Эта статья была написана для одного биографического журнала 9 месяцев назад, но так и не дождалась пока что своей публикации, поэтому размещаю её здесь, возможно кому-то будет полезной.
Светлана Мудрак
"Я буду всегда делать то и только то, что сам нахожу хорошим, и так, как сам нахожу это нужным"
Василий Верещагин
Мой акростих, посвящённый художнику Василию Верещагину.
В/ерой и правдой он людям служил,
А/дских сражений трагизм пережил,
С/мел был, и предан себе, до конца,
И/стину чтил, не приемля венца.
Л/ИЧНОСТЬю был, и по смерти остался,
И/долам власти не поклонялся.
Ю/г и Восток на картинах писал,
В/ойны кровавые в них обличал.
Е/здил он в Индию и на Кавказ,
Р/анен в бою был, исполнив приказ.
Е/сли уж взяться за дело решал -
Щ/едро трудился, себя отдавал.
А/зии видел печальные степи,
Г/оречь и варварство, рабские цепи.
И/мя России в сердце берёг,
Н/аверно, иначе и жить он не мог -
У/шёл как герой, нам оставив урок.
Предисловие
Он был сам по себе, не состоял ни в каких кружках и партиях, никогда не участвовал в передвижных выставках, писал только то, что видел сам, ничего не придумывая, обнажая горькую правду, какой бы трагичной она ни была. Участник многих сражений, получивший несколько ранений в бою, награждён орденом Св. Георгия 4-й степени, человек, не польстившийся на карьеру морского офицера, а избравший долю простого художника, организовавший при жизни 66 персональных выставок, при чём в России – 21-у, а в городах Европы и США – 45. Человек, глубоко преданный служению России, высоким моральным принципам, человек неуёмного труда и жизнестойкости, и при этом заботливый отец и прекрасный семьянин. Это – русский художник, воин, путешественник Василий Верещагин.
Детство
Как пишет сам художник в своих воспоминаниях о раннем детстве: «В памяти моей об этом времени самою выдающеюся, самою близкою и дорогою личностью осталась няня Анна, уже и тогда старенькая, которую я любил больше всего на свете, больше отца, матери и братьев, несмотря на то, что нос ее был всегда в табаке. Не то чтобы она не сердилась и не бранилась; напротив, и ворчала, и бранила нас частенько, но ее неудовольствие всегда скоро проходило и никаких следов не оставляло».
Будущий русский художник Василий Верещагин родился в семье бывшего предводителя череповецкого уездного дворянства помещика Верещагина, о чём и свидетельствует соответствующая запись в записной книжке отца: «Родился сын Василий 1842 года 14 октября в 7 часов вечера». Отец художника, Василий, был человек образованный, но крутого нрава. С малых лет Василий непримиримо относился к жёстким наказаниям и побоям крестьян за непослушание, вступался за них, за что частенько перепадало и ему самому: «Папа, за что это мужиков порют? Ужели ты не можешь словом на них подействовать, ужели плеть или лоза сильнее умного слова?.. Никогда я, отец, не буду помещиком, никогда!..» (К. Коничев. Повесть о Верещагине)
К 6-7 годам Василий уже порядочно читал, писал, умел складывать, вычитать, умножать и делить, и всему этому учила мать, она же занималась с детьми французским языком, который хорошо знала, и первыми основаниями географии по учебнику, немецкий же, арифметику и историю преподавал гувернёр. «Мне была понятна необходимость ученья, но никто не трудился объяснять учимое, почему и получалось то, что я старательно заучивал фразу: воздух есть тело «супругое», весомое, необходимое для жизни животных и проч.» (из воспоминаний художника)
Первое художественное произведение, оказавшее впечатление на будущего художника, была картина тройки лошадей, в санях, спасающихся от волков, изображенной на платке няни, который она купила у заезжего торговца. Василий скопировал её всю и с волками, и со стреляющими в них седоками на деревьях, покрытых снегом, и сделал это очень быстро, за что и заслужил похвалу и удивление и родителей, и придворных и всех заезжих гостей. Но всё же никому в голову даже не приходила мысль о том, чтобы дать ему художественное образование. Сыну столбовых дворян, 6-й родословной книги, сделаться художником было срамно!
Мать художника очень неплохо играла на фортепьяно, но, всё больше отходя в заботы по хозяйству, постепенно забрасывала игру, и после старшего брата Николая, начиная с Василия, не занималась музыкой уже ни с кем, о чём Верещагин и сожалел в последствии. А отец неплохо пел старинные песни, у него был хороший тенор, и аккомпанировал себе на гитаре, которых в доме было две.
Хорошей игре на фортепьяно Василий удивлялся, а перед картиною так и вовсе млел и терялся. Поощрений же художественному таланту было мало, разве что няня выхваляла, да не интересно это ей было, и не досматривала что именно было изображено, и так горько было слышать: «ой, какая коровушка, как живая!» когда изображена была не корова а домик.
Учёба
В восемь лет пришло известие о принятии Василия Верещагина в Александровский малолетний корпус в Царском Селе. Долгая разлука с вольным воздухом, лесом, лугами, рекою побуждала больше ценить окружающее, присматриваться к нему, находить прелести там, где прежде не замечал. Всплывали в сознании шум соснового бора, тихий плеск воды быстрой реки, бурлацкая песня, взмах косаря, вызывали сравнение с миром новым.
Поначалу, воспитанного в строгости и старательно оберегаемого мамашею от всего мало-мальски неприличного, Василия долго коробило от кадетских нравов. И завидовал он молодёжи, живущей у родителей и родных, и ходящей в школу лишь на время классных занятий.
«Говорю обдуманно, что принудительное, казарменное товарищество, действительно закаляя дух в известном направлении, не формирует характеров, а скорее сравнивает, нивелирует их, что оно уничтожает такие драгоценные качества, как наивность, самобытность и в значительной мере совестливость, – сколько чудовищно безнравственного по отношению к каждому отдельному лицу, каждой отдельной совести – в товариществе уважалось, как высоконравственное, как молодечество, доблесть.» (из воспоминаний художника)
В корпусе рисованию учил художник Кокорев, но Василий всегда рисовал грязно, много раз стирая, ерошил бумагу, чего учитель очень не любил и называл саленьем, сусленьем. Работы же лучших учеников, украшавшие стены, казались чудными произведениями искусства. «Никогда, никогда, думалось, я не научусь так хорошо рисовать!...»
Далее следовал морской корпус, в коем обращение было более казарменное и более грубое, грубый язык и грубые шутки. Из-за перенесённых в Царском селе болезней, Василий поступил не на первый, как все сотоварищи, а на подготовительный курс, из-за арифметики, которая давалась с трудом, а дроби казались дремучим лесом.
Зато учитель рисования Каменев наконец отметил художественный талант Верещагина, ввёл его в свой дом, ознакомил со своими работами, и долгое время опекал. Удивлению не было предела, когда учитель рассказывал сколько времени потратил на написание картин – на эту 4 месяца, на другую – 7 месяцев. Уж никак не думал юный Верещагин, что виденные картины могут стоить стольких стараний и труда.
В Морском учились все почти только для сдавания уроков, и как вспоминал сам художник, который в учёбе шёл первым, если бы его попросили через неделю после экзамена повторить то же самое, что отвечал – он бы ничего не ответил, столь сильно было желание хорошо ответить, и мало старание усвоить суть выученного.
Будучи на учении в Морском корпусе Василий твёрдо решил избрать дорогу художника, о чём и заявил отцу. Отец посокрушался, побранил, да и впоследствии и уступил, объясняя тем, что Василию ещё жить, а его самого жизнь «Не к Петрову Дню, а к Покрову приближается» (из воспоминаний художника)
Отлично сдав выпускные экзамены в Морском, Верещагин, сославшись на боль в груди, попросился в отставку. Просьба его была удовлетворена, и в 1860 году он поступил в Академию художеств.
В 1863 году Верещагин, благополучно сдав экзамены, и выполнив заказ Академии, нарисовав картину «Одиссея», которая была одобрена, а затем, уничтожив её, обосновав это тем, что она фальшива, принял решение покинуть стены Академии. По словам Верещагина, Академия навязывала ученикам свои каноны, и тормозила развитие молодых талантов.
Верещагин увлёкся срисовыванием с натуры, чем вызывал неодобрение со стороны преподавателей. Подражать он не любил и не хотел. "Каждая моя картина должна что-либо сказать, по крайней мере, только для этого я их и пишу". (В.В. Верещагин)
Кавказ
Покинув стены Академии, Верещагин примыкает к Профессору живописи Льву Федоровичу Лагорио, который берет его с собой на Кавказ, сопровождает его в Тифлис, где помогает устроиться учителем рисования в три училища. Здесь он много работал и хорошо зарабатывал. Затем, накопив необходимую сумму денег, и получив от отца тысячу рублей за продажу земель в Череповецком уезде, отправляется в Париж, где поступает в ученики к художнику Жерому. После года обучения у Жерома, на каникулы Верещегин опять отправился на Закавказье, где изучает быт горцев, делает зарисовки, забавляя их рассказами о России, снискав их полное расположение, посещает города Грузии и Армении.
С 1865 по 1867 годы продолжает обучение в Париже у Жерома, выставляет свои работы в Парижском Салоне. В 1866 году отправляется на лето в родное имение Любец, на Шексну и в Тверскую губернию на Волгу, где работает над картиной «Бурлаки», которую так и не осуществил, из-за нехватки средств.
Туркестан
В 1867 году Верещагина, в чине прапорщика, определяют в распоряжение туркестанского генерал-губернатора и командующего Туркестанским военным округом генерала К.П. Кауфмана. В Туркестане художник живёт в Ташкенте, ведет этнографические исследования в Сыр-Дарьинской и Семиреченской областях, участвует в обороне Самаркандской крепости (2-8 июня 1868), за что награжден орденом Св. Георгия 4-й степени.
«Передо мною, - писал Верещагин П.М. Третьякову, - как перед художником, война ж ее я бью, сколько у меня есть сил; сильны ли, действительны ли мои удары - это другой вопрос, вопрос моего таланта, но я бью с размаху и без пощады».
В 1869 году в Петербурге проходит «Туркестанская выставка», где экспонируются картины, этюды и рисунки, выполненные в Туркестане.
«Все так были приучены к изображениям войны исключительно в виде занятного, приглаженного и розового праздника, какой-то веселой с приключениями потехи, что никому и в голову не приходило, что на самом деле дело выглядит не так. Толстой в своем "Севастополе" и в "Войне и мире" разрушил эти иллюзии, а Верещагин повторил затем в живописи то, что было сделано Толстым в литературе. Естественно, что когда вместо чистоплотных картинок Виллевальде русская публика увидала картины Верещагина, вдруг так просто, цинично разоблачившего войну и показавшего ее грязным, отвратительным, мрачным и колоссальным злодейством, что публика завопила на все лады и принялась всеми силами ненавидеть и любить такого смельчака». (А.Н. Бенуа)
Пожалуй, самой знаменитой картиной из Туркестанской серии стала картина «Апофеоз войны» (1871). На ней художник изобразил пустыню, выжженную солнцем, желтые раскаленные пески, густую синеву неба. Вдали руины разрушенного и покинутого города, а на переднем плане пирамида человеческих черепов, изуродованных сабельными ударами, зияющих пустыми глазницами и страшными оскалами зубов, и воронье над ней. На раме картины Верещагин велел вырезать посвящение: «Всем великим завоевателям прошедшим, настоящим и будущим». Скорее, это единственная картина, которую он не видел собственными глазами, тогда как остальные его работы являлись документальными. Не мог он видеть этого, так как это история 14-го века, история завоеваний великого завоевателя Тамерлана, не знавшего поражений. По его приказу всех жителей селений, посмевших оказывать ему сопротивление, казнили, включая всех животных, и птиц, уничтожались также деревья, сжигались и разрушались жилища. И в выжженной пустыне высилась пирамида черепов, как памятник величию Великого Завоевателя. Примечательно, что художник не сделал просто первый план жуткого зрелища, а выписал каждый череп, как будто напоминая, что каждый из них был человеком. И надпись на раме как бы говорила о том, чтобы каждый всегда знал чего стоит военная слава и чем куплена строчка в учебнике истории.
Годы странствий и активной работы
В 1870 году Верещагин получает трёхгодичную командировку за границу, где готовится издание «Альбом Туркестанского края». Художник живёт в Мюнхене, работает над картинами и этюдами, здесь же, в 1871 году женится на Элизабет Марии Фишер, в замужестве — Елизавета Кондратьевна Верещагина. О женщине, с именем которой связано 19 лет его жизни остались всего лишь скупые воспоминания, и ни одного изображения, ни портретного, ни фотографического, при всем пристрастии Верещагина к фотографированию. Он как будто намеренно вычеркнул эти 19 лет из своей жизни. И лишь в одном письме к В.А. Киркору Верещагин упоминает об их совместном ребёнке. Его очень удручало то обстоятельство, что жена не может излагать мысли нормальной русской речью, ни грамотно писать, а также что она недостойно себя ведёт по отношению к нему.
В том же 1871 году, в Мюнхене, состоялось знакомство Верещагина с П.М. Третьяковым. А в 1873 году, в Лондоне, проходит первая персональная выставка, в этом же году, летом, художник принимает участие во Всемирной выставке в Вене.
В 1874 году Верещагин по собственной просьбе увольняется со службы, в Петербурге знакомится с русским музыкальным и художественным критиком В.В. Стасовым, с коим впоследствии сложилась добрая дружба, и велась переписка до самой трагичной кончины, и который писал о Верещагине следующее: «Верещагин вошел в историю искусства не потому только, что обладал великим художественным талантом, а потому, что обладал великою душою».
В этом же году, после выставок в Москве и Петербурге, Павел Васильевич Третьяков приобрёл для своей коллекции Туркестанскую серию картин (13 картин, 81 этюд, 133 рисунка), а Императорская Академия Художеств присвоила Верещагину звание профессора, правда, под нажимом общественного мнения. Но Верещагин публично отказался от этого звания. Возможно, отчасти причиной послужил отказ государства в покупке его картин. Верещагин был до того расстроен, что в состоянии нервного припадка сжёг три свои картины.
Верещагин всегда любил много путешествовать, всегда манили его новые неисследованные места, и следующие два года жизни, с 1874 по 1876, были посвящены Индии, куда он отправился вместе с женой. Художник живет в Бомбее, посещает Мадрас, Агру, Дели, Джайпур.
В Индии недолюбливали иностранцев, Верещагин казался индусам подозрительным – все время что-то записывал, и не на английском, в нем заподозрили шпиона. От первого проводника он отказался, чуть было не затонул в Ганге, так как лодка, которую ему дали – была пробита, еще был случай нападения нищих, который, если б не револьвер, с которым Верещагин не расставался, мог бы закончится весьма плачевно для него.
Совершает трехмесячное путешествие в Восточные Гималаи, в области, пограничные с Тибетом, Кашмир и Ладак. Путешествуя в Гималаях, Верещагину захотелось покорить вершину, он взял для этого проводника. Когда до вершины оставалось совсем немного – начала подниматься снежная буря, и проводник настоятельно уговаривал художника спуститься вниз. Отпустив проводника, он полез на вершину сам, забрался на нее, не было ничего видно, и спускаться обратно не имело смысла, тогда художник достал свою записную книжку, рисовать он не мог, так как замерзали пальцы, и стал записывать в нее все, что видел перед глазами. К счастью буря утихла, и Верещагин, хотя и с большими трудностями, спустился вниз, и впоследствии воспользовался своим записями, оставленными на гималайской вершине.
Знаменитая картина Верещагина «Подавление индийского восстания англичанами» до сих пор является едва ли не самым значительным произведением, обличающим колониализм.
1876-1877 годы - поселяется в Париже. Работает над двумя сериями картин по материалам, привезенным из Индии. Художник очень любил солнце, на всех его картинах оно тайно или явно присутствовало, и особенно это заметно в серии маленьких картин-этюдов, посвящённых Индии, которых у него набралось более двухсот. Он как будто делился тем многоцветным узором дивного края, где ароматен, кажется, самый воздух.
Балканская серия
В 1877 году разразилась русско-турецкая война. Ставка была огромная. Это было не просто освобождение братьев-славян из-под османского ига, это было утверждение Российского влияния на Балканах. Верещагина причислили к составу адъютантов главнокомандующего Русской армии, с правом свободного передвижения по войскам. Летом того же 1977 года Верещагин садится на борт крошечной миноноски Шутка, собравшейся атаковать огромный турецкий транспорт, перевозящий подкрепление. Турки открыли такой огонь, что немногим из Шутки удалось спастись, Верещагин, вместе с капитаном корабля получил тяжелейшее ранение, от которого чуть не умер. Едва оправившись, он отправляется в лагерь русских войск под турецкой крепостью Плевной, участвует в третьем штурме, находясь в отряде генерала М.Д. Скобелева во время третьего штурма Плевны, на Шипкинском перевале. Война заканчивается полным поражением турок, и Верещагин после ещё какое-то время ездит по стране, изучая настроения и нравы местного населения.
Балканская серия стала главным событием творческой биографии художника. В этих полотнах прозвучал протест художника-гуманиста против зверств турецких башибузуков, бессмысленной гибели русских солдат, обреченных на гибель бездарным командованием. «В жар, в лихорадку бросало меня, - говорил он, - когда я смотрел на все это и когда писал потом мои картины; слезы набегают и теперь, когда вспоминаю эти сцены». Обезглавленные трупы, циничное глумление турок над павшими врагами, скорбная панихида на поле битвы, покрытом телами солдат... «Перед атакой. Под Плевной», «После атаки. Перевязочный пункт под Плевной», «Победители», «Побеждённые»… Нескончаемым потоком тянутся на полевой перевязочный пункт сотни раненых, окровавленных, изуродованных. Ценой большой крови заплатили солдаты за самоуверенность и небрежность генералов, готовивших взятие крепости. «На Шипке все спокойно» — так с болью и горькой иронией назвал художник свою картину- триптих.
Художник последовательно изображает гибель одного из русских солдат на Шипкинском горном перевале в Болгарии во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг. На первой картине изображен по колени занесенный метелью часовой, забытый своим воинским начальством. На второй — он, верный воинскому долгу, стоит, хотя и засыпан снегом по самую грудь. На третьей — только огромный сугроб снега на месте солдата, единственная память о котором — угол шинели, пока еще не занесенный снегом.
А само название для своей картины художник взял из официальных донесений русского пехотного генерала (1877) Федора Федоровича Радецкого (1820—1890), который командовал Южным отрядом охранявшим перевалы через Балканы, в том числе и перевал Шипка. В столицу генерал регулярно доносил о том, что «на Шипке всё спокойно», хотя в это время русские солдаты, измученные и плохо экипированные, замерзали в снегу, находясь под постоянным обстрелом турок.
Моё стихотворение «На Шипке всё спокойно»
- Высоты удержит наш Южный отряд,
Врага не пропустит на Шипку солдат!
За месяцем месяц, плечами к плечам,
Болгары и русские шли по снегам,
Держали на Шипке крутой перевал,
Чтоб враг не пробрался в проход межу скал.
Морозные ветры им дули в лицо,
Турецкие пули свистели свинцом.
- На Шипке спокойно! – Ответ доносился.
Уж русский отряд и припасов лишился,
От холода дикого глаз коченел,
И голод был частый солдатский удел.
И ноги не шли, на колени припав,
Но их командир всё наверх отсылал:
- На Шипке спокойно! - Измучен отряд,
Болезни лихие всех разом разят.
И тело осело, не выдержав гнёт,
Но руки крепки ещё, враг не пройдёт!
И день ото дня стерегли перевал,
А враг всё тесней на отряд наступал.
А вьюга всё выла, снегами метя,
То голосом волчьим, а то, как дитя…
И вот уж солдаты по пояс в снегу,
По плечи – лишь штык в отраженье врагу.
Но, лестные снова звучат донесенья –
На Шипке спокойно всё! Нет опасенья!
Солдат, ты не умер, не пал, не забыт –
Земля твою русскую славу хранит.
Ты честью своею её преумножил,
Хоть песню не спел, до победы не дожил.
Пусть те, наверху, на тебя не глядят –
Ты – слава земли своей, русский солдат!
26.03.2015
г. Киев
В 1880 прошла персональная выставка балканской серии в Петербурге. Верещагина встречают как героя, знают, что он участвовал в сражениях, был ранен, и награждён золотым оружием. И вновь имперские чиновники не пожелали приобрести для государства ни одной картины, купили лишь Павел Третьяков 78 этюдов, и частный коллекционер. Эта война принесла художнику не только моральную травму, но и личное горе, при штурме Плевны погиб его младший брат Сергей, тоже выпускник Морского кадетского корпуса и начинающий художник, другой брат, Александр, получил тяжёлое ранение. И ещё положение омрачало то, что странным образом было потеряно или украдено свыше сорока этюдов о событиях на Балканах. Художник находился на грани нервного срыва. Его возмущали до глубины души обвинения в нигилизме и отсутствии патриотизма, только за то, что он правдиво рассказывал о войне и страданиях на своих полотнах. И он в отчаянии пишет своему другу, критику и публицисту Владимиру Стасову: «Больше батальных картин писать не буду. Баста. Я слишком близко принимаю к сердцу то, что рисую, и вот результат. Я сам прошёл через все эти ужасы. Им никогда не понять этого. Найду себе другие сюжеты».
Новые путешествия. Новые выставки
Последующие годы были самыми спокойными в жизни Верещагина. Новых оперативных пожеланий от Военного Министерства пока не поступало, и он теперь сам распоряжался своим временем и жизнью.
В 1984 году художник вместе с Е.К. Верещагиной едет в Сирию и Палестину собирать материал для картин на библейские сюжеты. Так родились полотна «Стена Соломона» и «Царские гробницы». Приступает к работе над "Трилогией казней" (завершена в 1887).
В 1887 году, по возвращению, он работает в Москве в своей огромной творческой мастерской над серией картин, посвящённых Отечественной войне 1812 года. Верещагин был первым художником в истории, который снял Наполеона с пьедестала, Наполеон, имя которого было окружено ореолом славы, предстал в картинах художника как преступник, черствый эгоист, как предводитель грабительской армии, ввергнувшей русский народ в пучину страданий и бедствий войны.
Насколько изыскания Верещагина были глубокими и обширными, свидетельствует тот факт, что об Отечественной войне 1812 года им была написана, как приложение к каталогу картин книга, разделявшаяся на пять частей: Пожар Москвы. Казаки. Великая армия. Маршалы. Наполеон I. Книга эта выдержала во Франции четыре издания!
1885-1891 - Персональные выставки в Вене, Будапеште, Берлине, Франкфурте-на-Майне, Праге, Бреславле, Лейпциге, Кенигсберге, Амстердаме, Стокгольме, Копенгагене, Лондоне, Ливерпуле, Нью-Йорке, Чикаго, Филадельфии, Бостоне, Сан-Луизе и других городах Америки. Стоили эти выставки не дёшево. Расходы на транспортировку картин, страховку, оплату помещений были огромны. Художник жаловался однажды В.В. Стасову, что почитатели его таланта даже не представляют себе громадности денежных средств, которые он должен затратить, начиная от процесса создания картин до того момента, когда эти картины предоставлены посетителям выставки к обозрению.
Да, к тому же Верещагин был необыкновенно доверчив к людям, которых почти не знал, либо знал поверхностно. В. В. Стасов однажды выразился о нем так: «Великий художник и совершенный младенец для жизни практической». Поэтому не удивительно, что в делах финансового характера художник постоянно нарывался на людей, которые быстро входили в его доверие, а потом ловко «обчищали» его.
Оплата же за сами выставки была у Верещагина невысока, да к тому же и были дни для бесплатного посещения. Художник смотрел на выставки, прежде всего как на средство для распространения идеи мира, которой было посвящено все его творчество. А потому он добивался, чтобы его картины увидело как можно большее число людей, и притом людей не из высшего, избранного общества, а бедных и незнаменитых.
Известно, например, что фельдмаршал Мольтке, побывав на выставке картин Верещагина в Берлине в 1882 году, отдал приказ, воспрещающий чинам германской армии посещать эту выставку. Такое же запрещение было отдано австрийским военным министром, отклонившим предложение Верещагина предоставить чинам гарнизона бесплатный доступ па выставку картин в Вене в 1881 году.
А на выставке 1880 года в Петербурге входная плата была установлена в размере пяти копеек. Столько же стоил вход на выставку в Москве в 1883 году. Московский генерал-губернатор князь Долгоруков, который хотел было посетить выставку Верещагина, узнав, что входная плата составляет пять копеек, был этим настолько шокирован, что демонстративно отказался приехать.
Художник сам водил именитых гостей по залам, рассказывал о сюжетах, расспрашивал, что они знают о России. Но стоило кому-то заикнуться о покупке картины, Верещагин всегда резко отвечал: «Нет! Это собственность России!». Не было у художника большего желания, чем то, чтобы все его работы остались на Родине, при чём, непременным условием было то, чтобы вся серия продавалась целиком, в одни руки. Отличительной особенностью творчества Верещагина, которую отмечали художественные критики, как заграничные, так и русские, была серийность огромного большинства его произведений. Отдельные картины одной и той же группы или серии не изображали самостоятельных, обособленных эпизодов, а были между собой внутренне связаны. Таким образом, каждая серия картин Верещагина представляет собой нечто единое, и потому удаление из ее состава хотя бы одной картины неминуемо ведет к нарушению последовательности целого.
Семейный очаг
В 1890 году художник расторгает брак с Е.К. Верещагиной, и женится на Лидии Васильевне Андреевской. Будущие супруги познакомились в 1888 году, в США, где проходила очередная выставка картин. Л.В. Андреевская, молоденькая пианистка, только что окончившая Московскую школу Филармонического общества по классу фортепиано, была единственной, которая дала согласие на столь длительное путешествие, дабы исполнять русскую музыку на выставке картин русского художника, для усиления впечатления и создания соответствующего настроения. Андреевской было тогда 23 года, Верещагину двое больше. Лидия Васильевна была скромной, приветливой, широко интересовалась искусством. Русские корни, общность интересов сыграли свою роль - между художником и юной пианисткой возникла симпатия, а домой они уже возвращались как муж и жена.
Супруги арендуют земли на 99 лет под Москвой, за Серпуховской заставой возле деревни Нижние Котлы, и закладывают там усадьбу. Верещагин намеренно выбрал место подальше от города, в тиши, чтобы была возможность спокойно работать. Здесь родились трое детей: Василий, Анна и Лидия. Старшая дочь, также Лидия умерла от чахотки в 1896 году.
Посетителям практически невозможно было попасть в мастерскую художника, лишь за исключением нескольких доверенных лиц. Верещагин не любил когда его отвлекали от работы, и не любил показывать незаконченные картины. Мастерская была огромных размеров – более двадцати метров в длину, восемнадцать в ширину, высота равнялась двум этажам дома, и огромное, 10 метров в длину окно, позволявшее работать даже в пасмурные дни.
Это был человек удивительной работоспособности и упорства. Рабочий день его начинался с шести утра и заканчивался поздно вечером. Если освещение не позволяло писать картины – он занимался литературными трудами. Человек необычайно выносливый и сильный физически. Каждое утро он проводил с детьми утреннюю гимнастику, в комнате находилось необходимое спортивное снаряжение. Даже в 60-тилетнем возрасте Верещагин с лёгкостью перепрыгивал через спинку детского стульчика.
Неуёмный труженик
В 1891-м году состоялась вторая поездка в США, где, в Нью-Йорке распродаются произведения из Индийской, Балканской, Палестинской серий и "Трилогии казней". 1894-й. Поездка в Вологду. Путешествует с семьей на барке по Северной Двине, посещает Соловецкий монастырь. 1894-1895 - издает литературные труды: "На войне в Азии и Европе. Воспоминания художника В.В. Верещагина", автобиографические повести "Литератор" и "Детство и отрочество художника В.В. Верещагина", "Иллюстрированные автобиографии нескольких незамечательных русских людей", "На Северной Двине. По деревянным церквам" и другие. 1895-1898 - персональные выставки в Москве, Петербурге, Харькове, Киеве, Одессе, Париже, Берлине, Дрездене, Вене, Праге, Будапеште, Копенгагене, Лейпциге, Москве, Лондоне.
Будучи в Индии, Верещагин заболел лихорадкой, и после лишь только стоило простудиться или попасть в болотистое место – приступы возобновлялись. В 1897, по совету профессора А.А. Остроумова, у которого он лечился, приобретает усадьбу близ Сухума, где море и исцеляющий южный воздух. Имение настолько полюбилось Верещагину, что он было уже подумал о переезде всей семьи, но для этого требовалось вложить гораздо больше средств, чем обошлась покупка самого участка, поэтому от идеи вынуждены были отказаться. Всем семейством Верещагины были в усадьбе лишь единожды, в два летних месяца. В имении было посажено около шестисот персиковых и абрикосовых деревьев, всевозможные сорта винограда, слив, мандарин, груш.
Русско-Японская война. Посмертная выставка
В начале 20–го века в мире опять запахло порохом, начиналась борьба за Маньчжурию, где столкнулись интересы России и Японии. Верещагин получает пакет из Военного ведомства, и едет в действующую армию на Дальний Восток. В донесении Военному министерству Верещагин сообщает, что войны с Японией не избежать, армия и флот Японии прекрасно оснащены, мощная поддержка деньгами и оружием идёт из Англии и США, и, судя по всему, они уже договорились о разделе сфер влияния на Дальнем Востоке. Каждую минуту его могли арестовать как шпиона, это был непонятный и враждебный к инородцам мир. Какое-то время, он, прекрасно зная английский и французский языки, представлялся свободным художником, живущим во Франции, и свободно разъезжал по стране, рисуя и собирая сведенья, раздавая при этом карточки своей парижской мастерской. После того, как в номере его гостиницы кто-то побывал, и основательно порылся в его вещах, Верещагину чудом удалось вернуться в Россию.
В 1904 году началась, как и предполагал Верещагин, русско-турецкая война. Военное министерство не настаивало на его участии в боевых действиях, ведь собранные им материалы о противнике и так не имели цены, теперь пусть говорят пушки, он и так всю жизнь верой и правдой служил России. Но Верещагин всё же принимает решение ехать на Дальний Восток. У него уже не было никакого задания, он просто хотел ещё раз оказаться в гуще событий, к которым был причастен. В марте 1904 года Верещагин наконец добрался до военно-морской базы в Порт-Артуре, и сразу же направился в штаб командующего Тихоокеанской эскадрой Вице-адмирала Степана Макарова. Макаров было попытался отговорить Верещагина, опасность была слишком велика, но Верещагин был непреклонен, и через пару дней поднялся на борт флагманского броненосца «Петропавловск» где и погиб 31 марта (13 апреля)1904 года при взрыве судна. Японские минёры сработали четко, флагман был подорван. Василий Верещагин и Степан Макаров погибли одними из первых.
Верещагин погиб как истинный сын своей земли, судьба сама выполнила его завещание, в котором писалось, чтобы по смерти его не устраивали пышных похорон и процессий с отпеваниями и духовенством: «Шутом я не был при жизни, не хочу им быть и по смерти!» (В.В. Верещагин)
Японский писатель Накадзато Кайдзан говорил: «Так же, как и Толстой, который ведет пропаганду мира силой слова, Верещагин кистью старался показать людям, что война - самая ужасная, самая нелепая вещь на свете. Огромный талант Верещагина особенно сильно проявился в такого рода картинах, где он пытается внушить людям необходимость мира. Он не искал военных наград, он хотел показать людям трагедию и глупость войны, и сам пал ее жертвой. Он пожертвовал своей жизнью ради своего призвания художника. Мы завидуем России, где живет Толстой, а узнав о смерти Верещагина, мы не можем еще раз не почувствовать к этой стране уважения и почтения».
Осенью 1904 года в Петербурге открылась большая посмертная выставка картин Верещагина. Открывая выставку, Илья Репин назвал Верещагина величайшим художником своего времени, личностью колоссальной и загадочной.
По завершении выставки вся выставочная коллекция картин Верещагина была продана за ничтожную сумму – 100 тысяч рублей, Российскому государству, и передана в дар Русскому музею Александра третьего. Такую цену заплатило государство за культурное наследие одного из лучших своих сынов. Картины могли быть проданы порознь, и оценены гораздо выше, ведь только одна картина оценивалась в 10-25 тысяч рублей, но жена художника, выполняя завещание мужа, настаивала на том, чтобы вся коллекция осталась в России, и была достоянием государства.
1.08.2015 г.
г. Киев