Рисование с обнаженной натуры таит в себе некоторые особенности. Женскому телу, гладкому и нежному, практически лишенному растительности, свойственны плавные изгибы и деликатные формы. Мужская плоть ложится на бумагу четче и контрастнее.
Ну, зачем я так неудачно пошутила, думала я, устанавливая мольберт, закрепляя бумагу, раскладывая на столе карандаши по степени мягкости и угли, чтобы в процессе рисования не тратить время на то, чтобы отыскать нужный. Смотреть в центр комнаты не хотелось.
Практика, практика и еще раз практика - не уставал повторять наш учитель по изобразительному искусству, раз в неделю организовывая для всех желающих публичные бесплатные уроки рисования с обнаженной натуры.
- И сами не забывайте о своем развитии,- неизменно добавлял он, - рисуйте, когда есть свободная минута, в кафе, в транспорте, где угодно.
Самой эффективной считалась практика ню. Обычно в качестве модели в класс приходила милая блондинка средних лет. Переносить на бумагу ее зрелое тело профессиональной натурщицы для всех давно стало привычным ритуалом. Эти изящные изгибы, мягкое свечение кожи, монотонные поскрипывания угля по бумаге, гудение обогревателя, звонок будильника, заканчивающего отсчет времени каждой позы, небольшие перерывы для отдыха, когда она набрасывала кимоно и подходила к нам, рассматривая нашу мазню, ее подбадривающие комментарии, и снова за мольберт.Три часа урока обычно пролетали незаметно, как всегда бывает в минуты счастья.
В тот переломный день, уже собираясь домой, я произнесла в шутку:
- А что это мы рисуем одни женские тела, почему не приглашают в качестве модели парня?
Тут же возмутилась мужская половина наших художников:
- Нет, только не это! - Но было поздно - я накаркала.
Через неделю. В центре, в самом центре класса переливался синий шелковый халат. Из под него торчали волосатые ноги. Поднимать взгляд выше не было никакого желания. Спина, шея, коротко стриженный затылок.
- За шутки оказывается нужно платить, - бормотала я, желая, чтобы вдруг оказалось, что я забыла дома что-нибудь самое важное, без чего нельзя находиться в классе. Но для таких случаев учитель всегда запасался и бумагой и углями.
Начали. Модель сбросил халат, принял непринужденную позу. Одна рука на талии, другая расслабленно заброшена на голову. Выражение лица…впрочем, до него еще нужно добраться. Пока же быстро наношу общие контуры тела, которые в скором времени пополнятся деталями.
Привычная рабочая тишина сегодня была другой. Напряженной. Девочки хмурились и озадачено кусали губы. Парни молчали особенно подчеркнуто, иногда бросая на меня взгляды. Отстаньте, противные. Сама в смятении.
Оставалось смотреть и рисовать. Через десять минут смена позы. Одна нога парня немного впереди, прикрывает причинное место. Зато перед глазами ягодицы во всей красе. Увязаю в длинных ножных мышцах. Хорош! До того хорош, что я остерегаюсь смотреть на его икры - там находится центр притяжения - светлый плотный слой первобытного мужчины - курчавые волосы - мой фетиш.
Очередная смена позы. В этот раз модель стоит ко мне в пол оборота. Вроде нельзя сказать, что смотрит именно на меня, но почему-то по коже побежали мурашки.
-Ну что ты смотришь на меня, мальчик, я слишком злая для тебя.
На руках по обыкновению я ношу многочисленные серебрянные браслеты. Один из них состоит из звеньев бэ дэ эс эм трикселя. И моя привычка подтягивать длинные рукава вверх, чтобы не мешали. Заметив внимательный взгляд, одергиваю их вниз. Этот импульсивный жест выводит из себя. Какого черта! Это свободная страна! Задаюсь вопросом, а знает ли он значение символа. Как бы узнавание промелькнуло, но я могла и выдумать все это…
-Ты верно считаешь, это забавно стоять голым и впиваться своими глазищами в людей?
Очередной мини-перерыв закончился и время возросло до двадцати минут. Вспоминаю, что учитель представил модель Юджином. Женя, значит. Евгений. Эвген. В этот раз он выбрал стойку, требующую существенных усилий. Поза античного метателя дисков в момент размаха перед броском подчеркнула напряженные, рельефные мышцы; ноги, готовые сорваться с места и привести в движение все тело; упор правой руки, замах для бросания левой; Как долго он сможет так стоять, гадала я, как вдруг буквально споткнулась.
Химия жгучего взгляда. Кто может объяснить ее, эту химию. Невозможно!
Невозможно заниматься делом, когда энергия соблазна неприкрыто вибрирует и не дает сосредоточиться. Отвечаю взглядом жестким - я сосредоточена на рисовании, а потому моя доминантная сущность прорывается из-под контроля. Ее должно хватить, чтобы мне не мешали работать.
- Однако! - вырывается у меня помимо воли. За те короткие минуты, что оставались до завершения этой позы, я успела украсить тело Эвгена едва различимыми путами. Воображение унесло меня к анатомическому атласу и фотографиям… шибари. Почему же я так уверена - тело Юджина знает толк в связанной беспомощности. - Тебе приходилось носить на себе характерные следы, мой мальчик?
Переворачиваю изображение на стол картинкой вниз, закрепляю новый лист. Модель в глухо запахнутом халате ходит от художника к художнику, налаживает контакт. Удивительно, но первыми оттаивают наши парни. Их уже не возмущает обнаженная мужская сущность. Интересно, гадаю я, как Эвгену удается не возбуждаться, когда все смотрят на его голое тело. Мне кажется, что воздух искрит. Мы игнорируем друг друга, старательно избегаем встречаться взглядом, но все равно между нами как будто протянуты нити.
В очередной двадцати минутный заход моя кисть живет своей жизнью, а голова своей. Я вернулась в прошлое, в тот самый первый раз, когда соприкоснулась с бондажом. Теоретически я знала, что испытывает связанный человек, а так же особенности материала веревки, ее толщины, времени, места и степени воздействия. Но оказалось, что не менее важна личность нижнего. Я бы сказала, это самое главное.
Бондаж. Наивысшее доверие. Таинство погружения в себя. Иногда моя рука оказывалась между веревкой и кожей коленопреклоненного мужчины. Именно тогда, после первого витка, я уловила, как изменилось его дыхание, да и все состояние. Передо мной словно оказался другой человек, которого я еще не знала. И он вдруг зажил в своем мире; дыхание в другом ритме, полузакрытые глаза, возросшая чувствительность кожи.
Каждое следующее прикосновение, случайное или намеренное, еще больше ввергало его состояние счастья, отрешенности и, вместе с тем, он был близко, близко, как никогда. Делай со мной что хочешь, я твой! Тело, скованное веревкой, становилось более свободным. Прекрасный парадокс.
Будильник вернул меня на землю, то бишь в класс. Это был самый странный урок в моей жизни. Когда погружению не помешала ни атмосфера в коллективе, ни самопроизвольные фантазии на тему “как я еще хочу наклонить этого молодого человека”. Кроме метателя дисков, мне пришелся по душе возлежавший на подушках одалиск - так, про себя я назвала одну из поз Эвгена. Со стороны работа натурщика кажется легкой и необременительной. Но только на первый взгляд. Даже десяти минутное позирование, по сути статическая нагрузка, требует терпения и усилий. Поза лежа - отличная возможность дать мышцам отдых.
Мне тут же захотелось прилечь рядом.
-Ты мой.
Провести ладошкой по бедру. Сжать упругую выпуклость.
-Эта ягодица тоже моя.
Скользить по телу, такому расслабленному, такому манящему.
-И этот сосок принадлежит мне.
Трогать, мять, владеть. Видеть, как плавится мужское тело в моих руках. Наслаждаться отдачей.
По давно сложившейся традиции свои самые удачные работы мы выкладываем на пол посреди аудитории. В классе начались оживленные обсуждения. Мы рассматриваем работы. Учитель выглядит довольным. Среди рисунков, признанных удачными, и мой метатель дисков. Надеюсь, что путы никто не заметит. Однако натурщик снова косится в мою сторону.
В конце занятия подхожу и предлагаю ему побыть моей личной моделью. Эвген как раз заканчивает одеваться.
-Знаю, что это дорогое удовольствие, но не хватает практики, и учитель рекомендует, - поясняю я, хотя дело совсем не в деньгах. Вспоминаю рисунок, на котором натурщик держит руки позади спины сцепленные в замке. Тату на ягодице в виде моих инициалов и полоска на шее, символизирующая ошейник, лишь плод моей фантазии. Но огонь то загорелся нешуточный!
- По-моему у вас неплохо получилось, - возражает мой Эвген хриплым голосом. Наши глаза встретились и замкнулись. С очевидным усилием ему удалось разорвать контакт и отвести глаза. Я знаю, как может меняться мой взгляд, когда я охвачена вполне определенным желанием.
- Давай сразу договоримся о цене, - не даю себя сбить.
- Для вас это будет бесплатно! - такое чувство, что слова выскакивают независимо от него. Он, то краснеет, то вызывающе бросает мне в лицо бонус “почти задаром”.
Вот наглец! Замолкаю. Пауза, взятая вовремя, обычно говорит сама за себя. Вся поза Эвгена источала упрямство, возведенное в десятую степень. Но я упрямее. И если ты тот, за кого я тебя принимаю, ты будешь играть по моим правилам.
- Любая работа должна быть оплачена, верно?
Голова Эвгена дернулась, но тут же склонилась вновь. Правильно, это был риторический вопрос. Умница. Но мимолетный взгляд парня был полон вопросов.
В переговорах важно соблюдать один психологический прием - выдвинув очередные требования, необходимо ждать ответный ход, ни в коем случае не делать тут же следующий шаг-уступку.
- Я заплачу столько же, как и колледж. Это вполне приемлемый компромисс. До завтра, Юджин.
Начинаю собираться. Адрес не называю, телефон не даю. Однако, “до завтра”. Скрипят шестеренки в его голове. Модель в раздумье.
- Да, Мэм! - его едва слышно, но я вздрагиваю. Мы давно одни, все студенты уже покинули аудиторию, в коридоре лишь с кем-то разговаривает преподаватель. Всего одно слово. А в нем неприкрытая субординация, подчеркнутая, выпестованная неоднократно. Не ошиблась, значит!
- Вот мобильный, - на обратной стороне рисунка с дискоболом пишу свой телефон. - Позвонишь завтра вечером.
- Да, Мэм! - голос звучит четче, уверенне.
Метаморфозу претерпевает и его тело. Ровная спина, развернутые плечи, высоко поднятая голова и при этом абсолютно сабмиссивная позитура. Мои внутренности плавятся, как под воздействием лавы. Грезы обретают реальные очертания.