Либерманко и Акула Смит

Сергей Смицких
      Теперь уже не вспомнить - кто дал Боре, не владевшему украинским языком, прозвище Либерманко. Прозвище звучало ласково и понравилось всем аспирантам и преподавателям двухкорпусного общежития.
      Ежели память не отказывает, Либерманко поступил в аспирантуру в 1975 году. Хоть педагогическая практика, которую нужно было пройти на первом курсе, предполагала 60 учебных часов, он набрал столько практических занятий и руководимых дипломниц, что во втором полугодии это число перевалило за 300. По правилам, оплачиваемая годовая учебная нагрузка совместителей не превышала 240 часов. Чтобы не потерять дополнительные деньги, Борис договорился с другим аспирантом - Акулой Смитом, и оформил на него избыточные часы. Акула Смит получил своё прозвище за успехи в карточных играх. Почти непьющий Смит должен был жить с Либерманком в одной комнате, но поступил в аспирантуру на месяц позже, и его обошёл и обхитрил Витя-йог... Это повлияло на дальнейшую судьбу Бориса.

      Либерманко, вернувшийся из очередного летнего отпуска к началу сентября, был направлен со студентами первого курса в колхоз "Краснораменье". От райцентра Ростова Великого добрались до главной усадьбы на рейсовом автобусе. Группу определили в бригаду, базировавшуюся в деревеньке в пяти километрах от села. Всю мужскую "половину" прибывших (Бориса и двух пареньков) поселили к старичкам в крайнюю избу. Нудно потекли трудовые будни.
      Однажды перед выездом на полевые работы недосчитали студентку Викторию (Ильину?), рослую красавицу-брюнетку. Местный бригадир направился к ближнему стогу и в нём нашёл "недостачу", а заодно и деревенского тракториста...
      Спустя две недели Бориса заменил другой аспирант, уже закончивший работу над диссертацией. Акулу Смита, проработавшего весь июль в приёмной комиссии и возвратившегося в конце сентября, тут же командировали на замену того, чей срок аспирантуры заканчивался тридцатого сентября. Борис нарисовал план местности с коварной низиной, преодолимой только в сапогах или на тракторе, и они распрощались. Смит стал единственным руководителем, работавшим наравне с парнями на погрузочно-разгрузочных работах и в картофелехранилище и надеявшимся вдохновить своим примером всё более унывающее студенчество.
      Зачастили мелкие дожди. Через десять дней закончились запасы мяса и крупы, выделенные правлением колхоза, и Акуле пришлось отправиться в село Краснораменье, хоть до конца работ оставались лишь три дня. Бригадир предложил ехать верхом, как Либерманко, но Смит не был наездником, и ему запрягли телегу. Неторопливая кобыла, чуя доброту ездока, постоянно сворачивала с дороги и щипала траву на обочинах. Вернувшись с продуктами, аспирант узнал от живших с ним студентов, что все девушки сбежали, подговорённые Викторией. Побег был спланирован заранее. За низиной с большой лесной лужей ждала легковушка, которая в несколько рейсов подвезла беглянок до автотрассы.
      Привезённые продукты Акула Смит продал старичкам и поделил деньги поровну, по два рубля. Ночью ударил заморозок. Утром закрыли с бригадиром наряды - до вычета за питание получилось чуть более рубля в сутки на человека. Местные колхозницы спасались за счёт делянок цикория, расценки на который были во много раз выше.
      В отчёте за колхозные работы Смит не стал сообщать о побеге. На первом комсомольском собрании Виктория была избрана комсоргом курса.

      Была у Бори одна страстишка - собирание досок-вывесок. На заднике шкафа в комнате Бори и Вити красовалась фанерная доска с надписью: "За вещи, оставленные в гардеробе, администрация ответственность не несёт". На дне шкафа возлежало ещё несколько вывесок, в том числе "Опорный пункт милиции". Последнюю Боря свинтил с двери помещения дружинников города.
      Однажды осенним вечером того же года два августейших сокомнатника изрядно выпили и отправились "проветриться". Они долго бродили по засыпающему городу и, наконец, вышли на площадь, в центре которой красовалась подсвеченная снизу прожекторами бывшая церковь Ильи Пророка. Друзья шагали по периметру площади, и внимание Бори привлекла крупная вывеска с едва различимыми в полумраке блестящими красными буквами.
      - Красивая! - восхитился Либерманко слегка заплетающимся языком, - у меня такой нет.
      - Ты что? - испугался Витя, пытаясь увести приятеля, - пойдём дальше.
      - Погоди. Не зря же ношу в кармане отвёртку!.. - Либерманко вырвался и начал выкручивать винты из стены.
      Витя предусмотрительно удалился и стал наблюдать за успехами Бори из-за угла.
      Когда "работа" была почти закончена, открылась стеклянная дверь возле вывески, и вышел массивный мужчина с кобурой на широком поясном ремне. Боря отпрянул. Охранник поманил его пальцем. Либерманко подошёл.
      - Документы! - потребовал представитель власти.
      Нарушитель покоя достал из кармана пиджака паспорт, ответил на вопрос о месте работы, по приказу блюстителя завинтил винты и был отпущен "восвояси". Когда злополучная стена скрылась из вида, к нему присоединился Витя.
      - Боря, ты хоть прочитал вывеску? - спросил он.
      - А что там написано?
      - Ярославский областной комитет коммунистической партии Советского Союза.

      Рано утром Либерманко подписал у научного руководителя и в деканате заявление на годовой академический отпуск, после чего зашёл в отдел аспирантуры университета.
      - Напрасно хлопочете, - заявил ему секретарь, - вы уже отчислены...
      "Хорошо, что это не случилось на четверть века раньше" - утешительно подумал Борис и уехал к родным, говорят, куда-то на Украину.
      Вернувшийся из колхоза Акула Смит весьма огорчился известию о выбытии Либерманко: то ли из-за того, что некого стало обыгрывать "под интерес", то ли из-за своей эмпатии, то бишь склонности к сопереживанию.

P.S.
Ночной снимок храма сделал в 1978 году. Печать без светофильтров с превышением температуры воды.