Шлотбург 1703
Шлотбург (Ключ-город), названый так только что Государем Петром Первым, он же бывший Ниеншанц (Новая крепость), бывшая Ландскрона (Земная корона), на солдатском жаргоне Шанец нравился капитану штаба Новгородского пехотного полка князю Федору Переславскому. Построен весьма разумно, вне зоны затоплений, чем страдало все устье Невы. За эту крепость и город столетия боролись Швеция с Россией.
Есть предположение, что Иван Грозный еще во времена Ливонской войны мог бы поставить крепость в устье реки и отрезать шведские крепости от подкреплений с моря. Как когда-то поставили русскую крепость Иван-город напротив шведской Нарвы, будь она неладна.
Но Иван Грозный был не такой дурак, чтобы закладывать серьезный город в том гиблом затопляемом месте.
На Неве, по-весеннему полноводной, скопилось некоторое количество судов. В основном гребных, олонецкой постройки, по типу галер, кои были весьма практичны на шхерах и островах Балтики. Великолепная меневренность, небольшая осадка, за гребцов служили солдаты, которые при высадке превращались в мощный десант. Трофейные шведские парусники Астрил и Гедан стояли там же. Наши моряки их осматривали, видимо решая, что с ними делать.
Но у капитана князя Федора Переславского свое мнение, а у царя свое. Федор бывал с докладами и отчетами в главном штабе в царской ставке. Царь Петр часто обсуждал планы дальнейшего строительства с французским инженером Жозефом Ламбертом, причем постоянно спорил. Всем было известно, что Государь является профессиональным инженером в корабельном деле (и великолепным, непревзойденным корабельным плотником), в строительстве, металлургии (кузнецом!), а какие модели судов делал, какие табакерки самолично из твердого дерева точил! Такие считались самой почетной наградой среди ближнего круга Петра.
Он всю жизнь увлекался Голландией и сейчас начал строить свою. В таком же неподходящем затопляемом месте что и первоначальная. Собственно саму крепость стали строить на Иенч-саари, по русски Заячий остров, проделав поистине египетскую работу по поднятию его уровня (Петропавловская крепость). Расчеты Федора по количеству строителей и их снабжению царем, кажется, даже не читались. Во всяком случае, оставались без подписей, заметок и резолюций.
Начались болезни и смерти. Царь ни на что не глядел, упорно шел к своей цели.
Голландия в устье Невы росла на глазах. А в планах, для полного сходства, надо было покрыть Васильевский остров прямоугольной сетью каналов.
Затем, на следующий, 1704 год была Нарва. Федор в составе полка находился там же при квартирмейстерской службы штаба.
Генерал Никита Репнин с раздражением глядел на князя Федора. Ткнул пальцем в поданные бумаги.
- Без твоих расчетов знаю, что армия жрать хочет. А что я поделаю, где снабжение, обозы? Вон, на море стоит на якорях шведская эскадра с подкреплением, да снабжением, там полно всякого продовольствия, а что толку? Мы их в крепость не пустим, они нас не накормят. Так и стоим.
- Ваше превосходительство, господин генерал, разрешите мне быть в наблюдательном отряде за этой эскадрой. Вы же знаете, что у меня греческие предки и я в море ходил.
- Опять в бой рвешься. Ох, и писарь у новгородцев. Ладно, что с тобой поделать. Получи мушкет в обозе, если хочешь. Думаю по причине голода люди на рожон полезут, набери команду добровольцев. Есть некоторое количество лодок, но будь осторожен, они вас с кораблей в щепки разнесут. Подожди плохой погоды, когда их прилично качать будет, тогда прицельной стрельбы не выйдет. Не передумаешь?
- Нет.
- Тогда, с Богом.
Шведская эскадра стояла на якорях в море напротив устья реки Наровы. Поскольку на берегу стояла приличная русская артиллерийская батарея, приближаться не решались, ожидая неизвестно чего.
Дождались. Третьего июня задул мощный балтийский ветер, начался нешуточный шторм. С народа сдувало треуголки. А шведские корабли посрывало с якорей и понесло на берег. Надо отдать должное шведским морякам.
Ими командовал опытнейший французский адмирал Де Пру, который потом нанесет много неприятностей. По слухам, у него была одна серебряная рука вместо оторванной родной.
Лавируя малыми парусами, они как-то сумели выкрутиться и удержались на нужном курсе. Но не все. Два самых крупных и жирных транспортных корабля с треском и скрипом вылетели на прибрежную мель.
Потом все стихло. Корабли торчали на мели наискось. Шведы там как-то притихли. Наши на берегу подкатывали пушки поближе. Федор крикнул по своему отряду добровольцев на взятие этих неподвижных кораблей. Обещал шлюпки. В ответ гренадеры посмеялись, сказали, что тут мелко, управимся без шлюпок и даже без пушек, иначе продовольствие может пострадать. Прискакал Александр Данилович Меньшиков. Как всегда, возглавил процесс.
Шведские корабли торчали на мелководье, паруса убрали, пушек на борту было не видно, по кривой палубе ходили какие-то унылые моряки. В качестве добровольцев для штурма кораблей вызвался весь отряд. В полном составе. Ох, проголодались.
А на берегу показался царь. Как всегда, торопился.
- Алексашка, чего ждешь? Вперед. Видишь, народ готов, все уже на берегу толпятся, тут же мелко, курица пешком перейдет!
Федор, которого Меньшиков отодвинул от командования, шел сразу вслед за ним. Гренадеры, поднимая (и грозя) мушкеты и припасы, шли вброд, готовясь к бою. На берегу у пушек дымились фитили, что было страшным признаком.
На кораблях как-то незаметно исчезли шведские флаги и вымпелы. Потом на борта набросили белые полотна, типа простыней. Потом с борта сбросили штормтрапы, чтобы господам гренадерам было удобнее залезать на борт. Первым шустро вскарабкался Меньшиков, Федор не отставал. Команда корабля имела подобие строя ( весьма унылого) на кривой палубе. Капитан с поклоном протянул свою шпагу Меньшикову.
Нужна ему твоя шпага. Меньшиков не обратил на нее внимание, начал расспрашивать про продовольствие. Остальные моряки столпились вдоль борта, напротив них стояли наши грозные мокрые голодные гренадеры с мушкетами и штыками.
Из трюма показались Меньшиков с капитаном. Царь виднелся на берегу. Меньшиков закричал:
- Мин херц, тут всего полно. Из трюма пованивает, но капитан говорит, что есть можно! Это точно!
Затем, Меньшиков поручил Федору разгрузку трофеев, сам вместе с царем ускакали к Нарве. После, оттуда стала доноситься какая-то стрельба.
На кораблях находилось некоторое количество морских шлюпок. Федор, при помощи оставшихся на судах наших солдат, а также шведских моряков, организовал разгрузку и доставку большого количества продовольствия в основной лагерь. Были ящики с галетами, бочки с солониной, селедки, свиной бекон. Много чего, богатая добыча. Армию прокормить можно. Были также бочонки с ромом и шнапсом.
Меньшиков свое дело знал. Подогнал к берегу много обозных телег. Все добытое перегружалось на них, и этот транспорт в несколько приемов отправлялся в расположение армии, где его крепко ждали. А там начался настоящий пир. Царь Петр знал толк в солдатах, и они его любили. Выпив трофейного шнапса, солдаты поднимали на штыках селедки и кричали мрачным шведам на стены:
- Эй, швед, а у нас закуска есть!
Даже у флегматичных шведов от такого издевательства не выдержали нервы. Началась стрельба со стен. Открылись главные ворота, выехал отряд кавалеристов. Пришлось, побросав добычу, беспорядочно отстреливаться.
Впрочем, огонь со стен прекратился, шведские драгуны, погрозив палашами, удалились, единственными потерями с обеих сторон были сельди, уроненные в траву, впрочем их потом нашли и съели.
Федор часто присутствовал на совещаниях штаба. Протоколировал и оформлял приказы. На него и на его внушительную шведскую кавалерийскую шпагу подозрительно посматривали. Знал, что его считают рубакой, но за штабные таланты не пускают в строй.
Но за Нарву семисотого года я должен рассчитаться. Федор готовил оружие.
Царь с Меньшиковым убыли под Юрьев, который осаждал Шереметев, здесь за начальника был генерал Георг Бенедикт Огильвий. Наша армия под Нарвой стояла на тех же позициях, что и в семисотом году. Царь Петр как-то сказал Огильвию, показав на заросшие травой валы и рвы:
- Здесь погибла моя армия.
Но командование, гвардия, сильное подкрепление прибыло из-под Юрьева. Город был взят.
С батарей был открыт огонь по Нарве. Канонада сначала производилась при помощи 46 пушек и 15 мортир; затем число орудий увеличилось до 100; в течение 10 суток было выпущено всего 4627 бомб; при этом был разрушен мост, соединявший Нарву с Иван-городом, взорван пороховой погреб, испепелено несколько зданий, сделаны две бреши в бастионе Victoria, разрушен фас у бастиона Honor.
Комендантом Нарвы был тот же самый, что и в 1700 году тогда полковник, а теперь генерал-майор Хенниг Рудольф Горн, который по-прежнему не шел на переговоры. На царском совете был назначен штурм. Огильвий составил расписание войск. Федор все это протоколировал и оформлял. Затем подошел к Огильвию, тот прочел, подписал. Федор попросил обратиться. Огильвий разрешил, с любопытством глядя на штабного капитана. Федор сказал:
- Ваше превосходительство, я был здесь в семисотом году. Разрешите быть в штурмовой колонне. Надо поквитаться со шведом.
Опытный и мужественный Огильвий поглядел на Федора с уважением и пониманием.
- Понимаю, господин капитан. Идите во временное подчинение генерал-майору Чамберсу в Преображенский полк. Те тоже хотят поквитаться. Вы сами записали, что они пойдут против бастиона Гонор. Господин Чамберс, определите господину капитану место в штурмовой колонне!
Чамберс кивнул головой. Чувствовалось, что он думал о другом. Когда вышли из штабной палатки Чамберс сказал Федору:
- Неймется же Вам. Идите в первую гренадерскую роту, скажите, что Вы с ними с моего разрешения. А там командир по ходу подготовки к атаке людей распределит.
Ротный начальник преображенцев слегка удивился, но назначил место в строю. Слух о предстоящем штурме уже пошел. В армии было много ветеранов Нарвы 1700 года, жаждущих мщения. Огонь нашей артиллерии продолжался. На участке преображенцев, где теперь состоял Федор, с бастиона Honor, имевшего непрочное основание снизу у рва, обвалился фас, а с ним земляной бруствер, так что весь ров был засыпан, и доступ к бастиону сделался свободным. В то же время в бастионе Victoria сделаны 2 бреши, и бывшие здесь неприятельские орудия приведены к молчанию (из 70 пушек осталась годною одна). Воины были воодушевлены и рвались в бой. В траншеи зашли скрытно и занесли штурмовые лестницы, которые могли пригодиться для дальнейшего наступления.
Атака. По сигналу пошли вперед. Шведы отчаянно защищались: скатывали штурмовые бочки и камни, сбрасывали лестницы, по которым взбирались русские солдаты, взорвали подкоп; ничто, однако, не остановило русских. Чамберс с преображенцами первый ворвался на бастион Honor. Дело, очевидно, было проиграно шведами, и Горн, наконец, сознал это: он приказал бить "шамад" (сдачу), по выражению журнала Петра Великого, и первый ударил кулаком в барабан. Было слишком поздно. Рассвирепевшие русские солдаты не слыхали или не хотели слышать сигнала к сдаче; они продолжали резню, гнали шведов до самого замка, не щадили наряду с воинами и мирных граждан, попавших под руку, пока, наконец, Петр Великий силою не положил предела грабежу и кровопролитию.
Прорвались в новый город, но старый продолжал сопротивляться. Оттуда шел сильный огонь.
Ядро рвануло сзади в упор. Ударило по голове, по ушам, обожгло по спине осколками. Федор упал, но сознания не потерял. Так, теперь не до боя. Он, опираясь на мушкет как на опору, побрел вперед. Не отступать.
Какой-то солдат подхватил его под плечо, ногой открыл дверь в ближайший дом, втолкнул внутрь, сказал:
- Отдыхайте, ваше благородие, уже нельзя вам воевать. Вся спина в крови.
Федор уронил мушкет, упал на пол, забылся.
Потом он лежал на какой-то кровати, глядел в побеленный потолок с деревянными балками, вспоминал, что было.
Почувствовал, что у соседней стены есть еще одна койка, где кто-то лежит, стонет и кашляет. Потом пришла женщина, дала попить. Перевернула его на живот, начала ковырять спину. Федор без сил терпел. Она показала ему его же банку с лечебной мазью, спросила по-немецки со шведским акцентом:
- Твое зелье? Раны лечить? Хорошая вещь.
Чуток промыла шнапсом, затем промазала этой мазью, забинтовала. Теперь приходилось лежать на животе.
Сослуживцы его разыскали, зашли, проведали, остались довольны.
- Повезло тебе, господин храбрый капитан с постоем. У нас в гошпитали полно раненых, так там условия гораздо хуже. А еще больше повезло этому шведу.
Они показали на кровать у противоположной стены. Там действительно лежал раненый пулей шведский офицер. Возле него добрая хозяйка периодически хлопотала.
Оставили кое-какие продукты, вещи.
У Федора она из спины выковырила три ядерных осколка, которые ударили сильно, но не глубоко. Замазала его же мазью, да забинтовала. Звон в голове вскоре прошел, слух восстановился. Ребята правы, легко отделался. Понемногу стал вставать, ходить по комнате.
А у шведа в соседней койке было похуже. В груди была рана от мушкетной пули. Всадили ему крепко. Когда Федор получше пришел в себя, сказал хозяйке:
- Нужны какие-то щипцы, сходи на ближайшую кузницу или к слесарю, спроси. Только небольшие.
Она согласно кивнула, побежала, принесла. Сойдет. Сам подобрал на кухне небольшой острый нож, прокалил его на пламени свечки, промыл шнапсом. То же сделал и со щипцами, промыл свои руки. Велел хозяйке стоять рядом на подхвате. Шведа напоили шнапсом.
Федор велел хозяйке придерживать больного, а сам резанул ему рану. Швед дернулся, кажется потерял сознание. Тем лучше. В ребрах торчала пуля. Федор взял щипцы, ухватил пулю, дернул, выдернул. Затем, сам без сил сказал, хозяйке:
- Промой, обработай, забинтуй, ты уже умеешь. А дальше воля божья.
Свалился на свою кровать, заснул.
Назавтра опять приходили свои офицеры-новгородцы. Опять принесли некоторые припасы (возможно, трофейные). Несколько возбуждены, чувствовалось, что пока не отошли от боев. Громко говорили, гремели шпагами и шпорами.
Но была долгожданная победа над этой Нарвой, победа всегда лечит и придает силы. Рассказали про некие подробности штурма, кои Федор, после того, как его шарахнуло взрывом, не знал. Шведский офицер повернулся на своей кровати, тоже стал слушать.
Достали фляги с водкой, все выпили. Угостили шведа.
Рассказывали. Трудно было прорывать первую линию укреплений. Шведы мощно стреляли, наши сильно отвечали и шли вперед. Но потом, наши настолько озверели, что сам царь не мог из остановить. Шведов перебили столько, что до сих пор похоронить невозможно. Бросают в реку.
Оживший лежащий швед кое-что добавлял в общий разговор, тем более, что его угощали водкой.
Рассказал. В крепости при подходе русских значительно усилили гарнизон, раз в несколько, а припасов нет! Все что было комендант попрятал, на случай долгой осады, а мы голодали.
Потом пришли еще эти, со сдавшихся крепостей. Злой и упрямый генерал-майор Горн всех сдавшихся комендантов сажал в подземелье башни, своих людей не жалел. Потом, когда русские ворвались в город, наконец приказал барабанщикам бить сдачу (шамад). Да что там, русские настолько озверели, что перекололи штыками этих барабанщиков, да и многих других (тут он подержался за свою рану). А русские в штыках, это ужас. Стреляют тоже страшно.
А царь Петр тоже рассвирепел. Он не мог остановить свою армию. Когда открыли (или сломали) ворота, прискакал в город, орал, хлестал плетью, а потом шпагой, но его никто уже не слушал. Так велика была ярость.
Наши офицеры снисходительно посмеялись, еще налили шведу водки. Видя его беспомощное состояние, никто его в лагерь военнопленных брать не собирался, там было и без него полно народу, оставили на попечении местной хозяйки (как и Федора, по причине наполненности госпиталя). Каждый день заходил кто-то из офицеров или сержантов полка осведомиться о самочувствии и нуждах. Рассказали, что этот упрямец генерал Горн, получивший по физиономии лично от царя, имел обыкновение сажать комендантов сдавшихся крепостей (Нотебурга полковника Шлиппенбаха и Ниеншанца подполковника Полева) в особый каземат. Теперь туда же посадили самого Горна.
Историческая справка.
Генерал-майор Горн в 1715 году был обменян и вернулся в Швецию. В 1719 году получил графское достоинство, стал членом риксада. Скончался в 1730 году.
Раненый швед был прапорщик мушкетеров крепостного нарвского гарнизона Ингвар Карлсон. Когда бывшие противники как-то пришли в себя, разговаривали подольше. Карлсон родился в Гетеборге, затем была военная служба. Он смеялся:
- Старинный город, очень плотно застроен. Старые улочки такие узкие! За крепостной стеной снаружи поле, а внутри теснотища. Даже дома строят так, что верхние этажи нависают, поэтому там получается лишняя площадь! А мы, Карлсоны, жили на самом верху, так до противоположного дома было всего ярдов пять-шесть! Тесно жили. Когда захотелось расшириться, то было некуда. Построил себе комнатку под крышей на чердаке, что-то в виде мансарды. Люди посмеивались, говорили, что я Карлсон, который живет на крыше.
Хозяйку звали Мадлен, вдова лет тридцати-сорока. Кроме природной доброты проговорилась, что если она приютила раненых офицеров (с той и другой стороны), то будут шансы, что ее не тронут. Так и вышло. Она даже расселила их по комнатам, чтобы было попросторнее и приходящие посетители не мешали нашим соседям.
А ночью пришла к Федору. Он не спал. Она в одной сорочке присела на край кровати, потрогала Федора за спину. Осведомилась:
- Болит?
- Сейчас лучше.
- У тебя мазь хорошая. Какая-то лесная, древняя. Никогда такой не видела и не нюхала. Я и Ингвара ею лечила. У него рана тоже получше стала.
Сбросила сорочку, голая быстро и деловито, по-шведски, улеглась рядом. Сказала:
- Ты на спину не ложись, вдруг раны закровоточат. А ляг на меня, будет хорошо.
Федор так и сделал, было хорошо. Мадлена была ласкова и предупредительна.
Федору не дали долго разлежаться. Видя, что тот вполне на ногах, командир полка потребовал возврата к писарским обязанностям. Федор распрощался с хозяйкой и шведским коллегой по несчастью. Штаб действительно был завален неразобранными документами. Все как всегда. Приказы, расчеты, донесения, всякие проекты. Все шутили, что Федору повезло, что досталось по спине, а не ниже, то есть не в самое нужное для писаря место.
Вскоре полк выступил в поход. Федор пока ехал на обозной телеге со штабными бумагами. Опять поход.
Впоследствии Федор бывал в Нарве по разным служебным надобностям. Там был русский гарнизон. Мадлена была замужем за Ингваром Карлсоном, который состоял на российской службе, дал присягу и носил форменный русский мундир. Они жили в том же доме. Встречались тепло, Федор неизменно становился на постой у них, поскольку о другом они слышать не хотели.
А Федора ждала его Елена. Жизнь и служба продолжались.
Загорянка, апрель 2016 года.