Все мы уже давно знаем, что распродажа – это реализация товара по сниженной цене. Обычно устраивается для того, чтобы сбыть залежавшийся товар и освободить складские помещения для новой партии.
Но было время, когда это слово имело совершенно другой смысл. В конце 80-х – начале 90-х «распродажей» называли обыкновенную продажу товаров народного потребления иностранного производства. Обычно это проходило в каких-нибудь организациях.
– Девчонки, мне Людка из профкома сказала, что в следующем месяце у нас будет распродажа. Привезут лак для волос, колготки и сапоги. Только вы никому не говорите, это секрет, – заговорческим шепотом раскрывала страшную тайну своим подружкам осведомленная женщина.
«Девчонки» в возрасте от двадцати пяти до шестидесяти кивали головами и клялись, что никому и никогда. Через час о предстоящей распродаже знали все.
Распределял «блага» обычно профком. Поскольку желающих было много, а товаров на всех не хватало, делили пропорционально исходя из количества трудящихся в подразделениях. Так, в отдел из пятнадцати человек могли «спустить» семь лаков для волос и четыре пары туфель.
Тут уже к делу подходили более детально. Для начала обсуждали, может, у кого юбилей или свадьба. Таким делали поблажку, все остальные тянули жребий. А дальше, как повезет. Везукам завидовали. И не важно, что сапоги сорокового размера доставались обладательнице ножек тридцать пятого. Для этого существовало сарафанное радио, а еще женский туалет. Именно там вывешивали объявления «меняю это на то…» или «то на это».
Еще неделю после распродажи любая организация гудела, как улей. Женщины шушукались, перезванивались, бегали из кабинета в кабинет, что-то примеряли и чем-то обменивались. А потом наступала тишина и полное умиротворение. И не важно, что треть всех сотрудниц щеголяла в одинаковых туфлях и блузках. Ведь щеголяла же! И это было главное.
***
Мы с подружкой решили вместе пойти пообедать, договорились встретиться в туалете. Наша организация располагалась в огромном здании дореволюционной постройки. Шестиметровые потолки с лепниной, широкие лестницы, массивные кованые перила, кабинеты метров по пятьдесят.
Дамская комната тоже впечатляла размерами, там запросто могли повальсировать несколько пар. Вдоль одной стены располагались кабинки, на стене напротив висели раковины и сушилки для рук. А еще невероятных размеров, от пола до потолка, зеркало в тяжелой бронзовой раме. Оно висело как-то под углом, в нем отражались кабинки и пол под ними. То есть, войдя в туалет и бросив взгляд на зеркало, по отражению туфель под дверками можно было сразу определить, какая кабинка занята, какая свободна.
Когда я вошла в дамскую комнату и бросила взгляд на зеркало, я сразу же увидела белые лодочки, надетые на черные колготки. Ни на секунду не задумавшись о том, что у половины женщин в нашей организации такая же обувь, и носят они ее с теми колготками, которые «урвали», я почему-то сразу решила, что это моя подружка и решила над ней подшутить.
Я неслышно подкралась к кабинке и поскреблась в дверь. При этом еще дурным голосом (по-другому и не скажешь) проблеяла «К ва-а-ам мо-о-ожно?»
Я не знаю, по какой нужде зашла в туалет та несчастная, которая, естественно, оказалась не моей знакомой. Но думаю, что от неожиданности бедная тетка справила всё и сразу.
Сначала она громко ойкнула и подпрыгнула (это я поняла по хлопнувшему сиденью), потом засуетилась, поправляя одежду (был слышен громкий шорох), а потом с ужасом спросила «Кто там?»
И тут уже я с ужасом узнала по голосу начальницу соседнего управления (даму весьма строгую) и со всех ног бросилась бежать. В дверях столкнулась с подружкой, схватила ее, изумленную, за руку и потащила прочь.
Когда рассказала ей, что случилось, она хохотала, как ненормальная. А вот мне было не до смеха. Еще месяц после этого случая, я, встречая в коридоре строгую начальницу и здороваясь с ней, хрипела и покашливала, максимально стараясь изменить голос, чтобы она меня не узнала.