Любимая женщина однажды сказала:
– Как было бы хорошо, если бы мы с тобой поехали в Питер. Хоть сейчас и ноябрь, но всё равно мы вдвоём погуляли бы вдоль Невы, послушали крики чаек…
В её голосе звучала мечта, а мечта любимой женщины требует воплощения.
Разговор, собственно на этом и закончился. Проза жизни отвлекла нас от этой темы. Но что-то в моём подсознании осталось дремать до подходящего момента.
И такой момент настал, когда я вдруг решил написать стихотворение об этом. Правда, тут же я представил себе ноябрьский Питер, и весь романтизм прогулки, о которой мечтала любимая женщина, куда-то улетучился.
Я в прошлом году был в Питере в командировке, и это пришлось как раз на ноябрь. Поэтому мне даже представлять не нужно было, я просто помнил тот холодный, промозглый ветер, мелкий, но противный дождик, от которого было трудно укрыться под зонтом, и от одних только воспоминаний мне становилось зябко и неуютно.
Ну, ладно, думал я, поедем мы с любимой, так ведь в холод и ненастье нужно будет идти по лужам, ну и что ж, что в них отражаются дома, фонари и деревья. Лужи от этого не становятся приятнее. А всё ради чего? Только чтоб услышать крики чаек. Нет, прогулки в отвратительную погоду – на очень большого любителя.
Из этих не очень радостных раздумий одна строка стихотворения, явно не первая, родилась сама собой:
"Нам так хотелось слышать крики чаек."
Это, так сказать, желание любимой женщины, но с этих слов как-то плохо начинать стихотворение. Поэтому я долго думал, представляя себе город, который в лужах отражается под ногами. И внезапно придумалось:
"Двоится город под ногами,"
Это уже было похоже на начало. Но внутренний голос мне тут же ехидно напомнил, что в этом варианте размерчик не совпадает с размером строки о чайках. Но тут я долго не мучался, как-то само возникло:
"Двоится город, падая под ноги,"
Правда я тут же почувствовал, что в следующих строках мне нужно как-то объяснить, с чего это вдруг город двоится, необходимо намекнуть, что он просто отражается на мокрой мостовой. Нужно было как-то рассказать, что всё окружающее мокрое, вообще всё насквозь промокло, что влага сама сочится из этого низкого серого неба. Может быть, сказать, что даже небо промокло. Внутренний голос промолчал. И вот она, найдена вторая строка:
"Промокло небо, тра-та-та, насквозь,"
И тут я начал искать рифму для третьей строки, ведь в первой строке были: "ноги", значит, должны быть какие-то: "дороги – пороги – боги…" Но внутренний голос был на страже, заявив, что всё это слишком банальные рифмы, а ему хочется чего-то не так часто встречающегося. И тут неожиданно у меня всплыло слово "слоги". Правда, внутренний голос тут же возразил: какие могут быть слоги под дождём, когда мокро и холодно? Я согласился, действительно, могут быть, в крайнем случае, слова, а не слоги, ведь мы всё-таки пытаемся гулять с любимой по Питеру (по крайней мере, я так представляю). Хотя, если подумать, то, вообще-то, слова могут разбиваться на слоги. Например, из-за холода, из-за того, что замёрз, слово произносишь по слогам. А ведь правильно, из-за холода слова разбиваются на слоги. Внутренний голос на этот довод ничего не возразил, и я эту мысль постарался уложить в размер стихотворения. Только попутно заменил холод на более подходящий по размеру – озноб. Получилось:
"Слова ознобом колются на слоги,"
Итак, теперь уже три строки имелись:
"Двоится город, падая под ноги,
Промокло небо, кажется, насквозь,
Слова ознобом колются на слоги,"
В четвёртой строке я хотел пояснить, что происходит. Ведь читателю пока что не ясно, что это мы с любимой вдвоём гуляем вдоль Невы. Зато мне было понятно, что рифма второй строки тут не очень даёт разгуляться. На мой первый вариант рифмы: "насквозь – врозь" внутренний голос тут же разразился тирадой по поводу того, что эта рифма вообще не подходит по смыслу, ведь гуляем вместе, а не врозь. Я не нашёлся, что ответить, а потому пока решил оставить в покое эту строку.
Следующее четверостишие, подумал я, надо начать со строки про чаек, тем более что следующая за ней строка напрашивалась сама собой:
"Нам так хотелось слышать крики чаек,
Но разогнала чаек эта мгла."
И как только я записал эти строки, сразу появился смысл, который надо было вложить в четвёртую строку первого четверостишия. Прогулка-то не удалась.
"С тобой нам погулять не удалось."
На это внутренний голос только усмехнулся. Рифма, конечно, подходит, заметил он кисло, но слабовата, да и слово погулять какое-то подозрительное. Не отсюда оно. Какая-то легкомысленность в нём привносится. Нужно искать другую рифму. И тут я вспомнил замечательное слово: "вкось". А с ним и строка определилась:
"Пошла прогулка наша вкривь и вкось."
Это уже лучше, заметил внутренний голос, и я понял, что первое четверостишие получилось.
"Двоится город, падая под ноги,
Промокло небо, кажется, насквозь,
Слова ознобом колются на слоги,
Пошла прогулка наша вкривь и вкось."
А дальше второе четверостишие:
"Нам так хотелось слышать крики чаек,
Но разогнала чаек эта мгла."
Теперь надо было найти рифму к слову "чаек". Я подумал, что можно выбрать что-нибудь из "отчаян, случаен". Ага, тут же усмехнулся внутренний голос, скажи, что в ноябре в Питере дождь случаен, то-то насмешишь всех. И я с учётом его замечания записал:
"А этот дождь, он вовсе неслучаен,"
И не раздумывая, дописал ещё одну строку:
"Он нас вернул на поиски тепла."
Последнюю рифму внутренний голос принял со вздохом.
Итак, два четверостишия написаны.
"Двоится город, падая под ноги,
Промокло небо, кажется, насквозь,
Слова ознобом колются на слоги,
Пошла прогулка наша вкривь и вкось.
Нам так хотелось слышать крики чаек,
Но разогнала чаек эта мгла.
А этот дождь, он вовсе неслучаен,
Он нас вернул на поиски тепла."
Я порадовался, а внутренний голос напомнил: Не упусти момент, когда надо будет сказать о том, что вы промокли, и уж, конечно, вернувшись, сразу же сбросили мокрые плащи. Я попробовал это записать:
"Мы сразу сбросим мокрые одежды."
И ещё не забудь, не унимался внутренний голос, так как уже написано, что дождь нас вернул на поиски тепла, то потом надо будет ещё раз сказать о том, что мы нашли это нужное нам тепло. А в самом конце стихотворения ты должен вспомнить о криках чаек, ведь ради этого и затевалась прогулка. Можешь написать, например, "нам приснились крики чаек", подсказал он. Это будет как бы закольцовывать стихотворение.
Все замечания были дельные, и поэтому возражать против них мне не захотелось.
Правда, до этого ещё нужно было дожить, а сейчас предстояло вернуться к мокрым одеждам. Я рассуждал следующим образом: сбросив одежды, мы уже о дожде должны вспоминать лишь как о маленькой неприятности. А, оказавшись рядом с любимым человеком, в сухости и тепле, мы вообще о нём забудем. Поэтому я сразу написал вторую строку:
"Мы сразу сбросим мокрые одежды,
И в тот же миг забудем о дожде."
Ты заметил, что у тебя образовался разрыв в смысловом развитии стихотворения? – поинтересовался внутренний голос. Перед строками, где мокрые одежды и забудем о дожде, должно быть ещё что-то сказано.
Но я и сам понял, что в третьем четверостишии имеются две последних сроки. Предстояло что-то придумать, чтобы написанные строки были продолжением двух, ещё не существующих. А это всегда труднее, чем писать сначала.
Тут надо сначала найти рифму. Первый вариант: "одежды – надежды". Внутренний голос предложил его сразу отбросить, из-за его заезженности, а потом усмехнулся: мне даже интересно, и как ты хочешь к этой рифме смысл притянуть, какие тут могут быть надежды, если мокрый насквозь?
Я вздохнул и предложил второй вариант, может быть – "вежлив"? Да, согласился внутренний голос, тут со смыслом свободы больше. Можно, например, сказать, что погода с нами обошлась не вежливо. Правда, вежлив – это скорее дождь. Он умолк, а я решил, если уж очеловечивать дождь, то по полной, и написал:
"Пусть не всегда он был учтив и вежлив."
А к дождю можно подобрать составную рифму: "дожде" – "лишь тем".
Рифмочка не очень, скептично заметил внутренний голос. Но напора в его критике я не ощутил, а потому рифму менять не стал. Итак, получилось третье четверостишие:
"Пусть не всегда он был учтив и вежлив
Но мы ему обязаны лишь тем,
Что сразу сбросим мокрые одежды,
И в тот же миг забудем о дожде.
Мне кажется, предположил я, что "жд", присутствующее в одеждах и дожде, маскируют слабость рифмы "лишь тем". Внутренний голос на это не отреагировал.
Вот теперь уже можно поговорить и о нужном нам тепле, и об остальном. А самое главное, вспомнил я, не забыть о криках чаек. Например, так:
"Нам на заре приснятся крики чаек."
Тут и последняя строка напрашивается сама собой:
"Но это будет поздняя заря".
Не надо торопиться, предупредил меня внутренний голос. Но я и сам знал, что ещё нужно написать хотя бы шесть строк. Итак, мы ещё только сбросили мокрые одежды. Нам нужно тепло. Но о нём можно не распространяться. Как-нибудь так:
"Коснутся губы, чтоб согреть ресницы –
И мы найдём нам нужное тепло".
Повторяю, не торопись, остановил меня внутренний голос. Ну что ты написал? Попробуй прочитать вслух. Посмотри, куда ударение попадает. Неужели тебе нравится это твоё ударное "чтоб"?
Я вздохнул и переписал строку:
"Касанье губ, согревшее ресницы –"
Ну, это – туда-сюда, нехотя вздохнул внутренний голос, и проворчал, а вообще-то, мог бы поискать что-нибудь получше. Но я уже подбирал рифму к "ресницам": "случится – смутится". И к "тепло", можно завесить шторами стекло.
Шторы, правда, никак не умещались. Но вскоре, после утрамбовывания слов в заданный размер получилось следующее:
"Пришедший вечер чуточку смутится,
И станет тьмой завешивать стекло".
Без шторы даже лучше, заметил внутренний голос. А дальше:
"Касанье губ, согревшее ресницы –
И мы найдём нам нужное тепло".
Оставались ещё две строки к "чайкам" в последнем четверостишии. Но тут уже всё было проще:
"Глухая ночь любовью укачает.
К слову "заря" долго искать рифму мне не захотелось, да и по смыслу тут трудно было отказаться от "фонаря". И окончательно получилось стихотворение, которое я прочёл вслух:
"Двоится город, падая под ноги,
промокло небо, кажется, насквозь,
слова ознобом колются на слоги,
пошла прогулка наша вкривь и вкось.
Нам так хотелось слышать крики чаек,
но разогнала чаек эта мгла,
а серый дождь, он вовсе неслучаен,
он нас вернул на поиски тепла.
Пусть не всегда он был учтив и вежлив,
но мы ему обязаны лишь тем,
что сразу сбросим мокрые одежды,
и в тот же миг забудем о дожде.
Пришедший вечер чуточку смутится,
и станет тьмой завешивать стекло,
касанье губ, согревшее ресницы –
и мы найдём нам нужное тепло.
Глухая ночь любовью укачает,
рассеяв сумрак бликом фонаря.
Нам на заре приснятся крики чаек,
но это будет поздняя заря.
Внутренний голос на этот раз промолчал.
Когда я показал стихотворение любимой женщине, она сказала, что ей всё нравится, но по глазам её я понял, что она жалеет, что мы так и не съездили в Питер.
Впрочем, всё ещё может быть…
2013г.
.