Робин Джонс - Где Петр Жуков?

Виктор Постников
Урки самые сильные в лагере.  Если захотят твой завтрак, заберут. Если будешь протестовать, побьют. Делают, что хотят.
Сегодня охранник спрашивает: ‘Где Петр Жуков?’

Молчание.

Охранник опять спрашивает: ‘Где Петр Жуков?’

Все знают, что Жуков умер.  Умер от простуды ночью.

‘Где Петр Жуков?’

‘Я Петр Жуков’ – говорит урка, известный как Ваня.
Никто не смеет поднять глаза.  Жуков умер. Умер от простуды ночью. Все это знают.

‘Я Петр Жуков,’ – говорит урка, известный как Ваня.
Обмануть охранника – значит подписать себе смертный приговор, даже для урки.  Ваня это знает.

‘Родился когда?’ – спрашивает охранник.

‘В 1889 году, в Вологде.’ - говорит Ваня наудачу.

Он не знает, когда родился Жуков. Но знает, что охранник тоже не знает.  У охранника нет записей, кроме преступлений, сроков и номеров.  Это простая проверка, и охранник не знает, что Ваня его обманул.

‘Доложить в хату номер три - немедленно,’ – говорит охранник.

Ваня идет с улыбкой на лице и его проверяют.  И вот, что за этим следует.

Срок у Петра Жукова был восемнадцать месяцев.  Убийце дают двадцать пять лет. Восемнадцать для мертвого - ерунда, – думает Ваня. Мертвый может взять все мои двадцать пять, думает он.  Когда срок у Жукова заканчивается, Ваня выходит на свободу. Ваня, который теперь Жуков.

‘Ты Петр Жуков?’

‘Я’

‘Твой срок восемнадцать месяцев?’

‘Был.’

‘Говорят, что ты отличный музыкант.’

‘Я Петр Жуков.’

Итак, он Жуков, отличный музыкант.  По крайней мере, пока.  Потому что в системе, в которой он живет,  возникают несоответствия.  Скоро он узнает, как его  ценит Йосиф Виссарионович Джугашвили.  Йосиф Сталин,  то есть. Сталин, которому кто-то сообщил, что Жуков самый лучший музыкант во всем Урале. И поэтому Ваню, т.е. теперь Жукова, выпускают, чтобы он служил песнями Советскому Союзу.  Служить России и играть перед самым.

Его перевозят из Соловков в Москву, чтобы он продолжил свою карьеру скрипача. Там он поступает в распоряжении правительства.  Ваня, обманщик.  Ваня, убийца.  Ваня, который не знает ни одной ноты.

На первый концерт Ваня одевает элегантный черный костюм, идет за сцену и ждет. Товарищи! Поприветствуем самого любимого скрипача нашего дорогого руководителя – лучшего во всем Урале – Петра Жукова! Ваня выходит на сцену, и ему дают команду: начинай!  Все, конец,  он стоит в черном галстуке на сцене и должен играть.  Но он не знает ни одной ноты. Жуков получил восемнадцать месяцев. Ване дали четвертак. Сейчас он будет опять выкручиваться.  Но Сталин здесь, и Ваня знает:  на сталинской сцене, ему не выкрутиться.


И поэтому.

Его смычок.

Дрожит.

Ваня, который теперь Жуков, начинает, играть.

Сначала скрипка молчит – это первая скрипка, которую он берет в руки. Он осторожно проводит смычком, но звука нет.  Он шепчет что-то смычку, смычок шепчет в ответ. Толпа наклоняется в креслах вперед, чтобы услышать что-либо. 

Проходит несколько минут.

Но Ваня-урка,  не может долго выдерживать тишину. Он человек ненависти и создан из чужой боли -  не тишины. Он человек убийств и криков, и скоро ненависть лагеря в нем оживает.  Он покажет этим советским придуркам.  Он покажет им, во что превратилась их система.  Он покажет им их лагеря, их гулаги.  Он покажет им Соловки.

И он начинает резать и колоть смычком.  Он режет скрипку так, как если бы это был его слабый сокамерник, защищающий свой завтрак.  Он царапает и разрывает скрипку, пока она не начинает кричать в партер. Он мучает скрипку, и из нее выходят не ноты, а вырывается крик и ярость.  Ужас продолжается несколько минут.  Убийца-урка стоит на сцене.  В черном костюме. Потому что он ответил на вопрос.

Его лицо становится багровым, как если бы он мучил не скрипку, а самого себя.  По всем законам жанра, он должен когда-то закончить.  Но он продолжает. Ужас.  Порезанная, разорванная скрипка кричит пока он раздирает ее умирающим смычком. Скрипка превратилась теперь в слабого сокамерника со своим пайком.  Паек для урки. Вани-урки, который не знает ни ноты.

Он играет.  Без остановки.  Пока, наконец, не тонет в криках скрипки; не тонет в ненависти и холоде; не тонет в гулаге, в ужасе и убийствах. Но каким-то образом, где-то в глубине ужаса и убийства, крики превращаются в ужасную музыку.  Ее звучание рвет воздух и уши. Скрипка кричит,  стонет и плачет, выбрасывая  всю грязь, убийства и насилие Соловков.  Этот звук страшнее любой самой страшной мысли. 

И в этот момент Ваня верит в то, что он Петр Жуков.  И что музыка его - настоящий ад.

Но даже на Соловках, ужас не может длиться дольше, чем чья-та несчастная жизнь. И в конце концов скрипка кричит от боли в последний раз,  Ваня, который теперь Жуков, прекращает игру. Он бросает замученную скрипку на пол.  Он бросает поломанный смычок. Он стоит, мокрый от пота, и его лицо перекошено.  Он ждет теперь их пайка.

Аудитория объята ужасом.  Им сказали, что этого человека ценит Сталин.  А Сталин присутствует на концерте.  И Сталин никогда не ошибается.  Что будет делать аудитория?  Не хлопать Жукову, значит не хлопать Сталину.

И они хлопают.  Встают,  рыдают и хлопают. А убийца слышит аплодисменты, как если бы они адресовались настоящему Петру Жукову.  И никто в аудитории не смеет остановиться.  Ваня-урка стоит и с трудом выдерживает аплодисменты.  Они рыдают и хлопают часами.  Или, может быть, днями.  В салонах, журналах, на первых полосах газет говорится о триумфе красоты, о триумфе Сталина, который распознал в Жукове самого талантливого музыканты Урала. Рождается новая советская музыка и счастливы те, кто ее услышал.

Убийцу объявляют мастером новой музыки и отпускают со всем его ужасом по всей стране. Везде его принимают как гения.  И когда аудитория слышит ужас, она впадает в истерику. Он рвет, он кричит, он плачет. Он разрывает смычком скрипку как убийца в лагере.  Убийца, который ответил на вопрос.

Все говорят, что слышат красоту. И по-прежнему в салонах, в журналах, в газетах  говорят о триумфе красоты.  Все мгновенно слышат красоту.  Пока красота не поглощается ложью.  Как снежинка на мокрой ладони. Подставь под нее ладонь и она пропадет. И не остается ничего, кроме мокрых ладоней.

Но в лагере руки мерзнут.  Снежинки удерживаются на ладони.  Это красота, которую ты нам оставил, Петр Жуков.  Снежинки на мертвых замерзших руках. Твоя мертвая рука задержит правду, Петр Жуков. Последнюю красоту.


http://dark-mountain.net/blog/where-is-pyotr-zhukov/