Вши ползали по спутанным волосам на пластмассовой расческе.Рядом валялись старые губные помады с торчащими из них спичками. Таким образом можно было извлечь еще немного пигмента из глубины тюбика. За окном стремительно темнело. Было слышно, как, слегка поскрипывая, качаются деревья от ветра. Вечер мне казался очень взрослым временем. Временем, когда к маме приходит в гости ее подруга с золотистыми, вьющимися волосами, сошедшая будто с средневековых гравюр и веселые, институтские друзья.
Совсем свежо было в моей памяти ощущение грузного, ватного одеяла, прохладного с одной стороны и уже согретого мной изнутри. Тогда все мое внимание было приковано к двери, с пробивающимся светом из другого мира, такого волнительного и сокровенного, совершенно недоступного мне. Гости, обычно, сидели за столом и вполголоса беседовали, чтобы ненароком не разбудить ребенка в соседней комнате. Я не могла разобрать отчетливо их слов, до меня доносились только интонации. Но иногда, кто-то, нечаянно, мог не сдержать своих эмоций и тогда взрослые недовольно шикали на него. Для меня же эти случайные, искренние фразы, были птицами, что я ловила ладонями в своей спальне. Эти птицы были такими разными, а порой настолько некультурными и невоспитанными, что подолгу не давали мне заснуть, оглушая биением своих крыльев.
Я уже, как месяц жила в интернате, который занимал бывшее здание храма, разрушенного в советское время. Большие окна с закругленными арками, ощерившиеся трещины в стенах, пещерный вой ветра по ночам порою отсылали меня в таинственные, средние века, когда я была скромной прачкой с выбившимся локоном из под накрахмаленного чепца. В другие дни я была юной монахиней носившей строгое, глухое платье скрывавшее содранную с тела кожу от мучивших ночных кошмаров. Раннем утром, вынув из волос деревянные гребни, я чистила их в свежей воде ближайшей речки, где каждый год находили новую утопленницу.
Мне было уже около пятнадцати, когда я позволила ему приблизиться ко мне, чтобы голоса птиц стали слышны яснее. Тем вечером липы за окном зря пытались выпрямить узкие спины под натиском ветра. Гудели провода сливаясь с шумом работающего телевизора за стеной. Он был в старых ботинках и тренировочных брюках. Его руки были двумя наглыми, взбесившимися воронами, певшими скрипучими, сорванными голосами и быстро наскучили мне. На рассвете в реке выловили очередную утопленницу. Высоко в небе свистели жаворонки, ворковали дикие голуби. Ветер понемногу утих. Я надела черное, глухое платье скрывавшее мою содранную кожу.