История полна загадок, сколько исследователей, столько и мнений. Важное значение в дальнейшем формировании русского этноса и образовании Московской Руси (Московии) имеют представители племени голядь
По данным Википедии. ГОЛЯДЬ - балтийское племя, в 1-м - нач. 2-го тыс. н. э. населяло бассейн р. Протва между землями вятичей и кривичей; ассимилировано восточными славянами (русскими). Летописи 1058 и 1147 упоминают балтийское племя «голядь» на реке Протва, в юго-западной части современной Московской, Смоленской и Калужской областей. Археологически соотносятся к мощинской культуре. Название племени (этноним) идентично галиндам.
Первое упоминание о голяди относится к 1058 году. Согласно летописям, черниговский князь Святослав Ольгович ходил на голядь около 1147 года. К концу XII века голядь была ассимилирована славянскими племенами (главным образом, вятичами).
По мнению ряда историков, первоначально (II век) голядь жила в Восточной Пруссии, а потом мигрировала на восток, в верховья Оки, где ассимилировала местных восточных балтов верхнеокской культуры. Возможно одной из причин миграции была восточная экспансия бастарнов зарубинецкой культуры.
В настоящее время в Дмитровском и Клинском районах Московской области существуют деревни с названием Голяди.
В черте нынешней Москвы акты упоминают речку Голяданку, левый приток реки Москвы.
В окрестностях города Брянска известно село Голяжье (ныне переименованное в Отрадное), впервые упоминаемое с начала XVII века.
О проживании голяди в Западном Подмосковье свидетельствует Ипатьевская летопись. Под 1147 годом сообщается, что суздальский князь Юрий Долгорукий, претендовавший на киевский престол, пошел с войском на Новгород Великий, а черниговскому князю Святославу Ольговичу повелел воевать Смоленскую волость. Последний принял это предложение и захватил часть смоленских земель в бассейне р. Протвы, притоке Оки, заселенных голядью - "...и шёд Святославъ и взя люди Голядь, верхъ Поротве..." - записал летописец (ПСРЛ, 1962).
К голяди Подмосковья относится и сообщение летописей под 1058 годом о победе Изяслава Ярославича над голядью (ПСРЛ, 1962). Нередко это трактуется как свидетельство военного похода Изяслава в Галиндию (Пашуто, 1959). Однако Изяслав в эти годы находился на Смоленщине и в Северо-Западной Руси, был занят "установлением" этих земель и вряд ли оттуда мог организовать поход в далёкую прусскую Галиндию. Более того, с той же смоленской голядью, по-видимому, связано отмеченное летописями событие 1248 г.: "И Михаиле Ярославичъ московский убьенъ бысть от Литвы на Поротве" (ПСРЛ, 1925). Московский князь Михаил Хоробрит вынужден был снова отправиться на Протву, где и погибает в сражении с Литвой. Литва на р. Протве в середине XIII в. это - безусловно потомки голяди. Таким образом, надежно определяется, что в ХI - ХIII вв. в Западном Подмосковье в бассейне р. Протвы проживала голядь.
Очевидно, племя голядь под именем Сoldas названо в сочинении историка VI в. Иордана "Гетика" (Иордан, 1960), на что впервые обратил внимание А.Л. Погодин (1940). Этот этноним упомянут Иорданом среди названий ряда других восточноевропейских племён без указания их географического размещения в связи с характеристикой готского короля Германариха, будто бы покорившего эти северные племена. Среди последних отчётливо читаются меря, мордва, весь, чудь. Произведение Иордана было окончено в 551 г., но автор широко использовал и не дошедшие до нас сочинения Аблабия (середина V в.) и Кассиодора (конец V - начало VI в.). Сведения о голяди здесь относятся к IV в.
Память о голяди в отдельных местностях её прежнего проживания сохранялась ещё в XIX в. Так, калужский краевед В.М. Кашкаров сообщает, что в Мещовском уезде Калужской губ. недалеко от дер. Чертовой имеется гора, на которой "по преданиям, в очень стародавние времена жил разбойник Голяга, по другим - Голяда. Обладал он силой непомерною, на 30 вёрст бросал свой топор". В том же уезде близ деревень Свинухово и Сабельникова местные жители указывали две горы, на которых жили два брата-разбойника Голяги, перебрасывавшиеся друг с другом топором (Кашкаров, 1901).
На основе топо - гидронимов, производных от этнонима голядь, исследователи очерчивают довольно широкий регион расселения этого племени - от верховьев Клязьмы на севере до верховьев Жиздры на юге и от водораздела Днепра и Волги на западе до окрестностей Москвы на востоке.
Ещё В.Н. Татищев сопоставил летописную голядь с античными галиндами и Галиндией - одной из земель Пруссии. С этим вполне правомерно согласились многие исследователи и полагая, что окская голядь была балтским (литовским, по терминологии XIX в.) племенем и каким-то образом оказалась в XII в. на реке Протве в окружении вятичей и кривичей.
О происхождении голяди высказано несколько догадок. Согласно одной из них, голядь переселилась из Галиндии на Протву вместе с вятичами и радимичами, о ляшском происхождении которых говорит "Повесть временных лет" (С.М. Соловьев, Н.П. Барсов, А.А. Шахматов). Другая группа учёных видела в голяди на Протве поселения пленников, переселенных древнерусскими князьями из Галиндии (Н.М. Карамзин, П.И. Шафарик, П.И. Якобий, В.Т. Пашуто). Сторонники третьей точки зрения утверждали, что летописная голядь была реликтом древнего населения Восточноевропейской равнины, которое занимало её обширные пространства с глубокой древности (П.И. Кеппен, Н.И. Костомаров, П.В. Голубовский, М.К. Любавский, А.И. Соболевский, Ю.В. Готье, М. Фасмер). Новейшие топонимические изыскания достоверно свидетельствуют, что области верхнеокского бассейна, где локализуется голядь, составляют неразрывную часть древнего балтского ареала. Причём, водных названий балтского происхождения здесь не меньше, чем в других регионах древнего расселения этого этноса. В этой связи, можно со всей определенностью утверждать, что балтские племена начиная с отдаленной древности вплоть до славянских миграций заселяли земли бассейна верхней Оки (Седов, 1971; Топоров, 1972;).
Славяне, как показывают материалы археологии, начали осваивать земли бассейна верхней Оки около VIII в. н.э. В более раннее время здесь проживали племена балтского этноязыкового массива. В раннем железном веке это были племена верхнеокской культуры, родственной днепро-двинской культуре Смоленского Поднепровья и Белорусского Подвинья и юхновской в Подесенье, принадлежность носителей которых к балтам не вызывает сомнений. Носители этих трёх культур составляли крупное диалектно-племенное образование днепровских балтов (Седов В.В, 1985)
Во II-III вв. н.э. в Верхнеокском регионе наблюдается инфильтрация новых групп населения, шедшая из Подесенья. Она проявляется в появлении на территории верхнеокской культуры древностей почепской культуры. Последняя получила распространение в бассейне Десны в I-III вв. н.э. и сложилась в условиях взаимодействия местных племён юхновской культуры с расселившимися на той же территории носителями зарубинецких древностей.
В бассейне верхней Оки переселенцы из Подесенья - носители почепских древностей селились или на поселениях верхнеокской культуры или основывали новые селища. В результате взаимодействия аборигенного населения с пришлым в Верхнеокском регионе на рубеже III и IV столетий складывается новая культура - мощинская (Седов, 1982,). Основы домостроительства и характер керамического материала (сравнительно толстостенные горшки с выпуклыми плечиками и суженным низом с шероховатой или бугристой поверхностью из-за значительной примеси дресвы и крупного песка) были несомненным наследием местной верхнеокской культуры раннего железного века. Вместе с тем в мощинской культуре присутствуют элементы (наземные дома столбовой конструкции с внутренными прямоугольными котлованами, глиняные сосуды, в том числе не известные ранее здесь довольно многочисленные миски, с чёрной или коричневой лощёной поверхностью, характеризующиеся тщательностью изготовления и плотным тестом с примесью мелкого песка), генетически не связанные с местными древностями. Достаточно очевидно, что они были привнесены в Верхнеокский регион переселенцами из Подесенья. Вопрос об этнической принадлежности носителей мощинской культуры решается так. Основой этой культуры, несомненно, были верхнеокские древности, носителями которых были местные балты. Домостроительство, обрядность, керамический материал и украшения, в частности вещи, инкрустированные цветными эмалями, дают основания для отнесения носителей мощинской культуры к балтоязычному населению. Инфильтрация в верхнеокские земли потомков зарубинецких племён не изменила коренным образом этнос их обитателей (Никольская, 1966, Третьяков, 1970, Седов, 1970).
Появление на восточной окраине древнего балтского ареала водных названий прусско-ятвяжско-галиндских типов, как и этнонима голядь являются прямым свидетельством перемещения каких-то групп населения из западнобалтских земель.
В второй половине I в. н.э. значительные группы зарубинецкого населения из Припятского Полесья и Среднего Поднепровья продвигаются в бассейн Десны, где, как уже говорилось, складывается почепская культура. Носители же последней в следующих столетиях проникают на верхнюю Оку, где и формируется мощинская культура. Нужно полагать, что миграция зарубинецкого населения и потомков его не внесли существенных перемен в этноязыковые ситуации Подесенья и Верхнего Поочья. Аборигены этих земель - днепровские балты приняли в свою среду родственное население. Вместе с тем, переселенцами были привнесены в эти земли западно-балтские языковые особенности, выявляемые прежде всего в гидронимике (Седов, 1970). Других объяснений появления западнобалтских лингвистических элементов на востоке древнего балтского ареала пока нет.
Мощинская культура оставлена определенно дославянским населением. В VIII в., когда верхнеокский бассейн заселяется славянами, она прекращает свое развитие. Славянами в эти края были принесены культурные элементы, проявляемые в домостроительстве и керамическом материале, сопоставимые с материалами роменской и боршевской культур. Вместе с тем, очевидно, что местное балтское население в основной массе в процессе славянского расселения не покинуло мест своего обитания. Ярким примером взаимодествия мощинских племён со славянами является появление у последних обычая хоронить умерших в курганах.
На верхней Оке (до устья Угры) процесс славянизации аборигенного населения протекал, по-видимому, довольно активно и к ХI-ХII вв. завершился. Курганы XI-XII вв. этого региона имеют уже характерный вятичский облик. Лишь по его окраинам, там, где вятичская колонизация встретилась с кривичской, выявляются отдельные погребения голяди. Таков курган 1 могильника Трашковичи, в котором на материке открыто захоронение коня и несколько южнее мужское погребение, ориентированное головой к востоку. При нём найдены железные топор и наконечник копья, а также глиняный горшок (Булычoв, 1899). Восточная ориентировка погребённых в древнерусских курганах лесной зоны Восточноевропейской равнины, как установлено ныне, является наследием балтской погребальной обрядности (Седов, 1970). Наличие при погребенном топора и копья не свойственно восточнославянскому ритуалу и находит многочисленные аналогии также в средневековом балтском мире, например, в памятниках латгалов.
В лесной зоне Восточно-европейской равнины конские захоронения в древнерусских курганах являются несомненным наследием балтского похоронного ритуала (Седов, 1970).
Начиная с IX-Х вв. славяне-вятичи с верхней Оки постепенно продвигались в северо-восточном направлении. При этом, расселение шло по поречью Оки и далее вдоль реки Москвы. Регион Протвы и Нары оставался не затронутым славянской колонизацией. Складывается впечатление, что голядь, заселявшая его, не допускала сюда славянских переселенцев.
Первые славянские поселения и курганы появляются в правобережной части бассейна реки Москвы в IX-Х вв. и очень скоро округа будущего города Москвы оказывается наиболее плотно заселенным вятическим регионом. В том регионе, где летопись локализует голядь (кроме истоков Протвы, смежных с Можайским течением реки Москвы), курганов с типично вятичскими семилопастными височными кольцами не известно вовсе (кроме истоков Протвы, примыкающих к можайскому поречью Москвы). Более того, здесь нет и типично древнерусских курганных могильников, состоящих из десятков кучно расположенных насыпей.
В составе вятичского населения Москворечья выявляются курганные захоронения славянизированной голяди. Очевидно, более или менее крупные группы этого племени оказались увлечёнными в славянский миграционный процесс. Какая-то часть таких курганов, возможно, отражает местные контакты подмосковных вятичей с голядью летописного региона.
Голядским, по всей вероятности, является обычай носить на руках большое количество перстней. В восточнославянских курганных при погребённых обычно встречается по одному-два, реже три перстня. Ношение на руках большого числа перстней фиксируется по материалам латгальских могильников (Нукшинский могильник, 1957).
Шейные гривны не принадлежат к числу распространённых украшений в восточнославянском мире Х-ХII вв. Только у двух племён - радимичей и вятичей - они получили относительно широкое бытование. Анализ радимичских шейных гривен показывает, что прототипы многих из них находятся в балтских древностях, а обычай широкого употребления их обусловлен включением в этногенез этого племени балтских аборигенов (Седов, 1970).
Очевидно, распространение шейных гривен в ареале вятичей также отражает взаимодействие славян с балтами-голядью. Среди вятичских украшений есть шейные гривны, не известные в других древнерусских землях, но имеющие полные аналогии в летто-литовских материалах. Очевидно, в Подмосковье в XI в. имелась среда, родственная летто-литовскому населению. Голядским наследием, вероятно, являются и погребения с северной ориентировкой, открытые в подмосковных курганах в Крымском и Стрелково.
Летописный регион голяди оставался не доступным для славянской колонизации до XV в., когда московские князья стали основывать города, что и привело к окончательной славянизации остатков балтского племени.
К середине I тыс н. э. этническая картина западной части Волго-Окского междуречья резко меняется. На рубеже и в первых веках новой эры южные соседи верхнеднепровских племён двинулись на запад и север, спасаясь от набегов кочевников-сарматов, а затем и гуннов.
Приток южного населения в верховья Днепра вызвал перенаселенность территории и подвижку балтских племён на Восток - в западную часть Волго-Окского междуречья, занятую финно-угорскими племенами. Огибая с севера и юга Вяземский лесной массив, верхнеднепровские племена двумя колонизационными потоками вторглись с запада в Волго-Окское междуречье. Как и ранее, р. Москва явилась основной водной магистралью расселения племен, продвигавшихся с верховьев Днепра.
К VI в вся территория дьяковской культуры, от Средней Оки на юге до Верхней Волги на севере, включая все течение р. Москвы и её крупные притоки - Рузу, Истру, Пахру, была заселена балтскими племенами.
Однако вскоре началось разрушение монолитного расселения балтов, территория которого уже простиралась от Балтийского моря до Волго-Клязьминского междуречья Это произошло в VII-VIII вв., когда в Верхнее Поднепровье с юго-запада вторглись племена славян-кривичей, отрезав тем самым восточную группировку племён от западной.
В результате на территории западного Подмосковья образовался "реликт" балтского этноса, который нашёл отражение в древнерусских летописях под именем "голядь" (славянизированный вариант слова "галинды").
Этнос балтов-"голяди" в западном Подмосковье археологически устанавливается "позднедьяковским" культурным слоем, оставленным на городищах дьяковского типа. При этом отчётливо прослеживается преемственность "позднедьяковской" культуры с культурой Тушемля Смоленщины по схожести археологического материала и оборонительным сооружениям. Пришлые балты заселили практически те же места, которые до них уже были освоены - городища, ранее возведенные дьяковскими племенами.
Смена этноса в западном Подмосковье, начало которой следует отнести к II-III вв., проходила далеко не мирным путём. Этот вывод подтверждается существенным изменением облика керамической посуды, хозяйственных изделий, набором украшений и главным образом коренной перестройкой фортификационных сооружений городищ.
Большая часть дьяковских городищ подвергается полной реконструкции. Жилые площадки городищ расширяются и окружаются системой двойных и тройных валов и рвов. На городищах сооружается система обороны, исключающая внезапность захвата и возможность поджога жилых строений, забрасывания их смоляными факелами и горящими предметами.
Население подобных городищ могло выдерживать длительную осаду, не испытывая недостатка воды, так как крайний оборонительный вал с защитным тыном обязательно захватывал ручей или участок с низко расположенным к поверхности водоносным слоем, где мог устраиваться колодец.
Вне всякого сомнения, расселение балтов в западной части Волго-Окского междуречья происходило при упорном сопротивлении финно-угорского населения. Это противоборство продолжалось, видимо, до конца V в, когда население дьяковской культуры было окончательно вытеснено в восточную часть междуречья и за Верхнюю Волгу.
То, что процесс расселения балтов происходил не мирным путём, а насильственным вытеснением дьяковских племён, подтверждает ареал распространения балтоязычных гидронимов на этой территории и отсутствие гидронимов финно-угорской языковой группы. Несомненно, что у дьяковского населения существовали названия водных объектов западной части Волго-Окского междуречья. Однако они не дошли до наших дней вследствие исторического разрыва, отсутствия преемственности между культурами угро-финноязычного населения и славян.
Иными словами, финно-угорские гидронимы не сохранились, так как не было прямого языкового контакта славян с населением дьяковской культуры, а последних с балтами из-за существенных языковых различий.
Несмотря на то, что быт, промыслово-хозяйственная деятельнось и в целом материальная культура финно-утров и балтов мало отличались друг от друга, р. Москва для балтов, как впоследствии и для славян, играла более важную роль, чем для дьяковского населения. В этом убеждают дошедшие до нас многочисленные балтские гидронимы, сохранившиеся до наших дней в основном в неизменном виде.
Правда, в западной части Волго-Окского междуречья сохранилось около десятка гидронимов, которые могут быть отнесены к угро-финноязычной группе, но все они в основном расположены в пограничных районах расселения. Это ещё раз указывает на то, что историческая преемственность гидронимов при смене этнического населения была возможна только при длительных пограничных контактах разноязычных этнических групп или мирной ассимиляции одних другими. По всей видимости, только первый случай имел место при расселении балтов в Волго-Окском междуречье.
Упоминания о славянских (русских) сёлах и поселениях (селищах) балтов дошли до нашего времени в древнерусских летописях, духовных и договорных грамотах великих и удельных князей и других исторических документах XIV-XV вв.
Поэтому именно Москва, располагавшаяся в узле расселения балтских племён, раньше других в западном Подмосковье попала в зависимость от Ростово-Суздальского княжества.
Археологами отмечено три колонизационных потока древних славян в Волго-Окское междуречье.
С северо-запада и запада шли новгородские словене и кривичи, с юга - вятичи.
На рубеже IX-X вв. новгородские словене, расселяясь в юго-западном направлении, остановили дальнейшее продвижение смоленских балтов в Заволжье и в восточную часть Волго-Окского междуречья.
Волна смоленских кривичей, двигаясь с верховьев Днепра в Волго-Клязьминское междуречье по миграционным следам балтов, ассимилируя и активно вовлекая их в свою хозяйственную деятельность, в XI в. значительно сократила территорию расселения балтских племён на севере западного Подмосковья. Северная граница территории балтов стала проходить по р. Рузе, а восточная - по правому берегу среднего и нижнего течения р. Москвы, переходя в некоторых местах на левый берег, как, например, в районе будущей территории Москвы (Сходненское, Тушинское и Кремлевское городища).
Археологические памятники как ранних (IX в.), так и более поздних (X-XI вв.) кривичей локализуются в верховьях Ламы, на левом берегу Рузы и её притоках - Озерне, Истре, а также в междуречье Клязьмы и Москвы, на восток и юг, до р. Оки.
Непосредственно на территории современной Москвы кривичских памятников-курганов не выявлено, но они дугой охватывают её с востока, приближаясь на 15-20 км, территория же самой Москвы была заселена балтами.
Несколько по-иному складывались условия славянской колонизации западного Подмосковья с юга.
Появление первых поселений вятичей на Верхней Оке датируется рубежом VIII-IX вв. Следы проникновения вятичей в южную и центральную части западного Подмосковья начинают прослеживаться по курганным захоронениям лишь со второй половины XII в. К середине XII в,, северная граница расселения вятичей мало изменилась и проходила по среднему течению Оки и ее притоку - р. Угре.
Летописи не сообщают точной даты и не указывают причины позднего расселения вятичей в западном Подмосковье, не содержат они сведений и о границах территории расселения летописной "голяди" и её взаимоотношениях со славянским населением и соседними княжествами.
Кривичских курганов в бассейне р. Протвы нет, но вместе с тем в XII в. Уставная грамота смоленского князя Ростислава Мстиславича (1136 г.) фиксирует даннические центры Смоленского княжества в южных районах западного Подмосковья - на р. Шане (Путтино), Протве (Бобровники, Беницы), Истье (Доброчков), Пахре (Добрятино) и в верховьях р. Москвы (Ветца, Искома).
При этом наблюдается определённая географическая закономерность: центры располагаются по периферии территориального образования "реликта" балтского этноса середины XII в.
Образование феодальных центров на востоке Смоленской земли явилось продолжением естественного процесса колонизации смоленских балтов, предки которых, поселившись в западном Подмосковье, образовали родо-племенные центры в бассейнах Протвы и Москвы.
Длительные контакты с балтским населением, по-видимому, позволили княжеской администрации Владимира Мономаха, в состав которой могли также входить ассимилированные балты, сравнительно мирным путём завершить колонизационный процесс, так как эти события не попали на страницы летописи.
Таким образом, вся территория "голяди" по Протве и её притокам, Пахре до впадения Десны и верхнему течению р. Москвы к середине XII в. принадлежала Смоленску, образовав восточный выступ Смоленского княжества.
Балтское население по среднему течению р. Мосвы, в том числе в районе Москвы, очевидно, в то время уже платило дань ростово-суздальскому князю.
Вторично "голядь" упоминается на Протве в контексте летописных событий 1146-1147 гг., в период максимального накала междоусобной борьбы Ольговичей и Давыдовичей, в которой активное участие принимает ростово-суздальский князь. Юрий Долгорукий заключает союз с новгород-северским князем Святославом Ольговичем и проводит ряд военных мероприятий на рубежах своего княжества, которые в дальнейшем обеспечивают ему успех в борьбе за киевский стол.
Особенностью походов Святослава Ольговича является развертывание военных действий не в центральных районах Смоленской земли, а на территории "голяди" по Протве и её притоку Угре. Поход был не случаен, так как по территории "голяди" проходила "прямоезжая" дорога на Киев, и местное население могло оказать серьезное сопротивление войскам Юрия Долгорукого и военным действиям его союзников.
Поход на "голядь" был не случаен еще и потому, что в 1146 г. Святослав Ольгович, спасаясь от Давыдовичей, несколько месяцев провел в "Лесной земле" вятичей. За эту услугу он, очевидно, обязался оказать военную помощь вятичам, у которых сложились далеко не дружественные отношения с "голядью" на Протве. Возможно, это было связано с попытками захвата вятичами территории балтов к северу от среднего течения Оки. Такое утверждение представляется правдоподобным, если учесть, что условия для свободного расселения вятичей в Западном Подмосковье не было.
Такой вывод подтверждается тем, что вятичи отказались выдать Давидовичам Святослава Ольговича, а затем участвовали в его походе на Протву. Так или иначе, но с этого времени историческая "голядь" - исчезает со страниц летописи, а Юрий Долгорукий, как отмечал В. О. Ключевский, с этого времени "водил уже прямой дорогой из Ростова к Киеву целые полки".
Исчезновение "голяди" со страниц летописей нельзя понимать как уничтожение балтского населения на западе Подмосковья. Это противоречило бы нравам и обычаям феодальной Руси. По-видимому, после разгромного похода Святослава Ольговича на Протву в верховья р. Москвы "голядь" перестала существовать как самостоятельный этнос, оказавшись в зависимом положении. .
Таким образом, этническая история западной части Волго-Окского междуречья показывает, что р. Москва на протяжении нескольких тысячелетий являлась связующим звеном в цепи этнических расселений древних культур с востока на запад, ядром формирования культуры фннно-угров в раннем железном веке, заселения и освоения leppiuopan ocuidvm. Коренное население Подмосковья во время монголо-татарского нашествия, по-видимому, не исчезло, а продолжало проживать на освоенных территориях. Эту мысль подтверждает то, что русскоязычное население как до, так и после нашествия не успело образовать заметного славянского фона в гидронимий Западного Подмосковья.
Несмотря на то, что Подмосковье и его центральная часть - территория будущего города - имели свой доисторический период, глубоко уходящий корнями в самое отдаленное прошлое, название Москва сравнительно поздно появляется на страницах письменных источников, только под 1147 г. Это явление не случайно и имеет свои причины, которые тесно связаны с развитием и укреплением феодальных отношений в Древнерусском государстве и на его северо-восточной территории - Ростово-Суздальской земле.
До феодального дробления Киевской Руси, которое лавинообразно стало развиваться после смерти Владимира Мономаха, Подмосковье, являясь сравнительно бедной податной волостью на юго-западной окраине Ростово- Суздальской земли, оказалось лежащим вне основных путей сообщения и на стыке податных земель Новгорода, Смоленска и Чернигова.
Со смертью в 1125 г. Владимира Мономаха прекратилась зависимость Ростово-Суздальской земли от Южной Руси. Ранее, когда верховная власть принадлежала киевскому князю, установление твердых границ между податными центрами Киевской Руси не имело смысла, поскольку Владимир Мономах держал Новгород, Смоленск, Чернигов и Ростов своими сыновьями.
Очевидно, после событий 1134-1135 гг. Юрий Долгорукий, укрепляя границу княжества на Волге, ставит в 1135 г. город Кснятин, а затем в начале 40-х гг. шесть остальных пунктов, в том числе Москву.
В строительной деятельности Юрия Долгорукого была одна характерная особенность - он давал новым городам названия в продолжение традиции, зародившейся при образовании и становлении Ростово-Суздальской земли. Нельзя считать случайным в деятельности Юрия Долгорукого основание города в излучине среднего течения р. Москвы, а также неожиданным присвоение ему "непонятного" для наших современников названия.
Неустойчивость первых словообразовательных форм названия поселения Москва и другое наименование - Кучково - свидетельствуют, что именно в 40-х гг. Москва получает свое имя и превращается из податного центра в один из важных городов Ростово-Суздальской земли Юрия Долгорукого, в нескольких десятках километров от Черниговских и Смоленских земель.
В середине 40-х гг. заканчивается первый этап укрепления княжества строительной деятельности Юрия Долгорукого. Очевидно, он понимал и то, что настоящей опорой для Мономаховичей является Ростово-Суздальская земля, так как в начале 50-х гг. начинается второй этап его строительной деятельности - возведение городов- крепостей, в число которых входит Москва, где в 1156 г. на высоком Боровицком холме ставится крепость - будущий Московский кремль.
Все приведенные обстоятельства позволяют уверенно предполагать, что Юрий Долгорукий мог дать городу название р. Москвы с сематической мотивировкой "опорный узел", "узловой (пункт) город", отвечавший его замыслам и устремлениям и понятной его ближайшему окружению.
На наш взгляд, перенос гидронима Москва на укрепленный пункт, а затем и город-крепость содержал в себе для Юрия Долгорукого не только смысловую, но и политическую цель.
В контексте политических событий второй половины XII - начала XIII в. историк С. Ф. Платонов, отмечая особое положение Москвы, писал: "Москва - пункт, в котором встречают друзей и отражают врагов, идущих с юга. Москва - пункт, на который прежде всего нападают враги суздальско-владимирских князей. Москва, наконец, исходный пункт военных операций суздальско-владимирского князя, сборное место его войск в действиях против юга". В. О. Ключевский сказал об этом более кратко: "Москва - узловой пункт", вынеся эту характеристику в заголовок раздела своего "Курса русской истории".
Безусловно, отдельные положения, приведённые в обоснование этимологии топонима Москва, не бесспорны, они требуют уточнений и дополнений.
Изначальное населения Москвы состояло именно из фино-угорского население. А именно племена "Мокша", относящиеся к фино-угорскому этносу. От слова мокша и происходит этноним Москва. Изначальное этническая группа (аборигены) в области Москвы были именно фино-угры. И именно большинство этимологии на территории Руси преобладает в фино-угорском направлении.
В принципе названия рек могут быть смешанного происхождения -корень древний (не обязательно финский или балтский, а еще более древний), а окончание - или финское, или балтское, или бывшее финское переделанное в балтское (или на оборот). Так как контакты балтов и финнов в подмосковье продолжались не одно тысячелетие, а потом ещё прошла славянизация, то сейчас очень трудно установить, что как менялось.
Согласно новгородским летописям, северная зона Восточно-Европейской равнины уже в начале II тыс. до н. э. была заселена русскими.
Зону смешанных и широколиственных лесов от Западного Буга до бассейна Оки в железном веке занимали довольно однородные археологические культуры («штрихованной керамики», днепро-двинская, юхновская, милоградская, верхнеокская), принадлежавшие, несомненно, народу индоевропейского происхождения. Все они обнаруживают преемственность с местными культурами «шнуровой керамики» эпохи бронзы, начиная со времен 22-18 вв. до н.э. Однако культуры типа «штрихованной керамики» обнаруживают преемственность не только с предшествующими, но и с последующими - вплоть до славянского средневековья. В них отчетливо заметны черты, сближающие как с «пражской керамикой», так и с другими несомненно славянскими культурами этого региона. Те же углублённые в земле однокомнатные жилища с очагом в углу, лепные горшки той же формы, тот же обряд погребального сожжения, те же культовые центры - круговые ограды с идолом посредине. В сущности, в этом регионе никакого «разрыва» при переходе к средневековью вообще не было. Славяне русского севера, оказываются автохтонами, коренными жителями.
Очевидно, большинство местных жителей, наследников «ямочно-гребенчатой» культуры, перешло на русский язык уже в эпоху средней бронзы, прежние языки сохранились только в восточной Прибалтике и там «законсервировались».
Вернемся теперь к Геродоту, и посмотрим, кого он «увидел» на месте археологических культур типа штрихованной керамики, Юхновской и др. Как известно, в его времена там обитали будины и гелоны - народы разного происхождения и образа жизни. Будины - это водь, народ угро-финнского происхождения, а гелоны и есть носители тех культур лесной зоны, которые признаны индоевропейскими и... славянскими!
Описание Геродота даёт представление о взаимоотношениях двух основных этнических групп севера Русской равнины: будины были менее развиты, занимались более охотой, тогда как гелоны жили в той же земле, но в укрепленных поселениях (городах), занимались высокопродуктивным сельским хозяйством. Гелоны мирно колонизировали землю будинов, распространяя на север свою высокую культуру. Такими же были отношения русских и утро-финнов и в средневековье...
Гелоны раннего железного века были славянами - вполне в современном смысле этого слова. Сходство языка гелонов с языком скифов, которое отмечал уже Геродот, есть не что иное, как общность языков одной - славянской! - группы, или может быть, даже диалектов внутри одного языка.
Следует учитывать также, что «лесные» народы Центральной России раннего железного века, были не просто близки скифам, но входили, по существу, с ними в одну политическую систему. Когда скифская цивилизация подверглась серьёзной опасности со стороны персидской империи Ахеменидов (поход Дарня в Причерноморье в 512г. до н.э.), её поддержали не только ближайшие родственники, донские савроматы, но и северные гелоны и будины, тогда как меланхлены и агатирсы в этот критический момент «отпали».
Скифы, возможно сами того не подозревая, были пограничной стражей руссов.
Однако Русалания пала под ударами готов и их союзников гуннов. Причём земли гелонов отошли как раз к гуннам. И этому процессу имеются археологические подтверждения. Именно к этому времени В.Н. Топоров относит появление на территории современного Подмосковья «мощного западно-балтийского компонента». Это ещё одно подтверждение того, что гунны выходцы не из монгольских степей, а с южного берега Балтийского моря. Гуннам удалось объединить вокруг себя не только гелонов и финно-угров, но и волжских сарматов, более известных в истории как болгары. И гелоны, и финно-угры, и волжские сарматы входили ещё в империю Кия, а гуннам они достались по наследству.
Причём гелоны и сарматы говорили на одном языке, до нас этот язык дошел почти в неизменном виде и известен как церковно-славянский. Равным образом это касается и письменности. Речь идёт о знаменитой «кириллице», с которой Константин Философ (в иночестве Кирилл) познакомился в Крыму. О чём с предельной честностью сообщает его «Житие». Стоит ли удивляться после этого, что болгарские и русские современные языки очень схожи между собой. Как известно, болгары-сарматы образовали два государства, кроме Дунайской Болгарии, совместно со славянами, еще и Болгарию Волжскую, совместно с финно-уграми. И, скорее всего, в Волжской Болгарии говорили до так называемого монголо-татарского нашествия именно на сарматском языке и лишь позднее перешли на тюркский. Так что в выражении «поскреби русского – найдешь татарина» есть своя правда, но с существенной поправкой, если продолжить этот процесс дальше, то в татарине обнаружишь сармата-волгаря, сиречь русского.
Гелоны под несколько измененными именами известны на севере Русской равнины вплоть до средних веков. Еще в 5-6 вв. н.э. по левобережью Днепра, в бассейне Десны и верхней Оки обитали, как сообщают источники, гольты и гольтескифы. Последний термин ясно указывает на большую близость гелонов-гольтов и скифов, о чём говорил и Геродот.
В русских летописях жители бассейна верхней Оки назывались голядью, при этом никогда не отмечалось их «иноязычие» по отношению к славянскому населению. Очевидно, средневековая «голядь» - это потомки древних гелонов, сохранившие свои этнополигические структуры; остальные же просто вошли в состав нового славянского объединения, созданного вендами-вятичами.
По мнению Куковенко В.И.. Не безразлична эта тема и Можайским краеведам - некогда голядь заселяла всю южную часть территории нынешнего Можайского района, и этот этнос и быстрое его исчезновение до сих пор остается для нас тёмным и загадочным пятном исторического прошлого нашей земли. Земли голяди, как можно предполагать, входили тогда в состав Смоленского княжества.
Карамзин видел в ней галиндов, чьи племена жили в Восточной Пруссии, и которых относят то к славянским, то к германским народам. Историк С.М. Соловьев согласился с Карамзиным в том, что голядь – это одно из племён галиндов, причислив последних к народам литовским. «Из литовских племён очень рано вошли в состав русских владений голяди или голядь, жившими по рекам Протве и Угре, замешанные среди племён славянских – радимичей. Вятичей и новгородцев. Каким же образом часть литовского племени голядей попала так далеко на восток? Простирались ли так далеко древнейшие жилища литовского племени, перерезанные после движения славян с юга, или голяди явились на Протве и Угре вследствие движения с запада, точно так, как тем путём явились славянские лехитские племена радимичей и вятичей? Может быть, даже переселение голядей на восток находилось в связи с означенным переселением радимичей и вятичей, с другой стороны, природа страны голядов и некоторые исторические данные делают вероятным переселение части этого племени на восток вследствие недостатка жизненных средств. Галиндия находилась к северу от Мазовии, была наполнена множеством вод, густых лесов и пущей; рассказывают, что в одно время народонаселение Галиндии так умножилось, вследствие долгого мира, что средств к жизни стало недостать, в таких обстоятельствах старшины определили, чтоб в продолжении известного времени все младенцы женского пола были умерщвляемы. Понятно, что ни одно из приведенных предположений не может быть принято преимущественно перед другим. Но все они, вместе взятые достаточны для убеждения в том, что наши голяди были родственны жителям литовской Галиндии». В подобном взгляде на голядь усомнился Н.П. Барсов, замечательный русский исследователь и учёный; «Что касается голяди… то только сходство её названия с Прусской Галиндией позволяет видеть в ней особое племя и причислять её к Литве… Из половины XII века мы имеем положительные указания, что люди Голядь жили в пределах Смоленского княжения, где-то близ р. Поротвы. Объяснить появление этой литовской ветви так далеко на восток довольно трудно. Очень может быть, что ещё в глубокой древности Голяди были оторваны от массы литовского племени движением славян с юга на север, - или же они явились на Протве и вследствие переселения с запада, что могло стоять в связи с переселением с запада же Славянских племён Вятичей и Радимичей, по известиям летописи пришедших от ляхов на Оку и Сожь. Возможно, что и Москва была основана на землях голяди. Это было сильное и многолюдное племя, долго защищавшее свою независимость, но вынужденное всё же покориться славянам и впоследствии полностью ассимилированное ими. Но происхождение его всё ещё остается загадкой. Можайский краевед Н.И. Власьев в историческом очерке, помещенном в книге «Можайский уезд» (издана в 1925 г.) относительно голяди сделал следующее неожиданное предположение: «Можно предположить, что строители его (Можайска) были голяди, тот неизвестный загадочный народ русской истории, который нашими историко-географами относился то к финскому, то к литовскому племени, и который был, очевидно, никем иным, как «гелонами» Геродота, которых М.Н. Покровский в т.1 своей «Русской истории» называет выходцами из Византии, т.е. греками. К этому мнению склоняется и исследователь мордвы В.Н. Семенкович. Этим объясняется, пожалуй, и гадательное происхождение на языческой Руси одного из главнейших христианских фетишей русских – местной иконы Николая, вывезенной, видимо, голядами из Византии, или сделанной ими самими». Интересное, но ошибочное предположение!.. Власьев здесь не совсем точен: гелоны обитали в Северном Причерноморье, и отнести их надо, скорее всего, к народам скифским, нежели к грекам. Но само по себе проникновение народов южных в страны гиперборейские, в непроходимые дебри и болота центральной части теперешней России, кажется не столь уж и неправдоподобным и сомнительным. Великое переселение народов в конце V века сдвинуло племена и языки на огромных пространствах. Всё тогда пришло в движение: готы из Скандинавии устремились на юг по рекам русской равнины. Часть из них осела в Крыму, другие же, пройдя всю Европу, обосновались на Иберийском полуострове, но и там долго не задержались – проникли в Северную Африку, где следы их и исчезли. Степные народы, гунны, двинулись на запад, а славянские народы, вятичи и радимичи, мощным потоком устремились на восток. Должно быть, именно тогда на берегах Балтики появился народ, который лингвисты до сих пор не могут отождествить ни с одним народом мира. Учитывая масштабы и спонтанность подобных переселений, вполне можно допустить, что Власьев прав, и голядь пришла на Русскую равнину с юга. Рассмотрим и другие версии происхождения этого народа. В пользу того, что голядь была одним из германских племён, свидетельствует следующее: корень ГОЛ до сих пор широко распространен в топонимике и ономастике германоязычных народов – Голландия, Голштиния. Тот же корень присутствует во многих фамилиях: Гольбах, Гольбейн, Гольцендорф, Гольц. Немецкие хронисты XIV века называли область расселения галиндов Голанда или Голенц. Любопытно и следующее: корень ГОЛ распространен и в русских северных говорах. На Белом море (по В. Далю) водится рыба «гальдя» или «галадья» (т.е. та, которую ловили галяды?) «галда» - шум, ссора, «голдобина» - колдобина, выбоина. Не значит ли это, что голядь первоначально жила на севере Руси и лишь впоследствии переселилась на юг? Если это так, то голядь, скорее всего, следует отнести к финским народам. Обращают на себя внимание и следующие слова, в которых есть определенная лингвистическая связь с корнем ГОЛ: голый, голодный. В старорусском языке существовало слово «голдовник» - поселенец на чужой земле, человек зависимый. Можно предположить, что славяне именно такими и увидели этот народ – голым, голодным, утратившим свою независимость в результате непрерывных изнурительных войн с воинственными соседями, и вынужденным переселиться в иные земли. Именно такими видели многие современники тех событий и ятвягов, и жмудь, и литовские племена. Живя в лесных дебрях на скудных почвах, они часто испытывали голод и многие иные лишения. В пользу того, что голядь принадлежала к литовским племенам, говорит следующее языковое совпадение. Среди литовских племён известны земгалы и летгалы. Их самоназвание объясняется следующим образом: ЗЕМГАЛА – конец земли, ЛЕТГАЛА – конец Литве. Т.е. в самоназвании этих племён подчёркивается их окраинное положение на территории размещения родственных племён. Корень ГАЛ или ГОЛ можно понимать как граница, край, конец владений. Исходя из этого, слово голядь, ГОЛ-ЯТ, можно понимать как конец владений ятвягов, граница расселения ятвягов. Тем самым подтверждается высказанная ранее версия о родстве голяди и ятвягов.
К какому бы языку ни принадлежала голядь, но в местах своего обитания этот народ должен был оставить - хотя бы в минимальном количестве - топонимы и гидронимы на своем родном языке. В Подмосковье лингвисты нашли несколько гидронимов с явными литовскими корнями: Руза, Нара, Истра, Горетва… Имя города Можайска так же имеет литовские корни: MOZAI - маленький. Видимо, когда-то так назвали речку Можайку, а от неё получил свое название и город. Возможно, что и село Моденово, расположенное в нескольких километрах от Можайска, имеет в своей основе литовское слово. Модейна – так древние литовцы называли одно из своих лесных божеств. Надо отметить и то, что литовские языковые корни найдены лингвистами в незначительном количестве гидронимов на ограниченной территории. За пределами этой территории названия рек относятся к другим языкам, в том числе и к угро-финским. Значит ли это, что голядь была литовским племенем, и что именно она оставила после себя эти названия рек? С такой версией вполне можно согласиться. Но, в то же время, надо учитывать и то, что народ этот жил на территории Подмосковья незначительное время – в историческом смысле - и имена собственные, которые он давал рекам и селам, большей частью так и не успели привиться среди чуждого ему угро-финского населения, которое преобладало здесь. Поэтому территория расселения голяди могла быть значительно больше той, которая охватывается гидронимами с литовскими корнями. Можно предположить, что племя голядь, теснимое с севера кривичами, с юга – вятичами и радимичами, с востока – мерей (угро- финским племенем, на чьих землях голядь поселилась), отрезанная от родственных ей литовских племён славянскими княжествами, долго боролась за свою независимость. Известные нам частые литовские нашествия XIII – XV в.в. на Московское княжество совершались исключительно через верховья Протвы или Москвы-реки. Такое постоянство в маршрутах набегов можно объяснить не только тем, что здесь пролегали удобные водные пути и речные волоки из одного водного бассейна в другой, но и тем, что литовцы находили здесь поддержку у местного населения. Это население, осевшее в лесистых и болотистых дебрях Подмосковья, скорее всего, было родственно им по языку и происхождению. Прошли века. Забылись кровопролитные битвы с «литвой», происходившие на берегах реки Протвы и под Можайском, забылись павшие князья и герои, само имя голяди и её язык бесследно исчезли из памяти живущих… Но осталось ещё одна лингвистическая загадка. Владимир Иванович Даль в своем предисловие к «Толковому словарю» (часть III «О наречиях русского языка») отметил одну любопытную особенность говора жителей Волоколамского и Можайского уездов – они «дзекали»! Но «дзеканье» характерно для белорусов и поляков: дзень, мядзведзь. Можно ли эту особенность произношения считать неким речевым реликтом, унаследованным местными жителями от своих пращуров голядов? Если это так, то голядь не могла быть литовским народом, а принадлежала, скорее всего, к одному из племён славян-кривичей. Снова перед нами загадка, оставленная прошедшими веками. Но здесь можно предположить и другое: московские князья постоянно населяли свои земли пленниками, захваченными в войнах с соседними княжествами. Один из таких больших полонов, выведенный во время походов на Смоленское княжество, поселили под Волоколамском и Можайском. Переселенцы прижились на новом месте, но и по прошествии нескольких веков сохранили свой своеобразный западнославянский говор. И смешивать это пришлое население с голядью было бы большой исторической ошибкой. Таким образом, вопрос относительно территории первоначального обитания голяди и её этнической принадлежности остается не решённым. Единственное, что есть у современных исследователей этой темы, так это разнообразные теории и предположения.
Из вышесказанного можно сделать вывод, представители голяди не имели языковых проблем в общении с русичами, в отличие от угро-финоязычной мордвы и пр., от тюркоговорящих Чувашей и т.д.
Чувашский язык (чуваш. Ч;ваш ч;лхи, Ч;вашла) — национальный язык чувашей, государственный язык Чувашской Республики, язык чувашских общин, проживающих за пределами Чувашской Республики. В генеалогической классификации языков мира относится к булгарской группе тюркской языковой семьи (по мнению ряда исследователей, западнохуннской ветви) и является единственным живым языком этой группы.
Родной язык голяди мог остаться в местах их компактного проживания, но его следов не обнаружено. Хотя на территории Русской равнины издревле существуют различные языки инородцев в местах их прживани.
Издревле существуют русские пословицы, посвящённые голяди: «Голь на выдумки хитра». Голь - в таком понимании этого слова - изобретательна, находчива, шустра. «Гол как соко;л, а остёр, как бритва,, гол как осиновый кол а остёр, как топор». Т.е. – остры на язык, за словом в карман не лезут. С балтами это ни как не соотносится. Об их природной медлительности ходит иного анекдотов.
В те далёкие времена прарусские племена населяли балтийские земли и представителей голяди правильней назвать русо–балты.
Германцы и прибалты (пралитовцы, пралатыши, праэстонцы, прафинны и т.д. вытесняли их