"Всякий имеет право писать воспоминания.
Потому что никто не обязан их читать"
А. Герцен
Есть очень много определений бедности. Многие из них даны в наукообразной форме, с учетом каких то формул, коэффициентов и т.д.
Но если на этот вопрос взглянуть по простому, по бытовому, то это сводится к нехватке или отсутствию самого необходимого для жизни. Еды, одежды, крыши над головой.
Беднота, иногда составляет целые социальные слои населения, живущие анклавами. Иногда носит индивидуальный характер, когда отдельная семья, или личность, живущая среди других, сравнительно обеспеченных семей, в силу тех, или иных причин, резко отличается уровнем своей низкой обеспеченности.
Я хорошо знаю, что многим, ныне живущим, сравнительно молодым, и обеспеченным людям не очень нравится читать о прошлых бедах и лишениях.
Травмирует психику. И тем не менее, я все таки считаю необходимым писать о том, в каких условиях росли и мужали родители, чтобы дети знали об этом, чтобы могли сравнивать свои, нынешние трудности с теми, через какие проходили их родители.
Мама работала в две смены. Концы с концами ей как-то удавалось сводить. Мы не голодали тогда. Но к счастью я тогда еще не обращал внимания на то, что одет хуже всех своих одноклассников.
Война. Эвакуация, Возвращение. В это суровое время все обстояло плохо. Был и голод, и холод, и повальный мор, и многие другие беды.
После возвращения из эвакуации, сначала работа в колхозе, а потом учеба в школе. Вот тут то и начались первые проблемы.
Оборвыша в школу не пошлешь. А одежды у меня фактически никакой нет. Мама, где-то нашла ткань похожую на саржу, и мне из нее сшили костюм. Причем пиджак со стоячим воротником, наверное, для того, чтобы не видно было, а что снизу.
Я уже писал, через какие муки мне пришлось пройти, чтобы окончить 7-й класс.
Вопрос был в том, что из-за войны я пропустил 5-й и 6-й классы, в 7-й меня взяли условно. Я убился, но догнал класс и закончил его под номером 2. Это была очень большая победа, которую признавали все: и учителя и соученики, потому что меня взяли условно, с тем, чтобы отчислить, если до Нового Года не догоню класс.
Я бы наверное не смог этого сделать, не будь в меня заложено в большой дозе честолюбие.
Я не только хотел обязательно быть первым, но как будто даже считал, что обязан это сделать.
В то время в районе выше семилетки школы не было, поэтому школа устроила первый послевоенный выпускной бал. Все пришли нарядно одетыми. Играет Белый вальс. Ко мне подходит девочка, подруга, с которой мы дружили, и приглашает на танец. А я стою в самом дальнем углу, чтобы меня не так видно было. Ведь на мне одет тот же злосчастный костюм, в котором я весь год проходил. К тому же уже изрядно потертый за это время.
Если бы меня убили, я не вышел бы в таком виде на публику. Пришлось солгать, что у меня болит нога, и я не могу. Не знаю, поверила ли она?
С этим костюмом у меня не раз возникали проблемы. Ведь его надо было стирать. Мама это делала вечером в канун выходного дня, полагая, что за день он высохнет, а к вечеру его погладят.
Однажды была очень плохая погода, и костюм не успел высохнуть Что делать? Пропускать занятия нельзя, я и так там, на честном слове. Мама одолжила у соседа какую то душегрейку, сверху набросила влажный костюм, и сказала: «Пока дойдешь, высохнет»
А идти надо было в районный центр. Это почти 1,5 часа. Так и сделали. Душегрейку до конца занятий оставил у сторожихи.
Прошло уже столько лет, а я и сегодня до мельчайших подробностей помню свой первый и единственный в жизни школьный бал.
Мне так хотелось быть в гуще событий, что казалось, если бы пришел волшебник и предложил «Жизнь за наряд», я бы, наверное, согласился.
По натуре я не «шмоточник», никогда не гнался за вещами, и когда настали времена, что я это мог себе сравнительно легко позволить, предпочитал всегда скромную, не кричащую одежду.
Но тогда! Для меня был не столько болезненен сам факт плебейского состояния, сколько кровоточащее, раздавленное самолюбие, что я хуже всех!
Может быть сегодня, предав бумаге стародавний факт, я сумею закрыть его.
Но бедность мертвой хваткой держала нас за горло. Я уже не мало написал о тех трудных годах
Но везде я выделял голод, потому, что это самое страшное.
Но, не зная и другие аспекты, тяжело представить себе картину в целом.
В таком состоянии мы прожили, пока не переехали в Тбилиси.
У меня не было обуви.
Единственные туфли изорвались, их отдали в починку. Но сапожник в городе, а мы в пригороде. В город можем попасть раз в неделю, в выходной день. Но мне же на работу надо ходить. Достал я, сохранившиеся с тех, пастушеских времен, пастолы (своего рода самодельные лапти, но из кожи.) И в таком виде несколько дней ходил на работу. Но в такой обуви в городе никто не ходил. Я как-то не совсем понимал, что это позор. Однажды меня позвал зам. командира части по снабжению, майор, и сказал:
«Я вижу, что у тебя, парень, дела совсем худы, раз ты ходишь в столь экзотической обуви. Ну-ка померяй» И он подал мне пару слегка сношенных, но вполне приличных солдатских сапог. Они оказались впору, и я не вышел, а вылетел со склада.
Когда спустя 2-3 года, кто нибудь вспоминал о моих пастолах, я не знал, куда деваться от стыда. В этот период я уже хорошо понимал, что выглядел, тогда, как клоун.
Прошло несколько лет. Я отслужил в Армии. Закончил офицерское училище. Начал работать на заводе. Поступил на заочное отделение института. Получил первое выдвижение по службе на заводе. Очень медленно начал движение по направлению к довольно замкнутому кругу инженеров.
Однажды, в связи с выдвижением, пригласил человек 12 инженеров к себе домой на новоселье.
До сих пор не понимаю, где была моя голова? Жили в коммунальной квартире. Мебель только казенная, к тому же не совсем в исправном состоянии. Посуды никакой, разнообразные тарелки, некоторые надбитые, некоторые супные, другие чайные и т.д. А столовые приборы? Тихий ужас. Как-то купили, чтобы подешевле, алюминиевые вилки. У некоторых уже сломаны зубцы, В заводской столовой были такие же, что дало одному повод ехидно спросить: «Не в столовой ли я их спер».
Стаканы конечно граненные, да еще не все целые. Солонок вообще нет.
До этого я на эти вещи не обращал внимания. Если собирались работяги, то лишь бы выпить было, а из чего-какая разница? Вилок нет - не надо.
А тут вдруг я на все это посмотрел чужими глазами. И понял, что мой прием напоминает прием благородного собрания в беднейшей ночлежке.
Как тогда, на школьном балу, я мечтал провалиться сквозь землю, и пенял небесам, зачем они меня создали с умом и чувствами, не дав никаких средств для их осуществления.
Какое-то время после этого, я как от огня уклонялся от всяких упоминаний о том приеме.
Наступил Новый Год. Вместе с одним сослуживцем мы пошли поздравить нашего коллегу, который был на том злосчастном застолье. Ему было лет сорок, но не женат. Обслуживала мать Когда нас позвали к столу, я еле удержался, чтобы не вскрикнуть от восторга. Старинная, сверкающая белизной, с едва заметным кремовым отливом льняная скатерть. Посуда из фарфорового сервиза Кузнецова. Столовые приборы из старинного кованого серебра. Бокалы из цветного хрусталя. Даже салфетки в серебряных кольцах с фамильным орнаментом. Простая армянская интеллигентная семья горожан, сохранившая свои старые атрибуты. Сможет ли кто нибудь себе представить, что ощущал я, сравнивая этот стол с тем, за который я их пригласил?
Ушел я оттуда в глубокой задумчивости. Что делать? Как жить? Как мне общаться с людьми, когда между нами такая пропасть?.
К этому следует добавить, что к тому времени у меня появилась институтская подруга. Я стал бывать у них. Ситуация пусть не такая, как у нашего инженера, но все равно на два порядка выше, чем у меня.
Честное слово, я никому не завидовал, а просто чувствовал себя очень плохо, униженным. Почему я хуже всех?
С этого времени я от каждой получки стал покупать тарелки, вилки, ложки, и прочую хозяйственную утварь. Купил даже венские стулья и очень гордился этим. С мамой бесконечные скандалы. «Купи себе нормальные штаны, а не это барахло» А когда я купил довольно дорогой ковер, она целую неделю со мной не разговаривала. Купил и бокалы, довольно простой формы, но все таки из хрусталя.
Положение осложнялось еще одним обстоятельством. Мы жили в коммунальной квартире. Сосед мой работяга, с которым пару лет назад мы на равных «горбились».
А тут я отхожу от них физически, все больше общаясь с управленцами, да и морально тоже, покупая разные вещи, которыми они не интересовались. Видя мои необычные покупки, они уже давили на меня, солидаризуясь иногда с моей мамой.
А я действительно отошел от них. Должность на заводе, и занятия в институте забирали все мое время. Мне его все время смертельно не хватало. А они упрекали меня, что я по классовым соображениям от них оторвался.
Но так или иначе, в течение нескольких лет я вывел наш дом из того позорного состояния, в котором он был, и мог уже сравнительно терпимо принимать людей. Одному Господу известно, как трудно было отвлекать деньги на такие покупки, когда не хватало на одежду, обувь, да и на еду.
Я даже не мог ни разу сделать приличный подарок своей подруге. Слава Богу, она все понимала, и вместе со мной радовалась любой покупке, которую я совершал.
Все эти годы я прожил фактически на нервах. Вопрос был не в том, что мне не хватало мебели или посуды. Вопрос был в том, что я не привык, не мог, не хотел быть хуже других, тем более всех тех, с которыми общался.
Честолюбие и самолюбие неумолимо гнали меня вперед. Я стал брать посторонние работы.
Пришло время и постепенно все появилось и меня уже перестала терзать мысль, почему я должен быть хуже других? Да, я жил неспокойно. Все время к чему- то стремился. За что-то боролся. Все время был в пути.
Закончил с отличием институт, был выдвинут на серьезную должность, получил нормальную квартиру. Женился. И первое, что вместе с женой стали покупать это необходимую мебель и посуду. Слава Богу, укомплектовали, что обязательно нужно. Стало не страшно принимать гостей любого уровня. Как-то решали и вопросы одежды и обуви, и другие расходы, связанные с жизнью в обществе. С удовольствием покупали книги.
Их покупали все. И я, и жена, и мама, и дети. Вскорости дом загромоздили книгами.
В этот период все много читали, а я восполнял пробелы прошлых лет. По отношению к себе уже давно не применяли слово «бедность».
Но вот, я уже основательно состарился. Более 5 лет живу в селе. За спиной у меня стеклянная горка. В ней хрустальные бокалы и, наверное, посуда. Но мы не пользуемся ими. Мои друзья-односельчане утверждают, что чистое вино не нуждается в хрустальном обрамлении, и из простой керамической посуды предков вкуснее. Я следую их примеру.
Вот только когда приезжает мой сын, профессор из Лондона, он подбирает для себя хрустальный бокал.
Сейчас, когда основные события моей жизни фактически уже позади, я часто думаю, а насколько оправданным было мое стремление обязательно «Догнать и перегнать»? Насколько желательным и целесообразным является выраженное чувство честолюбия, заложенное в человеке? Чувство, лишающее его покоя и побуждающее пробиваться, сквозь тернии, вперед?
Немало людей ответит, что без этого спокойней жить. «Сидят и не рыпаются» и иногда и этим путем, достигают каких то результатов.
Возможно таких даже большинство. Сложившуюся форму жизни принимают за норму. И ничего не делают, чтобы изменить «статус-кво» в лучшую сторону.
Так нужно ли в человеке, или не нужно честолюбие? Если понимать под честолюбием, как это трактуют умные справочники, стремление человека быть успешным и уважаемым за приложенные усилия, то это качество не только нужное, но и необходимое. Если удается эти качества направить в правильное русло, то они становятся едва ли не главным козырем человека.
Я уверен, что не будь этого честолюбивого стремления «любой ценой» изменить ситуацию, добиться положительных результатов, и не осуществлялись постоянно и настойчиво действия по реализации этих стремлений, то мы еще долгие годы барахтались бы в объятиях бедности, с ее тяжелыми физическими и моральными муками.
Да, мы не разбогатели. Какие-то трудности остались, но от бедности мы ушли однозначно. И Слава Богу!
По крайней мере, я льщу себя тем, что именно этим путем мне в свое время удалось
вытащить (Подобно Мюнхгаузену) себя, а затем и избавить своих детей от безжалостного гнета бедности. Сейчас они давно уже идут своим путем.
Поэтому я готов призвать каждого: сражайтесь, боритесь за себя, за своих детей, не смиряйтесь, если нынешнее положение худо. это можно и нужно изменить.
Успехов Вам!
P. S. На том злополучном приеме, о котором я подробно писал выше, была одна дама. Она много говорила о литературе. Но больше всего о «Песне песней» и о «Песни о Гайавате». Я не знал куда глаза девать. К тому времени я не только не читал этих произведений, но даже представления не имел, что это такое? И никогда не слышал о них. Покупая книги, я нашел и эти. И прочел не только их, но и связанные с ними толкования. Лет через 10, после описанных мною событий, эта дама пришла ко мне в гости. Она была приятно удивлена, что дом уже выглядел достаточно прилично, в особенности по сравнению с первым визитом. Ее поразило обилие книг. Среди них она увидела и те, о которых я упомянул выше. Мы разговорились на эту тему. И я с удивлением понял, что ее знания весьма поверхностны. Она не читала толкований, а собственных знаний было недостаточно.
Сколько я переживал тогда, из-за своей необразованности. А может переживать то и не стоило. Впоследствии я много раз убеждался, что поверхностные знания могут оказаться хуже незнания. Не знающий молчит, и хотя бы поэтому не допускает ошибок. А поверхностно знающий говорит, иногда даже с апломбом о предмете, который он не понимает. Возможность вреда здесь значительно выше.