Светлым ранним летним вечером соседи, возвращаясь с работы, шли домой не сразу,
а садились на лавки у подъездов покурить, поговорить...
Пенсионерки выходили на посиделки раньше, Грузные одышливые старухи жаловались друг другу на повышенное давление, больные ноги
и капризную печень.
В недавнем прошлом женщины жили трудной, угробительной, часто голодной жизнью, тяжело работали, особенно в войну, никакого бытового комфорта не знали, но... беспощадная борьба
за существование всецело заполняла их жизнь
и обеспечивала их самореализацией и высокой самооценкой.
В дворовом социуме старухи добровольно выполняли обязанности полиции нравов, все
про всех знали и, конечно, желая, "как лучше", давали взрослым бесплатные советы, детям руководящие указания и критиковали молодежь за распущенность и неуважение
к старшим.
Но повседневная рутинная жизнь - "медленно мелет мельница богов" - давала мало пищи для выплеска эмоций и рассуждений о человеческой природе.
Эту потребность удовлетворяло обсуждение сериалов, которые старухи истово смотрели
по утрам, не пропуская ни единой серии.
- "И пусть весь мир подождет!" -
слоганом из рекламы "Данон" заявляла
грозная бабка Таисья Максимовна, и все
с ней соглашались.
Пушкин сказал:
- "Над вымыслом слезами обольюсь".
Способность обливаться слезами старухи утратили давно, но очень сочувствовали персонажам и всегда были на стороне добра.
Два бравых пенсионера трезвые молчали,
а, слегка употребив, охотно участвовали
в разговорах.
Инвалида без ноги считали ветераном войны, пока он сам не признался, что попал под поезд,
и на фронте не был.
Второй вететераном был, прошел всю войну.
При этом замечательно сохранился: здоровый цвет лица, ясные глаза, голливудская улыбка.
Оба его сына чаще по очереди, но иногда одновременно сидели по зонам, а третий, окончив педагогический институт, работал директором школы.
- И что? От одного отца, одной матери, почти погодки! И тогда при чем воспитание - мы всех
их одинаково воспитывали. Вообще-то - никак,
обоЕ с матерью посменно работали... Из-за них,
варнаков, и мечту свою похоронил. Мечтал в хоре ветеранов петь. Да стесняюсь: скажут, мол, дети по тюрьмам, а он пташечкой распевает!
- Вот ты скажи, как это ты войну прошел, а зубы у тебя все целые? -
сурово вопрошала Таисья Максимовна.
И он отвечал:
- Не все! В одном зубу бломба.
Он не скрывал, что на войне служил
в заградотряде, стрелял в своих, тех, кто
со страху при атаке поворачивал назад,
И потом, до самой пенсии работал в ВОХР‘е.
Имел какие-то награды. Во время майских
и ноябрьских демонстраций приветствовал
шествие с трибуны. Делился воспоминаниями
в школах.
Сын в свою школу его не приглашал.