Рой Рябинкин (ех Виссарион Орлов)
Иногда ловлю себя на ощущении, что грущу о девятнадцатом веке. Вдруг ни с того, ни с сего накатит ускользающая ностальгия по маленькой, затерянной среди холмистой равнины с перелесками помещичьей усадьбе. Вспомнится ничем не омраченное течение жизни: библиотека, кабинет, выходящий окнами в старый сад, письменный стол, на котором я нетерпеливо вскрывал долгожданные бандероли с письмами, книгами и журналами.
Это был мой интернет, моя связь с внешним миром, серебряная духовная нить общности с единомышленниками и друзьями.
Я почти уверен, что вспоминаю свою прошлую жизнь и грущу о том времени, когда был безмятежен и наслаждался тихим счастьем просвещённого среднерусского помещика.
Помню лукошко, до краёв полное земляники, которое возникло вдруг на подоконнике раскрытого окна и топот босых пяток, вперемежку со смехом. Это крестьянские дети оставили ароматный знак своей признательности барину и учителю воскресных классов.
А что я вспоминаю сейчас? Суету и враждебеную беготню по жизни, наперегонки с другими; в ужасе, чтоб не дай бог не отстать и не быть затоптанным? Еще и живописать это? Нет уж, увольте! Живу, как и многие, очень скромно на дне, довольствуясь объедками, что иногда опускаются от хищников сверху.
Мне ненавистно нынешнее бездуховное общество потребителей! Потому в своих сочинениях потрясаю штандартом с изображением города Солнца, шествуя в авангарде колонны дураков. Так же ненавидел обыденность Александр Грин, родственность взглядов с кем я ощутил, окунувшись в юности в его творчество.
Но он создал свой Лисс, где обретался со своими героями, а я не сумел... Я всю жизнь отдавал кому-то долги, и мне не позволяли о них забывать.
Я творил свой мир лишь во сне. Ты не поверишь, читатель, - иногда за ночь я успевал сочинить и пережить коллизию очередного романа и, проснувшись, с сожалением ловил за хвост ускользающие в подсознание образы, которые даже не пытался перенести на бумагу!