Когда мы приземлились на посадочной площадке административного центра, я с радостью увидел стоящий на ней модуль с «Конунга». Следовательно, как я и думал, разбирательство не только моего дела, но и результатов работы контрольной экспедиции XL17е будет происходить здесь же. Значит, всё не так плохо – наша команда тоже будет принимать в нём участие, чему я оказался весьма рад.
Пока осталось время, я попытался оценить сложившуюся ситуацию. Невдалеке стояло ещё несколько посадочных модулей не из этой планетной системы – на них красовались коды Центра. Получалось, что дело XL17e приняло серьёзный оборот, и теперь моя судьба, как и судьбы других людей, уже не имеют значения. Иначе столь высокие лица не прилетели бы сюда. Вдохнув пыльный воздух посадочной площадки, я вошёл в открывшиеся двери, хотя правильнее было бы сказать, меня туда «вежливо» втолкнул конвой.
Десантники с «Коалиции» усадили меня у входа в зал заседаний и передали под стражу офицерам Центра:
– Ждите здесь.
Через некоторое время двери лифта опять раскрылись, и вошли те, кого я был рад видеть! Мои друзья с «Конунга» кинули испытывающий взгляд. Несмотря на окрики конвоя, я успел вымолвить «43», на что Марк Карлен ответил «57». Когда он произнёс ответ на разницу «100» минус «43», цифры, служившие паролем, приободрили меня. Я понял – они готовы и не подведут.
Радуясь, я не заметил, как вместе с Михаэлем Рамосом подошли старшие офицеры из службы безопасности. После их появления двери лифта вновь открылись, и из него вышло несколько вооружённых десантников. Поддерживая и помогая идти, они вели Андрея Богданова. Наши взгляды встретились. Ответным взглядом он словно благодарил меня, и я ещё раз убедился, что не ошибся в нём. Офицеры Центра прервали мои мысли:
– Паркс, следуйте за нами, – и, после дополнительного осмотра, ввели меня в зал заседаний, о котором я боялся подумать!
Оно показалось настолько огромным, что у каждого, кто впервые попадал сюда, возникал резонный вопрос: реально ли всё то, что он видит? Я и не подозревал, что когда-нибудь окажусь в подобном месте. Привычное восприятие пространства здесь теряло смысл: оно менялось самой структурой помещения.
Меня усадили на площадку на нижнем уровне – вокруг спиралью поднимались другие. Я слышал, как наверху о чём-то говорили: там сидели люди, которые должны выслушать нас, наши доводы и вынести решение о том, что произошло на XL17е.
Глаза привыкли к освещению зала, и я, наконец-то, вживую увидел высокопоставленных чиновников, а не их проекции в голографическом изображении, как ранее. Одни с вниманием смотрели на меня, другие, забыв, что я сижу перед ними, о чём-то оживлённо беседовали. Через несколько минут затянувшееся молчание стало меня раздражать: было не понятно, сколько времени придётся сидеть перед комиссией, пока она обратит на меня внимание. Подождав для приличия ещё немного, я рискнул и, собравшись с духом, первым подал голос:
– Алекс Паркс для разбора своего дела прибыл.
Меня услышали, и женщина, которая, как я понял, была председателем комиссии, не церемонясь, произнесла:
– Ну, наконец-то! Перейдём к вопросу контрольной экспедиции XL17е. Судя по вашим отчётам и рапортам службы внутренней безопасности, у вас, Паркс, возникли проблемы.
Пренебрежительный тон, с которым ко мне обратились, едва не вывел меня из равновесия. Но я старался держать себя в руках – от моих слов зависела не только моя судьба, но и судьбы других людей.
– Возникли, и не только в работе нашей экспедиции, но и у всей программы по изучению XL17е. Мы отправили доклады о сложившейся ситуации. Как отстранённый от должности начальник контрольной экспедиции, прошу вызвать в зал членов нашей команды.
– Ваши сообщения мы получили, мы вызовем всех, кто потребуется. Для этого мы сюда и прилетели. Вам предъявлены серьёзные обвинения в неоднократном и грубом нарушении устава космофлота, – ответила председатель комиссии. – Отчёты контрольной экспедиции XL17e мы уже изучили, но нас интересует ваше личное объяснение. Имейте в виду, от него зависит не только ваша судьба.
– Я дам его только после того, как будут выслушаны все свидетели по этому делу, – от неожиданной смелости меня прошиб холодный пот.
Но всё-таки я это сказал, и не зря – это сработало!
На верхних ярусах вновь начали о чём-то оживлённо переговариваться. Через какое-то время в зал вошли офицеры из службы внутренней безопасности во главе с Рамосом, вслед за ними ввели и Андрея Богданова. Я был готов к этому моменту. Выслушав показания офицеров и Рамоса, комиссия из Центра, в лице той же самой женщины, обратилась к Богданову с вопросом, которого я и ожидал:
– Вам, Богданов, также предъявляются серьёзные обвинения. Объясните причины, заставившие вас нарушить присягу и пойти на поводу того, что вы называете «видениями»? Вы же офицер, десантник, вас учили, что не всегда можно верить своим глазам. Согласно присяге, вы обязаны подчиняться только приказам командования, и не принимать решения под давлением других лиц.
– Я действовал согласно присяге, где сказано, что я должен безоговорочно выполнять приказы и распоряжения, если они не ведут к гибели тех, кого мы защищаем.
Я поразился стойкости духа Богданова – он боролся одновременно с сомнениями и болью от ранений. Очевидно, Богданов и в самом деле оказался серьёзно ранен, когда дал мне возможность скрыться от Рамоса.
– Может, вы видели что-то неизвестное? Или кто-то воздействовал на вас в те минуты? – поинтересовалась председатель комиссии.
– Нет, кроме того, что на базе косморазведчиков XL17е я увидел свою мать. Она умерла шесть лет назад по стандартному времени. Но в тот момент она была жива, и я с ней говорил. Я уже дал службе безопасности показания об этом, – он намеренно умолчал о нашем разговоре у лифта.
– Расскажите, что в те минуты с вами происходило?
Богданов, не задумываясь, ответил:
– Мать умерла шесть лет назад, но я увидел её живой. В те минуты я попросил у неё прощения за то, что не мог быть рядом в последние минуты её жизни. И она меня простила! – продолжая говорить, Богданов рассказал, как долго не мог простить себе, что, когда его мать умирала, он находился в дальнем космосе.
Я боялся, как бы он не сказал лишнего, но не разочаровался. Богданов рассказал, как мы с Рамосом и группой поддержки встретили Этту. Как «что-то», вжав десантников в стены отсека, могло легко убить нас, но почему-то этого не сделало. В тот момент он увидел свою умершую мать и разговаривал с ней. В зале заседаний воцарилась мёртвая тишина. Но через минуту стало слышно, как члены комиссии опять о чём-то заспорили, потом вновь обратили внимание на нас.
– Дело Богданова о нарушении присяги будет рассмотрено в отдельном порядке. Вы выводитесь из-под юрисдикции десантных подразделений. Вам предъявлены те же обвинения, что и Парксу. Вы также обвиняетесь в контакте первого уровня, не имея необходимых согласований и подготовки, – с важным видом произнесла председатель комиссии. – Ваши действия привели к ранению ваших товарищей и бегству арестованного. Вам понятна суть предъявленных обвинений?
– Да, – с трудом произнёс Богданов.
Он уже едва не падал со стула, на котором сидел. Десантники удерживали его за плечи. Внезапно Богданова начало трясти так, будто бы его била судорога. Видимо на базе косморазведчиков с ним тоже произошло что-то необъяснимое, подобное тому, что случилось со мной в квадрате М11, когда Этта взяла мою голову в свои ладони и проникла в моё сознание. Я уже не мог молчать. Злило, как эти люди могли судить о том, чего они не видели и не знали!
– Разрешите обратиться к уважаемой комиссии? – спросил я, опасаясь, что мне не дадут слова.
На верхних ярусах снова несколько минут о чём-то между оживлённо переговорили и ответили:
– С вами, Паркс, также будет отдельный разговор, но говорите. Слушаем вас.
– На базе косморазведчиков Богданов выполнял мои указания. Как старший по званию, я приказал отвлечь внимание Рамоса, – сказал я, осознавая, чем это мне грозит. – Он перестарался, не спорю, но этот человек не виновен в том, в чём вы его обвиняете. Прошу освободить Андрея Богданова от ответственности, беру вину за его поступок на себя! Это я приказал ему сделать то, что он сделал.
На верхних ярусах воцарилась тишина. Люди из Центра, которые до этого смотрели на нас, как на подопытных кроликов, замолчали. Они перестали спорить. Богданова увели, и мне, после того, как я за него заступился, стало не по себе. В сознании продолжало просыпаться нечто инородное, к которому я ещё не привык. Это было то, что появилось во мне после последней встречи с Эттой в квадрате М11 – я начинал видеть то, что происходит в сознании других людей.
– Прошу вызвать в зал членов контрольной экспедиции XL17е, – вновь попросил я.
Мне стало не по себе от понимания того, что здесь будут только говорить и говорить, и это не ускользнуло от внимания тех, от кого зависела моя судьба.
– Паркс, вам плохо? Мы можем перенести слушание по вашему делу, – предложила председатель комиссии.
– Нет, спасибо, я в порядке. Как бывший руководитель экспедиции, я прошу слова. Но выскажусь только после того, как вы выслушаете всех членов нашей группы.
И, на удивление, мне ответили согласием. Появилась уверенность, что мои дела не так уж плохи. Возможно, нам дадут шанс объяснить комиссии то, с чем человечество столкнулось на XL17е.
Продолжение на: http://www.proza.ru/2016/04/21/1782