Ад – это другие.
Ж.-П. Сартр
Когда мир оскаливается зияющей пустотой, когда в ноздри навязчиво вползает запах тлена, а единственной музыкой в ушах звучит назойливое жужжание навозных мух, наступает ад. Нечеловеческая сила страдания, превосходящая своей грандиозностью всё известное чувствам и разуму.
Глоток вина мог бы спасти положение, но не поддайся искушению, ибо сказано, кровью в устах обернется вино.
Когда приходит ад, не ищи спасения в объятиях любимой женщины – изменит. Поцелует в губы на прощание и отдастся баловню судьбы - избраннику рая.
Не делись слабостью с другом – предаст. Прикоснется плечом, отводя взгляд, и побежит размениваться новостью с врагами.
Кошмарный миг жизни, когда ощерившийся социум ловит нас на другого как на живца.
Именно в этот момент приходит озарение, что другой – главный поставщик геенны огненной.
Святое дело объявить этот немой укор чистым, абсолютным злом, заслуживающим немедленного искоренения.
Другие как ад – возведение прозы общественной жизни в высшую степень собственного истязания. Идеальное изобретение для социального мазохиста. Самообман позволяет расслабиться и получать удовольствие, смакуя ужас довлеющей жуткой неизбежности, умиляясь бесконечной собственной жертвенностью и благородной возвышенностью над другими.
Вот только из попыток спихнуть ад на другого ничего не выходит, кроме нового, более мучительного круга, в котором кто-то вновь сваливает весь этот ужас на твои плечи, развеивая в прах сладкие грезы.
У Сартра было доброе сердце, из сочувствия он подарил нам иллюзию. Но ад – не другие. Ад – личное.
Сумрачное пространство.
Томление духа бесстрастного в вотчине темных страстей.
Беспросветная мгла разума, ищущего свой свет в Апокалипсисе.
У Бога нет ада. Ад – человеческое. Изуверское порождение ума. Иезуитски вертлявого ума, пытающегося подравнять всякого под свое изобретение.
Попытки перенести личное на другого обрекают на торжество ада, на его безоговорочную победу.
Пекло обожает борьбу с ним. Живет ею как костер сухим валежником. Стоит ли кормить его? Стоит ли отвергать ад или пытаться потихонечку сбагрить другому, превратив последнего в жертву сиюминутной жажды расправы?
Не лучше ли отступить перед неизбежностью? Принять ад как искупление. Впрыснуть его как эликсир жизни в натруженные вены и всмотреться в самую глубину кошмаров, вырывающихся на свободу, словно сказочный джинн из бутылки.
И пусть бутылка – капельница и жизнь на волоске…
Главное обуздать себя и стать единым с обитателями неведомого пространства.
В удалой компании по пульсирующим венам на бесшабашный штурм сознания!
И вот уже ад – собственное нутро, разглядывающее себя любопытным глазом маленького внутривенного тролля; глазом карлика, увлеченного внутривенной жизнью с такой бешеной страстью, что не оттащить и за уши от объекта вожделения.
Что он хочет увидеть там? Что он может увидеть там?
Как рождаются мизерные страхи, тараща глазенки, пища тоненькими голосами, требуя к себе внимания и заботы?
Как они вырастают в гигантские ужасы, надвигаются с кровожадными намерениями и как оборачиваются пустотой, слизнув наш стресс, будто кокаин с ладони?
Не только.
Принявшему ад как мир своего искупления рукоплещет внутривенный народ.
Прекрасные женщины, украсив головы цветами, кружатся в танце, а мужчины ведут под уздцы могучих быков, бьющих алмазным копытом, из ноздрей извергающих пламя, рвущих поводья из рук. Оплавленный воздух стекает в пустоту под огненными телами как раскаленное жидкое стекло. Боевые силы прокуратора внутривенной Иудеи.
Сладкий голосок шепнет на ушко:
- Власть безгранична! Возможности неизмеримы! Веди нас, наш герой, мы жаждем победы!
Никто не предскажет себе, будет ли нести с достоинством высокий сан и направит ли крестовые походы туда, откуда ползут отвратительные химеры. Или же повернет боевых быков против того, что считал идеалом в мире, обратившемся адом. Никто не предугадает, какие события накроют его во внутривенном царстве и каким ему быть, пройдя испытания не человеческими истинами.
Атакованное и поверженное сознание, перенесенное каплей с иглы капельницы в самую глубину вены, сливается с адом и тихо подзуживает:
- Распусти ад горячей волной по капиллярам и откроешь тайное лежбище своих мучителей.
Ох уж это адово лежбище! Внутривенный инкубатор душевных терзаний, логово зависти и жадности, похоти и высокомерия, словоблудия и тщеславия. Источник астении и интеллектуальных мытарств, обитель маленьких злых человечков, одетых в бархатные панталончики и шитые золотом камзольчики. Именно здесь мизерные истеричные дамочки с ногами моделей и лицами фурий, горничные в белых фартучках и коротеньких юбочках, не прикрывающих ничего включают тот самый странный рубильник под собственный визг:
- Тебе нельзя! Туда, где хорошо, тебе нельзя!
И наступает ужас. Бьет как короткое замыкание, с треском, искрами и грохотом.
А затем тишина, мрак и тоска. Липкая, живая, ползучая, стискивающая душу тоска, обступающая со всех сторон неясной тенью. Тоска без оснований, тоска сама по себе, сверлящая сознание словно инструментом стоматолога; тоска, не поддающаяся объяснениям.
В атаке главная фобия, вздымающаяся как туча под самое небо. Грозный страж всех стрессов, безотчетных страхов, пустых, но мучительных переживаний. Это она сверлит мозг как надвигающаяся гроза. Это она расщепляет сознание и рвет душу. Это она выволакивает наружу первобытную кровожадность и неутолимую жажду оглушить окрестности диким воем.
Извиваясь кольцами, как гидра выползет половина разделенного разума во всей своей омерзительности из любимого укрытия, жадно втягивая волосатыми ноздрями запах свежей плоти и двинется на тебя невероятно разрастаясь в размерах, жутко завывая леденящим душу загробным воем.
На ходу тасует крапленую колоду, упиваясь, как свежей кровью, паническим состоянием трепещущей жертвы.
Главный свой козырь – синдром несбывшихся надежд всегда кладет она сверху. И паранойяльное желание немедленно подвести черту под нелепым и никчемным существованием.
Не поддайся!