Ну, Мика, это только так мило для домашних. А вообще-то он Миша. А потом по прошествии лет ещё и Михаил Михайлович. Но это не скоро. А вот для всех нас он так и останется навечно Мика Морозов – чудный, прелестный, искренний мальчик с кудрявой голой. Самое раннее утро жизни. Когда Лермонтов писал, «утро было свежее, как поцелуй ребёнка» я, не знаю, почему, но вижу перед глазами именно этого ребёнка. Ему пятый год жизни. Он ещё совсем близко от того самого истока, с которого начнется жизнь. Он еще не знает, как она сложится. А мы знаем. Да и вопроса такого он себе ещё не задаёт. Неплохо сложится, скажем сразу. Но об этом позже
А пока… Я вот о чём думаю. Если бы вот это живописное изображение Мики, или даже фотография того же мальчика, пребывала в семейном альбоме, или просто висела на стене никому не известной, то она была бы только «приметой изменчивой души» вот только этого мальчика, ставшего годы спустя взрослым человеком. И он обращался бы к ней, как к живой примете собственного далёкого-предалёкого детства. И Михаил Михайлович к случаю всматривался бы в черты лица маленького человечка, прошагавшего по земле всего то около пяти лет, только в порыве ностальгических воспоминаний. И эта изображение было бы частью только его бесконечно близкого ему существа. И всё, и больше ничего. И этот портрет принадлежал бы только ему. И этим единственно он и был бы ему ценен и дорог. Чтобы понять то, о чем я говорю, посмотрите свои собственные самые ранние фотографии.
Но вот тут совсем другое дело. А дело это состоит в том, что живописный шедевр художника – портрет маленького мальчика – стал чуть ли не сразу принадлежать не только одному этому хрупкому мальчику и его семье, а вообще и всем, кто бы на него не посмотрел. А увидели его уже не одно поколение людей в одной только России. А Серов – это художник с мировым именем. И сколько репродукций и копий было сделано с оригинала Серова. Даже и я, без ложной скромности скажу, что в годы, когда ещё ходил в кружок живописи в Дом Пионеров на Большой Полянке, тоже со всем старанием скопировал его цветными карандашами.
По мне, так это лучший портрет кисти Серова. Кому-то нравится другие его не менее известные портреты. Ну, например, портрет Иды Рубенштейн, или всеми любимой Девочки с персиками, или даже портрет самого царя Николая второго. Чудные по мастерству и глубине психологической разработки произведения.
Но вот меня более всего волнует портрет мальчика Мики. Почему. Я не знаю. Трудно выразить словами. Этот все равно как объяснить, почему нравится эта мелодия, а не другая. Но некоторое объяснение, все- таки, есть. Почти на всех портретах, выполненных Серовым, речь идет о природе людей прошедших разные по длительности сроки пребывания на Земле. И всё это уже сложившиеся человеческие натуры, со всем их грузом прожитых лет, уже утративших первозданную чистоту и души, и сердца, и даже тела, надорванного разными болезнями. И даже двенадцатилетняя девочка с персиками уже несет в своем сознании печать первородного греха во всем гормональном росте её организма.
А вот всего этого у Микки ещё нет. Сознание его ещё не тронули грехи и пороки взрослых. Что это за грехи и пороки? А в этом вы наглядно убедитесь, увидев жуткую скульптурную группу Шемякина на Болотной площади вблизи, кстати, от Третьяковской галереи. Посмотрите и ужаснетесь
Нет мы видим абсолютно чистое создание, в котором всё открыто и обнажено. Он всеми своими чувствами, дарованными ему от Бога, тянется к познанию жизни. Он только-только что проснулся. Он ещё в ночной рубашечке. Хрупкое его тельце уже напряглось. Ещё секунда – и он сорвётся с кресла. Жизнь – это движение. И вот оно это движение, прямо перед вашими глазами.
*****
А мне этот портрет дорог еще и вот почему. Потому как я сам был в этой самой комнате, где Серов за четыре сеанса по 30 минут создал свой шедевр. С превеликим трудом. Ну представьте сами себе, как можно было усадить и заставить сидеть смирно и неподвижно подвижного, четырёхлетнего ребёнка. Каким же было это непростым делом для художника.
И был я в этом доме тогда, когда и сам был ну чуть старше Мики. Было мне едва шесть лет. Я ходил в это время в детский сад. А садик наш на лето выезжал в деревню с таким затейливым и дивным названием Жучки. А эти Жучки находятся совсем рядом с домом – усадьбой Абрамцево. Вот так получилось что с разницей чуть больше 50 лет наши пути жизненные пересеклись в одной из живописнейших точек России. Поэтому этот мальчик для меня не просто портрет, которым можно восхищаться и любоваться. Он для меня в какой то степени и я сам. Таким, каким я посетил этот дом в моём предалёком детстве. Он часть моей души.
*****
Но мне хочется вернуться к затронутой теме. «Мика Морозов» - это ведь не фотография из семейного альбома и не картина на стене. Это чудное изображение – часть нашей общей культуры. Портрет известный всем мало-мальски знакомым с историей нашей отечественной живописи. Он уже как бы и не принадлежит только семье Морозовых, даже и этому мальчику. Он живет уж как давно и сам по себе.
А каково было жить при этом самому Мике во все оставшиеся годы его жизни? Он ведь во всех глазах так и остался тем самым кудрявым мальчиком. И все те, кто встречался ему на жизненном пути, с удивлением узнавали, что этот высокий, грузноватый мужчина Михаил Михайлович и был тем самым хрупким нежным мальчиком.
Ох, что же делает с нами время. А этот живописный шедевр как бы навис на все годы над жизнью Михаила Морозова, ставшего впоследствии известным и уважаемым учёным. Каково! Каково жить с сознанием того, что твой детский портрет, часть твоего детства и души, принадлежит не только тебе. Оно общее достояние. И под этим незаслуженным грузом прожить всю жизнь.
*****
А будущая жизнь его сложилась по-разному. Было в ней всякое. Но вообще-то, совсем не плохо. У многих куда хуже. Правда, в самом начале его существованиям ему просто невероятно не повезло. А может и повезло. Спасибо, что живой остался. Родился недоношенным. Семимесячным. Мама его, узнав о тяжкой губительной болезни её мамы,то есть бабушки Мики, испытала большое нервное потрясение. У будущей бабушки обнаружен был рак. Это послужило причиной преждевременных родов у мамы Мики.
А потом ещё и новая беда. Сердце новорожденного поразил спазм. Его еле откачали. И после этого малыша в спешке крестили. И не потому, что молили о спасении бедного Микки. Совсем нет. А просто боялись, что как бы Бог не прибрал к себе малыша некрещеным. Позже много лет спустя, его маменька удивлялась, как из этого хилого ребёночка вырос «крупный, широкоплечий, могучий мужчина». Это она так сама сказала.
Чтобы оградить мальчика от новых атак на сердечко, его укладывали в ванночку с двойным дном, наполненной тёплой водой.
Как-то в их дом на Глазовском переулке зашёл известный в Москве доктор Снегирёв, друг семьи. Посмотрел на малыша и сказал: « Мы то тебя уже похоронили, а ты вон какой лежишь и на нас смотришь»
*****
Посмотрите на его портрет ещё раз. Ведь это же барчук. Он так сильно мне напоминает мальчика из фильма «Матрос Чижик». Просто один к одному. А он таковым и был. Он родился в очень богатой семье, известной во всей России. Главой семейства был Абрам Абрамович Морозов. А у отца было три сына
Мика был сыном старшего из трёх братьев Михаила Абрамовича. Он родился и жил в особняке на Смоленском бульваре недалеко от высотки МИДа . Дом - дворец существует и поныне. Посмотрите на него. Одно слово - роскошь.
В этом доме недалеко от Арбата хозяева организовывали приёмы, балы. Собиралось иной раз до двухсот гостей. Устраивались концерты, домашние спектакли, костюмированные представления. Морозовы имели две конные упряжки. Это все равно как сегодня два крутых Мерседеса. А ещё в доме были лучшие портные для супруги. Штат прислуги был многочисленным: дорогой повар, буфетчик с помощниками, кухарки, лакеи, горничная, прачка, полотёры, часовщик, швейцар, кучера. Дом был оснащён своей электростанцией.
Я хорошо знаю этот дворец с колоннами. Сколько раз ходил мимо него. И портрет Мики Морозова я тоже знал с юных моих лет. Но я и представить себе не мог, что этот хрупкий мальчик в белоснежной ночной рубашонке был одним из жильцов и возможным наследников пышного дворца. Это для меня стало совсем недавним открытием.
Дальнейшая история дома тоже интересна. Она отражает в некотором смысле историю страны в её характерных чертах. После революции его, понятно, национализировали. Он стал клубом Октябрьской революции. Далее районным райкомом партии. А затем долго Домом Пионеров. Ну а потом уже в наши времена, и это тоже понятно, дом стал частным банком. Вот так.
*****
И другие братья, то есть дяди Мики, тоже отметились своими домами в истории архитектуры Москвы. Средний брат Иван собрал огромную коллекцию преимущественно западной живописи. И прежде всего импрессионистов. Одну из самых дорогих и полных во всём мире. Она хранилась в его доме-дворце на Пречистенке.
После революции дом и коллекция были национализированы. И был создан Музей новой западной живописи. Брат Иван, напомню, дядя Мики, стал заместителем директора собственной коллекции. Но он все-таки уехал из страны. Что тут будешь делать. Сегодня в доме располагается Российская академия художеств и НИИ теории и истории изобразительных искусств.
А вот о младшем брате по имени Арсений (и он был дядей Мики) тоже можно было бы сказать прямо по известной сказке, «младший вовсе был дурак». Причем так его назвала собственная мамаша. Он не приумножал немалые родительские капиталы. Он их проматывал. Но к счастью не все спустил на пьянки, карты и псовые охоты. И он отметился в строительстве новой Москвы. Посмотрите на дом на Воздвиженке. Мимо него нельзя пройти так, чтобы ваш взгляд не задержался на нём. Чудо архитектуры.
А история его такова. Однажды он приехал со своим другом архитектором в город Синтра. Это в Португалии. И увидел он там дворец, построенным в мавританском стиле. Дворец поразил Арсения своей легкостью, ажурностью и всем своим необыкновенным видом. А так как у него было денег немеренно, он и захотел это чудо архитектуры перенести в Москву. Сказано – сделано. И наш город украсился в самой близости от Кремля этой дивной, очаровательной постройкой. Я бывал в нем. Он и внутри столь же чудесен, как и снаружи. В нем долгое время пребывала общественная организация «Дружбы с народами зарубежных стран». Хорошая была организация. Я бывал в этом доме на переводах.
Но не всем дворец понравился. Вот, например, графу Льву Николаевичу совсем не понравился. Он ведь к концу жизни терпеть не мог всякое проявление роскоши класса – паразитов, к которому принадлежал и сам. Вот едет его герой Нехлюдов из «Воскресенья» по Воздвиженке и видит этот дворец. И думает про себя, что же это "за глупый, ненужный дворец, принадлежащий глупому ненужному человеку". Этот человек – дядя Мики Арсений Морозов.
А ещё круче по этому поводу выразилась его собственная мамаша. Она сказала сыну: «Раньше я одна знала, что ты дурак. Теперь вся Москва знает» Вот так. А он так ответил мамаше и своим более практичным братьям коллекционерам. «Мой дом будет стоять вечно, а с вашими картинами ещё неизвестно, что будет.»
Дом стоит. Возможно, что будет стоять вечно. Его охраняет государство. А вот Арсений сам себя не сохранил. Однажды он поспорил, что способен выдержать любую боль. И выстрелил себе в ногу. Пари выиграл. А вот жизнь проиграл. Умер от заражения крови. Было ему немного за тридцать.
*****
Но вернёмся к этому очаровательному мальчику. Да здоровье у него было слабенькое. Поэтому каждый год его вывозили на Волгу в Тверской губернии, а осенью на море. К четырём годам мальчик вырос и окреп. Вот таким мы его и видим на портрете. При нем, как водится, была гувернантка. Англичанки мисс Маквит. Чему ж удивляться, что этот мальчик на стульчике говорит уже по-английски, как редко кто из нас сегодня.
А ещё он в этом же возрасте полюбил, не удивляйтесь, книгу Ветхого завета. Прежде всего, за картинки, гравюры Доре. И вы знаете, он на этих картинках очень полюбил и пожалел Дьявола. Знаете за что? Его ведь Бог изгнал из рая. Добрый был мальчик. Он даже и молился за него на вечерней молитве. Он молился за папу, за маму и прибавлял при этом «помилуй дьявола».
*****
Миша Морозов не уехал из России после революции. И не пострадал в сталинские времена. Его не репрессировали даже за не пролетарское происхождение. Он сделал замечательную научную карьеру. Он знал в совершенстве английский. Знал и французский, и любил французскую поэзию. Особенно любил Мольера. А ещё он и на фортепьяно хорошо играл.
Но главное дело его жизни – это был Шекспир. Не зря его учила в детстве языку Шекспира гувернантка мисс Маквит. Он стал самым уважаемым шекспироведом в нашей стране. И не только у нас. Он читал лекции по этому предмету. Преподавал. На кафедре филологического факультета МГУ и поныне висит его портрет. Нет, конечно, не портрет Мики Морозова. Портрет солидного учёного Михаила Михайловича Морозова.
Он прожил жизнь полезную и достойную. Всем бы так. А умер он при обстоятельствах достойных упоминания. При его кипучей, энергичной природе он в конце жизни тяжко страдал от грудной жабы или стенокардии. Пораженные этой болезнью знают, о чем идет речь.
А дело было так. Представьте себе, в 1952 году у нас стали готовить конференцию. Международную. На неё хотели пригласить западных бизнесменов. Пригласили и наследников меценатов известных купеческих фамилий. Рябушинских, Морозовых, Елисеевых, Коншиных , Мамонтовых и др. Вы можете себе такое представить. Зачем? Ну нам и в те времена нужны были иностранные инвестиции.
Эта встреча называлась так сухо официально «Совещание промышленников». Встреча готовилась тщательно ввиду её важности. И со всей серьезностью отнеслись к вопросу о том, кто будет встречать и сопровождать наших гостей из представителей белой эмиграции.
Вот для этого и позвали видного шекспироведа по фамилии Морозов. Лучше просто и не могли придумать. Блестяще говорит на европейских языках. Да ещё и потомок славной купеческой семьи. Его вызывают в ЦК в кабинет Анастаса Микояна. Михаил Михайлович согласился без колебаний, осознавая всю важность возложенной на него миссии. А тут вдруг выясняется, что у него нет приличного костюма. И вообще живёт он в коммуналке. И зарплата так себе. Вопрос был решён моментально. Микоян подписал длинный список, чтобы обеспечить шекспироведу самый высокий статус.
Список включал не только приличный костюм. Но ещё и много других приятных и неслыханных по тем временам вещей. Отдельная квартира на Фрунзенской набережной, дача, персональный автомобиль. И это не сказка. Микоян держал всегда слово. Михаила Михайловича после встречи в ЦК доставили домой в его коммуналку на правительственном авто. Неслыханно. Такой поворот. И душа восхищения не снесла. То есть сердце не выдержало такой сногсшибательной радости. Инфаркт и смерть. Случилось это 9 мая 1952 года. В день Победы унесла судьба последнюю частицу его бытия. Было ему 55 лет. Всего.
*****
Но обо всем этом я не хочу думать, когда я смотрю на прелестный портрет мальчика Мики Морозова. Совсем не хочу. Он, этот мальчик, для меня останется таким, каким он есть на портрете кисти Серова. Это портрет уже намного пережил того, кто на нем изображен. Тление для него не состоялось. Этот мальчик уже принадлежит вечности. И предел его существованию состоится только тогда, когда перестанет существовать искусство живого письма. То есть никогда.
Я даже и не сильно хочу знать, как звали этого ребёнка. Мне не важно его имя. Для меня неизмеримо важнее то, что при помощи этого изображения я прикасаюсь к началу человеческой жизни вообще. И к моему собственному началу. Каждый год – это ступень, ведущая вверх к другой точке. К исходу наших частиц бытия. И таких ступеней у меня уже набралось не мало. И с каждой ступенью мне становятся всё дороже то время, когда и я тоже только вступал на лестницу жизни.
Там, где-то далеко внизу всё начиналось и для меня. Начиналось то, кем я собственно и стал. Толстой в конце своей жизни писал так. «От меня до того, каким я был в пять лет и стал сегодня - всего полшага. А вот от рождения до пяти лет – целая бездна». Мальчику на портрете Серова как раз скоро пять лет. То есть всё уже сложилось и предопределено в его судьбе. И характер, и темперамент, и способности, и даже таланты. И так с каждым из нас.
Этот мальчик – дитя человеческое. Он ещё не знает, что судьба ему уготовила в жизни. Да он об этом даже и не думает. К счастью для себя. Его сознание и душа ещё не тронуты осознанным желанием сладостного греха. Он ещё только-только начинает понимать, что хорошо и плохо в жизни. Он ещё только-только вступает во время, когда возникают вопросы, которые во всей вселенной может задавать себе только человек. И главный из них, в чем смысл жизни. Его сознание, как необыкновенный красоты цветок, только-только начинает распускаться. Посмотрите ещё раз ему в глаза. В них все, о чем я говорю.
Вот по всему поэтому этот портрет Мики Морозова мне так бесконечно дорог.