Некоторые мои слова и поступки можно расценить, как диссидентские.
Вот, например: смеялся в день смерти Сталина. А было мне тогда всего
7 лет. Вдвоём с Наумом мы держали со стороны коридора дверь - выход из
класса. Ведь это так весело, когда изнутри её дёргают и пытаются выйти!
На беду мимо проходил директор школы, который запретил в этот день
смеяться (потом он преподавал нам историю средних веков и получил
прозвище Хфедя Хвеодал). Он и отвёл нас с Наумом в учительскую.
В учительской под постаментом с траурной лентой и бюстом Сталина
сидели с заплаканными глазами: завуч начальных классов (еврейка) и
однорукий завуч старших классов. Они-то и запугали нас с Наумом
рассказами об открытии дела, о комнате милиции, об учёте так, что дети расплакались.
Ещё пример моего «диссидентства».
Училка младших классов спросила: «Кто знает слова песни “Широка страна
моя родная”»? Ну, кто тогда не смотрел фильм «Цирк» с Л.Орловой в
главной роли. Таких не было. Вызвался отвечать я, но когда сказал вместо
строки ”где так вольно дышит человек” строку “где так больно дышит человек” в классе раздался хохот. А я исказил это слово не нарочно: просто
мне так слышалось. О смысле тогда не думалось, а текста песни не было перед глазами.
Вообще, всё зависит от правильного понимания смысла фразы.
«Тяни ногу!» - говорил мне сержант. Но когда я попробовал «тянуть»,
а не шагать, мне ни за что дали 5 суток губы.