После ужина мыла посуду и торопливо уходила в свою комнату. Залезала в постель, открывала ноутбук, набирала в поисковике: "Германия, русскоговорящий психолог". Ссылок с хороший десяток, выбирай - не хочу: психологи, психотерапевты, психоаналитики, слушатели, разговорщики по душам... Профессиональные жилетки, вытиратели носов. Позвонить? "Здравствуйте, меня зовут Елизавета Миколайчук. Запишите меня на сеанс, мне очень нужно кое-что Вам рассказать..." Раз психолог - значит, должен помочь. Восстановить. Если не справедливость, то хотя бы душевное равновесие. А то сколько ж можно, в самом деле...
За стенкой с таким же ноутбуком сидел Хорст Братц.
Ее муж. Мелкий бизнесмен и старый жлоб. Придумал выставить на крыльцо все ее туфли и босоножки. Построил пары ровным рядком, как на парад, к каждой прицепил бумажечку с номером - один, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Скрепок не пожалел. Надо же... устроил переучет обуви. Всего семь пар, восьмая - на ней. Много, оказывается. Цу филь.
- Лиззи, мы же с тобой об этом говорили! Нужна дисциплина расходов. Столько обуви - зачем?
Действительно, говорили. Хорст учил ее экономии, бесконечно и нудно вычитывая - то за полбаночки престарелого джема, который она выбросила в мусор. То за засохшую драцену. За невыключенный свет в ванной, за перерасход моющего средства... Голос у него монотонный, ровный, как у школьного завуча. От этого голоса разит нафталином, cловно из старого, набитого хламом сундука:
- У тебя уже было семь пар обуви, а ты зачем-то купила еще эти босоножки! Нельзя покупать дорогую вещь только для того, чтобы купить! Надо приобретать по необходимости.
- Восемнадцать евро - это дорогая вещь?
- Во-первых, не восемнадцать, а девятнадцать. Во-вторых, у вас, у русских, вообще нет уважения к деньгам. Попробуй посчитай, сколько надо времени и усилий, чтобы заработать и положить в карман девятнадцать евро чистыми. Вы расходуете без мысли, без калькуляции!
В такие минуты ей хотелось схватить с кухонного стола разделочную доску и треснуть по его пресной физиономии. Чтоб старые очки в роговой оправе лопнули и разлетелись по всему дому мелкими стеклянными брызгами. "У вас, у русских"!!! Не русская она. Не русская! Только Хорст почему-то никак этого запомнить не может.
После таких речей Елизавета гордо разворачивалась на пятке, запиралась в своей комнате. Ложилась на кровать, не снимая покрывала. Скручивалась рогаликом и переносилась мыслями в родной город Кривой Рог. Вспоминала задымленную окраину, панельную двухкомнатую хрущевку с кривой газовой колонкой. Первую любовь свою, Александра Цуцика. Отца покойного, мать суетливую. А больше всех - подружку закадычную, Светку. Из всех самых лучших курортов мира она бы предпочла тесную Светкину кухню с расшатанным столом. Чтоб сидеть ночь напролет за бутылкой "Кагора" и рассказывать свою дурацкую жизнь.
Здесь так не прокатит. Здесь чужие проблемы неприкосновенны. А твои собственные принадлежат тебе и только тебе. Как это - явиться на работу и с утра пораньше пожаловаться медсестре Габи на скрягу Хорста? Или зацепить соседку фрау Хемпель, рассказать, как он дозаторы на жидкое мыло ставит? Нет, в этом чистеньком подстриженном городишке не принято откровенничать на кухне с друзьями.
Да и вообще не принято иметь друзей. У Хорста, например, их нет. Есть портрет покойной фрау Братц - в рамочке, на камине стоит. Есть тусклый, словно выгоревший, сын Ральф - такой же зануда, как и его отец. Есть мужеподобная невестка Ингрид с бульдожьей челюстью, есть восьмилетняя внучка Сабина. Приезжают из большого города раз в год, на Рождество. Елизавета к их приезду готовит стол - не так, чтоб ломилось, а так, чтоб наелись. Хорст злится, если остатки приходится выбрасывать. Любит повторять: "Не откусывай больше, чем можешь проглотить!" У Елизаветы мигом отшибает аппетит, а печаль переходит в тоску - долголетнюю, унылую... Это не просто тоска, а жизнеугрожающее состояние: вроде вся кровь по капельке вытекла. Как будто и воздух есть, а дышать нечем.
Да что там психолог! У русскоязычных психологов, поди, таких клиенток из Кривого Рога, Запорожья и Мелитополя - как собак нерезанных, каждая имеет своего персонального Хорста и свою персональную депрессию. И сам психолог, скорее всего, родом откуда-нибудь из Днепропетровской области. Получается та же Светка, только без кагора и за деньги... Деньги, деньги, деньги!!! От самого только слова рот кислотой сводит. Противно, но надо посчитать: заправить бензин, чтоб доехать до Берлина. Заплатить за сеанс, а, точнее, за несколько сеансов. Хорст удавится, запилит на смерть! Да и как ему объяснишь: еду к русскому психологу, потрепаться и на тебя пожаловаться?
Нет, невозможно. Совершенно невозможно, немыслимо. Дешевле купить билет на самолет до Киева, а там сесть на поезд и домой. С матерью расцеловаться, а вечером - к Светке, само собой. Душевного взлета хочется! Повидать бы Цуцика... Он, хоть и пьянь, но забавный. Легкий, порывистый, словно весенний ветер. Без калькуляций и переучетов.
Елизавета вспомнила себя пять лет назад: лето, утро, они с Цуциком у нее дома, одни. Она сонная, с легкого похмелья, протягивает мечтательно:
- Боже, как я же я хочу круассанов!
Цуцик медленно открывает красные глаза, мычит спросонья:
- А че именно круассанов?
- Не знаю. Слово красивое.
Он выползает из кровати, натягивает мятые штаны, хлебает воду из крана и выходит. Слышно, как по лестнице топают его непротрезвевшие ноги. Через полчаса возвращается с тремя бутылками пива. Суёт ей сухой бисквитный рулет в вакуумной упаковке:
- Весь район обрыскал. Бери бисквит, тоже вроде слово неплохое.
Они полдня валяются в постели, пьют пиво и заедают ватным бисквитом...
Саша Цуцик был облегченным человеком: ни кошелька, ни жилья, ни машины. Ходил на легкие работы, получал мягкие деньги. Любил сидеть в компаниях, пить и трепаться. Светка называла его "застольный диссидент" - за страсть ругать мировое устройство, политику, государство и власть. Получалось эффектно и весело: Цуцик пил большими рюмками, краснел лицом, а затем сгибал в локте правую руку и сверху обрушивал на нее левую, хрипя дурным голосом: "Пидарррааасы!!!" "С-ссуууки!!!" Когда заканчивалась водка, Саша выворачивал карманы, вытряхивал на стол мятые непосчитанные банкноты и монеты, орал: "Мы за ценой не постоим!"
Елизавета устраивала ему горячие разборки, лупила по щекам, ушам и затылку. Он отмахивался:
- Дура ты. У тебя дефицит личности.
Однажды нашла его утром у своего порога - в одном сапоге, без шапки, почти мертвого. Позвонила на работу, взяла трехдневный отпуск за свой счет - по семейным обстоятельствам. Затащила Цуцика домой, отмыла, отпоила. Выходила.
Цуцик клялся-божился, что завяжет.
- Дай мне только шанс!
Но Елизавета решила дать шанс себе самой. На международном сайте знакомств завязала переписку с двумя интересными кандидатами: один - австралиец, фермер, выращивает страусов. Второй - пожилой вдовец из немецкого городка Наумбург, мелкий бизнесмен. У немца было безусловное географическое преимущество. Да и язык в школе учила. А потом, лицо у него такое было... порядочное, что ли. Здоровое такое, несмотря на возраст. Правильное.
Понравился. Ей тоже было что предложить: тридцать лет, медсестра, красавица - в молодости участвовала в конкурсе "Мисс Кривой Рог". Хорст Братц приехал к ней на встречу в Киев. Поселился в бюджетной гостинице на левом берегу, отдельного номера для нее не оплатил, позвал на ночь к себе. Ночью все было, мягко говоря, не очень, но оно и понятно - жених ведь на год старше ее собственного папеньки, Григория Миколайчука, металлурга с "Криворожстали", который отдал Богу душу в неполные сорок пять лет. Мать считала, что всему виной длинные майские выходные - как начал отмечать первого числа, так до девятого и не просох. А на День Победы поднес стопку, опрокинул, да и сам одновременно опрокинулся. Мать выла, злилась: "Что ж ты натворил, бисова душа, чертяка хренов? От жеж зараза! И как теперь прикажешь тебя хоронить? За какие шиши?"
Худо-бедно проводили. Елизавета твердо решила, что будет искать себе мужа, ни в чем не похожего на отца. Потому и Цуцику дала от ворот поворот. Потому и на Хорста согласилась. Записалась на интенсивный курс немецкого языка, оформила визу и приехала в маленький, но продуманный немецкий дом. С камином, коротеньким зеленым газоном и вежливыми соседями. Научилась вести книгу расходов: "паркинг - два евро, батарейки для пульта - шесть евро пятьдесят центов, босоножки - восемнадцать евро шестьдесят девять центов". Устроилась на работу санитаркой в хоспис... Жизнь устоялась, вошла в ровную колею: после работы домой. Ужин - просчитанный, ровно такой, чтобы откусить, прожевать и проглотить именно столько, сколько положено. Уборка кухни и мытье посуды с моющим средством из дозатора. А потом - к себе в комнату, к ноутбуку. И запрос в поисковик: "Русскоязычный психолог в Лейпциге"
Но в Лейпциге русских нет. Как назло. Может, немецкому позвонить? "Здравстуйте, меня зовут Элизабет Братц. Запишите меня на сеанс. Мне нужно рассказать вам кое-что важное!" Корявым, ломаным языком своим...
Только немецкий психолог ни хрена ее не поймет. У него у самого рациональный дом с камином, мыло с дозатором и две, но добротные пары туфлей на полке в гардеробе. И джем съедается до последнего милиграмма, и свет в ванной зря не горит. Немецкий психолог выслушает ее за деньги, а сам подумает: "О майн Гот! Как же вас здесь много! Цу филь. По стране ходит огромная масса иммигрантов и беженцев, голодных и злых, которым не за что и некуда выехать. Что, черт возьми, надо этой странной русской?"
***
У Светки появился скайп. Но это совсем не то. Не так, как на кухне за расшатанным столом. Вроде и собеседник правильный. И лицо видно, и свое можно показать, а все равно - не оно.
Елизавета первым делом спросила Светку про Цуцика.
- Видела твоего Цуцика на днях, возле гастронома монтылялся.
- И как он выглядит?
- Да никак. Гнилой баклажан. Старый потасканный кнур в пальто!
- Разве он старый? Ему ведь сорок только, - удивилась Елизавета
- А какой - новый, что ли? Бухает, трындит - все как обычно. Ладно, что у тебя-то?
- Да все потихонечку. Работа интересная, коллектив дружный. Город красивый, ухоженный, соседи очень приятные. Дом у нас классный, с камином. Это, конечно, не Кривой Рог!
- Дедуган твой как, жив еще?
Елизавета проглотила слюну и почему-то рассказала, что у Хорста отменное здоровье, бодрое настроение и замечательное чувство юмора. А самое главное, щедрая и чистая душа.
- ... босоножки мне купил, дорогие. Я его даже отругала: ну куда мне еще одни, и так в шкафу не помещаются! Скоро надо будет отдельный гардероб для обуви ставить, как у Селин Дион... Завтра вышлю тебе фотки.
- Ты мне лучше денег вышли. А то, я смотрю, тебе их девать некуда.
- И денег вышлю, если надо, - самозабвенно врала Елизавета.
***
Попрощались.
Нажала на отбой... Продолжительность беседы составила, оказывается, 12 минут 40 секунд.
"Оцените качество разговора," - нахально предложил скайп. "Отвратительное," - машинально отметила Елизавета, и потом еще долго-долго смотрела на бездушный пустой экран ноутбука.
А за стеной, в соседней комнате, за таким же ноутбуком сидел ее муж Хорст Братц.