудобнее ( положение лежа и принимать не пришлось!), не отрывала взгляда от бородача; окружающую обстановку контролировал Холодов. Поэтому когда он чуть дернулся телом, девушка краем глаза отметила шевеление в арабских развалинах. Это был подполковник, легко и непринужденно спрыгнувший с двухметровой стены, словно с обычной ступени.
   Бородатый бандит, к которому как раз подошел другой, вооруженный шумовкой, отреагировал мгновенно. Вот он сидел у дерева, а вот - между ним и Кудрявцевым был живой щит из четырех женских тел. Командир шагнул вправо; шажок бандита, стоявшего ближе к пленницам, был короче - таким, что положение "живого щита" не поменялось. Тогда Кудрявцев покачал головой и показал стволом пистолета  на  ноги бородачу, а может на землю перед его ногами, куда, очевидно, предлагал бросить оружие. Бандит явно понял противника; он тоже покачал головой и повел дуло автомата вверх  на жертвы, застывшие с лопатами в руках.
 И Оксана поняла - сейчас только она может спасти всех - и соотечественниц, и командира, который не ляжет - бросится закрывать беззащитных женщин своим телом.
   - Раз-два, -  прошептали ее губы как учили на НВП и три злые пули улетели в бандитов. Расстояние до них было самым биатлонным - метров пятьдесят - и девушка не промахнулась. Бандит с шумовкой упал сразу; бородач дернулся, но автомат не отпустил, даже попытался поднять его снова.
   - Раз-два, - палец еще раз нажал на курок и Оксана четко, как в бинокль, увидела как на груди бандита в трех местах рвануло камуфляж. Эти три удара, слившиеся в один, толкнули его назад, но бородач еще раз попытался рвануться вперед - навстречу медленно огибающим куст Оксане и Малышу. Этот рывок был последним; он  повалился лицом вперед и замер.
   А рядом с девушкой вдруг оказался командир, заслонив ее от поля боя. Он прижал ее к себе, неловко ткнулся губами ей в висок и прошептал: "Умничка моя!"
   Это длилось мгновенье - Кудрявцев опять исчез в лесу, отправившись очевидно за отрядом, а Оксана зашагала вперед, к девушкам, все так же сжимая в руках автомат, с мечтательной улыбкой на губах.
   
   
























Глава 6. Подполковник Кудрявцев. День первый - продолжение.
   - Принимай аппарат, механик, - подполковник хлопнул по бронированному боку могучей машины, - БРДМ - 3, бронированная разведывательно-десантная машина; наша, российская. Осилишь?
   - Какой агрегат? - удивленно протянул Холодов, осторожно обходя пирамиду из шести АК-74 и разгрузок к ним, заляпанных кроваво-красными пятнами. Часть снаряжения была пробита пулями так, что сквозь отверстия были видны металлические рожки черного цвета. Он заглянул в кормовую часть боевой машины, представляющую собой идеально ровный срез, проходящий по всей броне по оси третьей пары колес, - здесь же движка нет. Совсем нет!
   - Зато вооружение на месте, - полковника казалось совсем не смущало отсутствие силовой установки БРДМ, - автоматическая пушка и пулемет ПКТ, с полным боекомплектом! Знаете что такое для нас триста снарядов калибра тридцать миллиметров и две тысячи патронов семь-шестьдесят две?!
   Окружившие его товарищи молчали, так же как молчали освобожденные израильтянки, примкнувших к толпе русских. Лишь одна из них сидела, подпирая спиной стену, с которой совсем недавно спрыгнул командир. Рядом со светловолосой девушкой валялся труп боевика с неестественно согнутой набок шеей, автомат Калашникова, накинутый на его шею, уставился стволом в небо. Девушка, чьи ноги в грязных носках с практически стертыми пятками едва не упирались в голову мертвого бандита,  соседа не замечала. Она сидела с закрытыми глазами, из которых медленно стекали по испачканным щекам слезы.
   Кудрявцев, успевший уже нырнуть глубь боевой машины и убедиться, что за исключением двигательной установки она полностью готова к бою, сам ответил на вопрос:
   - Это значит, что на расстоянии полутора-двух километров ни одна тварь нам не страшна. А движок? Ну что движок? Обычный камазовский двигатель - да у нас самих есть такой! И водитель в придачу. Да такой водитель, что он голыми руками из двух половинок конфетку сляпает, - он засмеялся, хлопая ладонью по плечу недоверчиво качавшего головой сержанта, и вдруг замолчал, наткнувшись взглядом на светловолосую израильтянку.
   Через пару мгновений он уже присел перед ней и легким касанием пальца стер слезы со щек девушки. Она открыла глаза; полные губы чуть слышно прошептали несколько слов, из которых подполковник разобрал только имя - Соломон.
   - Что это она? - спросил командир у остановившейся за его спиной Оксаны.
   -" Соломон никого не видел", - перевела на русский Гольдберг, - внук у нее был, Михаэль. Потерялся в первую минуту. А парень, Соломон, - девушка махнула рукой в сторону братской могилы, - сказал, что видел мальчика в лесу. Вот она и бежала впереди всех. И на тропу первой выскочила. Как только в нее пули не попали! Говорит, что жалеет - лучше бы она тоже умерла.
   - Ты подожди реветь-то, - рядом с командиром на корточки присел Никитин, - ты же мальчонку больше не видела? Может он где спрятался, или на дерево залез? Мальчишки - они шустрые, сам таким был...
   Оксана скороговоркой переводила слова тракториста, а может добавляла что-то от себя, потому что на каждое слово Анатолия у нее получалось не меньше трех. А светловолосой девушке, успевшей, как оказалось, обзавестись внуком десяти лет, наверное нужно было дать хоть тень надежды. Она затараторила еще быстрее Гольдберг и вскочила на ноги; вцепившись в руки Кудрявцева, она практически подняла его на ноги - такая исступленная сила переполнила ее.
   Отцепив руку от камуфляжа подполковника, израильтянка замахала ладонью куда-то в сторону тропы, откуда совсем недавно появился отряд. Слезы снова брызнули из ее глаз, а голос по-прежнему был заполнен болью и страданием. Оксана продолжала машинально переводить:
   - Так надо быстрее бежать туда, назад . Только куда? В этом дремучем лесу Михаэля мы будем искать сто лет. Может быть вы, - она опять схватилась за рукав командира, - сможете найти. Вы ведь русские?! Вы русские?!! - повторила она с надеждой, оглядываясь на Гольдберг.
   Та кивнула головой, и светловолоска облегченно выдохнула:
   - Вы ведь там, у себя в Сибири все тропки знаете, вы найдете моего Михаэля.
   Подполковник энергично закивал головой, понимая, что девушку надо обязательно поддержать, хотя бы своей уверенностью. Смотрел он при этом на Оксану, словно говоря: "Вообще-то сибирячка тут у нас  ты!" Вслух же он сказал:
   - Переведи - обязательно найдем. Вот минуток десять передохнем и сразу пойдем. У нас следопыты - ого-го. А если заплутаем, Малыш найдет... Кстати, где он?
   Малыш в это время осуществлял сложную, намертво закрепленную в генах процедуру знакомства с другим псом.
 На небольшом участке метров пять на десять, засыпанном ровным слоем песка, поглядев на который командир понимающе переглянулся с профессором - два стандартных участка из какой-то пустыни - прямо посреди него активно обнюхивались два волкодава - Малыш и его более мелкая копия. У копии через всю голову, разделяя шкуру на черепе почти надвое, тянулся кровавый шрам, еще сочившийся кровью. Тела у собак были напряжены до предела; хвосты - точнее обрубки, или обрезки хвостов мелко подрагивали. Долгая томительная пауза, не нарушаемая никем, наконец лопнула - хвост у меньшего пса задергался из стороны в сторону, обозначая виляние, он опустил голову и коротко взвизгнул, очевидно признавая старшинство гостя. Обрубок хвоста Малыша тоже дрогнул и он тоже опустил голову, принявшись вылизывать рану.
   - Людмила Васильевна, гляньте, не надо чем-то присыпать? - повернулся командир к медсестре.
   - Ничего не надо, - буркнула Николаева, - заживет как на собаке, тем более она собака и есть. А собачья слюна вообще лучший антисептик.
   - Вообще-то это мальчик, а не девочка, - влез в разговор Никитин.
   - Оно и видно, кто тут у нас специалист по кобелям, - опять неприветливо ответила медсестра.
   - Людмила Васильевна, - мягко остановил ее командир,, - я понимаю, что вокруг непотребство творится - трупы валяются, женщины истерзанные, а тут тракторист Никитин шутки юмора шутить пытается.., - голос его вдруг зазвенел, приобретая обычную командирскую строгость. - Так чего вы тут стоите, мораль читать пытаетесь?! Вас что сюда - с мужиками ругаться позвали. Немедленно оказать помощь
пострадавшим. Оценить их физическое состояние. Этим девушкам сейчас кросс на пять километров по пересеченной местности бежать!
   - Да куда им бежать, - всплеснула руками Николаева, - они же еле дышат...
   - А вы у них самих спросите, - подполковник резко повернулся к группе израильтянок, которым что-то горячо говорила Гольдберг. Скорее всего переводила слова командира.
   - Они все пойдут, -  упрямо наклонив голову, сообщила Оксана, и тут же поправила себя, - мы все пойдем.
   - Хорошо. А вы.., - подполковник опять обернулся к медсестре, - выполнять!
   Николаева растерянно уставилась взглядом ему в лицо, затем, смущенно улыбнулась и негромко проговорила : "Простите, Александр Николаевич".
   Подполковник кивнул, а Людмила споро пошла к израильтянкам, передвигая вперед большую сумку с медикаментами. Кудрявцев опять направился к Малышу, который принюхивался теперь к  шалашу, сложенному двумя упавшими бетонными перегородками. Впрочем, шалаш - слишком громко сказано для той щели, в которую пес попытался просунуть свою большую морду. Наконец ему это удалось, раздался короткий вскрик и Малыш выполз назад, таща зубами  за рубаху паренька араба, отчаянно извивавшегося всем телом, но явно опасавшегося задеть при этом Малыша. Еще пару мгновений, и материал рубашки не выдержал бы, или парнишка выскользнул бы из нее, но тут он попал в крепкие руки командира и перестал дергаться, очевидно правильно оценив перспективы побега. Впрочем, практически сразу Кудрявцев отпустил его , поставив рядом с высоким крепким арабом, прижимавшим к себе маленькую девочку лет пяти со множеством длинных тонких косичек на голове. Девочка несмело улыбнулась командиру. Парень же непроизвольно прижал к себе  другой рукой извлеченного из-под плит мальчишку. Все внимание араба, как и внимание двух девушек восточной внешности, прятавшихся раньше за его широкой спиной, занимала удивительная картина: на самом краю этой песчаной полянки, практически уже в лесу стояли мордами ко всем два верблюда ( или верблюдицы - Никитин как-то не успел подсказать). Перед ними, воздев руки кверху, словно вознося молитву и что-то бормоча, стоял доцент Игнатов. Но нет - это явно было не молитва. Роман Петрович говорил с животными, и те, казалось, его понимали. Верблюды (или верблюдицы) важно кивали головами и вдруг ... одновременно положили их на плечи человеку.
   Кудрявцев повернулся с немым вопросом к арабу; тот, явно удивленный не меньше русского командира, пожал плечами - мол, сам впервые такое вижу. Подполковник, ухмыльнувшись, повернулся к группе, сейчас состоящей исключительно из девушек - одной русской, в белом халате, и пятерых израильтянок.
   - Оксана, - позвал он.
   - Да, Александр Николаевич.
   - Узнай кто-то из девчат говорит по- арабски?
   Разговор на иврите, до того не прекращавшийся ни на минуту, мгновенно ускорился, стал громче, и к командиру подошли две девушки - Гольдберг и невысокая крепкая смуглянка. Как еще раньше обратил внимание Кудрявцев, этой девушке медицинской помощи практически не требовалось; ладошки ее не были стерты до кровавых ладоней, как у остальных израильтянок, и передвигалась она на удивление легко и быстро.
   - Это Бэйла Тагер, - представила девушку Оксана, - ей арабский по роду занятий положено знать...
   - И какой-такой род занятий у нашей новой подружки ?
   Такой несколько игривый тон не понравился ни Бэйле, ни Оксане. Девушки затараторили что-то на своем, на израильском, и Оксана ответила:
   - Она говорит, что теперь уже никаких тайн быть не может. Тагер - снайпер из спецподразделения израильской армии.
   За спиной подполковника раздался протяжный свист -  это вездесущий   Никитин удивился:
   -  Вот тебе и Бэла из драмы Лермонтова! Разве бывают такие снайперы? Ты же короче снайперской винтовки!
   А командир не знал чему удивляться в первую очередь - Никитину, знакомого, как оказалось, с творчеством великого русского поэта, или Бэйле, действительно никак не походившей на грозного воина.
   - Вот тебе и день полный сюрпризов; когда же он закончится? - подумал он, глянув на солнце, едва перевалившее зенит, - Как в ресторане - кофе с булочками заказывали? На складе в бункере лежат снайперки Драгунова ( бункер Кудрявцев осмотрел в первую очередь - быстро, но цепко), а тут к ним в придачу израильский снайпер, да еще из спецподразделения!
   Девушки сразу как-то ощетинились, а Гольдберг горячо воскликнула:
   - У нас все женщины в армии отслужили  - и я, и они, - девушка кивнула на остальных израильтянок, - и служили по-настоящему - и под пулями ходили, и сами по террористам палестинским стреляли!
    Подполковник вдруг вспомнил давний случай, когда отношения между Москвой и Тель-Авивом были особенно теплыми и на их базу привезли израильскую спецгруппу во главе с знаменитым "охотником за головами" Черным Кацем.  Группа прилетела для обмена опытом, который совсем скоро превратился в курс обучения израильских спецов правилам русского боя - боя явного и тайного. К концу этой короткой "дружбы братских народов" Кац вполне серьезно называл Александра учителем и приглашал в гости, в Израиль, - на ту самую охоту за головами.
   Но снайпером Кац был уникальным. Такого подполковник взял бы в свою группу первым номером.
   - Спроси у Бэйлы, она про Черного Каца слышала? - успокаивающе спросил командир по какому-то наитию.
   - Не только слышала, но и видела! - эмоционально выдохнула девушка, и Оксана так же эмоционально перевела.
   - Мой ученик! - с вполне законной гордостью сообщил им Кудрявцев и повернулся к арабам, терпеливо дожидавшихся своей очереди.
   Впрочем, повернулся он достаточно медленно, чтобы заметить, как чувство неверия сменяется на лице израильтянки искренним изумлением, а затем и восхищением. Однако он не дал выплеснуться эмоциям. Командирским, а потому не допускающим никаких отклонений от генеральной линии партии тоном он начал опрос остатков арабского анклава. Малыш, успевший вместе со своим новым раненым другом оббежать весь лагерь и сунуть нос во все углы, за исключением огромного казана с пловом( то ли потому, что тот был под неусыпным надзором арабских девушек, то ли из-за огненно- горячей крышки, которой была накрыта посудина), безмолвно доложил - да, эти пять человек все, что осталось от целой толпы сирийских арабов.
   Командир даже скрипнул зубами - какой-то сумасшедший ублюдок за минуты уничтожил почти всех представителей целого народа!
   Разговор шел ни шатко ни валко - попробуй быстро договориться посредством двойного перевода - пока наконец Александр едва не хлопнул себя по лбу:
   - Бейла, - обратился он к израильтянке на вполне приличном языке жителей Туманного Альбиона, - а ты   говоришь по-английски?
   - Естественно! - удивилась девушка на английском почти так же чисто, - у нас практически каждый понимает его.
   Оксана молча кивнула. Оказалось, что на этом языке межнационального общения вполне сносно говорят обе девушки-арабки, худо бедно понимает парень, а мальчишка удивил не только английским, но и исковерканным русским, поочередно спев первые куплеты "У солдата выходной", "Солдатушки, бравы ребятушки" и почему-то "Черный ворон". Как оказалось, мать Башара ( как великого Асада, - похвалился он, - а по-русски Боря) служила вольнонаемной в Тартусе; каким образом они вдвоем оказались тут, мальчишка не знал, только запомнил, как мать - какая-то помолодевшая, но страшно испуганная, с нечеловеческой силой запихнула его под бетонную плиту, а сама куда-то делась  Он только сейчас начал оглядываться, словно пытаясь найти родительницу, но сосредоточиться ему не дала та самая белокурая девушка ( бабушка) схватившая мальчика в объятия и увлекшая куда-то за стену; она явно пыталась отвлечь его.
   Парень, все также прижимавший к себе девочку, оказался пастухом, угодившим в песчаную бурю с пятеркой коз, двумя верблюдицами ( ага, - удовлетворенно кивнул подполковник, - все таки девочки) и внучкой Шазодой. Пустыню старый шестидесятилетний пастух Хашимулло, ненужный никому кроме внучки, собаки и остальных животных, не боялся; песчаную бурю переживал не раз. Вот и теперь он несколько часов пролежал в общей тесной куче, накрыв все свое семейство (стадо?) куском старого брезента. Когда же буря внезапно кончилась и они дружно встали, стряхивая с себя вместе с брезентом килограммы песка, прямо перед ними нарисовался безумец с автоматом, успевший ранить пса Алая, и исчерпавший на этом и терпение аллаха, и патроны в автомате. Парень медленно вытянул из-за пояса кривой нож и закончил на ломаном английском:
     - Своими руками зарезал. Теперь нож надо выбрасывать - таким барана не зарежешь, верблюда тоже не зарежешь; мясо будет харам, нечистым.
    - Я дам тебе другой нож, - пообещал ему командир, - и автомат дам - без оружия тут нельзя.
    - Нельзя, - согласился араб, - без оружия нельзя, без друзей нельзя. Русские - друзья. Ты русский, командир. Хашимулло с тобой пойдет, - он еще крепче прижал к себе внучку и повернулся к соотечественникам, совсем молоденьким - не больше четырнадцати-пятнадцати лет. Они дружно закивали головами. Похожие как две капли воды, они оказались сестрами- погодками; старшей действительно было пятнадцать лет, младшей меньше четырнадцати. Последнее, что видели девочки  в старом мире - чистенькая автострада недалеко от сербско-хорватской границы, которую длинная колонна сирийских беженцев пересекала туда и обратно уже несколько раз. Ни католикам в Хорватии, ни в православной Сербии они были не нужны. Усталая, рано поседевшая мать так и сказала: "Никому мы тут не нужны, дочки". И тут все закружилось, загремело - почти как дома, в Дамаске: гранаты, выстрелы. Люди бегали, пытались спрятаться в развалинах. Лайла и Фатьма успели нырнуть под прилавок, остальные - нет. Там их и нашел молодой парень с усталыми глазами; они поверили ему, что все плохое уже кончилось, но автоматы опять стреляли и люди кричали... А они уже совсем большие, и все умеют. И русскому командиру они тоже верят, потому что ему верит Хашимулло...
   В общем, Кудрявцев, который и так не собирался оставлять сирийцев на прозябание ( а может и на погибель)  в этих развалинах, был доволен - его род, племя, семья (называйте как хотите) только что увеличилась на пять человек. Причем на абсолютно добровольных началах.
   - Так Россия землями и народами и прирастала, однако, - улыбнулся он и повернулся к Николаевой, подошедшей к нему с удрученным выражением лица.
   - Двоих я бы все-таки не отпустила отсюда - им бы в постельку и ходить поменьше, пока волдыри не подсохнут, - доложила она, - да куда там! Уперлись - пойдем и все!
   - Ну тогда корми их, а заодно и бойцов, по очереди, -  подполковник показал рукой на казан с пловом, - командуй, Людмила Васильевна.
   - А сам опять голодный, Александр Николаевич?
   - Поем, обязательно поем, - засмеялся Кудрявцев, - вот сержанту задачу поставлю и сразу обедать.
   Александр повел Холодова, Романова и Никитина показывать главное сокровище анклава - бункер с оружием, а Николаева завертела головой, очевидно пытаясь разыскать всех порученных ее заботам. Там, где еще прежнее командование определило посты, несли службу Володин, так и щеголявший в костюме пожарника и Малышев в спортивном костюме. Оба были вооружены АК - 74 и, на взгляд командира, держали его достаточно уверенно. Игнатов до сих пор "беседовал" с верблюдами. Виктора Иванова - хозяина костюма, который сейчас красовался на геологе, нигде не было видно.
   - Ну ничего, куда он денется с подводной лодки? - успокоил он сам себя. Единственно - мысль, что кто-то ходит бездельничает, немного раздражала его. Но это дело было поправимым - пообедают, и с песней вперед - работы хватало.
   - Ну- ка бойцы, кто готов сдать зачет по стрелковому оружию?
   Холодов с Никитиным переглянулись с враз ставшими виноватыми лицами, а профессор пожал плечами - себя он к бойцам никогда не причислял. Однако со вполне понятным интересом глядел, как  товарищи в три пары рук освобождают длинную - во всю длину пятиметрового бункера - пирамиду, заставленную оружием. Пирамида была укутана полиэтиленовой пленкой весьма добротно, в пять слоев. Бандиты материала не жалели, но даже их усилия не смогли истратить весь материал. Под низенькой полкой, сколоченной из обрезных досок разных размеров, на которой, собственно и выстроилась длинная шеренга автоматов, открывавших парад, лежал неоконченный рулон пленки; другой, более толстый, был в упаковке - его бандиты даже не разворачивали.
   - Вот, Алексей Александрович, - обратился почему-то к профессору подполковник, - знаменитый автомат АКМ, запоминайте и гордитесь.
   - Мне-то чем гордиться? - удивился профессор.
   - Ну как же, ведь вы в пятьдесят девятом родились?
   - Да, - Романов опять удивился. Он совершенно не помнил, чтобы исповедался командиру в части своей биографии. Скорее он мог рассказать о других - его ежедневник был почти заполнен сведениями о большинстве сотоварищей по несчастью.
   - Так вот автомат Калашникова модернизированный был принят на вооружении как раз в пятьдесят девятом году. Выпущено  черт знает сколько, но много - очень много    миллионов штук, используется в семидесяти шести армиях мира - это только официально.
  Выпускается тоже не в одной стране. Но лучшим конечно считается автомат советского производства. Надежный, простой в обращении, не подведет ни в тропиках, ни в пустыне. Проверено не раз людьми, которым я безусловно доверяю. .. Доверял.    Ну и сам, конечно..
   Он взял автомат в руки:
   - Магазин на тридцать патронов калибра семь-шестьдесят две на тридцать девять. Здесь они сдвоены по образцу афганской кампании, снаряжены полностью. Что не есть хорошо - пружинка в магазине хоть и железная, но тоже имеет привычку уставать. Поэтому сержант - ты остаешься за старшего - выдать оружие только тем, кто умеет обращаться; остальное разрядить. Оружие распределить и погрузить в БРДМ и пикап..,- он повернулся к Анатолию и тот подсказал:" Фольксваген Амарок".
  Подполковник кивнул и продолжил:
   - Тут их тридцать восемь, да два наверху - всего значит сорок. Это килограммов двести. Дальше - патроны. Эти к АКМ , - Кудрявцев провел рукой по зеленым деревянным ящикам, выстроенным аккуратными рядами, - шесть на десять - шестьдесят ящиков по тысяче триста двадцать патронов - почти восемьдесят тысяч штук.
   - Ух ты, - присвистнул тракторист, - да тут их - стрелять не перестрелять.
   - Я тебе дам свистеть, - замахнулся на него  может шутливо, а может и не очень - подполковник, - не успеешь оглянуться, как кончатся. Пальцем другие делать будешь? Так ты даже формулы пороха не знаешь!
  -  Как это не знаю ? - обиделся Анатолий, - сера, селитра и уголь. Селитры семьдесят процентов...
   -Ишь ты, - перебил его командир, - действительно знаешь. Готовился что ли?
   - К чему? - не понял Никитин.
   - Вот к этому, - Кудрявцев обвел широким жестом бункер.
   - Да нет, я...
   - Потом расскажешь, -  прервал его Александр , - все равно за каждый патрон все будут отчитываться лично передо мной.
   - Как в армии, - догадался Холодов.
   - Вот именно, как в армии.
   Подполковник за эту минуту сделал еще один подсчет:
   - Полторы тонны, запоминай сержант. Дальше. Это для нас тоже подарок, - он остановился у четырех винтовок с прицелами, - не менее знаменитая снайперская винтовка Драгунова. Сейчас конечно до хрена навороченных снайперок - чуть ли не на четыре километра пулю кладут. Но нам лучше что-нибудь попроще и понадежней. Вот такая будет в самый раз. Он снял одну винтовку с пирамиды и протянул ее Никитину:
   - Ну что, справится с такой твоя Бэла?
   - Тот взял оружие, оценивая его на вес:
   - Килограмма четыре будет, товарищ подполковник.
   - Четыре триста, плюс прицел, плюс магазин на десять патронов, плюс подсумок на четыре магазина, а лучше два.
   - А патроны такие же? - осторожно поинтересовался профессор.
   - Правильный вопрос. Ответ - нет. Патроны чуть подлинней - семь-шестьдесят два на пятьдесят четыре - для снайперской пуля должна быть подлинней, а заряд помощнее. Вот такие, - он коснулся другого ящика, верхнего в стопе из четырех деревянных хранилищ носителей смерти. Здесь всего три с половиной тысячи штук, еще центнер груза.
   Холодов кивнул.
   - Маловато, конечно, - покачал головой подполковник, - ничего, будем компенсировать меткой стрельбой... Это Ф-1... Объяснять надо?
   - Никак нет, товарищ подполковник, - отчеканил бывший сержант, - граната оборонительного назначения. Максимальная дальность разлета осколков не менее двухсот метров...
   - Правильно, - подхватил подполковник, - и таких осколков в одной гранате до трехсот   штук.
 Шестнадцать ящиков по двадцать лимонок - триста двадцать штук. Килограммов тоже триста двадцать...  Ну а это, сюрприз из сюрпризов.
   Кудрявцев внешне легко поднял длинный пулемет с заправленной лентой с патронами.
   - Двадцать пять с половиной килограммов плюс лента на пятьдесят патронов почти восемь кило. Этот из новых - крупнокалиберных пулемет "Корд"; единственный, которым можно стрелять из рук. Любой другой даже терминатора отдачей с ног снесет, а этот.., - он любовно похлопал левой рукой по стволу; правая рука, удерживающая треть центнера стали даже не шелохнулась, - патронов конечно маловато на три пулемета - всего сорок коробок по ленте в каждой, зато запасных стволов по два на каждый.
    - Я про такой тоже слышал, - похвалился Холодов, - его ведь завод Дегтярева выпускает, из Коврова. А я там в учебке служил, полгода.
    - Ну тогда этого пулемета даже в проекте не было, - ответил ему Кудрявцев, - но хвалю - хоть чем-то интересовался...
    Профессор нагнулся и поднял свисающую в коробку часть пулеметной ленты; казалось хищная мощь снарядов впечатлила даже его.
   - Однако! Такого тираннозавру одного хватит с избытком!
   - А то! - улыбнулся подполковник, - пробивает даже легкую броню. Калибр двенадцать и семь миллиметров. Никому конечно стрелять с руки не позволим - это пускать пули на ветер. Тем более есть два пехотных станка.
   Он указал кивком головы на сложенные металлические треноги странной формы и положил пулемет на место.
   - Ну это уже мелочи... Приятные мелочи - пистолет ПМ шесть штук, патроны к нему - два ящика. Эти потяжелее будут - килограммов двадцать восемь, если не изменяет память.
   - Да уж, вам на память жаловаться грех, товарищ подполковник, - улыбнулся Холодов.
   - А вы свою проверьте, молодой человек, - ответил ему профессор, - у вас тоже теперь молодая, алкоголем и никотином не подпорченная. Сколько груза всего получилось?
   Сержант зашевелил губами - видно ему так было привычнее считать. Наконец он выпалил: " Почти две тонны шестьсот!"
   - Точно! - почти одновременно выкрикнули Никитин с Романовым.
   - И это еще не все! - Кудрявцев перешел к противоположной стороне бункера и откинул пленку, свисавшую почти от потолка - такой высоты были сколочены здесь полки. Полиэтилена здесь ушло меньше - вездесущий песок был не так страшен снаряжению, сложенному здесь. Подполковник пошел вдоль рядов, стряхивая песок и перечисляя, - Х/б песочное, берцы, общевойсковой бронежилет, титановый шлем "Борит", разгрузки, медкомплект, офицерский сухпай...
   - Знаете, что интересно? - повернулся он, дойдя почти до выхода из бункера, - все это не просто российское, все тут чисто российского производства. Все разношенное, хотя чистое и глаженное - даже трусы и майки чисто наши, защитного цвета. Какую-то крутую заварушку хотели закрутить бандюганы игиловские; в очередной раз Россию дерьмом обмазать.
   - А мы тут им и подос.. в смысле все карты перепутали, - обрадовался Никитин, - ай да мы, ай да командир!
   - Ты еще скажи "Ай да сукин сын!", - перебил его Кудрявцев, - мы тут не причем, другие задачи решали. Хотя в чем-то ты прав. Здесь Россия - это мы. А значит все это наше. Холодов, задача понятна?
   - Так точно!
   - Никитин, назначаешься помощником снайпера.
   - Это как.
   - Очень просто, Никитин. Таскаешь за снайпером винтовку с полным боекомплектом, и свой автомат с запасными магазинами.
   - Сколько магазинов товарищ подполковник?
   - А вот сколько в разгрузку войдет, столько и бери. Алексей Александрович - ты тоже автомат с разгрузкой для себя и такой же комплект для Оксаны.
   - А остальным?
   - А остальные вряд ли автомат донесут. Я им сам по пистолету подберу и другое снаряжение. Холодов, помогай. А вы, друзья, вооружайтесь и шагом марш обедать. Из мужиков больше никого не возьму - им и тут работы хватит.


 

   


Глава 7. Анатолий Никитин. Тракторист, алкоголик и мечтатель.
   Анатолий вышел из полутьмы бункера, нагруженный оружием и припасами так, что вполне мог начать небольшую войнушку с окружающим миром. Кроме снайперской винтовки, которую он так и держал в руках, за спиной его болтался на неотрегулированном пока ремне АКМ; торс плотно облегал разгрузочный жилет с восемью запасными магазинами. В каком-то хитром воинском рюкзаке, который ему успел вручить подполковник, поместились три подсумка с патронами к винтовке Драгунова, пара ремней, на которые эти подсумки, скорее всего, и должны были одеваться, три скрученных туго рюкзака и еще четыре бухты не менее туго смотанных плоских ремешков  шириной три сантиметра. В далеком детстве Никитина  такими ремнями шилась сбруя для лошадей; он успел порулить вожжами - его дед работал конюхом в том самом лесничестве, где так бесславно закончилась карьера Анатолия.
   Следом, так же щурясь на яркое солнце, выбрался профессор. Он был нагружен не меньше. За спиной его болтались сразу три автомата; разгрузка на нем сидела не так ладно, как на Анатолии, но поправить ее сиюминутно Романов никак не мог. В одной руке он нес еще один жилет, тоже заполненный нелегкими магазинами, в другой почти волочились по земле сразу два рюкзака - тоже явно не пустых.
   Никитин прикрыл ладонью глаза от слепящего солнца и потому не заметил, как к нему подскочила Бэйла, а за ней и остальные израильтянки. Он совсем не сопротивлялся, когда девушка вытянула из его руки винтовку и что- то залопотала на своем еврейском, оглядывая снайперку явно профессиональным взглядом. Тем более он не возражал, когда израильтянка поднялась на носочки и неумело чмокнула его в щеку.
   - Четырехкратное увеличение, - переводила Оксана, - маловато конечно - на снайперскую... дуэль с такой винтовкой не решилась бы, но для наших условий самое то. Не капризная, достаточно кучно бьет; пристрелять бы еще...
   Она вдруг вскинула оружие к плечу, и Анатолий поразился - эта невысокая, ниже его на голову, и совсем не накачанная мускулами девушка вдруг застыла в стойке так, что совсем недалеко - не больше чем в полуметре от его глаз - не шелохнулась ни на гран мушка винтовки и Никитин совсем не был уверен, смог бы он так легко и непринужденно держать стойку, застыв подобно статуе на долгие секунды.
   Потом дуло медленно, ни на долю миллиметра не отступая от идеально горизонтального положения, поплыло по окружности; к облегчению тракториста отдаляясь от него. Он даже заметил, как чуть дрогнул палец на курке, и тут же расслабился ( палец, а не Анатолий), когда позади него прозвучала резкая команда - это из бункера наконец выбрался командир.
   Анатолий английского совсем не знал, даже в рамках школьной программы, поскольку в школе "изучал" немецкий, но по жестам девушки, пытавшейся сначала что-то возразить, а потом послушно опустившей оружие, а также по повелительным ноткам в голосе подполковника, понял, что последний запретил проводить эту самую пристрелку здесь и сейчас. Каким-то чувством он также понял, что случай провести  пристрелку появится совсем скоро, и что даром тратить патроны при этом не придется. В чем-чем, а в отношении расхода боеприпасов Кудрявцев был достаточно экономен, если не сказать скуп - Анатолий сам убедился в этом совсем недавно.
   - Сержант, проверить технику, - подполковник кивнул на пикап, так и стоявший с открытыми дверцами кузова, а затем на мотороллер, в гордом одиночестве занимавший асфальтированный пятачок размером метров пять на пять.
   Никитин удивился  - асфальтовый пятачок, на который он ступил вслед за Кудрявцевым, был идеальным, нереально ровным - такой Анатолий видел впервые в жизни.
   - А ведь у них там, в Сирии, уже сколько лет война идет! , подумал он с обидой за свою родную деревню, где такого асфальта не было, и наверное никогда не будет. Вслух же он попросил подполковника, - можно я этот агрегат опробую, у меня когда-то самого "Муравей" такой же был.
   Командир кивнул, открывая дверцу крашенной в светло-зеленый цвет будочки мотороллера. Тракторист опасливо заглянул из-за спины Кудрявцева - никто из будки не выскочил, потому что в ней не было ничего кроме нескольких мешков, на верхнем из которых он прочитал надпись в несколько строк на русском языке: "Мука пшеничная. Высший сорт. Краснодарский мукомольный завод №2.
   - Ну вот, - опять обиделся он за Родину, усаживаясь за руль агрегата, - гуманитарку по всему миру шлем, а нормальных дорог у себя сделать не можем.
   Оказалось, что с "Муравьем" это мотороллер имел весьма отдаленное сходство. Безуспешно поискав педаль стартера, российский тракторист путем проб и ошибок нашел таки кнопку включения двигателя, который, чихнув пару раз темным дымом, затарахтел почти бесшумно. Он уже готов был отжать рукоять тормоза и тронуться с места, но успел заметить в зеркале заднего вида, как лицо командира складывается в зверскую гримасу: "Опять чертова экономия!"
   Рядом коротко взревел и, поработав несколько секунд, замолчал мотор "Фольксвагена"; Холодов, вылезая из кабины, показал большой палец: "Порядок!"
   - Обедать, - приказал командир Никитину и Романову, который тоже остался только с одним АКМ за плечом - два других вполне профессионально рассматривали Оксана и белокурая израильтянка - Дина Рубинчик. Две другие, назвавшиеся Марией Закс и Сарой Фаерман, присели на ту самую плиту, под которой прятался арабский мальчишка Борька, и примеряли на израненные ноги полуботинки - самых меньших размеров, какие только мог подобрать в бункере командир.
   - Прямо как коммивояжер какой-то, - пришла вдруг в голову Анатолию мысль, которую он конечно же никогда не решился бы высказать вслух.
    Плов оказался выше всяких похвал. Излишне сладковатый на вкус Никитина - наверное из-за избытка изюма, добавленного в казан покойным уже поваром. Последняя мысль не помешала ему потребовать добавки, которая исчезла в нем так же быстро, как первая порция. Потом был зеленый чай, обжигающе горячий и очень вкусный после жирного плова, даже без сахара и других сладостей.
   Рядом опять злилась на кого-то - а конкретно на Витьку Иванова ("Парень с чемоданом" - лениво вспомнил Анатолий) - Люда Николаева, медсестра.
   - Не хочет жрать - его проблемы, - подумал он и перевел взгляд на девчонок-арабок, как оказалось и приготовивших в медном кувшине чай и теперь чем-то занятых в этой импровизированной столовой.
   - Айша.., - значит будет Маша; Айгуль.., Айгуль... - Гуля... Галя! Точно!, - тут он перевел взгляд на парня-араба и его неторопливая мысль споткнулась - Хашимулло на русский язык никак не ложилось, - а ладно, потом, - он вскочил на ноги, освобождая место за столом, который на это раз изображало из себя одеяло с настеленным на нем  покрывалом-скатертью, название которого выскочило из головы Никитина.
    - Дастархан, - Кудрявцев словно угадал его вопрос, - и с довольным видом уселся на одеяло, подогнув под себя ноги так ловко и естественно, что не было сомнений - практика у подполковника в этом деле была весьма обширной.
   Теперь уже Анатолий пошел, разминая ноги, вокруг сирийского стана. Если он и отличался чем-то от российских развалин, так это большим количеством пустых участков, засыпанных мелким песком. Никитин географию школьных лет смутно, но помнил. Да и тема сирийская в последнее время все чаще в телеке мелькала; так что удивлялся не сильно - знал, что большую часть этой страны представляет (представляла!) пустыня. А вот еще один асфальтированный участок, тоже идеальный по качеству, но с неширокой обочиной. Наверняка по нему и шли в европейский рай   сестрички Маша с Галей со своей матерью. Рядом почти во всю длину соседнего участка сверкала  белизной громадная - квадратов десять, оценил Анатолий. Дно ванны было пробито пулями в двух местах, а в той стороне, куда этот бассейн имел небольшой уклон, замерла лужица розовой жидкости.
   - Кровь, - догадался Никитин. Как оказалось, у приключений есть вторая, отвратительная сторона - пропахшая потом, кровью и страданиями.
   Анатолий всю жизнь мечтал о приключениях. На людях пьяница и дебошир, он вечерами запоем читал книги. В детстве это были библиотечные тома Майн Рида и Фенимора Купера, позже - дешевые  книжицы в бумажных переплетах, которые побеждали даже в споре, что купить на последние деньги - бутылку беленькой или очередной томик. Сериалы - от "Спецназа ГРУ" до "Магии фэнтези" занимали почетное место в его доме, большом и крепком, построенном когда-то собственными руками. Теперь в доме жили только он сам и его мечты. Анатолий был поочередно Тарзаном и Конаном-варваром; побеждал врагов в горах Афганистана и Чечни и занимался прогрессорством в отсталых мирах меча и магии...
   Тут его взгляд зацепился за откинутый полог большой юрты, или шатра. Был шатер выше всех строений в лагере, сшит из какого-то явно не дешевого материала из чередующихся белых и зеленых полос; верх его был полностью зеленым и скорее всего непромокаемым - настолько тяжелой выглядела эта зелень. Его внимание привлек тонкая струйка дыма, появившаяся изнутри и Никитин шагнул в шатер.
    Внутри царил полусумрак - почти такой же, как в бункере, и потому он не сразу разглядел человека, сидевшего почти в центре шатра за низким столом.
   - Здесь вообще есть нормальная мебель? - подумал он, разглядывая в полутьме стопки одеял вдоль стен, а затем лицо Витьки Иванова, которого безуспешно пыталась отыскать Николаева. А он был рядом, в каких-то двух десятках шагов. Призывов медсестры он несомненно не мог не слышать, но отзываться не пожелал. Ему и здесь было хорошо. Столик перед ним - низкий, но широкий, был заставлен блюдами с фруктами; присутствовал и кувшин - явно не с чаем: в стоящей рядом пиале какого-то красновато-желтого металла почти доверху была налита темная жидкость. Никитин шумно потянул воздух носом, готовый узнать запах вина, но все вокруг перебивал сладковатый аромат того самого кальяна, трубка из которого заканчивалась мундштуком во рту Иванова. Тот как раз затянулся и открыл глаза, явно не узнавая вошедшего.
   - А-а.., - наконец протянул он, выдохнув клуб дыма, - заслуженный тракторист России нарисовался. Как там тебя, Толян, что-ли?
   Никитин машинально кивнул.
   - Надоело?
   - Что надоело? - не понял Анатолий.
   - Задницу лизать у военного надоело ? - Иванов опять затянулся сладким дымом.
   - Ты за базаром-то гляди, парень, - Никитин едва сдержался, чтобы не шагнуть вперед и не опрокинуть нахала пинком вместе с кальяном. Пожалел скорее всего белоснежную кошму, застилавшую все пространство внутри шатра. Привыкшие к сумраку глаза тракториста отметили, что ее девственная чистота грубо нарушена - от порога до столика и дальше - вдоль всех стен, на которых висели какие-то изогнутые сабли в ножнах, еще что-то смутно различимое - шла цепочка грязных следов, - ну ты и паскуда! Тебе что, все можно?
   - А мне теперь все можно! - захохотал Виктор, - я теперь богаче султана. Видишь это, - он схватил со столика полную чашу, плеснув немалую часть из нее на пол, сразу потемневший в этом месте неопрятным кроваво-красным пятном, и выпил из нее остатки в несколько крупных глотков, - это золото, парень.
    Он вскочил на ноги и бросил чашу на стол, отчего часть винограда, с горкой заполнявшего большое блюдо, брызнула в сторону, добавляя еще больше безобразия на кошме. Иванов воздел кверху и блюдо, отчего виноград весь оказался на полу:
   - И это тоже золото, а на этих цацках, - он повел свободной рукой вдоль стен, - настоящие брюлики. Таких даже в Гохране никогда не было. Я богат, парень, - пьяно захохотал Виктор, - теперь меня, а не полкаша в задницу целовать будете...
   Анатолий вдруг успокоился, чуть не рассмеялся - какое золото, какие брюлики? Куда их собрался сдавать этот придурок? Да один патрон к АКМ стоит здесь дороже любого бриллианта.
  - Что-то ты все про задницу, гомик что ли? - насмешливо поинтересовался он.
   - Чего? - взревел пьяный Иванов, ринувшись на тракториста, - я тебя сейчас, пи...
   Никитин не был боксером; драться он тоже не любил, хотя и умел - жизнь научила. Сейчас ему  не пришлось сделать даже шага навстречу.
   - Хрясь, - кулак Анатолия, нацеленный в нос негодяю, попал немного ниже - в челюсть, так что костяшки пальцев даже заныли. Но эта боль была даже в некотором роде приятной, отметил Никитин, глядя, как его противник пытается встать на четвереньки в углу шатра, куда он отлетел с первого же удара.
    Бойцом, как видно, Виктор был не из самых лучших. Но и такой в бешенстве мог натворить немало бед. Вот и сейчас он, едва поднявшись на ноги, вдруг глухо зарычал - совсем как тот леопард в лесу, набычил голову и не глядя сорвал из-за спины какую-то саблю. Ножны, тускло сверкнув в неярком свете теми самыми брюликами, а может другими каменьями, полетели в сторону, а клинок взвился вверх, едва не достав до крыши шатра.
   Остолбеневший Анатолий забыл и об автомате за спиной, и о выходе из шатра все там же, совсем рядом; столик посреди - вот единственная преграда, которая отделяла его от психа - такой злобной сейчас была кривая ухмылка на лице Иванова. Тот вдруг сплюнул какой-то темный сгусток в левую ладонь и с криком: "Ты мне зуб выбил падла!" - прыгнул вперед, опуская саблю туда, где только что находился Никитин. Последний конечно ждать удара не стал. Он наконец вспомнил о своем оружии и, огибая столик с другой стороны, остановился теперь в темном углу, опять напротив Виктора. И опять их разделял столик. Только теперь в руках тракториста был АКМ - точно такой же, с каким он когда-то давал присягу Родине, тогда еще советской, и бесчисленное количества раз ходил в наряд ( через день - на ремень). С тех пор прошло больше тридцати лет, но и сейчас палец привычно сдвинул тугой предохранитель, сдвигая его сразу в положение стрельбы очередями. Он готов был выпустить в эту нечеловечески оскалившуюся рожу весь магазин, но таких кардинальных мер не понадобилось.
   В шатре стало чуть темнее; не замечающий ничего, кроме противника, Иванов вдруг показался совсем маленьким и смешным, когда жесткая рука подполковника с обыденной легкостью вывернула клинок, едва не сломав пальцы, отчего он коротко вскрикнул. Мгновеньем позже он был на полу, скрывая свои же грязные следы на кошме, а Кудрявцев ловко скручивал неведомо откуда взявшимся ремнем руки, а затем и ноги Виктора. Последний, прижатый к полу жестким коленом командира, даже не пытался трепыхнуться, уткнувшись лицом в колючую кошму.
   Связанного преступника Кудрявцев легко вышвырнул в открытый полог, а сам пошел вдоль стен, открывая маленькие окошки, завешенные, как оказалось, клапанами из того же материала, что и стены, свободно висевшими на них. В шатре стало светло, и Анатолий только теперь оценил блеск камней, густо усеявших ножны клинков, их было десятка два; каждый по мнению Никитина, действительно стоил баснословных денег - там, в прошлой жизни.
   - Действительно бриллианты? - спросил он, нисколько не сомневаясь, что подполковник и в этом вопросе прекрасно разбирается.
   - И не только, - подтвердил Кудрявцев. Он повернул в руках поднятые с пола ножны, в которые уже вернулся клинок, и большой камень в основании его рукояти пустил в потолок нестерпимо яркий узкий луч, который никак не могла исторгнуть из себя простая стекляшка.
   Сабля заняла свое место на стене, а командир взял в руки  другой клинок - короткий, единственный из всех не отмеченный ни одним камнем. Уже на улице, под яркими солнечными лучами, Анатолий разглядел кожаные, явно очень старые ножны с едва различимыми письменами, вытесненными на них, и оценил хищную остроту клинка, чья волнистая сталь казалось вбирала в себя падающие лучи.
   - Настоящий дамаск, - подполковник кивнул собственным мыслям и протянул клинок Хашимулло, выполняя совсем недавно данное обещание. Тот принял нож, немного поклонившись, попробовал прочесть письмена и вдруг резко побледнел, что для его весьма смуглого лица было очень непростой задачей. Он с благоговением приложил кожаные ножны с клинком к своему лбу и с куда более низким поклоном протянул их обратно подполковнику.
 Сопровождал он этот жест речью на арабском языке, так что опять пришлось прибегнуть к тройному переводу. Анатолий вместе со всеми, собравшимися перед дверью в шатер товарищами ( за исключением двух караульных, конечно), услышали:
   - Не могу принять твой дар, русский командир. Этого клинка касалась рука самого пророка Мухаммада!
   Вместо него ответил профессор - на русском языке, так что опять понадобилась помощь и Оксаны, и Бэйлы:
   - Бери, друг. Этот нож не менее древний, но рука пророка его точно не касалась, - в голосе его было столько уверенности, что араб, поколебавшись, сунул все таки клинок куда-то в свободно свисавшее с его плеч белое одеяние и повернувшись, ушел к своему стаду. Окончание фразы Романова, произнесенной почти шепотом, слышали наверное только Анатолий с Кудрявцевым, - потому что Мухаммед еще не родился, парень... А может и совсем не родится...
   - Любоваться, наверное, на ножик пошел, - подумал Никитин про Хашимулло. Сам бы он точно этим занялся сейчас. Вслух же он спросил, - а с этим что делать будем?
   Анатолий показал на Виктора, который, извернувшись, сел на песке со связанными за рукой руками. От его злобной гримасы не осталось и следа - перед шатром сидел парень с самым что ни на есть невинным выражением лица. Более того, он был полон оскорбленного достоинства, так что тракторист невольно восхитился. На вопрос командира: " Что не поделили?", Анатолий, помявшись, ответил коротко: "Золото".
   Ну не говорить же Кудрявцеву про задницу, тем более что его, командира, фамилия, в конфликте тоже звучала.   
   - Понятно, - протянул подполковник, - чего же его делить, все уже давно поделено.
   Всем вокруг как-то сразу стало понятно, кто и как будет делить обретенные сокровища, которые на взгляд Никитина, стоили ровно столько, сколь остра была сталь клинков. Хотя сверкали бриллианты конечно замечательно.
   - А.., - протянул что-то Иванов, пытаясь то ли возмутиться, то ли задать какой -то вопрос, но тут же замолк, очевидно поняв бесперспективность каких либо споров. А может, заткнулся он от тычка командира, который как раз повернул Виктора, снимая с него ремни. Сам Анатолий с Виктором говорил бы только так. Ни в его кротость, ни в показное дружелюбие, с которым парень глядел на своего недавнего противника, Никитин не верил. Пообещав себе не поворачиваться к Иванову спиной, он отвел взгляд, чтобы не видеть насквозь лживых глаз.
   Подполковник подозвал к себе Холодова и отдал короткий приказ:
   - Накормить, загрузить работой.
   -  Какой работой? - озадачился сержант.
   - У тебя мало дел? Вон четыре трупа бесхозных лежат. Зачем он, - Кудрявцев перевел взгляд на безмолвно стоящего рядом Виктора, - сюда лопату нес? К моему возвращению чтобы здесь был порядок.
   - А если?...
   - Никаких если, - отрезал подполковник, - забыл первое армейское правило: "Не можешь - научим, не хочешь заставим!"? Чему тебя в ковровской учебке учили?
   - Так я там духом был, а нас деды...
   - Считай себя самым что ни на есть дедом. И вот тебе дух. Ты ведь не служил? - казалось бы совсем обычным тоном спросил подполковник у Иванова, но Анатолий, уже умевший отличать малейшие интонации в его голосе, насторожился : сейчас что-то будет.
   - Нет, - мотнул головой Виктор.
   - Ага, - вроде обрадовался командир, - а за что  в первый раз сидел?
   - За грабеж, по малолетке, - машинально ответил Иванов, и тут же ощерился.
   Теперь не только Никитин, но и все остальные видели волка под овечьей шкурой. Впрочем, на волка он никак не тянул - так, шакал, не больше. А Кудрявцев не останавливался:
   - Когда откинулся в последний раз?
   Иванов, явно не собиравшийся отвечать на этот вопрос, вдруг махнул рукой и каким-то совсем убитым тоном проговорил:
   - Сегодня. К жене ехал - как на крыльях летел. Думал все - завяжу. На зонах до пенсии почти дожил. Только по домофону с ней и поговорил. На восьмой этаж без лифта, без остановки. А у двери чемодан. Я даже ломиться в квартиру не стал. Так с чемоданом в окно с лестничной площадки и шагнул. Потому что никому кроме нее не нужен был. А теперь и ей не нужен стал.
   Он повернулся и пошел за лопатой, которую совсем недавно оставил у одиноко стоящей стены. Слышал ли он последнюю фразу, адресованную командиром Холодову: "Смотри за ним, сержант. Внимательно смотри. Особенно к оружию не допускай!" ? Во всяком случае он не обернулся.
   - Может, - показал Холодов АК-74, который держал в руках, - эти возьмете, полегче все-таки.
   - Нет, - решительно отказался Кудрявцев, - сколько там разницы - сто граммов? Зато знаешь, какой рикошет в лесу от пульки пять-сорок пять. Того и гляди назад в тебя прилетит. Нет, - он ласково погладил по прикладу своего автомата , - только АКМ!
   Подполковник осмотрел свой небольшой отряд, готовый выступить в поход.
   Он сам, пять израильтянок, профессор и Никитин представляли собой грозную силу - совсем не так выглядел первый отряд, вышедший совсем недавно из русского лагеря.
Теперь с плеч свисали четыре автомата Калашникова - у самого подполковника, Никитина, Романова и Оксаны; на последней не было разгрузки с тяжеленными магазинами, но и тех, что были в жилетах у парней  ( всего двадцать четыре - больше семисот патронов, и это не считая тех, что уже торчали грозно из АКМ). На профессоре жилет защитного цвета немного свисал на сторону, отчего тот морщился и дергал его, пытаясь восстановить баланс. Наконец командир шагнул к нему, одернул немного великоватый профессору камуфляж и быстро пробежался пальцами по застежкам, увязывая жилет правильно - то есть не туго и не слишком свободно, не пропуская ни одной липучки, так что их почти совсем не стало видно. Прежде же они торчали во все стороны, отчего профессор был похож на языческое дерево с привязанными к нему лоскутками.
    Очень грозно смотрелась и Бэйла, или Бэла - в интерпретации Анатолия , так и не выпустившая из рук винтовки. Она еще не знала о запасных десятизарядных магазинах в трех подсумках, дожидавшихся своей очереди в рюкзаке Никитина. Парень решил молчать до последнего - то есть до той минуты, когда этот запас понадобится. На поясах у трех других девушек висели кобуры с ПМ; сколько запасных патронов захватил запасливый подполковник, Никитин не знал, но был уверен, что такой запас существует. Скорее всего он прятался в рюкзаке Кудрявцева; точно такой же свисал со спины Романова. Командир кроме автомата был вооружен еще и двумя пистолетами - кроме своего, родного, с которым он пришел сюда, на другом боку свисала длинная кобура, раньше украшавшая предводителя сирийских бандитов. Кудрявцев, заметив его взгляд, с неподдельной радостью улыбнулся:
   - А это персональный подарок для меня, - он вытянул из кобуры пистолет с длинным дулом, длиннее того, которым командир совсем недавно несколько раз убил одного махайрода( это не Анатолий - это доцент сказал), - ПБС - пистолет Стечкина, бесшумный. Только патронов маловато - четыре магазина всего, да плюс мои четыре.
   Он огорченно покачал головой и взглянув на левую руку, на которой отвернул рукав камуфляжной куртки, хитро улыбнулся, спросив у профессора:
   - Признавайся, Алексей Александрович, любопытство грызет?
   Любопытство грызло не только профессора, Никитин тоже замечал, как часто повторял этот жест командир, пока они шли по тропе. Но ответил все таки профессор:
   - Грызет, Александр Николаевич, грызет. Понятно, что у вас там что-то вроде компаса, что вы берете какой-нибудь румб, или азимут - я в этом не разбираюсь. Но что это нам дает?
   - Очень много это нам дает? - улыбнулся Кудрявцев, - это нам сейчас поможет точно выйти на кусочек Тель-Авива  и... Какие еще там города должны быть? - повернулся он к Оксане, которая синхронно переводила на иврит.
   - Иерусалим, Яффа, Эйлат, - перечислила Гольдберг. Остальные израильтянки заметно оживились.
   - Не понимаю, - сдался Романов, - я слышал где-то, что выпускник высшего военного училища вполне может заменить учителя по некоторым предметам, наверное по географии тоже... Но пока все равно не понимаю!
   - Не заменить, а вполне законно работать в школе - диплом позволяет. По крайней мере мой диплом такое право давал. А что касается географии... Не оторвете ли мне листок из вашего блокнота, уважаемый профессор?
   - Зачем отрывать, - ответил Романов, - пишите прямо здесь. Может, когда-нибудь мой ежедневник будет лежать в музее, в центральном зале, с разворотом на этой странице...
   Командир поднял недоуменно правую бровь, но на это предположение никак не ответил, проводя прямо посреди страницы длинную вертикальную линию. Внизу эту линию украсила буква "Р, вверху "С"; слева посредине мелким аккуратным почерком было приписано: " 7 км". Никитин догадался, что обозначают верхняя и нижняя буквы:
   - Из России в Сирию, - командир поощрительно улыбнулся и написал еще две буквы, теперь уже совсем понятные, и Анатолий снова отличился, - юг и север.
   - Совершенно верно, - кивнул командир, - мы шли точно на север и прошли ровно семь километров.  Чуть поменьше, если уж следовать точно законам геометрии. Он снова хитро посмотрел на профессора, и снова тот пожал плечами.
   Подполковник деланно огорчился и продолжил рисовать на листке, объясняя:
   - Если мы пойдем сейчас на юго-восток, держась ровно на сорок пять градусов, а затем на юго-запад на те же сорок пять градусов.., - его рука, вооруженная авторучкой, завершила треугольник, вернувшись к букве "Р", то придем опять туда, откуда вышли. При этом расстояние Б и С, - авторучка быстро пометила две пока пустые стороны треугольника, - будут равны... Ну же, профессор.
   Однако первым, к явной досаде ученого, опять ответил тракторист.
   - Так это же теорема Пифагора!
   - Точно! - хлопнул себя по лбу  Романов. Он забормотал, считая, - семь в квадрате. поделить на два.., извлекаем квадратный корень... Пять!  Снова пять! Так вы думаете...
   - Совершенно верно, - подполковник ткнул ручкой в точку, к которой тут же пририсовал букву "И" - Израиль, - нам нужно сюда!
   - Но тогда.., - профессор выхватил из рук командира ежедневник и начал лихорадочно черкать в нем, заполняя листок чем-то вроде рыбацкой сети с ячеей в те самые пять километров, - значит в каждом узле должны быть такие же... развалины, - он обвел взглядом сирийский анклав, в котором уже закипела работа по переносу тяжестей.
   - Вот мы с вами эту гипотезу и проверим, - с этими словами командир шагнул в лес.
 

 
 
   








Глава 8. Бэйла Тагер - снайпер от бога.
   Почти до девятнадцати лет Бэйла не знала, что есть такая штука - снайперская винтовка с оптическим прицелом. Как не знала о том, что самый настоящий экстаз можно ощутить от попадания маленькой стальной пулькой в цель. И чем труднее было в эту цель попасть, чем дольше нужно было пролежать недвижимо, в обнимку с верной винтовкой, тем сильнее были эти ощущения.
   Наверное именно они, эти ощущения, а не долгие уговоры командиров, заставили сделать девушку нелегкий выбор - после выполнения священного для каждого израильтянина ( и израильтянки) долга по защите родины от окружающих ее со всех сторон врагов, она осталась в армии. Нелегким выбор был, потому что на руках у нее был отец-инвалид. Он не был старым по меркам Израиля, в последнее время помешанном на качественной медицине - всего-то пятьдесят два года - но инвалидная коляска сделала его раздражительным и капризным. Он хотел видеть возле себя дочь, а не наемную служанку-филиппинку, а она уже не могла себя представить без своей боевой группы, в которой она была самой молодой, самой маленькой и самой любимой. И уж точно - самой оберегаемой.
   Со временем отец смирился, тем более что за два года, что Бэйла перешла на контрактную службу, не было ни одного выходного, чтобы она не приехала домой, в обычную двухкомнатную квартиру почти в центре Тель-Авива. И практически половину времени она гуляла с отцом по тенистым аллеям, будто специально проложенным в центре большого города для таких прогулок. Настроение отца менялось каждые пять минут: он то хвалил дочь, радовался ее успехам; то жаловался на жизнь, на свою неподвижность, на чересчур жизнерадостную филиппинку, да и на дочь тоже. Он как раз в очередной раз сказал: "Никому я не нужен - ни тебе, ни...", как вдруг благодатная тень вокруг сменилась жарким летним зноем, а впереди вместо гледичии с длинными стручками темно-коричневого цвета оказался толстый идеально ровный ствол, оканчивающийся высоко вверху какими-то хвойными ветками.
   Она перевела взгляд от кроны вниз и тут же была сметена с ног  ураганом - всесокрушающим, каким-то мохнатым и дурно пахнущим. Ураган оказался животным - лежащая на плитках, застилавших аллею, девушка не смогла сразу определить кто это был - медведь или волк. Он был явно крупнее и того и другого животного. А по ярости превосходил наверное всех, кого только она могла себе представить.
   Потому что тяжеленная коляска вместе с ней улетела к тому самому стволу легко словно пушинка, а челюсти монстра раздвинулись широко и неотвратимо - так что голова отца в нее поместилась целиком. Тагер, выпустив коляску, ринулась в лес на четвереньках - ей  так приходилась передвигаться в боевых выходах и на тренировках. Но ни разу она не неслась с такой скоростью, уверенная, что никогда в жизни не забудет отвратительного звука, с которым сомкнулись челюсти чудовища и того  жутко голодного взгляда, которым ее провожал зверь. Она не оглядывалась, не видела его, но чувствовала спиной, всем телом, жалея об одном - нет рядом верного друга, винтовки. Поднимаясь на ноги, она вдруг поклялась себе, что расцелует того, кто даст ей в руки оружие - пусть без прицела, пусть не снайперскую, лишь бы был в наличии ствол, который можно будет направить в этого монстра и курок, на который она будет давить, давить и давить...
   Совсем скоро Бэйла догнала группу таких же молодых парней и девушек, от которых узнала, что чудовищный зверь был не один, что целая стая их напала, терзая все на своем пути, на людей, оказавшихся в этом странном лесу практически со всего Израиля. Один парень даже назвал ее по имени - знал ее по службе, но, как ни старалась девушка вспомнить его не смогла. На парне действительно была полевая форма офицера израильской армии, смотревшаяся на нем весьма подозрительно, поскольку была ему велика размера на четыре. К тому же он безропотно отдал бразды командования другому парню, Соломону. Парню гражданскому, но решительному и скорому на принятие решений.
   Тагер пожалуй лучше других расслышала звуки далеких выстрелов; согласилась идти в их сторону без колебаний - только бы опять не встретить этих полуволков-полумедведей, по крайней мере не вооружившись каким либо огнестрелом.
   Только теперь до нее стало доходить, что никогда она больше не увидит своего отца, не поговорит с ним, не прижмется как в детстве к широкой груди перед отъездом на службу. Да и вернется ли она на службу? Дебри, сменившие светлый лес из огромных хвойных деревьев, никак не могли произрастать в Израиле. Где? Вопрос будущего. А пока не свихнуться бы с ума - как вон та девчонка, совсем не похожая на семитку, бормотавшая сквозь слезы о погибшем внуке на безупречном иврите. На слова Соломона, что где-то впереди меж деревьев он видел какого-то мальчишку, Бэйла только пожала плечами и переглянулась с черноволосой кудрявой девушкой - та тоже явно не поверила в эти утешительные слова.
 Однако тактически ход был абсолютно верным. Светловолосая "бабушка" рванула вперед с такой скоростью, что выдерживать ее темп смогли поначалу лишь сама Тагер, да та самая кучерявая девушка, Оксана Гольдберг. Может потому, что только они двое в этот субботний день (праздник, однако - шабат) обулись в скромные туфли на низком каблуке.? Остальные девушки давно потеряли свою обувь на высоких каблуках. Но нет - парни тоже дышат как загнанные лошади - молодые, но не тренированные. А Оксана передвигает ногами легко и дышит... - пожалуй ровнее самой Бэйлы.
   Наконец все догнали выдохнувшуюся светловолоску, пошли плотной группой. Изредка парни и девушки отставали - по одному, но быстро возвращались в неровный строй. Оставаться наедине с лесной чащей, с ее неизведанными опасностями не хотелось никому. Здесь даже физиология работала очень оперативно. Вот и Оксана чуть смущенно улыбнулась ей и отстала, скрывшись за густым кустом - в тот самый момент, когда Соломон первым выскочил на широкую тропу...
   Потом были выстрелы, трупы, к которым она за свою военную карьеру так и не смогла привыкнуть. Смерть она видела исключительно в прицеле своей винтовки, а здесь ее пришлось брать за руки и ноги и волочь в яму, вырытую собственными руками. Впрочем, к рытью земли ей было не привыкать - иной раз так намашешься лопаткой, пока подготовишь позицию. На чужие плечи переложить такую работу было нельзя - от правильно выбранной и подготовленной лежки часто зависит жизнь, и не только твоя.
    Вот другим девчатам было тяжко. Парней всех положили единственной, но очень длинной очередью; их тоже сволокли в общую могилу, где уже поместилось несколько десятков тел - мужских, женских и даже детских. По лицам и одежде погибших было видно - арабы, как и те, что цепко сторожили их сейчас с автоматами Калашникова.
   - Сами своих положили что ли? - изумлялась она, отмечая, как взгляд старшего из арабов - бородатого молодого парня в камуфляже песочного цвета - все чаще останавливается на ней. Может потому, что Бэйла выделялась от остальных израильтянок менее измученным видом, а может...
   Об этом "может" совсем не хотелось думать, лишь только одна безумная надежда не давала совершить какую-либо глупость - ни среди трупов, ни среди живых пленниц не было Оксаны. Хотя где посреди дремучего леса сбежавшая израильтянка могла найти помощь?
  А вот нашла же! Пленницы уже завершили свою работу, прервавшись лишь раз - чтобы поесть кебаб, вкуса которого Бэйла практически не ощутила. Она, да и остальные девушки наверное и в страшном сне не представляли себе такого перекуса, но под дулом автомата особо не поспоришь. Тагер достаточно прилично понимала арабский язык; она поняла, что совсем скоро их опять заставят есть - теперь уже плов, и что потом придется таки делать ту самую глупость ( вроде попытки захватить оружие), скорее всего последнюю в ее жизни.
   Вот тут и появилась помощь - в лице высокого симпатичного парня, оказавшегося русским подполковником, сразу ставшим перед нелегким выбором - умереть одному или вместе с четырьмя пленницами, которые выстроились живой цепью между ним и бородатым главарем арабских бандитов.
   Но как оказалось, звание подполковника в России дают совсем не зря - русский оставил засаду, которая и расстреляла двух бандитов во главе с бородачом двумя совсем короткими очередями. И сделала это Оксана, По крайней мере именно она вышла из-за раскидистого куста с автоматом в руках ( за кустик зашла и из-за кустика вышла, а как много всего страшного произошло за это время!). От оружия подошедшей подруги( кого же еще!) едва ощутимо несло таким знакомым, таким милым запахом сгоревшего пороха. А затем все завертелось, закружилось стремительно. Подполковник  умел не только со стены прыгать и засады организовать. Русские, да и израильтянки, и выжившие арабы мирные ( оказывается и такие есть!) летали, выполняя его приказы. Среди прочих был приказ наедаться и напиваться впрок. Тот самый плов оказался необыкновенно вкусным, а потом...
   Потом парень с милым русским именем Толик вручил ей винтовку. Ну, если быть совсем честной, она сама выдернула из его рук снайперскую винтовку Драгунова, счастливо бормоча, дословно вспоминая теорию: длина  тысяча двести двадцать пять, ствол шестьсот двадцать миллиметров, скорострельность тридцать выстрелов в минуту, патрон семь шестьдесят два на пятьдесят четыре ( на три миллиметра длиннее привычных ей), коробчатый магазин на десять патронов, прицельная дальность тысяча триста, максимальная эффективная - восемьсот метров...
   Конечно, это был не ее ГАЛИЛ, изготовленный на заводе специально для нее   , но как приятно было ощутить в руках знакомую тяжесть оружия и представить, как в перекрестье оптического прицела замирает чудовищная морда зверя.
    Главное - боезапас был вполне приличным. Те самые коробчатые магазины находились в рюкзаке у Анатолия, о чем сообщил ей подполковник по-английски, которого русоволосый парень, тракторист из далекой России  не знал.
   - Не обижай парня, пусть почувствует себя джентльменом, - шепнул ей командир, и девушка кивнула - какая разница, кто будет нести боезапас, если в нем почти полторы сотни зарядов? Ну звери, держитесь!
   А подполковник уже говорил с профессором - непонятно пока каких наук - о маршруте похода. Он вообще не держал никаких секретов от израильтянок; Оксана переводила его речь свободно. Порой он и сам переходил на английский. Пассажа с теоремой Пифагора она не совсем поняла. Нет - с математикой и геометрией у Бейлы все было в порядке, при ее-то профессии, но почему так обрадовался профессор цифре пять, для нее осталось непонятным. Так же, как и расположение членов группы, в которой снайпер - ударная сила команды, оказалась позади, прикрывая всех, за исключением Анатолия, который прикрывал ее саму. Впрочем, в этом диком лесу тактика могла быть совсем иной, чем в привычных Тагер пограничных высотах Ближнего Востока. Очень скоро оказалось, что командир совсем не зря возглавил отряд. Бэйла временами страховала его, вскидывала оружие к плечу и всматривалась вперед, пытаясь раньше других заметить врага.
     Она хорошо рассмотрела двойной ствол какого-то неизвестного ей дерева, перевела прицел дальше, и тут командир поднял вверх правую руку, останавливая всех. Команда замерла; только снайпер медленно водила стволов, стараясь определить опасность, из-за которой подполковник Кудрявцев медленно стянул с плеча какую-то допотопную ( может даже деревянную!) кобуру невероятных размеров. Сделать это было не так-то просто, потому что на командире кроме этого пистолета свисал на другом боку еще один, более мелкий; сзади висел автомат Калашникова, и еще какой-то рюкзак. Торс подполковника, и так внушительный, бугрился магазинами к АКМ в разгрузочном жилете.  В общем, можно было подумать, что командир в детстве не наигрался в войну, но Тагер помнила о его словах о Черном Каце. Почему-то слова эти не показались ей пустой похвальбой. Командир достаточно ловко освободил себя от ремня кобуры, вытянул из нее ствол, на котором непонятно как оказался глушитель, и так же четко присоединил кобуру к пистолету. Всего несколько мгновений, и в руках у него был карабин. Может кто-то назвал бы это немного неуклюжее творение оружейной мысли пародией на боевое оружие, но только не Бэйла.
   Она видела, как привычно, с неторопливой грацией и уверенностью подполковник вскинул этот смертоносный агрегат к плечу, как с небольшим интервалом его палец плавно дернулся. нажимая на курок и так же дважды пистолет едва слышно кашлянул. Результат был ошеломительным! Двойной ствол, который она только что равнодушно осмотрела, вдруг стремительно раздвоился. Тот, что помассивнее, остался на месте, сотрясаемый ударами сильного тела; второй - тот, что поуже, но тоже в диаметре никак не меньше торса того же подполковника в разгрузке и рюкзаке, оказался гигантской змеей с непропорционально маленькой для такого чудовищного туловища головой. А может, голова эта казалось маленькой потому что была вдребезги разбита пулями командира. Она яростно дергалась из стороны в сторону, разбрызгивая кругом кровь и кусочки мозга, который явно не успел сообщить остальному телу, что оно уже умерло. Туловище змеи, терявшееся высоко в кронах деревьев, наверняка еще долго терзало дерево, но Кудрявцев не дал "насладиться" этим зрелищем. По большой дуге отряд обогнул место смерти монстра змеиного царства и только когда командир, взглянув на компас, уверенно повел их вперед, до Тайгер дошло, что этот змей охотился, и ближайшей добычей для него были именно люди.
   - Да что же это за мир такой страшный, - воскликнула она про себя, впервые отделяя местность вокруг от привычных Израиля, России, Сирии и всего остального земного. Эти переживания не мешали ей еще тщательнее осматривать чужую чащу по сторонам - за авангард она теперь не беспокоилась.
   Командир еще раз остановил отряд, чтобы подобрать туфельку на высоком каблуке, которую тут же признала своей Мария Закс. Она чуть потупив глазки сообщила, что долго несла эту единственную туфлю - одну из пары своих самых любимых - но выбросила - как раз когда Соломон начал успокаивать светловолосую Дину Рубинчик. Подполковник неодобрительно покосился на несдержанную на язык девушку, но Рубинчик вела себя вполне спокойно; быть может она и не слышала этих слов, мыслями находясь уже впереди, в маленьком израильском филиале ада.
   В третий раз командир остановил группу, немного сменив курс и взобравшись на невысокий пригорок. Теперь он поманил к себе Бэйлу. Следом тенью, словно жест относился и к нему, зашагал русский тракторист.
   Подполковник протянул руку вперед, и Тайгер едва не закричала, увидев в прицел развалины, откуда она, и ее соотечественники бежали утром. Она мало что запомнила тогда, оглянувшись сквозь деревья всего пару раз, но одинокую скалу высотой метров пять  в самом центре причудливого смешения стен, каких-то автомобилей, стеклянных витрин, кое где еще целых. Совсем пустых участков практически не было. Разве только тот, на котором до сих пор аккуратным рядком выстроились одинаковые велосипеды - когда-то это была платная велосипедная прокатная стоянка, и она сама не раз пользовалась такой услугой.
   Другим относительно свободным участком был тот самый, на котором она сегодняшним утром катила коляску с отцом. Коляска была там, где ее бросила девушка - у самого основания гигантского ствола, а вот тела отца.., - она повела перекрестье прицела по развалинам, не таким большим как ожидала, квадрат со стороной всего метров двадцать- двадцать пять. А в центре возвышалась та самая скала, теперь о чем-то смутно напоминавшая девушке.
   Впрочем, это потом! Она довела прицел по кругу опять к "своей" полянке, к коляске, убедившись, что ни одного человеческого тела не видно. А монстры были. И самый крупный - вожак, наверное - разлегся как раз за ее поляне, на плитах, еще совсем недавно украшавших Ибн-Габрилов - одну из центральных улиц Тель-Авива. Он был настолько велик, что вытянутые вперед медвежьи лапы едва не касались стены на соседнем участке, а хвост, сейчас мирно постукивавший по плитке, не дотягивал до другого - противоположного - не больше полуметра. Такого не могло быть, таких зверей не могло существовать на Земле! - но вот он лежал, лениво облизываясь и поглядывая на свою стаю.
   В стае, как оказалось было вместе с ним восемь особей, но не могли же они сожрать подчистую столько человек? Или могли? И сколько?
   - Человек пятнадцать должно было оставаться как минимум. Скорее больше, - ответил на ее невысказанный вопрос подполковник.
   - А зверей всего восемь, - глухо ответила на его сообщение Тагер, - я их всех могу сделать прямо отсюда.
   - Ну так сделай, - то ли приказал, то ли разрешил подполковник, и Бэйла медленно кивнула, хищно улыбнувшись. По крайней мере ей самой показалось, что хищно.
   Она огляделась. Конечно, из положения лежа стрелять намного удобнее и точнее, но обзор! - больше половины медведесобак она просто не увидит за развалинами; удобной развилки, или обычной ветки дерева на этом холмике не было - какие-то корявые деревца даже без тяжести оружия заметно дрожали под слабыми порывами ветра. И Тагер решила показать класс стрельбы в стойке.
   Она уперлась подошвами в грунт, попинав его немного, чтобы попрочнее утвердиться на этой такой негостеприимной земле и навела перекрестье прицела  прямо между глаз вожака, которых находился от нее не дальше двухсот метров. Тот казалось глянул прямо в глаза девушке и ( почудилось) чуть ощерил клыки. Палец очень мягко, не дергая, нажал на курок. и нос монстра взорвался кровавыми брызгами. Скорее всего и этих  граммов смертоносного металла хватило бы чудовищу, но Бэйла не хотела оставлять ему даже малейшего шанса. К тому же командир обещал ей патроны на пристрелку. Вот так "русский командир" стал просто "командиром" - в том числе и ее.
   Винтовка чуть дернулась вверх и прозвучал второй выстрел - так быстро, что смертельно раненый зверь не успел даже дернуться. Пуля попала теперь точно туда, куда она и целилась - прямо по центру лба.
   Дальше дело пошло не менее стремительно. Еще два монстра упокоились с первого выстрела; потом остальные чудовища забеспокоились - скорее не от звуков частых резких выстрелов, а запаха свежей крови, который опять заполнял лагерь. Их движения стали быстрее - вот один из зверей  подскочил к мертвому вожаку и боднул его в косматый бок уродливой мордой, и тут же упал рядом, пораженный пулей в ухо. С другими Бэйле повезло не так сильно в части экономии боеприпасов: по два патрона ушло на пятого и шестого монстров ( в том числе по контрольному на каждого); десятый патрон ранил очередную жертву в шею и та завертелась на месте.
   Тагер резко выдернула магазин и не глядя занесла ладонь в сторону: "Дай!" Анатолий, даром что не знал иврита, ловко выхватил пустой магазин из ладошки, и тут же вложил в нее полный, явно приготовленный заранее. Она даже кивком не поблагодарила расторопного помощника - все потом! - последнее животное готово было трусливо покинуть поле боя, точнее поле бойни, подобной той, что сегодня утром устроили сами звери. Никакого сожаления - лишь чувство холодной, не до конца утоленной мести испытывала она, посылая очередной патрон вдоль движения восьмой из живых мишеней. Пуля очевидно поразила позвоночник, потому что медведесобака, едва не кувыркнувшись через голову - так резво она пыталась скрыться в лесу - замерла на миг, и дальше поползла , перебирая уже только передними лапами. Ее мучения были недолгими - очередной патрон вдребезги разнес затылок мохнатого чудовища. Предпоследняя, седьмая жертва еще слабо шевелила лапами и Тагер не удержалась, успокоила ее точным выстрелом в череп.
   Внутри ее словно разжалась тугая пружина и Бэйла, медленно опустила винтовку вниз, хрипло выдохнув: "Все!"
   - Класс! - практически синхронно воскликнул по- русски Никитин; этого переводить не понадобилось.
   Командир ласково похлопал, почти погладил снайпера по плечу и повел группу  вниз - к лагерю. Отряд подходил к развалинам медленно, ощетинившись словно еж оружием; даже Сара с Марией достали - впервые за все время - свои пистолеты. Держали они их вполне профессионально; командир только одобрительно кивал, глядя, как девушки резко поворачивались на любой ( чаще всего придуманный испуганным разумом) шорох, очень похоже изображая при этом стойку американских полицейских. Так, плотной группой, они обошли лагерь по периметру. Звери не шевелились. Вряд ли их огромные размеры и сила научили их притворяться; от такой стаи тот же махайрод скорее всего позорно бежал бы.
   Наконец отряд ступил вглубь развалин - туда, где высилась идеально высеченная глыба серого камня. Впрочем, монолитным камень был не везде; сторона, противоположная "их" с отцом площадке, было сложена из огромных тесаных блоков все того же светло- серого оттенка.
   Бэйла не успела выкрикнуть первой - Оксана вдруг шагнула вперед и широко развела руки, словно пытаясь обнять огромный камень. Она прокричала, прорыдала что-то скорее всего по-русски, а затем повторила на родном для девушек языке, повернув ко всем лицо с мокрыми от слез щеками:
   - Это же Стена Плача!
   И действительно, это была древняя иерусалимская реликвия, вернее ее фрагмент, неведомо как попавшая сюда вместе с сынами и дочерьми израилевыми. Под руку Бэйле, тоже попытавшейся обнять древний памятник ( как и остальные девушки), попалось что-то инородное, не каменное. Она машинально вытянула из щели между блоками какую-то бумажку, развернула ее и вполголоса прочитала на иврите:
   - Господи, дай здоровье моей доченьке!
    Тагер торопливо свернула послание и вернула его на место с мыслью: "Пусть исполнится просьба матери, кто бы она не была и где бы она не находилась".
   В следующее мгновенье Бэйла, а вместе с ней и все остальные резко повернулись на скрип металлической двери. Дверь эта скрывала нутро огромного, судя по угрожающей эмблеме, имеющего отношение к электричеству, шкафа, из которого выступили и замерли перед таким же неподвижным отрядом парень в спецовке и светловолосый мальчишка. К нему и рванулась первой с криком: "Михаэль, мальчик мой!" Дина Рубинчик. Она  обняла его всем телом так тесно, что для ее же поцелуев осталась свободной только вихрастая русая макушка.
   За этой парой стоял парень, улыбаясь сначала смущенно, затем со все  нарастающим удивлением на лице. Эта улыбка стала восторженной, какой-то радостно-мальчишеской, когда за спиной Тагер командир на русском языке, который она кажется начала немного понимать, воскликнул:
 -  Старший сержант Левин! Что ты, черт тебя побери, тут делаешь?!









Глава 9. Валерий Ильин. Все сначала.
   Валерий Николаевич Ильин, строитель, бизнесмен, с невероятным трудом построивший свое дело в Москве, оглядел свою новую команду. Николай Рубцов, номинальный комендант лагеря, быстро слинял с площадки, где все провожали отряд командира. Слинял, прихватив двух ребят покрепче с лопатами, которые Валерий неосмотрительно оставил прислоненными к гаражу - ближайшему к лесу строению. Сейчас эта троица жестикулировала руками метрах в пятидесяти, очевидно распределяя очередность рабочих смен - лопат было всего две, а работников, включая коменданта,  трое. И Ильин не был уверен, что Рубцову не придется помахать шанцевым инструментом, подавая пример подчиненным - командир поставил перед ним жесткую задачу - к возвращению Кудрявцева с командой три могилы должны быть готовы к траурной церемонии. Иначе место коменданта станет свободным. Впрочем Валерий был уверен - Николай все равно очень скоро слетит с теплого местечка; руководить людьми здесь сидя в мягком кресле не получится. А Рубцов, скорее всего, иначе работать не мог. Или мог, но разучился. Но это были уже проблемы самого коменданта, ну и подполковника тоже.
   Последнего Ильин не винил за то, что с отрядом ушли самые крепкие и умелые на вид мужики; понимал что дело им предстоит трудное и опасное. Но как ему самому выполнять свое, с такой рабочей командой?
   Итак, перед Валерием стояло шестнадцать человек; он семнадцатый. Вычитаем трех детей (считая его внука). Одну девушку придется оставить при них - слишком малы для самостоятельных игр.
   - Ларису - жену - с ними не оставишь,  подумал он, - сразу пойдут разговоры за спиной. Она у меня женщина понимающая, так что самый легкий участок не для нее.
   Он посмотрел на Ирину, свою бывшую,  такую же молодую и бесшабашную, как в то время, когда он только он начинал крутить с нею любовь. Она стояла, откровенно улыбаясь ему и Ильин едва сдержал ответную улыбку. Лариса была женщиной не только понимающей, но и безумно ревнивой, а начинать свою карьеру начальника с пощечины по своему лицу никак не хотелось.
    А пусть поработают в паре, - почти злорадно решил он, и кивнул женам - бывшей и нынешней:
   - Лариса Ивановна, Ирина Павловна, вы вдвоем, ну и.., - из за спины услужливо протянулась рука с листком бумаги, исписанным мелким аккуратным почерком и Валерий взял его, благодарно кивнув Котовой, заместителю командира по кадрам. Как отреагировала на его кивок Мария Сергеевна, он не видел, поскольку женщина скромно осталась стоять позади.
   - Так..., - протянул он, вчитываясь в список, из которого уже были исключены (помечены галочками) весь отряд командира, троица невольных могильщиков, так и не приступившая пока к рытью и Виталька Дубов, одиноко маявшийся на своем посту с автоматом в руках.
   - Так, - повторил он, - Гурьянова Нина Ивановна и Орлова Раиса Петровна...
   Две девушки синхронно кивнули. Стояли они в разных краях неровного строя, окружившего его полукругом, но, как оказалось, были родом из одного города, из Коврова;  даже закончили одно медицинское училище, только Нина в восьмидесятом году, а Раиса уже в новом веке, в две тысячи третьем. Об этом он и сообщил слегка обалдевшим девушкам, тут же проводив их вместе с супругами к внушительной куче профильных труб:
   - Вот это, девчата, надо убрать, сложить аккуратно к бане, - показал он на трубы, при этом невольно ткнув пальцем в ногу мертвого мотоциклиста.
   - Щас, - подперла кулаками бока Ирина, - что у нас, мужиков не хватает?
   Она оглянулась, бросая взгляд на переминающуюся в сторонке с ноги на ногу мужскую "гвардию" команды. Поп, Серега Благолепов, так и щеголял в рясе, от которой слегка пованивало, почему тот скорее всего и стоял в сторонке. Второй, тоже Серега - Ежиков, "писатель", стоял рядом за компанию. Щуплый и не обретший с молодостью правильной осанки, он явно побаивался толпы девушек, и потому прятался за поповской спиной.
   - Да.., - протянули хором супруги ( женщины), и повернулись опять к мужу - бывшему и настоящему, - ты хоть нам рукавицы какие выдай.
   - Это я сейчас, мигом! - обрадовался бизнесмен-строитель. Он закричал часовому, справедливо полагая, что в грузовом автомобиле никак нельзя было обойтись без спецодежды, - Виталик!
   Часовой тут же обернулся. Был он, как успел убедиться Ильин, парнем весьма общительным, несение службы молча не было его коньком, и сейчас он был явно не прочь почесать языком, не забывая, впрочем, оглядывать окрестности. Однако разговор получился весьма коротким. Виталий на вопрос о рукавицах кивнул на свою машину, вернее на переднюю часть ее с кабиной:
   - Там на пассажирском сидении две упаковки перчаток, двадцать пар...
   Он явно хотел продолжить, может объяснить, зачем ему так много рабочих перчаток, но Валерий торопливо кивнул, и тут же спрятался от него за кабиной.
   Машина с какой-то погрузочной установкой, возвышающейся над этой самой оранжевой кабиной, стояла, прислонившись левым боком к железобетонной стене пока еще не обследованного строения так, что пробраться внутрь можно было только со стороны дверцы водителя. Что Ильин и сделал, снова увидев Валерия, теперь уже сквозь широкое лобовое стекло КАМАЗа. Но на Дубова ему смотреть было не интересно; он с большим удовольствием оглядел богатства, хранящиеся в этом помещении.
   На полу перед пассажирскими креслами, на резиновом коврике, лежали , как и говорил раньше водитель, два топора и бензопила "Хускварна". Рядом, в комплекте к ней, десятилитровая канистра с жидкостью красного цвета ( Валерий, часто сам бравшийся на стройке и за топор, и за пилу, не мог не узнать характерного цвета бензина, заправленного специальным маслом для импортных бензопил). В сумке защитного цвета были, без сомнения, запасные цепи, напильники, масло - тоже специальное, уже для добавления в саму пилу, и что-то еще нужное, чтобы "Хускварна" исправно выполняла свою работу. Упомянутые выше перчатки лежали, стянутые резинками в две пачки, одну из которых он тут же взял. Взял он с собой и десятиметровую рулетку, и тяжелые ножницы для резки проволоки, лежащие тут же, на сидении. Прихватил и один из топоров.
   Четыре пары перчаток тут же обрели владельцев; пятая  была почти торжественно вручена Кате Никулиной - девушке весьма преклонного возраста ( по паспорту ей было уже восемьдесят лет!) - согласившейся выполнять пока роль кочегара в бане. Что такое вытяжка и поддувало она знала, так что за баню можно было быть спокойным. На вопрос попа, так ли сейчас необходимо топить баньку, начальник ответил, что совсем скоро должен вернуться командир с отрядом, и кому-то может быть необходимо будет смыть пот или... кровь.
   - Да и тебе, Сергей Алексеевич, не мешало бы подмыться ( он так и сказал).
   - А я с радостью,-  тут же помчался поп следом за восьмидесятилетней девушкой. Впрочем оттуда он выскочил почти сразу же, уже с двумя обливными ведрами.
   - Во чешет! - засмеялась вслед спешащему за водой вприпрыжку Благолепову Зина Егорова.
   - Так вы же его и научили, Зинаида Сергеевна, - улыбнулся всеобщей кормилице за компанию Ильин.
   - Можно просто Зина, - вернула ему улыбку Егорова.
  - Хорошо, Зина, - Валерий машинально оглянулся на своих двух женщин. Они как раз укладывали первую трубу к бревенчатой стене, - выбирай двух помощниц и беритесь за мясо, пока оно свежее. Там две фляги из трех из-под подсолнечного масла почти пустые. Я сейчас сооружу какой-нибудь очаг, надо их отмыть... Конечно, маслом старым все равно пахнуть будет...
   - После "Фэйри? - фыркнула Егорова, - у меня на кухне полная литровая бутылка есть. Никакого запаха , поросятину эту будете есть - только за ушами пищать будет. Да и очажок сама сварганю - невелика хитрость.
   Ильин поднял руки, соглашаясь.
   - А в помощницы мне , - она тоже заглянула в листок.
   - Только не Широкова, - поспешил  Валерий, - пусть она с детьми посидит, да хотя бы и рядом с вами. Ну и Мария Сергеевна мне пока нужна.
   Люба Широкова, прижимавшая к себе двои детей, благодарно кивнула и подтянула к себе третьего - Юру Ильина, Валериного внука.
   - Тогда опять Надя Исакова и... пожалуй, Оля Ульянова.
   - Так она же раненая, - Ильин кивнул на перетянутую какой-то материей грудь девушки.
   - Ничего , - улыбнулась та явно опасаясь вздохнуть поглубже, шумовкой мешать в котле смогу.
   - А я ей помогу, - тут же вызвалась Широкова, - и дети у двоих без присмотра не останутся.
- Ну смотрите, - кивнул Валерий и повернулся к совсем уже поредевшей команде - перед ним остались Ежиков, Мария Сергеевна и еще две девушки - Света Кузьмина, бывшая учительница начальных классов и Ира Жадова, пианистка из Ярославля.
   - Ну что ж, пойдемте, - вздохнул он и повел свое воинство  к кухне Егоровой.
   Вплотную к ней, к меньшей половине, приткнулась другая половина, задняя - от троллейбуса. Широкие колеса имелись в наличии, но половинка не завалилась вперед, плотно упершись идеальным срезом в районе средних дверей в бетонную стену.
    - Это у нас готовый склад для непортящихся продуктов и кухонной утвари, - объявил он, обведя рукой гибрид железа, стекла и бетона. - Сейчас мы с Серегой укрепим это сооружение, а вы, девчата, начинайте таскать сюда все из магазина и прилавков базарных... Особенно потщательнее специи там подберите, - крикнул Валерий уже вслед девушкам.
   Когда три носильщицы вернулись с грузом во второй раз, определив первую партию в бетонной половине склада, половинка от троллейбуса уже монументально утвердилась на клочке асфальта. Подпоркой для нее послужили обломки все того же железобетона. Иные куски были настолько массивными, что Ежиков изумленно уставился на них, словно видел впервые, словно не он только что ворочал их вместе с Валерием. 
   Он вдруг вздрогнул и подскочил на месте, да и все другие в лагере заполошенно дернулись в сторону бани от отчаянного мужского крика:
   - А.а.а.., - кричал взахлеб Благолепов, - сожгла, совсем сожгла! - он стоял на высоком крыльце, воздев к небу руки и совсем не замечая, как вокруг собираются парни и девушки. Не замечал он какое-то время и того, что стоял перед всеми совершенно обнаженным. А может, он ждал , что кто-нибудь из девушек протянет "Ого!.." Дождался. Самой бойкой оказалась все та же Егорова, сквозь оглушительный хохот докричавшаяся до его сознания: "И это все ?!"
   Этот голос поп наверное различал уже на подсознательном уровне. Он встретился взглядом с девушкой, опустил глаза еще ниже и стремительно покраснел; через мгновенье он скрылся за дверью, едва не снеся по пути выходившую навстречу Никулину.
   - А я что? - пожала она плечами с улыбкой скорее озорной, чем виноватой, - сам бросил одежку на поленницу, а уж от нее смердело - вот я и решила...
   - То-то я гляжу дым какой-то черный повалил, - добавила хохоту среди окружающих Егорова, - как будто козлиной шерсти в печку добавили. На уж, отнеси - она вытянула из раскрытого чемодана, лежавшего на том месте, где его оставил Иванов, очередную пару треников; эти были уже совсем разношены, но ничем другим Зинаида помочь не могла.
   Толпа рассеялась сама - по два, по три человека, живо обсуждая происшедшее. Ильин особо не вслушивался, однако отметил, как его бывшая супруга, склонившись к более низкой жене настоящей, проговорила, обернувшись к нему с лукавой усмешкой:
   - А что, ничего мужичок-то, после двадцати -то лет холостой жизни...
   Они присели на обломок бетонной плиты, склонив головы и продолжая шушукаться о чем-то своем, о женском. Трубы начала таскать , так же аккуратно складывая их, следующая пара.
   Валера сокрушенно покачал головой и опять повернулся к бане - на крыльце появился Благолепов, уже одетый. Его можно было бы назвать неудачной копией Ивана Грозного - того, которого так великолепно сыграл Юрий Яковлев. Ни статью, ни комически грозным выражением лица великого актера Сергей не отличался; только торчащая вперед тощая козлиная бородка, да спортивный костюм со вздувшимися на коленях пузырями могли привести мысли Ильина на такие параллели.
   На ногах попа красовались свои туфли черного цвета  - остроносые, безумно дорогие, уж Валерий-то за годы жизни в Москве научился разбираться в качественной одежде и обуви. Глядя почему-то злорадно на эти туфли, он и вручил Благолепову лопату. Вторую уже держал в руках Ежиков, который опять стоял у троллейбуса, с гордостью оглядывая дело своих рук.
    Он тут же получил другого напарника и новое задание. Ильин подвел обоих к окну кухни Зинаиды Сергеевны, которая совсем недавно украшала собой третий этаж многоквартирного дома в Свердловске.
    - Вот тут, - он ткнул пальцем в землю прямо под окном, - тоже должно быть окно. Учитывая, что потолки здесь были невысокие, а Зина сидела, когда... в общем, понятно когда. Так вот - окно вполне может быть целым. Разобьете - останетесь без ужина.
   - Еще один командир отыскался, - негромко пробурчал поп, и тут же втянул голову в плечи, потому что прямо за его спиной прозвучал голос хозяйки кухни:
   - А что это вы тут собрались делать, ребятки?
   - А это мы, Зина, тебе погреб сейчас копать будем.
   - А, это как там, - она махнула в сторону туалета, у мужской половины которого как раз образовалась очередь из двух человек. Третий копатель вероятно заседал внутри. Валерий так и не увидел как эти трое копали там, среди берез, но вмешиваться не хотел - не имел ни желания, ни полномочий.
   Вместо этого он кивнул Егоровой и попросил ее, показывая на девушек, возвращающихся с очередной порцией груза:
   - Вы бы помогли им рассортировать куда что нужно.
   Девушки ненадолго скрылись за полуоткрытой дверью троллейбуса, и вернулись, направляясь уже не к магазину, а к Ильину.
   - Все, - смахнула со лба каплю пота Котова, - и магазин, и рынок почистили. Даже весы и мыло столетнее принесли.
   - А вот это правильно, молодцы, - похвалил Валерий, пять минут отдуха; потом Света с Ирой в помощь Зинаиде, а Мария Сергеевна со мной. И возьмите пожалуйста бумаги листов десять,  карандашей и линейку, если есть, конечно.
   - Есть, - кивнула Котова.
   Ровно через пять минут она встала с подножки троллейбуса и кивнула начальнику, который, наплевав на субординацию, сам начал подкапываться под кухню, разметив и углубив на полтора штыка фронт работ. Лопата в грунт шла на удивление легко - и заточена была на совесть, и почва была супесчаной, откидывалась в сторону как-то очень быстро.
   Он вернул лопату Ежикову, пробормотал:"Вот как-то так", и пошел с Марией Сергеевной - Машей - по периметру лагеря. К этому - осмотру уже не бесхозного, уже его ( общего конечно, но отвечает-то он!) имущества он жаждал приступить, как только подполковник с отрядом скрылся в лесу. Его хозяйственная натура видела захватывающие приключения именно в этом - в неожиданных находках, полезных мелочах, а может быть и совсем не мелочах, как на полках рядом с гаражом.
    Котова уже успела разбить первый лист на двадцать пять равных квадратов , пронумеровать их по горизонтали, слева направо, и сейчас аккуратно выводила в квадратике под номером шесть: "Часть тепловоза с погибшей женщиной".
   Женщины уже тут не было - общими усилиями парни приподняли, точнее перекатили громоздкую железяку, и унесли тело туда, где уже находилась жертва махайрода.
   - Ага, - начал инвентаризацию Ильин, не глядя, но понимая, что Маша быстро и безошибочно записывает за ним:
  - Рельсы по пять метров длиной - две штуки, шпалы железобетонные, длиной два восемьдесят ( он совсем не случайно прихватил из КАМАЗа рулетку) четырнадцать штук; электровоз...
   Он попытался шагнуть на что-то торчащее, окрашенное в черный цвет, но останки электровоза угрожающе качнулись и он отступил:
   - Требует дополнительного обследования; хотя... вот обшивка обязательно пригодится - вон она какая толстая; гнутая, правда.., а может это и к лучшему.
   Следующий по ходу часовой стрелки квадратик был угловым, под номером первым. и обитали прежде в нем подполковник Кудрявцев и веселая старушка Никулина.
   - Тут все понятно, - остановился ненадолго Ильин, - записывайте: "Кровать полутораспальная, с комплектом белья, заправленная" .
   Он перешел на половину командира и продолжил:
   - Шкаф ДСП шпонированный под африканский орех.., ага - внутри сейфовый шкаф, без ключей, не открывается...
   - И не надо, - тихо остановила его девушка, - у этого шкафа есть хозяин,
   - Точно, - хлопнул себя по лбу Ильин и виновато улыбнулся.
   Он тут же перешел к соседнему квадрату, который у Маши числился под номером два:
   - Так, кровать.., - он запнулся, не зная как обозвать этот мягкий стадион общей площадью не менее десяти квадратных метров. Впрочем, огромный матрас фирмы "Аскона", как и каркас под ним, были составными, так что против них, как и против кровати Никулиной очень скоро появилась строка: " Унести в баню, второй этаж".
   На удивление, и столик, и праздничный натюрморт на нем были на месте.
   - Ира, - совсем негромко закричал он, потому что расстояния в лагере были совсем не великими, - Ирина!
   Ирина появилась вместе со Светой и на удивленный вопрос начальника ответила:
   - Выгнала нас Зина, сказала сама справится.
   - Ну и ладно, - согласился Ильин, - показал на торт.
   - Да мы вроде бы не голодные, - начала Светлана, и прыснула, глядя, как у Валерия начинает вытягиваться лицо, - это шутка такая.
   - Шутница, блин, - парень выдохнул их груди набранный для ругательной тирады воздух, - все это тоже Зинаиде, а потом прошвырнуться по всему лагерю, может еще где продукты лежат. Только осторожнее - не провалитесь мне там.
   Девчонки - по другому язык не поворачивался их назвать - весело засмеялись и убежали, а Валерий с Котовой перешли к следующему квадрату. Впрочем Ильин ненадолго вернулся и на стыке двух предыдущих квадратов воткнул какую-то железяку, велев Маше пометить это на плане как вход в очередной подвал.
   - Закончат копать там, - махнул он в сторону кухни,- перейдут сюда. До вечера далеко, копать им не перекопать.
   - Ну-ну, - с сомнением протянула Котова, поглядев почему-то совсем в другую сторону - на копателей под березами. Те уже шевелились. Лезвия лопат посверкивали на солнце, правда совсем не шустро.
   - Итак квадрат номер три , - вернулся он на прежнее место, тоже часть квартиры.., двух квартир. Блин, здесь же тоже ванная, - эта комната, целая вместе с потолком, дверью и всем содержимым малогабаритной ванной, была пропущено по одной простой причине  - в отличие от той, что украшали пикантное таблички "народного" художника, у это не было смежной ванной; находившаяся посреди пятиметрового квадрата, она была окружена частями других комнат: к лесу располагалась часть спальни, располагалась совсем неудачно - так, что от двухспальной кровати осталось только изголовье не больше сантиметров семидесяти шириной.
   - Хорошо, кто-то в это время не спал на кровати, - подумал Ильин. Котову, судя по помрачневшему лицу, посетила та же мысль, Впрочем...
   - Это не твоя ли квартира, - легко перешел на ты Валерий.
   - Нет, - махнула куда-то в сторону Мария, - я там, вместе с пожарной машиной прибыла.
   Ильин быстро пробежался по комнатам.
   - Барахло, - коротко охарактеризовал он, - но барахло нужное. Как только откопаем второй подвал, сразу все туда.
   - А зачем, - искренне удивилась Мария, - пусть тут лежит, в шкафах.
   - А дождь, - возразил бизнесмен строитель, - лучше все снести в одно-два места и хорошую гидроизоляцию устроить.
   - А чем? - задала резонный вопрос Мария. Она, как любая русская женщина в вопросах ремонта разбиралась не хуже профессионалов.
   - Командир прикажет - найдем, -  убежденно ответил Ильин, и на это Котова не нашла что ответить.
    Следующий квадрат под номером четыре не был руиной квартиры. Это было для них несомненным богатством. Четыре трубы диаметром сантиметров сорок, в теплоизоляции, причудливо изгибались под прямыми углами; когда-то это явно было частью системы водо- или теплоснабжения - в том месте, где устраивался проезд для машин. Машина и стояла, придавленная этой четверкой труб. Точнее часть машины, задняя, как у троллейбуса. Это была мусорная машина с целым кузовом оранжевого цвета, на котором черными буквами было аккуратно написано "УНР-17"
   - Да, не досчитается это УНР одной машины сегодня; да и двух мусорных баков тоже.
   Мария добросовестно вписывала все это в листок, уже не первый по счету, а Валерий прикидывал, к чему можно будет приспособить все это хозяйство, хотя бы эти мусорные баки -новенькие, целые, с мусором конечно - иначе зачем бы сюда приехала мусорная машина - так ведь можно и отмыть
   Он сам не понял, чем вдруг привлек его левый бак. Вроде бы никто не скребся внутри, но он решительно откинул крышку, потом не побрезговал схватить в руки грязную картонную коробку.
 Из под нее на парня уставились две пары синих детских глаз - настолько огромных и испуганных, что у него самого едва не брызнули слезы. Но заплакала все таки девочки - две крошки-близняшки лет семи-восьми. Заплакали, когда он вытащил их обеих вместе и поставил перед собой. Он рухнул перед ними на колени, и слеза все таки выкатилась из его глаза, когда одна из них спросила:
   - Дядя, вы не отдадите нас обратно в детдом?
   Рядом беззвучно рыдала Мария, затем неведомо как появились остальные, и рыдания грозили скоро перерасти в общую истерику, пока в круг решительно не вошла Зинаида, и не выхватила детей их объятий Валерия.
   - Хватит сопли-то разводить перед детьми, - сердито выговорила она начальнику, - детей отмыть надо да покормить, а они рыдают. Как вас зовут-то? - уже совсем другим тоном спросила она у малышек.
   - Маша и Даша, - хором ответили дети.
   Их совсем скоро унесли; гомонящая толпа, состоящая практически из одних девушек, тоже рассосалась по рабочим местам ( так подумал Ильин, не готовый сейчас идти с проверкой исполнения работ), а пара исследователей руин еще минут пять посидела на нижнем отростке трубы, приходя в себя.
   - Ну вот, совсем не зря ходили, - проговорила Мария и они оба вскочили - что там или кто ждал их может быть в развалинах?
   Следующие три квадрата  - пятый, десятый и пятнадцатый были совсем неинтересны. Пятый, женский и мужской туалеты в углу лагеря, Ильин облазил вдоль и поперек, когда они были еще ванными комнатами; в десятом сиротливо стоял холодильник- витрина, да валялись доски от соседнего стеллажа, на которые он тут же указал пальцем: пригодятся устраивать полки в подвалах.
   Соседний, пятнадцатый, был так же обчищен - по его заданию. Это был бывший сельмаг - толстое кирпичное здание, имевшее сейчас два недостатка - отсутствие одной стены с дверью, которая как раз должна была отпираться в сторону центрального квадрата с баней, и крыши на головой. Потолок - не очень высокий - присутствовал, но после первого же дождя он несомненно рухнул бы вниз вместе с водой: - глина, из которой он в основном и состоял в целях теплоизоляции,  влагу конечно бы впитала со страшной скоростью, такую тяжесть доска-дюймовка ни за что не выдержит. Подвала под магазином не было - это Ильин выяснил еще раньше, у своей бывшей, поэтому еще раз оглядев уже пустые старинные холодильные витрины, он сокрушенно показал головой и перешел к другому квадрату, который у Марии числился под номером двадцать.
   Это была больница, часть процедурной палаты, в которой Валерий присмотрел под общественные нужды два топчана, обтянутые искусственной кожей и покрытые чистыми простынями и... все. Медицинское оборудование, представленное штативом с капельницей, до сих пор заполненной каким-то прозрачным раствором и большую дамскую сумочку коричневого цвета он решил не трогать до возвращения хозяйки - Люды Николаевой - ушедшей в рейд с командиром.
   В следующем, угловом квадрате под номером двадцать пять, их опять ждал сюрприз. Одним из самых ценных Ильин считал обретение помещений с крышей ( или потолком, и четырьмя целыми стенами. Вот такая и пряталась здесь, окруженная обрезками стен со всех сторон. Размером четыре на четыре, комната располагалась практически по центру квадрата, ощетинившись на все стороны света своеобразными навесами шириной в те же четыре метра и глубиной в полметра. Все они были покрыты сверху плитами; на удивлении не одна не рухнула. Так что к комнате прилагались еще четыре навеса. Сама же она тоже оказалась кухней; не такой скромной как у Зинаиды - с современным стильным кухонным гарнитуром, мойкой и газовой плитой под мрамор. Количество же электрических приборов в помощь хозяйке просто зашкаливало. За спиной завистливо вздохнула Котова. Увы, пока все это богатство пользы принести не могло, но... наблюдая как Маша нетерпеливо переходит от одной кухонной машины к другой и гладит их чуть дрожащими пальцами, он понял: хотят они или нет, а решить вопрос с электричеством им придется как можно раньше. Жизнь заставит... в лице их же собственных подруг.
   У него мелькнула мысль перенести сюда котлопункт и склад продовольствия, но нет - не в красоте дело. Кухня Зинаиды была расположена гораздо удачней, да и троллейбус - его часть - уже был приспособлен под склад; но вот запасы здешней домохозяйки! Он открыл очередную дверцу гарнитура, и на него едва не посыпались пакеты специй в ярких упаковках; за ними теснились пачки с листовым чаем и натуральным кофе; банки с растворимым кофе и  еще с чем-то.
   - Однако, - подумал он, открывая дверцу холодильника - правую, более широкую; рядом белела глянцем еще одна, поуже, скрывавшая за собой морозильную камеру, - какие у хозяев вкусы были разносторонние. А главное нрав был хомячий. Оказывается и от кризиса может быть какая-то польза! По крайней мере для нас польза явная. Интересно, кто же это к нам с таким "багажом" пожаловал?
   Холодильник тоже был полон; морозилка битком набита пакетами с мясом, на которые Валерий взглянул со вполне понятным равнодушием - своего некуда девать. Тем более оно скоро потечет на таком пекле.
   Все это нужно было переносить на хранение, сортировать; Ильин, а вслед за ним и Мария вышли за дверь, чтобы позвать  Иру со Светой, но те уже и так были рядом - запыхавшиеся и раскрасневшиеся, скользящие взглядами по развалинам в поисках начальника. Увидев его, они вцепились в рукава его рубашки, в которой он щеголял, сняв еще утром куртку, а затем и костюм.
   - Валерий Николаевич... Валера... - наперебой закричали они, - там еще  один! еще один мальчик! Совсем маленький, - Света не наклоняясь опустила ладонь книзу, останавливая ее где-то в метре он пола.
   - Ну не такой уж и маленький, - на бегу подумал Валерий.
   Совсем скоро он был у раскопа, законченного рядом с кухней Егоровой. Подкоп был на удивление ровным; даже кучи земли, вынутые из него, были уложены двумя аккуратными валами по обе стороны образовавшегося прохода в подземный этаж кухни. Вниз - к распахнутому внутрь пластиковому окну вели ступени практически одинаковой высоты.
   Создатели этого великолепия стояли рядом, явно гордясь своим "подвигом". От одного из них, а может и от обоих сразу ощутимо несло чем-то необыкновенно вкусным, напомнившим Ильину далекое детство. Еще более сильно пахло тем же самым из окна, и он, поощрительно улыбнувшись двум Сергеям, нырнул вглубь.
   Аккуратно перешагнув через низкую батарею, он оказался в кухне - копии той, что была наверху. Только высота подкачала. Со своим ростом метр семьдесят шесть он едва не задевал потолок. Пол тоже был иным, песчаным. На нем, урезанные сантиметров на тридцать -сорок, стояли обычные предметы кухонного обихода - короткий холодильник, еще боле короткие шкафы и газовая плита, на которой стояла сковорода с недожаренными пирожками. Их запах был повсюду; особенно вкусно ( и красиво - как на выставке) было в огромной фарфоровой чашке посреди стола, заполненной пирожками наполовину.
   Ильин машинально взял верхний, откусил сразу половину и замычал от удовольствия:
   - М.м.м.., вкусно... А где мальчик? - это он обратился к Зинаиде, сидевшей у стола на низеньком, с отрезанными на те же сантиметры стуле. Коленки женщины смешно торчали почти до самого подбородка; сама она была непривычно грустной, даже глаза - показалось Валерию - были заплаканными.
   - Цел мальчик, цел... На этом самом стуле сидел. А когда Настя, его бабушка из кухни зачем-то вышла, все и приключилось. Я ведь ее хорошо знала - соседка все-таки. Частенько на лавочке сидели у подъезда. Да, - она подняла к Ильину действительно заплаканные глаза, - косточки перемывали прохожим, было дело. И мальчика ее знала, внучка Васю.
   - Чего же он не кричал-то, помощь не звал? - Валера отвел взгляд от зареванного лица и уставился на вентиляционное отверстие, прикидывая, на сколько бы хватило воздуха в этой подземной кухне, не будь здесь этого пережитка брежневских времен. В той, современной кухне с системой принудительной вентиляции мальчик под землей мог бы помощи и не дождаться. Он вдруг не к месту подумал, что и там есть подземный этаж, может быть такой же роскошный. Однако окажись там люди, никаких шансов на спасение у них бы не было - не из-за вентиляции, а по причине высоких потолков в том доме.
   - А он уснул, сразу уснул прямо за столом - еще бы, столько пирожков за раз скушал!..
   Валерий не был бы столь категоричен; он вспомнил масленые губы землекопов и покачал головой, усмехаясь - он и сам, не заметив как, приканчивал уже пятый или шестой: пироги с мясом ( один попался с яйцом и зеленым луком) так и таяли во рту.
    А Зинаида продолжила:
   - Его ребята и разбудили. А он сразу в туалет попросился. Чистоплотный какой мальчик, не то что некоторые...
   Наверху, на поверхности меж тем раздался звонкий мальчишеский голос:
   - А где моя бабушка? - и сразу же, без перерыва, - ой, собачки, можно я одну поглажу?
   Валерий поспешил наверх, вслед за сорвавшейся с места Егоровой, не забыв прихватить миску с пирожками.
   Собаки - овчарки Белка и Стрелка - действительно сидели рядышком, явно привлеченные запахами. Если бы Ильин не видел собственными глазами, какую порцию потрохов, или чего там еще, от дикой свиньи сожрали эти животные, он бы не сомневался, что бедных зверей совсем заморили голодом - так стремительно они перевели свои вытянутые морды от мальчика ( вернее от мальчиков, потому что перед ними рядом со светловолосым Васей стоял Юра, внук Валерия с Ларисой) на миску в руках парня.
   - Держите, - Ильин вручил мальчишкам по пирожку, и сунул миску кому-то из девушек, - угощай всех.
   И опять он не стал погонять всех на рабочие места; он чувствовал, как общие заботы, а более того - "общие" дети сближают людей. Потому он даже несколько удивился, когда к нему подступили сначала оба парня с лопатами, а затем и бывшие супруги с новыми подругами. Как оказалось, девушки справились даже быстрее ребят. И даже тело мотоциклиста сами унесли к другим жертвам. Их решительные лица с продолжающими дожевывать пирожки челюстями словно говорили известное: "Нам хлеба не надо - работу давайте!"
   А Валере работы не было жалко. Он еще раз переспросил Гурьянову с Орловой, действительно ли они окончили медицинское училище, получил от обеих по утвердительному кивку, и повел всю компанию к мертвому махайроду.
   - Вот, - показал он на тушу зверя нарочито грустно, - пропадет ведь шкура. А он может быть последний на земле.
   - Прогнуться хочешь перед подполковником? - подколола его бывшая.
   - А че нет? Хороший мужик, спас нас всех, а мы ему даже спасибо не сказали. Пусть вот трофей на стенку повесит.  Вот вы, девчата, шкуру и снимите, вместе с головой, а уж как обработать вместе подумаем.
   - А инструмент?
   - У Зины найдете.
   У туши остались две девушки, а остальные направились к стене, над которой скучал в одиночестве Дубов. Валерий обогнал всех, метнувшись к гаражу с инструментами. Штыковых лопат там больше не оказалось и он вернулся с двумя совковыми марки БСЛ - 2015, или какой сейчас у них год? Лопаты тоже были добротно насажены на гладкие, без единой занозы черенки и Валерий тут же вручил одну Благолепову, отобрав штыковую.
   - Вот здесь, - показал он на металлический прут, который сам же и воткнул сегодня, - граница между комнатами. Здесь можно одним подкопом попасть сразу в два подпола. Задача понятна? Впрочем, если надоели друг другу, могу вас разделить. Мальчик и девочка, как вам?
   Но оба Сергея решительно замотали головами, а бывшие супружницы даже замахнулись на него - одна правой, другая левой рукой; какой каждой было сподручнее достать до его затылка.
   Он ловко увернулся от обеих и повел небольшой отряд из трех женщин туда, где так внезапно прервалась его с Марией инвентаризация.
   Ирина со Светой тоже были здесь; они не начинали разграбление этой вершины кухонного дизайна, пока Ильин сам не вручил им по два пластмассовых ведра, нагруженных свертками. Он с усмешкой наблюдал за передвижениями своих обеих жен - до тех пор, пока они не повернулись к нему с горящими глазами. Он понял, что ему придется или погибнуть на месте, или сейчас же приступить к электрификации всей их маленькой страны, и благоразумно перевел всеобщее внимание на другую тему.
   - Там, - глубокомысленно ткнул он в пол, - еще такая же, а может еще шикарней. Дом ведь был не из простых!
   Женщины уткнулись взглядами вниз следом за пальцем, а затем заозирались, наверное пытаясь отыскать лопаты, которые Ильин оставил за дверью. Опыта управления этим сельхозинструментом у обеих - и у деревенской жительницы Ирины, и у городской Ларисы, все выходные пропадавшей на даче в Истринском районе - было более чем достаточно. На предложение мужа помочь они азартно отмахнулись.
   - Впрочем.., - старшая, Ира озорно взглянула на Машу.
   Та с готовностью протянула ей папку с бумагами и ручку - мол и я готова помахать лопатой, а ты иди-ка попиши. Ирина замахала руками, отшатнулась и быстренько схватилась за большую - совковую - лопату.
   А Ильин продолжил обход, ненадолго уставившись в ясное небо , залитое солнечными лучами:
   - Что же за гад там сидит, который нас сюда перебросил? Ну ладно мы, свое пожили, даже в плюсе оказались - вторая молодость это реально круто. А Васю за что - без родителей, без бабушки?.. А у них за что сына и внука отобрал?..
   Он погрозил бы небу кулаком, но постеснялся, что Котова поймет его жест совсем неправильно, отнесет его к проблеме двух жен.
   Следующий по часовой стрелке квадрат номер двадцать четыре он обошел со стороны кромки леса, поскольку раньше облазил его вдоль и поперек. Это был гараж Ежикова.
   - Запишите, - велел он, впрочем Марии, - машину выгнать, гараж проветрить, совершенно целое помещение с отличной крышей, а внутри не продохнуть, что он там, угарным газом отравиться собирался?..
   - А может и собирался, - тихо заметила Котова, строча авторучкой
   - Может, - задумался он, - тогда ему крупно повезло. И нам тоже вместе с ним.
   Он еще раз с любовью оглядел стеллажи, аккуратно заставленные инструментом и зашагал  через площадку - небольшую, размером пять на пять метров, - украшенную всеми атрибутами городского сквера - скошенным газоном, асфальтовой дорожкой шириной полтора метра, старинной садовой скамьей - монументальной и явно тяжеленной, как и весь антиквариат почти всегда, и фонарем под стать скамье. Они даже посидели на скамье - совсем недолго, другие же работают!
   Соседний участок, двадцать второй, был тоже хорошо изучен раньше. Посреди развалин сарая гордо возвышался трактор. В кабину Валерий не полез, только попинал ботинком странный, никогда раньше не виданный культиватор. Тот был собран из двух секций по четыре больших диска. За счет чего должны были они работать было непонятно - диски на коротких валах никаким приводом от вала отбора мощности снабжены не были. Да вон же он - ВОМ - торчит из корпуса двигателя, ничем не соединенный с культиватором.
   Он повернулся к Марии, чтобы поделиться своим удивлением, но девушки не было - она стояла на соседнем, угловом участке, рядом с цистерной красного цвета, завалившейся назад ровным срезом. Эта была та самая часть пожарной машины, из которой уже были пущены в дело пара ранцевых огнетушителей, по стольку же лопат и топоров. Валерий вспомнил этот инструмент, поморщившись - ни в какое сравнение с ухоженными орудиями неизвестного соседа Ежикова они не шли. Он двинулся вдоль корпуса машины с открытым длинным ящиком, в котором еще оставались туго свернутые пожарные рукава; повернул за угол и уставился внутрь цистерны - блестящей серебристым цветом, давно высохшей на солнце.
   - А может, они на пожар без воды приехали? - обычное у нас дело.
   Ильин тут задержался, чтобы с удивлением поковырять ногтем толстый (миллиметра четыре) срез металла. Это была не сталь, скорее алюминий, потому он и сверкал на солнце, не подверженный коррозии. Обычно такие цистерны применялись в молоковозах, а здесь - обычная пожарка.
   - Ну точно бардак, - подумал он, не мешая Марии разобраться в каких-то мыслях, - но какой приятный для нас бардак. Эту бы цистерну бы повыше - да хотя бы вон между тех сосен, да закачать воды, да трубы провести - вон в туалет, да и на кухню не помешало бы, и в баню: не топить же ее круглые сутки. Ага, а потом девчата потребуют горячую воду провести, а потом...
     Валера вдруг развеселился; даже задумчивое выражение Машиного лица не помешало ему рассмеяться. Она тут  же встрепенулась и печально сообщила:
   - Вот тут я и стояла, когда попала..., - она не договорила, куда попала, уверенная, что Ильин поймет ее и махнула рукой за спину, - там стоял мой дом, в котором я почти тридцать лет жила... Доживала...
   - А теперь тут поживем, - чересчур бодро воскликнул парень, желая подбодрить Котову, но та и сама уже справилась - перед Валерием стояла  девушка лет двадцати, собранная, деловая до невозможности, с выражением лица человека не угодливого, но готового сию минуту выполнить распоряжение начальника.
   - Ага, сами пришли, - встретила их с поварешкой в руках Зинаида Сергеевна. Она стояла у очагов, сложенных из красного кирпича ( и где только нашла?), на котором исходили ароматным паром мясного варева две фляги. "Кухня" эта примостилась в углу соседнего участка (под номером шестнадцать) а посреди уже стояли столы - шесть штук, включая длинный из бани. Столы, окруженные разнокалиберными стульями и скамьями, стояли в противоположном от очагов углу площадки, представлявшей собой ровную асфальтированный пятачок все тех же размеров пять на пять, и не имевшего никакой хозяйственной , как понимал ее Ильин, ценности.
   Он принюхался: пахло безумно вкусно, не хуже бабушкиных пирожков; после перекуса всухомятку желудок успел отдохнуть и требовал сейчас новой порции пищи.
 А тут мясо, которое ни при каких условиях не должно было соединиться в котле ни со специями, ни с луком, ни с чесноком, ни с чем иным, что не пожалела Зина из своих запасов для первой в этом мире трапезы.
   - Да вроде бы, доцент велел часа четыре варить, - попробовал он слабо возразить, сам не желая прислушиваться к такому хлипкому доводу.
   - А, - махнула рукой Зинаида, - пусть у себя на кафедре командует. Что я, дикого мяса никогда не видела. Покипело два с половиной часа и хватит. И так пенки почти полведра сняла - вон, собакам выбросила. Теперь-то бульончик прозрачный, янтарный.
   Собаки действительно были здесь - вмести со всеми детьми и Любой Широковой, их воспитательницей. Они( собаки) опять умильно улыбались, явно напрашиваясь на добавку.
   - Кыш проклятые, - замахнулась на них все той же поварешкой Егорова совсем как на воробьев. Овчарки никак не отреагировали, привыкли наверное, - А вы зовите всех обедать.
   Последнее было сказано настолько властно, что Ильин чуть не сорвался с места выполнять приказ. Но тут его плеча коснулась рука Котовой, и она негромко сказала:
   - Я схожу.
   Последними, даже после копателей могил явились его бывшие жены , злющие как ведьмы, тут же подступившие к мужу с разборками.
   - Ты, - чуть не ткнула в грудь Лариса,- не мог подумать своей дырявой башкой, что в нормальных домах таких кухонь не бывает. Это был коттедж, коттедж!
   - И вы...
   - И мы докопались до фундамента, а потом еще - пока не нашли дверь - совсем не там, где ты показал.
   - И ?..
   - И попали в подвал, - вдруг успокоилась девушка, - а там мастерская хозяина.., - куда?! А кто нас кормить будет.
   Валерий послушно полил на руки девушкам, внешне совсем неторопливо съел мясную похлебку и умчался к своим любимым железкам, которых - увы - оказалось в подвале совсем немного. Подвал тоже был достаточно высоким, так что на песчаном полу по периметру комнаты стояли лишь верхние полки с инструментом и расходными материалами, да внизу, на песке валялась верхняя часть сверлильного станка.
   Он пробежался вдоль стен, открывая и закрывая дверцы из натурального дерева, слишком шикарные для той роли, которую они выполняли. Он с удовольствием любовался видом дорогих импортных кейсов с инструментом.
   Последний ящик он так и не успел открыть - в проеме опять показались вестницы, Света с Ирой.
   Валерий Николаевич, - прокричали они хором, - вас Виталик зовет, говорит срочно!
   Валерий так же быстро, как мчался в подвал, пронесся в обратном направлении - туда, где возбужденный часовой вглядывался куда-то меж деревьев, растущих здесь не так густо.
   Для удобства подъема на потолок комнаты командира к стене был прислонен ящик с метр высотой, с которого он одним движением запрыгнул наверх, восхитившись обретенной ловкостью и силой.
   - Что тут у тебя, - спросил он у Виталия,  останавливаясь рядом с парнем, замершим у самого края с автоматом, взятым на изготовку.
   - Вот, - кивнул тот вперед.
   Но Валерий и сам видел, как к лагерю медленно и неотвратимо подступала волна каких-то зверей, показавшихся ему поначалу слонами; потом его версия поменялась на мамонтов; увы - на них эти звери тоже не походили ( если судить по учебнику истории за какой-то начальный класс). Однако гадать времени совсем не оставалось - до стада было не больше пятидесяти метров, где животные остановились, пробуя на вкус хвою низких здесь деревьев.
   - Девки! - зашипел он, перегнувшись через край потолка, - бегом всем прятаться. Пусть Зинаида командует. Прятаться, куда только можно! Детей..., - он на мгновенье запнулся, размышляя, - в тот подвал, где вы меня нашли, быстро! И тех, что в березках копают, предупредить.
   Последнее он почти выкрикнул вслед убегавшим девчатам, и это видимо не понравилось древним слонам - так он решил пока называть зверей. А может, им не понравился вкус хвойных веток? Во всяком случае их трапеза оказалась совсем короткой. Стадо снова двинулось вперед, к развалинам.
   И тут на арене событий появились новые участники. С громким лаем на стадо наскочили овчарки. Белка и Стрелка, еще совсем недавно полусонно обгладывающие вареные кости, яростно метались перед строем гигантов, словно показывая незримую черту, за которую тем соваться совсем не стоило. И стадо остановилось!
   - Стрельни вверх, - зашептал возбужденно Ильин, желая еще больше если не напугать, то озадачить зверей.
   Сухо, совсем не громко на слух парня, прозвучал выстрел... и этого гигантам хватило.
 Они повернулись все разом и зашагали прочь, помахивая на прощание вместо рук длинными мохнатыми хвостами - мол: "А ну вас!"   Зашагали все кроме одного - самого кучерявого на вид, со свалявшейся шерстью на боках и обломанным бивнем.
   - Драчун! - обреченно вздохнул Валерий, - этот не отступит.
   Он скомандовал: "Вали его!" - и впился взглядом в зверя, надеясь разглядеть, как рыжеватая шерсть будет взрываться мелкими фонтанчиками крови. Выстрелы теперь прогремели почему-то совсем громко - первый, второй, третий. Но ни фонтанчиков, ни какой-то реакции зверя на выстрелы Ильин не заметил. Напротив, тот прибавил в скорости, и парень почти в панике закричал: "Бей!"
    Автомат в руках Дубова задергался - до тех пор, пока весь магазин не кончился и оружие замолчало само собой. Виталик недоуменно посмотрел на оружие и выругавшись чуть слышно сквозь зубы, нервно ткнул большим пальцем на рычажок, фиксирующий магазин. Через мгновенье сдвоенная при помощи синей изоленты  пара описала полукруг в воздухе, новый магазин  щелкнул и Дубов снова был готов к бою.
   Но стрелять больше не пришлось. Пока оба парня наблюдали за движением магазина в руке Дубова, гигант словно наткнулся на невидимую стену. Валера с Виталиком лишь успели увидеть, как он упал, протянув вперед уродливую голову, словно пытаясь и в смерти достать до стены. Увы ( или к счастью - с чьей стороны посмотреть) до развалин он не дотянул совсем немного - метров десять. На него тут же наскочили обе овчарки, опасаясь однако подходить совсем близко.
   - Ладно, хоть их не подстрелили, - усмехнулся он, отходя от ужаса - и за себя, и за других, особенно за детей, которых стало за последние часы больше ровно вдвое.
   - Вот командир удивится! - развеселился он окончательно и полез вниз, хотя еще мгновение назад никакая сила не стащила бы его с крыши.
   Он медленно, совсем не так как залезал вверх, спустился на землю, дождался, когда к нему присоединятся Зинаида, обе жены и два Сергея, которые, как оказались, так впятером и пережидали опасность в подвале Зининой кухни, и пошел во главе небольшой группы к поверженному гиганту. Виталику, вознамерившемуся спрыгнуть  вслед за ним, он показал кулак - куда с поста, тебе и так сверху видно все.
   Животное действительно было гигантским. Валерий вспомнил о рулетке, которую он так и таскал в кармане , и скоро с помощью Сергеев установил - в длину животное, считая от бугристого лба до основания хвоста, было почти шести метров; высота в холке ( вот что я знаю, похвалил он сам себя) - четыре метра.
   - Это что же мы с ним делать будем, куда такую прорву мяса девать? - вдруг ахнула Зинаида Сергеевна, - да и можно ли есть этого...этого переростка?
   - Можно, - вдруг весело ответил голос, который  Валерий так желал слышать с самого начала их битвы с гигантом, - любое мясо можно есть... хотя бы один раз!
   В круг перед поверженным исполином вступил подполковник с трактористом Никитиным, израильтянкой Оксаной и еще одной девушкой - явно ее соотечественницей - с цепким взглядом. Все четверо держали в руках оружие и Ильин счастливо вздохнул - теперь все будет хорошо!
 

 
   
 
   
   
   
   



   








Глава 10. Подполковник Кудрявцев. День первый - окончание.
   - Старший сержант Левин! Что ты, черт побери, тут делаешь?!
   Это был действительно Борька Левин - "замок один" , заместитель командира первого взвода, и по совместительству ( какое-то время) старшина роты капитана Кудрявцева в далеком восемьдесят четвертом. "Лучший замкомвзвода армии, хотя и еврей" , - это не Кудрявцев, это командарм сороковой армии сказал, вручая очередную боевую награду Борису.
   - Я теперь не Борька, а Барух, - попытался сохранить серьезное лицо парень, но не выдержал, счастливо засмеялся и шагнул в объятия командира. Чьи кости при этом хрустнули громче, не разобрал никто из окруживших. Оксана что-то быстро переводила подругам, а профессор подступил ближе, все так же вооруженный кроме автомата ежедневником и авторучкой.
   - Так не бывает, - бормотал он, открывая блокнот на чистом листе, - чтобы из семи миллиардов людей выбрали именно его...
   - Именно так и бывает, - оборвал его командир; на сердце у него стало необычайно легко - ведь вокруг собирались такие замечательные люди - профессор, Анатолий, Оксана, Бейла, и еще много-много других... Вот и Борька Левин! Теперь Кудрявцев знал, кому поручить безопасность лагеря - никому кроме старшего сержанта, умевшего как никто другой устроить оборону - хоть в лесу, хоть в горном ущелье. Это при минимуме сил и средств. А если ему еще средства слежения, да мины любого действия вручить? Даже не современные, а те, из восьмидесятых. Муха, как говорится, мимо не пролетит!  Командиру даже не пришла в голову мысль, что Борис может отказаться последовать за ним.
   - Так что ты тут делаешь и как попал сюда? - в третий раз повторил подполковник, и Левин, пожимая изрядно помятыми плечами, наконец ответил.
   - Сам не понимаю. В Хайфе живу.., жил уже двадцать лет почти.
   - Банкир? - почему-то поинтересовался Анатолий.
   - Почему банкир? - удивился Борис, - электрик.
   - Простой электрик? - опять удивленно воскликнул тракторист; впрочем в возгласе была изрядная доля совсем необидной иронии - знаем, мол какие из евреев электрики, или, к примеру, трактористы.
   - Не простой, - воздел кверху палец Левин, - лучший электрик в городских электросетях. Ударник капиталистического труда! Я так и сказал, когда целый микрорайон без электричества остался и меня в два ночи из дома вытащили: "Пока в Хайфе есть свет, Барух Левин никому не нужен!.."
   - Так и сказал?! - воскликнул Романов, быстро черкая что-то в ежедневнике и не дожидаясь ответного кивка, прошептал, - Боже мой! Вырвать несколько слов из контекста и так сломать человеку жизнь!
   - Что значит сломать, - остановил его Кудрявцев, - жизнь только начинается!
   Он сделал руками широкий жест, словно обнимая то ли развалины, то ли темный лес вокруг них, а может и весь этот негостеприимный пока к землянам мир. Только теперь подполковник уверился, что назад ходу нет, что жить им придется, начиная с нуля.
   - Впрочем, почему с нуля, - усмехнулся он, продолжая размышлять, - очень даже не с нуля! В "Сирии" вооружились, и тут, в "Израиле", не может не быть ничего полезного.
   Он оглядел развалины еще раз, уже под совсем другим углом зрения, в то время как Левин продолжал свой рассказ:
   - Поменял я, значит, сгоревшие контакты в ящике, сказал про то, что никому не нужен, пока все работает, хотел добавить: "Да будет свет!" и рубильник врубить.., а свет сам появился, вот этот, - он ткнул пальцем в солнце, уже перевалившее верхнюю точку небосклона, - Повернулся, а там!.. Звери - вот эти (он пнул ногой ближайшую медведесобаку) носятся, людей на части рвут; пацан рядом пробегал - я его в охапку и в ящик. Подумать еще успел - хорошо, что рубильник не повернул, хотя какой уж теперь рубильник...
   Он махнул рукой и снова замер в объятиях - теперь уже Дина тискала парня, что-то говоря негромко на иврите. И командиру - наверняка и другим русским - было понятно, что светловолосая еврейка благодарит парня за спасенного внука. А мальчик тем временем стоял рядом и во все глаза рассматривал бабушку; в таком виде он конечно, никогда ее не видел. Но, видимо, общих черт у двух Дин - старой и молодой сохранилось достаточно много и Михаэль опять прильнул к ней, лишь только Борис освободился от крепких объятий.
   - Оксана, Бэйла, держать периметр, - приказал командир по-английски, и девушки синхронно кивнули, как-то не сговариваясь поделив этот самый периметр - через полминуты обе стояли у противоположных сторон Стены, внимательно оглядывая окрестности. Тагер успела и винтовку поднять к плечу, и повести ее широкой дугой, оценивая угрозы в оптический прицел, прежде чем прозвучала следующая команда, - Никитин, - посмотри что там с ногами у девчат.
   Последние, пролив свою толику слез у Стены Плача, сидели сейчас, удобно откинувшись в креслах салона самолета - да-да, Кудрявцеву не мерещилось - прямо на траве расположился самолет, точнее небольшой кусок от него: часть обшивки, полукругом накрывавшей два ряда, каждый из трех кресел. На двух передних и сидели Мария с Сарой, блаженно откинувшиеся на опущенные глубоко назад мягкие спинки. Какой это был самолет, какими судьбами он оказался на поляне посреди реликтового леса, командиру было непонятно, а Никитину было совершенно наплевать. Ему поступил приказ и он готов был его выполнять - с явным удовольствием, написанным на лице.
   В рюкзаке у него - знал подполковник - среди магазинов для снайперской винтовки и еще трех точно таких же рюкзаков, туго скатанных, и потому свободно уместившихся в первом - находилась баночка с мазью и пара упаковок бинтов,  оторванных от сердца медсестрой Людой. Она так и выразилась, делясь с трактористом своими скудными запасами.
   А тот присел уже перед креслами и воскликнул весело:
   - Ну, разгоношайтесь, девки!
   Вообще-то команда была не совсем корректной, речь могла идти только о ботинках. Так - правильно - наверное девушки и поняли; Оксане, занятой осмотром окрестностей, было не до перевода, и Сара первая выполнила приказ - подняла правую ногу в тяжелом ботинке настолько грациозно, будто сидела в салоне красоты и подавала свою изящную ножку мастеру педикюра.
   Кудрявцев дождался, как Никитин необычайно бережно для его широких ладоней снимет черный ботинок, осторожно опустит его на землю и медленно разбинтует ступню. Бинт, видимо не присох еще к ноге, обильно смазанную еще Николаевой, потому Сара Фаерман даже не поморщилась. Она открыла глаза и вздрогнула, лишь когда Никитин, снявший последний слой окровавленного бинта, протяжно засвистел. Командир, стоявший за спиной Анатолия, еле сдержался от возгласа, а подошедший Левин что-то забормотал на иврите.
   Тут и Маша Закс открыла глаза, разгоняя расслабленную негу и испуганно вскрикивая. Пугаться было чего - ступня Сары представляла собой разбитый окровавленный синяк таких размеров, что непонятно было, как она помещалась раньше в ботинке совсем не женских размеров. Никитин начал осторожными круговыми движениями покрывать сплошную рану мазью;  командир легонько коснулся рукой плеча тракториста, словно говоря ему - продолжай также, а мы пошли, и действительно пошел, вместе с Борисом и Романовым. Пошел совсем не потому, что не в силах был вынести вида разбитой женской ножки - видал картинку и помрачнее, намного мрачнее - просто потому, что все сегодня словно твердило ему: "Скорее!" Скорее организуй людей, скорее спаси девушек, Михаэля, теперь вот что-то тянет домой в "Россию", а еще как там дела у Холодова с ребятами и Николаевой, да и оружие бы поскорее пристроить в надежном месте.
   Потому он и пошел, пока проводились медицинские процедуры, оглядеть израильский лагерь на предмет наличия законных трофеев. Кудрявцев понимал, что этим двум девушкам до русского лагеря никак не дойти, и уже прикидывал, кого оставить с ними и как обеспечить безопасность остающихся до утра.
   - Стоп! - он резко затормозил, так что Левин шагавший следом, чуть не врезался ему в спину, - Какие трофеи? А захотят ли они ( они - это израильтяне) пойти с нами. Ну, Борька наверняка, Оксана - точно с нами, а остальные? Вдруг им Стена Плача милее безопасности и каких-то перспектив на будущее. Хотя бы для ребенка?
   Он оглянулся на мальчика - тот тоже сидел в кресле, во втором ряду, за Сарой. Его молодая бабушка чем-то помогала Анатолию, присев рядом - за их спинами не было видно.
   - А вот у них прямо здесь и спросим. Не захотят - их дело. Колхоз - дело добровольное. Будем общаться, меняться. Богатств у них по сравнению с нашими - не сравнить. Зачем им, например, для нескольких человек столько сетки- рабицы? Этот лагерь можно раз пятьдесят огородить...
   Подполковник с сержантом и профессором остановились у фуры, отрезанной неведомой силой с двух сторон так удачно, что обе оси колес остались целыми. А вот для шин отрезка в пять метров не хватило - прицеп придавил их остатки собственным весом и грузом, так что металл широких дисков глубоко вдавил резину  в асфальтовое покрытие этого участка лагеря.
   Командир заглянул сначала в один торец фуры, затем во второй. Определить, где тут была передняя часть, а где задняя, можно было только по надписи на иврите на широком металлическом полотне белого цвета. Иврита (иероглифы красного цвета) он не знал, да и пишутся они, вроде бы не как у людей, не слева направо, а наоборот.
   Но перевести Левина не попросил: где перед, где зад - было не главным. Главным было содержимое фуры - она почти доверху была набита металлической сеткой с пластиковым покрытием песчаного цвета. Таких командир раньше не видел; у них в России такая рабица обычно была зеленой.
   - Границу наверное везли перекрывать, а может посевы какие огораживать. Вот и нам тоже какие-никакие посевы завести придется; поделятся девчонки сеточкой, никуда не денутся! А вот и про посевы, кстати...
   Командир с Левиным перешли к следующему участку, оставив задумавшегося о чем-то Романова у фуры и Кудрявцев едва не наступил на картошку, может быть ту самую, что едва не стоила жизни Оксане Гольдберг. От этой мысли он чуть не топнул ногой, чтобы раздавить несчастный корнеплод (кажется так картошка называется?) в лепешку. Но нет - командир бережно поднял ее и аккуратно приложил к куче других на прилавке, к красным. Соседняя горка отмытого дочиста картофеля радовала глаз желтой кожицей. Картофелины были плоскими, крупными, один к одному. Здесь вообще все  овощи были отборными - и лук, и болгарский перец, и чеснок, и баклажаны, и помидоры с огурцами. Подполковник невольно позавидовал израильтянам - сентябрь месяц на дворе, а тут свеженькие огурчики!
   - А может быть у них совсем не сентябрь был, а к примеру май, или июнь? - вопросом этим он ломать голову не стал - пусть профессор ломает, а перешел, хрустя огурцом, к соседнему прилавку - не такому длинному, как овощной, но не менее объемному, поскольку он был угловым. Старший сержант не отставал, тоже пробуя на вкус зеленый пупырчатый овощ.
   Здесь было царство фруктов: яблоки четырех сортов ( и четырех же цветов и, наверное, вкусов), два сорта груш; виноград. "Дамский пальчик", - узнал один сорт подполковник, два других  были ему неизвестны. А еще персики аккуратными горками, черешня и клубника в пластиковых коробочках литра на два каждая и целое море фиников - тоже, кстати нескольких сортов.
   Сержант взял теперь персик.
   - Косточку не выкидывать, - предупредил его командир, - сад разводить будем.
   - Какой сад? - Левин от удивления даже положил краснобокий фрукт обратно, на самую верхушку пирамиды.
   - Большой сад - персиковый, яблоневый; виноградники разобьем.. Что бы на всех хватило.
   - А много это, всех, - Бориса уже видимо просветили о ничтожно малых остатках его народа.
   - Ну нас, русских,  десятка три будет.., а может и больше, Кудрявцев вдруг вспомнил о подвалах в русском анклаве, еще не открывших свои "сокровища". Главным же богатством здесь он считал людей, так чудовищно обидно погибших и в "Сирии" и в "Израиле".
   - А ты, Борис, куда сейчас? - он глянул прямо в глаза сержанту, - с нами?
   - Конечно, товарищ капитан.. полковник! - поправился он горячо, соглашаясь, - а девушек... - куда они денутся, заставим, если нужно!
   - Борис, ты не прав! - возразил подполковник крылатой фразой, - только по доброй воле, с радостью, так сказать, и вприпрыжку!
   - Так я их уговорю, - жарко зашептал он, приблизив свое лицо к командирскому, - я им все расскажу, и про вас, и...
   - Ну, всего рассказывать не надо, - засмеялся Кудрявцев, - а если уговоришь, всем  лучше будет - и нашим и вашим. Иди уж, переговорщик... Стоп!
   Старший сержант, ринувшийся было к Бэйле, замер на месте.
  - Сначала оббеги вон те развалины, покричи там, постучи по стенам, да по полу - вдруг внутри еще кто сидит, стесняется наружу выглянуть? - подполковник указал рукой на останки зданий, почему-то группировавшихся здесь в одном углу.
   - Есть, -  козырнул фирменным дембельским жестом Борис, и наконец убежал.
   Сзади было видно - его буйную шевелюру украшала каким-то образом держащаяся еврейская шапочка черного цвета( кипа - откуда-то вспомнил Кудрявцев, действительно с памятью стало намного лучше!).  Поэтому старый солдат руку прикладывал совсем не к пустой голове.
    А подполковник продолжил обход.
   - Так, это кафе, - командир даже присел на минутку в плетеное креслице, - что-то слишком длинное, метров десять будет. Ага -тут сразу две кафешки, вторая со стульчиками на металлических ножках. Не хило товарищи евреи время проводили. А в кафе на авто подъезжали.
   Прямо во второе помещение израильского общепита упиралась гнутым хромированным бампером Гранд Витара - небольшой внедорожник серого цвета, который впрочем, по бездорожью вряд ли  бы далеко уехал. Рядом уткнулась в стену машина посолидней, но и постарше, судя по внешнему виду. У огромного черного форда-эксплорер совсем не было задней части. Подполковнику в это отверстие был виден огромный ( из-за сложенных, кроме переднего ряда, сидений) салон. Чуть сместившись, он увидел, что в гнезде торчит ключ с каким-то брелоком; перевел взгляд вниз - идеально ровный срез едва не задевал задних колес внедорожника. Но не задевал же! А стоп- сигнал здесь никого не волнует  - никто обгонять его не будет, да и гаишников вроде бы нет ( тьфу-тьфу, чтоб  не сглазить!).
   Он вдруг вспомнил свою самую нелюбимую телерекламу про сиалекс: "А что! А вдруг?", и решительно направился к кабине. Чуть потертая нагретая кожа бежевого цвета ласково приняла его тело, и двигатель так же ласково заурчал, готовый помчать огромный автомобиль вперед. Только впереди была стена, которую, впрочем, можно  было объехать, чуть подав назад, но как объедешь деревья, отсюда казавшиеся живой стеной. А как было бы хорошо - еще и Витару завести, и вон ту красненькую малолитражку, что ждет его через два участка. И девчат бы с ветерком домой доставили ( он так и подумал - домой), и фруктов детишкам захватили...
   Подполковник вошел в табачную лавку - то, что от нее осталось - совсем не для того, чтобы захватить сигарет. Он и сам не курил, и предполагал, что в его команде (большой русско-израильско-арабской команде) тоже никто курить не будет. А его предположения обычно сбывались. Просто если уж смотреть, то уж смотреть все и основательно.
   Зашел как оказалось, не зря. На многоцветные ряды сигаретных пачек и сигарных коробок взглянул мельком (конечно не оставим - на крайний случай сменяем на что-нибудь!), а шагнул сразу к маленькому прилавку - за коробкой с газовыми зажигалками. Он, конечно, умел добывать огонь при помощи подручных средств  (приходилось и не раз) но зачем, если в кармане есть такая маленькая и удобная вещь?  Помедлив, он уполовинил коробку. Часть зажигалок осталась на прилавке, остальные исчезли в рюкзаке.
   Следующий фрагмент израильского погрома напомнил ему первый минуты появления в этом мире. Это была такая же комната без передней стены с дверью, немного шире его саратовской, но разительно превосходившая ее строгой роскошью. Вместо линолеума был паркет явно редкой древесной породы; двухтумбовый тяжелый  из массива светлого дерева стоял так же, как у Александра, у дальней стены.
 Но украшал его не пистолет Стечкина с россыпью патронов, а компьютер - целый компьютерный комплекс с огромным плоским монитором и приставками к нему, часть из которых подполковник видел впервые. Справа - он сел в удобное, как раз под его фигуру, кресло - тоже размещался сейф, не скрытый здесь шкафом. Такую монументальную красоту и не нужно было скрывать. Что радовало больше всего - одна дверца сейфа была чуть приоткрыта, а в другой, пошире, торчал массивный ключ.
   Он с довольным видом потянул приоткрытую дверцу и... не прикрыл глаза от восхищения, не запел, не заплясал. Ну и что, что одно отделение сейфа - куб примерно в полметра на полметра - забито купюрами -стодолларовыми и, он вытянул пачку, пятисотевровыми? А на верхней полке такого же размера теснились изящные коробочки с золотой и брильянтовой россыпью? У Александра там, в шатре бриллиантов на саблях было пожалуй и побольше. Хотя, конечно, вот это колье изумительно смотрелось бы на шее Оксаны...
  - Черт возьми, о чем я думаю ! - он опустил колье в шкатулку и шагнул к другой половине шкафа, даже не заглянув в документы, заполнившие нижнее отделение сейфа. Ключ провернулся солидно, но легко - сейф явно был от фирмы с вековой репутацией. Вот здесь точно надо было плясать! Неведомый хозяин кабинета был не только нуворишем, но и охотником! Или собирался с помощью этого арсенала защищать свои сокровища?
  Итак, в сейфе располагались: карабины "Зауэр" и "Бенелли Арго", явно штучной работы, с богато отделанными ложами. Такие и заводской сборки стоят бешенных денег. Рядом бедным родственником притулился российский "Вепрь".
   - Вот это рабочий агрегат, - ласково погладил ложе темного дерева подполковник. Это ложе было ощутимо потертым, действительно рабочим. 
   Справа теснились коробки с патронами. Он открыл одну - калибр почти десятка  (девять и три с  молибденовой добавкой, опять подсказала память) - безумно дорогие - долларов по пятнадцать за патрон.
   На верхней полке лежал арбалет - даже в таком, не собранном виде могучий и опасный.
   - Это мое, - тут же решил Кудрявцев, - АКМ это хорошо, нет: АКМ - это просто замечательно. Но из него смогут и Левин, и Холодов, и Анатолий с профессором, да почти все смогут! А это мое, - он взял в руки арбалет, попробовал согнуть расправленную сейчас дугу, и даже зажмурился от удовольствия, когда его сильные руки  смогли лишь чуть-чуть нарушить прямолинейность неизвестного ему материала. Он вдруг представил, как крадется в сумрачном лесу, отодвигает мешающую ветку, и бесшумная оперенная смерть несется в... да хотя бы в того же собакомедведя, или махайрода. Какой зверь выживет после попадания в жизненно важный орган таким вот болтом с широким лезвием бритвенной остроты. Болты были хитро уложены в плоский футляр прочного материала. В другом были остроклювые - явно бронебойные ( точнее доспехобойные - на танк или бронетранспортер с этим оружием идти было глупо).
   - Ну а карабины, - великодушно решил он, - израильтянкам оставлю.
   Сказано - сделано. Кудрявцев вдруг решил, что одного поцелуя, пусть и командирского, в награду за ликвидацию бандитского главаря явно недостаточно. Потому он, не закрывая сейфа, подошел к краю комнаты, откуда вполне мог и сам обозревать окрестности, заменяя Гольдберг, и позвал девушку:
   - Оксана!
   - Да, Саша! - девушка появилась почти моментально, озорно разглядывая командира, едва не подавившегося невысказанным словом - так его не называли давно, очень давно. Он лишь махнул в сторону сейфа, куда девушка и пошла; пошла походкой уверенной и очень женственно, походкой девушки, осознающей свою молодость и красоту. И пусть на ногах были стоптанные туфли без каблуков; пусть в руках была не изящная сумочка, а автомат Калашникова; эти четыре метра по паркету она пройдет как... Тут она споткнулась, даже без каблуков, и громко икнула, замерев перед сейфом. И ринулась - не к золоту и купюрам, а к оружию!
   Было ли это нормальным для юной девушки? Подполковник Кудрявцев считал, что такая реакция была абсолютно нормальной, а на мнение других в этом вопросе ему было как-то...
   - Это мне? - пискнула Оксана,   прислоняя автомат к столу в замешательстве - какой карабин взять первым.
   - Выбирай, - щедро махнул Александр и отвернулся, понимая насколько тонкий и интимный вопрос будет решать сейчас девушка. А что - ему не жалко, тем более что главное - арбалет и все футляры с болтами были надежно увязаны к рюкзаку. Внутри него, раздавшегося вширь, были удобно уложены с той же самой полки: большой цейссовский бинокль - морской, шестнадцатикратный! и два отличных золингеновских ножа в ножнах. Их два родных "брата" и бинокль поменьше - неизвестной Александру фирмы - остались лежать в сейфе, ожидая своих израильских хозяев. 
   Выбирала Оксана совсем недолго - чем-то пощелкала, пошуршала коробками, явно подбирая боеприпас, и скоро стояла рядом с командиром. Он не успел до конца повернуться - девушка прямо так - с карабином одной руке и двумя пачками патронов в другой обняла его, привстав на носочки. Подполковнику пришлось наклониться, чтобы поцелуй она вернуло  почти в то же самое место - в выбритую с вечера по случаю предстоящего прощания с жизнью щеку. Но теперь-то Кудрявцев ни с чем прощаться не собирался.
   - Я на пост , - оторвалась от него Гольдберг и убежала так быстро, что командир крикнул в ответ, уже не видя ее: " Там магазин на десять патронов".
   - Знаю, -  крикнула в ответ девушка, - захватила, а еще коллиматорный прицел!
   - Это она перед Бэйлой хвастает, - догадался командир, - коллиматор вроде на еврейском тоже так звучать должен.
   Улыбка вдруг сползла с его губ; командир нахмурился - девчонка так спешила остаться наедине с новым оружием, что забыла в комнате автомат
   - В следующий раз точно отшлепаю, - грозно подумал он, закрывая обе половины сейфа разными ключами на общей связке , и подхватил АКМ - Левин-то совсем без оружия.
   Старшего сержанта он нашел среди развалин, приложившим ухо к полу комнаты без потолка и двух стен. Подполковник опасливо потрогал обе стены - вроде стоят крепко - и опустился на корточки рядом с Борисом.
   - Вроде плачет кто-то, - пробормотал тот, и командир тут же скользнул вниз, тоже превращаясь в одно большое ухо. И точно - тихий, едва слышный, командиру даже показалось какой-то затухающий голосок доносился из-под бетона.
   - Да она же там задохнется сейчас, - он выскочил из пространства, ограниченного двумя стенами, и заметался взглядом по лагерю вспоминая... Вот! Вон она - будка охранника какого-то объекта. Командир заглядывал внутрь, проходя мимо; ничего интересного, кроме стола со стулом и стопки старых журналов на исцарапанной столешнице он не увидел, но взгляд сквозь мутное стекло будки царапнул красный ящик - с песком наверное, объект явно был пожароопасный.
   Кудрявцев метнулся к будке, завернул за нее и вздохнул почти облегченно, срывая лопату с обыкновенного деревянного щита красного цвета, такого российского на вид, что вгрызаясь широким лезвием в мягкий грунт, он невольно подумал: "Кто-то из наших делал".
    Копать он начал там где стены не было, резонно предположив, что внизу тоже ее нет. Поначалу хотел тыкнуть лопатой вперед, в надежде проткнуть толстый слой земли, обеспечить приток свежего воздуха, но сдержал свой порыв - зачем воздух девочке ( а именно такой голосок расслышал он внизу), если она получит лезвием лопаты по голове? Поэтому движения его были скорее горизонтальными, чем вертикальными, отбрасывающими щедрые порции почвы далеко в сторону - отгребать подальше партнерам ( а рядом топтались на месте, готовые перехватить инструмент, старший сержант с профессором) было просто нечем - на пожарном стенде оставались только ломик да топор, еще несколько гнезд были пустыми - точно без наших не обошлось!
   Лопата вдруг зачерпнула вместо грунта воздух, и подполковник поехал вниз вместе с осыпью  - совсем немного. Но этого немногого хватило, чтобы темной пастью обнажился провал в нижнее помещение. Ребенок внутри громко вскрикнул - не испуганно, а радостно, как показалось Александру. Но он все равно не стал мешкать - ринулся в сумрак помещения вперед ногами. И тут же попытался встать на них, выпрямляясь. Хорошо, что это движение было не таким стремительным. Потолок у  полуподвала был совсем невысоким - не больше ста двадцати сантиметров от песчаного пола, и он едва избежал шишки на затылке.
   Здесь действительно была девочка - совсем маленькая, но не пугливая. При виде незнакомого дяденьки в камуфляже, несомненно перепачканном в земле, она не отпрянула от него; напротив - протянула вперед руки и скользнула ему в объятия, шепча прямо в ухо на русском (!) языке:
   - Я знала, дяденька, что вы придете... Я совсем не испугалась, и не плакала почти! Я уже большая девочка, только голова у меня болит и спать хочется...
   "Большой" девочке было не больше семи-восьми лет, и командир, протискивая легкое тельце в лаз, в чьи-то руки, оглянулся. Детская "двухэтажная" кровать - вот что спасло ее!  Ниже этого яруса кроватки, где она провела не самые лучшие в своей жизни часы, торчали деревянные брусочки, прежде связывающие его с нижним ярусом; теперь бруски эти упирались в песок. Что стало с той, или с тем, кто лежал внизу? Командиру даже не захотелось увидеть этой картины в развитии, как и представить себе лица взрослых в соседних комнатах - там, в Израиле две тысяча пятнадцатого года...
   Он протиснулся наверх, добавив грязных разводов на камуфляж, предположив, что сейчас никто не будет заниматься раскопками командира. Впрочем язвительное обращение к подчиненным так и осталось невысказанным, потому что он бы и сам не отрывался бы от сказочного видения - юное прелестное создание в пижамке в синий горошек и босиком что-то втолковывала шестерым взрослым и одному десятилетнему мальчишке, теперь уже на иврите. Втолковывала, поводя пальчиком перед ними, таким строгим "учительским" голоском, что даже  Никитин с профессором, ни слова не понимавшие на еврейском языке, слушали с послушным вниманием, лишь бегая глазами вслед за пальчиком.
   Подполковник улыбнулся, вспомнив такую же красивую и "правильную" девочку своего детства, которую он так любил таскать за косы, и громко кашлянул. Наваждение, охватившее собравшихся, тут же исчезло, а командир, словно не замечая их смущения, так же громко начал отчитывать сразу всех:
   - Почему тут у вас ребенок босиком на земле стоит?! Хотите, что бы она тоже, как эти "героини" хромала на обе ноги, - он повернулся к Никитину, - почему раненые не в "санчасти"?
   - Так ведь, - смешался тракторист, - разве таких удержишь? Как услышали про ребенка, впереди меня сюда примчались.
   - Ну раз впереди тебя, пусть помогают.
   Он опять, как прежде Левину показал на стены стоящих рядом квартир:
   - У вас, девчата, слух хороший - может, еще кого-нибудь отыщем?
   Подошедшая поближе Оксана переводила подругам слова командира:  "Дина, займись ребенком, должны же здесь найтись хоть какие-нибудь тапочки. Да и костюмчик сменить не мешало бы".
   Девочка, о которой шла речь, явно хотела вмешаться в разговор взрослых, но , глянув на подполковника, передумала. Кого-то он ей, наверное напоминал; кого-то, кого нельзя не слушаться. Она ушла вместе с Диной и Михаэлем, ловко выдернув ручонку из девичьей ладони и умчавшись вприпрыжку вперед вместе с мальчиком. А Кудрявцев указал рукой Никитину на лопату, брошенную рядом и велел начинать раскопки - прямо у соседнего строения, имевшего аж целых три стены. Тракторист, впечатленный чудесным спасением ребенка, даже не спорил; тем более, что рядом прислушивался к полу профессор, готовый сменить его.
   А Кудрявцев, поманив за собой Левина, подошел опять к Стене, остановившись так, что бы его видели и слышали и Оксана, и Бэйла.
   - Что бы вы не решили, - обратился он сразу ко всем на английском, - Сара с Марией сегодня идти не смогут. До завтрашнего утра их где-то надо устроить...
   Командир вытянул вперед ладонь, останавливая Тагер, явно собиравшуюся броситься к нему со словами не самыми приятными.
   - Никого бросать не собираемся; охрану обеспечим, да и это, - он показал пальцем на прилавок с овощами, - до утра без присмотра в кашу превратится, если вообще что-то от зверей останется. А утром мы вернемся с помощью и каким-нибудь транспортом.
   - Это с верблюдами, что ли? - не удержалась от подколки Оксана.
   - А почему нет? - тепло улыбнулся Кудрявцев, вспомнив уморительную сцену знакомства доцента с одногорбыми животными. Девушки тоже заулыбались - видимо по той же причине.
   - Надо нам найти место побезопасней, - вернул их мысли к суровой действительности командир, - я предлагаю... там!
   Его палец дернулся вверх - к вершине Стены, украшающей окрестности ровными срезами граней на пятиметровой высоте.
   - Но ведь это...святыня! - Бейла снова дернулась к нему.
   И опять ее остановил спокойный голос командира:
   - А разве святыня не должна помогать своему народу? Да еще надо доказать, что это та самая Стена Плача.
   - Интересное предположение, - вступил в разговор профессор, бросивший Никитина, перешедшего уже к следующей квартире; в первом его раскопе результат был отрицательным, - оно, кстати многое объясняет. Но это потом, а вот как туда забраться? А ночью ведь оттуда и свалиться можно!
   - Ну, это вопрос чисто технический; свалиться-то и с дивана можно. А как подняться...
Покажем, сержант, как в том кишлаке?
   - Высоковато будет, товарищ полковник, та стена  не больше четырех метров была.
   - Ну так в комнате - рука Кудрявцева теперь показывала туда, где была откопана Лия (так звали спасенную девочку) стол стоит, как раз недостающий метр.
   - Понял, - парень умчался, даже не успев козырнуть командиру, но уже через несколько мгновений показался из-за стены, от которой стол дотащить ему помог профессор: молодой ученый муж не был таким прытким.
   Стол утвердился четырьмя ножками прямо у Стены; подполковник протянул Левину туго скрученную бухту брезентового ремня трехсантиметровой ширины, появившуюся на свет все из того же рюкзака, но старший сержант, оглядев свой цивильный наряд, помотал головой - приладить ремень было некуда. Тогда командир, совсем не целясь ловко забросил бухту на Стену, словно говоря этим - теперь-то лезть туда точно придется.
   Двое парней запрыгнули на совсем небольшой стол, потоптались на нем, утверждая понадежней и командир спросил: "Кто внизу?"
   - Да я вроде бы полегче, - Борис отвернулся пряча озорную улыбку от него, так что ее могла видеть только Бэйла. Впрочем он знал, что от подполковника бесполезно что-то скрывать - каким-то сверхестественным путем командир видел и ощущал все вокруг. Доказано было не раз и не два еще там, в Афгане.
   Кудрявцев между тем присел, обеими руками упираясь в гладкий камень - вся операция проводилась у стороны, противоположной той, с записками. Он подставил напарнику крепкое колено и не менее крепкое плечо. Мгновенье - и в камень уже упирались две пары мужских рук - командира, снова стоящего на столе, и старшего сержанта, замершего на его плечах. До верхнего края Стены его вытянутые вверх руки не доставали еще полметра, о чем им и сообщила Оксана.
   - На счет три, - едва заметно кивнув в знак благодарности за несомненно полезную информацию, скомандовал подполковник.
   Он снова присел и несколько раз гибко согнул ноги в коленях, словно тугая пружина пробовала на прочность стол или его широкую спину.
   - Раз, два, три, - с последним словом командир, приседавший все глубже, мощно выпрямился; Левин, на которого тут же перенеслись взгляды всех зрителей, как оказалось, тоже присевший на его плечах, выстрелил вверх своим телом, выпрямляя ноги в верхней точке прыжка подполковника -- да-да, он с тяжеленным грузом подпрыгнул на те самые полметра - так показалось изумленным девушкам.
   Во всяком случае старший сержант не ухватился ладонями за край Стены; его руки полностью легли на ее вершину, а голова и верхняя часть туловища, торчащая над краем на фоне яркого солнца темным контуром, замерли на мгновенье. Следующий рывок сильного тела бросил Левина на Стену так, что он совсем скрылся от взглядов снизу.
   Впрочем он тут же объявился, стоящим у самой кромки Стены. Так же бесстрашно, словно показывая Романову всю беспочвенность его страхов, он обошел ее по периметру; постоял мгновенье над командиром, успевшим спрыгнуть со стола и нерешительно заявил: "Командир, там кажется какая-то дорога..."
   - Давай, - махнул ему Кудрявцев рукой, уже вооруженной тяжелым биноклем, - и вниз тут же полетел брезентовый конец.
    Левин снова скрылся из глаз, явно отступая, чтобы гораздо более тяжелый командир не сдернул его вниз. Во что упирались его ступни на гладкой поверхности камня, осталось неизвестным; и вот уже две мужские фигуры возвышаются над лагерем. Командир прошелся по периметру с не меньшей бравадой (на самом деле все было четко просчитано, но ведь внизу смотрели такие внимательные зрители, особенно.., а подполковнику по ощущениям было не больше двадцати!). Он остановился там, откуда тянул руку в сторону леса Борис, и поднес к глазам бинокль. Деревья резко скакнули вперед, и он отвел руку с тяжелой оптикой в сторону -  дорогу, вернее тропу, пересекавшую чащу метрах в пятидесяти от израильского лагеря, прекрасно было видно и невооруженным глазом.
   - А лучше бы ножками проверить, да ручками пощупать, - пробормотал он и повернулся к Левину, - как ты думаешь, эта не та тропа, с которой мы большерогого оленя спугнули? Ах да! - он вспомнил что ни тропы, ни животного с развесистыми рогами Борис видеть не мог, поскольку последние часы прятался в электрическом шкафу, - откуда тебе знать? Но если эта та тропа, а по направлению другого и быть не может, то мы по ней до самого дома доедем!
   - Тагер!
   В его возгласе было столько властности, что израильтянка беспрекословно забросила снайперскую винтовку за спину и ухватилась за все тот же конец (ремня, конечно), через пару мгновений вознесясь над Стеной. Здесь она снова прильнула к прицелу, оглядывая окрестности теперь по кругу. Она даже не заметила, как осталась одна; только ремень , перекинутый рукой подполковника на обе стороны камня так, что два конца достигли земли под ним, составлял ей теперь кампанию.
   А командир, в сопровождении профессора, старшего сержанта и Оксаны, роль которой в качестве часового закончилась, отправились к Никитину, как раз закончивший уже четвертый подкоп. Дыра в земле под стеной была узкой - так что человек едва мог пролезть внутрь подпола - по крайней мере такой человек, как Анатолий. Он как раз и вылезал из-под земли, извозившийся в ней с ног до головы.
   Тракторист заметно обрадовался, узнав что Левин с профессором заменят его сию же минуту;  совсем недавний энтузиазм парня заметно иссяк - толи от той массы земли, которую он успел перекидать, то ли от отсутствия результатов. Он помотал головой, показывая, что в этом подполе тоже никого нет, с облегченным выдохом передал лопату Романову и пошел за командиром и Оксаной, отряхиваясь и чертыхаясь вполголоса.
    Подполковник не пошел, как наверное ожидала Оксана, сразу к тропе; нет - он сначала подвел тракториста к той самой красной машинке, носившей на багажнике гордую надпись  Ауди-А3, естественно латинскими буквами, затем, пройдя совсем недалеко - метров десять, похлопал по могучему черному капоту "Эксплорера" и завершил знакомство Анатолия, а заодно и Гольдберг с автомобильной техникой у Гранд Витары.
   - Скажи-ка нам, Анатолий, - начал он ласково, отчего Никитин зябко повел плечами под грязным комбинезоном, - ты ведь хороший тракторист?
   - Да, - нерешительно кивнул парень.
    - И с лесом на "ты"?
    - Тридцать лет в лесничестве отработал! - гордо согласился Анатолий.
    - Ну тогда обеспечь нам, дорогой, путь дорожку от этого красавца, - он похлопал теперь уже по серому капоту Витары, - до...
   Вот теперь он и пошел быстро туда, куда сразу стремилась Оксана - к лесной тропе.
   - Вот досюда, - закончил командир затянувшуюся фразу, топнув по середине широкой тропы, заросшей короткой травой.
   Он мельком глянул на компас - тропа действительно вела в сторону перекрестка; затем перевел взгляд совсем недалеко - на "Командирские" часы.
   - Чтобы через полчаса первый автомобиль стоял вот здесь, - он опять топнул по траве.
   - Но командир, - растерянно забормотал парень, - тут же деревьев да кустарников...
   - Топор сейчас получишь, а лесобилет - извини, выписать некому.
   - Их и так отменили лет семь назад, - пробурчал тракторист уже совсем другим тоном - Анатолий получил приказ и теперь приглядывался, как быстрее его выполнить, с минимальными усилиями.
   Он двинулся, петляя между деревьев, останавливаясь, явно замеряя расстояния между ними - вот для чего командир показал ему все машины.
   - Нет, -наконец сдался он, сделав с полдесятка петель меж стволов, - лучше начну от машин.
   - Ну и правильно, согласился подполковник, -заодно и топор возьмешь. А рюкзак оставь... И автомат тоже - пошире топором махать будешь. Товарищ Гольдберг прикроет. ( Это в ответ на Сашу, озорно улыбнулся он самому себе) Вон у нее какой громобой!
   Оксана гордо продемонстрировала парню свой карабин и осталась, совсем немного не дойдя до лагеря, развернувшись и вскинув "Бенелли" к плечу - совсем так же, как Бэйла свою снайперку.
   Подполковник вручил Анатолию топор; парень прихватил с щита еще и ломик и ушел в лес, передав командиру и автомат, и рюкзак, и, поколебавшись, разгрузочный жилет.
   - И как только он в нем в ту нору смог занырнуть, - подумал с одобрением о трактористе Кудрявцев, словно сам недавно не подал такой же пример.
  Совсем скоро и автомат, и содержимое рюкзаков - и Никитина, и самого командира, и профессора, передавшего трудовую вахту Левину - перекочевало в багажник Витары, а перед подполковником, и перед Романовым с Диной Рубинчик, развернулись во всю свою немаленькую ширь двенадцать рюкзаков.
   - С детьми Сара с Марией посидят, - успокоил командира профессор, - а Бэйла сверху подстрахует.
   Снайперша, словно услышав эти слова на русском языке, помахала им рукой и подполковник вернул ей этот жест, переходя на английский:
   - Итак, двенадцать рюкзаков. Что грузим в первую очередь? - он кивнул на овощи и фрукты, перед которыми и были расстелены рюкзаки.
   Профессор взял в руки один и, заглядывая внутрь, воскликнул, тоже по английски: "Да тут все уместится!"
   - Ну, давайте пробовать.
   Первыми в рюкзаках исчезли лук и чеснок (витамины!), остальные овощи и твердые фрукты заняли собой по рюкзаку; яблоки и баклажаны не поместились, но все оставшиеся рюкзаки командир безжалостно выделил под картошку. Он сам, не чинясь, и носил тяжеленный груз, который профессор, несмотря на обретенную молодость, едва ли закинул бы себе на плечо.
   - Даже если до тропы не прорубимся, здесь тебе будет лучше, - проговорил он, укладывая в необъятный салон "Эксплорера" первый рюкзак с  желтой картошкой, - во, блин, с картошкой уже разговариваю! А что, неплохой собеседник (это уже второму рюкзаку, с картошкой красной). А до тропы мы обязательно прорубимся (это уже рюкзаку с луком).
   Баклажанам (легче картошки, однако!) досталось нетленное: "В лесу раздавался топор дровосека"; остальным он сообщал, какое по счету дерево упало в лесу, звонко шлепая кроной по кустарникам. Четвертого дерева он не дождался; как раз в нутро черного внедорожника, оказавшегося не таким уж и большим, уложился последний, двенадцатый рюкзак, и подполковник послал помощников за ящиками, ведрами, коробками - любой тарой, способной вместить внутри себя без урона нежные овощи и фрукты, когда явился довольный Анатолий, конвоируемый Оксаной с карабином наперевес.
   - Он что, сбежать хотел? - пошутил Кудрявцев, протягивая девушке сочный персик, с большей части которого только что одним движением сорвал бархатистую шкурку, - от злого командира.
   - Командир не злой, командир умный! - ответил за Оксану парень, - тут всего три дерева на двадцать четыре свалить пришлось; я их с волока один руками оттащил. Теперь до дома с ветерком домчим.
    - Не до дома, а до перекрестка, а там...
    - А там.., - эхом подхватил тракторист мрачнея,- там бревно лежит не меньше, чем на сорок четыре - я его таким топором два дня рубить буду, если только он раньше не сломается.
    Он помахал перед носом у собеседников явно затупившимся орудием, и продолжил свою горячую речь, похлопав "Эксплорер" по тому самому месту, что раньше командир:
   - Эта бандура груженая только с дороги съедет и сразу утонет - даже грязи не нужно; да и аудюха привыкла по асфальту рассекать. Ну, вон тот козлик может по лесу и объедет, - он махнул в сторону "Витары".
   - А нам этого и хватит, - подмигнул ему подполковник, - доедем до перекрестка, оставляем там две машины с полным боезапасом и шустренько до лагеря. Там садим Витальку с бензопилой в трактор, и назад - за двадцать минут обернемся. Трактор сразу за мужиками, да за арабами; к вечеру все будем дома!
   Он уже даже не замечал, как буднично называл лагерь домом; даже свою квартиру в Саратове он так и называл - "квартирой", но никогда домом. Может, потому, что там его никто никогда не ждал?
   Теперь погрузка закипела - в пять пар рабочих рук - намного быстрее.
   - Все, - скомандовал наконец командир, глядя на глубоко просевшие к земле автомобили, - больше нельзя, еще самим куда-то садиться нужно.
   Главное богатство анклава, на взгляд профессора - компьютер со всеми его многочисленными приложениями, к его  огромному сожалению, брать не стали.
   - Не с картошкой же его везти, - возразил его страстной просьбе Кудрявцев, -завтра заберем. Он снова открыл сейф, сделал в нем необходимые перестановки, в то время как Романов обалдело переводил взгляд с одного отделения на другое, и навороченная, явно стоящая бешеных денег оргтехника целиком скрылась за стальной дверью.
   Профессор только успел заметить, что для них этот компьютер вовсе бесценен, а командира рядом уже не было. Подполковник в последний раз оббежал лагерь, ненадолго с сожалением остановившись у строения, скрывавшее внутри себя чей-то склад тканей, найденный Диной во время поисков одежды для ребенка. Ни одежды, ни обуви для Лии ( как оказалось - внучке "русской" израильтянки) не нашлось, и теперь она щеголяла на ногах какими-то чунями - подвязанными на щиколотках кусочками ткани, в несколько слоев обернутыми вокруг ее стоп. Дина Рубинчик тут же объяснила девочке, что такая ткань даже жене премьера Нетаньягу не по карману, и теперь она гордо вышагивала, присматривая себе место в автомобилях.
   - А почему, собственно, чей-то склад? - поправил себя Кудрявцев, - это наш склад!
   Он утверждал это совершенно искренне и с полным основанием, поскольку всего десять минут назад израильтяне, дружно выстроившись полукругом перед своими русскими товарищами ( для чего пришлось даже прервать погрузку), устами Баруха Левина попросились в Россию (он так и сказал), куда и были приняты решением подполковника Кудрявцева, озвученному им самим на двух языках. За эти последние десять минут он успел выслушать заверения, что очень скоро израильтяне выучат русский язык как родной (от Сары с Марией), просьбу предоставить работу по специальности ( от Бэйлы); ответить Дине, сколько ребятишек у русских. А еще поймать несколько победных подмигиваний от старшего сержанта и одну фразу от Оксаны - какой он, подполковник, молодец.
   Наконец все расселись по местам. Впереди, на "Витаре", осторожно вырулил в лес Никитин. За его осторожным манипулированием рулевым колесом наблюдали Бэйла (с соседнего, пассажирского сидения) и  Дина Рубинчик с двумя детьми - с заднего.
Впрочем, Тагер больше смотрела вперед и по сторонам, готовая в любой момент пустить в ход свое грозное оружие - ведь она "вела караван": так распорядился командир.
   Вторым грузно переваливался на кочках перегруженный "Эксплорер" - в нем поместились только командир с Оксаной. Кудрявцев, покидая лагерь за рулем огромного авто, бросил последний взгляд на мертвого монстра на фрагменте улицы Тель-Авива - вопрос, куда же делись тела, или фрагменты тел несчастных израильтян, так и не получил ответа.
    Его автомобиль был самым шумным не только в силу своего мощного мотора; за ним, громыхая на неровностях тропы, волочились прикрепленные какой-то проволокой Борисом и Анатолием дверцы электрического шкафа - длинные, тяжеленные и прочные на изгиб благодаря ребрам жесткости меж двумя листами металла.
   - Как-то на вас, евреев, не похоже, - пыхтел тракторист, едва удерживая первую дверцу, пока израильтянин прикручивал проволоку к чему-то под днищем "Эксплорера", - никакой экономии.
   - Безопасность! - отвлекся от работы Борис, на что Никитин заскрипел зубами:
   - Крути быстрей парень, сейчас уроню.
   - Ну вот, - ласково погладил Левин верхнюю дверцу, - для такого монстра лишнюю сотню килограммов тащить - раз плюнуть, а нам потом голову не ломать, как через дерево перескочить.
   - Ну-ну, - проворчал скептически Анатолий, - ты еще этого дерева не видел!..
 Последней, словно щенок за своей грозной мамкой, медленно катила "Ауди", в которой меж ящиков и каких-то узлов едва разместились Левин (за рулем) и Сара с Марией. Девушек осторожно перенес в машину, уже переехавшую на лесную тропу, Анатолий.
   Так, медленным громыхающим караваном, они и добрались до перекрестка - чутье командира не обмануло. Здесь ничего не изменилось. Дерево, через которое так лихо раньше перемахнули большерогий олень и его ужасные преследователи, ждало их.
   И дождалось! В то время, как Бэйла заняла пост позади каравана, направив свое грозное оружие в сторону сирийского лагеря, Оксана с "Бенелли" контролировала тропу в сторону русского, а остальные женщины с детьми всматривались в работу мужчин, не выходя из автомобилей, последние, уже в четыре пары рук шустро освободили черный внедорожник от железного груза и потащили его к лежащему поперек тропы стволу. Тракторист, опуская свою сторону дверцы на него, проворчал: "Тут не сорок четыре - тут все пятьдесят два будет!"
   - Да хоть шестьдесят, - ответил ему все тот же Левин, на пару с командиром взгромоздивший второй трап рядом; он явно понял, что речь идет о диаметре ствола.
   Стальные дверцы легли так, что едва не переваливались через дерево; они и перевалились, когда "Витара", увлекаемая вперед руками парней, упершимися ей в багажник, наехала передними колесам на трап, замерла на мгновение, когда нижние концы трапа вдруг оторвались от земли, и уткнулись в днище машины (коротковаты все-таки оказались дверцы). Бурлацкий полувыдох-полустон вырвался из четырех глоток, на мгновение все застыло в непредсказуемом балансе - все-таки небольшой на вид автомобиль оказался очень тяжелым.
   Помогло мужчинам само дерево. Его кора под действием времени явно подгнила, отстала от ствола, и сейчас неслышно порвалась, заскользила по лубу, открывая взорам древесину красного цвета. А следом заскользила "Витара" вместе с парнями, останавливаясь уже по ту сторону ствола. Она не покатила дальше - прямо на Оксану, потому что ее задние колеса так и упирались в края трапа.
   А девушка не оглядывалась назад - она как раз дожимала палец на курке карабина. Грохнул выстрел и на тропе  завертелась, заскребла лапами, выдирая траву клочьями, огромная пятнистая кошка.
   - Наверное та самая, - узнал командир, подходя к вытянувшемуся леопарду, - а куда же ты попала-то?
   На теле кошки, которая весом, скорее всего вдвое превосходила девушку, застрелившую ее, не видно было ни одного следа от пули.
   - Вообще-то в глаз целила, - пробормотала Оксана и показала на левый глаз зверя, сейчас прикрытый веком, из под которого как раз тягуче потекла красная капля.
   Командир представил себе траекторию полета пули - да, так она могла поразить цель, если только кошка низко опустила голову, явно готовясь к прыжку. Пронзив насквозь голову, маленькая смерть черного цвета ( пятнадцать долларов на рынке!) застряла где-то внутри длинного туловища, так и не найдя выхода наружу.
   - Молодец! - подполковник приобнял девушку за плечи.
   - А худая-то какая!, - воскликнул  профессор, останавливаясь рядом с парой.
   - Будешь тут худой, когда вокруг такие монстры бегают! - подошел и Никитин, - они наверное всю живность вокруг пожрали.
   - А действительно, - оживился Романов, - как-то вокруг зверья совсем не видать; птички летают, поют, кто-то еще в кронах орет, а на земле кроме тех тварей никого и не спугнули. Что-то их слишком много на единицу площади, не находите?
   - А олень? - спросил Анатолий, наклоняясь над поверженным зверем.
   - Олень не в счет, залетный, - махнул рукой профессор и нагнулся за второй лапой кошки, добавив, - зато легче оттаскивать будет.
   Так, полусклонившись, он и замер, услышав далекий первый выстрел.
 Впрочем, замерли все, слушая, как со стороны российского лагеря донесся второй выстрел, третий... потом цела очередь - длинная, на весь магазин. И только тогда все завертелось - кошка тут же оказалась на обочине тропы, "Витара" заняла ее место, а командир, поменяв так и не озвученное решение по изменению экипажей машин, принял новое, более соответствующее моменту решение:
   - Левин, Романов - держать оборону. Оксана, Бэйла, Никитин - в машину.
   Профессор даже не успел открыть рта для возражения, как "Витара" провернула на месте задними колесами, оставляя на траве два земляных грязных пятна от пробуксовки и исчезла за поворотом. Последнее, что увидел командир в зеркало заднего вида, был открывающийся рот Романова  и спина сержанта, перепрыгивающего через толстое дерево.
   Кудрявцев воспользовался на все сто процентов удивительной готовностью лесной тропы к автогонкам - ни одной толстой ветки, ни одного деревца, ни одной сколько-нибудь значительной ямки или камня ( последних вообще не было - ни больших, ни маленьких). Так что ровно через две минуты десять секунд, преодолев три с половиной километра - по спидометру - "Витара" остановилась там, откуда еще до обеда отряд подполковника ступил в лес.
   Вокруг не было ни души. Но в наступившей тишине все явственно расслышали далекий гам; люди там, за пределами лагеря, что-то обсуждали, но никаких панических, или даже тревожных возгласов командир не услышал. Облегченно вздохнув, он пошел вперед во главе грозно ощетинившейся по сторонам оружием группы, и через пару минут остановился рядом с Ильиным. Впрочем, здесь были все обитатели лагеря, которых командир оставил под охраной Виталика Дубова. Он единственный не стоял сейчас у лежащего на земле мохнатого исполина - какого-то родственника слона, поверженного судя по всему той самой автоматной очередью.
   Виталик счастливо улыбнулся подполковнику; его улыбка тут же померкла, когда командир показал ему кулак. Подполковник огляделся и, выделив изо всех девушку-снайпера, кивнул ей на Дубова: "Бэйла, замени!" На английском, естественно, языке.
   О том, как русский с израильтянкой будут объясняться между собой, он не стал даже думать - не маленькие, разберутся! В конце концов языка жестов никто не отменял. И действительно, через пару минут Виталик был на земле, рядом с командиром, а израильтянка опять - в который раз за сегодня принялась изучать окрестности в прицел снайперской винтовки.
    За эти две минуты  подполковник еще раз - повнимательней - обвел взглядом толпившихся соплеменников и удивленно уставился в три новых лица, точнее личика: рядом с другими детьми стояли две русоволосые девчушки лет семи-восьми (вообще-то в детях Кудрявцев не разбирался, потому мог и ошибаться относительно возраста в любую сторону), и еще более светловолосый мальчишка помладше. Рядом с детьми с внимательными, вроде как ждущими команды прибывшего командира мордами сидели Белка со Стрелкой. В сопровождении овчарок девочки и подошли к Александру, не дожидаясь, пока кто-нибудь их представит. Впрочем, Ильин тут же исправился, пробормотав: "А это Маша и Даша. Нашли вот... в мусорном баке... Из детдома сбежали. А вон тот мальчишка - Вася, из подполья откопали".
   Но последних слов командир не слышал; присевший перед толкающими друг друга в бока локтями девчонками он вдруг едва не упал назад, на спину, когда оказавшаяся более смелой малышка (Маша или Даша?) вдруг спросила:
   - Дядя, ты наш папа?
   Наверное в глазах Александра она прочла рвущееся наружу изумление, потому что тут же добавила:
   - Нам тетя Надя в детдоме рассказывала ( воспитательница - подсказал за спиной голос Марии Котовой), что наш папа военный, он скоро приедет и даст и мне и Даше (ага, эта значит Маша!) по пистолету, поиграть, - девочка ткнула пальчиком в длинную кобуру ПБС и закончила, - этот мне. А он тяжелый?
   Растерянный Кудрявцев сгреб девочек в охапку ( наверное в первый раз в жизни!) и повернулся, наткнувшись на Оксану, которая сквозь слезы в глазах насмешливо улыбалась.
  - Ага, - с каким-то добрым злорадством подумал он,- ты так? - и уже вслух, совсем не помышляя о последствиях, добавил, - Вот вам мама все объяснит!
   Теперь уже Гольдберг готова была позорно бежать, спасая от маленьких чертовок свой "Бенелли".
   - Ох и попадет мне от нее,- запоздало спохватился он и повернулся к подошедшему как раз Виталику.
   - Вот , - сердито ткнул он в точку головы мохнатого гиганта между полузакрытым глазом и огромным ухом - прямо в чернеющее пулевое отверстие, - один патрон и все! А ты! Сколько ты потратил, целый магазин ?!
   - Но.., - Дубов тщетно пытался найти оправдание, и тут на помощь ему пришли девочки.
  Они опять прижались с обеих сторон к командиру, присевшему у головы зверя и одна из них (Маша или Даша ? - отец называется!) спросила: "А это кто, папа?"
   - А действительно, что это за зверюга?
   На помощь Александру пришел, как не странно, Никитин.
   - Мастодонт это, - решительно заявил он присаживаясь на корточки рядом с командиром, -  далекий-предалекий пра-прадедушка слона, - он храбро взялся за короткий хобот, который оказался никаким не хоботом, а очень длинной верхней губой, которую обрамляли крупные бивни. В таком - полуоткрытом - состоянии рот гиганта был просто невероятных размеров, куда там слону.
   -Пожалуй, человек поместится, - прикинул Кудрявцев, - впрочем, зачем ему человек, он же ведь травоядный...
   А тракторист тем временем схватился за один из двух нижних  клыков, не сильно уступавших по длине от верхних бивней. Он явно красовался перед зрителями своей храбростью - а почему бы не покрасоваться - он ведь сегодня и собакомедведей в пузо ботинком попинал - всех восьмерых поочередно (особенно досталось вожаку) и дикого леопарда за лапу потаскал...
   - Этими зубками он корешки выкапывал, - огромный  клык, который ладонь парня не смогла обхватить, в отличие от верхних был плоским, и на роль лопаты подходил идеально.
   - А его кушать можно? - такой прагматичный подход девочки ошарашил и Кудрявцева, и Никитина, потрясенно переглянувшихся, и наверное всех собравшихся здесь взрослых.
   - Ну.., - первым опомнился все таки командир, - если от него будет пахнуть так же вкусно, как и оттуда, - он махнул в сторону лагеря, откуда действительно  накрывал окрестности густой аромат мясного бульона - со специями, лучком и чесночком...
   Он вдруг нахмурился, вспомнив об экономии всего и вся - в этом бульоне единственно чего не хватало - как раз экономии ценных продуктов. Кудрявцев нашел взглядом Егорову, продолжая хмурить лоб; его ладони при это поглаживали русоволосые макушки. Зинаида Егоровна его недовольство поняла совсем в другом контексте.
   - И накормили, и накупали.., и собачек вон вместо игрушек дали...
   Кудрявцев коротко кивнул, решив лекцию об экономии прочитать позже, и опять повернулся к Виталику:
   - Дубов!
   - Я! - вытянулся в струнку парень.
   - Никитин!
   - Я! - пристроился рядом в короткую, из двух человек, шеренгу тракторист.
   - Шустро заводим трактор, берем бензопилу и... вперед! Анатолий, задача понятна?
   - Так точно, товарищ полковник!
   - Уберете дерево и к Холодову. Меня можете не ждать - я позже подскачу. Охрана нужна? - он кивнул на снайпера.
   - Обижаете, товарищ полковник, - парень действительно обиделся, - мне на моем тракторе ни медведи, ни собаки, ни их чертовы гибриды не страшны!
   - Ну тогда... Выполнять!
   - Есть! - парни умчались в сторону разваленного сарая, где уже заждался своего хозяина "Беларусь", а командир повернулся, теперь уже к  Ильину:
   - А где наш комендант?
   Рубцов подошел сам. Вид он имел не самый уверенный, так что Кудрявцев даже не стал спрашивать, сразу пошел к березкам - туда, где в невысоких холмиках земли торчали две лопаты. Следом пошли и Ильин, и Рубцов, и его двое подчиненных, имевших куда более самоуверенный и ершистый вид, чем их непосредственный начальник. Процессию завершала Оксана.
   - Мда.., - протянул командир, останавливаясь у крайней могилы, самой глубокой. Но и эта была в глубину не больше метра; две другие были бы Кудрявцеву едва по колено - если бы он вдруг решил померить одну из них.
    К всеобщему изумлению он это и сделал. Аккуратно положив на небольшой бугорок собранный, готовый к бою  арбалет, командир водрузил рядом разгрузочный жилет, полный магазинов, даже на вид очень тяжелый, и спрыгнул в прямоугольную яму, действительно оказавшуюся ему по колено. Вытащив из горки грунта лопату он, даже не поплевав на ладони, как может быть ожидали все, он вгрызся в податливый грунт, с удовольствием отметив, что эта лопата была не в пример удобней и производительней, чем та, израильская.
   - Ну хоть что-то умеем лучше, - совсем по-стариковски пробормотал он и кивком головы остановил Оксану, вознамерившуюся было примкнуть к командиру и оглядывавшуюся сейчас, явно выбирающую место для своего бесценного "Бенелли".
   - Нет, - остановился он на мгновенье, - лучше туда, в пару Бэйле, - он махнул на крышу (или потолок) остатков кирпичного здания, расположенного как раз в противоположном от первого поста углу лагеря., - сама залезешь?
   - Конечно, - девушка облегченно вздохнула, погладив темное ложе карабина и ушла, бросив напоследок  на командира взгляд настолько кровожадный и многообещающий, что Александр, несмотря на жаркий день и выступивший уже пот, зябко поежился, предчувствуя неизбежные разборки. На удивление, ему такая перспектива даже понравилась.
   В соседней яме уже вовсю махал лопатой  коренастый широкоплечий парень.
   - Родимцев Михаил Михайлович, - вспомнил Кудрявцев список Котовой, - пенсионер, бывший рабочий цементного завода. Второго, переминавшегося сейчас с ноги на ногу над подполковником, он вспомнить так и не смог. Углубившись больше чем по пояс - так он сделал за десять минут работу, которую трое лоботрясов растянули почти на целый день, он остановился, смахнул со лба выступивший пот и одним упругим прыжком оказался возле парня, которому и вручил шанцевый инструмент. В соседней могиле, где трудился уже комендант ( бывший комендант - поправил себя Александр) дела тоже продвигались неплохо, и он, удовлетворенно кивнув, отправился в сопровождении Валерия Ильина к тому самому зданию, где несла боевое дежурство Гольдберг.
   - Во, гляди, командир, - Валерий распахнул перед ним двери - поочередно и надземного, а потом и подземного этажей.
   Это действительно было самое надежное помещение в лагере и подполковник, остановившись посреди кухни, в которой оставались лишь гарнитур и пустой холодильник, похвалил: "Молодцы!", и тут же поставил новую задачу:
   - Ход в подвал расширить, всю мебель убрать в подвал, все кровати сюда. Здесь будут жить дети; с родителями, естественно... с мамами, поправился он, вспомнив, что рядом стоит дедушка маленького мальчика.
   - Но товарищ подполковник, - снова перешел на "вы" Ильин, я думал детей в баню...
дерево.. Экология, да и безопасность в самом центре лагеря...
   - В бане - экология? - изумился командир, - нам ведь ее каждый день топить придется, чтобы не завшиветь. А еще там человек двадцать женского пола ночевать будет - знаешь, сколько раз за ночь они в туалет сбегают ?
Он вскинул взгляд к потолку  - надежно утепленный неизвестным хозяином потолок вряд ли пропускал слова, никак не предназначенные для Оксаны - и продолжил, на всякий случай понизив тон:
   - А за безопасность можешь не беспокоиться - там, - он указал пальцем на потолок, - и днем и ночью будет часовой. А для часового самое главное что? Самое главное для часового, - сам же ответил командир, - увидеть врага раньше, чем его заметит враг. Так что ребята... и девчата будут службу нести тише мышки в подвале. Кстати, про мышей в подвале тоже не забывай, там наш стратегический резерв храниться будет.
   - А я велел все к Зинаиде перенести, - огорчился Ильин.
   - Правильно, - успокоил его Кудрявцев, - там будут текущие запасы, а тут мы настоящее хранилище оборудуем, с постоянной температурой - вот увидишь!
   Валерий в словах командира ни минуты не сомневался - это ясно читалось в его взгляде. Он попытался запрыгнуть на крышу так же легко и непринужденно, как подполковник, но тот, обернувшись, махнул ему ладонью - не мучайся.
    Оксана не успела открыть рот - хитрый командир сразу начал командовать:
   - Я посижу тут, погляжу, а ты..., в общем оправиться, заменить Тагер, объяснить ей , где какие дела можно сделать и пусть идет сюда.
   - И...
   - И сделать это нужно быстро, потому что скоро подъедут остальные девчонки с профессором и сержантом, и я уеду на "Эксплорере", как только его разгрузят, потому что до вечера нужно вернуться, а там еще баранов гнать с козами... и верблюдов. И еще я по Малышу соскучился...
   - А по мне ты не соскучишься?
   - А ты что, со мной не поедешь? - вроде как удивился командир.
   Оксана радостно взвизгнула, чмокнула его в щеку и умчалась выполнять приказ. Что она сказала Бэйле, осталось для Александра неизвестным, но та появилась на крыше очень скоро, отпустив командира встречать караван, как раз выруливавший из леса.
   Командир помчался навстречу "Эксплореру", чтобы показать ему место разгрузки; внедорожник как раз поместился рядом с кирпичным зданием, где уже усилиями Ильина и его верных помощников вовсю кипела работа - расширялся вход в подвал, куда очень быстро переместился ценный груз. За автомобилем, кстати, опять громыхали дверцы - уже не так громко, придавленные внушительным грузом - добычей Оксаны. Поверх леопарда, прикрученного, кстати сказать за лапы к стальному листу все той же проволокой, закреплены были шикарные рога - по отдельности, поскольку от головы красавца оленя осталось совсем немного - часть черепной коробки не больше ладони, к которой и крепился один рог.
   - Застряли между деревьев, - махнул на них профессор, - решили такую красоту не оставлять; это все, что от оленя осталось - вот ведь ненасытные утробы.
   - Да, эти звери для нас сейчас проблема номер один; и я кажется знаю, как ее будем решать...
  - Может не надо вам сейчас туда, - махнул рукой в сторону тропы Ильин, - ребят там хватает, люди бывалые - Никитин, Володин, Холодов...
   - Вот-вот, особенно Холодов, - командир задал окружавшим его неожиданный вопрос, - знаете о чем думает бомж в первую очередь, проснувшись утром?
   - Ну.., наверное, чего бы пожрать, - перевел дух Ежиков, как раз поднявшийся из подвала, куда они на пару с попом унесли очередной рюкзак.
   - Этот оставьте, - махнул рукой командир на последний рюкзак и повернулся к Зинаиде Сергеевне, - эту картошку забирайте, да поэкономней пожалуйста; еще килограмма по три лука и чеснока возьмите, а не то вашего мастодонта никто есть не будет.
   - Я им покажу, не есть, -проворчала девушка, исчезая в подвале, - пару дней на пустой картошке подержу, эту махину сожрут, еще добавки попросят...
   - А первая мысль бомжа утром, уважаемый Сергей Петрович, - повернулся Кудрявцев теперь к Ежикову, - где он будет ночевать сегодня ночью. У нас больше сорока человек набирается, и две кровати всего. Где народ спать будет, на голом полу?
   Ежиков предпочел не отвечать, он скрылся, побежав на разгрузку Ауди.
   - Хороший парень, - проводил его взглядом Ильин, - да и поп работал не покладая рук, отличная пара получилась.
   - Надо будет отметить, - командир улыбнулся, - так вот, там, у сирийцев шатер стоит, а в нем курпачей штук пятьдесят - попробуем все в "Эксплорер" упихать.
   - Курпачей?
   - Это одеяла такие, азиатские, - пояснил подполковник, узкие но длинные - метра по три-четыре каждое. Забыл напомнить ребятам , чтобы захватили.
   Про то, что над этими самыми курпачами висят бесценные клинки, на которые в прежнем мире можно было купить не одну мебельную фабрику, Кудрявцев даже не сказал - одеяла сегодня были важнее.
   Совсем скоро черный внедорожник с подполковником за рулем и с Оксаной с "Бенелли" в качестве телохранителя командира на соседнем сидении исчез за поворотом тропы, а проводивший их в одиночестве ( все уже разбежались по рабочим местам) профессор не знал, обижаться ли ему на отказ Кудрявцева взять его с собой:
   - Лучше я десяток лишних одеял в салон запихаю...
   
   
   
 


   
   





Глава 11. Профессор Романов. Под светом земных звезд.
       Романов проводил взглядом внедорожник и отправился к Ильину, справедливо полагая, его пара рук лишней не будет. Его помощь посчитали совершенно естественной, и профессор совсем скоро потащил тяжело груженые ведра с кусками парного мяса (мастодонтятина?) к ванной комнате - не к одной из тех, что были усилиями Ильина превращены в столь необходимые обществу помещения, а новому, третьему, обнаруженному за время отсутствия командира и ,естественно, его самого.
    Впрочем, эти два участка разделяло всего пять метров - те самые, на которых расположилась часть мусоровоза , прижатая изогнутыми трубами. Здесь, как рассказал ему показавший дорогу Валерий, и нашли близняшек.
   Ванную здесь решили использовать (Валерий и решил) совсем по другому назначению. Большая эмалированная емкость радовала чистотой так, как наверное не сверкала даже новой - Зинаида как раз разогнулась, сгоняя последние капли воды в сливное отверстие. Оно тут же было заткнуто пластмассовой пробкой -точно такой же, как у профессора дома - там, в Питере - и в чистую ванну вылилось сразу четыре ведра воды (и где их только Ильин насобирал?); Егорова критически оценила глубину и кивнула Ежикову с Благолеповым - несите еще. Парни убежали, в прямом смысле этого слова, а главная повариха лагеря, начала сыпать в воду горстями соль, помешивая ее широкими круговыми движениями ладони.
   - Не переборщишь? - озабоченно спросил Валерий, опуская рядом с ведрами профессора свои - такие же полные мяса.
   - Учить меня будешь, - незлобливо проворчала Зина, - ты лучше скажи, как сразу столько закоптить хочешь?
   - Ага, - понял Романов, вот почему Валера от девчонок добивался, чтобы куски были одинакового размера!
   Девчонки - Нина Гурьянова и Раиса Орлова - землячки, из Коврова Владимирской области, напластали длинными ножами большие куски от филейной части мастодонта, и теперь нарезали ее кусками размером с книжный том, особенно соблюдая, как настаивал Ильин, толщину будущих копченостей.
   - Чтобы равномерно закоптились, - догадался профессор. Он вдруг вспомнил, как Холодов рассказывал, что -то тоже про этот городок - служил там, кажется в учебке, и подумал, - не удивлюсь если он с кем-то из девчат в молодости встречался.
   Романов задумался о том, что уже никаким совпадениям удивляться не приходится и едва не пропустил объяснений Валерия. Он выскочил вслед за ним и Зинаидой из ванны как раз, чтобы увидеть, как Ильин показывает на трубы, лежащие на ярко-оранжевой мусорной машине. Трубы эти, диаметром немного меньше полуметра, соединенные какой-то перемычкой воедино (всего их было четыре) напомнили профессору хитрый мебельный ключ-шестигранник, изогнутый два раза под прямым углом, которым он совсем недавно безуспешно собрать новенький шкаф в прихожую. Так и пришлось вызывать сборщика из магазина. Вот эти трубы, сразу все, Ильин и собирался задействовать в качестве коптильни.
   - Поставим их , как они и стояли раньше, укрепим понадежнее, что бы не свалились. И машину заодно освободим, пригодится... Пожалуй даже небольшой уклон дадим, чтобы тяга обратная не мешала; внизу огонь, дым - наверху мясо на решетках...
   - А где решетки возьмешь? - задала резонный вопрос повариха.
   - Да сами сделаем, - Валерий махнул рекой в сторону машины Виталика - туда, где на какую-то толстую железяку, торчащую вертикально, была надета свернутая кольцами проволока толщиной миллиметров пять-шесть, - шестерка, вроде бы отожженная, решетку под размер трубы соорудить - раз плюнуть, тем более что даже ножницы по металлу в машине были.
   - А не прогорит? - вспомнил вдруг профессор прочитанную когда-то книжку про сельскую жизнь. Там в печке всегда что-то прогорало.
   Ильин снисходительно улыбнулся, мол куда лезешь со своими глупыми вопросами, горожанин, но все-таки ответил:
   - Пока огонь по трубам пройдет, - он прикинул, явно замеряя длину труб, - тут метров десять будет, это будет уже не огонь, а горячий дым. А мы еще для вкуса каких-нибудь веточек пахучих добавим - за сутки и прокоптится.
   - Да, - согласилась теперь Егорова, - может и получится. У нас раньше в деревне - это когда я совсем маленькая была - дед так свиной окорок коптил: подвесит прямо внутри трубы в баню и целую неделю  из нее не  вылазит, щепочки ольховые в печку подбрасывает. Ну так у нас баня низенькая была, не то что эта...
   Они все втроем повернулись к бане , которая и стояла- то в пяти-шести метрах от них; в лагере все расстояния были мизерными. Повернулись как раз когда на крыльцо вышла распаренная, завернутая в одну простыню Ирина Ильина, первая жена Валерия. Она, как рассказал ему раньше Ильин, вместе с Ларисой сегодня поработали на совесть, и сейчас вполне заслуженно наслаждались паром - пока не вернутся остальные.
   Ирина вдруг потянулась широко, так что простыня сползла с ее плеч и она предстала перед замершей троицей совсем голой, распаренная и прекрасная своим молодым телом и рвущейся наружу энергией. Причем она явно видела стоящих напротив парней и девушку, потому что подмигнула им и потянулась еще сильнее:
   - Эх! Хорошо-то как! Сейчас бы еще мужичка какого-нибудь, - она снова озорно подмигнула парням, и те позорно бежали - вроде бы как за очередной порцией мяса,  забыв однако при этом пустые ведра.
     Романов с Ильиным остановились у длинного стола, на котором мяса сильно прибавилось, и тут же отправились назад, теперь уже гонимые Ниной с Раисой, которые, как оказалось, тоже устали - нужно дорезать это чертово мясо, а места на столе нет, а некоторые пропали с ведрами как...
   За дверью ванной их голосов слышно не было, и они высыпали содержимое ведер в воду; тут же пришли Ежиков и поп с ведрами, полными воды. Следом появилась Зинаида -  с пакетами приправ, которыми она тут же начала посыпать успокоившееся зеркало воды; за приправами опять полилась вода, а профессор с Валерой помчались наверстывать упущенное. Только тут Ильин с каким-то напрягом в голосе и - так показалось Романову - даже какой-то гордостью сказал: " Она всегда была такой шебутной, поэтому наверное от нее и сбежал.., вот как сейчас".   Парни переглянулись и расхохотались во все горло.
   Совсем скоро ванна была полной, а от мастодонта, кажется, почти совсем не убыло, чему Валерий искренне огорчился. В качестве утешения он провел профессора по лагерю, похвалился проведенными работами, которых оказалось на удивление много, о чем Романов довольному  парню и сообщил. Потом был ужин в очередь, потому что народу прибыло, а один стол стал разделочным; на пару с Ильиным натаскали воды в баню, подбросили дров и от души попарились... И все это в жутком нетерпении, по крайней мере профессор места себе не находил, пока уже ближе к закату солнца из леса не появился капот "Беларуси", тащившей за собой целый поезд:
Сначала, грозно уткнув дуло пушки в заходящее солнце, за трактором катила бронемашина на четырех колесах - кургузая, явно представленная здесь не по всей длине, о чем догадался наверное каждый из сбежавшихся сюда  - а сбежались все, даже дети и собаки.
   Прицепом к БРДМ по траве задним краем днища волочилась огромная ванна - та самая, в которой, как помнил профессор, было два пулевых отверстия. В белоснежной пластиковой емкости поместились и  одеяла, которые обещал Ильину командир, и сам шатер, сложенный поверх них, и, возможно что-то еще внизу.
   Следом, окруженные людьми с автоматами и двумя волкодавами, устало шагали бараны и козы; верблюдиц погонять не было нужды - они покорно вышагивали на длинных поводках за доцентом Игнатовым. Потом тарахтел мотороллер с пожарником Володиным за рулем, тяжело выкатил управляемый Холодовым "Амарок", а последним  на опушке перед лагерем еле поместился командирский "Эксплорер". Романов не поленился, заглянул в раненный сзади автомобиль - а не нашлось бы местечка и для него? Но нет - салон был полон, опять продовольствием - теми самыми мешками из лавками с крупами. Венчал все казан, перевернутый вверх дном, еще хранящий запах плова - по крайней мере так показалось Романову. Он с сожалением подумал: "Все съели!" - хотя предложи ему сейчас хоть щепотку, он бы отказался - настолько вкусным оказалось жаркое из мастодонта.
   Первым от каравана отделился Игнатов. Он не глядя сунул поводья первому попавшемуся из встречающих - а это оказался пятилетний найденыш, и попытался ринуться вперед - к мастодонту, настоящему, живому; ну... уже не живому, но еще совсем недавно ведь он был жив!
   Он почти сразу же налетел на выпрыгнувшего из кабины трактора Анатолия, попытался обогнуть его, но не смог - рука тракториста развернула его и подтолкнула назад, к мальчишке, а следом Игнатова настиг ураган хохота. Так Никитин, кажется, еще сегодня не смеялся:
   - Доцент, - еле проговаривал он сквозь смех, - Василий Алибабаевич и верблюд! Вицина с Крамаровым не хватает.
   Теперь смеялись уже все, и профессор громче смех; девушки-израильтянки недолго крутили головами - подскочившая Оксана что-то перевела им и они присоединились к общему веселью. И даже сирийцы охотно поддержали смех, хотя им-то никто ничего не объяснил. Были ли так безумно смешными слова тракториста? Скорее всего нет, понимал профессор. Это был смех облегчения,  победы людей, собравшихся наконец вместе на закате первого ужасного дня в этом мире...
   Игнатов  убежал к своему мастодонту; все добро из сирийского лагеря пошел куда-то прятать Ильин. Только оружие Кудрявцев никому не доверил: часть его так и осталась в бронированной машине, которую общими усилиями подкатили задней, обрезанной частью кормы к стене гаража, так что внутрь, как объяснил Романову подполковник, можно было теперь попасть только через люки - верхний или нижний, механика- водителя, а там непрошенного гостя всегда ждал один из парней, оставленных командиром.
   Вторая половина оружия из пикапа переместилась в гараж - там, как оказалось, тоже будут ночевать вооруженные бойцы. Потом все завертелось еще быстрее - быстрее даже, чем садилось за горизонт солнце - голодные поужинали, грязные помылись в бане ( девочки отдельно, мальчики отдельно); со столов исчезла помытая посуда, и вот уже все окружили отдельно стоящий стол с единственным стулом, у которого стоял командир.
   - Ну что ж, - сказал он, когда десятки глаз уставились на него в тишине теплой ночи, которая окружала единственный здесь источник света - автомобильную фару, висевшую у стола на шесте, подключенную к автомобильному аккумулятору. Даже доцент вернулся сюда, к людям, когда зацепленный за заднюю ногу к трактору мохнатый гигант "уехал" в компанию к махайроду и леопарду, совсем жалким без шкур; их отволокли метров за триста от лагеря по приказу командира.
   - Ну что ж, - повторил командир погромче, что бы слышно было и часовым в углах лагеря, - я думаю сегодня быстро никто не уснет, поэтому немного поговорим. Не возражаете.
   Ответом ему был одобрительный гул и он продолжил.
   - Я думаю, каждый сейчас задает себе вопрос: "Где мы все оказались, какая неведомая сила нас сюда перебросила, и зачем она это сделала?"- толпа опять одобрительно заворчала, - можно долго дискутировать на эту тему, но поскольку мы  поручили все специалисту - профессору Романову - то и  говорить будем, когда он будет готов.., дня через два-три, как он обещает.
   Романов, сидевший в первом ряду и видный в полукруге света всем, молча кивнул.
   - Поэтому еще раз попрошу докладывать Алексею Александровичу обо всем значимом, необычном, что попадется вам на глаза; ну и естественно, предельно откровенно отвечать на его вопросы.
   -  Ага, предельно откровенно, - выкрикнула из темноты Нина Гурьянова, - а если он у меня, бабушки четырех внуков, спрашивает, девушка я, или нет!
   - А ты ему что ответила? - насмешливо спросил - кто бы сомневался, конечно Анатолий .
   - Правду я ответила, - пихнула его в бок Гурьянова, - девушка я, в пятьдесят-то шесть лет.
   Теперь уже поднялся профессор:
   - Прошу прощения, если кого-то обидел своими вопросами, но уверяю - ничего лишнего спрашивать не собирался и не собираюсь. Что касается порученного мне исследования...
   - Потом, - замахал на него рукой командир, -не надо терять времени...
   - А интересно, - вопрос шел опять из темноты, и был это, если не ошибался профессор, проштрафившийся сегодня Иванов, - вот мы перед профессором наизнанку душу выворачиваем, а что он там про товарища подполковника написал; или для начальства свои тайны раскрывать не обязательно? Кстати, начальника-то мы вроде как и не выбирали.
   На последние слова Кудрявцев только улыбнулся и показал на стул ( сам он так и стоял у стола): "Пожалуйста, место свободно - есть желающие занять?" Никто выйти под дрожащий круг света не пожелал, и подполковник ответил  на первую половину вопросы бывшего уголовника:
   - Хорошо, давайте про себя вслух. Записывай, Алексей Александрович:
   Я Кудрявцев Александр Николаевич. Родился пятнадцатого июля тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года -так записано в метриках; точно не известно, потому что воспитывался в детском доме, родителей не знаю. Окончил Ташкентское военное училище, служил в Афганистане, кстати вместе со старшим сержантом Левиным, если кто не познакомился, он сейчас на посту - вон там, над моей бывшей квартирой.
   После вывода сороковой армии из Афганистана остался там в составе особой группы спецназа ГРУ, для выполнения спецзаданий. Потом из Афгана ушли и мы. Спецоперации были в других частях земного шарика - и в джунглях парились, и в болотах по целым суткам отмокали. За время службы пришлось изучить на приличном уровне английский, пушту, таджикский. В пределах необходимого - для ведения допросов противника ( подполковник печально улыбнулся) - могу объясниться еще на двух десятках языков. Имею восемнадцать правительственных наград, не считая юбилейных...
   - В том числе Звезду Героя Советского Союза, - быстро вставил профессор.
   - Ого! - сразу несколько почтительных возгласов раздалось из полутьмы.
   Подполковник неодобрительно покосился на него и продолжил:
   - Последний год в отставке по причине тяжелой болезни, - он помялся, но все таки решительно завершил, - аденокарцинома в четвертой стадии, если кому-то это что-то говорит.
   - Говорит, - ответила Николаева, сидящая позади Романова, - это ваши болота и вылезли. Сколько вам врачи отмеряли?
   - Полгода, не больше, - глухо ответил подполковник, - а тут еще у "Пробизнесбанка" лицензию отозвали - у меня там вся зарплата за последние годы хранилась. Вот я за пистолет и взялся. Квартиру продал, деньги в свой детский дом отвез и...
   - Вот новому хозяину квартиры подарочек-то был бы, - едва слышно сказал кто-то в задних рядах, но командир услышал, и усмехнулся: "Ему и так подарочек я подкинул - полквартиры-то нет!"
   - А у нас бы ты еще не один год прожил, - еще тише прошептала Оксана, тоже сидящая совсем рядом - в первом ряду.
   - Знаю, - расслышал и ее подполковник, - и в Израиле, и в Германии, и в Штатах можно было попробовать. Да кто же меня туда выпустит с моим допуском? Я, конечно, через кордоны перебрался бы - сейчас это просто... Но я же советский офицер... А советский офицер присягу дает один раз и на всю жизнь.
   Какими бы пафосными не показались последние слова командира, никто не издал ни смешка. На некоторое время установилась тишина. Потом заскрипела скамья, и из темноты выплыла и остановилась перед подполковником Зинаида Сергеевна Егорова.
   Она  полуобернулась ко всем и сказала: "А ведь мы так и не отблагодарили его за спасение. Не будь тебя, Александр Николаевич, не сидели бы мы сейчас все тут, и вообще нигде бы не сидели". И она поклонилась командиру так  величаво и глубоко, как профессор видел только в фильмах про дореволюционную Россию - в смысле еще ту, до первой, Октябрьской революции.
  Женщина замерла в поклоне и выпрямилась только, когда лагерь заполнили сначала нерешительные, единичные, а потом общие оглушительные аплодисменты. А смущенному Кудрявцеву Зинаида заявила:
   - Считай, что мы сейчас тебя своим начальником и выбрали. Единогласно. Или кто-то против? - она с грозным лицом повернулась к сидящим. Против никого не оказалось, - И еще! Наград у тебя много, Александр Николаевич, прими от нас еще одну.
   Вот я никак не пойму, почему тебя то подполковником называют, то полковником, - она ткнула пальцем в сторону Дубова, который от резкого жеста Егоровой отпрянул назад, свалившись на спину вместе с узкой лавочкой. Смеха, который это падение должно было вызвать, хотя бы у Анатолия Никитина, не последовало, потому что тракторист тоже сидел на этой лавочке и сейчас поднимался с земли, потирая ушибленный затылок.
   Вот к ним двоим Зинаида и подступила, и парням пришлось отвечать. С делал это Никитин - более языкастый:
   - Да так принято, Зиночка, в армии, иногда можно приставку перед званием и убрать - и начальнику приятно, и на язык как-то легче ложится...
   - Ну так давайте и присвоим Александру Николаевичу звание полковника - и ему приятно, и нам на язык легче ложиться будет!
   Громкий смех и аплодисменты были ей ответом. А женщина шагнула к командиру и раскрыла перед ним правую ладонь - там лежали две звезды защитного цвета.
   - И где только нашла, милая, - растроганно подумал он, глотая тугой комок в горле и принимая свою первую награду здесь. Вслух же он сказал, дождавшись, когда Егорова опустится на свое место и Дубов с Никитиным успокоятся, поерзав на водруженной на месте скамейке:
   - Теперь о текущих задачах. Начальником охраны лагеря назначается старший сержант Левин. Ты слышишь, Борис?
   - Так точно, товарищ полковник!
   - Для регулярной армии у нас силенок не хватает.., мало нас, друзья. Поэтому караульную службу будут нести все - и мужчины, и женщины. Да, - спохватился он, - где у нас Котова?
   - Я здесь, - девушка выступила в круг света, прижимая к груди - кто бы сомневался - папку с бумагами.
   - Этот стул для вас, Мария Сергеевна, записывайте, - он опять повысил голос, - Борис, возьмешь у Котовой список и составишь график дежурств. Из списка исключить... Ильина Валерия Николаевича - он теперь комендант лагеря!
   В задних рядах заскрипел стул - скорее всего это Рубцов хотел  возразить, но не решился, а командир продолжил, не обращая внимания на скрип:
   - Егорову Зинаиду Сергеевну - назначается заместителем по продовольствию. Егоровой и Ильину принять участие в составлении графика. Задача, уверяю вас, не очень простая. Логистиком тут нужно быть опытным. Таким, как вы например, Мария Сергеевна. Поэтому все бумажные дела через вас.
   - Но я.., - попыталась возразить Котова.
   - Не беспокойтесь, - усмехнулся подполковник, - себя из списка не вычеркивайте. Постоять на посту придется, как и остальным; и изучить матчасть автомата АКМ, его сборку - разборку, чистку и порядок ведения стрельбы по противнику. Старший сержант Левин научит - он это хорошо умеет. Даже патроны для стрельб выделим - тут лучше не экономить. Кстати, Мария Сергеевна, прошу завести дневник - параллельно профессору Романову. Потом сравним - женский взгляд на вещи, знаете ли, весьма отличается от мужского. Отмечать любые мелочи.
   - Какие, например?
   - Например, что сегодня температура воздуха в двенадцать часов дня в тени была плюс тридцать один градус по Цельсию, что солнце зашло  в двадцать два пятнадцать, и во сколько оно завтра, второго января, поднимется над горизонтом...
   - Как второго января?! - поразился вместе со всеми Романов.
   - Элементарно, Алексей Александрович, - вот вы сюда какого числа попали?
   - Пятнадцатого октября.
   - А ты, Анатолий?
   - Двадцать пятого, тоже октября.
   - Ну а я восемнадцатого, - усмехнулся полковник (теперь уже полковник!),- так какое сегодня число?
   Первый ряд недоуменно огляделся; второго и последующие ряды профессор не видел, но не сомневался - там тоже люди поражены, даже кто-то - кажется Оля Ульянова - выкрикнула: "А я девятого октября!"
   - Поэтому сегодня первое января, понедельник.
   - Постойте, - воскликнул вдруг Никитин, - тогда получается, что сегодня  Новый Год? А я даже в салате мордой лица не повалялся; и ни одного стакана не выпил.., и не хочется ни грамма почему-то, - последнее он добавил совсем тихо, - так что у нас, праздников совсем не будет?!
   - Почему не будет? - успокоил его подполковник, - вот завтра-послезавтра вывезем все добро из Израиля и Сирии - он так и сказал, не запнувшись, без всяких кавычек, может ожидая посмотреть на реакцию своих новых сотоварищей; наверное что-то увидел, понял профессор, потому что довольно кивнул и продолжил, - потом ты, Анатолий, вспашешь нам поле своими шелобешками (память, однако!) и мы все посадим...
   - Что все? - кажется этот вопрос, донесшийся сейчас из задних рядов, Романов сегодня уже слышал.
   - Все, - повторил полковник, - овощи, фруктовые деревья... Сколько времени картофель растет, Ольга Николаевна, - вызвал он из темноты бывшую пенсионерку и бывшую колхозницу.
   - Месяца четыре, - донеслось из темноты после небольшой паузы.
   - Вот ровно через четыре месяца соберем картошку и устроим праздник первого урожая, как раз первого мая.
   - А пока...
   - А пока обычная семидневка - ее не зря придумали; в субботу работаем до обеда, в воскресенье - полноценный выходной.
   - Ага, - обрадовался где-то позади поп, - как раз Рождество православное...
   - Никакого Рождества, - отрезал командир, - сегодня Рождество, завтра Ураза байрам, каждую субботу шабат, что еще? Диспуты на тему, что важнее, Тора, Коран или Евангелие? А завтра к нам буддисты прибегут? Забудьте, хоть на первое время.
   А там глядишь, и решится вопрос - есть Бог или нет? Кто-то нас ведь перенес сюда?
   Так что не переживай, Анатолий, нам Валера Ильин свет проведет, воду горячую и холодную; дома построит вместо этих развалин. Танцы по вечерам устраивать будем, в кружок хорового пения запишешься.
  - Нет, - помотал головой Никитин, явно впечатленный нарисованной командиром картиной, - у меня голоса нет
   - Выходные отменяются для четырех человек, если они согласны; их, кстати, тоже исключить из графика дежурств. Профессор Романов, Оксана Гольдберг, Бэйла Тагер и полковник  Кудрявцев с сегодняшнего дня - особая разведывательно-диверсионная группа. И пока все хищники не будут истреблены, а выжившие люди в зоне нашего доступа не будут спасены.., вместе со всем их добром, конечно - выходные для нас отменяются.
    - Профессор, согласен?
   - Да, конечно! Романов даже вскочил.
   - Гольдберг?
   - Да! - Оксана поднялась рядом.
   - Тагер? - снайпер тоже ответила, как и остальные на русском языке, и командир удовлетворенно кивнул.
   - Да.., - протянул Анатолий, поднимаясь рядом так резко, что Виталик чуть снова не оказался на земле, - как пахать, так Никитин, а как в рейд - за славой и сокровищами, так профессор с Оксаной?! Нечестно, надо было хотя бы жребий кинуть.
   - Ты серьезно, Анатолий? - удивленно уставился на него полковник, - ты что, думаешь что я их по блату в спецкоманду пристроил?
   - А как еще? - парень набычил голову.
   - Хорошо, -усмехнулся командир, - завтра с утра устроим соревнование ... сначала с Тагер. Стрельба метров с восьмисот, и патроны не пожалеем - еще желающие будут?
  - Не, тут без вопросов, Бэйла реальная профи.
   - Тогда кросс километров пятнадцать пробежать, и сразу на стрельбище, хочешь?
   - Нет, тут тоже без вопросов...Биатлон, оно конечно... И Анфиса Резцова к тому же...
А профессор?
   - Ну ты сам подумай, Анатолий, - нарочито устало произнес командир, - нам с людьми контактировать, их языки знать нужно... Вот ты, Алексей Александрович, - повернулся он к профессору, - сколько языков знаешь?
   - Сорок семь, - с непонятным стеснением признался Романов, - так ведь мне для исследований...
   - Вот видишь, Никитин, - остановил взмахом руки профессора Кудрявцев, - все логично; хотя... если  уничтожим зверей, а ты со вспашкой справишься на пятерку, то все возможно.
   - Я на шестерку справлюсь! - воскликнул обрадованный тракторист, и командир поспешил закрыть собрание6
   - И напоследок, если вдруг кто-то не сразу заснет, или завтра во время работы захочет память потренировать - вспоминайте все, что знали про сельское хозяйство - и сразу к Марии Сергеевне. Вот так же, вечерком и наметим сообща план посевной кампании. Как говорится - что посеем, то и пожнем. А сейчас всем, кроме дежурной смены, спокойной ночи.
    Совсем скоро площадка опустела, а профессор с Кудрявцевым направились к "Эксплореру", который очень удачно приткнули к стене командирской квартиры, так что его задний проем был полностью перекрыт. До машины их проводили Оксана с Бэйлой, которые пожелали им спокойной ночи, и полезли на крышу , менять Левина - их смена была первой. А командир и Романов  достаточно удобно расположились в салоне, подложив под головы свернутые одеяла (курпачи), и открыв окна, поскольку температура за ними была не намного меньше заявленной полуденной. Последнее, о чем подумал Алексей Александрович, проваливаясь в глубокий сон - где командир прятал термометр - ведь в полдень они были на лесной тропе...
   Проснулся профессор так же резко, как и заснул. Вот  он читает во сне лекцию студентам третьего курса, а вот - резко садится в салоне "Эксплорера", имеющего, на его счастье, высокий потолок. Проснулся от звука открываемой дверцы, еще до того, как Кудрявцев успел дотронуться до него рукой. Сам командир стоял у автомобиля рядом с Оксаной; оба выглядели немного смущенными. Но если командир был как всегда, подтянут и свеж в чистом камуфляже, который он надел после бани (сколько же их у него в запасе, в том сейфе?), то девушка явно была измученной до предела. Она не стесняясь никого зевнула, едва успев прикрыв рот ладошкой, и полезла внутрь салона, на командирское место, уже "остывшее" - хотя за короткую теплую ночь в этом климате вряд ли успевало что-то остыть по-настоящему.
   - Спокойной ночи, - машинально сказал профессор и полез вслед за Кудрявцевым на крышу - принимать пост у Бэйлы. Полез не так ловко, но вполне успешно, если принять во внимание, что его новый наряд - камуфляж песочного цвета, немного помятый во время сна, не запачкался о бетон. Камуфляж был из сирийской добычи, из бункера , и профессор небезосновательно полагал, что большинство мужчин лагеря, да и многие женщины будут щеголять в таких же.
   - Ну что они? - спросил у Тагер командир, подходя к девушке, стоящей в полуметре от края потолка. Он явно успел переговорить с Оксаной внизу и теперь знал что-то, Романову пока неведомое.
   - Пируют, - так же по-английски ответила девушка.
   - Хорошо, иди отдыхать.
   Бэйла кивнула ему, потом, проходя мимо профессора, кивнула ему тоже, и последний, опять-таки машинально пожелал и ей тоже приятных снов.
   - Спасибо, - почти без акцента ответила  ему на русском же языке девушка и, одарив усталой улыбкой, исчезла внизу.
   - Однако, - успел подумать он, прежде чем подойти к полковнику, подзывающему его взмахом руки, - девчата зря времени не теряли.
   Командир, как оказалось, рассматривал в большой бинокль что-то вдали, скорее всего туши животных - именно в том направлении оттащил их вчера поздним вечером трактор.
   - Смотри, - Кудрявцев сунул ему в руки бинокль и немного подвинулся, хотя места на краю стены было - хоть отбавляй. Романов поднес оптику к глазам и едва не отшатнулся - хорошо позади было почти пять метров потолка. На огромной даже за несколько сотен метров туше мастодонта буквально кишели твари - такие же, как и те, что остались лежать мертвыми недвижимыми кучами на израильской территории.
   Профессор повел биноклем вправо, влево, приноравливаясь: даже подкрутил по совету командира какое-то колесико - медведесобаки стали еще ближе и еще отвратительней. Ни леопарда, ни махайрода он отыскать так и не смог.
   - Но ведь в них не одна сотня килограммов! - ужаснулся он, снова переводя вооруженный взгляд на крупную тушу.
   Впрочем крупной туша уже не была. Вот один из зверей, дернув крупной головой, оторвал кусок мастодонта, величиной не меньше половины себя, и потрусил, к темнеющему лесу, скособочившись из-за непомерного груза. Длинные ребра волочились по земле, отчетливо видные под достаточно ярким светом полной луны.
   - Значит, тракторист наш был прав, - задумчиво протянул полковник, - где-то у них логово. Самки, щенки - туда они мясо и таскают.
   - Что-то больно много, - возразил Романов, - это каким  большим должно быть логово?
   - Да они и сами не маленькие, - командир ненадолго замолчал, приникнув к оптике,-
Вот по  следам мы их и вычислим. И там всех помножим на ноль - и больших и маленьких.
   Он повернулся к напарнику, словно ожидая возражений, но профессор только кивнул, соглашаясь с таким радикальным решением: " Или мы их - или они нас!"
   - Ну ладно, - перевел разговор на другую тему Александр, не прекращая внимательно осматривать окрестности, - посмотри какое небо замечательное!
   Алексей Александрович задрал голову вверх - действительно, звезды, усыпавшие небосклон, были нереально большими и яркими; они мерцали , словно подмигивая ему, обещая открыть все тайны вселенной. Таких звезд в родном Санкт-Петербурге Романов не видел никогда, там вообще редко когда можно увидеть полностью чистое небо, и он в восхищении прошептал: "Как красиво..."
   - И все?! - тычок полковника в ребра вернул профессора с небес на землю, точнее на потолок командирской квартиры.
   - Что все? - он даже обиделся таким грубым прерыванием прекрасного видения.
   - Сюда смотри, - палец Кудрявцева взметнулся вверх, а следом за ним устремился туда взгляд ученого. Теперь это был действительно взгляд ученого, а не человека, очарованного великолепным видом звездного неба, который, оказывается, можно расчленить, выделить главное, сложить во что-то полезное, знакомое - в общем делать все то, что и привык делать человек, всю сознательную жизнь посвятивший изучению европейских языков - их систематике, вопросам возникновения, развития и взаимопроникновения... и смерти тоже. 
   Глаза зацепились за знакомые очертания, и профессор воскликнул, совершенно забыв о спящих рядом, в пяти-шести метрах девушках:
   - Так ведь это Большая Медведица, вон Полярная звезда... Значит мы на Земле!
Значит есть шанс добраться до дома, до наших!
   - А вот с этим выводом я бы не спешил. Будь здесь рядом наш любитель фантастики (Анатолий - пояснил командир Романову) - он бы рассказал тебе об отсутствии инверсионных следов, спутников, мобильной связи.  Но это не главное.  Ты ведь, Алексей Александрович...
   - Можно просто Алексей, - буркнул профессор, намекая на свой двадцатилетний облик.
   - Отлично, - обрадовался командир, - тогда просто Александр, - он протянул руку, которую Романов с удовольствием пожал и негромко засмеялся, не забыв бросить очередной взгляд на окрестности, - вот, можно сказать, и познакомились. Ты ведь, Алексей,  Медведицу эту не так часто видел, вряд ли каждую звездочку описать можешь?
   - Нет, - согласился профессор, - а ты?
   - А я могу - пришлось выучить - от этого, знаешь ли, иногда жизнь зависела, и не только моя. Так вот  - этот вон хвост у Медведицы, или ручка у Ковша, как некоторые называют это созвездие, почти ровная; не идеально конечно, немного отклонилась от прямой, но в наше время хвост этот был хорошо изогнут, не кольцом, но достаточно прилично.
   - Эх, - махнул рукой Алексей, - сейчас бы действительно заглянуть в Википедию...
   - А в чем проблемы? - хитро улыбнулся командир, отрываясь от бинокля, - сейчас и посмотрим.
   - Так ведь раньше...
   - А что раньше? Почему этим драчунам не разрешил? Так они бы полчаса спорили, какой вопрос первым задать, а зарядки там оставалось... Ну, последнее, думаю, не проблема - и зарядник найдем, и источник питания. Так что принимай вахту и думай, какие вопросы надо успеть задать.
   Полковник уже готов был спрыгнуть с потолка, но остановился, повернулся к профессору, успевшему откликнуться эхом:
   - И какие вопросы надо успеть задать?.. Извини пожалуйста, - не стал дожидаться очередной ироничной улыбки Романов, - что-то я сегодня медленно соображаю.
   - Не удивительно, - все-таки улыбнулся Александр, - обычный профессор сейчас бы бился в истерике где-нибудь в подвале... А вопрос, к примеру, такой - мы узнали, в какой год, или какое тысячелетие, или миллионолетие попали; а куда, в какую точку земного шара?
   - Куда? - эхом откликнулся Алексей.
   - Полярная звезда! - палец командира опять поднялся кверху, а вслед за ним послушно дернулась голова профессора, - в девяносто пятом году выполняла моя группа одно задание в долине Конго, где-то в середине ее течения...
   Кудрявцев надолго умолк; внезапная тень, заметная даже в ночи, омрачила его  лицо, так что Романов не решился его поторопить, и командир продолжил сам:
   - Не очень хорошее было задание, точнее сказать, совсем нехорошее, но сейчас не об этом. Так вот, Полярная там в это время ночи была как раз там же; ну или почти там же.
   - Так ты думаешь, что мы в Африке?
   - Не обязательно, - пожал плечами командир, - возьми карту Земли, проведи вправо-влево от Конго по пятнадцатому градусу северной широты - вот там где-то мы и находимся.
 Следующего вопроса он ждать не стал; бесшумно соскользнул вниз - со стороны , противоположной той, где стоял "Эксплорер", исполняющий сейчас роль спальни.
    А профессор приступил к своим прямым обязанностям - охранять сон сотоварищей. Однако мысли его были совсем о другом - тренированный десятилетиями аналитический ум наконец-то включился в полную силу, из массы первоочередных вроде вопросов выбирая самые актуальные, имея, конечно в виду обещание командира в скором времени дать ему, да и другим желающим  тоже возможность без всяких ограничений "полистать" страницы Википедии. Которая - вот странность - появится еще очень не скоро.


   Глава 12. Оксана Гольдштейн. Первый рейд спецгруппы.
    Оксана проснулась не от звонкого голоса колокола, который, оказывается негромко звякнул ровно в шесть часов утра, поднимая взрослое население лагеря; не от прикосновения командирской ладони, как она надеялась ( в качестве ответной любезности - ведь это именно она разбудила полковника ночью), а от шумной перебранки, заглушаемой хохотом сразу нескольких человек - и женщин и мужчин, среди которых она сразу выделила своего Александра (уже своего?!). Любезность , кстати была, и скорее всего с его стороны - на краю "ложа" - там где вторую половину ночи отдыхала ее новая подруга Бэйла, лежали аккуратно сложенная в стопку камуфляжная форма все той же пустынной окраски и новенькие (!) адидасовские кроссовки. Она тут же перевернула их подошвой вверх - тридцать седьмой, ее родной размер.
   - Вот бы еще костюм подошел, - подумала она, свешивая ноги с теплой кожи "Эксплорера" на землю, с какой-то уверенностью предполагая, что ушивать ничего не придется - у ее Александра глаз алмаз!
   А Тагер оказывается уже  щеголяла точно в таких же обновках, заняв совсем рядом маленький столик под чистку оружия.
   - Надо и мне свой "Бенелли"  почистить, - подумала она, останавливаясь рядом с Кудрявцевым, - хоть и сделала всего один выстрел, но... такого подарка мне точно никто больше не сделает.
   Хотя в сейфе - там, рядом со Стеной Плача, ее ждали "Зауэр" с "Вепрем" - пусть кто-то посмеет даже заикнуться насчет этого оружия!
   Между тем на небольшом пятачке ( участники едва поместились на нем) кипела баталия - двое механизаторов  - Никитин с Дубовым пыталась пересилить команду коменданта из трех человек - самого Ильина и двух его более мелких помощников, один из которых, с бородкой, кажется вчера разгуливал по лагерю в черной рясе.
   Обе команды тянули в противоположные стороны ванну - ту самую гигантскую посудину, в которой вчера прибыли в лагерь шатер, одеяла и, как оказалось, - драгоценное дамасское оружие.
   - Все, хватит, - голос командира в хохоте девушка расслышала с трудом, но "битва" тут же закончилась, - о чем спор?
   Первым ответил, конечно же Никитин, причем ответил хитро, сославшись на самого Кудрявцева:
   - Так вы ж сами, товарищ полковник, вчера сказали, чтоб побыстрее все добро еврейское вывезти, - он заговорчески подмигнул Оксане, - вот сейчас подцепим к "Беларуси", пару рейсов сделаем, и все - можно за его манатками отправляться, правда, Федя?
   - С какой радости Анатолий назвал так подошедшего Хашимулло, было никому не понятно, но парень машинально кивнул, не понимая пока, что только обрел русское имя.
   - Понятно, - кивнул тоже командир, поворачиваясь к коменданту, - а ты?
   - Не отдам, - заявил решительно заявил Ильин - он единственный так и не отпустил края ванны, - ты его за один рейс разобьешь, а где я другую такую возьму?
   - Что, мало мяса засолил? - парень махнул куда-то рукой, и Гольдберг поняла, что где-то есть еще одна емкость, может быть не такая большая, заполненная мясом того самого животного,  останки которого она полночи рассматривала в прицел своего карабина, - а ты знаешь, что в этой ванне человека застрелили, да может быть и не одного!
   - Знаю, - буркнул Ильин, - а ты знаешь, сколько нужно вылить под один помидорный куст воды, желательно теплой; а под огурцы? А по такой жаре поливать каждый день надо. У нас на даче я за один вечер кубовую бочку выливал - это на десяти сотках, минус дом, гараж и все остальное... А здесь не меньше пяти кубов будет! Вот придет твоя смена - весь день воду ведрами таскать будешь!
   Он обернулся сначала на Ларису - так звали, как объяснили Оксане жену коменданта. Девушка кивнула - вместе с подругой, обнимавшей ее за талию. К удивлению израильтянки это была бывшая супруга Ильина (и это тоже вчера подсказала ей Котова, которую она про себя называла секретаршей полковника).
   Ильин перевел победный взгляд на командира, словно говоря - вот видишь, меня даже Лариса с Ириной поддерживают, а они в огородных делах ого-го!
   Оксане вообще-то пора было в туалет - вон он как раз освободился - там заодно и переодеться можно будет, но она задержалась, желая услышать слова командира.
   Подполковник словно понял ее желание поскорее совершить утренний моцион, потому что решение свое озвучил сразу, как только на нем остановился умоляющий взгляд коменданта.
   - Вы оба правы - в своем стремление лучше и быстрее сделать дело. За это хвалю. Но сам спор даже не должен был начаться, потому что начальный посыл был неверным.
Какой? - спросил он сразу у обоих спорщиков.  Оба синхронно пожали плечами, -
Нужно было задать себе вопрос - а сколько солярки осталось в тракторе? И сколько ее про запас в баках КАМАЗа? И чем ты, Анатолий, пахать собрался, если сейчас все дизтопливо сожжешь?
   Какие ответы дали на эти вопросы парни, Гольдберг не услышала, потому что поспешила переодеваться (ну и все остальное, чем занимаются девушки по утрам), пока было свободно.
   Когда девушка вышла в полной боевой готовности (в камуфляже ведь!), конфликт уже был исчерпан; помощники коменданта утащили куда-то ванну, а командир отдавал приказы прямо здесь, на асфальтовом пятачке.
   - Так что  поедем на автомобилях, их везде,  в любом лагере, хоть одну, но найдем; думаю, с бензином пока проблем не будет. "Эксплорер" - за рулем Дубов; "Амарок" - Холодов; на мотороллере...Никитин.
   - Что это мне эту таратайку подсовываете?
   - Так ты же сам сказал, что у тебя точно такой же "Муравей" был, опыт вождения есть, - командир негромко засмеялся, показывая что мог просто отдать приказ, - но если не хочешь ехать, оставайся в лагере, Валерию Николаевичу помощники очень нужны.
   - Нет, - замахал в шутливом испуге тракторист, - я хоть пешком, но с вами.
   - А я бы тоже проехался, хоть для начала - посмотреть, что в первую очередь перевозить, а что подождет, - Ильин глянул на полковника и на остановившуюся как раз рядом девушку так по детски нетерпеливо и даже обиженно, что Оксана поняла его тайную мысль - оказался в неведомом мире, полном приключений и опасностей, а работаю обычным завхозом!
   Александр тоже видимо что-то понял, он вообще у нее был очень понятливым, и махнул рукой, соглашаясь - выбирай автомобиль.
   - Так, пока некоторые будут завтракать и собираться на боевую операцию, - он с явно напускной суровостью глянул на девушку, - свали-ка Виталик вон ту сушину, - он показал на сухое дерево, торчащее в одиночестве недалеко от ночного поста. Впрочем и дневного тоже - Оксана разглядела на посту две фигурки - Борис объяснял что-то девушке в таком же, как у нее камуфляже ( ну не совсем по фигуре, конечно - критично оценила она). Девушка на крыше, которую Гольдберг со спины не узнала, старательно целилась куда-то, скорее всего в останки диких зверей.
   Дерево было не тоньше того, оставшегося распиленным на части на перекрестке лесных троп, и полковник, подумав, добавил:
   - Только на квартиру мою не урони.., да часовых оттуда попроси, пока пилить будешь.
   - А я помогу, - весело вызвался Анатолий, - у меня и вилка в тракторе есть.
   Он умчался к своему железному другу, а Оксана поспешила на завтрак, желая одновременно и знать , какие еще распоряжения отдаст командир остающимся, и посмотреть на эту самую вилку, с помощью которой можно свалить древесный гигант.
Сделать было это на практике очень просто - столовая под открытым небом была совсем рядом - там только ее и ждали, все уже позавтракали; но ей претензий Зинаида  предъявлять не стала - знала, что полночи девушка провела на посту.
   Командир тем временем повернулся к Хашимулле-Федору. Оказывается сириец подошел не просто привлеченный спором из-за ванны. Вчера поздно вечером с овцами (или баранами - девушка им под хвосты не заглядывала) поступили очень просто - опустили в какой-то прямоугольный проем рядом с баней. Глубина этого квадрата пять на пять метров была больше двух метров и животные за ночь конечно никуда не делись. Козы ( а их оказалось четыре головы - так кажется говорят животноводы) тоже ночевали в этом своеобразном загоне, но их сначала подоила Оля Ульянова - та самая девушка с туго перетянутой какой-то материей грудью, которую вместе с Сарой и Марией как больных тоже исключили из списка дежурств. Она морщилась и доила, потому что никто больше, как оказалось, этим мастерством не владел. 
   Молоко от двух козочек успешно споили детям ( Оксана невольно поморщилась при этом - ее в детстве таким чрезмерно пичкала бабушка, и вкус козьего молока был ей до сих пор противен, несмотря на всю его полезность); две другие оказались суягными - так сказала Оля - и их опустили в яму со всеми предосторожностями. Теперь их всех нужно было доставать, опять доить, и, конечно пасти... - то есть включать эту работу тоже в график дежурств, потому что отправлять одного араба, пусть и вооруженного АКМ туда, за десятки метров от лагеря, где заканчивались деревья и начинала зеленеть почему-то короткая трава, было опасно. Это раздолье ( туда вчера и утащили трупы животных), заканчивалось рекой, которую она, Оксана первая и разглядела ночью под лунным светом. В прицел "Бенелли" река показалась тоненькой серебристой лентой - в одном единственном месте, где очевидно крутой берег осыпался настолько, что девушка с высоты поста смогла рассмотреть ее.
   Об открытии она сообщила командиру еще ночью, получила свою порцию благодарности и вопрос:
   - Ты не обиделась?
   Девушка поняла, что речь идет о Маше с Дашей и ответила чисто по- еврейски, вопросом на вопрос:
   - А ты не пожалеешь?
   В общем ночь, на взгляд девушки, удалась - даже первое свидание состоялось, пусть и короткое, не больше двух-трех минут; без объятий и поцелуев - но уж больно спать хотелось.
   А полковник тем временем поручил Хашимулло (Федора) Ильину с Левиным, а сам отправился руководить процессом валки дерева.
 Впрочем его руководство ограничилось изгнанием всех посторонних, до кого могла достать эта самая сушина; тут же появился тракторист, на ходу насаживающий на длинную и толстую жердь ту самую вилку - два остроконечных штыря, приваренных к отрезку трубы диаметром сантиметров семь -восемь.
   Совсем скоро эта вилка уперлась в дерево -  метрах в пяти от земли. Тут же негромко зашумела бензопила - в дерево она впилась намного громче, с противным визгом.
   - Визжит, потому что сухое, - объяснял собравшимся Ильин, - в сырое полегче идет. А это он подпил делает.
   Вальщик леса - Дубов - отпихнул сапогом какой-то древесный огрызок, выпиленный им у комля дерева со стороны, противоположной той, где тужился Анатолий, потом перешел на его сторону и пила победно запела, уже без перерыва вгрызаясь в беззащитное дерево. Вот оно дрогнуло - сначала сухая вершинка, а потом все целиком; лицо тракториста побагровело от  напряженного усилия и сушина, словно замерев на мгновенье, повалилась вниз - туда, куда ее и направляла вилка.
   - Совсем с другим звуком, чем вчера в лесу, - машинально отметила девушка, может потому, что кроны совсем нет, да и падало оно не на кустарники, а на траву?
   А Виталик уже согнулся над ним, так и не заглушив пилу, и скоро дерево начало уменьшаться в сторону от вершины к комля, разделяясь   на равные - по полметра - полешки, потом поленья, потом поленищи; а до самых толстых дело так и не дошло - в пиле кончился бензин.
   - Ну и хватит пока, - довольно кивнул Ильин, - а то девчонки вчера весь лес, все сучки подобрали.
   - Да они и сегодня успели сбегать, - отругала его Зинаида, - пока ты спал. Они у меня умницы.
  При этом она прижимала к себе двух арабских девчонок, которые оказывается с подачи Никитина обрели русские имена Маша и Галя.
   - Ну и пусть, - вроде бы разрешила она, заканчивая собирать "Бенелли", - быстрее привыкнут.
   Тут бы им и уехать; командир, озиравшийся на нее достаточно часто, наверное готов был дать команду: "По коням!", но... Но тут проснулись дети, видимо от шума пилы и падающего дерева. Впереди, естественно мчались Маша с Дашей, которые налетели как ураган на полковника, отчего Гольдберг сначала облегченно вздохнула, а потом почему-то ревниво нахмурилась. Потом этот ураган, немного утихший, налетел на нее, но во всех этих возгласах, вопросах и требованиях девушка разобрала отчетливо только"мама", "папа" и "что ты нам привезешь?"
    "Спасла" Оксану Зинаида. Она как-то ловко отлепила малышек от нее и увела, строго приговаривая: "Подарки только тем детям приносят, которые себя хорошо ведут... И хорошо кушают".
   Гольдберг даже рискнула подойти к обеденному столу; она сама налила девочкам по чашке парного молока, а потом позорно бежала - она подозревала, что матерью быть тяжело, но... "Научусь! - поклялась она себе, - привыкну и научусь! Раз уж своих не было... А может еще и будут?.." Так что в кабину "Витары" она садилась с мечтательной улыбкой.
    Внешне ее "бегство" таковым не казалось - полковник как раз скомандовал "По машинам!", и "Гранд Витара" въехала в лес во главе каравана. На заднем сидении сидели остальные члены спецгруппы - Бэйла и профессор, который первым и нарушил молчание:
   - Мы вроде в разведку собирались, по следам так сказать...
   - А мы в разведке и есть, - не отвлекаясь от бегущей под колеса внедорожника тропы,  -  ответил полковник. Кстати, на его погонах уже было по три звезды и девушка вдруг пообещала себе - в лепешку разобьется, а найдет для него еще две - золотистые, для парадного кителя, на котором, по словам Романова, висит Звезда Героя. А Кудрявцев объяснял и профессору, и девушкам:
   - Сначала проводим наших, наладим охрану, а потом и по следу... Вернемся с первым рейсом. А может, и возвращаться не придется, - он загадочно улыбнулся.
   Только сейчас девушки узнали, что находятся по-прежнему на Земле, за несколько десятков тысяч лет до нашей эры, где-то недалеко от экватора, может быть в древней Африке, или где-то рядом; и что этих ужасных зверей на самом деле зовут не медведесобаками, а как раз наоборот - собакомедведями, или амфиционидами, и что...
   Тут кавалькада автомобилей остановилась, пробившись через последний отрезок по вчерашнему следу, и спецгруппа первой посыпалась из машины, ощетиниваясь оружейными стволами на все четыре стороны. У командира, кроме его арбалета, сегодня был и АКМ с подствольным гранатометом, шесть комплектов которых обнаружил Холодов в сирийском бункере. Как оказалось, они почему-то были завалены  тюками с комплектами камуфляжа, и потому не были пересчитаны Кудрявцевым в первый день
   - Система ГП-25 "Костер", - охотно объяснил он товарищам, пока караван выруливал на прогалину перед лагерем за "Витарой", с выстрелом ВОТ-25П - удобная штука, если кого из пещеры выкурить надо. Если, конечно, лимонку туда забросить невозможно. Жаль только всего шестьдесят выстрелов в запасе...
   В лагере между тем практически ничего не изменилось. Только не было трупов собакомедведей - их научного названия Оксана с первого раза не запомнила.
   - Ну вот, -  полковник с довольной улыбкой присел перед глубокой канавой, образованной волочением по земле тяжелого туловища, - и возвращаться назад не придется.
   - Так ты предполагал, Александр Николаевич? - удивился профессор.
   - Скажем так - предчувствовал, - ответил ему Кудрявцев, сгоняя улыбку с лица, - ты веришь в предчувствия?
   Профессор пожал плечами:
   - Как- то не очень.
   - А вот мне ну очень не хочется по следу этого, - командир ткнул в борозду пальцем,- идти... А ведь придется.
   Между тем комендант, успевший оббежать весь лагерь, начал распоряжаться, распределяя по объектам людей.
   - Подожди, Валерий Николаевич, - остановил его полковник, - сначала туда- пару человек, в охранение, - командир показал на вершину Стены Плача, с которой по прежнему свисал брезентовый ремень .
 
   - Но ведь у меня всего пять человек.., - попытался возразить Ильин.
   - А останется трое, с тобой четверо - как раз хватит, что бы загрузить две с половиной машины, и дождаться нас, - за половину Кудрявцев наверное посчитал мотороллер Никитина, который нетерпеливо приплясывал рядом . Непонятно было только, чего ему хочется больше - взобраться на Стену, куда он вчера так и не попал, или ринуться в развалины в поисках еврейских сокровищ.
   - Но ведь.., - опять затянул Валерий, - пока вы вернетесь, мы может два-три рейса успели бы сделать.
   - Запомни, Валерий Николаевич, - голос командира стал противно официальным - таким, что Оксане захотелось самой убежать и начинать грузить машины первым попавшим под руки добром, лишь бы не слышать продолжения, - приказ я отдаю один раз, и выполнять его надо точно и в срок, если ты конечно хочешь, чтобы все вернулись в лагерь живыми и невредимыми.
   Бедный комендант лишь икнул; вряд ли с ним разговаривала так даже собственная жена - точнее две жены.
   - Никитин, Холодов, - наверх, и автоматы из рук не отпускать! За мной! - это он уже махнул спецгруппе.
   Однако группа минут через пять вернулась - не для того, что бы проверить, как выполняются приказы полковника и показать командирский кулак Анатолию, уже сидевшему на краю Стены и беззаботно болтавшему ногой. Нет - совсем скоро следы волочения тел хищников слились в одну широкую борозду, которая вывела их на ту самую тропу, которая вела куда-то вдаль от перекрестка. Кто бы не тащил тяжелые туши по лесу, делал он это с максимальными  удобствами.
   Теперь уже Бэйла не выдержала:
   - Что за твари такие, не глупее людей.
   - Ты думаешь, что это они сами своих тащили? - Оксана спросила у ней по-английски, чтобы понятно было всем, - зачем?
   - Может похоронить решили, - попытался пошутить профессор, - или... съесть?
   - Да нет, - заступилась за чудовищ Гольдберг, - по-моему ни одна тварь своих есть не будет, - она повернулась к Кудрявцеву, словно он был признанным специалистом  по древним хищникам.
   - С ними ничего исключать нельзя, хотя скорее всего вариант будет третий, самый для нас неожиданный. Возвращаемся, - он повернул опять к лагерю и совсем скоро выруливал на тропу, провожаемый взглядами Анатолия и Юрия, очень внимательных и подозрительных к любому шороху после полученной головомойки.
   В салоне ничего не нарушало мерного рокота двигателя - тяжелая атмосфера казалось сгущалась вокруг спецгруппы: то ли на всех подействовали слова командира о дурных предчувствиях, то ли в лесу действительно стало темнее. Поменявшуюся вдруг структуру древостоя заметили наверное все одновременно - вместо высоченных колонн секвой вдруг потянулись унылые ряды каких-то чересчур разветвленных деревьев с гладкой серовато-зеленой корой.
   - Что-то мне кажется, что эти деревья человеческой рукой посажены...А может, нечеловеческой?
   - Да, - поддержала его Оксана, - а еще тут пахнет, как в лаборатории органической химии.
   Девушка не была химиком; однако в школе была круглой отличницей, а кем еще могла быть единственная еврейка в классе? Поэтому запах смеси каких-то сложных эфиров как-то сразу всплыл в памяти.
   - Почему именно органической,  - поинтересовался Романов, - что-то знакомое?
   - Так, что-то вспомнилось, - девушка повернулась к заднему сидению, где сидели Бэйла с Алексеем Александровичем, вцепившиеся в оружие - Тагер в снайперскую винтовку, а профессор - в АКМ без подствольника - так, что фаланги пальцев у обоих побелели, - вроде когда тему органического синтеза пластмасс проходили - воняло точно так же.
 Она опять повернулась к ветровому стеклу, и опять замолчала - до того самого момента, когда "Витара" наконец выехала на ровную, истоптанную множеством лап, поляну. Пересекавшая поляну тропа здесь заканчивалась, а направление, в котором она вела, упиралось в какой-то провал, на самом краю которого застыла фигура одного из чудовищ. Собакомедведь лежал, обгладывая какой-то громадный мосол, явно от мастодонта, совсем как обычный пес - до того момента, когда он не повернул медленно  голову к людям, с опаской выходивших каждый в свою дверцу, с явной неохотой встал на  медвежьи ноги и потянулся всем телом, словно показывая им : здесь я, ребята, на своей территории, и совершенно никого не боюсь.
   А зря! Резко прогремел выстрел винтовки и тяжелая пуля, совершенно несопоставимая массой с огромным телом чудовища, дернула его голову, а затем и всего зверя, прямо в провал.  Глухой стук туловища о что-то внизу явно не каменно-твердое, раздался не сразу - значит глубина квадратной ямы была значительной.
   - Без команды не стрелять, - зло зашипел командир, - Бэйла, профессор, держать периметр! Гольдберг, за мной!
   Оксана уже привыкла, что в критичные моменты Александр называет ее по фамилии - значит впереди он ждет что-то страшное. Еще она успела подумать, что тот запашок в прямолинейных зарослях был так себе, слово "вонял" для него было перебором; вот здесь воняло по-настоящему, с каждым шагом все нестерпимее, так что первыми словами девушки, когда они остановились на краю провала, были: "Как же они тут дышат, бедные?!"
   Впрочем, бедными она назвала зверей как-то машинально, не слишком хорошо подумав - ведь точно такие же создания вчера растерзали в клочья почти всех ее соплеменников в этом мире. Рука сама потянула ложе "Бенелли" к плечу, но командир так же шипя, как и раньше; может не так зло, повторил:"Без команды не стрелять!". Он тут же продолжил негромко, делясь то ли с девушкой, то ли с самим собой впечатлениями:
   - Мелкие какие, самки наверное, а этот вон точно щенок... или медвежонок... играет.
   Оксана не поняла, о каком из зверей шла речь; в провале глубиной метров десять-двенадцать и длиной-шириной примерно вдвое большей шныряло такое количество тварей, что ни подсчитать их, ни тем более определить, в которого из них показывает полковник,  было невозможно. Может в того, что катает какой-то мячик длинной мордой, словно играя в свой, звериный футбол? Оксана вгляделась и ее всю передернуло - мячик оказался человеческой головой - темнокожей.
   - Значит, где-то они еще один анклав нашли, негритянский, - пробормотала она и добавила, сморщив физиономию совсем уже непотребного вида, - что же так тут воняет?
   Командир тут же ответил, хотя Гольдберг вполне могла бы догадаться сама:
   - Сколько времени они тут безвылазно. Самцы - папочки - еду носят, а туалетов здесь нет. Вот они жрут и.., жрут и... А еще это, - он показал на что-то прямо себе под ноги, и Оксана тоже подошла к самому краю стены, ограничивающей провал со всех сторон - стены, сложенной их гигантских каменных блоков - не многим меньших тех, из которых была сложена Стена Плача. Ее передернуло от такого омерзительного сравнения, и она перевела взгляд ниже - к дну провала, где лежали тела чудовищ - много крупнее остальных, живых.
   - Пока живых, - злобно поправила себя Оксана, понимая теперь почему такой глухой звук сопровождал падение вниз убитого Бэйлой зверя. Он упал как раз на мохнатую кучу тел, совершенно не тронутых сородичами.
   - А зачем?... - начала она очередной вопрос, но тут пальцы командира сильно, до боли сжали ее запястье, а рука вытянулась в сторону нагромождения камней посреди провала. Камни эти были поменьше; сложены были настолько хаотично, что посреди них темнели многочисленные пещерки, лазы и туннели, в которых появлялись и исчезали звери - чаще всего мелкие, детеныши.
   В самом крупном их них внезапно посветлело и наружу выбрался зверь, отличавшийся от других так разительно, что девушка поначалу приняла его за животное другой породы. Но нет - это была собакомедведь, точнее медведица-самка с серой, скорее даже седой шерстью и громадным пузом, которая она с трудом переваливала через камни.
   Ужасный зверь уселся прямо под людьми на мохнатые задние медвежьи лапы, прикрыв при этом чье-то тело.
   - Человек! - ужаснулась девушка, и тут же перевела дух, - это какая-то статуя... золотая наверное?
    Самка подняла голову, глянув прямо в глаза Гольдберг. Девушке показалось, что она заглянула в вечность - столько бесконечной мудрости , усталой снисходительности и...
горечи было в этом взгляде, что она вдруг почувствовала, как у нее останавливается сердце. Вот оно стучало: тук-тук-тук; а вот паузы стали длиннее: тук.-тук..-тук...
   Боль в руке стала совсем нестерпимой, и она моргнула; наваждение схлынуло, и сердце снова застучало - теперь уже намного быстрее, чем обычно. Медведица медленно перевела взгляд на Александра. Девушка готова была поклясться - хоть на Торе, хоть на Библии, хоть на всех священных книгах сразу, что в ускользающем зверином взгляде она разглядела сначала недоумение, переходящее в узнавание, затем смертельный ужас за себя, за маленькие комочки жизни, толкающиеся в ее чреве, за весь свой мохнатый народ.., затем взгляд хищницы выплеснул безумную ярость и пасть седого чудовища открылась.
   Сначала это был короткий визг-плач - словно отражение того ужаса, который  внушил зверю пришелец в камуфляжной форме защитного цвета; почти сразу вой стал пронзительным - будто истребитель взлетал в конце полосы. "Самолет" вырвался в небо и звук стал густеть , с каждой секундой тон его был ниже, ниже, потом нестерпимо низким... наконец в груди чудовища что-то заклокотало, словно тот самый двигатель захлебнулся от недостатка воздуха; вокруг зазвенела нестерпимая тишина. Но пасть зверя не закрылась и Оксана шагнула вперед, в пропасть...
   Вернее хотела шагнуть, потому что боль в руке стала совсем уж невыносимой, руку дернуло в сторону, тело словно само собой развернуло от провала и далекий, проникающий словно через тонны и тонны ваты родной голос бросил ее вперед: "Бежим!"
   Гольдберг будто в полусне отмечала, как командир невероятным образом потащил за собой сразу троих - и ее, и Романова с Бэйлой, бредущими к провалу словно сомнамбулы. Потом так же глухо завелся двигатель "Витары", автомобиль развернулся практически на месте и рванул прочь от этого проклятого места. Опять замелькали ряды голых ветвистых деревьев, а внутри нее натягивалась струна. Она тянулась и тянулась, никак не решаясь порваться, пока наконец девушка, потирая запястье левой руки не подумала: "Синяк будет". Только сейчас струна наконец лопнула, голову заполнил бешенный рев автомобиля, потом время потекло как обычно и Гольдберг уже вполне осознанно наблюдала, как нога водителя утопила педаль тормоза до упора, "Витара" затормозила так, словно собиралась встать вертикально на передний бампер. В следующее мгновение машина рванулась назад и в сторону, убираясь с тропы в коридор, образованный рядами неведомых израильтянке деревьев.
   И практически сразу тропу заполнила серая волна - к логову внешне неторопливо, смешно подгибая медвежью лапы, но очень быстро бежали собакомедведи. Одна волна, потом вторая, третья... Последним, с большим отрывом, прохромал медведь на трех лапах и Оксана, опережая командира, выдохнула: "Все!"
   - Сколько же их было? - прошептала она, унимая дрожь.
   - Шестьдесят два зверя, если последнего считать за целого, - вполне спокойным тоном ответил ей полковник, и девушка в очередной раз восхитилась парнем.  Ей самой показалось, что чудовищ было сотни, но в панике она признаваться уже не собиралась, и даже попыталась пошутить:
   - А ты оказывается до ста умеешь считать.
   - Ага, - согласился командир со своей обычной улыбкой, - а еще я крестиком вышивать  умею.
   Оксана тоже улыбнулась и повернулась назад. Улыбка медленно растаяла на ее губах. Профессор со снайпером сидели на заднем сидении, уставившись вперед пустыми взглядами.
   - Хрясь...Хрясь. Их головы дернулись  в разные стороны от звонких пощечин и девушка машинально отметила: "Еще два синяка!"
   Однако свое дело оплеухи сделали - в глаза товарищей вернулась жизнь и профессор первым спросил, мотая головой, туго сжатой собственными ладонями. Спросил он по- русски, а ответил Кудрявцев на английском, не сомневаясь, что Бэйле тоже интересно знать, что же с ними произошло:
   - Если объяснять совсем просто, то это была атака инфразвуком - такие низкие звуки могут, знаете ли, сильно повлиять на человека. На нетренированного уж точно.
   - А что, можно тренировать организм против этого?
   - Организм можно тренировать как угодно - нужно только поставить цель и добиваться ее...
   - И что, вот так просто, - не поверил командиру Романов, - как к яду - сегодня миллиграмм, завтра два, потом...
   - И это тоже, - кивнул полковник, - а еще всякие психофизические штучки... Вот ты например, - повернулся он к Оксане, - сегодня сама справилась, что меня очень и очень удивило. Меня в первый раз всей группой из ступора вытаскивали.
  - А ты меня так сильно за руку сжимал, - она обличающе подняла свое запястье к самому носу командира, - что я подумала: "Точно синяк будет!" Вот тут эта проволока и лопнула.
   Командир удовлетворенно кивнул - он определенно понял, о какой проволоке идет речь; руки его в это время расстегивали пуговицу на рукаве девушки.
   - Сделала резкий поворот в сознании, - объяснил он профессору, - выскользнула, так сказать, из волн страха. Инфразвук ведь волна, Алексей Александрович? А вы о чем думали, когда эта тварь нас к себе подманивала?
   - Я думал, что сейчас обосрусь от страха, - честно признался Романов.
   - Ну так и надо было представить себе наш туалет в лагере, и чесать туда изо всех сил... Хотя нет - тогда бы вы точно в зубы тварям попали бы; или затоптали бы вас звери.
   Только теперь Романов и Тагер узнали, что мимо них промчалась целая стая собакомедведей. Теперь уже израильтянка встрепенулась:
   - Так что же мы ждем, пока они все вместе собрались...
   - Нет, - остановил ее порыв командир, - шесть десятков тварей нам не остановить, с этим, по крайней мере - он показал на автоматы - свой и профессора, и винтовку Бэйлы, которую сам и уложил посреди сидений, так что между парнями и девушками был барьер из стволов. Тагер ловко выдернула свое оружие из кучи, а Оксана погладила  "Бенелли", утвержденный ею между ног на полу внедорожника, с гордостью - свой карабин она из рук не выпустила.
   - К тому же там ведь еще тропы могли быть, так что зверей может быть не шесть , а шестнадцать десятков... Или больше. И народу у нас маловато. Вот к завтрашнему числу подготовимся и кончим все тварей разом.
   - А если они завтра не соберутся? - спросили хором профессор с Бэйлой.
   - Соберутся, - усмехнулся Кудрявцев и его пальцы наконец справились с тугой пуговицей. Он ловко закатал просторный рукав куртки и Оксана с удивлением уставилась на свою руку - ни на запястье, нигде в ином месте ее обнаженной по локоть конечности не было никаких следов насилия - даже самого слабого покраснения!
   - Ну, нам пора, - командир на всякий случай подул на запястье девушки и тронул машину с места, - а то ребятки тоже наверное про туалет вспомнили (он хитро поглядел в салонное зеркало) - столько зверей мимо пробежало.
   Автомобиль резво помчался по тропе, не останавливаясь - почти до того самого места, где должен был нырнуть в лес, перед просекой, прорубленной вчера Анатолием. Почти - потому что поперек тропы лежали две твари, изрешеченные пулями. Спецгруппа без команды рванулась вперед, к лагерю, по пути добив раненого собакомедведя, пытавшегося броситься на них перед смертью; в его теле рваных ран было еще больше. Наконец на поляне перед развалинами было еще три мохнатых четвероногих трупа, и тут командир резко притормозил, а вслед за ним и все остальные - сразу как только услышали громкие возгласы, крики и даже свист где-то наверху: на Стене плача толпились, подпрыгивая и приплясывая - явно от радости - люди.
   - Один, два... пять, - досчитала она и сердце ее остановилось - почти так же, как там, перед провалом, но нет, - шесть, - сами прошептали губы, когда она разглядела последнего, сидящего, оказывается на самом краю Стены. Конечно это был Никитин ,спустившийся вниз самым первым. Он как- то криво улыбался, и девушка перевела взгляд на его руки. Под повязкой на правой ладони никак не могли уместиться пальцы, и Оксана бросилась назад, к машине, где она своими руками уложила утром медицинскую сумку - бросилась с  неуместной сейчас мыслью: "Как же он с такой рукой со Стены спустился?!"
 

 
 

























 
   
   


 
Глава 13. Валерий Ильин. Комендант всей России.
   Валерий ни секунды не пожалел, что напросился в этот рейд - мужиков одних пускать сюда, в израильский анклав, было нельзя. Они конечно же полезли шарить в первую очередь туда, куда полез бы любой нормальный мужик - в подсобку кафе. Себя Ильин тоже считал нормальным, но он к тому же был человеком ответственным, понимающим, что таких подарков судьба им может больше и не поднести. Потому он безжалостно погнал Ежикова с Благолеповым - именно они вместе с комендантом были пассажирами большого черного внедорожника без задней стенки капота - грузить в этот самый автомобиль одежду. Одна из комнат в здании была частью магазина одежды - в большей своей половине женской;  совсем немного - всего один ряд занимали вешалки с мужскими костюмами. Ряд этот начинался с сорок четвертого размера и заканчивался пятьдесят четвертым и был в длину метров пять, так что Благолепов, почесав свой поповский ( бывший поповский, потому что командир сказал, что религии у нас пока нет!) затылок задал дурацкий вопрос: "А какие размеры брать?"
   На что получил категоричный ответ:
   - Берите все - ателье у нас не скоро появится; вместе с плечиками берите, и упихивайте так, чтобы не вывалились наружу через заднюю стенку, тем более этой стенки нет.
   - А на чем мы тогда сами назад поедем?
   - Ничего, в командирскую "Витару" затолкаемся,
   - А если кто не поместится?
   - А если кто не поместится, - начал закипать комендант, - рядом с машиной побежит, тут всего километров шесть-семь будет. И я даже знаю, кто не поместится.
   Благолепов намек понял и потрусил к напарнику, который уже потащил первую охапку костюмов к машине. Сам бывший служитель божий повернул в другую сторону и принялся нагружать на согнутую в локте руку женские платья.
   - Вот радости-то сегодня вечером будет, примерочную сессию настоящую девки организуют. Ирка с Лорой еще обидятся - почему получше платьице не припрятал. С поднявшимся настроением он подошел к Виталику Дубову, философски рассматривающему остатки резины на фуре с сеткой-рабицей. Какое это богатство Ильин понимал не хуже командира, потому тоже приготовился ломать голову, как побыстрее перебросить такую прорву драгоценного груза домой, в Россию.
   - А что, - совсем развеселился он, - Россия и есть, а я в ней комендант!
   Как оказалось, Дубов уже эту проблему решил, по крайней мере попробовать его вариант стоило:
   - У меня в "фишке" домкрат есть, двадцатитонник - следующим рейсом захвачу, сниму один диск. Может подойдет резина от троллейбуса, или от пожарки, или от мусорки... А там за трактор зацепим - уж один-то рейс командир позволит.
   - Вот эту самую мусорку и цепляли бы к своему трактору, - проворчал Валерий, - в нее никак не меньше груза, чем в ванну влезло бы.
   - Нет, - замотал головой Дубов, - не потянул бы - там ведь ни водила, ни поворотного круга, как на тележке нету. На первой же кочке всю навеску "Беларуси" выдрало бы.
   - Ладно,  давай иди грузи в пикап ткани, - комендант показал на останки еще одного магазина, разграбление которого начали уже вчера - именно здесь соорудили чуни для бойкой русско-израильской девочки Лие, - а я пробегусь, посмотрю, может что еще ценное обнаружу.
   Сейчас он жалел об одном - что рядом нет Котовой, и все увиденное и обнаруженное ему придется запоминать, поскольку блокнота с ручкой он тоже не взял. Впрочем записную книгу (именно книгу, а не книжку) он обнаружил сразу же, в первой комнате, оказавшейся частью кабинета какого-то еврейского нувориша. Блокнот этот, лежащий на столе, Валерий взял в руки, повертел и положил обратно - в такую красоту он вряд ли стал бы записывать скучные строчки -"...Ванна эмалированная - одна штука, смеситель хромированный - один...".
   Встала на мгновенье перед глазами картина - он идет по лагерю и достает с важным видом это роскошное произведение канцелярского искусства...
   - Налетят сразу же и отберут, - вздохнул он с сожалением, - если не Лорка, то Ирка обязательно... Так, что мы тут имеем, в смысле что отсюда забирать? Все! Даже паркет выломаю! - Он подергал ручки высокого двухстворчатого сейфа: "Закрыто".
   - Ничего, откроем; и стол унесем, и что в столе, - он начал вытаскивать из правого, большого ящика стола...кукол! Одну, вторую, третью.., - Он что, в детстве не наигрался, капиталист хренов? А может это как раз капиталистка была?
   Ильин словно забыл, что сам в последнее время был самым настоящим капиталистом; мелким конечно, но все у него было впереди...
 Он машинально нажал на живот самой большой кукле и та с противным французским прононсом запищала: "Папа".
   - Ага, - обрадовался Валерий, - вот и подарки для командирских дочек. Да тут для всех детишек хватит, - куклы едва поместились в большой черный пакет для мусора, целую скрутку которых Ильин тайком стащил из кухни Зинаиды.
   - Мальчишки, конечно обижаться будут, - но им в следующий раз.., - ага, - опять обрадовался он, вынимая из другого ящика коллекционные коробки с  моделями автомобилей, - сборка- то явно не китайская.
   Машинки поместились во второй пакет, и Валерий сразу потащил их к машинам, водрузив на пассажирское место в "Эксплорере" - там где сам собирался ехать домой. В огромном салоне на пассажирском кресле и под ним могло уместиться еще много добра (вместе с ним, конечно же). Ну так и пакетов у него было немало.
  А Ежиков с Благолеповым уже стояли рядом; зря он на парня накричал - салон внедорожника был полон - вперемежку мужской и женской одеждой, и последней было ничуть не меньше. Ильин даже попытался просунуть руку внутрь, но костюмы и платья, блузки и джемпера были напиханы так плотно, что даже палец бы наверное не пропихнулся в эту многоцветную мешанину.
   - Молодцы! - похвалил комендант парней  и постучал по груди Ежикова, - ты иди помогай Виталику, а мы с Сергеем Алексеевичем...
   Они с Сергеем Алексеевичем пошли по развалинам с осмотром - кому-то потом ведь надо будет командовать погрузкой, почему этим кем-то не быть Благолепову? Парень умный, работал вчера просто замечательно, а то что оскандалился в первый день - так с кем не бывает? А вот мы сейчас у него и спросим. И спросил:
   - Чего же ты вчера в кухне у Зинаиды, Сергей?..
  Поп вопрос понял; чуть порозовел и ответил, вроде бы откровенно:
   - Эпитимью на меня наложили за... неважно за что, только несправедливо. Два дня постился насухую. Влез на колокольню - думаю, ударю в набат, все игумену обскажу да прыгну вниз... Не успел - только подумал, что не нужен оказался никому, кроме Бога... Нет, про Бога подумать не успел - здесь оказался;  только колокол средний в память с собой прихватить и успел...  По рядам пошел, пока вы собрание проводили, а там прилавок с мясом... Вкуснотища! Нахватался с голодухи - епитимью вроде как сам Господь Бог снял, вот меня и прихватило в той кухне - или в штаны, или в угол. Да я бы и сам убрал потом, не успел просто.
   - Ну ладно, - комендант открыл первую дверь: это была ванная, - что бы ты отсюда забрал, Сережа?
   - Ну, - помялся бывший поп, - все! Даже лампу снял бы, и провода вытянул, сколько смог бы.
   - Вот это по нашему, - восхитился Валерий Николаевич, - тебе и показывать-то ничего не надо, сам разберешься.
   Тут подбежал Ежиков - ему тоже, наверное, было интересно. А главное - салон "Амарока" тоже был уже забит под завязку.
   - Да, - спохватился комендант, - у нас же еще мотороллер, а там рюкзаки под остатки овощей; командир приказал - в первую очередь. Задача понятна?
   - Понятна. Валерий Николаевич, -парень помялся, - у вас там мешочки не остались?
   - Остались. А тебе зачем - тоже подарок кому-то сделать хочешь?
   - Да нет. Мы там с Виталикам в кафе - на складе, на его остатках, - Ежиков почти совсем запутался в собственных словах, но все таки справился, - там коробки с шоколадками остались - "Сникерсы" всякие, "Марсы" - так Виталик говорит, ребятишкам забрать, а то мураши какие-нибудь или тараканы попортят.
   - А ты что, тараканов здесь видел? - встревожился комендант.
   - Так ведь тараканы везде есть! - смущенно улыбнулся парень и ушел, унося в руке сразу три пакета.
   Ильин с Благолеповым осмотрели еще одну ванную комнату - почти полную копию первой, потом попали в спальню, вернее в детскую, потому что главной в этой комнате была двухярусная кровать.
   - В такую взрослый человек точно не поместится, - подумал Валерий, пробуя мебель на прочность, - да и какой нормальный человек в собственной квартире будет спать , как в купе поезда. Даже евреи до этого не дошли бы.
   Он развеселился, представив, как молодой израильский парень приглашает девушку к себе... ну понятно, зачем - а там... Такое вот наглядное пособие для Камасутры.
   Ильин первым вышел в дверь - эта комната имела четыре стены и окно, которые они с Сергеем осмотрели на целостность и оба довольно покивали головами. Он повернул к следующей двери, когда раздался дикий крик ( Ежиков!) и почти сразу загрохотали автоматные очереди. Валерий рванул на крик, услышав, как сзади громко хлопнула дверь, закрываясь за попом.
   - Эх, - успел подумать он, - рано его за человека посчитал!
   Открытый пятачок перед Стеной казалось кипел от мелькавших повсюду серых громадных тел, брызг асфальта и крови животных, которых настигали пули - и это видел комендант так отчетливо, словно все происходило в шаге от него. Не видел он только нигде ни Ежикова, ни Дубова. А вот перевести взгляд на Стену, где бесперебойно работали АКМ - может они там? - он не успел: все вдруг заполнила серая мохнатая туша, которая загородила от него и небо, и развалины вокруг, и асфальт... Нет, асфальт она не загородила - асфальт был под ним. Комендант даже не заметил, как оказался на жестком ложе в объятиях чудовища. От смерти в первое же мгновение человека спасли невероятные размеры зверя - он поверг Валерия так, что накрыл его своим телом (мохнатым и вонючим неимоверно!), словно ребенка. Его чудовищная пасть, из которой наверное смердело еще сильнее, была где-то далеко впереди, но стала вдруг быстро приближаться - собакомедвеь заелозил по нему всем туловищем, сползая вниз, и не вставая при этом на свои толстые медвежьи лапы.
   Вот тут Ильин и почувствовал спиной каждый камушек на асфальте; он перестал думать об этом мелком, в общем-то житейском неудобстве, когда зверь решил наконец, что дополз до нужного для него уровня, и разинул прямо над лицом парня свою ужасную пасть. Из нее действительно нестерпимо несло чем-то гнилым, полупереваренным,- и Валера обреченно подумал, закрывая глаза: "И это последнее, что я ощутил в своей жизни?"
   Зверь вдруг хекнул; следом и Ильин исторг из груди остатки воздуха. Глаза его открылись сами от чудовищного удара, смягченного единственно мохнатым телом животного - над мордой зверя виднелось побагровевшее лицо Анатолия, явно спрыгнувшего на них с чудовищем с пятиметровой высоты Стены.
    Руки Никитина вцепились в уши зверя и медленно - миллиметр за миллиметром сползали с них. Вот правая сползла совсем и тут же дернулась вперед, пытаясь ухватиться теперь уже за мохнатую щеку. Увы, движение было не совсем точным - да и где тут попасть как надо. Пальцы легли на длинный ряд пожелтевших длинных и острых зубов; челюсти с противным клацанием сомкнулись, и на лицо коменданта брызнула человеческая кровь.
   В тот же миг противно заныло в висках, и зверь, снова распахнувший пасть, замер, как и Никитин на нем, как и весь мир вокруг. Собакомедведь дернулся всем телом, отбрасывая Анатолия далеко в сторону, а зверь отпрыгнул в противоположную, исчезая в лесу. От такого стремительного облегчения мысли коменданта поплыли куда-то - наверное вслед за чудовищем, и он медленно провалился в забытие. Последнее, что он увидел - фигуру Благолепова, медленно подходящего со стороны солнца с какой-то длинной железякой в руке. Одна мысль  сумела задержаться в голове: "Все таки наш человек!"
   Очнулся Валерий уже наверху, на Стене." Как его подняли товарищи, и сколько он тут провалялся без памяти?" -  эти вопросы застряли в глотке сами , когда он увидел над собой весело скалящееся лицо Никитина. Память вернулась разом, и он невольно подумал, что сам бы сейчас выл от боли, лишившись сразу всех пальцев на руке. Тем более правой, рабочей.
   - Как же он теперь пахать будет? - эта мысль самого Ильина поразила своей циничностью и он резко сел, оказавшись лицом прямо напротив сияющей физиономии Анатолия, - Спасибо, Толя! И это, за утрешнее, прости пожалуйста...
   - Да ладно, прав ведь был ты, - махнул рукой - к ужасу коменданта раненой - Никитин, даже не поморщившись. А я если за день с кем-нибудь не пособачусь, да не помирюсь потом - ночь спать не буду! Вот с тобой норму и набрал. По хорошему, нам бы с тобой по стакану водяры вмазать - и полный порядок. Но не получится, - вздохнул парень, - завязал я. Да и нет тут водки; тут вообще ничего нет, кроме автоматов и нас самих. Даже на повязку от твоей рубахи пришлось отрывать.
   - Почему от моей? - удивился комендант, ощупывая одежду и не находя в ней изъянов
   - Потому что ты спал и не сопротивлялся, - совсем уже развеселился Анатолий, захохотав над своей шуткой, - не боись, с себя рубаху стянул.
   - Так ты просто намотал ее, - всполошился комендант, - надо на полосы ее разорвать, перебинтовать по нормальному; кровью ведь истечешь!
   - Не-а, - отказался тракторист,- подсохло все уже. Вот наши подъедут и  девчонки  перевяжут. А тебе я не дамся.
   - А вы, -  Ильин перевел взгляд на Ежикова с Дубовым, - где прятались?
   - В мотороллер успели заскочить, - смущенно признался Дубов, -маленько овощей конечно помяли...
   - Ага, и меня заодно, - возмущенно воскликнул его напарник, - отрастил себе мослы. Виталик так же смущенно улыбнулся.
   И почти сразу откуда-то из леса раздался натужный рев двигателя - подмога явно спешила. Автомобиль не доехал до лагеря; хлопнули дверцы; чуть позже хлопнуло дважды громче.
   - Добивают, - первым догадался Холодов.
  И вот спецкоманда показалась перед лагерем. Сверху на их слаженные движения было любо-дорого посмотреть. Впереди - ну совсем как в кино - передвигался короткими пробежками командир, поводя по сторонам  автоматом с каким-то черным набалдашником под стволом ("Гранатомет!" - догадался Валерий). По бокам от него вправо и влево обшаривали стволами винтовок каждый кустик девушки. Они передвигались так же легко и стремительно - ну почти так же, признал все таки  превосходство полковника комендант.
   Несколько выбивался из команды профессор;  Ильин даже отсюда, с высоты разглядел его слегка растерянное лицо. Но автомат в руках он держал вполне уверенно.  Совсем скоро все ( кроме Холодова, остановленного командиром красноречивым жестом) собрались под стеной; Оксана тут же унеслась за перевязочным материалом, а Кудрявцев позвал за собой коменданта к фуре.
   - Сколько тут в одном рулоне будет, -  палец командира показал на самый верх - туда, где рабица не доставала до потолка совсем немного.
   - Стандартная сетка - десять или пятнадцать метров, - ответил Ильин, но тут же подстраховался, - только я еврейских стандартов не знаю.
   Наверх полез, не дожидаясь команды, Дубов. Сетку даже не пришлось сбрасывать - тугой рулон длиной чуть больше метра он опустил вниз, не выпуская из рук.
  - Вот тебе и еврейский стандарт! - лица и у командира и у коменданта скривились от недовольства - серьезного забора из такого материала не получится - придется наставлять в два, в три ряда.
   - Виталик, помоги, - все переместились на другой конец фуры, где оказывается такой же "подвиг" пытался совершить Ежиков. Длинный рулон тут никак не хотел кончаться и когда он усилиями двух парней оказался наконец на том же асфальте, рядом с первым коротышом, полковник, измеривший его шагами, вынес вердикт:
   - Самое то, что нужно - три метра семьдесят сантиметров. Грузим рулонов двенадцать , чтобы с гарантией, и сегодня к ночи вокруг лагеря должна быть сплошная стена из сетки. Столбы у нас уже есть - трубы профильные кувалдой под размер рабицы заколотим, - он бросил взгляд на Дубова и тот кивнул - в его автомобиле чего только полезного не было, а уж без кувалды в таком грузовике никак нельзя, - метра через два будет достаточно. Где будет возможно - закрепим к бетону, машинам, трубам; в других местах позже сварим.
   - Так у нас и сварки-то нет, не то что электричества, - изумился Благолепов.
   - Будет! - отрезал командир , и, помедлив добавил совсем негромко, может, чтобы Бэйла с Оксаной не слышали, - сегодняшняя ночь может стать самой страшной в жизни.
   А Оксана, оказывается уже стояла совсем рядом. Ильин повернулся - руку Анатолию бинтовала вторая израильтянка. При этом она что-то выговаривала трактористу, развалившемуся в одном из самолетных кресел (и как только они сюда попали?).  Парень блаженствовал; он довольно улыбался и кивал головой, явно во всем соглашаясь с девушкой. Вопрос - чему он мог улыбаться, если у него с Бэйлой была полная языковая несовместимость? Видимо, во всех остальных вопросах совместимость уже налаживалась.
   Комендант согнал с лица улыбку, когда услышал вопрос Гольдберг.
   - О какой ночи ты говоришь, Саша (однако!), если у нас здесь всего вторая ночь будет?
   Никто не улыбнулся такой двусмысленности, потому что полковник ответил необычайно серьезно:
   - Я хотел сказать  - самая страшная ночь в моей жизни... да наверное и в вашей тоже.
   Он обвел взглядом товарищей, и комендант ужаснулся - это какое же зло  может приползти из леса к ним в лагерь, если даже Кудрявцев, прошедший казалось не один круг ада, страшится встретиться с ним еще раз. А командир добавил:
   - Или мы завтра этих тварей всех одним разом или.., - Ильин опять  внутренне содрогнулся, а полковник вдруг озорно улыбнулся, - ...или мы их будем отлавливать поодиночке по всему лесу. Потому что они звери, а мы люди...
   - А человек - это звучит гордо! - добавил подошедший Никитин, сияя довольной физиономией.
   - Может промедольчику? - спросил у него командир, кивая на повязку.
   - Нет, совсем не болит; да они уже начали кожицей затягиваться; только чешутся сильно, и жрать хочется - сил нет.
   - Ну так иди - у нас в машине целый кусок мяса с хлебом, Зинаида в рейд положила; и термос с горячим чаем - не разбей только, а то она голову оторвет... Стоять! -тракторист замер, - только с охраной!
   - Блин,  уже и пожрать под конвоем водят, - Анатолий несмотря на ворчание был явно доволен, потому что сопровождала его Бэйла с винтовкой наизготовку.
   - Что стоим, сетку не грузим? - вернул Кудрявцев на грешную землю мысли коменданта.
   - Так ведь... некуда, Александр Николаевич, не выбрасывать же добро назад; да и не поместится рулон внутри машины, - Ильин развел руки в стороны.
   - Не поместится внутри - грузите снаружи, - отрезал полковник.
   - И правда.., - комендант бросил взгляд на  могучий "Эксплорер", чья широкая крыша могла вместить не двенадцать, а в три раза больше рулонов, и бросился со своими верными помощниками к фуре.
   Уже минут через пять караван отправился к русскому лагерю; Благолепову не пришлось тащиться следом пешком - они с Ежиковым прекрасно устроились в багажнике "Витары", где словно специально для такого случая оказались боковые откидные сидения. Там же, в руках парней, оказались мешки с подарками для детей; в салон "Эксплорера", где они хранились раньше на переднем сидении, комендант напихал оставшиеся мешки, заполненные платьями - его душа оказаллась настолько прижимистой, что тело едва поместилось на сидении.
    А мотороллер, к удивлению всех, опять вел назад Анатолий, взглянувший на командира с такой уморительно-обиженной физиономией, что тот  махнул: "Хочешь мучиться - на здоровье!" И только Холодов, которому сверху было все видно, подначил парня:
   - Конечно, столько мяса сожрал; и чай весь выдул - хотя бы с девушкой поделился.
   Никитин только махнул рукой (опять раненой), ткнул пальцем целой руки в кнопку зажигания и лихо вывернул на тропу, поддавая газу кургузой ладошкой в аккуратной марлевой повязке - невидной сейчас, потому что тракторист натянул поверх нее неведомо откуда вытащенную брезентовую рабочую рукавицу - чтобы девчат не смущать.
   До лагеря отряд доехал без приключений; здесь уже были видны изменения, которые впрочем комендантом были ожидаемы - ведь он сам утром отдал все необходимые распоряжения. Все газовые трубы (диаметром больше метра) неведомо как  были убраны с площадки рядом с баней, и "украшали" собой два проема по периметру лагеря - там, где не было ни бетонных стен, ни габаритной техники. Третья, короткая труба, "скромно" лежала за пределами лагеря, дожидаясь своей очереди. Как это удалось сделать команде, большую часть которой составляли девушки  во главе с Машей Котовой, Ильину было совершенно непонятно, но времени для расспросов командир не дал.  Быстрый перекус - и окрестности заполнил звонкий стук кувалды по трубам, очень скоро выстроившимися ровной шеренгой вдоль всего периметра.
    Крепили сетку к столбам просто - той же самой проволокой, из которой рабица и была сплетена. Ильин показал Ежикову, как просто выдернуть изогнутый рядок тонкого металла, покрытого пластиком песочного цвета, без всяких ножниц и пассатижей; парень так увлекся, что короткий рулон, прихваченный специально для этих целей, был расплетен едва ли не за пять минут.
   Валерий довольно кивнул - тут прекрасно справлялись без него и направился в баню - так скрылись командир с двумя израильтянками, профессором, Холодовым и Левиным, причем последние двое несли, сгибаясь под тяжелой ношей,  пулеметы. Сам Кудрявцев с Романовым тоже были загружены подобно вьючным животным какими-то изогнутыми треногами, металлическими коробками. Несколько таких же коробок было и в руках девушек, вместе со штатным оружием.
   Комендант появился в бане как раз под раздачу - командир, зло сверкнув глазами  (так показалось Валерию), спросил, ткнув рукой в люк на потолке второго этажа здания, который в двадцать первом веке был чьей-то комнатой отдыха; ночью здесь спали девушки:
   - Это что?
   - Люк на чердак, - ответил Ильин.
   - А почему он закрыт? Почему женщины теснились на двух этажах - кто-то даже в парилке ночевал?
   Коменданту отвечать было нечего, и он поплелся к гаражу - искать какой-нибудь четырехгранный штырь на восемь: именно таким ключом отпиралась горизонтальная дверца на чердак.
   - Стоп! - остановил он себя, - такой штырь я видел в багажнике "Эксплорера", еще до погрузки - кажется таким поднимают-опускают запасное колесо на этом четырехколесном монстре.
   Внедорожник уже был разгружен - девушки под командой Котова  унесли одежду - и мужскую, и женскую в подвал кирпичного здания, под "детскую" комнату и о чем-то негромко хихикали внизу. Комендант их тревожить не стал - они и так совершили сегодня "подвиг" с трубами; да и до конца дня было еще ой как далеко. Тем более командир ждет.
   А командир не ждал - он вместе с парнями  успел сделать еще рейс в "оружейку" - гараж Ежикова. Теперь они принесли автоматы - шесть штук - чем-то отличавшиеся от АКМ. Сам Ильин в армии не служил по причине плоскостопия (действительно было!),которое сейчас исчезло без следа. Поэтому с благодарностью принял пояснения Левина:
  - Это АК-74; такими асадовские сирийцы воевали; патрончик поменьше, чем у АКМ, да и тех не так много -всего восемнадцать магазинов по тридцать патронов. Пусть здесь и будут, - заявил он, поднимаясь на чердак вслед за Ильиным по складной лестнице, которая, как оказалось, была неотъемлемой частью утепленного люка.
   Вскоре на чердаке стало тесно - и от людей, и от смертоносного металла. Пока Левин с Холодовым устанавливали у одного окна треногу, оказавшуюся станком пулемета "Корд", Ильин подошел к командиру, всматривавшегося вдаль у окна на противоположной стороне. Вообще чердак был на удивление светлым из-за этих больших окон, и совсем не жарким, несмотря на поднявшееся высоко солнце. Видимо, между обшитым вагонкой потолком и кровлей из металлочерепицы была достаточно грамотно устроена теплоизоляция.
   - Река.., - протянул Кудрявцев, - а там совсем другой мир.
   И действительно там, за рекой, куда показывала рука командира, лес казался темным и мрачным; может так казалось из-за расстояния - до него было не меньше километра, а может общее настроение добавляло темных красок в окружающий мир.
   - А вот добыча, - Валерий показал на животных, казавшихся отсюда совсем крошечными; у полковника в руках откуда-то появился бинокль, и они поочередно стали рассматривать группки, небольшие стада зверей, в общем-то похожие на современных им. Конечно, посмотреть бы поближе, и желательно, чтобы животное не двигалось!
   Комендант так и заявил Кудрявцеву, вдруг необычайно оживившемуся. Полковник глянул на часы и обрадовал Валерия:
   - Вот через пару часов и выйдем - не так жарко будет. Сразу двух, нет - трех зайцев убьем!
   - Каких зайцев? - не сразу понял Ильин, - это же бизоны!
   Сейчас была его очередь смотреть в германскую оптику и он как раз рассматривал теперь уже целую волну громадных даже на расстоянии быков, заполнившую берег реки  своими бурыми тушами. Он тут же спохватился, поняв свою ошибку, коротко хохотнул и передал бинокль командиру, а тот стал перечислять:
  - Во первых, пристреляем "Корды" - без опробованного оружия в бой идти нельзя. Да и здесь два ставим - тоже неизвестно как с ними обращались.
  - Новенькие стволы, - доложил командиру Левин, - но опробовать все равно нужно.
   Они с Холодовым перешли к их окну, а Кудрявцев отправился принимать их работу, продолжая беседовать с Ильиным:
   - Во вторых, оставим тварям запас на ночь, может они и не заявятся.
   - Ты сам в это веришь? - вступила в разговор Гольдберг.
   - А что? - задумался командир, - обычные звери. Огромные, конечно, и чересчур агрессивные. Только вот та седая зараза...
   - Вот и я о ней же.
   - Ну не будет же она командовать своими "солдатами" на расстоянии десяти километров? А придут, мы этим встретим, - он ласково погладил ствол пулемета, - вы встретите.
   - Мы? - удивленно воскликнули израильтянки, и что интересно -заметил Ильин, - обе воскликнули на русском языке. Прогресс однако.
   - Конечно, - обрадовал их полковник, - и вообще, с сегодняшнего дня переселяетесь сюда; не вечно же ночевать в машине будете. Подберем сейчас вам двух напарниц и обучать буду сразу четверых. Часа за полтора теорию пройдем, сборку-разборку, чистку - и пойдем постреляем.  Я буду стрелять, - осадил обрадовавшихся было девушек ( Бэйле Оксана переводила все громким шепотом). Вы стреляющий пулемет в руках при всем желании не удержите, даже если в дерево упретесь спиной - по этому же дереву и размажет.
   - А меня не размажет? - на чердаке стало еще тесней - к ним поднялся Анатолий, на правах раненого освобожденный от всех работ. Он как-то хитро улыбался; не огорчился даже, что командир не ответил ему - Ильин как раз отвлек полковника своим вопросом:
   - А что в третьих, Александр Николаевич?
   - Как что? - удивился Кудрявцев, - свежее мясо нам уже не нужно?
   - Нужно-нужно, - зачастил комендант, - и свежее, и подсолим еще...
   - Куда тебе столько, лопнешь ведь - там целая ванна солится, - удивился тракторист.
   - А то мясо уже почти готово: по такой жаре одних суток на засолку вполне хватит. Вот вернемся с охоты - поставим коптиться. Через пару деньков такое мясо получится - никакой хамон рядом не стоял. Пальчики оближешь!
   - Вот эти? - Никитин сдернул перед ним брезентовую перчатку.
   Ильин едва опять не оказался на полу в обмороке. Прямо перед его носом тракторист сжимал-разжимал кулак с абсолютно целыми пальцами. И это был правый кулак! Если бы комендант не видел собственными глазами, как эти самые пальцы исчезают в жадной пасти чудовища, он бы решил, что его сейчас разыгрывают, что все сейчас взорвутся хохотом, но... Но все были поражены не меньше его.
   - Это невероятно, - прошептал профессор, - какая чудовищная регенерация. Но это же все меняет!..
   Первой подскочила к парню Бэйла. Девушка, обычно немногословная, схватила эту руку и затараторила что-то взахлеб, явно на своем родном языке - уж английский бы Валерий отличил.  Перевод оказался на удивление коротким:
   - Так вот он почему все время есть хотел!
   - Не есть, а жрать! - захохотал Анатолий, поглаживая совсем не увеличившийся живот второй рукой.  Он вдруг помрачнел, - такие планы грандиозные порушились.
   Его рука , гладившая живот, как-то очень естественно переместилась на ладонь Тагер, не прекращая свих нежных движений.
   - Какие? - перевела вопрос девушки Оксана.
   Лицо тракториста снова засияла улыбкой - не мене хитрой, чем та, с которой он появился на чердаке:
   - Так замутишь с девушкой - любовь-морковь и все дела... А как до свадьбы дойдет - раз , а кольцо-то надевать не на что.
   Бэйла держала его как раз за безымянный палец, когда Оксана перевела ее слова:
   - А она готова с таким парнем хоть сейчас под венец пойти, только по нашему, ашкеназскому обычаю...
   - Это как? - насторожился Дубов.
   -  Проверят, как ты  соответствуешь их еврейским понятиям, - с чересчур серьезным выражением лица ответил за девушку профессор.
   - В смысле ? -  на лице парня начала проявляться паника.
   - Ну там обрезан или нет, и все остальное...
   - А если нет?
   - Тут же и обрежут, - Романов не выдержал и прыснул, а за ним расхохотались и другие.
   - Ну вас! - Никитин выдернул руку из ладони Тагер и скрылся внизу.
   - Валерий Николаевич, - поманил пальцем коменданта командир, отсмеявшись.
   - Да, Александр Николаевич, - Ильин остановился теперь у другого окна - его и Кудрявцева разделял готовый к бою пулемет с заправленной лентой.
   - Смотри, - в это окно были видны только деревья, но палец полковника указывал вниз, на развалины, теперь, окруженные сеткой, похожие на кадр из кинофильма "Ходячие мертвецы". Если бы не веселые крики детишек, продолжавших делить привезенные игрушки, было бы совсем мрачно. Валерий вспомнил с теплотой в груди, как прижимал к груди яркую коробку внук и пообещал себе сделать все, чтобы его жизнь тоже стала яркой и счастливой.
   Полковник дал ему несколько мгновений помечтать о будущем и вернул в настоящее, постучав ладонью по стволу пулемета.
   - Кажется мы договаривались, что все крыши будут покрыты от осадков? Ждем первого дождя? А если он пойдет сегодня? Куда пленку припрятал?
   - У нас еще два часа есть! Успеем! - комендант скользнул в люк не менее ловко, чем Никитин.
   - И этого инвалида к работе приставь, - напомнил ему окриком в спину о спасителе командир.
   На охоту ( а также пристрелку ) отправились всем отрядом. Полковник не отказал никому. Лишь дежурная смена, и дети с девушками - воспитательницами остались в лагере, да в чердачное окошко недовольно выглядывали Ирина и Лариса - они, к изумлению Валерия, оказались самыми прилежными и талантливыми ученицами старшего сержанта Левина. После короткого боя с самим Левиным и подоспевшими основными силами в лице Кудрявцева и Романова девушки переселились на чердак, выторговав себе еще одну подругу - Машу Котову.
   - Поместитесь - пожалуйста, - пожал плечами командир. Он даже был рад, что в этом опорном пункте лагеря появится еще один надежный человек.
   Полковник, пройдя полсотни метров от лагеря, уже полностью окруженного сеткой, остановился. Рядом уперли в землю прикладами тяжеленные пулеметы Холодов, Левин и Дубов.
   - Вы что, думали, что я уйду далеко от лагеря с детьми, да еще и бойцов почти всех с собой уведу? - усмехнулся он,  поворачиваясь к толпе, - и ведь даже никто слова не сказал! - он топнул ногой по траве, - вот здесь и будем пристреливать!
   - А как же? - Гольдберг протянула руку к стаду буйволов, так и пасущихся у реки.
   - Сразу видно, что давно из России уехала. Забыла анекдот про белого человека, чукчу и белого медведя. А ведь чукчи где-то недалеко от Красноярска живут.
Относительно, конечно - по сибирским меркам. Эти быки сами к нам придут.
    Полковник вдоволь полюбовался на растерянный вид девушки и остальных присутствующих и присел на колени: "Малыш!"
   Громадный пес за событиями последнего времени как-то потерялся; точнее комендант знал, что он вместе с арабским волкодавам помогает пасти сборное стадо из верблюдов, овец и коз; но сегодня животных определили на ночной постой гораздо раньше, и теперь все собаки, включая овчарок, сопровождали людей.
   Кудрявцев обнял голову пса, потрепал его за кургузые уши, и зашептал что-то в правое. Комендант стоял рядом с Оксаной - совсем близко от этой пары, но ни слова не разобрал. Зато он с удивлением увидел, как Малыш потряс головой, словно кивая и потрусил к реке. За ним пристроился Алай - так звали сирийскую собаку, сбоку попытались обогнать его Белка со Стрелкой, но алабай рявкнул на них так, что овчарки шарахнулись в разные стороны и по широкой  дуге обогнули толпу, затерявшись где-то в задних рядах.
   - Холодов, Левин, Володин, Дубов - страхуете. Оксана, Бэйла, Мария Сергеевна, подойдите ко мне.
   Полковник принялся что-то негромко объяснять, но Валерию были совершенно неинтересны все эти "упреждения, отдачи, недолеты и короткие очереди". Он наблюдал за псами, даже вытребовал у занятого командира бинокль, в который буйвол, как раз поворачивающий в их сторону рогатую голову, резко увеличился в размерах. Он недоуменно посмотрел на алабая - такого маленького рядом с ним, разевающего клыкастую пасть перед его глазами. Лая на таком расстоянии не было слышно, а может, Малыш и не лаял. Он вдруг резко дернулся в сторону, пропадая из поля зрения оптики; следом дернулись ладони коменданта и он в последний момент успел углядеть, как пес, скользнувший практически рядом с мохнатым рогатым гигантом, куснул за заднюю конечность теленка, стоящего мордой к центру стада.
   Звуки, как оказалось, до "стрельбища" доносились прекрасно. Мелкий бизончик, или буйволенок, дернулся вперед и заверещал. Пса рядом уже не было. Бинокль опять заплясал в руках, но наткнулся вместо Малыша на взрослого быка. Теперь это был совсем другой зверь. Ноздри его гневно раздувались - Валерий даже рассмотрел, как из них летят какие-то мелкие брызги; глаза начали наливаться злобной краснотой... Затем бык закрыл глаза, замирая - и в одно мгновение исчез из бинокля. Его рывок вперед был настолько стремительным и страшным, что, не создай себе  волкодавы  форы, были бы неминуемо растоптаны. Теперь же они летели по траве, перебирая лапами часто - намного чаще, чем бык, но никак не отрываясь от него. А может так было задумано?
   За первым, самым крупным, бежало еще три бизона (так он решил их называть) - может меньших по размеру, но никак не по безумной ярости, которая буквально исторгалась из них в каждом движении, в каждом прыжке, который Ильин вдруг начал ощущать подошвами ботинок. Казалось, на них надвигается целое стадо лошадей, а точнее - целая казачья лава, ведь рога у этих обезумевших животных были не меньше шашек!
   Валерию нестерпимо захотелось оказаться там, за сеткой, на чердаке  рядом со своими женами, он даже оглянулся туда, увидел признаки зарождающейся паники у окружающих... Но все - и жуткий топот копыт, и чей-то испуганный вскрик перекрыл спокойный, может чуть более громкий обычного голос командира, продолжавшего, оказывается инструктаж:
   - Первым правого, на двести метров; второго на сто пятьдесят; остальных на сто. Страховка готова?
   - Да, - наперебой ответили парни с автоматами, и Оксана с Бэйлой потянули из- за плеч свое оружие.
   Вот тут только комендант окончательно успокоился. Первый пулемет уже был в руках полковника; он повернулся в полуоборот к цели, утверждая правую опорную ногу в земле понадежней.
   - Именно туда и пойдет основная сила отдачи, - догадался Ильин, и перевел бинокль на крайнее справа животное. В оптику оно стало совсем огромным; рука чуть дернулась вслед за серым силуэтом - это волкодавы рванули вдруг в разные стороны, явно не желая попадать под выстрелы, - а ведь для этого Малыш второго пса и взял с собой - чтобы звери не повернули за ним, а вышли прямо на охотника!
   Могло ли это быть на самом деле, он не успел подумать, потому что широкий рогатый  лоб в объективе буквально взорвался; безголовое уже животное, покатилось по инерции вперед, разбрасывая во все стороны копыта, ноги, хвосты - в фигуральном конечно смысле, потому что оглушительная очередь рядом была совсем короткой. Даже Валерий понял - не больше трех патронов (экономия!) и она никак не могла разорвать могучее животное в клочья.
   А полковник аккуратно положил первый пулемет на траву перед собой, так же неторопливо поднял соседний и снова нажал на курок. Второму быку очередь попала в грудь, так что тяжелую тушу даже отбросило назад - несмотря на всю энергию последнего скачка. Это животное тоже не сделало никакой попытки дернуться на земле. Судороги огромного тела явно были предсмертными. Вот у плеча замер приклад третьего "Корда" - последняя очередь была подлиннее; один из оставшихся бизонов кувыркнулся через голову и остался лежать, судорожно дергая конечностями, а вожак - тот самый первый бык - после падения еще попытался встать. Тут же прозвучал одиночный выстрел - совсем тихий после пулеметных. Это Бэйла прервала мучения животного.
   Кудрявцев положил положил "Корд" рядом с остальными и медленно выпрямился, поворачиваясь к зрителям:
   - Может кто-то думает, что я тут покрасоваться захотел? Или нервы вам пощекотать?
Уверяю - никакой опасности для вас не было. Бэйла одна кончила бы всех быков без всякой страховки. Я хочу, чтобы вы все поняли: приключения  - это только в книжках красиво и благородно. В жизни это пот и кровь...пот и кровь... А я бы не хотел терять никого из вас. Потому что наша семья такая маленькая, - он помолчал, - А теперь работать! Завтра опять рано вставать.
   Команда Зинаиды Сергеевны тут же подскочила к двум быкам, до которых было рукой подать. Рядом крутился доцент, который весь день до того провел рядом с Федей-Хашимулло и парой волкодавов. Наблюдать за поведением домашних животных, пытаясь пробить языковой барьер (задание командира!), наверное было для него увлекательным делом, но ведь тут были реликты! И Ильин совсем не удивился, когда Егорова обратилась к нему очень почтительно, даже с какой-то робостью:
   - Скажи-ка, Роман Петрович, а этих быков можно есть, не опасно?
   - Да нет, - отмахнулся от нее доцент, присаживаясь у вожака, - мастодонта ведь ели, а они вообще от туберкулеза вымерли...
   Он с визгом отскочил от быка, когда на него обрушился удар пустого пластмассового ведра:
   - Ах ты поганец! - Зинаида потрясала второй рукой, которой она сжимала ручку огромного разделочного ножа, - не мог не  говорить гадостей перед ужином, или вообще засунуть свой мерзкий язык.., - она бросилась за Игнатовым вокруг туши животного, добавляя бедной ученой голове удар за ударом, пока доцент наконец не спрятался целиком за фигурой командира.
   - Что это она? - бубнил Роман Петрович из-за спины Кондратьева, - это ведь когда еще произойдет! И вообще я ведь предупреждал - варите подольше.
   - Все-все, Зина, хватит, - остановил разгневанную женщину полковник, поворачиваясь к доценту, - а это можно будет есть?
   - А что это? - Игнатов явно забыл про побои, с любопытством  уставившись на трубы , из которых  за пределы сетчатой стены валил синеватый дымок.
   - Это коптильный завод номер один, - гордо доложил комендант, - четыре "цеха". Каждый свою продукцию выпускает!
   Он пояснил изумленным людям, что в пойме ручейка нашлись лиственные деревья, которые для удобства обозвал ольхой, рябиной, яблоней и вишней, хотя никаких плодов на них не было ( только листья похожи).
   - Ага, - загорелись глаза у Игнатова, - я должен обязательно попробовать каждый сорт, первым!
   - Вот послезавтра и попробуешь, - пообещал Ильин, - раньше никак нельзя - сам говорил - безопасность! Ну все девоньки, за работу.
   Комендант потряс  пустыми ведрами - точно такими, каким избивали несчастного доцента: я готов принимать груз. Работа закипела. И пулеметы были уже в руках у парней ( один - у командира); они уже зашагали с тяжелой ношей к узкому входу в лагерь, когда далеко за рекой глухо громыхнуло. Валерий даже поглядел вверх - на чистое небо - это никак не могло быть громом.
    Следом раздался рев, или вой животного, словно сжигаемого заживо - столько боли и ярости было в этом звуке. Этот длинный стон был слышен отчетливо, хотя даже до реки было не меньше километра, а он возник далеко за ней - далеко, потому что над зарослями там вдруг взвился к небу тонкий черный столб дыма, который на глазах толстел, наливался чернотой, и наконец двинулся, наверное подгоняемый ветром, в сторону лагеря.
   - Километров пять будет, - ценил расстояние вслух Левин.
   - Ровно пять километров, - поправил его командир с такой болью в голосе, что все невольно оглянулись на него.
   - Что-то случилось, Саша? - Оксана мигом  оказалась рядом, и тут же перевела дух, успокаиваясь, услышав ответ:
   - Это же наша солярка горит! - он вдруг вытянул руку в сторону реки, - а это кто?
   Далеко в небе проявились темные точки, явно согнанные с места взрывом, или ужасным ревом. Птицы? Нет, Валерий еще никогда не видел птиц, летящих такими рваными, совсем не плавными движениями - точно летучие мыши. Но для мышей они были слишком велики; их силуэты приближались с невероятной скоростью.
   Полковник поднял правую руку:
   - Тагер! Крайнюю справа по моей команде... Огонь!
   Он говорил по -русски, так что все вокруг понимали его команды; его ладонь в это время совершала какие-то движения, наверняка понятные снайперу, потому что сразу за последним словом Кудрявцева громко хлопнуло, и крайняя справа фигура в ломаном строе в небесах словно наткнулась на прозрачную стену. Вниз она полетела не плавно, и не хлопая отчаянно крыльями - это было падение кувырком по глиссаде, рассчитанной командиром дьявольски точно: изломанная темная фигура ударилась оземь метрах в пятнадцати от полуразделанного быка.
   К этой летающей твари люди подходили еще более осторожно, чем к земным животным. И первым здесь был Никитин. Он раньше доцента опознал летуна:
   - Птеродактиль! Точно такой же, как в "Парке юрского периода"! Только мелкий какой-то, меня вряд ли поднимет, - парень ткнул в бок летающего ящера, и тот вдруг открыл мутный глаз на свернутой набок голове и негромко прошипел.
   Анатолий с криком отскочил, и вперед к монстру вышел доцент с блуждающей на губах улыбкой:
   - Настоящий птеродактиль! И его можно потрогать руками, - он действительно схватился за длинное изломанное крыло - силы и сама жизнь у зверя наверное кончились, потому что он больше не дернулся - и доцент повернулся к трактористу:
   - Таких животных, как вы, молодой человек, птеродактили никогда не ели.
   - Ну ты полегче насчет животного, - с угрозой в голосе подошел поближе Анатолий, - я ведь тебе не верблюд, я и лягнуть могу!
   - Простите, Анатолий, - смутился доцент, я имел в виду только ваши размеры, а эти "птички", - он опять погладил блестящее крыло с мелким, почти неразличимым мехом, - питались исключительно рыбой. Ну может, какого мелкого речного зверька поймают.
   - Ага, - опять раньше него выдал предположение тракторист, - а там за рекой, не тираннозавр плакал?
   - Очень даже может быть, - ответил раньше Игнатова профессор, - и скорее всего он там не один.
   - А они речку не переплывут? - опасливо покосился в сторону реки Никитин.
   - Пока им есть чем питаться, - вступил в разговор доцент, - вряд ли.
   - Ага, если они  такие прожорливые, как собакомедведи, - парень даже пнул сапогом  тушу, в которой команда Зинаиды уже вырезала самые лакомые куски, - не то что переплывут - перепрыгнут; а может там брод есть?
   - Ну на их брод у нас есть "Корд", - засмеялся командир и скомандовал, - все, кино кончилось. Завтра со мной идут: Романов, Тагер, Гольдберг, Левин, Холодов,  и...
   - И я! - выскочил вперед тракторист.
   - Нет! - твердо отказал ему Кудрявцев, - не на прогулку идем, а у тебя огневой практики никакой.
   - К тому же ты завтра по графику в охране лагеря, - поддержал командира Левин, - а взять я бы посоветовал Ирину Ильину.
   - Ты так в ней уверен? - полковник глянул в сторону лагеря, где в окошко бани как раз выглядывала обсуждаемая ими персона, - какая-то она шебутная...
   - Она всегда была такой, - встал на защиту своей бывшей комендант, - бедовая, но надежная. Сказала - сделала!
   - То-то ты от нее ушел, - совсем негромко сказала кто-то из девушек, разделывающих вторую тушу.
   Ильин не посчитал нужным отвечать, а Боря Левин наверное окончательно убедил командира словами:
   - Она словно с автоматом в руках родилась. Сборку-разборку быстрее меня делает. А утром и пострелять дал.
   - Ну и как?
   - Я же говорю - с автоматом родилась.
   - Хорошо, - подвел итог командир. Всем, кого назвал - ужинать и отбой. Левин - два "Корда" на место - на станки; третий завтра с боезапасом в шесть ноль-ноль должен быть в "Эксплорере". На каждого бойца, включая меня, по два АКМ с  полной разгрузкой патронов; для меня и себя - с подствольниками.
   Вопросы есть?
   - Есть, - вперед выступила Оля Ульянова, - мы же хотели про сельское хозяйство вечером поговорить.
   - Не сегодня, хотя... - пожалуйста, обсуждайте; из нас семерых по-моему колхозников нет. Еще могу пару вопросов в тему подкинуть: сажать будем здесь, - он обвел жестом пространство вдоль реки. Примерно с полкилометра от леса до зарослей прибрежных зарослей было чистым лугом;  ни один кустик не пробивался из земли - хоть сейчас паши, - посчитайте сколько земли надо распахать; рассчитайте как там называется - севооборот? Охрану участка продумайте. Землю поковыряйте - будет ли тут расти картошка.., ну и все остальное то же.
   - А чего ее ковырять? - совсем по-стариковски проворчала Ольга, да она и была по паспорту бабушкой, - вон яма, где бараны с козами ночуют. Нагляделась уже.
   - И?
   - С полметра плодородной земли будет, а потом песок. Картошка на такой земле вкусная, рассыпчатая. Только воды что бы хватало.
   - Будет вода, будет! - пообещал комендант и поспешил к трубам, где "грелись" сразу у четырех очагов его лучшие помощники - бывший поп с Ежиковым и примкнувшие к ним Рубцов с Ершовым. Надо ведь и запас топлива организовать, и дежурных на ночь назначить, и еще многое, многое другое...


   
 
   

 
   




 

 

   
Глава 14. Оксана Гольдберг. Битва эпох.
   Оксана улыбнулась, не желая открывать глаза - пусть бабушка посчитает, что это она разбудила внучку ласковым прикосновением сухих губ ко лбу ребенка. Она, а не бодрый голос радиодиктора: "Доброе утро дорогие друзья! Вас приветствует радио "Новая Россия". Сегодня среда, третье января. Начинаем новый день с утренней гимнастики ":
   - Закаляйся! Если хочешь быть здоров... - песня Леонида Утесова вдруг прервалась голосом человека, которого она только что видела во сне - полковник Кудрявцев распекал какого-то Бориса за громкое радио, за детей, которых оно могло разбудить...
   Постойте! Какой Борис, какие дети и кто такой полковник... Ее глаза широко открылись и она со счастливой улыбкой села, откинув одеяло - полковник Кудрявцев, ее Саша - это не сон! Над головой был низкий деревянный потолок, у окна с пулеметом дежурила Маша Котова, а напротив на нее уставились с удивленными физиономиями обе Ильины - Ирина с Ларисой; они тоже сидели на одеялах в одних лифчиках. Что было спрятано у них под одеялами, Гольдберг не интересовало - она нормальная девушка, у нее даже парень есть.
    - Что уставились? Страшная после сна, да?
    - Да нет, - вроде бы откровенно похвалила Лариса, - наоборот, сияешь как утреннее солнышко. А... Понятно, на новом месте жених приснился, да?
   - А зачем ему сниться? - засмеялась рядом ее бывшая соперница и нынешняя подруга, - он и так целый день перед глазами маячит. Не надоел еще?
   - Нет, - отрезала Оксана. Сегодня ничто не могло испортить ей настроение, даже седое чудовище со своими зверьми, - самим наверное завидно - у вас-то один на двоих!
   - А, - совсем не обиделась Ирина, - пусть Лорка забирает - мне он совсем не нужен.
   -  Как это не нужен? -  не совсем логично обиделась за мужа Лариса, - раньше нужен был...
   - А теперь он для меня как конфетка облизанная - пососала и выплюнула!
   - Ты ко всем мужчинам так относишься? - изумилась Гольдберг.
   - Ага, - не постеснялась откровенно ответить старшая по возрасту (но не по внешнему виду) Ильина, - эх и нагулялась я девки, с мужиками... Лет до сорока.
   - А потом?
   - А потом слезы в подушку собирала; а после пятидесяти хоть об какого-нибудь завалященького погреться - а поздно. Кому я нужна стала?
   - Ага, - кивнула Лариса, - ты так и сказала там, в магазине. Зачем же тогда за Валерку замуж выходила?
   - А за кого еще? Он первым парнем на деревне был. Остальные все еще в школе спиваться начали.
   - Ну и? - этот вопрос Оксана с Лорой задали одновременно:
   -  Ну и я в клуб - на танцы, а ему не хочется, ему бы книжку почитать!
   - Это да, почитать он любит.., любил - здесь-то библиотеки нет. И книжку свою электронную дома оставил...
В проеме люка показалась голова Зины Егоровой:
   - Девушки! Которые с командиром едут! Быстро умываться и завтракать - вас приказано первыми накормить.
   Четверо девушек - Лариса присоединилась к ним; и проводить надо, и Машу заменить сразу же - спустились вниз, осторожно переступая через спящих на втором этаже. Впрочем таких здесь оказалось немного - только те наверное, кого работа задержала допоздна.
   А на улице их встретило чудесное утро и командир, еще хмурившийся. Впрочем при виде четырех красавиц, трое из которых, обернувшихся на Оксану, вдруг расхохотались, его лицо посветлело. А девушка, не смущаясь, подошла к Кудрявцеву и приподнявшись на носочках, поцеловала его в щеку:
   - Доброе утро, милый.
   Веселая троица захохотала еще громче. Вот так - с шуточками и регулярными взрывами смеха прошел завтрак. Все приготовления были сделаны - сиденья "Эксплорера" (все три ряда!) были подняты; оружие ловко распихано под ногами, даже сетка была раскатана так, что внедорожник мог свободно выехать за пределы лагеря. Провожающие - большинство жителей русского лагеря даже образовали что-то вроде живого коридора от машины к этим "воротам", которые должны быть наглухо закрыться за ней.  Оставалось отдать команду "В путь!", но... Но прозвучал совсем другой голос - Никитина, который с высоты "детской" комнаты вдруг прокричал:
   - Вы что тут делаете, бродяги? Пошли прочь!
   - Как это прочь?! - командир аж взвился в воздух, оборачиваясь в прыжке к пустому, одиноко стоящему  на прежнем месте холодильнику- витрине из ковровского городского рынка, одарившего всех первой трапезой в этом мире, - как это прочь? - повторил он, - люди сами к нам пришли, а ты!..
   За витриной, вернее за сеткой в лагерь жадно вглядывались два парня европейской наружности . На бродяг они если и смахивали, то очень слабо. Да, рубашки с джинсовыми брюками грязноваты, но совсем не истрепаны. Сами худоваты - вон как носами зашмыгали, когда на них потянуло дымком из комендантских труб. Оксана только что плотно позавтракала, но и она тоже этот запах втянула в себя с наслаждением - очень уж вкусно пахло.
   Живой коридор сам собой распался и люди столпились по эту сторону забора, галдя и пытаясь пожать руки пришедших сквозь рабицу. Наконец к ним протолкался Романов - как раз, когда шум голосов немного стих, а растерянные  незнакомцы, отпрянувшие от забора, опять вернулись к нему.
  - Это итальянцы, - наконец сообщил профессор, пообщавшись с парнями, которые замолотили , словно пишущая машинка в руках опытной секретарши, - Басилио Луччи из Неаполя ( "Еще один Васька", - прокомментировал тут же Никитин) и Валентино Челестано из...
   - Девки! Это Челентано! А.а.а... Челентано! - забор точно рухнул бы под напором девичьих тел, если бы на его защиту не встал командир.
   Полковника девушки сметать со своего пути остереглись и скоро ошибку признали все, и Оксана, которая поддалась общему порыву, в том числе. Теперь всем стало смешно. Полковник приказал завести итальянцев внутрь, и уже здесь, окружив скамью, на которую посадили гостей, профессор договорил:
   - Валентино Челестано из Пизы, - никто комментировать последнего не стал, может потому , что веселый тракторист остался на посту в дальне конце лагеря?  А Романов продолжил, - только башни пизанской больше нет. Упала. И восьмерых человек собой придавила - двух насмерть, а шестерых...
   Профессор вдруг побледнел и затряс головой, явно не желая верить в услышанное.
   - Ну! - затрепала его за плечо Зинаида, - что говорит.
   - Кардинал там один, Скарпиони - он сам представился кардиналом, - глухим голосом продолжил Алексей Александрович, - сказал, что они наказаны Всевышним, и когда появились собакомедведи, приказал принести  раненых в жертву тварям...
   - Христианский священник! - ахнул где-то сзади Благолепов.
   - И люди его послушали!?
   - Главный там какой-то Паоло Джентале, мафиозный начальник, тоже из Неаполя, велел слушать его, пистолетом помахал - у них там больше оружия и нет. А главное  - это его помощник, Марио Грассо - это на итальянском "толстый" - так вот он не толстый, он просто большой, огромный... Против него бесполезно идти. Только двое отказались подчиниться.
   - И что? - пальцы Егоровой впились в плечо профессора еще сильнее.
   -  Кардинал пистолет у  Паоло выхватил.  Обоим по пуле в живот и тоже в жертву.
   - А потом?
   - А потом звери больше не приходили. Но этим ребятам показалось, что их первых прикончат, если что - они ведь не красивые девушки и делать особенно ничего не умеют. Вот они и убежали - на музыку - на утреннюю побудку вышли.
   Рядом с Оксаной заскрипел зубами командир. Не от разочарования конечно, не такой он человек - от сдерживаемой ярости.
   Впрочем заговорил он вполне спокойным голосом:
   -  Накормить, помыть... Отставить - ни в баню, ни в гараж , ни тем боле в бронемашину не пускать. Володин!
   - Я!
   - Берешь  АКМ и Малыша и до нашего возвращения ни на шаг от них. И другие тоже поглядывайте.
   - Обидятся, Александр Николаевич! - заметила подошедшая к завтраку Котова.
   - Пусть! Умные - не обидятся, а дураками окажутся... Дураки всегда на что-то обижаются. Все. По машинам!
   Машина, впрочем была одна - и она через пару минут въехала в лес, тяжело переваливаясь на кочках. В салоне очень долго - до самого перекрестка - царило молчание. Первой не выдержала Ирина. Она сидела во втором ряду - между Оксаной и Бэйлой и вертела головой, пытаясь высмотреть что-то в лесу. Но сквозь тонированные стекла разглядеть что-то интересное было проблематично. Да и что там рассматривать - секвойи что ли. Так их и вокруг лагеря полно. Если бы не собакомедведи - гуляй себе вокруг них да грибы собирай, совсем как у них в Вологодской области.
   Это Ильина сама сообщила всем, а потом спросила:
   - Вы поверили им, товарищ командир?
   - А какой смысл им врать? Чтобы пожалели? Их и так неплохо приняли бы - понятно же было. А раскроется обман? Я вот думаю - чего этот кардинал с катушек сорвался? От страха?
   - Сволочь он рассудительная, - вступил вдруг Левин, не отрываясь взглядом от дороги; сегодня он управлял "Эксплорером" - командир сидел рядом, а Холодов с Дубовым на задних сиденьях, обдуваемые ветерком в задний проем автомобиля, - парни же сказали - еды было в обрез. А тут раненные, почти половина населения - никакой пользы от них, только едят...
   - Может быть.., - задумчиво протянул полковник. Машина как раз проезжала мимо израильского анклава и Оксана приспустила окно. Совсем рядом за деревьями проплыла назад Стена и она, проводив взглядом реликвию (как и Бэйла, и все остальные, кажется) вдруг наполнилась холодной решимостью.
  - Этот бой будет и за погибших итальянцев тоже. А потом - потом разберемся. Ее Александр разберется.
  Кудрявцев открыл подлокотник, обтянутый бежевой кожей и вынул целую пачку дисков; на удивлении это были советские шлягеры семидесятых-восьмидесятых годов.
   - Точно наш человек был, - улыбнулся он Оксане в салонное зеркало, - Диски, да и монстр этот прожорливый - только русский мог купить такой. Ты отсюда Утесова достал?
   Левин кивнул, а командир стал перебирать диски в руках, объясняя товарищам:
   - Эту заразу - инфразвук - у нас пробовали перебить другими звуками, музыкой в частности. Получалось плохо, точнее совсем не получалось, пока кто-то не догадался классику поставить. Настоящую классику. Итальянцы как раз хорошо помогали, наши тоже. А тут - не Аллу же Борисовну ставить? Она конечно любую медведицу переорет, но только не эту. Да, классикой тут и не пахнет. Если только вот эту. Он вогнал диск в прорезь аудиосистемы, щелкнул кнопкой, и в салон вдруг ворвался голос Муслима Магомаева:
   - Ты, моя мелодия!..  - Отлично! - это воскликнул уже не Магомаев, а полковник, отключивший звук, - лучше не найдем.
    "Эксплорер" выехал на полянку перед провалом. Там так же, как и вчера, нес вахту одинокий собакомедведь. Он не шелохнулся, когда внедорожник, не доехав до него метров десять, повернул направо - к пригорку, на который указал Борису командир.
   От этой возвышенности - единственной в округе - до провала было метров пятьдесят.
   - Не близко? - спросил полковника Левин, оглядываясь. Они первые вышли из машины.
   - А где еще? - Кудрявцев повел рукой вокруг. Ровные ряды неизвестных деревьев окружали яму; с одной стороны почти впритык подбирались к ней. И только здесь можно было попытаться остановить волну чудовищ. А что она, эта волна, скоро нахлынет на пригорок, Гольдберг не сомневалась.
   - Разворачивайся, - внедорожник встал отсутствующей кормой к провалу, с небольшим уклоном к нему.
   Сидения снова были сложены, и полковник указал девушкам внутрь салона - попробуйте. Лежать в салоне втроем было удобно - если не шевелиться; если же повернуться набок, как сделала Ирина, попробовав заменить магазин АКМ, стало понятно - никакой прицельной стрельбы отсюда не получится. Тагер решительно вылезла наружу и потянула из руки  Холодова какую-то накидку защитного цвета (плащ-палатка - вспомнила Гольдберг - из сирийского бункера).  Палаток оказалось ровно пять штук, и девушка в который раз подивилась прозорливости командира. Впрочем, что удивляться - это она только третий день, как взяла оружие в руки (биатлон не в счет - там даже за направление незаряженной винтовки в человека грозила немедленная дисквалификация); а Кудрявцев этих операций провел - дай бог каждому.
   Она положила запасной автомат у "своего"" борта внедорожника, рядом лег карабин и запасные магазины. Со своей стороны такую же операцию проводила Ирина.
   - Пойдете? - в салон заглянул командир; Ирина, открыв боковую дверь, протиснулась туда, Оксане Александр помог спрыгнуть в задний проем.
   Заглянуть в провал захотели все и командир, поколебавшись, кивнул - пойдемте, потом внукам будете рассказывать.  Так же как вчера хлопнул выстрел винтовки Драгунова, однако сегодня зверь в яму не упал. Он свесил вниз свою ужасную морду и верхнюю часть туловища. Задние ноги скребли когтями по камням, окружавшим провал так громко, что Оксана еле расслышала, как полковник сказал Холодову с Левиным:
   - Налюбовались?.. К машинам - страховать !
   Парни кивнули и ушли, озираясь вокруг с автоматами наперевес. Кудрявцев дождался, когда они займут позицию - к этому времени мертвый зверь, в последний раз скрежетнув по камню, затих, и позвал, почти ласково:
   - Эй, подруга! Ждала нас? Вот мы и пришли!
   Ответом ему было лишь поскуливание щенков внизу. Сегодня их было на удивление мало, а после слов полковника и последние попрятались по пещерам.
   - Что там у них, подземелье, что ли, - недоуменно спросил профессор. Он вдруг увидел золотую фигуру внизу, вернее только нижнюю ее часть - ноги статуи, потому что все остальное было завалено камнями, - Золотая Баба! Это же Золотая Баба! Ее уже лет четыреста по всей Сибири ищут, а на тут лежит!...
   Его восхищенный голос перебила короткая - на три патрона - очередь из АКМ. Это командир наверное решил показать седому монстру, что под камнями от него не скрыться. Кто-то внутри протяжно завыл, и почти сразу же в темном провале посветлело. Седая собакомедведица выползла из норы еще тяжелее, чем вчера. Оксане показалось, что ее брюхо стало еще объемней - оно еще тяжелее переваливалось через камни.
   Зверь занял то же место; седые мохнатые лапы почти закрыли собой золото и обреченный взгляд обратился к людям. Впрочем обреченным он был только краткое мгновение. Вскрикнула Ирина, отброшенная назад рукой командира - она готова была, как и Гольдберг вчера, шагнуть вперед; рядом с ней упал профессор. Медведица, скользнув глазами мимо командира , остановилась взглядом на Оксане.
   - Боится! - поняла она, - она боится Сашу!
   А полковник зашептал ей прямо в ухо, зашептал горячо и торопливо:
   - Сопротивляйся! Сопротивляйся милая, пусть она завоет! Пусть она зовет на помощь!
  И Оксана бесстрашно заглянула в живую бездну, едва не отшатнувшись от смертельной тоски, плескавшейся в глазах зверя. В ее мыслях (ее ли?) вдруг калейдоскопом закружились картины веселых щенят, играющих перед них, целой вереницы могучих самцов - сколько же их было?! Скулящие человекообразные - светлокожие и черные - разрываемые острыми клыками. В ноздри ударил сладкий манящий запах крови... А позади вырастало - нет не фигура; лицо - огромное, с удлиненным лбом, по центру которого медленно кружили яркие пятна - словно драгоценные камни в тени, не позволявшей пустить вокруг яркие разноцветные лучи. И было этих камней всего три, и располагались они как-то неправильно, как будто чего-то не хватало...
Вот только понять это  мешал чей-то темный силуэт перед глазами, чей-то настойчивый шепот: "Оксана...Оксана...Оксана..."
   - Саша! - вдруг вспомнила она, и теперь уже медведица отшатнулась от ее яростного взгляда. Зверь наконец поднял голову и...
   - Бэйла! В  передние ноги, бей!
   Оксана потом пытался вспомнить, на каком языке дал команду командир - кажется сразу на всех известных ей; выстрелы прозвучали так, словно уши были забиты ватой.
   А медведица внизу захлебнулась первой нотой своей песни; она упала на перебитые ноги, отчего живот под ней расплылся в стороны, и тут же снова подняла голову. Теперь в ее глазах была только холодная расчетливая ярость.
   - Бежим! - полковник толкнул Бэйлу и Оксану в сторону автомобиля и помчался следом, буквально волоча профессора с Ириной на себе. Вой-призыв нарастал и был он, показалось девушке, совсем иным, чем вчера - это был призыв на последнюю битву, а может... на самопожертвование.
   Гольдберг буквально впрыгнула в салон вперед ногами, мгновенно переворачиваясь там - готовая к бою. И в следующее мгновение салон заполнило "...я твой преданный Орфей!..."
 Может быть Магомаев не нашел свое место в жизни? Может, ему стоило стать доктором? С первой нотой вату из ушей вынули, и рядом легко плюхнулась Ирина. Ее глаза, только что пустые и безжизненные, были полны такой же холодной яростью, но эта была человеческая ярость, и от нее Гольдберг не отшатнулась, лишь кивнула боевой подруге, которая явно тоже разглядела что-то в ее взгляде.
   Между тем на поляну выскочил первый собакомедведь. Он не остановился, даже не повернул голову в сторону "Эксплорера" - сходу прыгнул вниз. Девушке стало не по себе - она представила, как живой мохнатый ком растекается по камням с двенадцатиметровой высоты. Следом прыгнул второй, третий...
   - Трап! Они строят для нее трап! - бешено закричал командир, и его автомат застрочил длинной очередью, повалив на землю следующую стаю монстров. Впрочем они и в смертельной агонии продолжали ползти вперед, падая, наверное под самую стену пропасти : "Вот зачем они тащили мертвых медведей!" - лихорадочно подумала девушка, нажимая на курок автомата. Еще один, полностью снаряженный, лежал рядом. И "Бенелли" тоже. Но карабин не для этой безумной бойни!
   Патроны вдруг кончились сразу у всех, а на поляну выскочила очередная, самая наверное большая в этой бойне стая чудовищ. Девушка рванула второй автомат, и тут победно зарокотал "Корд". Только сейчас Оксана почувствовала - не увидела, а именно почувствовала ураганную мощь российского пулемета. Стаю буквально смело с поляны, разорвало в клочья, так же как и странные деревья за ней. На дергающиеся куски звериной плоти вдруг обрушился водопад прозрачной жидкости и даже здесь, за полсотни метров остро запахло все той же химической лабораторией.
   Эта была последняя стая. Потому что по поляне прохромал трехногий собакомедведь, рухнувший вниз без единого выстрела - настолько все были ошеломлены картиной,"нарисованной" пятьюдесятью патронами двенадцатого калибра. Оксана предпочла бы выждать еще час, два, три... Но безжалостный голос командира погнал всех вперед. Всех желающих - а ими оказались только Оксана с Бейлой. Ну и сам командир, конечно.
     Трупов - и живых монстров, покорно подставивших свои тела под лапы своей предводительницы - не хватило. Седая медведица была совсем недалеко - метрах в трех, не больше, от края, но допрыгнуть до него никак не могла, даже учитывая то обстоятельство, что она спокойно стояла на передних лапах, совсем недавно перебитых патронами снайперки. Если бы не огромный живот, может что-то и получилось. И она сама это понимала. Глаза ее теперь застыли, не мигая и не шевелясь. Только живот ее жил отдельной жизнью - еще не родившиеся медвежата толкались в бока матери, отчего огромное чрево ходило волнами.
   Медведица вздохнула и снова открыла пасть, готовая издать свою последнюю песню. И песня эта должна была стать последней не только для нее; нет - седое чудовище собиралось взять с собой в последний путь, откуда не возвращаются, сородичей (детей, внуков и правнуков - прочла девушка в плачущих глазах зверя), не рожденных еще медвежат и их! Их с Александром и Бэйлой! Гольдберг вцепилась обеими руками в рукав камуфляжа полковника, и почувствовала, как мускулы под тканью наливаются сталью - руки офицера утвердили в нужном положении АКМ и ствол нацелился прямо в пасть медведицы. Оксана бросила короткий отчаянный взгляд на курок - пальца там не было! А в глотке зверя уже что-то заклокотало, и вот раздался первый звук! Не от медведицы - этот звук был гораздо ближе; палец командира дернул совсем другую скобу и в открытую пасть полетела граната из подствольника ( выстрел ВОТ -25П - зачем-то вспомнила девушка). Маленький пузатый снаряд летел невыносимо медленно - или ее реакция возросла сейчас многократно - так что она четко видела, как он приближается к широко открытой пасти;
как эта ужасная пасть в медленной судороге попыталась закрыться, и как она не успела это сделать, потому что прочная сталь влетела в рот и полетела вглубь тела, гоня перед собой крошево зубов зверя. Движение гранаты внутри она тоже видела, сама не знала как, но видела - как ее цилиндр разворачивается, достигая центра мироздания, и телесного и духовного, и наконец расцветает огненно-стальным взрывом, лишая жизни и на удивление многочисленное потомство медведицы, и ее саму, и... все! Все кончилось, даже для собакомедведей -живые скатились с пирамиды, отчего она развалилась почти до основания и заметались по квадрату внизу, не в силах ни выпрыгнуть наверх, ни затеряться в мелких для них пещерках.
   Командир неторопливо отряхнул с камуфляжа какие-то ошметки - сначала с Оксаны, потом с себя и громко, перекрикивая нетленное: "А это свадьба, свадьба, свадьба пела, и плясала...", позвал остальных. Парни и девушки подходили медленно, с опаской; автоматы в их руках мелко подрагивали. К самому краю обрыва они не подошли - оттуда и начали стрелять по команде: "Одиночными - прицельно!" А когда последний собакомедведь упокоился внизу, командир сам поставил точку. Одна за другой гранаты из подствольника влетели в чернеющие внизу пещеры меж камнями; каждая исторгала наружу фонтан каменного крошева, черного дыма и полных боли звериных криков. Наконец последняя, пятая, влетела в самое большое отверстие - то, из которого им навстречу совсем недавно выползло седое чудовище.
   Земля вдруг дрогнула под ногами, и люди поспешили отступить назад - дальше природа работала без них. Сначала внутрь с грохотом обрушились каменные блоки, составлявшие стены провала; потом и земля за ними поползла вперед, увлекая за собой растерзанную плоть чудовищ, не успевших запрыгнуть в провал. Поползла совершенно бесшумно, и так же бесшумно остановилась, окружив ровным валом совсем невысокую пирамиду из нескольких камней-гигантов. Теперь из получившейся земляной канавы мог бы выпрыгнуть даже человек. Но люди, стоящие у нового провала, этим, конечно заниматься не собирались. Они повернулись все вместе и побрели к автомобилю, откуда Магомаев кому-то сообщил напоследок - может даже зверям, наконец-то нашедшим место успокоения в этом мире - "... и неба было мало и земли!"
   - Ну, этим-то земли хватило, - вдруг улыбнулся Левин, первым добравшийся до "Эксплорера", - а уж свадьба-то какая получилась!
   Он вынул из того же подлокотника, где раньше командир искал классическую мелодию, бутылку треугольного профиля и потряс ее у уха, отчего янтарная жидкость внутри булькнула. Борис передал ее командиру и щелкнул кнопкой магнитолы со словами:
   - Спасибо, товарищ Магомаев!
   - Ого, - удивился полковник, глянув на этикетку, - "Хеннесси" теперь в пластиковые бутылки разливают? А мы живыми после этого останемся?
   - Ну, раз там остались, - Ирина решительно выдернула  из руки Кудрявцева бутылку, сдернула с нее одним движением крышку и задрала голову - жгучая жидкость полилась внутрь, скользя сразу в пищевод.
   - Эй, больше коньяка нет, - выдернул бутылку теперь Холодов.
   Остальные пили не так лихо, но никто не отказался. Наконец коньяк неизвестного, но явно не французского происхождения вернулся к командиру. Он посмотрел литровую бутылку на свет - оставалось почти треть напитка.   Кудрявцев медленно выцедил противную на вкус жидкость, потом вытряс в открытый рот последний капли и подмигнул всем "Вот так пьют советские офицеры!"
   - Так, все выпили? - строго спросил он команду; все дружно кивнули, - а кто машину поведет?
   Девушки прыснули, а командир милостиво кивнул:
   - Ну ладно - если что, отмажу! Борис, заводи!
   А сам пошел обратно к яме. Оксана пошла следом на всякий случай ( на какой такой случай?) Он пошел туда, где на земле по-прежнему извивались, изливая из себя уже не такие тугие бесцветные струи, длинные ветви деревьев. Полковник поднял одну такую лиану, сунул ее в горло бутылки; последняя наполнилась на удивление быстро - так что жидкость выплеснулась на руку Кудрявцева. Гольдберг испугалась и сунулась к командиру, но тот ее остановил, успокаивая. Появившаяся неведомо откуда крышка плотно закупорила переполненный сосуд, а Кудрявцев тряхнул рукой, пытаясь смахнуть остатки неизвестного древесного сока. Но этого самого сока на руке уже не было - она была подобием ртути. Прозрачным живчиком она стекла на землю и тут же впиталась в нее. Пара с изумлением огляделась - вокруг тоже не было луж, как они ожидали. Только на немногих листьях, валяющихся здесь, тускло поблескивали лужицы влаги. Полковник с Оксаной переглянулись, пожали плечами и пошли напоследок к земляной яме, скрывшей под собой ужасную стаю.
   Здесь все было по прежнему - так же торчала пирамида, и так же сочился из оторванных корней деревьев сок, бесследно впитываясь в почву.
   Коротко прогудел клаксон "Эксплорера" - машина готова была тронуться вперед.
Совсем скоро они проезжали мимо израильского лагеря, и автомобиль вдруг резко затормозил. Это командир тронул за руку Левина, приказывая водителю остановиться.
    Он поддернул вверх рукав камуфляжной куртки и с удивлением воскликнул:
   - Всего девять часов утра. Заедем?
   - Конечно! - поддержали все.
   - А итальянцы? - попыталась остановить их Ирина.
   - А что итальянцы, - поспешил ответить раньше командира профессор, - тварей больше нет, значит и жертвы приносить некому. А с кардиналом позже разберемся - так же, как с этой седой тварью! И бензин сэкономим, можно захватить отсюда что-нибудь.
   - Ага,  например компьютер, - озвучил его мысли полковник.
   Машина  зарулила в развалины, останавливаясь напротив Стены Плача.
   Бэйла первой выскользнула из салона и подошла к Стене, тесно прижавшись к ней всем телом и широко раскинутыми в стороны руками. Она начала что-то говорить на иврите, а Гольдберг тихо переводила остальным, выстроившимся правильной дугой вокруг плачущего снайпера.
   - Она благодарит Бога, что он позволил ей отомстить за отца и за всех остальных... Всем сердцем ненавидит этих тварей, и особенно ту седую  уродину. Но еще больше она ненавидит того, кто все это придумал и сотворил. И если Бог все-таки есть, то он обязательно накажет его. И смерть эта будет такой же ужасной, как сегодня у несчастного чудовища.
   Бэйла повернулась к товарищам. Глаза ее были уже сухими, а голос совсем спокойным:
   - Ну где там твой компьютер, профессор.
   В итоге решили - с учетом набегающих на небо легких облачков, грозящих перерасти в настоящие дождевые тучи - оставить здесь Холодова с Левиным и Ильину - последняя сама вызвалась, сказав, что такого безобразия, какое девушки обнаружили вчера в салоне этого самого внедорожника, она точно не допустит. В результате она направилась вместе с Бэйлой в магазин, где одежды еще оставалось не меньше, чем на два рейса внедорожника, а парни отправились за компьютором; ну и за столом под него - крыша "Эксплорера" могла выдержать и такой груз! А когда и тяжеленный двухтумбовый стол, и драгоценная оргтехника были погружены, перед раскрытым сейфом остались только командир с Оксаной. В расстеленную на полу плащ-палатку уже были уложены деньги (пригодятся, может быть?), та же участь ждала и два карабина с боеприпасом, и коробочки с драгоценностями, когда полковник открыл одну из них и достал кольцо - простенькое на вид, но Оксана немного разбиралась в камнях - на прежней работе она бы не заработала  на такое украшение за всю жизнь! И вот уже чуть подрагивающие руки Александра надевают колечко на указательный палец девушки.
   Девушка вдруг прыснула. Командир встревожено и чуть обиженно вскинулся, но Оксана успокоила его, положив ладонь с камнем на грудь парню:
   - Анатолия вспомнила, с его пальцами.
   Теперь негромко засмеялся и командир. Они так и стояли, прижавшись друг к другу, пока в проеме комнаты кто-то деликатно  закашлялся.
 Это профессор  торопил их домой. Домой...
   


   
   
   
 


 




Глава 15. Полковник Кудрявцев. Так не бывает!
   "Эксплорер" остановился у сетчатых ворот лагеря; двигатель приглушенно рокотал, готовый тронуть с места, чтобы привести автомобиль на стоянку - туда, где командир провел уже вторую ночь подряд. Он ожидал, что люди - и русские, и израильтяне, и арабы, а может и новички - итальянцы, будут в нетерпении ждать их возвращения. Нет, конечно комендант никого без работы не оставит, но не могли же все трудиться,  так ловко скрываясь от его взгляда.
   Полковнику стало даже немного обидно - возвращаются с победой, а тут ни фанфар, ни цветов, ни горячих объятий... Не ждали так быстро, или?.. Обида уже готова была смениться тревогой - может что случилось? - когда вдруг в чердачном окошке, обращенном к лесу, а значит, и к ним, показался силуэт. Это Лариса Ильина - сначала всмотрелась на мгновение, узнавая (как будто кто-то мог явиться кроме них!), затем высунулась из окна  так, что командир невольно испугался - не выпала бы; в следующее мгновение весь лагерь и его окрестности накрыл ликующий женский визг: "Прие...е...ехали!"
   Перед выездом как-то сразу стало тесно; он не пытался выловить из бури эмоций, возгласов и криков что-то внятное - и ему, и конечно же всем прибывшим было достаточно видеть счастливые лица людей за сеткой - пассажиры внедорожника тоже были  у ворот, кроме водителя. Единственное, что расслышал Кудрявцев членораздельное в этом океане радость - чей-то приглушенный возглас: "Да дайте же им ворота открыть, черти!".
   Но вот ворота открыты (точнее, сетка скатана так, что автомобиль может въехать внутрь), и... буря превратилась в ураган - командир вдруг понял, что сейчас им достанется больше, чем в битве с чудовищами! А когда его наконец отпустили, Кудрявцев украдкой ощупал себя - нет, вроде все цело, даже камуфляж не порвали на сувениры.
 Перед ним оказался комендант - кажется он кричал насчет ворот? - и полковник спросил; теперь это стало возможным:
   - А где вы были-то все? Даже часовой не сразу нас заметил...
  Военная косточка дала о себе знать; конечно в такой день и такой час никто никого наказывать не будет, но не напомнить о вопиющем безобразии он не мог.
   - Там, - Ильин махнул за спину, - только что новый постоялец прибыл?
   - Где? - полковник даже оттолкнул Валерия в сторону, ожидая увидеть на фоне утреннего еще ( еще десяти нет!) солнца фигуру незнакомца.
  Но нет - перед ним в шагах десяти стояла Лия, единственная не встречавшая героев у ворот. Ее бровки были нахмурены, а мордашка выражала такое горькое недоумение, что командир понял - это на нее было обращено всеобщее внимание совсем недавно - до тех пор, пока все не ринулись к воротам. На нее и на щенка, которого она держала в руках.
   Щенок был достаточно крупным - задними лапами доставал почти до земли, в то время как голова была почти вровень с детской. Голова эта - крупная и круглая, с наметившейся гривкой - была абсолютно черной, лишь мордочка была чуть светлей, в рыжих подпалинах. Сам пес тоже был черным; рыжими, точнее золотистыми были лишь кончики лап.
   - Ишь ты, - усмехнулся командир, присаживаясь рядом на корточки, - в носочках прибежал. Да, брат, тяжело тебе будет при здешнем климате, такому черному и пушистому...
   - Мой! - безапелляционно заявила Лия; теперь ее бровки выстроились двумя строгими домиками, - не отдам!
   - Конечно твой! - поспешил успокоить ребенка Александр, не понимая, что же его тревожит - а как его зовут?
   - Рекс, - так же решительно отрезала девочка, и командир наконец понял - от щенка несло, нет - немилосердно несло бензином!
   - Бензин, - прошептал он, оглядываясь на коменданта, - Бензин!
   - Ну да, - ответила вместо Валерия Зинаида Сергеевна, - отмыть нужно собаку, да и ребенка заодно - вон как тискает, не пришлось бы платье-то выкидывать.
   - Вы не понимаете, - командир встал и повернулся к толпе, снова собравшейся здесь, - если он на третий день после... катастрофы до сих пор пахнет так, будто его в бочке с бензином выкупали... Значит его там было так много, что-то могло остаться?
   - А может его только сегодня в этот самый бензин и окунули? - на этот раз в роли скептика выступал профессор.
   - Вот мы и проверим, кто это такой расточительный? - полковник понял, что сегодня итальянцы вряд ли дождутся их. Бензин - это стратегический продукт; это цивилизация, уют и тепло  в их домах; это ,в конце концов, возможность быстрее добраться до остальных анклавов - а их не могло не быть  - добраться до выживших людей, ну и до складов, магазинов , тех же квартир.
   - А как мы их найдем? - не унимался Романов, и тут же сам догадался, - а.., по запаху! Малыша вперед пошлем.
   - Да я и сам такой след найду, - пошутил, а может сказал всерьез командир, - верхним чутьем.
   В женском ряду сразу несколько человек захихикали - наверное представили, как командир быстро передвигается по лесу на четвереньках, старательно втягивая носом воздух.
    По следу вел все-таки Малыш. Вел спецгруппу. Почему только четверых? Этот вопрос и задал комендант Александру, когда тот отказался от  раннего обеда - Оксана с Бэйлой и профессор тоже активно замотали головами, отказываясь.
   - Потому что нечего зря шляться по лесу, - ответил командир, тыча пальцем в небо, которое начали затягивать тучи, - есть там бензин, или нет, неизвестно, а в израильском лагере люди ждут; уже на рейс добра набрали, наверное... А еще и к сирийцам успеть не мешало бы. Если что там пропадет безвозвратно - на нашей с тобой совести будет, Валерий Николаевич. Так что две машины, мотороллер - и вперед. Про охрану в пути, конечно, не забывать, хотя думаю пока никакой опасности нет.
   - Пока? - удивился Ильин, - вроде вы всех тварей перебили.
   - Хищники в любом месте заводятся, рано или поздно, - поделился откровением с ним, а заодно со всеми окружающими полковник, - двуногие или четырехногие, но заводятся. И какие из них страшнее, я бы судить не взялся.
   - А еще совсем безногие бывают, прошептал профессор - это он, очевидно, гигантскую змею вспомнил.
   - Товарищ командир, - подергал его за камуфляж сзади, отвлекая от Ильина.
   Это был доцент Игнатов.
   - Слушаю, Роман Петрович.
   - А может и мне с ними?
   - А как же верблюды без вас одни? - командир совсем не хотел шутить над ученым, да как-то сорвалось с языка.
   - Так я же про них и говорю! - обрадовался доцент, - чего животные без дела маятся?
   Они ведь не меньше мотороллера увезти могут.
   - Да, - протянул Кудрявцев, вспоминая огромные хурджины, нагруженные на верблюдов в первый день;  ведь он так и не спросил, что там было, а  собирался! - сейчас организуем охрану и вперед - доказывать, что гужевой транспорт ничем не хуже механического. Пусть хотя бы Володин и идет - вторым поводырем, с автоматом.
   - Главное - им бензина не нужно, - просиял доцент.
   - А итальянцы? - растерянно глянул Ильин на гостей, которые в общей суматохе не участвовали, пережидая на скамье у обеденного стола. Видимо это место им очень нравилось, потому что они довольно улыбались, щурясь на солнце, которое пока не скрылось за тучами.
   - Ага, - с некоторым злорадством подумал Александр, тоже поворачиваясь к ним, - сразу за три  дня отъелись; пусть теперь и поработают! - он так и сказал Валерию, добавив, - с первым рейсом и отправь на погрузку.
   - А если не захотят?
   На этот вопрос полковник даже отвечать не стал - ты комендант, тебе и карты в руки...
   Всю дорогу - а это оказались все те же пять километров - командир ощущал невидимые глазу изменения вокруг - и лес вокруг казался не таким мрачным, и небо было светлее, несмотря на наползающие друг на друга тучи; наконец исчезло чувство постоянного давления на затылок. Пришло вдруг сравнение: весь лес был опутан плотной сетью паутины, густеющей с каждым часом; но вот паук издох и она разом растаяла на солнце.
   И  теперь группа лежала на траве, за кустами, вместе с Малышом, разглядывая еще один лагерь.
   - Африка, - прошептал Кудрявцев, - самая что ни на есть негритянская. А я ребятам сказал, что в округе хищников не осталось... Как же этих бедолаг твари не сожрали-то?
   - Не успели, - ответил на вопрос Игнатов, лежащий рядом - другой бок командира "грела" Оксана, - более легкая добыча была.
   На это "добыча" полковник заметно поморщился - понятно кого могли в первую очередь пожрать собакомедведи. Он рассматривал прайд - льва и двух львиц, снующих по лагерю - даже без бинокля. Еще одна хищница лежала; не обращая внимания на людей она обгладывала останки чернокожего трупа. Очень незначительные останки.                Метров сорок отделяло их от спецгруппы; звери явно чувствовали людей, но какой-то невидимый барьер они не переступали.
   - Да, наверное твари и тут побывали, - продолжил Алексей Александрович, - цари-то зверей даже  приблизиться боятся.
   - Львы вообще людей стараются обходить стороной, - не согласился с ним командир, - особенно как в Африке белые люди с ружьями появились.
   - Ага, - расскажи это вон тому темнокожему парню, - профессор протянул руку в сторону обедающей львицы, и добавил уже не так уверенно, - а может девушке.
   От человека под могучими львиными лапами мало что осталось, так что определить ни пол ни возраст жертвы на таком расстоянии определить было невозможно. Поэтому наверное Гольдберг и спросила:
   - А почему сразу девушка? Может это старуха какая была? Или старик?
   - Много ты здесь стариков со старухами видела? - хмыкнул Александр.
   - Так может, не будем этих красавцев стрелять, так отгоним хищников?
   За Оксаной завозилась Бэйла; разговор шел на английском , который понимали все, и Тагер на предложение Гольдберг отреагировала неожиданно резко, наверное вспомнила других хищников и другие жертвы:
   - Это же людоеды! Их теперь человеческий запах не испугает! Не уйдут они далеко отсюда.
   - Вот видишь? - полковник обрадовался, что не ему пришлось говорить эти слова девушке, и добавил, что бы отвлечь ее немного, - а красавец тут только один!
   Он тут же получил от профессора тычок в бок и поправился:
   - Ну ладно, два. И стрелять в нас можно только красивыми глазками. А ты, если не хочешь... Бэйла сама отработает.
   - Нет, - закивала головой Оксана, - вон ту прожорливую я.
   Без команды командира два выстрела слились в один; людоедка уронила голову на свою трапезу; высоко подпрыгнул на месте и упал , дергаясь всем телом, темногривый
самец. Две его подруги замерли на месте; повернуть головы в сторону выстрелов они не успели - упали рядом со львом.
   - Контроль не нужен, - отчиталась Тагер.
   - Контроль не нужен, - эхом повторила Оксана и первая вскочила на ноги, услышав, как закричал кто-то внутри автофургона - точнее части его, стоящей на колесах без всяких признаков тягача. Закричал по-английски, высоким мужским голосом.
   Однако когда командир первым подскочил к фургону, в отлетевшую в сторону дверь первым выскочил негритенок лет десяти-двенадцати, за ним ловко спрыгнула невысокая девушка латиноамериканской наружности; последним неторопливо сошел по металлической лестнице на землю высокий сухопарый парень - явно англосакс. Он остановился напротив Кудрявцева и уставился надменным взглядом куда-то чуть выше затылка Александра.
   - Ага, - подумал полковник, которому этот англичанин (А кто это еще мог быть?) сразу не понравился, - ждет, когда я по правилам хорошего тона представлюсь, как гость. А вот хрен тебе, таких сразу на место ставить надо, к тому же если мы в африканском лагере, значит ты тоже гость.
   И он повернулся к девушке в медицинской брючной паре зеленого цвета, не очень свежей (третий день пошел!).
 Она, в отличие от долговязого парня чиниться не стала:
   - Спасибо, господин офицер, и вам леди, тоже спасибо (профессор в это время скрылся  за синей стеной, сложенной из длинных сендвич-панелей). Очень вовремя вы подоспели, мы наверное скоро друг друга есть бы начали...
   Тут она увидела мертвую львицу и то, что лежало под ее простреленной головой и переменилась внутри; она бы точно выблевала все из желудка, но последний, по ее собственным словам, давно был пуст. Поэтому девушка поспешно отвела взгляд от страшной картины и представилась, не взирая на этикет ( а может она в такие тонкости человеческих отношений и не была посвящена), дернув головой и этим словно сразу освобождая себя от неприятных ощущений:
      - Меня зовут Таня-Тамара Орейра, я из Никарагуа, в этой забытой богом стране я по программе  "Врачи без границ"; медсестра, ассистентка вот этого,- она кивнула на англичанина, - мудака.
   Кудрявцев знал английский достаточно хорошо, но не был уверен, что правильно перевел последнее слово. Поэтому он спросил:
   - Это его так зовут?
   Долговязый парень вспыхнул; его спина стала еще прямее, а подбородок задрался еще выше:
  -   Я сэр Браун, Дэвид Энтони Браун, врач этой уважаемой организации, и я не позволю...
   Медсестра сделала шаг в сторону Брауна и топнула ножкой. Парень выше ее на две головы вдруг подпрыгнул на месте как кузнечик и мгновенно прикрыл ладонями причинное место.
   - Ага, - обрадовалась чему-то девушка, - запомнил гад! А как распинался: "Это наши последние часы, давай насладимся друг другом, милая", даже парнишку не постеснялся. У.., петух гамбургский!
   - Почему гамбургский? - машинально переспросил командир; раньше он считал это выражение исконно русским.
   - А, - махнула рукой Таня-Тамара, - у нас в отряде сандинистов русский парень был, так он нас немного русскому языку учил, и она выдала целую очередь русских словечек, которые Оксана не рискнула перевести Бэйле, а англичанин, которому они и адресовались, узнай он точный перевод этих выражений, тот час бы побежал искать веревку с мылом.
   - Еще что-нибудь знаете по-русски? - сквозь душивший смех спросил ее Кудрявцев, бросив опасливый взгляд на Гольдберг.
   - Нет, - с сожалением ответила латиноамериканка, убили быстро русского; гордый был - пулям не кланялся. А вы?..
   - Я полковник Российской армии Кудрявцев Александр Николаевич...
   - Русские! - завизжала медсестра, - Вы русские!
   Она схватила за руки израильтянок, и те кивнули - и Оксана, сразу, и Бэйла, чуть помедлив.
   - Замечательно, - проскрипел пришедший в себя доктор, - я прошу.., нет, я требую доставить меня в ближайшее посольство Соединенного королевства.
   - Сейчас ему сказать, что в этой самой Великобритании даже Стоунхэндж еще не запланирован, или позже? Подождет, - решил командир, сейчас есть задачи поважнее, и махнул в ту сторону горизонта, которая уже совсем покрылась черными тучами, - Лондон там, пять тысяч километров примерно по прямой. Транспорт выделить не могу, бензина нет...
   - Есть бензин, командир, много бензина, - из за той самой синей стены махал ему профессор, -  и не только бензин...
   К нему побежали все - даже Браун вышагивал позади журавлиным шагом. А командиру, первым вбежавшему в помещение, стало плохо. Нет! Ему стало хорошо, очень хорошо! Потому что металлические стеллажи в этом складе - а это был склад, склад ГСМ - были заставлены  разнокалиберными канистрами с пестрыми наклейками кампании БП - Бритиш Петролиум. Правый стеллаж доверху был заставлен двадцатилитровыми емкостями с дизтопливом; левый - с бензином ( октановое число - 95);  этот был неполным - в том смысле, что на верхнем ряду выстроились пустые канистры (тоже пригодятся!) Прямо напротив Кудрявцева радовал глаз еще один стеллаж - тут картинка была более пестрой - многочисленные канистры с моторными маслами  были разного размера, цвета и назначения.
   Александр прикинул - это помещение четыре на три метра ( четыре в ширину) было целым, даже дверь захлопнулась за ним, и  тут же открылась, чтобы были видны богатства склада; а что за этими канистрами с маслами, за стеной, которую едва   видно ?  Профессор видимо уже знал ответ на этот вопрос, потому что двинулся следом за выбежавшим из склада командиром не спеша. Он впрочем успел увидеть, как Александр схватился руками за голову: эта половина была много меньше - не больше полутора метров в глубину и идеально ровная линия разреза проходила по всем стенам, по полу, который, оказывается, крепился на двух швеллерах высотой примерно сантиметров двадцать пять - своеобразных полозьях, на которых это сооружение можно было тащить тягачом без всяких колес . Увы, ровно посредине этой комнаты стоял прежде большой дизельный генератор, по которому тоже прошла линия разреза.
   Полковник даже не стал смотреть шильдик на ней, сразу двинулся  по направлению руки Романова вглубь помещения - там тоже были металлические стеллажи, и на нижнем из них, служившем столешницей для широкого металлического же шкафа, стояли еще два генератора! Пусть они были гораздо меньше размерами( зато экономными!), для лагеря и это  настоящее сокровище. Рядом лежали инструкции - явно достал откуда-то профессор - и Кудрявцев быстро, чтобы не терять времени, пролистал их: дизельный генератор Субару ЕД - два с половиной киловатта, электростартер, и главное, расход один и два десятых литра в час! Вес семьдесят килограммов. Да хоть семьсот - на руках унесут! Замечательно!
   Второй генератор был бензиновым, да не простым, а специальным - для сварочных работ марки Хюндай, помощнее ( два и восемь десятых киловатта) и потяжелее - девяносто один кило; тоже не критично. Норма расхода, как не искал Александр, в книжице не обнаружилась , ну и пусть - сколько там сварки-то?
   - Ну держитесь, БРДМ с КАМАЗом! - пела душа Кудрявцева, - Держитесь!
   А Романов, хитро улыбаясь, потянул его дальше: "Это еще что!"
   Командир вошел еще в одну железную дверь. Это была копия первого генераторного блока, только здесь тот, вокруг которого и сформировался этот пятиметровый куб, находился в нужное время в нужном месте - у большого генератора "Энерго" французского производства (этот-то шильдик полковник прочитал с удовольствием). А книжицу от него профессор сунул ему в руки сам.
   - Десять киловатт, - читал Кудрявцев как стихи, - бак двадцать два литра, расход два и семь десятых литра в час! - Только на весе агрегата "рифма" не срослась, потому что торжественный голос споткнулся о три шестерки - именно столько весил генератор.
  - Ничего, - бодро подумал командир с истинно русской щедростью,- пару килограммов отпилим где-нибудь и вес  станет нормальным, без этих дьявольских шестисот шестидесяти шести; ну или приварим, если отпилить не получится...
   Он подошел к такому же, как в первом помещении стеллажу - на нем стояли генераторы - копии первых, только задвинуты подальше в угол. Он нагнулся и открыл дверцу нижнего шкафа - перед ним рядами выстроились инструменты, и обычные, и электрические, все новенькие; некоторые даже в упаковке.
   Открыл соседний шкаф, который заполнял всю стену - здесь было царство электротехника - клеммы, патроны, какие-то измерительные приборы и, наконец, бухты кабелей разного сечения. Он такие видел в первом здании - в разрезе подобного шкафа. Там кабель был почти безнадежно испорчен, не будешь же сращивать обрезки длиной чуть больше метра. Напоследок засунул нос в большую коробку - здесь радовали глаз десятки, если не сотни коробочек со светодиодными лампами.
   - Вот тебе и Африка! - перевел он взгляд на товарища, - но так ведь не бывает! Так не должно быть!
   - Только так и бывает, - напомнил профессор его собственные слова, - кто ищет, тот всегда найдет!
   - Так, Алексей Александрович, - мгновенно успокоился командир, - нужно срочно Никитина сюда с трактором тащить, да Левина, если он вернулся.
   - Ага, - понял Романов, - это ведь по его части...
   - Так ты сбегаешь, или я, побыстрее?
   - А никому бежать не придется, - казалось улыбнуться хитрее было невозможно, но профессору это удалось.
   В третье помещение - тоже из сэндвич-панелей - они попали, обогнув немалых размеров шатер из каких-то листьев; наверное пальмовых.
   - Это, если я правильно понимаю, местная достопримечательность, символ, так сказать, государства?
   - Совершенно верно, - согласился Романов, осмотревший, как оказалось и этот шатер, - только там ничего нет, кроме шкур. Но шкуры классные, мягкие и не пахнут почти.
   - Замечательно, - перебил его командир, останавливаясь перед гаражом - вернее перед его остатками.
   К чему относилось последнее слово полковника - к шкурам, или к новенькому Джипу Вранглер Сахара, осталось неизвестным - и то и другое было отменного качество, но автомобиль был сейчас нужней. Он стоял посреди помещения, имевшего когда-то высокие потолки; будь они пониже - сейчас потолочные панели лежали бы, придавив своим весом  эту красоту. Автомобиль действительно был великолепен, и до русского лагеря домчал бы за минуты - если бы смог выехать из сомалийского.
   - Сможет, - кивнул профессор, он и это успел разведать - тут до  широкой равнины, отделявшей лес от реки, было еще меньше; командир бы и сам бы увидел это, если бы его сразу не утащили в бензиновые пещеры Али-Бабы.
   - Ну ты прямо настоящий разведчик, - похвалил его командир.
   - А то! - с показной гордостью вздернул подбородок к небу Романов, - учителя-то какие!
   Увы, больше похвалиться ему сегодня было нечем. Как выяснилось, профессор абсолютно не умел водить автомобиль. Научиться на таком красавце, с автоматической коробкой передач, было нетрудным, но не сейчас же. В результате за трактором и трактористом машину повела Тагер. На соседнем сидении с гордым видом восседал Романов с автоматом в руках - в этом рейсе он охранял снайпера!  Перед отъездом он умудрился испортить настроение Александру. Того ждал сейчас увлекательный процесс - подсчет запасов дизтоплива, бензина и всего остального. Оказалось, профессор и здесь успел.
   - Да, - сказал он перед тем, как захлопнуть дверцу, - если интересно, то здесь четыре с половиной тысячи литров солярки и две тысячи восемьсот литров бензина. Мог ошибиться, так что будет время - проверяй. Масло я не считал. Джип с победным гудком уехал, а полковник громко позвал подругу - может еще что полезного найдут?
   Автомобиль едва скрылся за деревьями, как на командира с Оксаной едва не наскочил с громким криком англичанин. И не удивительно - следом с азартом мчался Малыш. Он в этом лагере  пока не появлялся  - бегал по зарослям вокруг него, осуществляя разведку местности, а может не желая травиться парами бензина - его рядом с помещением, где от склада осталась малая часть, когда-то вылилось очень много. Эта лужа уже впиталась в почву, но ее очертания, а главное резкий запах подсказали Александру - именно здесь искупался щенок.
     А Малыш "отконвоировал" Брауна до командира с Оксаной и отправился разведывать уже лагерь. Он без какого-то сомнения и страха обнюхал поочередно трупы львиц, на льва даже написал, задрав заднюю лапу, и исчез за очередной синей стеной.
   - Чего это он опять испугался? - подошла никарагуанка.
   - Собаки! - ответила, поворачиваясь к ней, Гольдберг.
   - Да? - удивилась Таня-Тамара ( "Надо же, - вспомнил командир, - два имени, и оба русских!"), совершенно игнорируя стоящего рядом доктора, - а говорил, что любит собак, даже щенка с собой привез, дорогущего...
   - Да, - Браун сделал вид, что не замечает пренебрежительного тона  ассистентки, - я за своего Джимми сорок тысяч фунтов отдал, настоящих английских фунтов стерлингов.
   - Да ну, мистер, это ты прогадал, - не поверил Александр, понимая, какого щенка имеет в виду англичанин. Это могло стать проблемой - он вспомнил Лию с ее категоричным: "Не отдам!" - конечно можно дать этому дылде по шее - пусть заткнется, но что-то противилось в душе командира такому простому решению, и он продолжил, - таких дорогих щенков не бывает.
   Англичанин снова вздернул квадратный подбородок кверху, и отрезал возмущенным тоном (ему - гражданину Великобритании не поверил какой-то...русский):
   - Это чистокровный тибетский мастиф. Двоюродного дядю моего Джимми (уже не твоего - улыбнулся Кудрявцев, опять вспомнив девочку) один арабский шейх купил за полтора миллиона долларов.
   Последнее слово он произнес с легким оттенком пренебрежения - действительно, какой-то доллар, не фунт же стерлингов. Браун опустил взгляд на Александра - снизошел, так сказать, с легким презрением: " А ты, полковник, видел ли в своей жизни хоть раз полтора миллиона долларов, я уже не говорю о настоящих фунтах?"
   - Видел, - усмехнулся про себя командир , и не только видел - вот сегодня утром и видел, и намного больше., - а вслух спросил, - и где же ваш замечательный щенок, мистер Браун?
   Он остановил взглядом Оксану, которая дернулась, явно пытаясь подсказать ему, по чьей наводке они, собственно и обнаружили этот бензиновый рай, вместе с англичанином, никарагуанкой и чернокожим парнем; а где он кстати? Кудрявцев повернулся, отыскивая малолетнего аборигена лагеря, и тут же поворачиваясь к Тане-Тамаре, которая и ответила на его вопрос:
   - Да выбросил он своего Джимми, прямо в пасть льву и выбросил, - она повернулась, показывая рукой на свой вагончик, - когда все случилось, мы внутри были - я, доктор и мальчишка со своим дедом, а может прадедом - я их языка не знаю, а старик по английски не больше десяти слов понимал. Вдруг на улице шум, крики . Мы все и выскочили. Старик первым. В лабораторию еле забрался по ступенькам, а тут выпрыгнул, как чемпион мира по легкой атлетике...
   - Ну и... - поторопила девушку Гольдберг.
   - Ну и попал первым в лапы льву.
   - А щенок, - это спросил уже полковник.
   - А щенок под ногами крутился. Так этот гад, - она ткнула пальцем в Брауна, - поднял его и бросил прямо в пасть льву! Жизнь свою спасал, подлец!
   - Не попал! - догадался командир, вряд ли здесь мог оказаться еще один породистый щенок, - скорее всего в лужу попал, а потом ни львы, да пожалуй и медведесобаки такую дичь есть бы не стали.
   - Не только свою! - возмутился британец, - я еще и вашу спасал, мисс Орейра, и мальчишки...
    - Но все-таки выбросили, отказались от Джимми? - решил дожать его  Кудрявцев, ожидая нужного ему ответа.
   - Ну отказался, - буркнул Браун, нехотя признаваясь, - жизнь-то дороже.
   - Вот и хорошо, пока хватит об этом, - подвел черту Александр, - а где же все-таки мальчишка.
   И они пошли втроем искать негритенка. Втроем - потому что доктор не пожелал составить им компанию, а побрел к фургону, опасливо оглядываясь на Малыша. Командиру стало спокойней на душе и он весело оглядел двух свидетельниц - именно такой статус приобрели , сами не подозревая об этом, девушки. Ведь они только что слышали, что Браун отказался от своего щенка.
   - А деньги, -подумал командир, входя в класс, - что деньги? Ну станет казна русского лагеря на сорок тысяч фунтов беднее; сколько это будет в долларах или евро ? - надо у профессора спросить.
   Они действительно вошли в школьный класс - то что от него осталось. Командир прикинул - если следовать их с Романовым предположениям о пятиметровой зоне переноса, в центре этого участка должен был стоять скорее всего  учитель - у доски, вернее у огромного черного экрана размером как раз с ту коричневую доску, которую десять лет каждый день видел он в детдоме. В девятом классе над доской появился свернутый в черный тубус не совсем белый экран, на котором иногда крутили учебные фильмы.
   Негритенок сидел за партой первого ряда; второго ряда попросту не было. Командир присел рядом. Даже для него, не самого мелкого мужчины, сиденье было вполне удобным. Он по школьному сложил руки на стерильный серый пластик перед собой и опять вспомнил - вспомнил свою парту, деревянную и тяжелую, которую он с одноклассником выносил каждое лето во двор детдома и красил масляной краской цвета и консистенции светлой глины. На этой парте, как и на других тоже уже в начале сентября появлялись новые надписи, вырезанные перочинными ножиками - типа "Миша плюс Маша равно сердце пробитое стрелой" , или "Олежка - козел!"
   Вспомнил и другую парту - на ряд впереди себя, где сидела Люба - его первая любовь, у которой он однажды прямо на уроке  расплел бантик на косичке и привязал его к спинке парты; вспомнил скандал - Любу как специально вызвали: "Борисова Люба - к доске!"
  - Кудрявцев Саша - к доске! - он вздрогнул и открыл глаза - смеющаяся Оксана  заняла место за кафедрой преподавателя и грозила ему указкой.
   - Эх , Россия, Россия, - вздохнул полковник, возвращая девушке улыбку, - ну ничего, у нас школа будет не хуже этой. А экран этот огромный нам пока вместо кинотеатра послужит!
   - Что-то он какой-то тихий? - спросил он сразу у двух девушек, погладив мальчика по курчавой голове.
   - Кушать, наверное хочет, - ответила никарагуанка, у нас ведь только один спецпаек был, так я мальчику в первый день его весь скормила, пока доктор не отобрал...
   - Да вы же все голодные! - всплеснула руками израильтянка, - что же ты молчала, вас бы с машиной отправили, сейчас бы Зинин борщ ели с добавкой, или жаркое вчерашнее, из мастодонта.
   - Из кого? - поразилась Таня-Тамара, разворачивая "спецпаек" Оксаны - батончик "Сникерса", который и ей, и командиру с профессором и Бэйлой насильно вручила утром Егорова - пригодится!
   Вот и пригодился. Вторую шоколадку мгновенно съел ребенок, и Орейра, так до конца не развернув свою, отдала ее негритенку. Она впрочем, явно забыла про голод, слушая Гольдберг. Трехдневная одиссея русского лагеря так поразила девушку, что она даже не сразу поняла, что к ней обращается полковник:
   - Что-то я не пойму никак - Африка, одна из беднейших стран мира, а тут такое.., - он повел рукой вокруг. Впрочем, кроме железных останков зданий вокруг, центральной хижины, да телеги с каким то скарбом и обрезками длинных оглобель - так что до лошади ( или кого другого - осла,  например, или быка) граница пятиметровой зоны скорее всего не достала. Впрочем, оглобли были в России. Здесь и тележка была вполне современной - с четырьмя колесами на резиновом ходу, с крепкими осями и высокими  железными же бортами, скрывавшими какие-то мешки. Командир развязал один - кукуруза! Вспомнил почему-то Хрущева, какой-то квадратно-гнездовой способ и улыбнулся, поворачиваясь к девушкам:
   - Варить сейчас не будем; тем более что наши возвращаются, - ему сверху, с телеги было видно, как по широкой полосе поймы  быстро приближается Джип Вранглер, а далеко за ним виден и синий верх кабины трактора. Прежде чем спрыгнуть, он оглядел лагерь сверху еще раз - да, большую часть его занимали пустынные участки с какой-то чахлой растительностью. Внимание привлекала лишь завалившаяся назад передняя часть огромного желтого "Хаммера".
   - И его заберем, - решил командир, - движок целый, хоть и прожорливый, баки топливные, - сиденья...
    Пока автомобиль не подъехал, полковник вспомнил вдруг слова никарагуанки:
   - А что это за спецпаек, и какой профиль у вашего госпиталя был?
   - А никакой это не госпиталь, - объяснила девушка, - это полевая лаборатория; мы кровь брали на исследования, здесь как раз новый очаг СПИДа образовался, а чтобы население не разбегалось, каждому после взятия анализа этот самый спецпаек и выдавали. Д а там и было-то всего пакет сока, шоколадка да два апельсина...
   - СПИД? - немного испуганно переспросил профессор, спрыгивая на землю с переднего сиденья "Вранглера" и тут же успокоился - видно вспомнил, что все они вокруг абсолютно здоровые люди.
   А Александра интересовало совсем другое:
   - Что, совсем никаких лекарств ... бинтов там, мазей каких-нибудь не было?...
   - Ну почему, - немного успокоила его Таня-Тамара, - комплект экстренной помощи у нас всегда с собой; - мы же "Врачи без границ"! А так - самый современный комплекс для проведения анализов - крови, мочи и...
   - Понятно, - замахал руками командир, останавливая девушку, - О! Вот и трактор!
   "Беларусь" подрулила, останавливаясь рядом с джипом. За ней тянулись хлысты - восемь пятиметровых труб.
   - Это как Ильин такое от сердца оторвал? - воскликнул он, поворачиваясь к Никитину, спрыгнувшему с высокой подножки тракторной кабины.
   - Попробовал бы он не дать, - усмехнулся тракторист, - чтобы мне какой-то комендант отказал!?
   - Хватит врать-то, - перебил его Левин, вылезший с заднего ряда сидений джипа, - объяснили Валерию, что здесь фургон надо ремонтировать, вот он и выделил, без всяких слов...
   - О, а это что за чудо? Здравствуй, пацан!, - узкая темнокожая рука утонула в широкой ладони Анатолия - той самой, что отросла вчера так поразительно, и вот уже негритенок сидит на сидении в тракторе, а Никитин ему что-то объясняет, тыкая в кнопки. И ведь они кажется понимали друг друга!
А Кудрявцев повел Левина знакомить с будущим электрохозяйством лагеря. Промелькнула у него мысль, что старший сержант сейчас начнет ворчать: "Вот - опять лампочки вкручивать -выкручивать заставят!", но нет - Борис прямо расцвел улыбкой, увидев первый склад - тот самый, где стоял неповрежденный десятикиловаттник. А когда открыл шкаф с инструментом, воскликнул так же, как и его командир:
   - Не может быть!
   - Может, Боря, может, - Александр закрыл перед ним дверцу и скомандовал, - потом налюбуешься, а теперь за работу.
   Полковник поднял глаза кверху, и увидел... низкий потолок - ведь они не вышли пока в открытую дверь. Впрочем, он и так знал - тучи заполнили собой уже весь горизонт; но гром пока не громыхал, молнии не сверкали...
   - Может успеем до дождя все перевезти? Тут всего по пойме пять километров, - подумал он, берясь за ручки бензо-сварочного генератора , и попробовал оторвать его от полки, - да.., тут больше девяносто кило, осилишь?
   Они потащили на улицу тяжеленный агрегат , потом новенькие провода и маску; электроды синего цвета - таких Александр никогда и не видел. Наконец старший сержант полез под фургон, таща за собой толстый провод и конец профильной трубы. Вторая лежала рядом, образуя форму будущего "водила" - так назвал тракторист конструкцию, которая должна была придать передвижной лаборатории транспонтабельный вид. Свободный конец первой трубы был в руках профессора, потому что следующий рейс на джипе командир собирался сделать сам.
   - А что это вы здесь делаете? - полковник глянул на подошедшего англичанина, пытаясь определить чего же больше в тоне Брауна, - высокомерной спесивости  или неподдельного возмущения, решил, что второго все-таки больше и невозмутимо ответил:
   - Готовим лабораторию к транспортировке.
   - Куда?
   - К нам, в русский лагерь.
   - А у вас, русских, у хозяев спрашивать не принято? - британец даже махнул рукой - куда уж вам!
   - Почему же, - усмехнулся Кудрявцев; он уже знал благодаря никарагуанке, что все тут, включая фургон, принадлежит правительству Сомали - "Врачи без границ" предоставляли только обученный персонал, - Анатолий !
   Тракторист уже и сам подошел, привлеченный шумом, как и все остальные взрослые - только негритенок где-то болтался, да Левин не вылазил из-под предмета спора, сверкая под фургоном сваркой.
   - Анатолий, тащи сюда мальчишку.
   - А чего его тащить? - удивился Никитин, - он и сам прибежит, - и закричал во все горло, так что Браун, стоящий к нему ближе всех, отшатнулся:
   - Максимка!
   - А почему Максимка, - успела удивиться Таня-Тамара, - его же Бамундо звать?
   Русские, переглянувшись, загадочно улыбнулись, и Оксана принялась коротко  пересказывать девушкам-иностранкам известный фильм.
   А его "герой" появился очень быстро - хлопнула где-то дверца трактора и вот он уже стоит рядом с Анатолием.
   - Ну давай, Никитин, спрашивай, - усмехнулся командир, объясняя всем суть спора, - раз вы друг с другом общий язык нашли.
   Тракторист присел перед ребенком и начал спрашивать , на русском, естественно, языке - других он просто не знал, помогая себе понятными всем жестами:
   - Слушай, Максимка, брат. Мы вот сейчас домой собрались, ты как (он постучал  ладонью по тщедушной груди ребенка), с нами ( теперь он постучал по своей широкой груди), или с ним останешься? - Анатолий резко вытянул руку в сторону  британца и тот опять отшатнулся. Никитин встал, а пацаненок прижался к нему, попытавшись обнять ручками необхватный для него торс тракториста. И тогда он сказал;  ко всеобщему изумлению  по-русски:
   - Толья, брат - карашо!
   И тут русские, а за ними и все остальные засмеялись - совсем необидно, потому что счастливый негритенок хохотал звонче всех.
  Только сэр Дэвид Энтони Браун недоуменно вознес голову к небу:
   - Господи, и это все?! Этого достаточно?
   - Для нас вполне достаточно, - отсмеялся наконец Кудрявцев, - а вы, мистер, собираетесь с нами, а то обед скоро заканчивается?
   От обеда англичанин отказываться не стал, и что-то пробурчав, уселся на заднее сидение рядом с никарагуанкой и чернокожим пацаном. Последний хотел ехать с Анатолием, на тракторе, но волшебные слова об обеде заставили и его нырнуть в салон автомобиля. Впрочем, поворачивая на открытом пространстве направо - в сторону родного лагеря, командир заметил, что спарка "Беларусь"- первый генераторный блок тоже стронулась с места.
   Всю дорогу болтушка Таня-Тамара рассказывала, как она совсем юной сражалась в рядах сандинистского фронта; как она, боевой санинструктор отряда, вместе с товарищами вступила в Манагуа девятнадцатого июля семьдесят девятого года; и как в девяностом году Даниэль Ортега проиграл на выборах, и к власти пришли контрас, а она - Таня-Тамара Орейра - уехала из страны и уже больше тридцати лет не была на родине. Рассказала и о том, что двойное имя у ней в честь революционной подруги Че Гевары Тани-Тамары Бунке; и о том рассказала, как хохотал Никитин, услышав впервые ее имя, и что сразу же посоветовал выбросить одну половинку - все равно они обе русские - иначе ни один нормальный мужик замуж не возьмет; русский, во всяком случае, точно.
   - Почему? - удивилась Оксана, - она, естественно, сидела на переднем сидении, рядом с Александром.
   - Вот и я спросила так же, - ответила Орейра, - а он сказал, что любой парень будет в холодном поту просыпаться, если рядом и Таня, и Тамара лежать будет. А Бэйла - она этот разговор переводила - ничего не сказала, только Анатолию такой подзатыльник отвесила, что у него там точно шишка будет.
   - У него - не будет! - убежденно заявила израильтянка, и полковник с ней согласился, - а ты?
   -  А я сказала, что нормальный парень о таком только мечтать должен.
   - И?..
   - И тоже по башке получила от Бэйлы, - никарагуанка погладила себя по ушибленному затылку и первая засмеялась; ее подхватили все - даже Браун, сразу превратившись в нормального двадцатилетнего парня с удлиненной лошадиной физиономией - но тут уже ничего не поделаешь - порода!
   В лагерь въезжали в замечательном настроении, под урчание живота Максимки - видно желудок ребенка, только раззадоренный шоколадками, просил добавки. Гольдберг тут же потащила новичков к туалету - руки помыть, а потом к столовой, где (как бы ни пугал командир) у Зинаиды Сергеевны всегда было чем перекусить. А Кудрявцева тут же утащил за рукав комендант. Александр едва успел оббежать взглядом лагерь - всюду кипела работа, но Лии с мастифом он не увидел.
   - Наверное в комнату увела, - подумал он, успокаиваясь; он хотел сам присутствовать при первой встрече англичанина со своим бывшим щенком, - здесь ребенку и погулять-то негде.
   Ильин втащил командира в гараж - тут тоже стучал молоток; у одной стены уже стоял трехэтажный стеллаж: "Кровать, - догадался Александр, трехъярусная", - вторую собирали у противоположной стенки. Собирал, кстати, вовсю орудуя молотком, итальянец - тот самый, что оказался ненастоящим "Челентано". Рядом вовсю пыхтел над листом фанеры, пытаясь разделить его надвое при помощи ножовки, бывший поп Благолепов. Помогал ему, придерживая  широкий лист за край, хозяин гаража, тоже наверное бывший - потому что сегодня здесь явно должны были заселиться новые постояльцы.
   - Не так! - сказал по- итальянски мастер и все его поняли, потому что тот подошел к Сергею, отобрал у него инструмент, и начал пилить сам - легко и мощно. Тут и надо-то было - всего лишь изменить угол наклона пилы, приближая его к горизонтальному, да перестать дергать пилой . Разрез стремительно полез по фанере - и вот уже лист разделен пополам.
   - Семьдесят семь с половиной сантиметров, - прокомментировал комендант, - минус толщина реза, - попробуйте, Александр Николаевич, - он показал на готовый топчан, на нижней полке которого уже лежала курпача.
   Делать нечего - пришлось командиру снимать берцы и укладываться.
   - А что - удобно! - признал он, - не хуже чем в "Эксплорере". И по высоте нормально.
   - Это у меня случайно такой гараж высокий получился, - признался рядом Ежиков, - соседние-то уже готовые стояли, я только заднюю стенку сляпал, да крышу настелил; ну и ворота повесил - дороже всего обошлись.
   - Молодец, наш человек, - засмеялся Валера, а командиру великодушно махнул рукой, - ну и занимайте это место.
   - Вообще-то сначала детям надо было сделать.
   - Уже!
   - Что уже?
   - Уже сделали и для ребятишек, и для их мам - все теперь в одной комнате поместились.
   - Молодцы, а...
   - А еще здесь поселим Алексея Александровича, Толю Никитина - с ним засыпать веселее будет, ну и меня вместе с ребятами - махнул рукой за ворота - в них как раз вышли Благолепов с Ежиковым; за новым листом наверное.
   - Ручаешься? - с сомнением спросил полковник.
   - Как за себя самого, - твердо заверил Валерий.
   - Ну смотри, - тут у нас основное оружие; кстати, где оно?
   - А вот, - комендант повел командира во вторую комнату гаража, отделенную от "спальни" двумя какими-то железными шкафами, стоящими впритык к стенкам так, что проход посредине не превышал ширина обычной деревянной двери, которая уже была как-то прикреплена к ним .
    Войдя в эту дверь, Александр тут же узнал шкафы - он никогда не видел задних стенок ни своего собственного сейфа, ни того, из израильского лагеря. А это были именно они.  В этой комнате как раз уместился шикарный стол с уже установленным на него компьютером; в противоположном углу в самодельной пирамиде стояли автоматы. Выше, на полках - остальное снаряжение. Все, кроме ящиков с патронами.
   - А патроны где? - стремительно повернулся он к Ильину.
   - А.., - засмеялся комендант, - пошли.
   Оказывается, в гараже была смотровая яма, прикрытая обрезными досками. Их Валерий и убрал, прислонив аккуратно к готовой кровати: "Вот!" Ящики с боеприпасами были разложены отдельно по калибрам - бери, не копаясь, любой.
   - И гранаты здесь,- зябко повел плечами командир, - а мы тут спать собираемся. Хотя на "той" войне  прямо на ящиках спать приходилось, а разве здесь не война?
   Он кивнул на доски - укладывайте на место. А комендант тут же пожаловался: "Только ключей от сейфов нет".
   - Держи, - снял со связки длинный ключ командир, - это от израильского; а от моего тебе не нужен, нет там ничего интересного.
   Валерий взамен протянул сразу два ключа, попроще - от гаража и от кабинета-оружейки. Они снова перешли в комнатку, чтобы не мешать столярам, и принялись укладывать пачки с купюрами и коробочки с драгоценностями на место; плащпалатки ждали их тут же, у стола. А комендант негромко хвалил нового работника - Валентино:
   - Хороший парень Валька, а уж руки у него - точно золотые. Столяром-краснодеревщиком работал; штучный товар выпускал.
   - Как же он сюда попал?
   - Как обычно - спился. Драма там у него какая-то была. Точно не понял - мы ведь больше жестами. Ну ничего, этот быстро русскому научится.
   - А тот, другой... Басилио Луччи, кажется.
   - А, Васька? - Ильин заметно удивился памяти командира, - тот на погрузке, с ребятами. С Израилем покончили, сейчас в Сирии остатки подбирают.
   - Так быстро?
   - Так мы же в первую очередь то, что пропасть может под дождем ;
потом вернемся и под мелкую гребенку прочешем.
   - А эту дверь? - Кудрявцев засмеялся, похлопав по гладкому дереву.
   - Так она же деревянная, массив ценных пород - что от нее под дождем останется? А пластиковые потом привезем.
   - Ну ладно, а что там с этим Басилио?
   - А, - махнул рукой комендант, - упаковщиком на складе работал, ничего другого не умеет.
   - На каком складе?
   - В смысле? - не понял Ильин.
   - Ну что там они на этом складе упаковывали; он прямо с этого склада сюда попал?
   - Не спросил, - сокрушенно вздохнул Валерий, - сразу же спрошу, как только вернется.
   Снаружи кто-то зашумел, раздался негромкий вскрик и командир поспешил наружу, зацепив из большой кучи купюр шесть прачек стодолларовых купюр. Комендант дернулся было за ним, но Александр остановил его: "Заканчивай тут".
   На улице не пришлось прикрывать глаза от яркого солнца - оно уже скрылось за тучами, которые стремительно темнели, будто набирались сил, чтобы смыть все зло с поверхности земли.
   - Да, гроза будет нешуточная, - подумал Кудрявцев, подходя к толпе, которая собралась уже на небольшом свободном пятачке.
   - Что за шум, а драки нет? - он ловко протиснулся в первый ряд зрителей.
   А на сцене были: доктор Браун, сидевший на асфальте и не смевший двинуться, поскольку перед ним стоял, грозно порыкивая, Малыш; Дубов с Ершовым и, наконец, Лия со своим щенком, уже привязанным на поводок ("Ага, - узнал командир, - кто-то ремень брезентовый со склада утащил").
   - Уже, - повернулся к нему Виталик.
   - Что уже? - постарался придать строгости в голос Кудрявцев.
    Дубов перестал дуть на кулак и вытянулся по стойке смирно:
   - Уже закончилась драка, товарищ полковник.
   - И кто кого, а главное - за что?
  На защиту Виталику бросился Ершов. Он даже попытался закрыть его собой, но сделать это было непросто - габариты гиганта-водителя и тщедушного художника были несопоставимы.
   - За дело товарищ полковник, - горячо начал он, - чего этот ребенка обижает?
   Командир поочередно оглядел Лию (ага, обидишь такую!); смущенного Дубова; его защитника, еще совсем недавно тоже получившего в глаз от Виталика. Фингала, кстати  уже совершенно не было. Наконец он остановился на Брауне и алабае.
   - Малыш, - его ладонь хлопнула по бедру. Пес мгновенно казался рядом.
   - Вставайте, мистер Браун, давайте разберемся, кто тут прав, а кто виноват.
   - Давайте, - вскочил на ноги доктор, зло ощерившись, - это моя собака, и я заберу ее сейчас же, а за удар гражданина Великобритании по лицу, это знаете ли... он сейчас все Соединенное Королевство ударил по лицу.., и ему это с рук не сойдет.
   - Соединенное Королевство, говоришь? - задумчиво переспросил полковник.
   - Вот именно! - подбоченился британец.
   - Ну вот пусть суд этого самого королевства и рассмотрит это оскорбление.., через семьдесят тысяч лет, когда первый суд и появится.
   - Как семьдесят тысяч?... - доктор чуть опять не шлепнулся за жилистый зад.
   - А насчет щенка, - жестко перебил его Кудрявцев, - ты сам отказался от него в присутствии свидетелей, позвать?
   Британец ошеломленно замотал головой.
   - А материальный ущерб, - Александр сунул ему в руки пачки купюр, - мы тебе возмещаем.
   - Что это? - Браун машинально принял деньги.
   - Твои деньги - шестьдесят тысяч долларов; по курсу Центробанка на сегодня как раз сорок тысяч фунтов стерлингов, - курса этого Кудрявцев конечно же не знал, но кто мог опровергнуть его?
   - Зачем они мне здесь, - опустил руку с купюрами доктор, - мне и положить то их некуда.
   - Действительно, - окинул его фигуру командир, - куда он их денет? Он же к нам  в одной пижамке докторской прибыл - в карман даже одна пачка не поместится.
   - А ты их на хранение сдай, вот ему, - полковник вытолкнул вперед подошедшего коменданта и блеснул знанием английских реалий, - у него ни одного пенса не пропадет.... И запомни - поднять руку на ребенка для нас  один из самых страшных грехов. Так что ты еще легко отделался.
   - Ага, легко, - Браун пощупал пальцами под подбитым глазом, и горячо продолжил, - вы не понимаете, это же тибетский мастиф, он же вырастет крупнее вашего этого...Малыша. Его учить надо!
   - И верно, - подумал командир, - тут он прав.
   Он присел перед девочкой - совсем как утром. И так же как утром Лия прижала к себе голову щенка, уже, кстати, пахнущего бензином чуть различимо. Но сказать "Не отдам !" она не успела.
   - Понимаешь, дочка, - он весело улыбнулся, - мы сейчас с тобой купили Рекса  у этого дяденьки. Но есть одна проблема.
   Лицо девочки, не успевшее засиять улыбкой, снова нахмурилось: "Какая?"
   - Это очень умная собачка, очень породистая, и ее надо учить.
   - Как в школе?
   - Как школе, - согласился Александр и подозвал алабая.
   Малыш послушно поочередно по команде сел, лег, подал лапу, потом весело умчался за Оксаной и притащил ее, смеющуюся, бережно зажимая острыми зубами рукав камуфляжной куртки.
   - Хорошо, - согласилась девочка, - пусть учит.
   - И мы, и мы! И у нас пусть учит! - ворвавшиеся в круг Маша с Дашей и овчарки едва не повалили полковника на асфальт.
   Он весело засмеялся и поднял  обеих на руки - пусть учит; альтернатива - полоть картошку, или воду таскать. Доктор-то им практически не нужен - вон у всех как физиономии раскраснелись - и от свежего воздуха, и от здоровой физической работы, и от разносолов Зинаиды.
  А последняя и сама появилась - потащила британца доедать обед, хотя пора было начинать ужин: "Пошли уж, засранец, второе тебе положу". Доктор, естественно не понял, а командир вдогонку спросил:
  - Почему засранец?
  - А он, зараза, - обернулась, смеясь, Егорова, - у меня чистую тарелку потребовал, да еще своим платочком ее протер. А сам раньше в него сморкался!
   Небеса дали и вернуться всем уже в потемках, и поужинать не торопясь, все под той же не щедрой на свет лампой; Кудрявцев остановился между столов - практически никто не ушел отдыхать - лишь детей увели строгие воспитательницы.
   - Ну что, - бодро воскликнул он, отбой.. или поговорим?
   - Поговорим, - первой закричала Ульянова, - видно ее распирали изнутри знания, которыми с ней весь день делились товарищи.
   Люди одобрительно зашумели.
   - Хорошо, - согласился полковник, - стол нам освободят?
   Этот стол - командирский, как его уже обозвали, стоял на своем месте; с него уже убрали посуду и скатерть-клеенку. Тут же стояла скамья, на которой уместились и Александр с Котовой, и Оля Ульянова, которая, впрочем, тут же встала и поманила кого-то ладошкой. В круг света ступил Никитин. Он прижимал к бокам две огромные тыквы; через плечо у него свисал черный застиранный халат - точно такой же носила уборщица в детском доме Кудрявцева.
   Ольга вскочила, поморщившись от боли в боку и сама сняла с широкого плеча парня халат: "Сказала же, осторожнее неси!"
   - Вот и несла бы сама, - огрызнулся тракторист, - еле дотащил эти бандуры.
   Тыквы действительно были знатными, командиру пришлось встать, чтобы помочь опустить их на столешницу,  где они заняли почти всю площадь. Остался свободным только уголок, где Маша Котова разместилась со своей канцелярией. Сегодня она - эта канцелярия - была куда богаче; неплохо ребята потрудились, пошарили у соседей, даже калькулятор сейчас присутствовал на столе.
 Тракторист занял свое место, а Ольга снова встала:
   - Я не умею хорошо говорить, не научилась...
   - Постойте! - в круг света вдруг вскочил старший сержант Левин, - подождите!...
   Он отдышался, упершись в край стола, в то время как командир чуть поморщился - запусти себя парень, дыхалка совсем никакая. А Борис вдруг поднял руку, привлекая внимание и громко закричал: "Давай!"
   И мир вдруг взорвался светом. Электрик Левин подключил, наверное , все лампы, что мог найти. Удивительно, как много света мог дать генератор мощностью всего  в два с половиной киловатта.
   - Ничего удивительного, - поправил  себя полковник, с улыбкой наблюдая. как радуются, подпрыгивая на месте и крича каждый что-то свое (больше всего, конечно, русское "Ура!") его товарищи, - много ли энергии для светодиодных ламп надо.
   Электрика даже хотели покачать на руках, но он позорно бежал, забившись куда-то в темный угол, которых этим вечером в лагере почти совсем не осталось. Потом прибежали дети, за ними родители - оказалось в детской комнате тоже зажглась лампа, и теперь Левину пришлось прятаться по-настоящему. Детей, конечно было уже не уложить, поэтому Ульяновой пришлось выступать  перед всеми, отчего она смутилась еще больше.
   - Я не умею хорошо..., - снова начала она, и из задних рядов выкрикнули, - знаем, слышали уже.
   Казалось, что девушка от смущения совсем замолкнет, но она напротив, выпрямилась и заговорила спокойно и уверенно:
   - Да, я простая колхозница, сорок лет в поле проработала, горбатую спину себе на старости заработала.  И за эти сорок лет поняла - все можно вырастить, любой урожай поднять - только не ленись. А у нас семенного материала - на любой вкус. Сегодня еще кукурузы подвезли. Так что, дорогие товарищи, давайте засучивать рукава и вперед...
   - ... к победе коммунизма,- донеслось опять из задних рядов.
   И командир эту критику поддержал: "Ты бы, Ольга Николаевна, поконкретней".
   - Хорошо, - согласилась Ульянова, - площади мы с Валерием Николаевичем подобрали, даже поля успели разбить ( "И когда только успевает", - мысленно похвалил Александр коменданта - он видел какие-то колышки в пойме; вот что это было оказывается). А Ольга продолжила, - семена перебрали - картошки как раз на полгектара хватит. Наша израильская подруга Сара - она в какой-то кибуце работала, колхоз это по- еврейски (кто-то позади опять засмеялся - еврейский колхоз!) сказала, что картошка по такой погоде долго не пролежит, так что будьте добры, товарищ командир, обеспечьте нас холодным помещением - погреб какой поглубже ребят заставьте вырыть.
   Кудрявцев кивнул - он уже видел решение этой проблемы.
   - Все, что привезли израильского, можно на семена использовать . Вот только огурчики... - нет; их молоденькими сорвали, семян не получим... Зато вот, - она сунула руку в карман халата, лежащего на тыкве,  и вытащила горсть разноцветных бумажных пакетиков с надорванными углами, - как будто специально в сарае повесила - еще с весны осталось.
   Командир прочитал на верхнем пакете "Огурцы. Зозуля" и кивнул:
   - Еще что-то, Ольга Николаевна?
   - Теперь все слова там, в поле!
   - Отлично, заканчиваем? Тем более скоро  уже свет  будем выключать; экономить нужно.
   - Как пора? - зашумел народ, - у нас же там такие запасы!
   Там - это на границе леса с поймой - везти бензин с соляркой в лагерь командир запретил. А завтра ( если погода позволит) они и к итальянцам в гости съездят, и лагерь расширят - вот в новом краю огороженного сеткой-рабицей пространства и будет у них стоять генераторная станция.
   - Так что насчет света? - напомнили задумавшемуся командиру.
   - Давайте вместе считать, - призвал всех Александр, имея в виду прежде всего Котову , вооруженную калькулятором, - у нас четыре с половиной тысячи литров солярки...
   - Ого!, - перебил его кто-то.
   - Подождите - ого, - отмахнулся командир, - генератор жрет в час литр и двести граммов. В сутки это будет...
   - Двадцать восемь и восемь литров, - подсказала Мария.
   - Значит, в месяц - почти тысяча литров, - подсчитал уже сам полковник, - Через четыре с половиной месяца весь наш запас...
   - Тю-тю, - подсказали из рядов, - и что же делать?
   - Это я еще не подсчитал расходы трактора и НЗ - без него нельзя! А что делать? - экономить, конечно. Поэтому свет будут давать по два часа каждый вечер - так мы несколько лет сможем протянуть.
   - А потом?
   - А мы этого потом ждать не будем! Ставлю задачу: найти нефть и наладить за это время производство бензина и дизельного топлива, профессор Романов.
   Тот даже вскочил. На локте у него белела свежая повязка, хорошо видная, поскольку по случаю жаркой погоды профессор был в футболке. Рядом сидела Таня-Тамара с такой же повязкой.
   -  Задача понятна? - переспросил командир.
   - Понятна, Александр Николаевич! Очень даже понятна; а самое главное - вполне выполнима, - Романов загадочно улыбнулся.
   - Ну и хорошо.
   - Это что же, электричество сейчас отключат? - всполошилась вдруг Егорова, - а я размечталась фарш на электромясорубке своей провернуть - на завтра бы котлеток напекли, а может и на пельмешки замахнулись бы.
   - Пельмешки - это хорошо,  - улыбнулся полковник, - думаю, полчаса еще у вас есть, успеете?
   - Успеем, - вскочила с места главная повариха, - девчонки  - за мной!
   Девчонки - молоденькие арабки - убежали за ней, а командир поспешил распустить собрание, потому что на землю упали первые капли дождя.  Он подхватил на руки Дашу с Машей, который уже почти спали сидя, прижавшись к Оксане с двух сторон. До детской комнаты он почти бежал, но и за те мгновения, что он преодолевал совсем небольшое расстояние,  Даша ( он уже как-то умел различать детей), устроив голову на левом плече  Александра, успела спросить сонным голосом:
   - Пап, ты ведь наш папка, а не этой задаваки Лийки?
   Что мог ответить полковник?
   - Конечно, дочка!


 
   
 
   

   
 
   

   
   
   
Глава 16. Профессор Романов. Все хотят знать правду!
      Утро четвертого дня в новом мире Алексей Александрович проспал. И неудивительно - почти всю ночь  он проворочался на жестком ложе - второй полке добротно сработанной трехярусной кровати в гараже Сергея Ежикова. На первом ярусе спал командир, оказавшийся здесь далеко за полночь - видно пережидал где-то тот водопад , что обрушился с небес на русский лагерь и его окрестности. Обрушился вместе с громом и молниями, сверкавшими за неплотно прикрытыми воротами их нового жилья. Ни гром, ни молнии, кстати, не смогли помешать крепко заснуть обитателям верхних ярусов ( да - тут стояла еще одна подобная конструкция - у противоположной стены) - хозяину гаража и бывшему попу Благолепову, тоже Сергею.
   Профессор поначалу им по хорошему позавидовал - до тех пор, пока два приятеля - два Сергея - не начали храпеть на разные лады, словно соревнуясь. Это соревнование иногда перебивало шум беснующейся на улице стихии, но совершенно не мешало спать ни полковнику, ни Ильину, ни трактористу Никитину -  двумя последними и заканчивался список жильцов бывшего гаража.
   Сам Романов с таким агрессивным храпом сталкивался впервые, и как противодействовать ему он не знал. Ну не пинать же ногой в доски верхнего яруса!
   Впрочем, он не заснул бы и без этого "музыкального сопровождения" - просто потому, что в голове наконец "щелкнуло" и такие несопоставимые на первый взгляд части головоломки сложились в единое целое.  Картина эта - если, конечно, кое какие допущения ( очень весомые допущения!) не были ложными - словно стояла перед глазами; завораживала своей простой логикой, красотой умственных построений; в части некоторых этих построений она была очень неприглядной, если не сказать страшной. И профессор не хотел уже, как стремился раньше, прочитать блестящую лекцию перед жителями лагеря; теперь он боялся сказать людям правду.
   - А может, всего и говорить не надо? - мучился он, не переставая удивляться мощи носоглоток товарищей сверху, - но ведь правда все равно выйдет наружу. И тогда будет еще хуже - скажут, скрыл намеренно.
   В конце концов Алексей Александрович принял весьма мудрое решение - есть командир: как он скажет, так и будет. С этой мыслью профессор Романов и заснул. Заснул так крепко, что не слышал уже ни грозы снаружи, ни громовых раскатов храпа внутри гаража; он даже не услышал неизбежных звуков утренней побудки, наверное по случаю дождливого дня не таких звонких и энергичных. А может товарищи специально не шумели, чтобы не разбудить его. А что - полковник Кудрявцев вполне мог отдать такой приказ; профессор не раз уже убеждался, как развито чутье у этого человека (верхнее чутье - как говорил сам командир). И хотя Романов был убежден, что полковник уснул сразу, как только занял свое место на первом ярусе кровати, он  вполне мог сказать утром что-то вроде: "Потише, мужики, пусть профессор поспит - он полночи маялся от вашего храпа!"
   В приоткрытые ворота заглянул Никитин, нахлобучивший на голову какую-то накидку из полиэтиленовой пленки - точно такой же, какая покрывала многие здания в лагере:
   - О! Уже проснулся, профессор? Ну и здоров же ты спать! Уже двенадцатый час на дворе. Командир велел не будить тебя, но раз уже проснулся - беги, краля твоя уже заждалась.
   - Какая краля? - Романов вскочил, едва не свалившись со своего яруса - так удивлен он был словами тракториста.
 А тот лишь хитро улыбался, глядя как Алексей Александрович скачет на одной ноге, не попадая в штанину камуфляжа.
   - Ты бы сел на кровать, что ли, - наконец не выдержал он, - удобнее ведь. А краля - это Таня-Тамара; бегает с утра, какими-то бумажками потрясает, тебя требует.
   - А, это она еще анализы брала, - догадался вслух профессор.
   - Ага,  и у меня взяли - вместе с доктором этим, английским; даже два раза у меня брали, - похвалился Анатолий и закатал рукав, зашуршав мокрым полиэтиленов.
   Он ткнул под нос собеседнику сгиб локтя, на котором не было видно ни первой, ни второй точки - следа от иглы. Профессор не удивился - у него это место - там где он сам вчера подвергся процедуре ( практически безболезненной кстати - руки у никарагуанки были золотыми), тоже стало чистым, как только он стряхнул ногтем присохшую капельку крови.
   Романов был готов. Он накинул, кивнув головой в знак благодарности, накидку - предусмотрительный тракторист принес ему вторую - и выскочил наружу. Лагерь встретил его серой взвесью дождя и редкими силуэтами людей в накидках - точно таких же, как у него с Анатолием.
   - А где Александр Николаевич? - обожгла вдруг его неожиданная мысль, - неужели без меня к итальянцам пошел?
   Как оказалось, думал он с утра вслух, потому что Никитин, не отстающий от двигающегося вперед быстрой подпрыгивающей пробежкой товарища, тут же ответил:
   - А командира с утра нет. Взял с собой только Борьку и ушел - сказал в поиск. Даже Оксану с Бэйлой не взял - ходят теперь здесь под дождем со своими винтовками - злющие!.. Лучше им на глаза не попадаться. Меня его Оксанка так своими глазищами обожгла - до сих пор спина от страха мокрая.
   - Врет! - теперь уже действительно про себя подумал Романов, - любит приврать парень. Хотя...
   Впрочем, и эта, и остальные мысли тут же ушли на второй, или какой другой по счету план - в дверях лабораторного фургона его действительно ждала "краля". А профессор, поднимаясь по крутым железным ступеням, вдруг подумал - как хорошо было бы эти самые кавычки у слова убрать. Хорошо , голову его покрывала непромокаемая накидка, иначе его запламеневшие вдруг уши (была у Алексея Александровича такая особенность организма) были бы видны всем.
   Он даже спрыгнул назад , чтобы немного погасить смущение, как бы не стремился оказаться внутри фургона (конечно же, чтобы поскорее посмотреть результаты анализов, а вы что подумали?). Спрыгнул, что бы полюбоваться на толстенные поленья, на которых теперь стоял фургон. Ни колес с платформой, ни трактора, без которого здесь явно не обошлось, поблизости не было, и Романов спросил, попинав носком ботинка толстенный, не меньше метра в диаметре деревянный кряж:
   - Это как вы ухитрились?
   - Уметь надо, - гордо подбоченился тракторист, - прямо вместе с доктором внутри фургона на пеньки и перебросили. А платформу мы с Виталиком под грузовую оборудуем. Сейчас он там, - Никитин махнул в сторону лагеря, - скобы с мусорки снимает. Ржавые, заразы! Здесь-то быстро сняли, можно сказать - пальцами гайки скрутили. Англичанин этот проснулся, только когда фургон с платформы сдергивали.
   - И что?
   - Орал, как недорезанный поросенок и так же кругами вокруг нас бегал.
   - А вы что? - улыбнулся, представив себе эту картину, профессор.
   - А что мы? - пожал под накидкой плечами тракторист, - мы люди простые, деревенские. Языков не знаем - послали его на фиг и еще куда подальше.
   - Так ведь и он нашего языка не знает, - еще шире улыбнулся Алексей Александрович.
   - Ну вот так мы и поговорили, - Никитин тоже рассмеялся, - ну ладно я побежал, Витальку сменю. А ты тут Таньку не обижай.
   Анатолий убежал. а смущенный профессор все-таки поднялся в лабораторию.
   Здесь его ждала и Таня-Тамара, и доктор Браун. А еще  на кушетке лежала Сара Фаерман с перевязанными ступнями. Но израильтянка Романова не ждала - он спала, тих посапывая. Ее лоб покрывали мелкие бисеринки пота, и доктор Браун, перехватив встревоженный взгляд русского, поспешил его успокоить:
   - Все с ней будет в порядке. Хотя еще день-другой - и этой русской леди пришлось бы до конца дне передвигаться с помощью костылей. А полковник этот ваш - если не разбирается в медицине, так пригласил бы специалиста.
   Профессор едва не расхохотался - пригласил же ведь! - его самого и пригласил, хотя Браун особого желания при этом не изъявил; да к тому же еще пассаж доктора насчет "русской" Фаерман!
   - Ах да, - спохватился британец, - вы ведь за результатами анализов пришли; хотя я не вполне понимаю, зачем доктору филологии результаты медицинских обследований?
   - Мы раньше встречались? - удивился Алексей Александрович. Кажется никаких подробностей о себе он вчера не сообщал - так, профессор и все.
   - О да! - Браун даже улыбнулся - наверное впервые, как его увидел Романов, - имел удовольствие поприсутствовать на вашей лекции в Кэмбридже, в позапрошлом году.
   - Очень приятно, - профессору действительно было приятно, - ну и как?
   - Весьма впечатляюще, - порадовал его англичанин, - не со всеми вашими выводами был согласен, но ваша теория становления современного английского языка наделала шума в Лондоне... Да... Ну да ладно, давайте об анализах.
   Он буквально выхватил из рук никарагуанки бланки, заполненные латиницей и потряс ими:
   - Вы знаете, что это такое, профессор? - не будь здесь спящей больной, его гремящий голос достиг бы, наверное, каждого уголка лагеря, - это Нобелевская премия по медицине.
   - Увы, доктор - несколько остудил его порыв Алексей Александрович, - Альфред Нобель еще не скоро родится.
   - Да? - доктор так искренне удивился, что Романов невольно напрягся, вспоминая - а действительно ли англичанину сообщили об истинном положении дел.
   Но нет - с памятью у профессора все было в полном порядке; это британец забылся от невероятных для него значений в листках, которые он никак не отдавал русскому.
   - Так что Нобелевской премии пока тоже нет, - грустно улыбнулся ему Романов, - но мы можем учредить свою - имени доктора Брауна, например. Брауновская премия - как вам это нравится, доктор?
   Англичанин только махнул рукой. А русский профессор, быстро просмотрев листки, довольно кивнул - его теория подтверждалась, и сделал доктору неожиданное предложение:
   - Сегодня я читаю лекцию для жителей анклава, доктор Браун. Не хотите принять в ней участие в качестве содокладчика?
   - В каком смысле?
   - Доложите вот эти самые факты, - теперь настала очередь Романова потрясать листками.
   - Хорошо, - согласился вдруг британец, - только...
   Он ловко выхватил из пачки один листок:
   - Пожалуй, это не обязательно знать всем.
   - А что это за анализ ? - потянулся за листком профессор.
    Британец решительно спрятал руку с бланком за спиной, поколебался, но все-таки сказал:
   - Я думаю, вы понимаете, что такое врачебная тайна, мистер Романов, - профессор кивнул, - так вот это результаты анализов чернокожего мальчишки - Максимки, как его называет ваш громогласный друг Анатолий. Едва больную не разбудил. Хотя надо признать, весьма заботливый молодой человек - на руках принес ее сюда. Правда почему-то под конвоем сразу двух девушек с винтовками. Эта больная что - преступница?
   - Нет-нет, - поспешил успокоить Брауна Алексей Александрович, - просто это ее подруги и соплеменницы; они, видите ли, все трое израильтянки.
   - Да, - удивился доктор, - а я думал русские.
   - Вот это комплимент! - восхитился про себя профессор, - обязательно всех троих порадую.
   - Так вот, - продолжил британец, - с разрешения этого самого Анатолия - он назвался родственником мальчишки ( девушки перевели - догадался Романов) я... мы, - поправился он, увидев, как насупилась Таня-Тамара, - взяли у парнишки анализ и сегодня. Так вот: вчера этот мальчик болел СПИДом - помните о врачебной тайне, профессор - а сегодня он совершенно здоров. Более того - вчера у него было кровь третьей группы с положительным резус-фактором. Сегодня - первая группа и отрицательный резус-фактор. Вам о чем-то это говорит?
   - Обо все сегодня вечером, доктор Браун, - постарался увильнуть от ответа Алексей Александрович, отступая к двери, - я, знаете ли, сегодня еще не завтракал.
   - О!.. - восхищенно протянул доктор, - тогда поспешите. Сегодня Зинаида Сергеевна (очень чисто, практически без акцента назвал - специально тренировался, наверное) сегодня на завтрак подавала бесподобное копченое мясо. Правда пошутила, что это мясо мастодонта. Что? Это была не шутка?!
   Профессор, смеясь, выскочил под дождь, где его уже ждала Таня-Тамара, тоже в накидке. Впрочем он остановился и задумался на мгновенье, услышав вопрос Брауна вдогонку:
   - А о чем будет ваша лекция, профессор?
    Наконец он решительно потряс головой, обдав стоящую рядом никарагуанку целым водопадом брызг:
   - Пожалуй это будет лекция о том, что нужно сделать человеку, чтобы провалиться в прошлое на семьдесят  тысяч лет!..
   Всю дорогу до столовой, которая по случаю дождливой погоды переместилась в шатер, освещаемый сейчас все той же тусклой лампочкой от аккумулятора, что и на улице, девушка выговаривала Алексею Александровичу, который, на ее взгляд недопустимо халатно относится к собственному здоровью; и если ему - Алексею - некогда об этом самом здоровье позаботиться, то она - Таня-Тамара - лично проследит за всем.
   - За чем всем? - думал Романов, едва успевая за девушкой, - и вообще, при чем тут здоровье? Надо говорись совсем о другом - о том, что ему, как и Тане-Тамаре всего  двадцать лет, что с такой девушкой гулять восхитительно даже под дождем, и о многом-многом другом, чего он не сказал когда-то сорок лет назад, потом тридцать, потом двадцать... Потом говорить на подобные темы стало попросту не с кем - не с доцентом же Игнатовым...
   Короткая дорога от фургона до шатра кончилась, но девушка решительно шагнула внутрь вслед за ним - чтобы проследить, что он нормально позавтракает. "А может, просто хочет попрактиковаться в родном испанском?", - грустно подумал он.
   Но у Зинаиды грустить было не положено. Она, как и никарагуанка, немного повоспитывала профессора, пообещала на обед "обалденные пельмешки" и принесла обещанное мясо, не забыв похвалить автора это кулинарного чуда - коменданта Ильина.
   - Вот, - поставила она на стол миску, источавшую восхитительный запах копченого мяса, - молодец Валерка. Как и обещал - четырех сортов. Это на вишневых щепочках, остальное все расхватали. Многие по две порции съели, а Витька Иванов из дежурной смены даже с собой в караулку кусок захватил.
   - Да кто же ему даст на посту кушать? - не поверил Романов, как раз проглотивший очередной кусочек деликатесного мяса.
   - Так я у него то же самое спросила, -  Егорова тоже неодобрительно покачала головой, - а он сказал, что в свободную смену съест.
   Рядом сидела красивая девушка Таня-Тамара, пила чай с кусковым сахаром  (из сельского магазина - пояснила повариха) вприкуску; за компанию присела и сама Егорова; потом кружку с горяченным вкуснейшим чаем получил и профессор... И ни хотелось думать о предстоящем докладе, о множествах проблем, ждущих его и его товарищей; хотелось просто сидеть тут, наливаясь усыпляющим теплом (а ведь сколько проспал!) под мерный шепот дождя о парусину шатра и удивительную русско-испанскую беседу, где две девушки непонятно каким образом понимали друг друга.
   Увы - Романов даже не успел допить чай. Полог шатра откинулся и внутрь решительно шагнули Кудрявцев с Левиным. Одна накидка пристроилась у входа; Левин же, отказавшись от горячего чая - потом! - потоптался у входа и убежал в караулку, проверять дежурную смену.
   - Ага, - позлорадствовал профессор, - сейчас Виктору Федоровичу попадет!
   Он недолюбливал почему-то бывшего уголовника, хотя тот изо всех сил пытался сгладить впечатление от неприглядного инцидента первого дня. Впрочем мысли об Иванове тут же исчезли - потому что полковник со старшим сержантом сходили в этот самый поиск не зря - новости были, и новости очень важные.
   Александр Николаевич дождался, когда убежавшие девушки принесут горячий чай и новую розетку с колотым сахаром; с удовольствием выпил полную кружку, аккуратно хрустя лакомством - да, сейчас для них и сахар был лакомством, а потом поведал и профессору, и Орейра с Егоровой о результатах поиска.
   - Все, - сказал он, а профессор тихо переводил на испанский, - нет больше кардинала, доигрался; самого принесли в жертву.
   - Это как? - спросила Зинаида.
   - Очень просто, - ответил командир совершенно спокойным тоном, - кто-то тюкнул его по темечку. Тупым твердым предметов. И в кусты оттащили - ребята ведь еще не знают, что твари все кончились.
   - И что? - задал не совсем конкретный вопрос Романов, но командир его понял.
   - И ничего. Заперлись макаронники в самой большой комнате, и дрожат там, наверное, от холода и голода. Мы заходить на огонек не стали - еще действительно получишь в живот по команде "Огонь!" из пистолета; или твердым тупым предметом по темечку. К тому же итальянского мы с Борисом не знаем, а ты, Алексей Александрович, с нами пойти не захотел.
   Романов хотел возмутиться, но наткнулся на веселый взгляд командира и передумал. Напротив, теплое чувство благодарности за проявленную утром заботу заполнило его и он в ответ так же весело улыбнулся.
   - А дальше? - спросил он.
   - А дальше, через пять километров вдоль поймы, - полковник хитро покосился на Алексея Александровича - все те же пять километров, - еще один лагерь, не такой потрепанный.
   - И кто там?! - дружно воскликнули трое слушателей, даже никарагуанка, хотя последних слов командира профессор не успел перевести.
   - Мы с Левиным решили, что ее соседи, - Александр Николаевич показал на Таню-Тамару, - колумбийцы. Посидели немного в кустиках, понаблюдали. Ходят там под дождем важные парни с кольтами на боках - вот такими.
   Кудрявцев раздвинул на столе ладони так, что между ними оказалось половина столешницы. Профессор никакой связи между изобретением полковника Кольта и Колумбией не прочувствовал, потому спросил:
   - А почему колумбийцы?
   - Так у них на центральном участке - ну там, где у нас баня, а у израильтян Стена Плача, - пояснил он девушкам, не сразу понявшим, о каком участке идет речь, - так вот у них этот участок кокой зарос.
   - Ты знаешь, как выглядит  кока? - поразился Романов.
   - Знаю, - помрачнел полковник, - когда (не если, а когда!) этот лагерь будет нашим, мы эту заразу под корень изведем.
   -  Но ведь кокаин это не только наркотик, - с помощью профессора попыталась возразить никарагуанка, - это еще и лекарство, анестезия там...
   - Когда этот лагерь будет нашим, -повторил командир совершенно спокойным, и от того пугающим тоном, словно не услышав Таню-Тамару, - мы эту заразу уничтожим.
   В шатер ворвался комендант, от порога достав всех сидящих за столом мелкими брызгами. Он тут же был отправлен наружу - за итальянцем, за Басилио Луччи, о котором  вчера ввиду внезапно начавшегося ливня благополучно забыли.
   Теперь профессор Романов служил переводчиком с итальянского на русский. Этот разговор можно было назвать служебным, поэтому девушки понятливо исчезли, обеспечив горячим напитком вернувшегося Левина.
   Парня терзали вопросами сначала вместе полковник с Ильиным. Последнего больше интересовало "приданое" итальянца - то, с чем последний появился в этом мире. Оказалось, что Басилио в момент переноса находился на рабочем месте - в складе из гофрированного железа; работал он там упаковщиком в интернет магазине, специализировавшемся на поставках разных полезных вещей фермерам.
   - А насосы, насосы водяные там были? - комендант едва не взвыл, услышав от итальянца "Си, сеньор!".
   А волшебное слово "Грюндфос" едва не отправило Валерия Николаевича в обморок. Оказалось, что слово это обозначала фирму, выпускающего глубинные насосы, и именно их в количестве четырех штук совсем недавно (отправить еще не успели!) упаковал Луччи  в комплекте с автоматикой, защитой от сухого хода и специальным проводом синего цвета -  по пятьдесят метров на каждый насос.
   - Ерунда, - заявил тут же Левин, - дерут за такой провод в пять раз больше, чем за обычный, а можно простой провод на два с половиной квадрата в тройной защите провести - прослужит не меньше.
   Комендант аж замахал на него руками - не мешай!
   Оказалось, что Базилио как раз упаковывал шесть (!) бензопил: " не таких как ваша, профессиональная, двести шестьдесят вторая. У меня "Хускварны" были поменьше - двести пятьдесят седьмые".
   Именно в этот момент профессор понял, что в головоломке прошедших дней кажется начинает проясняться невероятная везучесть русских (в кои-то веки). И на вопрос, почему Оксана Гольдберг прибежала именно к ним, а не повернула на перекрестке; и почему именно в направлении их лагеря удрал щенок тибетского мастифа; и наконец почему эти итальянцы сбежали от ужасов собственной диаспоры не к тем же колумбийцам, а... Впрочем, эта теория была пока сырой, и могла рассыпаться в любой момент, но пока она работает в их пользу, пусть существует - Романов сделал великодушный жест, про себя конечно, потому что вслух он продолжал переводить с итальянского.
   Потом вопросы закончились, и командир с комендантом пошли проверять, как идет переоборудование грузовой платформы; Романов увязался за ними, хотя переводчик там, конечно же не требовался. Трактор уже пыхтел сизым дымом в трубу глушителя, и Никитин широко улыбнулся им из кабины "Беларуси": "Смотрите!"
   Он дернул за какой-то рычаг ; зашевелился, словно сытая длинная змея, черный шланг, тянувшийся от трактора по днище нового транспортного средства и задний борт бывшего мусорного прицепа вдруг пополз вверх, открывая общему обзору на удивление чистый и сухой кузов. Из него даже не пахло. А комендант довольно улыбнулся, когда командир похвалил его - не зря два  человека с утра отмывали этот агрегат. Полковник с Ильиным еще раз переглянулись, теперь уже откровенно заговорщицки, и Романов понял - скоро "Беларусь" куда-то поедет - да хотя бы за теми же насосами "Грюндфос".
   - Неужели Александр Николаевич изменит своим принципам и поедет силой отбирать  нужные ему вещи?
   Но нет! Совсем скоро Басилио Луччи  снова был призван к командиру - теперь уже в гараж, а точнее в ту его часть, куда вход был разрешен немногим. За столом  перед компьютером сидела Маша Котова и печатала под диктовку полковника (по такому случаю даже внепланово дали свет) совершенно добровольное заявление итальянца о принятии его в русскую общину со всем (в этом месте Кудрявцев хищно усмехнулся) принадлежащим ему имуществом. И Романов, переводя все это на итальянский (а документ готовился в двух экземплярах, каждый на двух языках), пожалел того, или тех несчастных, кто попробует поставить легитимность этих бумажек под сомнение. Наконец все необходимые подписи были поставлены; довольный почему-то Басилио отправился на обед - кушать русские равиоли, а профессор с полковником и с присоединившимися к ним израильтянками - поначалу очень сердитыми, а потом оттаившими и взглядами и словами, потихоньку курсировали между лагерем и его новыми границами - впервые за эти дни совершенно свободные от дел. Дождь практически прекратился, только с мохнатых лап секвой иногда вниз летели тяжелые капли.
   Но небо было до сих пор низким, темным - готовым пролиться новыми потоками влаги. На вопрос Романова о планах на сегодняшний день командир легкомысленно махнул рукой.
   - Никуда от нас итальянцы не денутся. А встречу на высшем уровне проведем завтра, под солнечными лучами. А то им наверное и разместить-то гостей сейчас негде. Тем более, Алексей Александрович, тебе кажется есть уже что сказать обществу.
   - Есть, - обреченно кивнул головой профессор и поведал полковнику, а с ним вместе и Оксане с Бэйлой, и появившемуся неизвестно откуда Малышу о своих сомнениях. В подробности он не вдавался, но сказал, что его выводы могут не понравиться кое-кому, и даже привести к расколу этого самого общества на части. Так что он - Романов - сомневается, нужно ли говорить всю правду.
   - А что, эта правда все-таки станет доступной для всех?
   - Несомненно! - твердо заявил профессор, - и очень даже скоро. Она на глазах у всех - просто люди еще не успели присесть, поразмышлять, обратить внимание на некоторые несуразности.
    - Ну что ж, - подвел черту командир, - тогда ничего скрывать и не надо. Будем с нашими товарищами честными. А пока пойдем тоже пообедаем.
   Романов не был голоден. Но в направлении столовой шли доктор Браун с никарагуанкой, и профессор оказался у шатра даже раньше Александра Николаевича.
Последний, впрочем задержался чтобы дать поручение завершившему как раз трапезу Ильину:
   - Валерий Николаевич, распорядись собрать через полчаса всех... ну хотя бы в бане. Без дежурной смены, конечно. Поместятся все-то?
   Комендант прикинул что-то; он явно считал увеличившееся население лагеря. Наконец кивнул:
   - На всех трех этажах разместим. Детей тоже звать?
   - Зови, - кивнул командир. - не помешают.
   Пельмени наверное действительно получились "обалденными" - во всяком случае все нахваливали и не стеснялись просить добавки. Романов совершенно не чувствовал их вкуса, но тоже попросил еще одну порцию, которую шустро и принесла одна из молодых сириек - Алексей Александрович из пока не различал. Может он сделал это вслед за Таней-Тамарой? Во всяком случае и эта порция, и чай с сахаром исчезли со стола, а профессора начала бить мелкая дрожь - так основательно он не переживал даже перед своей первой лекцией в университете. Вдруг на его ладонь легла теплая смуглая ладошка и негромкий голос по-испански сообщил ему, что она - Таня-Тамара Орейра - будет рядом. По-испански здесь никто, кроме них двоих не говорил, но звучное "Спасибо" на этом языке поняли, конечно, все. А Романову действительно стало легче. Осталась только та необходимая толика взволнованности, без которой не может обойтись ни один опытный рассказчик.
   Генератор по-прежнему работал, так что светло было и в столовой, и в бане, которую постепенно заполняли люди - мужчины, женщины, дети; даже собаки в лице щенка, которого дальше коридорчика на первом этаже не пустили.  Впрочем профессор, который стоял у лестницы на втором этаже, прекрасно видел Рекса (Джимми) вместе с Лией; Никитина, сидевшего рядом с Виталиком, а за их широкими спинами серьезные лица Тагер и Егоровой; командира и Оксану; доктора Брауна; доцента Игнатова; коменданта Ильина с обеими женами; и еще многих других - товарищей по несчастью или - может - наоборот по счастливому случаю, собравшему их здесь вместе.
   Он даже вздрогнул, когда кто-то на чердаке, будто прочитав его мысль, фальшиво пропел: "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались..."
   И конечно рядом была, как и обещала, Танечка; или Тамарочка - Алексею Александровичу оба имени нравились одинаково. Он улыбнулся никарагуанке и начал лекцию:
   - Дорогие друзья, мы собрались сегодня здесь, что бы ответить наконец на вопросы, которые совсем недавно сформулировал Александр Николаевич: как мы оказались здесь, где именно, и что нам теперь делать? Я бы добавил еще несколько: почему именно мы; кто это сделал и зачем? Я должен сейчас поблагодарить всех вас - никто не отказался отвечать на вопросы, отвечали, я уверен, предельно откровенно, и теперь вот здесь , - Романов потряс ежедневником, - есть ответы практически на все вопросы. Совсем недавно, пару часов назад, на вопрос уважаемого доктора Брауна... Да-да, - профессор повысил голос, заглушая возникший гул недовольных голосов, - уважаемого; доктор Браун один из лучших практикующих врачей Великобритании, а все недоразумения, возникшие в последнее время, легко объяснимы и устранимы.
   Алексей Александрович поймал благодарный взгляд британца, который, как и все англоязычные, внимательно слушал синхронный перевод Оксаны, и продолжил:
   - Так вот, доктор задал вопрос : "Как будет называться наша лекция?" - да, да - наша, потому что многое сегодня мы будем формулировать общими усилиями. Так вот я ответил ему: "Что надо сделать человеку, чтобы провалиться в прошлое на семьдесят  тысяч лет?" Надеюсь все в курсе, как далеко в прошлое нас забросила неизвестные пока силы?
   - В курсе, - ответил за все Никитин, и профессор понял, кто сегодня будет его главным оппонентом, ну и по совместительству комментатором всех спорных моментов доклада.
   - Итак  нам сегодня достоверно известно, что всех нас выдернули сюда из две тысячи пятнадцатого года от Рождества Христова, в период с первого по тридцатое сентября. Я лично вместе с Романом Петровичем попал сюда пятнадцатого; наш командир - восемнадцатого; так что когда мы освобождали наших очаровательных израильтянок из бандитского плена - тут он поймал сразу несколько ироничных взглядов - и полковника, и обеих израильтянок, и естественно , тракториста и смущенно улыбнулся в ответ, - так вот, когда уничтожали остатки банды ИГИЛ - запрещенной в России террористической организации, как принято сейчас говорить у нас в стране; так вот - тогда, в вашем восемнадцатом сентября, товарищ полковник, вы еще не знали, что через пару недель, тридцатого сентября, самолеты военно-космических сил России нанесут первый удар  по объектам террористов в Сирии.
   - Да ты что! - полковник даже вскочил с места, как и многие другие, а чей-то женский голос наверху ахнул "Война!?"
   - Нет, - поспешил успокоить профессор, - президент Путин заявил, что никакой наземной операции со стороны России не будет - только помощь законному правительству Сирии.
   - И что? - спросил кто-то жадно опять таки сверху,  - как американцы восприняли, и остальное НАТО ?
   - В шоке! - коротко прокомментировал Романов.
   - Молодец, Владимир Владимирович! - заявил кто-то опять на чердаке, - так и надо!
   - И что? - теперь спрашивал командир, - есть результаты?
   - Не знаю, - пожал плечами профессор, - к нам последними Ершов с Дубовым последними попали, как раз из тридцатого - они мне и рассказали.
   - А что, вы не знали? - искренне удивился, обводя всех взглядом, Виталик.
   - Но давайте к нашим проблемам, - поспешил вмешаться профессор в начинавшийся разговор Дубова все с тем же Никитиным, - итак на вопрос  доктора я готов дать ответ: каждый из нас перед перемещением сюда произнес - вслух или про себя слова: "Я никому не нужен в этом мире!"
   На несколько мгновений наступила абсолютная тишина, так что стало слышно, как где-то вдали шумит генератор. Потом люди словно взорвались воспоминаниями: "Точно!", "И я!", "И я так сказала!". Всех вдруг перекрыл возглас коменданта "А я ничего подобного не говорил!".
   - И я не говорил, - палец доцента негодующе уперся  почти в живот Романову - так тесно сидели люди.
   - Совершенно верно! - согласился Алексей Александрович, - зато их сказал я, вспомните!
   - Точно, - вспомнил Игнатов, - но вы ведь не всерьез, вы пошутили!
   - Верно, - согласился Романов, - больше того: хотите знать, что сказал в то мгновенье старший сержант Левин, здесь отсутствующий?
   И продолжил, не дожидаясь согласия товарищей, - он сказал, почти дословно: "Пока в Хайфе есть свет, Боря Левин никому не нужен!"
   - А я сказала, что никому не нужна кроме своих детей и внуков, - прошептала Зинаида так громко, что ее, наверное, услышали все.
   - Так вот, продолжил Алексей Александрович, - каждому из нас, как участнику какой-то рекламной акции полагался бонус. Во-первых, нам вернули молодость и здоровье; как это сделали, я не знаю, хотя свою версию немного позже выскажу. Во-вторых, нам позволили взять с собой часть окружающего пространства - кубик размером пять на пять метров - со всем его содержимым, живым и неживым. Таким образом, я прихватил сюда Романа Петровича, Ершов - Дубова, а Анатолий - Олю Ульянову, ну и так далее.
   - Я не хотел, - вскочил на ноги теперь тракторист, - прости меня баба Оля!
   Непонятно было, говорит он серьезно или дурачится, но Ульянова, стоящая позади него рядом с Бэйлой, стукнула его на всякий случай по затылку: "Сядь, не мешай слушать!"
   - И вот тут, дорогие мои, - профессор понизил голос, словно пытался заинтриговать слушателей, - у меня возник первый вопрос: " А как так получилось, что никто из нас при переносе - назовем это так - никто не получил ни малейшего повреждения? Почему неизвестная нам сила с легкостью режет сталь, бетон, песок и так далее, а люди и животные под эти огромные лезвия не попадают?
   - Как не попадают? - не согласился штатный оппонент, - а та девушка, под паровозом?
   - Нет, - поддержал Романова командир, - она живой сюда попала - это тепловоз так неудачно разрезало, что он на нее упал. Я даже крик слышал.
   - Это что же, - побледнел вдруг Дубов, - если бы Ершов на метр промахнулся, я бы сюда без передка КАМАЗовского прибыл, да без рук и ног?
   Он даже прихлопнул поочередно ладонями по сгибам рук в локте, показав обществу два не совсем приличных жеста.
   - Вот здесь я, друзья, сделал свое первое предположение, краеугольное так сказать. Оно подтверждается только косвенными фактами, но пусть так и останется - я вовсе не имею желания заглянуть такому прямому факту в лицо.
   Я предположил, что какая-то могущественная цивилизация, или отдельные представители, или единственный представитель по какой-то причине отправили нас сюда. Не сами лично, конечно - для этого есть какие-то помощники, или помощник - искусственный интеллект; компьютер, если хотите, естественно несопоставимый с нашими по своим возможностям. Мы уже знаем некоторые черты того, кто так "подшутил " над нами. Это всемогущее существо, или группа существ, считающие себя гуманными настолько, что даже теоретически не представляют - как это, убить или даже ранить живой организм.
   Так вот - второе предположение - это существо натыкается в своих странствиях на Землю, наблюдает за нами и понимает, что человек рано или поздно уничтожит эту цивилизацию.
   -Зачем? - воскликнула Оля Ульянова.
   - Не знаю, - искренне ответил профессор, - это же только предположение; может они проследили историю развития человечества, и выяснили. что несколько цивилизаций предки человека уже уничтожили? Под корешок, так сказать.
   - Ага, - поспешил поделиться знаниями на удивление начитанный тракторист, - неандертальцев например, Это такие люди, вроде Николая Валуева, в шкурах и с копьями в руках.
   - Ну.. - примерно так, - согласился Романов, - сейчас эти самые неандертальцы живут себе преспокойно по всей Европе и не ждут  никаких потрясений - например встречи с предками людей, как мы выяснили, очень любознательных и агрессивных.
   - И что с ними случилось?
   - Пока ничего, - ответил Алексей Александрович, но примерно через сорок тысяч лет где-то в Пиренеях люди убьют последнего неандертальца. Возможно, даже съедят. А если это будет неандертальская девушка, то и по другому как попользуют.
   - Фу, - какая гадость, - не выдержала Егорова, - какие ужасные вещи вы говорите, Алексей.
   - Увы, это факт, - вздохнул профессор, - доказано - в геноме современных европейцев от двух до четырех процентов генов этих самых неандертальцев. У нас от них светлый цвет кожи и волос, прямой нос - которым намного удобнее дышать в холодной Европе.
   - А у Николая Валуева, наверное все сто процентов, - снова влез с хохотком Анатолий.
   - Ну и что нам до этих неандертальцев, и остальных древних приматов, - задал вполне резонный вопрос Игнатов, - щелкнуло бы это существо пальцами - и планета наша в пыль. Или уничтожило бы кого-нибудь - Гитлера там, или Сталина; или Чингизхана, раз уже оно в прошлое может перемещаться...
   - Нет, - не согласился с ним профессор, - помните - они не могут никого убивать по определению. К тому же убрать кого-то из мировых лидеров - совсем не решение проблемы. Вектор развития человечества немного вильнет - не более. Представьте себе лавину, набирающую ход - как ее остановить?
   - Убраться подальше, вот и все, - предложил Анатолий.
   - Ага, бросить все - дом, хозяйство; предать какие-то, может миллионолетние традиции? Вот  вы, Зинаида Сергеевна, чтобы сделали, если бы у вас на кухне завелись тараканы, а травить их нельзя. И тапком бить запрещается. Бросили бы дом?
   - У меня на кухне никаких тараканов никогда не было и не будет! - возмущенно заявила Егорова, - надо в чистоте кухню содержать, вот никакая гадость и не заведется.
   - Вот ! - вскричал Романов, - вот решение проблемы - простое и элегантное. Просто надо убрать с места тот камешек или снежинку, вокруг которой и сформируется лавина. Убери камешек - не будет лавины, и тапком хлопать никого не придется.
   - И сейчас этот камушек.., - начал Игнатов.
   - Совершенно верно, - продолжил профессор , - сейчас это камушек движется к нам. Примерно за семьдесят  тысяч лет до наших дней - тех дней, из две тысяча пятнадцатого - группа древних людей, не больше ста человек, пересечет пролив Баб -Эль-Мандеб, по другому его называют "Вратами смерти" и начнет свой путь в Европу, и дальше по всему миру. В наше время по этому проливу танкеры ходят, а тогда он был намного  мельче - скорее цепь островов, по которому наши предки и перебрались на территорию современного нам Йемена. Где мы кстати тоже и находимся.
   - Ерунда какая-то получается, - не поверил тракторист, - ну углубили бы эти самые "Врата" - и переносить никого не пришлось бы...
   - И куда бы повернули бы древние? Как бы повернулась история? Может, их потомки уже через двадцать тысяч лет вышли бы в космос. Нет, это существо рисковать не будет. Но и убить напрямую их не может - мы же договорились!
   - Нет, не сходится, - возразил вдруг командир, явно вспомнивший что-то, - ладно я - почти с последнего этажа дома попал сюда; а Зинаида Сергеевна, к примеру - с третьего. А какой у вас дом был, Зина?
   - Семнадцатиэтажный, - буркнула повариха.
   - Вот, - поднял палец Кудрявцев, - там сейчас завалы разбирают как  в Америке после одиннадцатого сентября. Какой уж тут гуманизм?!
   - Ага, - Алексей Александрович не смутился; напротив - обрадовался, - наконец-то! А я ждал, кто первым задаст этот вопрос. Спасибо, Александр Николаевич. Этому парадоксу есть только одно объяснению - никто никуда нас не переносил!
   Он замолчал, а за ним и все остальные в бане. Опять стало слышно работу генератора. Наконец первым со ступени встал, оказавшись прямо перед Романовым - кто бы мог подумать - Никитин.
   - Ау, профессор! - он пощелкал перед глазами лектора пальцами, - я тут; я живой!
   - Согласен, - не смутился Романов, - и ты живой, и я, и все остальные. Я имел в виду, что нас не переносили сюда в физическом смысле. Просто тот компьютер снял наши копии, - поместил их в файлы (назовем так), синхронизировал по времени - помните, от первого до тридцатого сентября, а мы попали сюда одновременно. Подлечил нас, омолодил, а может еще какие качества придал - вот у тебя, Толя, рука отросла - это нормально? Да и перенести сюда намного проще в виде информационного импульса, или потока, чем в виде физического тела. И уже здесь, на месте, снова получились живые Кудрявцев, Никитин, Браун и все остальные... Из местного материала, кстати; поэтому ни мы новому миру, ни он никакой угрозы не несем - плоть от плоти, можно сказать.
   - Матрица!   - воскликнул опять Анатолий, очевидно вспомнив известный фильм.
   - И что, это возможно? - удивилась Ульянова, - вот так из компьютера живого человека?
   - Деревня! - повернулся к ней тракторист - ее односельчанин, между прочим, - такое даже наши уже умеют - выращивают органы. Три дэ технология называется!
   - Давайте продолжим, - поспешил прервать его докладчик, - теперь о другой особенности нашего предполагаемого сверхсущества - о его необъяснимой слабости к цифре пять.
   - А это важно? - спросил теперь Игнатов.
   - Важно хотя бы для понимания сути нашего ... противника - назовем его так. Может, здесь отыщется какая-то слабость. К тому же эта цифра имеет для нас вполне прикладное значение. Смотрите - в нашем лагере двадцать пять участков, с центром - баней, в которой мы и находимся. Подобным образом построены и все другие анклавы:  сирийский, израильский... Резонно предположить, что и весь этот лес, родина собакомедведей и махайрода, тоже как-то соотносится с цифрой пять. Я думаю, что он тоже состоит из двадцати пяти больших участков - размером уже пять на пять километров... А рядом такие же участки, и их, можно предположить, тоже пять. Значит, всего у нас в соседях сто двадцать пять анклавов, сто двадцать четыре без нашего; и эти люди ждут нас...
   - Не бьет, - заявил вдруг тракторист.
   - Что не бьет? - удивился профессор.
   - Так в центре тоже должен быть какой-то символ - или я неправильно эту тварь всемогущую понимаю. А какой тут символ?
   - Провал этот, с медведицей седой и деревьями странными - он ведь как раз может быть в центре, - вспомнил вдруг Кудрявцев.
   - И символ там был - Золотая Баба! - обрадовался профессор, - только к чему такой символ, непонятно?
   - Ну-ка, ну-ка, что это за символ? - заинтересовался Анатолий, и Романов, впечатленной его эрудированностью, описал золотую статую, погребенную теперь огромными каменными блоками вместе с останками стаи хищников.
   - Ха! Профессор называется! - тракторист даже повертел головой, словно искал место, куда можно сплюнуть от презрения, - да ты бы хоть картинки смотрел бы в журналах, когда читаешь. Золотая Баба - она баба и есть - толстая, кривоногая - как Будда, только женского рода. А то, что ты тут описываешь, больше на саркофаг египетского фараона смахивает.
   - Точно! - профессор вцепился руками крепче в перила, чтобы не загреметь по лестнице вниз от возбуждения, - а те каменные блоки - развалины пирамиды.
   - Интересно знать, кто там был - Хеопс, или, к примеру Тутанхамон? - мечтательно протянул Никитин, - может получится достать этот гроб золотой...
   - Нет! - одновременно воскликнули командир с Оксаной, - даже не думай!
   - Ну нет, так нет, - покладисто согласился тракторист.
   - Семь! - все взоры переместились на Ежикова, и его лицо стремительно покраснело; удивительно - человек всю жизнь проработал учителем и до сих пор смущался, словно впервые выступал перед аудиторией, - Семь! - повторил он, - тогда участков должно быть семь - ведь у нас было семь чудес света, а пирамиды - как раз одно из этих чудес.
   - Возможно, возможно..., - прошептал Алексей Александрович, - это конечно не меняет кардинально всей картины, но...
   - Да не парься, профессор, - успокоил его Никитин, - это же все элементарно проверяется.
   - Как, - встрепенулся Романов, - как проверяется?
   - Очень просто, - захохотал Анатолий, - надо пойти и посмотреть.
   - Действительно, как просто - пойти и посмотреть все семь чудес света, или то, что от них осталось. Кстати можете назвать все семь? - профессор строго, словно поверх очков, про которые вот уже четвертый день и думать забыл, оглядел аудиторию - всех, кого смог.
    Оказалось, что про чудеса слышали все, но перечислить их без шпаргалки смог только... конечно же Никитин:
   -Пирамиды, мы про них уже говорили; статуя Зевса в Олимпии, Храм Артемиды в Эфесе, мавзолей в Галикарнасе, колосс Родосский, Александрийский маяк ну и... висячие сады Семирамиды. Кажется все.
   - Про эти сады я тоже слышала, - впервые за этот вечер подала голос Лариса Ильина, - красота, говорят, неописуемая. Вот бы нам их вместо египетской развалины.
   - Ничего , Лариса Ивановна, - успокоил девушку командир, - у нас сады еще лучше будут. Потому что для Семирамиды рабы старались, а мы сами их посадим, для себя - с любовью, договорились? Смотрел он при этом на Гольдберг, но закивали все девушки, да и многие парни тоже.
   - Розетта! - опять выкрикнул Ежиков, - розетта Кеплерера!
   Романов теперь к словам бывшего учителя и писателя отнесся вполне серьезно, тем более расслышал, как тракторист чуть слышно пробормотал: "Что-то я об этом слышал!"
   - Может Кеплера? - спросил осторожно Алексей Александрович. Про Кеплерера он никогда не слышал, а то, что Кеплер - один из основателей астрономии, знал даже он, - и что такое розетта?
   - Может и Кеплера, - покладисто согласился учитель, - а розетта - это такая звездная система, когда пять планет вращаются на одной орбите вокруг звезды - очень прочное образование. На одной планете живут, на другой хлебушек выращивают, на третьей корабли звездные строят... Это я в одной книге читал - "Мир Кольцо" называется. Может, это ваше сверхсущество как раз в такой системе и живет?
  - Может.., - начал соглашаться профессор, но его опять прервал Никитин:
   - Точно, вспомнил! "Мир Кольцо" - я тоже эту книжку читал. Классная! Там еще про обычай прикольный говорится - ришатра называется, ну когда два народа о мире договариваются, значит  его полномочные представители должны того... потраха...
   - Бац! Бац! - сразу две затрещины по многострадальному затылку заставили его проглотить окончание последнего слова - это Ольга Ульянова, а за ней и Бэйла Тагер остановили озорника. Романов удивился - Ульянова понятно, а Тагер за что - перевести-то Оксана не успела. "Для профилактики, наверное" - решил он и опять повернулся к парню. Тракторист сегодня был настоящим содокладчиком. Именно благодаря ему лекция получалась такой живой и... не такой скандальной, как того ожидал Алексей Александрович. Хотя самое неприятное было впереди. Анатолий, почесав затылок продолжил:
   - Причин можно найти полно. Может, у твоих "друзей", профессор, всего одна рука на каждого.
   - Как одна рука? - опешил лектор.
   - Ну что тут непонятного? - тон тракториста опять стал  снисходительным - он словно первокласснику объяснял, - у нас десятичная система почему? Потому что две руки, а на них десять пальцев. Значит, если у них по одной руке, значит и пальцев всего пять, и цифру эту суют куда надо и куда не надо; а может, у них по пять рук, или вообще по пять...
   Он повернулся, и только благодаря этому благополучно увернулся от очередных подзатыльников - Ульянова с Тагер были наготове.
   - Ну вот мы и разобрались с волшебной цифрой пять, - грустно улыбнулся профессор, - а теперь, дорогой товарищ Никитин, раз ты такой умный, попробуй ответить на такой вопрос: почему у тебя вдруг самым невероятным образом выросла новая рука, а твоя землячка Оля четвертый день за бок держится - никак банальная трещина в ребре не зарастет; или почему Мария Закс бегает по лагерю не останавливаясь, а Саре Фаерман наш доктор грозился ноги отрезать, если бы она попала к нему  на день-другой позже? Ведь это ты, кажется, обрабатывал раны девушкам?
   - Так я ж старался, Алексей Александрович, я ж не медик! - парень готов был провалиться сквозь лестницу, на которой сидел.
   - Да никто тебя не обвиняет, - махнул рукой профессор, - доктор даже похвалил твои повязки. Так почему такая разница?
   - Ну не знаю, - успокоился наконец Анатолий, - так сразу и не скажешь.
   - А давайте у самого доктора и спросим, - может он сразу и скажет. Пожалуйста, мистер Браун, - это он сказал уже по-английски.
   Переводила конечно же Гольдберг. Британец откашлялся , словно попытавшись придать солидности своему помолодевшему лицу и начал свою часть лекции:
   - Я буду краток, поскольку все, что могу доложить уважаемому собранию - это результаты анализа крови некоторых из наших... сограждан, - выдавил все-таки из себя последнее слово доктор, - Конечно, надо будет взять образцы крови у всех, но и сейчас могу сказать, что  собравшихся здесь можно разделить на три группы: первая - женщины и дети женского пола - у всех них, я полагаю окажется первая группа крови с положительным резус-фактором; вторая - мужчины и мальчики - тоже с первой, но с отрицательным резус-фактором. И наконец последняя - самая многочисленная, к ней, кстати относится и уважаемый мистер Никитин... Я, конечно не видел, как у него регенерировала конечность, но...
   - А давайте покажем доктору, - весело предложил Дубов, - отрежем Тольке руку сразу по локоть, или по плечо... - пусть регенерирует!
   - Ага, - подхватила улыбающаяся Ольга, и Бэйла тоже улыбнулась, добавив что-то на иврите, отчего засмеялись уже все израильтянки, - или что-то другое отрежем, вот ему и будет "ришатра"!
   Смеялись все, и громче всех - сам Анатолий; смеялись до тех пор, пока негромко - но так, что услышали все, не спросил Кудрявцев:
   - И что там с этой группой, доктор.
   Веселье мгновенно прекратилось, а британец пожал плечами:
   - Не могу сказать ничего определенного. Ни группы крови, ни резус-фактор, как их понимает современная наука, определить у этих людей не получилось. Одно могу добавить. Когда мы с Таней-Тамарой взяли кровь на анализ у мистера Никитина повторно...
   - Зачем? - мгновенно отреагировал командир.
   - А ему понравилось, - англичанин, оказывается тоже умел шутить, - а вообще-то по наитию, уникальный ведь экземпляр, - Анатолий "мистера" стерпел, но на "экземпляр" вскинулся. хотел вернуть его доктору с русскими прилагательными, но сдержался, заметив дернувшиеся губы полковника.
   - Так вот, - закончил Браун, - через пять минут после первой пробы в крови А-на-то-ли - я ( он так и произнес - по слогам) произошли удивительные изменения. Одно из них - мгновенное увеличение лейкоцитов - в сотни раз. Так что пилить руку еще раз не надо - я теперь вполне допускаю, что мистер Никитин - тот самый Дункан МакЛауд из сериала про Горца.
   И опять в бане воцарилась тишина. Пока наконец Зина Егорова не хмыкнула:
   - Кощей Бессмертный он, а не Горец - жрет за троих, принцесс всяких своими ришатрами пугает, а поле вспахать уже три года обещает...
   - Так ведь дождь, Зиночка, - попытался оправдаться Анатолий.
   - Цыц! - Егорова повернулась теперь к профессору, - так что там насчет Кощея, профессор, правда?
    - Бессмертия не может быть в принципе, - ответил Романов, - вы ведь все видели, как погибли трое наших в первый день, а уж о сирийцах и израильтянах и говорить нечего...
   - А что и они все тоже?..
   - И они тоже, - кивнул Алексей Александрович, - но не все. Кто-то остался обычным смертным, а кто-то - вот Никитин, например, вы, Зинаида Сергеевна, наш командир, Оксана.., я.., ну и многие другие...
   - Ну и за какие такие заслуги вам такие привилегии, - голос Ульяновой, уже понявшей, что в круг "избранных" она не попала, был не злым, как опасался профессор, а скорее любопытным.
   - Заслуг тут никаких нет, - честно ответил Романов, - есть воля случая и злая воля того, кто нас сюда перебросил. Помните, я говорил, что нас послали сюда с определенной целью - остановить группу хомо сапиенс. Так вот от того места, где они могли пересечь пролив до нас километров сто двадцать - сто тридцать...
   - Или ровно сто двадцать пять, - заметил неугомонный Никитин, - пять умножить на пять умножить на пять.
   - Или так, - согласился Алексей Александрович, - и когда эти первооткрыватели Европы, и Азии заодно дойдут до нас?
   - На тракторе бы я за день доехал, - быстро прикинул Анатолий, - а пешком... если без остановок - дня за два-три управился бы.
   - Так то ты! А средняя скорость расселения наших предков по Европе была ... четыреста метров!
   - В день? - уточнил тракторист.
   - В год!
   - Как это? - не поверил Никитин; лекция сейчас превратилась в диспут профессора с трактористом, и не всегда при этом ученый оказывался на высоте. Товарищи слушали их с вниманием, никто не возражал против; впрочем нет - доцент Игнатов вдруг поинтересовался с долей подозрительности в голосе:
   - А откуда вы все это знаете, Алексей Александрович? Вы ведь не историк, не астроном - вы вообще раньше ничем кроме языков не интересовались?
  Профессор возликовал в душе - пусть Роман Петрович спрашивает о чем угодно, только не о том, как получилось, что профессор Романов обрел, так сказать, "бессмертие", а он - Игнатов - в виде бонуса получил только первую группу крови с отрицательным резус-фактором: в ином результате анализа крови доцента докладчик не сомневался. А ответил он предельно кратко и откровенно.
   - Из Википедии.
   - Ага, - вскричал Ежиков, забывший вдруг о своей застенчивости, - нам с Романом Петровичем не разрешили, а вам - пожалуйста?! Где же здесь справедливость?
   - Успокойся, Сергей Петрович, - властный голос командира действительно сразу успокоил учителя - по совместительству владельца оргтехники - ноутбук вернется к вам через пару дней, вместе с новым зарядником. Устроит тебя?
   - Вполне, - Ежиков снова покраснел, и профессор вдруг с легким ужасом понял, что это действительно произойдет - Кудрявцев не просто предлагал, он знал, что это произойдет; а может, даже моделировал будущее. Поэтому на следующий вопрос Кудрявцева у него уже был готов ответ:
   - И какими еще способностями нас эти твой космические друзья "наградили", Алексей Александрович?
   Романов на "друзей" не обиделся - не до того было, он осторожно формулировал ответ:
   - Я думаю, следующий бонус для каждого сугубо индивидуальный - то, что было заложено в нас природой и "дремало", так сказать, сейчас может проснуться.
 - Например? - командир улыбался теперь иронично.
  - Ну... вас не удивляет, друзья, - профессор отвечал всем, - что нам в эти дни сказочно везет? Захотели оружие - пожалуйста: Оксана прибежала именно к нам; кстати почему?
   - Не знаю, - удивленно протянула девушка, - просто бежала и все. Хотя... на перекрестке я хотела повернуть налево, но что-то словно подтолкнуло меня в спину, и я этот перекресток пулей пролетела - прямо сюда, домой...
   - Налево она хотела повернуть! - с показным возмущением воскликнул командир, теснее прижимая к себе Машу с Дашей, которые сидели у него на коленях и за весь этот долгий разговор ни разу не помешали взрослым.
   А продолжил вместо докладчика тракторист:
   - Точно, и щенок этот к нам прибежал, словно его кто-то подманивал - теперь с солярой проблемы нет.., ну почти нет; и итальянцы к нам на запах пришли, только зачем?
   - На музыку, - поправил его комендант, - а зачем пришли? - вот завтра и узнаем, хотя я  что-то могу сказать уже сейчас, - его лицо расплылось в довольной улыбке, - совсем не зря Васька с Валькой пришли.
   - Ага, - подумал профессор, - без Анатолия здесь точно не обошлось - и с итальянцами успел подружиться.
   - И как ты это объяснишь? - слова полковника были тяжелыми, как кувалда Виталика - кажется командир уже и сам нашел ответ.
   - Я думаю, что планета, ну и наш лес в частности имеет свое информационное поле; очень богатое поле - тут и твари след оставили, и люди, и предметы, прибывшие с ними - и оружие, и бензин, и все остальное...
   - Ага, - поддержал его тракторист, - бензин-то точно поле имеет - пахучее такое.
   - Ну не совсем то, о чем я говорю, - улыбнулся Романов, - но... в общем есть среди нас человек, который это поле улавливает, может даже бессознательно, и даже может повлиять на него - тоже пока не сознавая этого - девушку в спину подтолкнуть, или там собачку в нужное место направить.
   - Здорово! - воскликнул Никитин, - значит мы теперь можем заказать все, что захотим?  Вот ты! - он хлопнул по плечу сидящего на нижней ступени Холодова, - чего сейчас хочешь? Ответ товарища поверг тракториста в изумление:
   - Манты-казан и тандыр, - застенчиво попросил у предполагаемого волшебника бывший сержант и бомж.
   - Тебе что, - пельмени не понравились? - Анатолий явно представлял, о чем попросил Юра Холодов.
   - Да нет, - парень даже замахал руками, испуганно оглянувшись на Зинаиду, - пельмени замечательные! - просто я тоже хотел угостить всех - манты приготовить - настоящие, по-узбекски, ну и самсы тоже.
  -  Да ты нас еще пловом обещанным не угостил, - фыркнул тракторист. У него, как и наверное у всех сидящих здесь ( стоял, словно за кафедрой, только профессор Романов) с памятью все было в полном порядке.
   - Вот первого барана зарежем, точно приготовлю, - пообещал сержант, - из мастодонта какой плов?
   - Ну и кто же этот человек, который может реальностью управлять? - это Лариса Ильина уже во второй раз удачно вошла в разговор.
   - Не реальностью, а информационным полем, - поправил ее Романов,  - "Хотя какая разница, - подумал он, - если результат один, неизменно положительный для нас?", - а человек этот... Кто больше всех беспокоился и был уверен, что у нас обязательно будет все необходимое? Кто нас вел и за оружием, и за дизтопливом, а завтра, дай бог, поведет еще за чем-то полезным, так что наш комендант обязательно удивится?
   Все взгляды переместились на командира и этот человек со стальным стержнем в душе неожиданно смутился - в первый раз на глазах Алексея Александровича.
   - Ну что уставились? - встала на защиту Кудрявцева Гольдберг, - что у него на лбу рога выросли?
   - Вот это девка! - восхищенно воскликнула Ирина Ильина, - еще замуж не выскочила, а у парня уже рога растут!
   Израильтянка остановила на ней взгляд, и Ирина замолчала... Нет! Она словно наткнулась на бетонную стену. Лицо ее стремительно заполнилось белизной, она готова была провалиться в обморок, но Оксана отвернулась от нее и девушка с трудом вдохнула воздух. А тяжелый взгляд остановился на виновнике - профессоре Романове и... он как и вчера, у логова тварей, провалился в черную бездну; все вдруг закружилось - и люди, и баня, и какие-то далекие звезды, и огромное, с нечеловечески огромным лбом, на котором сияли не пять, как можно было ожидать, а только три звезды, лицо с усталым взглядом...
   - Он что, виноват в этом? - голос израильтянки был низким, вибрирующим; Алексей Александрович вдруг с ужасом почувствовал, что не может шевельнуть ни одной частью тела, не может вытолкнуть изо рта ни одного слова. Жили только глаза - они уставились в лицо трактористу; но этот разговорчивый парень тоже   безрезультатно пытался пошевелить губами.
   - Ну все, хватит об этом! - голос командира был обычным  - спокойным и ироничным одновременно, и профессор понял - на него магия израильтянки не действуют.
   С первым словом Кудрявцева наваждение исчезло - профессор свое состояние определил как обычное, только пальцы, вцепившиеся в перила, были еще белыми от отлива крови, да по спине стекала неприятно холодная струйка пота. Пожалуй, все ощущали себя некомфортно, и Алексей Александрович был очень благодарен Никитину, который все таки открыл рот и задал вопрос на совсем другую тему.
   - Я одного не понимаю, - он старался не смотреть в сторону израильтянки, - почему именно нас выбрали? Ну ладно - командир, человек военный, опытный; ты, профессор - тоже здесь не лишний; снайпер, биатлонистка, доктор - понимаю. А остальные все? Извините, конечно, но почти все мы, и я в том числе, неудачники. Без семьи, без детей, никому не нужные старики...
   - Вот такие, оказывается и понадобились. Когда мы, или наши соседи выполнят миссию - уничтожат древних хомо сапиенс...
   - А что, их обязательно уничтожать? - опять задала удивительно своевременный вопрос Лариса, - пропустим, и пусть себе идут дальше.
   - Пропустим, если они выйдут именно на нас - вероятность тут не больше пяти процентов, а вот тот же командир бандитов расстрелял бы их, даже не задумываясь...
   - Все равно русским придется это дерьмо разгребать, как всегда, - проворчал Анатолий.
   - Пропустим, - продолжил лектор, - и что дальше?
   - Будем строить свою цивилизацию! - воспрянул Никитин, - может мы станем этими... атлантами, и это о нас потом Платон напишет...
   - Ага, строить цивилизацию неудачников, - движением руки Романов остановил дернувшегося к нему Анатолия, - ты ведь сам нас так назвал!  Нет, жить мы, наверняка будем хорошо - вот свет у нас появился, еды полно...
   - Скоро Ильин водопровод запустит, - подхватил его слова командир, через пару дней горячую воду даст, а еще через недельку начнет город строить ?
    - Так скорее всего и будет, - согласился профессор, - но у нас не родится Леонардо да Винчи - потому что самолет и парашют уже изобретены; законы Ньютона мы тоже в Википедии найдем, Королев уже построил первый космический корабль, а Менделеев увидел во сне свою периодическую систему элементов...
   - Он еще водку изобрел, - подсказал тракторист, - так может нам этот ноутбук в костер бросить?
   - Не поможет! - покачал головой Алексей Александрович , - ты что, сможешь забыть рецепт изготовления самогонки.
   - Я то может и забуду, - хитро улыбнулся Никитин, - а вот баба Оля - ни в жизнь!
   - Хрясь! Хрясь! - Еще два подзатыльника заставили дернуться его голову.
   - За что? - парень обиженно повернулся к Бэйле, - тебе-то я что сделал?
   - За компанию, - медленно но  на удивление чисто по-русски выговорила израильтянка и Анатолий сел назад, забыв закрыть рот.
   - Не поможет в том смысле, - продолжил Романов, - что не надо ничего сжигать - наш ноутбук не Джордано Бруно, о котором мы, кстати тоже не сможем забыть.
   - И не будем забывать, - добавил Кудрявцев, - просто мы пойдем вперед, имея огромный запас знаний. И кто-то там, наверху, - он поднял голову к потолку, и девочки на его коленях тоже, - крупно просчитался.
   - Ага, о том, что мы уже на третий день начнем готовить экспедицию на поиски нефти, он точно не предполагал, - засмеялся кто-то наверху.
   - А чего ее искать? - ответил Алексей Александрович , задрав голову, - мы с вами сейчас на территории Йемена; совсем рядом Саудовская Аравия. Там этой нефти - ткни пальцем в землю - фонтан забьет!
   - И потом - Леонардо да Винчи не только изобретателем был, - выступила Лариса, - он еще Джоконду нарисовал. Может и у нас такие гении народятся?
   - А потом придет это самое существо, - снова вмешался тракторист, - или пришлет какую-нибудь зондеркоманду... с той седой тварюгой во главе...
   - Не надо ее так называть, - попросила Оксана с такой болью в голосе, что профессору стало невыносимо стыдно, - ее ведь тоже когда-то вырвали из родного леса, заставляли раз за разом исполнять роль карателя. А она ведь была разумна. Тысячи лет одиночества - она показала мне всех своих детей, внуков, правнуков - их было не сотни - тысячи, десятки тысяч; но никто из них не мог понять ее. Слушаться, боготворить - да; а сказать слово - никогда...
   - И ты все это поняла за несколько секунд? - поразился профессор.
   - А много нам, женщинам, нужно, чтобы понять друг друга, - так же грустно улыбнулась израильтянка, - и еще. Мне кажется, что она сама пожелала смерти; ничего бы мы ей сделать не смогли, если бы она не помогла нам... Пожертвовала и собой, и своим народом, и не родившимися щенками!
   - Ничего себе помощь! - воскликнул Холодов, - я там сам чуть не поседел!
   - А это она пыталась скрыть и мысли свои, и желания.., - возразила девушка, -  чтобы кто-то там сверху не вмешался. Я даже ощутила, как она в последний момент кому-то фигу показала - мысленно, конечно - какая может быть фига у медведицы...
   - Ну хватит на сегодня, - решительно поднялся командир с девочками на руках, - долгие разговоры никогда до добра не доводили.
   - Не накаркал бы, - опасливо подумал Алексей Александрович, и...
    Противно заскрипела дверь внизу; затем она хлопнула, очевидно за спиной вошедшего, и тревожный голос Левина спросил: "А где командир?"
   - Здесь я , - ответил сверху полковник, подбираясь телом, словно для прыжка. Маша с Дашей чудесным образом оказались в других руках - одна у Оксаны, другая - у Бэйлы, - Что случилось?
   - Иванов пропал, товарищ полковник.
   Снова - теперь уже резко и обиженно - скрипнула и грохнула о косяк дверь - Романов успел только моргнуть, а Кудрявцева уже не было в бане. Следом ринулись израильтянки с детьми на руках Они успели выскочить до того, как в дверях образовалась пробка из встревоженных людей. Профессор - хотел он того или нет, тоже оказался здесь - его просто смело вниз живой волной. А когда он с окружении товарищей добрался до детской комнаты - именно на ее крыше и нес караульную службу Юра Иванов, пост уже был обследован и вердикт вынесен:
   - Сам сбежал гад, вместе с автоматом, - доложил собравшимся внизу товарищам Кудрявцев.
   - Догоним? - азартно предложил Никитин; Романов вспомнил, что именно с ним был конфликт у сбежавшего часового. Еще он вспомнил о лишнем куске мяса для Иванова - тот явно готовился к побегу.
   - Бесполезно, - махнул рукой командир. Он повернулся к старшему сержанту, - когда ты его видел в последний раз?
   - Два часа прошло, - угрюмо ответил Левин - видно полковник уже высказал ему что он думает по поводу того, что лагерь эти два часа никем не охранялся - приходи и бери голыми руками.
   - А ведь это не мои - это его, Александра Николаевича, мысли, - со сладким ужасом понял профессор.
   - Он сейчас уже наверное у итальянцев, а может и у колумбийцев чай пьет. Сказал ведь ему и про Колумбию, и про коку? - Кудрявцев опять повернулся к Борису и тот сокрушенно кивнул, - ох, не завидую я ему...
   Полковник надолго замолчал, и Романов вдруг подумал, что командир вспомнил о том самом твердом тупом предмете.
   - Ну хорошо, - встряхнул головой Кудрявцев, - разберемся. А теперь давайте подобьем итоги. Итак - неизвестная сила, предположительно при помощи искусственного интеллекта перебросила нас на семьдесят тысяч лет назад, использовав матрицу и нас, и окружающего пространства пять на пять метров - как раз в место жительства хищников, чья предводительница обладала исключительными паранормальными способностями. Перебросила, опять таки предположительно, чтобы воспрепятствовать естественному развитию человеческого вида путем пресечения миграции группы хомо сапиенс - переселенцев из Африки в Евразию.
   При этом нас наделяют бонусами в виде молодости и здоровья, а некоторых, возможно и другими исключительными свойствами. При этом нам - при условии выполнения квеста - милостиво разрешат создать свою цивилизацию взамен реально существующей, нас же и породившей - но только  развитие этой цивилизации должно идти в направлении, нужном этим существам, возомнившим себя богами. А если цивилизация пойдет не туда, они, эти боги, пришлют к нам карателей... или прибудут сами, чтобы погрозить нам пальчиком.  Я правильно все повторил, Алексей Александрович?
   Профессор мысленно восхитился - полковник Кудрявцев за две минуты точно выразил то, что сам Романов с помощью Никитина, доктора Брауна и других пытался сформулировать несколько долгих часов. Он кивнул:
   - Абсолютно правильно, Александр Николаевич!
   - И ты сам во все это веришь?
   Алексей Александрович помедлил, а потом опять решительно кивнул:
   - Скорее да, чем нет!
   - Ну и хорошо, - командир вдруг устало улыбнулся и градус напряжения вокруг ощутимо снизился, - доклад окончен. У кого будут вопросы?
   Романов огляделся - люди на этот протокольный вопрос отреагировали одинаково. Видно было, что вопросов у всех было - выше головы, но как из них выбрать самый главный?
   Наконец первой сформулировала свой вопрос Лариса Ильина:
   - И как нам теперь со всем этим жить?
   - Что значит "со всем этим", - рассердился Кудрявцев, - никаких "всех этих"! Мы будем просто жить! Будем сажать сады, строить города, рожать и растить детей. А если эти новоявленные "боги"...
   Командир резко очертил дугу рукой в сторону поймы, где совсем скоро должен был появиться первый сад, а может быть и первый город, и от этого рубящего жеста туча наверху вдруг треснула и людей, стоящих на крыше, залило ярким светом заходящего солнца - и командира, так и не опустившего руку, словно показывающего дорогу к светлому будущему, и Оксану с Бэйлой, прижимавших к себе девочек (и как только забрались на крышу с детьми?!) , и старшего сержанта Левина, прятавшегося за их спинами.
   - Если они появятся здесь, - продолжил полковник Кудрявцев, - и захотят устроить суд, то мы еще посмотрим, кто на этом суде будет судьей, а кто подсудимым! Мы еще посмотрим - кто кого!
   Резкий порыв ветра подхватил последние слова командира, ударил их о стену реликтового леса и вернул назад многократно усиленным эхом: "Мы посмотрим - кто - кого!"

                К о н е ц    п е р в о й    к н и г и