Аннотация.
Кира — плохая девочка. После очередного проступка свою шестнадцатилетнюю дочурку богатенькие родители решают отправить в элитную академию, находящуюся далеко за пределами города. Освоившись в новом месте, девушка отмечает, что все студенты ведут себя уж больно странно, особенно те, которые входят в состав ночного класса, ведь там одни парни, причём все, без исключения, обладают неземной красотой и совсем не появляются за пределами академии при свете дня. Интересный факт, не правда ли?
Новость о том, что родители переводят меня учиться в другое место, окончательно выбила меня из колеи. Правда мне они об этом всё ещё не сообщили, ведь я по чистой случайности (ну ладно, специально) подслушала их вчерашний разговор на кухне, который начался сразу же после того, как я после ужина покинула предков, сообщив им, что иду в свою комнату. Врать нехорошо, знаю, но любопытство всегда берёт надо мной верх.
— Она не может продолжать учиться в той школе, — с тяжёлым выдохом сообщил тогда папа маме. — Рано или поздно её истинная сущность возьмёт над ней верх, и я даже не знаю, что произойдёт потом. Она не сможет контролировать себя без наставников, — не знаю, что он имел в виду под: «её истинная сущность» (согласитесь, странное словосочетание), да и не особо это меня волнует. — Думаешь, почему она постоянно буйствует? Потому что её тело жаждет…
— Тише, — мягко прервала его мама, нежно кладя свою ладонь на его. — Она может нас услышать, — после достаточно долгой паузы, которая, честно говоря, начинала порядком меня раздражать, родная мне женщина наконец-то продолжила: — У неё ещё есть целых два года до пробуждения. За это время мы должны найти способ, чтобы обуздать её жажду.
— Нет никакого способа, — резко перебил её отец, из-за его грубого тона я даже вздрогнула. — Она обречена. И мы всегда об этом знали. Это её судьба, ничего не поделаешь, — на глазах мамы проступили слёзы. Мне было так жаль её… Хотелось подбежать к ней, спросить, из-за чего она плачет, обнять, как-то поддержать, но я воздержалась. — Но мы будем бороться за неё, слышишь? — прошептал папа, приблизившись к маме и обняв её, тем самым словно прочитывая мои мысли. — Будем бороться, — еле слышно повторил отец, и на этом их недолгий разговор закончился, после чего я сразу же без каких-либо угрызений совести убежала в свою комнату.
Сегодня суббота. Домой я как обычно прихожу поздним вечером, где-то в разделе девяти-десяти часов. В главном зале меня тут же встречают родители. У них очень серьёзные лица, у мамы так вообще подавленное. Папа как всегда держится молодцом, ведь на его физиономии всё ещё не дрогнул ни единый мускул. Так-с, нужно уходить отсюда как можно скорее! Я уже хочу начать подниматься на второй этаж, то есть в свою комнату, но голос отца меня останавливает, едва ли я успеваю ступить ногой хотя бы на одну ступеньку:
— Кира, присядь-ка, мы с мамой хотим с тобой серьёзно поговорить, — вот этого больше всего я как раз и боялась. Сейчас предки сообщат мне о том, что они отправят меня в другую школу. Вот только я не понимаю, в чём смысл всего этого? Доучилась бы уж последний год в этом захолустье, а после поехала бы в колледж. В чём проблема? Вообще не понимаю. Мне приходится повиноваться, я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и прохожу вглубь зала, секундами позже развалившись не в очень приличной позе на чёрном кожаном диване. Родители следуют за мной и садятся в кресла, стоящие прямо напротив этого самого дивана. Естественно, от меня не ускользают их осуждённые взгляды, и я закатываю глаза, при этом продолжать жевать жвачку со вкусом мяты. — Можешь поведать нам о своей нынешней успеваемости в школе, дочурка? — заинтересованно спрашивает папа. Я хмыкаю и с лёгким кивком головы отвечаю:
— Ну-у… спешу разочаровать вас, если честно, успеваемость у меня далеко не на высшем уровне, — распахиваю рот в форме буквы «о» и ожидаю дальнейших действий от родителей.
— Кира, мы с папой решили, что тебе нужно перевестись в другое учебное заведение, — подавленно говорит мама. Я снова, наверное, машинально закатываю глаза. — Твоя учёба, как и поведение, оставляют желать лучшего. Вот скажи, где ты пропадала весь этот день? — хм, сложный вопрос, на самом деле, я побывала во многих местах. Сначала концерт известной рок-группы, затем тир, бар, где я выпила немного спиртного (само собой, за это у меня содрали кучу денег, ведь я ещё несовершеннолетняя), затем повстречалась с какими-то там парнями и довольно-таки долго флиртовала с ними, но они так и ничего от меня не получили. Иначе говоря, я тупо ими воспользовалась, потому что было очень скучно. Мне было просто необходимо хоть чьё-то общество. — Думаешь, что нам всё равно, что мы не переживаем за тебя? Ты ошибаешься! Ты хоть знаешь, сколько я валерьянок выпила за этот день?! — мама срывается на крик. Такое с ней происходит впервые. Обычно же ведь она ведёт себя спокойно, а тут… м-да, плохи дела. — И разве нельзя было включить телефон? — если честно, этот самый телефон я потеряла на рок-концерте. До сих пор гадаю, как так вышло-то? – Ты выжила из нас всё терпение за эти годы, поэтому мы хотим, чтобы ты исправилась, — уверенно заявляет мама, стирая с лица слёзы тыльной стороной ладони и не отрывая от меня внимательного взгляда. — Сегодня же ты уезжаешь в Благородную Академию имени Джефферсона, — в какую ещё академию?! — А уже завтра там начнутся занятия, — ну да, всё верно, ведь завтра наступит первое сентября.
— А вам не интересно, чего же я хочу?! — возмущённо воплю я, резко соскакивая с дивана. Ещё жвачка как назло прилипла к верхнему ряду зубов и не спешит оттуда отлипать. — Мне между прочим остался последний год учёбы в этой грёбаной школе, а после я свалю от вас на все четыре стороны, и вы даже забудете о существовании своей непутёвой дочурки!
— Ну уж нет, Кира, — папа вплотную ко мне подходит. Он на взводе, а его лоб, покрытый морщинами, уже успел вспотеть. Тёмные посидевшие волосы взъерошены. — Пока тебе не исполнилось восемнадцать, ты будешь всё делать только по нашей воле и никак иначе. Мы прожили дольше тебя, поэтому знаем, как будет лучше для тебя. Ты нам потом за это ещё и спасибо скажешь, — от резкого упадка настроения я ненадолго прикрываю глаза, тем самым словно пытаясь успокоиться. — К тому же тебе всё равно нечего терять. Мы знаем, что у тебя нет людей, с которыми бы ты тесно общалась, то есть… хм… друзей.
— Что, снова нанимали детектива, чтобы он следил за мной? — шиплю я, судорожно обхватив лицо подрагивающими ладонями. — Как же это мерзко… Вас самих-то от себя не тошнит?
— Да, нам стыдно за это, — спокойно отвечает папа. — А так как получается такой печальный расклад вещей… — он почему-то не договаривает. — В общем, тебе всё равно нечего терять и некуда деваться. Иди, собирай вещи, через час выезжаем, - мне приходится повиноваться и добиваться до своей комнаты с тяжёлым грузом на сердце.
И какие же вещи лучше с собой взять? Думаю, это должно быть что-то траурное, в смысле чёрное. Терпеть не могу яркие цвета, аж глаза мозолит. Собственно, вся моя одежда в основном состоит из чёрного, серого и белого цветов. Разве что изредка кое-где проглядывается синий или красный. Тёмные прямые волосы длинною едва доходящие до тонкой талии (на самом деле по природе они у меня светлые с желтоватым оттенком, несколько месяцев назад я полностью перекрасила их в чёрный цвет, так как, по-моему, он мне идёт больше) я заплетаю в конский хвост. Чёлка у меня кривая, подстрижена под лесенку, но это по моде так, она практически полностью прикрывает левую часть лица, по правой же части есть всего несколько коротких прядей, далее они становятся всё длиннее и длиннее. Вот чем я больше всего горжусь в своей внешности, так это глазами. Во-первых, они у меня большие, соответственно, красивые, цвет же у них светло-синий с серым оттенком. Говорят, что в природе такого цвета не существуют, что ж, значит, те люди (учёные, или кто они там) глубоко в этом заблуждаются. В лице нет ничего примечательного. Всего лишь аккуратненький маленький носик, впалые скулы (но это всё из-за диеты, на которой я непонятно для чего совсем недавно сидела), брови не густые, но и не тонкие, что-то среднее, золотая середина, как говорится.
Я наношу на веки чёрные тени, после крашу ресницы тушью, ко всему этому ещё и добавляю тёмную подводку, губы просто покрываю прозрачным бальзамом. Что касается одежды — тут я особо вообще не заморачиваюсь. Просто беру первые попавшиеся на глаза серые джинсы, по моде порванные в некоторых местах (к счастью, не на заднем), чёрную футболку с логотипом какой-то там рок-группы, носки, кроссовки с изображением черепов, и всё это на себя несколькими мгновениями позже успешно надеваю. А в последующие сорок пять минут я складываю в небольшой чемодан все самые необходимые вещи.
В полной «боевой» готовности я выхожу из комнаты, а после и вовсе оказываюсь за пределами самого дома и жду предков на улице, одновременно с этим натягивая на себя чёрную кожаную куртку.
— Готова, Кира? — подаёт несколько довольный голос отец из-за двери.
— Ага, — пожёвывая уже безвкусную жвачку, я тупо сплёвываю её на землю, и как раз в этот самый момент наши с папой глаза встречаются. Вот чёрт! Когда он только успел выйти на улицу?! Я даже не слышала скрипа двери. Жаль… Сейчас снова начнётся лекция о приличном поведении и о том, что природе нельзя вредить. Но что я могу поделать, если у жвачки вкус настолько отвратительный, что её уже просто невозможно держать во рту?!
— Садись в машину, — на удивление, только это произносит отец, и я впоследствии выполняю его просьбу. Позже из дома выходит мама, они с папой о чём-то перешёптываются с озадаченными выражениями лиц и тоже садятся в машину. Как только транспорт сдвигается с места, я включаю музыку на плеере и уже хочу засунуть наушники в уши, как вдруг отец обращается ко мне:
— А вот об этом во время пребывания в академии тебе придётся позабыть.
— В смысле? — нахмуриваюсь я, бросив недоумённый взгляд на мужчину.
— Правила академии запрещают студентам пользоваться телефонами, плеерами, планшетами, компьютерами, в целом, всей этой техникой, — в его голосе отчётливо выражается отвращение.
— А если мне захочется почитать книгу? — возмущённо задаю вопрос я. — Сомневаюсь, что в библиотеке этой академии… — последнее слово выделяю с особо ненавистной интонацией. — ...есть Голодные игры или Дивергент.
— Значит, прочитаешь эти книги после окончания учебного года, то есть тогда, когда вернёшься домой, — делает вполне разумный вывод папа, но и это меня не останавливает.
— А если мне захочется посмотреть сериалы? — с уст мужчины срывается усталый вздох. Скорее всего, его утомили мои бессмысленные претензии. — Между-прочим, уже вышел седьмой сезон Дневников вампира, там всё происходит без Нины Добрев. Меня всегда раздражала эта тупая Елена, лучше бы Кэтрин выжила, а братья Сальваторе… — внезапно мама меня мягко перебивает:
— Как, ты сказала, называется этот сериал? — её голос по-странному подрагивает.
— Дневники вампира.
— Вампира, значит… — хором произносят родители, что выглядит более, чем просто странно.
— Да вы не переживайте так, он не совсем страшный. Нет, там конечно есть такие моменты, где один крутой чувак по имени Клаус вырывает всем сердца, но на самом деле он классный гибрид, ещё есть отдельный сериал про него, где одна волчица родила от него ребёнка, так там вообще пошла такая заварушка, это просто жесть. Все короче друг друга переубивали, но потом некоторых всё равно воскресили, так даже неинтересно, — поняв, что предков совсем не интересует мой рассказ про эти идиотские сериалы, к тому же родители полностью погружены в свои мысли, я в оконцовке замолкаю и всё-таки заталкиваю наушники в уши, включив очень крутую песню: MY FIRST STORY – Fukagyaku reprise. Понятия не имею, о чём она, но мне нравится. Именно благодаря ей и прочим песням этой же группы мне удаётся не заснуть от скуки.
Мы едем уже почти два часа, ну и где эта чёртова академия? Моё терпение на исходе. К тому же на улице глубокая ночь. М-да, у нас точно ненормальная семейка. Какие адекватные родители повезут свою дочь в такое время суток в какое-то там левое место? У меня такое ощущение, будто они хотят отправить меня на казнь… за плохое поведение.
— Долго нам ещё ехать? — устало потирая виски, спрашиваю я.
— Ещё около двадцати минут, потерпи, — сочувствующе шепчет папа. Ещё целых двадцать минут, вы представляете?! Нет, я точно этого не выдержу! Мне срочно нужен свежий воздух, а в джипе до жути жарко. Я открываю окно, это немного помогает, но всё равно хочется, чтобы всё тело, с головы до ног, обдало столь приятной и желанной прохладой. К счастью, эти пятнадцать-двадцать минут (точно не считала) пролетают со стремительной скоростью, и сразу же после того, как транспорт останавливается, я выпрыгиваю из машины на улицу и, в буквальном смысле хватаясь за горло, вдыхаю и выдыхаю ночной воздух. Ох, как же всё-таки хорошо! К сожалению, всю идиллию неожиданно прерывает шелест, раздающийся из-за кустов. Это заставляет моё тело напрячься и вытянуться, словно струну. Я слишком часто моргаю глазами, вглядываясь в столь пугающую темноту и пытаясь разглядеть хоть чьей-нибудь силуэт, но ничего не выходит, потому что шелест прекращается, и весь страх как рукой сняло, он мгновенно улетучивается, оставив от себя лишь моё бешено бьющееся сердце.
— Дорогая, с тобой всё в порядке? Что-то случилось? — взволнованно спрашивает папа, приобняв меня сзади, тем самым как бы успокаивая.
— Мне показалось… — я делаю долгую многозначительную паузу. — …неважно, — отрицательно мотаю головой.
— Жуткое место, не правда ли? — усмехается отец, словно прочитав мои мысли. Вообще-то, папочка, в том, что у меня только что чуть не отказало сердце, нет ничего смешного!
— Ещё бы, — горько заключаю я. К нам подходит мама. Благодаря свету фар, исходящему от машины (и почему он не был включен тогда, когда я пыталась разглядеть какого-то там монстра, прячущегося за кустами?!), мне удаётся увидеть целое море слёз на её красивом лице. Мы втроём обнимаемся в течение нескольких минут, после чего я отдаю папе свой любимый плеер, и мы расходимся. Они идут к машине, а я к зданию довольно-таки внушительных размеров. К счастью, родители дали мне фонарик, иначе по дороге я точно где-нибудь запнулась бы или от потеряла от страха сознание. По пути я для себя отмечаю, что всего здесь не одно здание, а целых два. Они вроде как одинаковых размеров, но цветовая палитра у них разная. То, внутрь которого совершенно свободно сейчас захожу я, светлое, второе же тёмное. По архитектуре они больше напоминают средневековые замки, хотя с не особо их рассматривала, как-нибудь потом этим займусь, мне сейчас совсем не до этого. Внезапно свет внутри загорается, глаза неприятно колет, лишь только после того, как мне с трудом удаётся их открыть, я вижу, что прямо передо мной стоят трое юношей в какой-то форме, не могу толком разглядеть. Один из них выходит вперёд и в очень грубой форме спрашивает:
— Ты кто такая и как сюда попала?!
— Я… э-э… — от растерянности я даже не в состоянии нормально что-либо сказать, будто бы совсем потеряла дар речи.
— Что Я?! — нагло язвит он, прожигая во мне дыру своим сильным взглядом.
— Крис, гостей так встречать не положено, — делает ему замечание тот, кто стоит позади меня. Стоп, я сказала, позади… МЕНЯ?! От такой неожиданности я сильно вздрагиваю, а в глазах сначала всё двоится, а потом и вовсе темнеет. Я начинаю терять равновесие, но, на удивление, этот самый Крис вовремя успевает меня обхватить за талию и тем самым удержать на ногах. — Бедная девочка, из-за твоей бестактности она даже чуть не потеряла сознание! Можете расходиться по своим комнатам, господа, — и от юношей уже след простыл. — Ты Кира, я полагаю, — смягчает неизвестный тон, развернув меня к себе, тем самым мы сталкиваемся лицом к лицу. Это обычный мужчина с карими глазами и проседью в тёмных волосах, выглядящий лет на сорок-сорок пять.
— Да, а вы… — вот блин блинский, да кем же он может быть-то? Если судить по «новизне» его одежды… — …сторож? — пискляво предполагаю я.
— Признаться честно, до такого уровня меня ещё никто никогда не опускал, — начинает хохотать в голос мужчина. Его истерический смех меня немного пугает, поэтому я отхожу от неизвестного на несколько шагов назад. Так, лишь в целях безопасности. — На самом деле, я директор этой академии, — от удивления у меня отвисает челюсть, и я широко распахиваю глаза.
— Правда что ли? — э-э, неужели я сказала это вслух?! Вот дура!
— Правда, — на удивление, спокойно реагирует директор на мой выпад. — И я очень рад, что завтра ты войдёшь в число студентов сего учебного заведения, — мужчина подходит ко мне ближе и забирает у меня чемодан, второй же рукой приобнимает за талию. Мы с ним идём вдоль по коридору, затем добираемся до лестницы и начинаем взбираться вверх.
— Вы рады, что в числе ваших студентов будет троечница? — хмыкаю я, уже окончательно осознав, что этот добрый человек не сможет мне сделать ничего плохого.
— Троечников мы здесь не держим, — коротко отрезает он перед тем, как мы оказываемся у какой-то двери. Мне же хочется спать настолько сильно, что я просто не обращаю внимания на шикарность и масштабность того места, в котором сейчас нахожусь. — Это ваша комната, миледи. Завтрак завтра ровно в восемь, а собрание всех студентов состоится в главном зале, — понятия не имею, о чём он вообще толкует. — Я накажу старосте той группе, с которой вы будете посещать занятия, чтобы она провела для вас экскурсию по всей академии. Но заранее предупреждаю: это займёт довольно-таки приличное количество времени, — если честно, мне глубоко плевать на то, о чём этот директор сейчас говорит. Дайте мне поспать, в конце концов! — На этом я вынужден вас покинуть. Приятных снов, — мужчина подаёт мне чемодан и куда-то с помощью стремительных, широких шагов уходит.
— Ну наконец-то, аллилуйя! — торжествующе подняв руки вверх, вслух говорю я, и как раз в этот момент мимо меня какого-то чёрта проходит этот… как его там… Крис. Естественно, от меня не ускользает его осуждённый взгляд, как и прямая осанка, классная походка, высокий рост, светлые волосы… А он симпатичный. Так, не это сейчас самое главное! Суть в том, что мне нужно как можно скорее лечь спать, иначе на занятиях я завтра точно усну.
— Ненормальная, — неожиданно слетает с уст парня. Я уже хочу съязвить ему что-нибудь в ответ, но, вот ей богу, сил на это просто-напросто не хватает, поэтому с тяжёлым выдохом всего-навсего захожу внутрь своей комнаты, отбрасываю чемодан куда-то в сторону, снимаю с себя кожаную куртку и ложусь на кровать, так до конца не раздевшись и даже не умывшись.