Поколению, отстоявшему Родину, посвящаю

Наталия Будник
   Они встретились в мирной жизни, ставшей одной на двоих. Два фронтовика. Один  при штабе Черняховского Д. И. видел войну вдоль линии фронта из Т-34 и говорил о ней схематично,без подробностей - такова штабная выучка. Другой – вдоль и поперёк, прикрывая пилотку руками, под артобстрелами и налётами штурмовиков. С криками "Ура!", "Вперёд!", "За Родину", "За Сталина" и болью отступлений и потерь. Одной из потерь личных была его правая рука. Он сноровисто прикуривал  уцелевшей левой, присаживался рядом и, прерывисто дыша, вспоминал очередной эпизод:
 - Вот, видишь, холера, какая! Мне из окопа вперёд надо, а он, подлец, вокруг меня пули втыкает. Вышивает прямо. Я не выдержал – высунулся, а он мёртвый. Глазами уже место в раю присматривает, только палец  на спуск – теньк, теньк. А ствол дугу выписывает. А то пришил бы меня, с того света, кабы не дуга…
 - А ещё помню, отступали. Дождь расквасил, всё вокруг. Мы сапоги травой обвязывали, чтобы грязь не елозить. И вот смотрю – посреди лужицы алюминиевая кружка. Накренилась в жидкой глине, а внутри водица – чистая-пречистая.  И вот, представь, так среди этой мозглоты пить захотелось.  Я  наклонился, принял её, пригубил. И тут опять эта холера – треньк и  кружку насквозь.  Я её на память, кружку-то к ремню привязал. Она у меня в мастерской с гвоздями на полке теперь стоит. А пил, собирая со щетины верхней губы дождинки.
 А, как руку отмахнуло, толком не понял. Обожгло, толкнуло, на девяносто повернуло. Вижу, зарылась в воронку рыхлую моя рука. Я ещё подумать успел: «Взять её, не взять?»
 А дальше только колючки под мягким местом меня в чувства приводили, пока рыжая девчонка, меня к медсанбату тащила. Я её лицо вверх ногами видел. Красное от натуги.  А бранила меня, на чём свет:
 - Живи, кому сказала! Зря надрываюсь, что ли! В глаза мне смотри! Смотри, говорю!
  Это сейчас она – смиренная жена фронтовика, а там на фронтовой пашне – командирша-а-а…
Фронтовая сестра.Анна Григорьевна.
 В мирной жизни он был диспетчером. Войнов Федор Данилович. Жену держал хохлушку, Анну Григорьевну, растил четверых детей. Все они вышли они в люди Иван – полковником УВД, Галина – начальником цеха на  мясокомбинате, Нина – начальником цеха на трикотажном объединении.Эталон женщины-начальника. Сергей..
 - А шо Сергей – вин Сергей и е…
  Анна Григорьевна – мать этих детей – что цветок - золотой шар – так много в ее облике было солнца и света. Район наш, где пришлось обитать, бандитским был похлеще Петербурга. И она делилась через забор по-соседски наболевшим:
- Устренув мэнэ цей жулик Гатаулин тай каже, шо вин убье моёго Ваньку. А шо тоби зробыв мий Ванька? 
- Он в суде за меня, соседа своего не заступился!
- А ты шо, нэчайно спиймався? Вас туточки стики козлив, шо ежели за усих заступлятыся – робыть буде николы.
 - Я покурить у него спросил, а он: "Не курю"...
 - И шо ж Ваньке,казать, люды добри дайте папироску - цей жулик курыть хоче...
Или о соседке через дорогу:
 - Терентьиха – така погана баба – каже про мою внучку – велосипед.
 - А шо?
 - Шо, шо – воны ж там на лавке уси с сиськамы!
Или:
 - Мий Хвэдя чуть мэнэ нэ сзив. – Галька, засциха, казала, як мы с бабами на посидилках наклюкалысь и голи на столи танцювалы…
  Покинул ее супруг, наказав жить долго. В лютую зиму.
- До сосидки виднэсла курыцю да зерна пив мэшка – бо в моем сараю окоцурбыться. А мэни ж Хвэде сороковину справляты трэба. И шо ты думаешь? Пишла за нэю, а вона – водны кистки! Зобочек пустый – нэсу её домий, плачу – нэ можу, а вона мэни шось еще и кокоче. Потом не помню за шо з ей, сосидкой, поболакали – вона каже:
 - Несить до мэнэ.
А  я ей:
- Ни... Моя курыця вже туточки була…
Как-то  послала соседка с соседнего квартала свою дочь:
 – Сбегай в обед к Анне Григорьевне – она руку сломала!
Побежала. Открывает калитку – весь двор в веревках с мокрым свежевыстиранным бельем. Последнее она одной рукой пытается развесить.
- Анна Григорьевна, мне мама сказала – вы руку сломали!
- А ты шо думала я лэжу и, як пионир, цю руку дэржу?
- А гипс вам почему не наложили?
- Та наложили... Я ёго скынула – дуже вин мени щипа.
 А потом она заработала гангрену, наколов ногу в огороде.
- Хирург приходыв. Каже видризать ногу трэба. А як же я у гроби с водной ногой лэжать буду? – Ни, я так нэ можу.
  Так и сошла в гроб о двух ногах, позвонив перед смертью соседям, чтобы пришли собрать облепиху и тернослив.
 - Як варенье кушать будэтэ – видну ложечку за мэнэ зъишьте – дуже я ёго люблю.
 И, уходя, сказала:
 - Я нэ боюсь вмэрты. Хорошо пожила, тай Хвэдя мэни заждався.
 Поминают её на Троицу - в любимый праздник, сажая в свежую ещё после зимы почву золотые шары.