Егора нет!

Федоров Олег Васильевич
            Если уж говорить прямо, Мишуткин не был развит физически. Зарядку по утрам он никогда не делал. Поэтому к спорту не имел никакого отношения. Конечно, в школе, а затем и в студенческие годы ему приходилось сдавать нормы ГТО. Но сдавал он их как-то вяло, на троечку что ли. На турнике подтягивался всего лишь два с половиной раза. Гранату метал не дальше десяти шагов. Стометровку так до конца и не осилил. Бег по кругу на длинные дистанции для него всегда был самой настоящей пыткой в школе, а потом уже и в институте. В общем, был Мишуткин по физподготовке так сказать троечником.
            А тут вдруг пришлось ему бежать за медленно идущей электричкой с полкилометра. На этом участке электричка всегда сбавляет скорость и, следуя строго по расписанию на пониженной скорости, плавненько прибывает на платформу Мишуткина. Вот и бежал он за этой электричкой с целеустремлённостью самого что ни на есть настоящего спринтера, сдающего нормы ГТО. Можно было, конечно, и не бежать, да электричка была на сегодня уже последней. Дома Мишуткина ждали жена и тёща, которых тот боялся больше всего на свете. Но самое главное – дома Мишуткина ждал футбольный матч между командами Ливерпуль – Челси и две банки пива. Вот и летел Мишуткин не столько на встречу с женой и любимой тёщей, сколько к любимому телевизору.
            А всё потому, что просидел он у соседа по даче до самого последнего момента за столом, от которого он ну никак не мог оторваться! Да и то сказать, шутка ли – на столе было всё, что обычно просит истосковавшаяся по мужскому разговору душа обычного недотёпы, которым и был на самом деле Мишуткин – самогон, маринованный огурчик, толстый шмат сала и яблоки из его сада. А за столом и сам хозяин – сосед по кличке Папа. На самом деле соседа звали Петровичем. Но тот откликался только лишь на эту кличку. Уж больно она ему нравилась! Поэтому всех в округе Папа называл одним именем - Мама! Именно так он обращался к знакомым и совсем уже незнакомым мужчинам, женщинам, продавщицам в местном универмаге, водителям маршруток, представителям местной власти и даже к главе местной администрации.
            Хотя до бабьего лета было ещё далеко, на дворе стояла прекрасная тёплая погода первых сентябрьских дней. В эти дни довольно быстро темнеет, но Мишуткин знал каждую кочку и каждую ямку тропинки, по которой не раз уже бегал за последними электричками. Именно эти знания, полученные им за многолетнее знакомство с Папой, помогали ему успешно преодолевать пересечённую местность.

          - “Чёртов Папа! – размышлял на ходу Мишуткин, пытаясь не отставать от последнего вагона, - Говорил ведь ему – пора уже и честь знать. Он же заладил, как попугай, – на ход ноги, на ход ноги! Да что бы в коленях не ослабло - за обе ноги в отдельности за каждую…”

            То ли от количества выпитого с Папой самогона, то ли от интенсивного спринтерского бега сердце у Мишуткина готово было выпрыгнуть из груди. Но он стойко переносил все тяготы и лишения своего теперешнего положения и не отставал от электрички ни на шаг.
            Вскоре электричка стала притормаживать. Раздался стальной скрип тормозов. Электричка застыла в ожидании скачущего по кочкам Мишуткина, приветливо распахнув свои автоматические двери. Тут он понял, что при полном отсутствии пассажиров на платформе, машинист ждать его одного не будет. Мишуткин собрал совсем уже последние силы, поддал жару и вприпрыжку буквально влетел на
платформу по бетонной лестнице. Двери уже начали закрываться, когда он буквально ворвался в тамбур последнего вагона, мысленно проклиная Папу с его самогоном.
            В вагоне не было ни души. Мишуткин бросился на ближайшее к дверям сиденье справа по ходу поезда. Его мучила сильная одышка, и он тяжело дышал. Диктор что-то невнятное прохрипел по трансляции. Поезд, рванув с места, плавно начал набирать скорость. Наконец Мишуткин смог отдышаться и осмотреться. Пассажиров в вагоне не было.
            В начале вагона на самом первом сидении рядом с распашными дверями сидел самый что ни на есть настоящий медведь и что-то усиленно жевал. У Мишуткина пропал дар речи. Ноги его стали настолько ватными, что он вдруг ощутил биение своего сердца теперь уже одновременно в левой и правой пятке.

          - “Господи, медведь-то откуда взялся? – мысленно простился с жизнью Мишуткин, - Они же, медведи, в это время потихонечку начинают готовиться к спячке! А не разъезжают на последних электричках и не жуют себе, как бы между прочим.”

            На Мишуткина медведь не обращал ровным счётом никакого внимания и сидел мирно, увлечённый созерцанием пролетающих за окном бетонных столбов. Мишуткина охватил озноб. Приглядевшись, он увидел лежащий на верхней полке вещмешок.

          - “Медведя, наверное”, - глядя на вещмешок, подумал Мишуткин. Затем он с любопытством уставился на медведя, пытаясь понять - что именно с таким огромным аппетитом тот уплетает в этот поздний час.

          - “Сниккерс”, - догадался Мишуткин, увидев на полу вагона в проходе между скамейками целый ворох разорванных обёрток шоколадного батончика. И тут вдруг медведь открыл пасть, закачался из стороны в сторону, глядя на Мишуткина и нечеловеческим голосом громко прокаркал:

          - Хочу яблочка!

          - “Ну, всё! Полный атас! – лихорадочно замелькали мысли в голове у Мишуткина, - где я ему в такой поздний час яблочка-то возьму?”

            Мишуткин уже начал было сожалеть о том, что не послушал оставшуюся в городе жену, просившую его привезти яблок с дачи. И вместо того, что бы вспомнить о просьбе жены, два выходных дня пропьянствовал с Папой, закусывая этими самыми яблоками. Как вдруг дверь распахнулась, и в вагон вошёл пассажир. Это был пожилой мужчина в ярко-красной рубахе. Штаны его были заправлены с армейские сапоги. За плечами висела русская балалайка. Волосы на его голове стояли дыбом. Видно было, что мужчина был навеселе.
            Незнакомец, положив на верхнюю полку балалайку, тут же уселся рядом с медведем и начал с ним разговаривать. Точнее, разговора как такового не было. Говорил один только мужчина. Но говорил он именно с медведем. О чём, Мишуткину слышно было плохо. До него доносились только отрывочные фразы. Однако, не смотря на это, тот приободрился и начал прислушиваться к словам незнакомца.

          - Ну вот, Гусь, до Питера ещё ехать и ехать, а я последнюю сигарету выкурил, - мужчина сидел к Мишуткину спиной, но эту фразу тот разобрал полностью.

          - “Странно, - подумалось Мишуткину, - медведь, и вдруг – гусь...”

          - Хочу яблочка! – снова услышал Мишуткин.

            Мужчина при этих словах наклонился влево и ответил скамейке, на которой сидел:

          - Яблочка нету, есть только орешки.

            На что скамейка настойчиво и громко ответила:

          - Хочу яблочка!

          -“Да, - подумалось Мишуткину, - видно я здорово перебрал в этот раз с Папой, если мужик со скамейкой разговаривает.”

          - Мужчина, закурить не найдётся? – неожиданно обернулся в сторону Мишуткина незнакомец, - А то я последнюю сигарету только что выкурил, а ехать ещё долго.

            Не дожидаясь ответа, незнакомец встал и направился по направлению к Мишуткину. Тот трясущимися руками достал из бокового кармана куртки начатую пачку сигарет и протянул её незнакомцу.

          - О! Я как раз эти курю, - обрадовался тот, лёгким движением руки выбивая из пачки сигарету, - А можно две?

          - Вторую медведю что ли?

          - Ха! – подхватил шутку незнакомец, - Он у меня маленький. Ему ещё рано этим баловаться.

            Вытащив две сигареты, незнакомец протянул пачку Мишуткину и пристально посмотрел ему в глаза. Затем немного помялся с ноги на ногу и неожиданно предложил выпить, а заодно и познакомиться.

          - Извини, друг, недавно только вышел закон о запрете на это дело в общественных местах. Впрочем, и о курении тоже, - начал было умничать Мишуткин. Он не столько боялся закона, сколько медведя и вовсе не собирался с тем знакомиться. По всей вероятности медведь был ручным, и всё же – зверь есть зверь...

          - Да брось ты! Никого же нет, даже контролёры давно уже спят в своих берлогах, - не переставал шутить незнакомец, - Сто грамм не помешает. А там, глядишь и Питер.

          - А что, медведь – настоящий? – семеня за незнакомцем, начал на всякий случай наводить справки Мишуткин. Незнакомец авторитетно заверил:

          - Настоящий! Водка вот не настоящая. А где ты в наше время найдёшь дешёвую, да настоящую? А медведь самый настоящий.

            На всякий случай Мишуткин присел на край скамейки подальше от медведя. Медведь при появлении нового попутчика даже глазом не повёл, и Мишуткин окончательно убедился, что тот ручной. Мишка спокойно смотрел в окно и не обращал никакого внимания ни на хозяина, ни на Мишуткина. Шоколадки, видимо, кончились, и он сидел на скамейке с отсутствующим видом, давая понять, что всё происходящее его лично не касается. Незнакомец вложил за ухо полученную от Мишуткина сигарету. Вторую раскурил тут же прямо в вагоне и достал с верхней полки вещмешок, поставив его на скамейку рядом с Мишуткиным. Тут только Мишуткин заметил ещё одного попутчика. Это был довольно крупный попугай. Клетка, в которой он сидел на какой-то деревянной жёрдочке, была невелика, и поэтому Мишуткину раньше его видно не было из-за спинок вагонных сидений. Кроме того, в клетке лежало достаточно много обрывков газет, заботливо нарванных по всей видимости рукой хозяина птицы. Мишуткин успел заметить, что небольшую часть этих обрывков нужно было уже менять. Ещё он заметил, что в отличие от медведя, попугай пристально и, казалось, не дружелюбно на него уставился.

          - “Изучает, подлец”, - подумалось Мишуткину.

            Незнакомец извлёк из недр вещмешка набор складных стальных рюмок, плоскую стальную флягу и батончик сниккерса. Медведь тут же засуетился и заёрзал на месте. Тут только Мишуткин заметил, что это и не медведь вовсе, а медвежонок. Он облегчённо вздохнул и принялся его разглядывать.

          - Ну-ну, Гусь, веди себя по-джентльменски в обществе культурных людей, - прикрикнул на медвежонка его хозяин, разливая содержимое фляги по стопкам.
            Медвежонок зачмокал в ответ губами, вытянул их в трубочку и затряс головою, давая понять, что он воспитанный медведь.

          - А почему его Гусём зовут? – спросил Мишуткин, принимая от незнакомца наполненную рюмку. Тот развернул батончик сниккерса, разломил его напополам и протянул Мишуткину его долю:

          - Да понимаешь, у меня ЧП. То есть я - частный предприниматель. Устраиваю всякие там утренники в школах, праздники в детских садах, новогодние представления, ну и всё такое... А медвежонка я в карты у одного знакомого цыгана выиграл. Зверя я сначала назвал Агушей. Он такой маленький был, как котёнок. Кормил его из бутылочки с соской. Когда же он начал подрастать, я его уже Агуней звал. Агуня да Агуня… Иногда совсем уже ласково звал - Агуся. Потом стал сокращать его кличку для простоты общения. И стал называть его сокращённо - Гуся. Потом и вовсе Гусём. Он не обижается. Подрастёт – я его в зоопарк сдам.

            После этих слов незнакомец поднял свою рюмку и произнёс:

          - Виктор!

          - Семён, - икнул то ли от холода, то ли от не прошедшего ещё страха Мишуткин. Оба опрокинули рюмки и молча принялись за сниккерс. При этом новый знакомый Мишуткина достал из кармана рубашки расчёску и принялся приводить в порядок свою голову, дымя сигаретой прямо в лицо Мишуткину. Забыв о табачном законе, Мишуткин тоже закурил. Общее молчание нарушал только шум несущегося в кромешной тьме поезда и стук вагонных колёс.

          - Егора нет! – вдруг проснулся молчавший до этого попугай. Мишуткин перестал жевать сладкий батончик и в недоумении на него уставился. Тот всем своим видом давал понять, что никакого интереса для него Мишуткин не представляет. Напротив – все его действия говорили о том, что Мишуткин – полное ничтожество! Попугай отвернулся и принялся расчёсывать свои перья, время от времени крутя своей головой и запрокидывая её набок так, как только умеют делать одни лишь попугаи.

          - А Егор – это кто? – вновь начал икать Мишуткин.

          - Да сын это мой. Егором зовут. Жаконя увидел, что ты не Егор, вот и выдал информацию. Ты, мол, не Егор, а непонятно кто. Понял? Уж больно Жаконя Егора любит!

            Совсем уже освоившийся в новой для себя компании Мишуткин ухмыльнулся и сказал:

          - А этого перца почему Жаконей зовут? Помню, детская передача была такая по телевизору лет пятьдесят назад. Там ведущим обезьянка была тряпочная. Жаконей звали. Он ещё пел – Жаконя так сказал!

          - Жаконя молодец! – насторожился вдруг попугай и закачался всем своим тельцем, то вбирая в свои крылья голову, то вытягивая её вверх. Мишуткин засмеялся, показывая на него пустой рюмкой:

          - Во-во! Именно так и обезьянка эта тряпочная говорила.

            Наливая Мишуткину вторую рюмку, хозяин попугая пояснил:

          - Помню я эту передачу. Но Жаконей я назвал попку не в честь тряпочной куклы. Его мне подарил один хороший друг, капитан дальнего плавания. Жаконя так же, как и Гусь – артист! Сегодня в честь начала нового учебного года мы все втроём в парке одного из районов области выступали. Этим и зарабатываем. Жаконя иной раз такое выдаст публике! Шпарит целыми предложениями. Пообщаешься с ним – поймёшь, что у него точно есть мозг. А назвал я его так потому, что порода его называется Жако.

          - Жаконя молодец! – на всякий случай ещё раз напомнил Мишуткину попугай и в подтверждение своих слов принялся расчёсывать свои перья.

          - Хотя я не Егор, но пью за твоё здоровье, - обратился к попугаю Мишуткин, заручаясь его дружбой.

            Медвежонок с отсутствующим видом сидел смирно и считал мелькающие за окном бетонные столбы. Жаконе, казалось, так же не было никакого дела до разговоров. Он сидел, напыжившись, в клетке на своей излюбленной жёрдочке абсолютно неподвижно, и Мишуткину уже казалось, что перед собою он видит чучело. Время от времени электричка делала остановку. Автоматические двери вагона распахивались, но в подтверждение того, что электричка эта на сегодня была уже последней, налицо было полное отсутствие новых пассажиров. Тогда двери закрывались, надсаженным голосом диктор непонятно кому сообщал что-то совсем невразумительное, и электричка продолжала свой путь.

          - Я вот божился своей жене – всё, мол, бросаю водку пить, - втолковывал Мишуткину его новый знакомый, - здоровья нет. Через неделю прихожу домой пьяный в стельку. Она мне – ты же обещал бросить, говорил здоровья нет! Я ей – да, обещал! Здоровья на водку и правда нет! Вот... на коньяк перешёл.

            Тоже нетрезвый Мишуткин в ответ:

          - А я два дня назад с самогона начал. У Папы первач – высший сорт!

          - Твой отец самогон гонит? – рука нового знакомого Мишуткина в недоумении остановилась в процессе наполнения следующей рюмки содержимого фляги.

          - Да нет, это у моего соседа кличка такая – Папа, - старался перекричать Мишуткин грохот раскачивающегося на перегоне вагона, - Папа ко всем обращается одинаково – Мама. К знакомым и незнакомым мужчинам, женщинам, продавщицам, водителям маршруток, представителям местной власти и даже к главе местной администрации. Ну его все в ответ так и зовут – Папа.

            Молчавший до этого Жаконя не выдержал:

          - Врёте всё!

            Его хозяин наперебой с Мишуткиным принялись опровергать утверждение бдительного попугая, каждый доказывая свою правоту. Первый задабривал Жаконю извлечёнными из вещмешка орешками. Второй призывал в свидетели небо, зачем-то предъявляя птице раскрытый членский билет родного садоводства и последнюю квитанцию за уплату электричества. Жаконя скептически и, казалось с презрением, смотрел на предъявляемые документы. Однако от орешков не отказался. Наступила пауза, длившаяся ровно столько, сколько Жаконе понадобилось, что бы расправиться с орешками.
            Медведь продолжал считать мелькавшие за окном бетонные столбы и никакого интереса ни к орешкам, ни к разговору не выявлял. Новый знакомый Мишуткина и он сам молча смотрели, как попугай лихо уничтожал орешки.

          - Жаконя ещё орешков хочет? – спросил хозяин.

          - Хочу яблочка! - выдал привычное попугай.

          - У тебя нет яблок? – спросил Мишуткина хозяин Жакони.

            Мишуткин помотал головой, мол, нет у него яблок.

          - Нет яблок, - принялся увещевать попугая его хозяин, - может, всё же орешки сойдут?

          - Паразит! - раскачиваясь из стороны в сторону, ответил наглый Жаконя.

            На радость Мишуткину тут вдруг началось самое настоящее представление. Хозяин наглой птицы полез в карман своей красной рубахи:

          - Это кто из нас паразит? Я паразит?

            Жаконя перестал вдруг раскачиваться, замер и уставился своим острым глазом на карман хозяина.

          - Я – частный предприниматель! У меня ЧП! А у тебя что? Только вот клетка эта, любимая жёрдочка, самовлюблённость и орешки. И те из моего кармана, - хозяин Жакони достал мешочек с орешками и насыпал небольшую горку себе в ладонь. Но давать орешки Жаконе не спешил.

          - Егора нет! – заорал страшным голосом попугай. Затем принялся рвать и выбрасывать из клетки обрывки газет. Они вылетали из клетки в разные стороны и падали на пол вагона, застилая собою ранее разорванные Гусём обёртки от сниккерса. Хозяин Жакони пояснил оторопевшему Мишуткину:

          - Намекает на Егора. Мол, был бы здесь Егор, он бы его яблочком угостил. Ну и паразит же ты! – теперь уже к Жаконе обратился его хозяин, - Ну нету яблочка! Орешки вот есть… водка…

          - Ай, яй-яй, яй-яй! – закачал головой Жаконя. И снова громко так, широко замахав крыльями, выдал: - Паразит! Жаконя так сказал…

            Хозяин долго ещё увещевал не на шутку разошедшегося Жаконю, призывая в свидетели совсем уже ослабевшего Мишуткина. От выпитого за два выходных дня количества самогона Папы с последующим спринтерским бегом он давно уже обмяк. Молча наблюдая скандал, Мишуткин мучительно старался представить – что ожидает его дома. О жене и любимой тёще он помнил всегда. Особенно в таком виде, как сегодня, да ещё без яблок.
            Через некоторое время семейный скандал частного предпринимателя начал затухать. Совсем ещё недавно на полу валялись рваные обёртки сниккерса. Теперь же весь пол в радиусе двух метров от клетки с Жаконей был усыпан рваной газетой. Частный предприниматель и по совместительству глава неспокойного семейства уговаривал обиженного Жаконю принять от него горстку орешков:

          - Ну чем тебе орешки не нравятся? Ты ведь их тоже любишь. Сдались тебе эти яблочки! Ну, давай, мой хороший, попробуй орешков.

          - Валяй орешки, - неожиданно согласился попугай.

            В этот момент вагон остановился. Диктор привычно и не внятно что-то прожевал по трансляции, и Мишуткин понял, что электричка стоит на перроне вокзала Санкт-Петербурга. Наконец, пришло время расставаться.
            Прощаясь, новые приятели расцеловались. Мишуткин хотел было расцеловаться и с Гусём, но хозяин медвежонка сказал Мишуткину, что Гусь не переносит фамильярности. Простившись с частным предпринимателем и его семейством, Мишуткин двинулся к выходу. Семейство всё ещё собиралось покинуть вагон. Хозяин его, завязывая вещмешок, спрашивал оживившегося медвежонка о количестве насчитанных столбов. Последнее, что услышал Мишуткин, распахнув двери вагона, было уже привычное ему и даже родное:

          - Егора нет!

                * * *

            Дома, представ перед женой и любимой тёщей, и отвечая на их вопрос о причинах его расслабленного состояния, Мишуткин доложил им следующее:

          - Я не виноват! Виноваты Гусь с Жаконей…

            И, уперев указательный палец в потолок, добавил онемевшим женщинам:

          - Но я точно знаю – у Жакони есть мозг!

                КОНЕЦ

                © Федоров Олег Васильевич, г. С-Петербург.