Окно моего детства

Татьяна Квашнина-Незавитина
Мое окно на юг, и поэтому мне весело. Солнце через березовые ветви посылает солнечных зайчиков на мою тетрадь. А если ветер и прилетит незаметно, это береза даст знак и коснется окна, чтобы похвастаться своими кисточками – сережками. И рам будто не существует, и вся улица рядом со мной! Веселые почки легонько дотрагиваются до стекла и зовут меня пообщаться с весной. Прислушиваюсь к птичьему гомону, слежу за хозяйственными хлопотами скворцов, подбирающих прутики, перышки и соломинки. Вышли на дорогу куры, сейчас начнут кудахтать и что-нибудь обсуждать, разгребая сбившуюся в кучу солому и старую траву возле ручья. Прошли первые теплые дожди, и весна, как бабочка, пролетела так быстро, что не успела я даже наглядеться на блеск ручьев и цветение яблонь. Я ходила от дерева к дереву и разглядывала отпадающие бело – розовые цветы, трогала на тополях липкие почки.
… Лето. Каникулы. Я отсыпаюсь. Мое окно закрыто ставнями. Только чувствую, как отец, уходя на работу, касается губами моего лба. Я просыпаюсь. Изнутри через форточку толкаю ставни и жмурюсь от солнца. Улица пуста.
Я совершаю обход вокруг дома, прогуливаюсь по саду. Ранетки еще маленькие и кислые. Земля такая горячая, что без обуви невозможно на ней стоять. Бегу за сандалиями и взбираюсь на тополиную ветку напротив моего окна. До чего же интересно смотреть на него снаружи.
Птицы опять выщипали вату из щелей себе на гнезда. Как они умудряются делать это незаметно? Снаружи мое окно кажется маленьким. Неужели я за ним живу?
А дом у нас большой  и красивый с узором по карнизу и воротам. Для меня он – самое радостное место на земле.
Я здесь счастлива. Как трогательно заботятся обо мне родители! Пришел на обед отец. Поприветствовал меня своей доброю улыбкой, ласково погладил по голове и пошел на кухню резать хлеб для суповых крошек. Он поперчил «свою сторону» супа и позвал меня обедать. Мы едим из одной тарелки, а в конце еды оставляем друг другу последнюю ложку супа.
Я провожаю отца. Он машет мне рукой, а я гляжу через окно на его быструю походку, на удаляющуюся фигуру и плачу от расставания, когда он заходит за тополиную аллею и его уже не разглядеть…
                Мама, видя мои слезы, говорит: «Отец тебя лелеет, но мы на земле не вечны. Я вас тоже очень люблю, но знаю, что всегда нужно помнить о смертном часе. Все, что мы имеем, принадлежит Богу и поручено вам только на время». 
 Я понимала эту правду, но сейчас она казалась мне такой далекой, а родители вечными.
Иду в свою комнату и думаю о маминых словах…. Берусь за шитье, но оно не получается. Ищу утешения в окне…
Через дорогу в большом окне летней кухни мелькает фигура соседки тети Юли. Она напекла блинов, нажарила зеленого гороха и несет нам через дорогу гостинец. Я отрываюсь от окна, и бегу открывать ей двери, благодарю ее.
Она возвращается, загоняет во двор кур и переводит теленка в тень. А  меня на столе появилось неожиданное вкусное Божье утешение.
… Вот Витька в голубой рубашке несется на велосипеде, чуб на ветру поднимается кверху, рубаха надувается на спине.
Витька по сторонам не смотрит, гордо летит вперед. У него новый велосипед. А я встаю со стула, прижимаюсь к стеклу и смотрю ему вслед. И мне совсем не завидно, и Витька не кажется таким уж важным. «Подумаешь… чуб на ветру…» - вздыхаю я. И велосипед поручен только «на время» – вспоминаю я мамины слова. Иду помогать маме, а вечером складываю с отцом наколотые дрова. Кладу берестой вверх, как учит отец, чтобы дрова не намокли. Уже стемнело. Не включая свет, захожу в свою комнату. От лунного света через окно узор тюлевых занавесок переселился на пол, и я кружусь на нем под звуки вальса, который плывет над сонными домами.
Я все детство мечтала о том, чтобы у меня было большое окно и его не закрывали ставнями. Мне хотелось, чтобы лунной ночью видеть светлую Луну и все небо, не разделенное маленькой рамой на кусочки, и все звезды…
Какое счастье спокойно засыпать после того, как отец погладил меня по голове.

Начало осени. Разноцветный сентябрь. Мой стол завален красными и желтыми ранетками. Яблочные зернышки неуловимы во рту. Хочется их раскусить и поймать маленькую сердцевину большого дерева. Желтое яблоко откатилось от всех. Солнечные лучи прокрались в самую его середину, показывая сочность и прозрачность плода. Аромат яблок заполняет комнату и состояние радости так ощутимо.
Бьются о стекло пчелы. Божественными созданиями называет их отец. Он привез их с пасеки, скоро начнет качать мед. Я мою медогонку, сушу ее на солнце и уже предчувствую вкус янтарных сот. Отец готовит пчеловодный нож, окунает его в кипящую воду и начинает открывать рамки с медом, срезая восковую запечатку. Я убегаю от пчел в дом. Из окна кухни наблюдаю за работой отца. Вот он открывает кран медогонки, кладет  на флягу сито, через него начинает течь сладкий ручей из цветочного нектара.
Пью чай, мою липкие от медовых бутербродов руки и несу баночку меда тете Юле.
Возвращаюсь к урокам. Из портфеля запах новых учебников. На тетрадях солнечные тени от рам. Солнечная сухая осень торопит меня на прогулку, но я занята. Яркие лучи ворвались в мою комнату, и она божественно преображается: яркий квадрат ковра передает веселость красок и мягкие переходы цвета, а белые покрывала на кроватях становятся еще белее. На шкафу заметны срезы дерева.
Я не узнаю свою березу под окном. Она сменила наряд и торжественно покачивает желтыми ветвями.
Теплый осенний день. Через открытую створку окна запахло кострами с огородов, где копают и пекут картошку.
Доносятся крики птиц, собирающих свои стаи. Сегодня они, наверное, выбирают вожака и суетятся, готовя молодых птиц к отлету: строят клин, делают прощальные круги над родиной. Как их много!
  Мы с мамой вставляем зимние рамы. Промазки нет, и нам приходится замазывать щели разноцветным пластилином, а потом подкрашивать его белой краской.
Мое окно в мир…. Все детство я пред тобой.
Маленькая задвижка на форточке, сделанная руками отца. Полукруглая канавка, вырезанная рубанком на подоконнике для стока весенней воды от растаявших снежных узоров. На гвоздиках с обеих сторон подоконника когда-то висели ведерочки. Их развешивала бабушка, чтобы от стекавшей воды не гнили пол и рамы.
От двойных рам в комнате стало темнее. За окном  -  неожиданный первый снег. Он праздником лег на землю. В душе состояние новизны и ожидания чего-то таинственного, словно раннее предвестие Рождества.
Зимы у нас в Западной Сибири холодные, вьюжные. Дома иногда до крыш заносит. У ворот глубокие проходы. Из снега  - детские горки возле домов. За крышами и огородами -  вертикальный сизый дым из печей.
В комнате холодно.
Я рассматриваю толстые наморозки между рамами, скоблю ногтем снег на стекле внутренней рамы, дышу на нее и приклеиваю монетку.
Ставни на крючках постукивают от ветра, некоторые прикрыты, чтобы не выдувало тепло. Слышно, как от сильного мороза гудят провода. Тревожно. К ночи может разыграться пурга. Сильный порывистый ветер будет громыхать кровлей и рвать провода.
Мама заранее доит корову и готовит керосиновую лампу. В русскую печь на прогоревшие угли ставят поджаривать семечки, чтобы всей семьей скоротать время до сна, слушая рассказы отца о войне.
Мы ждем его с работы. Я отодвигаю штору и всматриваюсь в темное окно. Приоткрыв форточку, слушаю завывание вьюги.
Стучит садовая калитка. Отец торопливо прикрывает ставни, прижимает их болтами, чтобы ветер не открыл их ночью. Под ставни вставляет щепочки, чтобы не стучали от ветра, иначе не уснуть.
Отец закрывает мое окно и прижимается к замерзшему стеклу. Я вижу его веселое лицо и белые отмороженные щеки. Шапка надвинута на лоб и завязана под подбородком. Брови и ресницы в инее, значит, на улице больше тридцати градусов мороза.
Сейчас я буду перебегать от окна к окну – это наша с отцом любимая игра, пока он не закроет последние ставни. А в доме восемь окон. Он долго будет улыбаться мне, а я ему.
Вот он заходит домой. Я помогаю ему снять кожаные меховые варежки и осторожно растираю ему руки, поврежденные ожогами войны. Отец переодевается и идет управляться: поит корову, дает ей сено, заносит к печи дрова и уголь. Я раскладываю за печь дрова для сушки, выгребаю золу. Отец топит печи, я сажусь напротив огня, слушаю его потрескивание и грею озябшие руки. Здесь же, у печи, доучиваю уроки. Ах, какую спасительную печь сложил мой дедушка Арсеня. Как долго она держит тепло.
Отец проверяет мои уроки, и я засыпаю. Завтра у меня праздник… Отец едет в город и берет меня с собой. Я обещаю не замерзнуть, хотя знаю, что степные дороги будут перенесены снегом.  Добираться будет трудно. Машины могут встать или долго буксовать, пока мощный бульдозер не пробьет им дорогу.
Но если удастся доехать  вовремя , мы пойдем в храм Петра и Павла, чтобы встретить там Татьянин день…