Утро проходит как в тумане. Я веду себя словно зомби, потому что всю ночь не могла заснуть, как бы ни пыталась. Как только закрывала глаза, то постоянно видела Сергея. Его красивое лицо, по-настоящему добрую улыбку, светлые волосы, отливающие на солнце золотом. Серые бездонные глаза... Я кусала губы, вспоминая наш первый, единственный и последний поцелуй. Как тогда тело реагировало на его лёгкие прикосновения. Даже боюсь представить, что бы я почувствовала, если бы мы зашли гораздо дальше.
— Ты чего такая вялая? — спрашивает Дмитрий, когда я чуть ли не насильно запихиваю бутерброды с колбасой и сыром в рот. Есть совсем не хочется.
— Ничего. Просто не выспалась, — грубо отчеканиваю я, запивая всё густым чёрным чаем, да ещё и без сахара. Фу, какая гадость! Встаю из-за стола и безжалостно выливаю остатки тёмной жидкости в раковину.
— Так ты переводишь продукты, постарайся в следующий раз допить чай до конца, — нервно и сильно сжав пальцами вилку, произносит опекун.
— Ты уже достал меня со своими нравоучениями. Как хочу пить чай, так и пью. Всё. Я поехала. Не провожай меня, — не понимаю, что на меня сегодня нашло? Просто хочется всем и без конца грубить. Я вроде бы уже не подросток, а до сих пор уж больно импульсивна. Или на мне действительно сказывается недосып? Ах, голова раскалывается! Нужно срочно выпить парацетамол, которого у нас в аптечке наверняка не имеется. Да, точно, вспомнила… Я же сама последнюю таблетку недавно выпила, а Марья Прокофьевна, насколько знаю, в аптеку ещё не ходила.
— Снова мне грубишь?! — взрывается он, следуя за мной. Я не оборачиваюсь и быстрыми шагами направляюсь к выходу, у которого меня уже ждёт машина с личным водителем. — Чемодан-то хоть возьми! — вот на этот раз приходится остановиться. Чёрт… Вот как можно быть отличницей в мединституте и при этом элементарно забыть взять с собой в поездку чемодан с собственными вещами?! Да это же Екатерина Громова! У неё вечно всё через жопу! — Дурёха, — поворачиваюсь к опекуну и с кислой миной на лице заглядываю в его красивые ярко-голубые глаза, в которых читается одно только негодование.
— У меня, вообще-то, есть имя! — с силой забираю у него этот чемодан и, отвернувшись от него, собираюсь сделать ещё хотя бы один крошечный шажочек, но Дмитрий, положив ладонь на моё плечо, плавно поворачивает меня к себе, и в следующую секунду наши лица уже оказываются на одном уровне.
— Ничего не хочешь мне сказать? — мягко спрашивает он, нежно поглаживая меня рукой по волосам, из-за чего хочется расплыться в мечтательной улыбке, но я сдерживаю себя, нервно сжав ладони в кулаки и по-прежнему сверля его хмурым, недовольным взглядом.
— Прости, — отворачиваю голову в сторону. — Я не хотела тебе грубить. Не понимаю, что на меня нашло, — ладонь мужчины уже плотно прижимается к моей щеке, которая после этого прикосновения предательски пылает. — Просто не выспалась сегодня. И голова жутко раскалывается… — я наконец-то расслабляюсь, поняв, что зря с ним поссорилась, причём по пустяку. Какой позор… Взрослая женщина, и так себя веду! Даже хочется из-за этого зарыться головой в землю, как пугливый страус, чтобы не чувствовать этот стыд, съедающий изнутри…
— Пустяки. Конечно же, я тебя прощаю… — хочу ему ещё кое-что сказать, но он меня поспешно перебивает, приблизившись ко мне ещё ближе, так, что наши губы практически соприкасаются: — Нет, девочка моя, помолчи сейчас, пожалуйста... — тяжело сглатывая, я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не видит в столь интимной позе. Я ощущаю его тяжёлое, горячее дыхание на своих губах и вздыхаю, поддавшись вперёд, чтобы наконец дать ему то, что он хочет. При нежном соприкосновении наших губ я почему-то уже ничего не чувствую, как когда-то раньше. Только разве что небольшое волнение, но не более того. Когда Дмитрий хочет углубить поцелуй, я отстраняюсь от него, махая головой в разные стороны, пытаясь понять, что же со мной происходит. Чертовщина какая-то… Вот сейчас передо мной стоит красивый, сексуальный, достаточно умный, состоятельный и обаятельный мужчина, который сделал для меня много хорошего (ну и кое-что плохое в прошлом, но это уже практически не в счёт), мы с ним жёстко и по-настоящему страстно трахались несколько дней назад, я так хотела его… Но вот прямо сейчас, когда вижу этого брюнета перед собой, ничего подобного больше к нему не испытываю. Как будто бы меня кто-то дубинкой по голове стукнул, что чувства так быстро испарились.
— ****ь… — случайно вслух произношу я, тут же стыдливо прикрыв ладошкой рот. — Ой... Чёрт… Прости… Я же говорила, голова раскалывается, — быстренько покидаю опекуна, у которого на лице ничего, кроме изумления, нельзя было выискать, катя чемодан по выложенной из красивых камней дорожке. Запах хвойных деревьев витает повсюду… Я останавливаюсь на несколько минут, больше не сдвигаясь с места, и вдыхаю его в себя поглубже, позже садясь в машину, даже не сказав никому элементарного: «Пока».
А дальше ничего интересного. Машина сдвигается с места, и начинается долгий путь. Водитель настолько молчалив, что с ним поговорить-то особо не о чем. Я достаю из дамской сумочки зеркальце, рассматривая в нём своё лицо. Вот нисколько за эти годы не изменилась, честное слово! Любой прохожий наверняка мог бы спутать меня с шестнадцатилетней или семнадцатилетней школьницей. Правда, в парикмахерской год назад мне сделали очень эффектную стрижку — каре, так что мои волосы теперь гораздо короче прежнего. Но лицо по-прежнему худощавое, как и тело… Дмитрий Громов относится к тому сорту мужчин, которому нравятся девушки, не далёкие от анорексии. Нет, я хорошо питаюсь, но поправиться до сих пор не могу. Видимо, неправильный обмен веществ или что-то тому подобное.
Когда мы приезжаем в город, а машина останавливается напротив нужной гостиницы, я, неожиданно почувствовав лёгкую тягучесть внизу живота, быстренько выбегаю из транспорта, забираю чемодан из багажника и, сказав водителю, что он может быть пока свободен, забегаю в здание, как ошпаренная, и спрашиваю у первого встречного человека:
— Извините, а где у вас тут магазин с хозтоварами? — он сначала смотрит на меня, как на какую-то сумасшедшую, а потом спокойно отвечает:
— Да прямо тут, через дорогу, — с благодарностью на него посмотрев, я расплачиваюсь с девушкой, которая стоит за стойкой и принимает платежи у новых жильцов, за одноместный гостиничный номер, а когда забегаю в него, то бросаю сумку с чемоданом прямо на пол и сломя голову бегу в туалет.
— Чёрт, так и знала, — вслух произношу я, обнаружив, что у меня и вправду начались месячные. Как же не вовремя! Сегодня вечером уже эта дурацкая встреча, а я взяла с собой два платья, тем более оба длинные, а возможности выйти в туалет просто не будет. Это тупик. Я не знаю, что мне делать. Ладно, как-нибудь выкручусь, не впервые попадаю в подобные переделки. Похоже, придётся покупать тампоны, которые я просто терпеть не могу. А сходить и полюбоваться на достопримечательности Санкт-Петербурга сегодня, к сожалению, не получится, не до этого мне сейчас.
Сходив до магазина с хозтоварами за тем, что мне просто необходимо, я возвращаюсь в гостиницу, но после того, как я перехожу дорогу, в поле моего зрения случайно (или специально?) попадает полицейская машина. Сергей. Это имя так и вертится на языке. Да нет, что за глупости? Что лейтенант здесь вообще будет делать? Тем более я не знаю, в какой именно город он укатил к своей невесте, так что думать об этом сейчас просто бессмысленно. Мысленно махнув рукой на полицейский транспорт, я захожу в здание гостиницы, в ту комнату, в которой мне предстоит находиться ближайшее время, ведь сделок, оказывается, несколько, а не одна, как поначалу сообщил мне Дмитрий. Через пару деньков опекун тоже приедет в Питер, чтобы убедиться в том, что со мной всё в порядке, ну и юриста заодно с собой захватит, а то сегодня со мной он, видите ли, не смог поехать из-за неотложных дел в Москве. Так что проверять все бумаги придётся самой, а опыта у меня в этом совсем нет. В любом случае Дмитрий со своим юристом позже сам всё проверит.
Заметив, что до встречи остался всего лишь час и ещё двадцать минут, я вынимаю из чемодана ярко-красное платье, которое не мнётся благодаря специальной для этого ткани. Расчёсываю короткие волосы, наношу на лицо яркий макияж: губы крашу в ярко-красную помаду, глаза обвожу чёрной жидкой подводкой, а на ресницы наношу тёмную тушь, которая придаёт объём. Кожа у меня хорошая, поэтому нет смысла пользоваться тональным кремом, а вот немного румян на щёки я всё-таки наношу, чтобы не выглядеть усталой.
Прежде чем покинуть гостиницу, я кладу в сумочку-клатч пистолет, который дал мне зачем-то Дмитрий Владимирович, а в отдельный пакет — договор о соглашении или сотрудничестве и кучу всяких других бумаг. Снова смотрюсь в зеркальце и, небрежно бросив его на кровать, ухожу вон из гостиницы. Здесь где-то неподалёку должен быть ресторан "Северное сияние", где и состоится встреча. По крайней мере, так мне Дмитрий объяснял, ну я и следую его указаниям, зашагав вдоль по улице, на которой находится гостиница. Люди, проходящие мимо, удивлённо на меня таращатся, а мужчины вообще глаз не сводят. Похоже, я и вправду красивая... Иначе зачем бы Дмитрию Владимировичу понадобилось меня затаскивать в постель? Странно, что я признаю свою привлекательность именно сейчас. Хоть он и постоянно твердит, что любит меня... Нет, я до сих пор не могу поверить в то, что это действительно так. Как... Как можно любить такую, как я? Такую... неудачницу? И хоть в общем в моей жизни всё гладко, я до сих пор чувствую эту дыру в груди... Мне чего-то не хватает. Всё есть, но всё равно чего-то недостаёт... Того, что может сделать меня полностью счастливой. Заполнить эту дыру нескончаемым светом, до которого я так и не могу дотянуться...
Ага, вот и тот ресторан, который как раз мне нужен. Его дизайн выполнен в ярких, страстных тонах — чёрном и красном. Кажется, по вечерам для посетителей выступают танцоры с танго. Но это опять же говорил мне Дмитрий. Он утверждал, что был в Питере около пяти лет. М-да... За это время многое могло измениться.
Я захожу внутрь, ловя на себе восхищённые взгляды посетителей сего дорогого, но зато по внешнему виду роскошного заведения. До встречи осталось около десяти минут. Значит, подожду будущих партнёров "папочки" по бизнесу за каким-нибудь столиком, что я впоследствии и делаю.
Сделав заказ, состоящий всего лишь из бокала шампанского (потому что есть сейчас мне что-то не очень хочется), я оглядываюсь по сторонам, удобно посиживая за столом и ни о чём не подозревая. Двое мужчин заходят в ресторан, о чём-то оживлённо друг с другом разговаривая, а потом они направляются к столику, за которым я сижу, не отрывая от меня заинтересованных взглядов.
— Вы Екатерина Громова? — откашлявшись в кулак, что выглядело весьма омерзительно, спрашивает у меня один из них, по-дурацки улыбаясь. Второй же ровно и молча стоит на месте, лишь изредка прищуривая и без того свои узкие глаза. Им обоим лет по сорок с лишним, не меньше.
— Да, а вы...
— Александр Семёнович, — заканчивает за меня толстяк с лысиной на голове. — А это мой охранник, — указывает на другого мужчину. Теперь понятно, почему он такой молчаливый, хотя, помнится мне, до знакомства со мной они о чём-то на ходу беседовали. — Почему же вы здесь одна, да ещё и в столь поздний час? Неужели отец пожалел денег для охранника, — ах, вот о чём это он...
— Нет, я сама настояла на том, что охранник мне ни к чему, — слегка улыбнувшись, непринуждённо бросаю я.
— Зря, очень даже зря, — недовольно качает головой мой собеседник, поправив чёрный смокинг и усевшись за стол напротив меня, а его охранник по-прежнему продолжает стоять на месте. — Если все, кому это нужно, узнают, что дочь самого Громова сейчас вот в этом ресторане и без сопровождения охраны, то, поверьте, это не может кончиться добром... — загадочно произносит толстяк, а я замечаю, что его руки, половина которых спрятана под столом от моего взора, как-то нервно подрагивают.
— Не пугайте меня такими шуточками больше, пожалуйста, — усмехаюсь я, но хитрое выражение лица этого Александра Семёновича мне уже не нравится. Кажется, тут что-то не так... Нутром чувствую. А быть может, я себе это просто накручиваю? С моими шаткими нервами такое вполне возможно.
— А это не шутка, Екатерина Дмитриевна, — вообще-то, моего настоящего отца звали Владимир. Хотя какая сейчас разница? — Вы нам отдадите двадцать миллионов, и мы с вами разойдёмся по-хорошему, — теперь этот мужик говорит совершенно серьёзно. Я вздрагиваю, когда раздаётся щелчок где-то под столом. О нет... Только не это... Кажется, у этого ублюдка есть пистолет, который он только что снял с предохранителя. Но здесь нельзя устраивать стрельбу. Ни в коем случае! Тем более за соседним столиком сидит молодая семейная пара с маленьким ребёночком. Не хотелось бы портить им праздник.
— Это снова шутка, как я понимаю, — тяжело сглатываю, пытаясь отыскать глазами охранника ресторана. Но его, чёрт подери, нигде нет! Куда же он испарился?! — Между прочим, она выдалась не очень удачной, и вам не помешало бы извиниться передо мной за эту глупую выходку, — поблизости нет никого, кто смог бы мне помочь. Неужели моя жизнь закончится так? Меня застрелят какие-то ублюдки в одном из самых дорогих ресторанов Питера? О-о-о, просто прекрасно, лучше не придумаешь!
— Это не шутка, сколько я могу повторять?! — разозлённо повышает голос этот мудак, громко стукнув по столу пухленьким кулачком и смерив меня жестоким взглядом. Такое ощущение, что этот дебил сейчас же разорвёт меня на мелкие кусочки. Он такой импульсивный, ух!
— Ну-у-у, — протягиваю, накручивая тёмные волосы на палец. — У меня нет с собой такой крупной суммы денег. Может, разойдёмся по-хорошему? Вы отпустите меня, а я не буду заявлять на вас в полицию. Думаю, такой вариант сейчас самый подходящий.
— Так я тебе и поверил! — взрывается толстяк. — Выйдем лучше отсюда. Этот разговор не предназначается для лишних ушей. Петя, займись ей, — охранник наконец-то сдвигается с места и сильно хватает меня за руку, из-за чего я вынуждена поднять свою задницу с мягкого стула и плестись за этими сумасшедшими прочь из ресторана.
Музыка становится всё тише и тише, пока мы втроём пешком удаляемся из того шумного района, в котором находились. Место, где мы останавливаемся, на вид очень странное. Вокруг есть несколько заброшенных зданий. А быть может, мне это просто кажется, ведь сейчас довольно-таки темно, практически ничего не видно. Прохладно и свежо... Кожа покрывается россыпью мурашек, когда начинает дуть лёгкий ветерок. Затишье перед бурей, как говорится... М-да, ну и влипла же я... А ведь давно со мной не случалось таких передряг! Видимо, серую полосу в жизни вновь заменила чёрная. Но когда же, в конце концов, наступит белая? Когда я смогу спокойно дышать?
— На, — мужлан насильно запихивает мне в руки какую-то вещь. Судя по ощущениям, это оказывается обыкновенный мобильный телефон. Раз есть много кнопочек, значит, это деревяшка, если я не ошибаюсь. — Звони своему папику и проси, чтобы он сам лично привёз за тебя выкуп. Двадцать миллионов рублей, не меньше, — я трясущимися пальцами тыкаю по светящимся в темноте клавишам и прикладываю трубку к уху, слушая долгие и противные гудки, раздающиеся из неё.
— Он не берёт... — тихо бормочу я, возвращая телефон лысому, после чего тот, казалось бы, довольно фыркает и говорит то, что заставляет мои коленки трястись хуже прежнего:
— Что ж, не хочет по-хорошему, значит, будем играть по-плохому. Раздевайся, дорогуша.
— Что-о-о?! — во рту становится сухо, и кажется, что я из-за такого заявления вот-вот упаду в обморок.
— Раздевайся, я сказал. Будешь отрабатывать задержку денег своим телом, — не-е-ет, неужели это снова повторяется? В прошлый раз, когда меня изнасиловали, всё было точно так же: месячные, ресторан, встреча, шикарное платье, общество мужчин... Но Дмитрий тогда сделал это не специально, а под действием алкоголя и из-за своих шальных нервов. А сейчас... Сейчас эти мужчины совершенно трезвы и у меня нет ни малейшего шанса сбежать от них. Это конец... Теперь-то точно...
— Я не собираюсь раздеваться, — отчеканиваю я, отойдя от толстого на несколько шагов назад. — И вообще, вы специально всё это подстроили? Чтобы убить моего... м-м-м... отца? — с заплетающимся языком спрашиваю я, открывая клатч и нащупывая в нём пистолет. Я, конечно, не собираюсь в них стрелять, иначе за убийство могу схлопотать себе немалый срок на зоне, это так, на всякий случай. Тем более я будущий врач, и эта профессия подразумевает сохранять жизнь, а не отнимать её.
— Тебе-то какая разница?! — Александр Семёнович только подрывается ко мне, как я отталкиваю его от себя и, развернувшись, бегу туда, куда только глаза глядят, запинаясь чуть ли не на каждом шагу. Мне становится сложно дышать... Конечно, я ведь не большой фанат спорта, бегаю редко, да и то только по крайней необходимости.
Наконец-то появляются фонари, которые освещают всю улицу, но я продолжаю бежать, боясь, что меня могут догнать эти уроды. Точнее, один из них, охраннику, надеюсь, я неинтересна. Внезапно кто-то сзади хватает меня за плечо, промурлыкав противным голоском чуть ли не прямо в ухо:
— Куда это ты собралась, красавица? — ох, он меня всё-таки догнал... Чёрт, что же мне теперь делать?! Я совершенно беззащитна перед ним, потому что пистолет случайно, по глупости потеряла где-то по дороге. А ещё платье длинное... В нём так неудобно! — Я с тобой ещё не закончил! Иди сюда, Громова, иди ко мне! — брезгливо морщась, я машу руками в разные стороны, иногда попадая кулаками в этого ублюдка, но его противные руки уже на моей талии, а вонючий язык скользит по коже шеи, вызывая отнюдь не приятные мурашки.
— Нет! Отпусти меня! Немедленно отпусти, скотина! — воплю, когда его руки уже ползают по моим ягодицам, словно огромные противные жуки или гусеницы. Почему он такой сильный?! Почему у меня не хватает сил на то, чтобы оттолкнуть его от себя?! Что за фигня происходит?!
Движущаяся неподалёку машина даёт мне маленькую надежду на спасение, и я громко выкрикиваю:
— Остановитесь! Помогите!
Транспорт останавливается, а из него выбегает мужской силуэт, и лишь когда он с силой отталкивает от меня насильника, то мне удаётся различить в нём знакомые черты лица. Ох... Я... Я не знаю, что мне сказать, что делать... Я в полной растерянности. Язык как будто бы прилип к нёбу. Сергей? Это... Это правда он? Но... как? Нет, скорее всего, это сон. Такого просто не может происходить наяву!
— Девушка, вы в порядке? Надеюсь, он с вами ничего не успел сделать? — и голос тот же... Только с нотками хрипотцы, но всё же...
Я провожу дрожащими ладонями по вспотевшему лицу и стираю с щёк слёзы, которые всё бегут и бегут... По какой-то причине до сих пор не могут остановиться.
Но Сергей, или полицейский, или кто он там, казалось бы, не обращает никакого внимания на мою растерянность, озадаченно оглядывается по сторонам, словно выискивая кого-то, и разъярённо шипит:
— Чёрт! Сбежал, быстрый же гад...
— Могу ли я узнать имя своего спасителя? — отворачиваюсь от мужчины, чувствуя, насколько быстро внутри бьётся сердце, готовящееся вот-вот выпрыгнуть из груди. Приятное тепло против моей воли разливается по телу, когда он спокойно произносит:
— Сергей... А... — он ненадолго замолкает. — Как вас зовут?
— Екатерина... Громова Екатерина, — не выдержав, я всё-таки поворачиваюсь к нему, узрев замешательство на его почему-то исхудалом лице.
— Катя? — словно не веря во всё происходящее, как и я, наверное, неуверенно спрашивает блондин. А потом он подходит ко мне ближе, по пути нервно качая головой и прикрывая глаза. Что это с ним происходит, интересно? Да и что творится со мной?
— Ну здравствуй, Серёжа, — я вымученно улыбаюсь, в упор на него посмотрев.