Берег был пуст. Ни души, только несколько чаек ходили вдоль кромки воды, поворачивая чуткие головы вслед улетающему ветру.
Александр медленно спустился, оберегая искалеченное тело. Бросил на камни костыли. Хорошо, что нет никого: можно раздеться, и никто не станет разглядывать его, не будет соболезновать или жалеть. Снял рубашку, брюки и лёг, подставив солнцу то, что осталось от его ног. Блаженно замер. Как тихо!
- Здравствуйте! – вдруг звонко раздалось над его головой.
Он напряжённо дёрнулся и начал машинально прикрывать рубашкой свои «обрубки». Но девушка смотрела только в лицо.
- Вы уже купались? – как ни в чем не бывало, спросила она. – Вода холодная?
- Какая вода? – пробормотал он, весь покрывшись потом от растерянности и неожиданности.
- Морская, разумеется, - серьезно отвечала она.
Он нахмурился:
- Нет, не купался. Не дошёл.
Она улыбнулась шире:
- А хотите вместе? Идемте!
«Она что, издевается? – внезапно обозлился он. – Как я буду купаться с этими… ногами?» Но вслух ответил сдержанно:
- Спасибо, не хочу.
Она вдруг присела и как-то по-детски, просто взглянула ему в лицо:
- Саша, ты меня не помнишь?
Присмотрелся:
- Не помню.
- Ну как же! Маринка! Мы с тобой через два дома живем! Я была маленькая, ты меня не замечал. А я по тебе три года тосковала: весь шестой, седьмой и восьмой.
- И только? – улыбнулся он. Но каким приятным показалось ему это детское признание!
- А потом ты в армию ушел. Твоя мама сказала, что ты пропал без вести, и весь девятый я плакала…
Он смотрел внимательно: почему он не помнит эту девчонку? Может быть, потому, что все, что было до армии, будто смыло волной?
- Я в плену был, - ответил хрипло.
- Я знаю. Они тебя мучили?
- Нет, не мучили.
- А ноги?
- Я с простреленными ногами в плен попал. А там, сама понимаешь, не лечат. Лежал, пока не началась гангрена…
Она замолчала. «Какой теплый взгляд! – подумалось ему. – Сколько ей лет? Восемнадцать? Или чуть больше?»
- Что ты тут делаешь? – спросил, чтобы поддержать разговор.
Маринка покраснела.
- За тобой шла! – встряхнула русыми волосами. – Надоело плакать, поговорить хотела.
Он усмехнулся. И вдруг понял, что совершенно не стесняется её. Не стесняется и не стыдится ни своего худого тела, ни искалеченных ног. И не потому, что она не нравится ему, - напротив, она очень миловидна, - а потому, что исходит от неё особое душевное тепло. Без слов, но мягко и нежно, оно окутало его голову, проникло в сердце, согрело все внутри. Ветер приподнял край рубашки, которую он бросил на ноги, и обнажил протезы, но даже это не смутило Александра. Он понял, что для неё важен он сам, а не его костыли.
- Ну что ж, давай поговорим, - ответил, улыбаясь и делая движение в сторону, словно предлагая присесть.
Она села, вздохнула, и…
Сказать, что они говорили, это не сказать ничего! Сначала – стесняясь, затем – доверяя всё больше и больше, они раскрылись друг перед другом так, как делают это по-настоящему родные сердца! О доме, о детстве, об армии, о том, почему всё так случилось. Об общих друзьях, которых оказалось немало, и о том, что ей очень хочется поступить в институт.
Сидели, потом гуляли по берегу, и он шутливо опирался на неё, делая вид, что его качает. Она с готовностью подставляла плечо, а потом осмелела и обняла его за талию. Он глядел в её глаза – и хотел смотреть, не отрываясь, и совсем забыл про те душевные муки, которые так долго истязали его. «Я видел её, помню, что видел, но где и когда… Да какая разница теперь, если она другая, и сам я – другой. Мы повзрослели…»
На пляже появились люди, они с удивлением взирали на странную пару, пока Александр не предложил уйти.
- Пойдем, я познакомлю тебя с мамой.
- С мамой, которую я знаю давным-давно…
Смеясь, уходили с пляжа. Он с трудом одолел половину подъема и присел на камень отдохнуть. Маринка пристроилась рядом. Её взгляд устремился на море, на дальнюю линию горизонта, а рука поглаживала костыли. Александр поймал этот жест и вдруг содрогнулся. «А ведь я не замечал её. Если бы не эти костыли, так и ходил бы мимо…»
И впервые за последнее время не почувствовал себя обделенным.
- Отдохнул? – спросила она, вставая и подставляя плечо.
«Да уж, - подумал он, - с таким плечом ни один подъём не страшен».
Обнял её, прижал к себе осторожно, и они вместе не спеша продолжили путь…