Штурм Праги А. В. Суворовым в 1794 г. Глава 7
ГЛАВА VII,
Умиротворение Польши и заключение.
Депутация магистрата.
Условия капитуляции.
Вступление русских в Вар¬шаву.
Капитуляция польских войск.
Распоряжения Суворова.
Конец Речи Посполитой.
Заключение о всей операции Суворова.
Грозный штурм Праги устрашил Варшаву. Она ждала и для себя подобной же участи.
Верховный совет выслал из города свой архив, а казну отправил в корпус
Понятовскаго. Длинной вереницей потянулись из Варшавы экипажи, обозы, пешеходы;
уходили все, кто только мог. Зайончек уехал, не успевши вынуть пулю, которой
был ранен в Праге. Коллонтай скрылся, захватив с собой до 15.000 червонцев
общественных денег.
Узнав, что Суворов не хочет входить в сношения с представителями революционного
правительства, а будет переговариваться только с законными властями, жители
Варшавы послали после полудня 24-го Октября депутацию к королю, Вавржецкому и
верховному совету, требуя немедленной капитуляции, дабы спасти город от
неминуемого разгрома.
Старый король был измучен предшествовавшими событиями. Рассказывают, что ночь,
когда русские штурмовали Прагу, он провел без сна; лишь под утро он задремал в
кресле, но был разбужен ядром, ударившим в стену королевского замка. Тогда
Станислав-Август увидел в нише большого окна женщину высокого роста в белом
одеянии. Взор её был исполнен чрезвычайной грусти. Испуганный король вскрикнул;
прибежали люди из соседней комнаты; привидение исчезло.
Сообщив о случившемся, Понятовский пояснил, что это та самая женщина которая
являлась еще его отцу накануне Полтавской битвы, когда последний был в войсках
Карла XII.
Король одобрил решение жителей; верховный со¬вет и Вавржецкий в общем были
тоже согласны, а потому решили послать теперь же к Суворову депутацию от
магистрата, как учреждения, существовавшего и до революции. Король дал от себя
письмо, соответствовавшее желаниям верховного совета.
После полуночи от варшавского берега Вислы отчалили две лодки и при звуке
трубы, с развевавшимся белым знаменем, направились к Праге. В лодках сидели
три депутата: Франц Макарович, Доминик Борковский и Станислав Стршалкевич.
На берегу, освещенном факелами и фонарями, царила тишина, хотя он был покрыт
толпами народа, ожидавшего с нетерпением решения своей участи.
Эти толпы пере¬живали часы, стоившие целых годов.
Депутация была принята комендантом Праги генерал-майором Буксгевденом
(следовательно, Суворов уже упорядочил управление) и препровождена к
исполнявшему должность дежурного генерала Исленьеву. Последний, расспросив
депутатов, дал знать Суворову и, затем, пошел к нему представить польских
представителей.
Было уже утро 25-го Октября. Русский главнокомандующий сидел на обрубке дерева
перед своей калмыцкой кибиткой. Заметив, что депутаты подходят нерешительным
шагом, как бы волнуемые опасениями, он вскочил, кинул свою саблю на землю и
бросился с распростертыми объятиями. крича по польски: „Роkuy! Роkиу!" (Мир! Мир!),
Не ожидавшие такой умеренности от грозного полководца, депутаты, по обычаю
поляков, нагнулись, чтобы обнять его колени, но Суворов сам обнял поляков, ввел
их в свою кибитку, усадил около себя, стал угощать вином и разными закусками.
Депутаты прослезились.
Переговоры, в виде приятельской беседы, велись не долго. Депутатами были
вручены заготовленные весьма умеренные пункты капитуляции. *)
Отпуская депутатов, Суворов сказал: „Вы просили только целости жизни и
имущества, я вам даю больше: пусть все будет забыто на веки и установится
между нами дружественная приязнь". На ответ дано 24 часа.
В Варшаве на берегу народ продолжал толпиться в трепетном ожидании.
Наконец, лодки с возвращавшимися депутатами приблизились. С реки послышались
вожделенные слова: „мир! мир! Толпа бросилась к лодкам и на руках вынесла
депутатов. Отлегло от сердца за участь родного города. Казалось, все дело было
решено окончательно.
ТРЕБОВАНИЕ К ВАРШАВЯНАМ :
А) 1) Оружие сложить за городом, где сами заблагоразсудят, о чем дружественно
условиться.
2) Всю артиллерию с её снарядами вывезти к тому же месту.
3) Наипоспешнише исправить мост; войско российское вступит в город и
примет сам город и его обывателей под своё покровительство.
4) Высочайшим именем Её Величества торжественно обеащается войскам
польским, по сложении оружия, увольнения тотчас в их доме с полною
беспечностью, не касаясь ни до чего, каждому принадлежащего.
5) Его Королевскому Величеству все-подобающая честь.
6) Её Императорского Величества всевысочайшим именем торжественное
обещание: обыватели, в их особах и имениях, ничем повреждены не будут
и оскорблены, останутся в полном обеспечении их домовства и все забвению
предано будет.
7) Её Императорского Величества войско вступит в город сего числа по
полудни, по сделании моста, или завтра.
Не так думали польские военачальники, собравшиеся во дворце у короля вместе
с членами совета, чтобы выслушать депутатов.
„У нас еще двадцать тысяч, сказал Вавржецкий, у нас наберется до ста пушек.
Постыдно с такими силами класть оружие. Если мы не в силах более удержать
революцию и спасти отечество, по крайней мере, подержавшись, мы можем
вытребовать какое нибудь общее обеспечение для обывателей, поверженных в
несчастья революциею, а если и этого нельзя, то погибнем со славою".
- „Столица, возражал король, не хочет более защищаться".
- „Пусть столица отдается графу Суворову, отвечал Вавржецкий, а войско уйдет
в Великую Польщу, занятую пруссаками. Русские за ним не последуют, потому
что они не имеют на это повелений. Пока прусский король снесется с
Императрицею и попросит помощи, настанет зима. Пруссаки нам не страшны;
мы одолеем их, а между тем Ваше Величество напишете Императрице представление,
что обыватели потер¬пели ужаснейшие зверства от казаков, опишите, как они жгли
и мучили людей; объясните, что краю, разоренному войском, грозит голод, страна
пустеет: правдивое изображение наших бедствий должно тронуть душу великой
монархини; пусть она выпустит взятых в неволю обывателей возвратит им
собственность и объявит, чего она хочет от несчастной Польши."
В 10 ч. утра 26-го Октября депутаты вновь яви¬лись к Суворову с заявлением,
что обезоружить вой¬ско и сдать артиллерию город не может, так как магистрат не
властен над ними; мост же починить нельзя раньше нескольких дней. Суворов
увидел в этом умышленное затягивание дела, настаивать на своих требованиях, но
дал на исправление моста срок до 28-го Октября, причем заявил, что и русские
войска будут работать; польская же армия, если не хочет положить оружие, то
должна немедленно очи¬стить город.
Вмести с тем приказано было Ферзену и Денисову двинуться вверх по Висле и
переправиться через реку на судах у Карчева для захвата поляков.
Хотя потом Суворов дал еще отсрочку для занятия Варшавы до 1-го Ноября, но уже
перед рассветом 28-го Октября прислана была от поляков просьба о скорейшем
вступлении русских войск в Варшаву, так как в городе начинается волнение
недовольных капитуляцией и даже положение короля нельзя считать обеспеченным.
Условлено, что русские вступят утром 29-го Октября.
Между тем Вавржецкий спешил отправлять из Варшавы военные транспорты,
артиллерию (50 орудий), золота и серебра на 157000 злотых, выводить войска.
Наконец, в ночь на 29-е Октября выехал сам в Торчин к отряду Домбровского.
В тот же день в 7 часов утра последовало вступление русских войск в Варшаву.
Уверенный в покорности поляков Суворов отдал приказание всту¬пать в город с
незаряженным оружием, и если бы даже были выстрелы из домов, - не отвечать.
Однако Вуксгевден тайно приказал зарядить ружья и пушки на всякий случай.
Войска приготовились, как на параде, и глядели щеголями, даже у казаков
Исаева „ лошади были против обыкновения вычищены.
В восьмом часу утра 29-го Октября вступили на мост казаки Исаева, за ними
войска Потемкина, имея впереди колонну Буксгевдена, далее Дерфельден.
Суворов ехал за колонной Буксгевдена. Одетый в ежедневную кавалерийскую форму
без орденов. Городской магистрат, в черной церемониальной одежде, находился в
сборе на варшавском конце моста; старший из членов поднес на бархатной подушке
вызолоченные городские ключи 1), хлеб - соль.
( 1) Ключи хранятся в Петербурге в Петропавловском соборе. )
Суворов сказал короткое приветственное слово. Суворов взял ключи, поцеловал их
и, подняв к небу, громко сказал: „Благодарю Тебя, Всемогущий, что я не должен
был купить эти ключи так дорого, как ,.. он взглянул на Прагу и прослезился.
Народ теснился кругом русского главнокомандующего, ближайшие обнимали его
колени, целовали стремена, кричали „ виват " Екатерине и Суворову.
Радость граждан по случаю наступившего мира была непритворная*
Недаром, впоследствии, 24-го Ноября город поднес Суворову золотую
эмалированную табакерку с надписью по польски „ Варшава своему избавителю",
Именем Екатерины он объявил всем амнистию и решил умиротворять Польщу
милосердием.
Поляки просто были поражены подобным поведением русского грозного полководца и
даже выражали ему откровенно своё удивление. Он отвечал им стихами Ломоносова:
« Великодушный лев злодея низвергает, А хищный волк его лежащего терзает.»
Магистрат представил Суворову захваченных поляками пленных русских –
1376 чел., австрійцев – 80, и пруссаков более 500;
Русские уже были освобождены, австрийцы и пруссаки скованы. Свидание
освобожденных со своим избавителем было трогательно; они пали на колени и
горячо благодарили: радость была тем понятнее, что еще несколько дней назад
носились зловещие слухи, что под влиянием мрачного Коллантая и других
крайних революционеров предполагалось поголовное избиение пленных.
Хотя Вавржецкий успел притянуть к себе оставшиеся вне Варшавы польские войска,
однако в его армии очень скоро обнаружились признаки полного упадка дисциплины,
окончательного разложения. Разъезды и целые партии переходили к русским или
разбегались, орудия приходилось бросать десятками, а Денисов и Ферзен
продолжали теснить Вавржецкого 1),
Наконец, доведенный до крайности Вавржецкий капитулировал 7-го Ноября у
Радошице, на пути к Кракову. Денисов преградил ему этот путь. Вавржецкий
отослан Румянцевым в Петербург, остальные чини польского войска
обезоружены и отпущены по домам „на реверс".
( Всего обезоружено до 1-го Декабря 251/з тысяч чел. и взято 80 орудий1 ).
Суворов несказанно был рад счастливому обороту дела.
Еще 24-го октября, он послал краткое донесение Румянцеву:
„Сиятельнейший граф, ура, Прага наша,, 2).
А 8-го Ноября донес так :
„ Варшава. День Архангела Михаила. № 101. Виват Великая Екатерина! Все
кончено, сиятельнейший граф, Польша обезоружена.
Граф Александр Суворов- Рьмникский" 3).
10-го Ноября Суворов извещал Репнина так:
„Кампания кончена, Польша обезоружена, Инсургентов нет. Их оставалось более 20
тысяч и около 80 пушек. Частью они рассеялись, но превосходящие положили
ружье и сдались с их Генералами, без кровопролития" 4).
Посреди своих успехов торжествующий полководец получил от князя Репнина бумагу,
отголосок прежних пререканий между ними, где напоминалось Суворову со ссылкою
на распоряжение военной коллегии, что командируемые им войска должны „по
внутренности" подчиняться Репнину *). -
Суворов на это вовсе не отвечал и решительно отклонил) притязания Репнина
вмешиваться в управление войсками и краем. В Польше была организована
„провиантская комиссия для довольствия " как для отдельной армии, устроен штаб
и все управление.
Вскоре пришло известие о производстве Суворова в чин фельдмаршала 2), и
Репнин, бывший до сих пор старшим по чину, должен был теперь не пререкаться
с ним в бумагах, а доносить рапортами и получать повеления.
Государыня прислала новому фельдмаршалу два рескрипта, в одном из которых
говорилось, что не она, Екатерина, а он, Суворов, сам произвел себя своими
победами в фельдмаршалы, нарушив старшинство.
Затем императрица прислала фельд-маршальский жезл в 15000 руб, и назначила в
полное и потомственное владение одно из столовых имений польского короля,
«Кобринский ключ», с 7000 душ мужского пола.
Прусский король пожаловал фельдмаршалу ордена Краснаго Орла и большого Черного
Орла, а император австрийский - свой портрет, богато осыпанный бриллиантами.
Все офицеры получили золотые кресты на георгиевской ленте, с надписью на одной
стороне - ,,за труды и храбрость, а на другой—„Прага взята 1794 года, 24-го
Октября*. Нижние чины награждены медалями.
ИЗ АРЪИВА ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА:
*) Хотя гнали поляковь русские войска, но результатами трудова пользовались
иногда и другие. Так, в Опочине поляки бросили 24 орудия, а бывшые по близости
пруссаки захватпли их на глазах у русских. Ферзен донес Суворову. Последний
предоставил дело усмотрению Ферзена, добавив: « коли можно взять добрым
манером, то возьмите; коли нет, уступите; не стоят того, чтобы за них
ссориться ». Однако не легко было отобрать пушки из цепких рук союозников.
15 Ноября Ферзень доносил, что союзных пруссаков можно отражать только силою.
Что бы не ссориться, он отдал 23 польских орудия, а два русских отобрал.
Суворов оставался в Польше, занятый различными заботами и распоряжениями.
Между прочим приказано было государственное имущество Польши,
преимущественно военное, отправить, как добычу, в Россию. Всю зиму 1794
- 95 г. занимались перевозкой имущества ]). Вместе с тем последовало повеление
отправить короля Станислава-Августа на жительство в Гродну.
27-го Декабря 1794 г. он выехал из Варшавы, а без малого через год,
уступая советам и настояниям Екатерины, отрекся от престола 2).
Политическое существование Речи Посполитой прекратилось. Не существовало
больше ни верховной власти, ни министров, ни войска. Покоренная русским
оружием польская территория сделалась собственностью России по праву
победителя. Так называемый, третий раздел Польши был в сущности, уступкой
для Пруссии и Австрии со сто¬роны России части приобретенного русской кровью
пространства.
После третьего раздела Польша исчезла с карты Европы - таков» был конечный
результат блистательной операции Суворова 3).
Эта операция дала верный ход военным действиям ,, которые до тех пор, как со
стороны русских, так и союзников, велись без всякого сколько нибудь подходящего
к обстановке плана, велись, не отдавая себе отчета к чему и когда могут
привести их разрозненные усилия.
Суворов ясно представлял себе обстановку, во всем отдавал себе отчет и шел
твердой стопой к определенной цели.
Если припомнить, что он выступил из Немирова 14 Августа, а уже 24 Октября
взял Прагу, да вычесть месяц „Брестского сидения , вьнужденного неправильной
организацией управления на театре войны, то действительно окажется, что русский
полководец окончил все в 40 дней, как намечал и раньше. Глазомер амечательный.
Вся операция отличается необычайной энергией исполнения: обычная для Суворова
быстрота маршей 1), постоянная внезапность нападения, настойчивая атака
противника при каждой встрече.
Следует заметить, что Суворов и его герои помощники, столь сильные духом,
бестрепетные, были очень слабы телом. Суворов был совсем болен и писал в
день штурма Праги одному приятелю, что „едва ноги таскает"; Шевич страдал
лихорадкой с ежедневными пароксизмами; бригадир Поливанов с самого выступления
из Бреста едва говорил, что не помешало ему под Прагой врубиться первым в
неприятельские ряды; Исаев оставался на ногах с пулей в руке, пронизавшей ему
предварительно грудь; Ферзен перемогался несколько дней через силу. Имея в
самом себе неисчерпаемый запас энергии, Суворовь умел вливать её и в подчиненных.
Все действия Суворова в 1794 г. представляют высокий образец стратегического
и тактического искусства. Смело поставив себе конечную цель - штурм Праги, он
осторожно стремится к её достижению. Уяснив себе систему войны противника,
оценив значение партизанской войны для поляков (что было совершенно не принято
во внимание в действиях, предшествовавших операций Суворова) он в высшей
степени последовательно противодействует их предприятиям, лишая партизанские
отряды неприятеля опорных пунктов и нанося решительные удары отрядам, служившим
основами воcстания в целых округах. Постоянный успех этих ударов производил
сильное впечатление и влиял на политическую сторону восстания.
Необходимо отметить постоянные заботы относительно обеспечения тыла в Немирове,
Бресте и других нунктах оставляются отряды, не смотря на малочисленность войск
Суворова), устройства базы в Бресте, организации надежной коммуникационной
линии с достаточным числом этапов, обеспечения операционной линии сначала при
движении к Бресту (маневр на Кабрин), а потом при наступлении на Прагу
(обеспечение с левого фланга, со стороны Вепржа, и с правого со стороны Буг -
Нарева), Устраивая магазины, Суворов вовсе не придерживается исключительно
магазинной системы продовольствования войск, господствовавшей в то время, но
широко пользуется местными средствами, основательно извлекая их из страны. В
этом отношении он предопределил систему, выработанную в эпоху революционных и
наполеоновских войн; впрочем, многое в русском военном искусстве выработалось
самостоятельно, независимо от иностранных образцов.
Стремясь постоянно сосредоточивать силы, Суворов употребляет для этого все
способы и достигает исполнения своего желания, несмотря даже на весьма
неблагоприятные условия командных отношений (напр. противодействие Репнина);
так притягиваются часть отряда бригадира Дивова из Минска, корпуса Ферзена и
Дерфельдена; только не удалось привлечь для содействия союзников, пруссаков и
австрийцев, но из предыдущего ясно, что вряд ли этого возможно было достигнуть 1).
Противником русский полководец отнюдь не пренебрегает, но в каждом данном
случае делает ему надлежащую оценку: то тщательно заботится о безопасности
тыла и операционной линии, выжидает в Бресте и в Кобылке, то активно атакует
„с чем Бог послал", или предпринимает марш к Праге тремя отдельными массами
(корпуса Дерфельдена, Потемкина, Ферзена), не опасаясь наступательных действий
сосредоточенными силами со стороны потрясенного врага,
Подготовка штурма Праги в материальном и нравственном отношении крайне
поучительна. Сосредоточение для этого сил, заготовка штурмовых принадлежностей,
неоднократная, хороша организованная разведка неприятельского расположения,
объезды войск, краткие, но сильные речи солдатам, приказ 23 октября, выбор
времени для начала штурма, выбор пунктов для главных и вспомогательных атак,
организация штурмовых колонн, сигнал для движения на штурм - все это
обнаруживает великого мастера дела, полко¬водца, умудренного долгим опытом,
знатока человеческого сердца.
Строгая последовательность в действиях, неотступное преследование раз
намеченной цели подтверждается и самим ходом штурма. Он ведется энергично,
направляется твердою рукою, удар защитникам Праги наносится жестокий, в конце
выставляется артиллерия на берегу Вислы и начинается бомбардировка самой
Варшавы для устрашения столицы. В этом случае Суворов не останавливается ни
перед потерями в своих войсках, ни перед жертвами у неприятеля.
Он не заражен вредным и неуместным сентиментализмом, жертвы - неизбежное
следствие войны. Самая высокая, осмысленная гуманность и заключается в
решительности всепотрясающих ударов ведущих к скорейшему окончанию войны и
возвращению терзаемой страны к благам мирной жизни. Суворов выражался так:
„Миролюбивые фельдмаршалы при начале польской кампании провели все время в
заготовлении магазинов. Их план был сражаться три года с возмутившимся народом,
Какое кровопролитие! И кто мог поручиться за будущее! Я пришел и победил.
Одним ударом приобрел я мир и положил конец кровопролитию"
Если велико было искусство полководца, то следует отдать справедливость и
войскам, оправдавшим его заботы о них и доверие. Ураганом налетели они на врага
и мигом сломили его упорное сопротивление. Взаимодействие различных родов
было полное, работали все на совесть, а почин в действиях, проявленный
артиллерией Вегичева и конницей Поливанова, показывает высокие качества
хорошо знавших своё дело доблестных помощников великого начальника.
Если еще находятся люди, считающие, что Суворов побеждал только при помощи
счастья, брал все на пролом без всяких признаков истинного военного искусства,
то пусть они хорошенько вникнут в его поход в Польщу в 1794 г., который
представляет высокий образец стратегического искусства, Что же касается
штурма Праги, столь блистательно увенчавшего всю операцию гениального русского
полководца, то он сам говорил: „дело сие подобно Измаильскому".