Егизбай Кыркуйеков в тот день удостоился права стать комендором* сигнального орудия, оповещавшего граждан Владивостока о том, что наступил полдень. Матрос срочной службы с большого противолодочного корабля «Маршал Шапошников» стоял на сопке Тигровая у лафета 100-миллиметрового орудия, как Чингизхан у ворот Казани.
Он долго всматривался в затуманенную даль залива, выискивая обидчиков. Вчера в увольнении он познакомился с красивой девушкой и поехал провожать ее до дому.
В объяснительной, лежавшей у вахтенного офицера на столе, матрос из Алма-Аты писал, что его избили хулиганы и сняли с него часы, ботинки и Наташу. На вопрос вахтенного:
– Кто это был?
Казах твердил одно и то же:
– Чурки, чурки,— и показывал в сторону зубастых окраин Чуркина.
– Сам ты чурка,— подытожил каплей и приказал выдать потерпевшему новую обувь.
Сложив кисти рук биноклем, матрос поднес их к глазам и мгновенно крикнул:
– Оско-о-о-личным заражай!
Два дембеля с этого же корабля переглянулись. Покатываясь со смеху, они достали из вещмешка гильзу с холостым зарядом и радиоприемник «Альпинист-407». Стукнув пару раз по приемнику, один из дембелей настроил его на «Маяк» и закрыл руками уши. Другой матрос, ожидая выстрела, то и дело вытаскивал палец из уха и слышал куски фраз комендора:
– Бл..., я их мама еб..., папа еб..., бабушка еб...
Все вздрогнуло, дембеля с непривычки свалились на задницу. У привокзальных голубей и прочих тварей за многие годы выработался рефлекс, они уже не могли посрать без «дирижера». Поэтому там, на верхних эшелонах, слышалось облегченное «э-э-х».
Внизу же, из окон бичхолла «Моряк», как всегда, доносилась раздраженная речь бичевки Люды, второй месяц ожидавшей рейса на Австралию:
– Ну, е... вашу мать. Когда ж вы настреляетесь?
Во Владивостоке была еще, как минимум, одна недовольная полуденным выстрелом пушки девушка. Зинаиде Петровне Семеновой каждый день в обед муж приносил птенца, выпавшего из гнезда после выстрела пушки,— чайки, голубя, синицы. Последний раз Гена принес попугайчика.
– У Маринки,— плача, говорила супруга Геннадия,— муж домой деньги носит, а не эту х...рню,— Зина бросила двух пташек в кастрюлю с кипящей водой.— Я же, бл..., жена гаишника, Гена, а не наседка.
Я тоже однажды уходил вечером от одной замужней девушки, проживавшей на Чуркине, и меня так же, как и казаха, повстречали местные парни. И ведь чувствовал, что пацаны нормальные, вот только без пиз...юлей не отпустили.
Медсестра в ШМОне, долго разглядывая мои сине-черные яйца, шутила:
– Ну чо, допрыгался? Я вам сколько раз говорила, что дальше центра не хрен шляться. Куда тебя, служивый, занесло?
– Чу... чу... чу...,— корчась от боли, мычал я.
– Чукотка? — продолжала издеваться она.
Я мотал головой.
– Чунга-чанга?
После «Чубурашки» я заплакал.