Часть I
Знаете такие фильмы, в которых главная героиня отменяет свадьбу накануне торжества? В последний момент к ней приходит осознание того, как иллюзорно ее настоящее и чем она будет расплачиваться за него в будущем. А героиня бедна и ей не по карману такие траты.
Так вот, эта история не про Алену. Она не смогла отменить свою свадьбу – не хватило смелости. В кино можно было развернуться и уйти в закат под звуки жизнерадостной мелодии, а в жизни на этом бы дело не кончилось – предстояли бы сочувственно-осуждающие взгляды соседей и родственников, объяснение с женихом, который, собственно, ожидал совсем иного окончания этого дня, а так же решение некоторых неприятных финансовых вопросов. Никакой интриги – одна рутина, сопряженная с новой порцией проблем!
Немного подумав, Алена решила, что нелогично выбрасывать на ветер три года стабильных отношений и вполне приличную сумму, которую они откладывали вдвоём на протяжении нескольких месяцев, поэтому осмысленно пришла в ЗАГС, без особых эмоций согласившись на все, о чем спрашивала немолодая женщина в розовом костюме, и таким образом вступила в клуб замужних женщин.
И это при том, что накануне свадьбы она в пух и прах разругалась со своим женихом. Он нагрубил ее двоюродной тете и принципиально отказывался извиняться. Алена плакала, сидя на лестничной клетке своего дома, где-то между 7 и 8 этажом, и ее всхлипы эхом разносились по подъезду. Но даже тогда мысль, поставить на всем этом точку, почему-то не посетила ее. Она была убеждена, что любовь победит любые препятствия, и чтобы избежать проблемы, она поворачивалась к ней спиной, просто убирая ее из поля зрения.
Потом все, к счастью, образовалось, ссора осталась в прошлом, на горизонте маячило счастливое мелодраматичное будущее. Алена улыбалась, не думая о том, что налицо были все косвенные признаки назревающего семейного конфликта, ведь странность и ужас человеческой логики состояли в том, что если после серьезного скандала с человеком, вдруг наступало перемирие, то это воспринимается, как счастье - все кончилось - можно радоваться, любовь победила, финальный титры и прочая чепуха. И ни у кого не возникало и мысли о том, что скандал начался не просто так, что, возможно, это был тревожный звонок, что нужно бежать и скорее! Но, люди склонны видеть лишь то, что им удобно в данный момент, то, что избавляет от новых забот и необходимости вносить кардинальные изменения.
Одно неправильное решение Алены, приведшее к грустным последствиям прошло не замеченным миром, миром, в котором таким решениям нет числа, решениям, принятым невзначай, по привычке, которые и задавали ритм, и являлись ничем иным, как самим дыханием жизни.
Кофе с двумя ложками сахара, паста – одна и та же пять лет подряд в знакомом ресторане напротив работы, брюки одного покроя, тот же самый журнал, с той лишь разницей, что теперь в электронной версии, и так каждый день, в каждой квартире, в каждой семье; действия, ничего не меняющие, но в то же время меняющие самого человека, делая из его живого лица, страшную восковую маску. Стоило увидеть это со стороны, как все вдруг становилось предельно ясным, и так как никому не могла понравится такая жизнь, это зрелище становилось самой сильной мотивацией к переменам.
Алена вдруг поняла, что вся ее семейная жизнь, от первой до последней минуты, была придумана ею самой, а муж был просто манекеном для воссоздания ее жизненных идеалов. Он был обычный человек, каких ежедневно встречаешь в офисе или в тренажерном зале, в вагонах метро и на бизнес ланчах, у него был ряд достоинств, а так же ряд недостатков, например, он часто разговаривал с коллегами на сильно повышенных тонах, зато разбирался в классической музыке, отлично водил машину, но не знал правил русского языка. Она увидела, что никогда не была близка с ним по-настоящему, что их брак был фарсом, дань традициям, которые предписывали всегда держаться парой. Но никакой пары не было – было два отдельных человека, один из которых старался всячески добиться взаимопонимания, а второй принимал заботу о себе, как должное, и умел только обвинять, когда что-то шло не так.
Алена терпела и ждала, несколько лет надеясь на счастливый финал, но когда осознала, что это вовсе не временные трудности, а настоящая жизнь, не выдержала и выгнала мужа за порог. Даже замок поменяла для верности.
Муж стоял под окнами, выкрикивая в ее сторону крепкие ругательства, угрожал ударить ее и выкрасть дочь, в конце концов разбил ее машину, из-за чего попал в полицию, но выплатил штраф и был таков.
Алена подала на развод, а ее знакомые удивлявшиеся такому незначительному поводу для ссоры, говорили, что даже измена и домашнее насилие не причина разрушать семью, ведь были люди, которые жили гораздо хуже, и ей следовало бы ценить то, что она имела. Но Алена придерживалась иного мнения. У нее больше не было семьи, зато осталось самоуважение, которое, на ее взгляд, было гораздо более ценно.
Через несколько месяцев походов по высшим инстанциям, Алена получила свидетельство о расторжении брака. На официальном бланке были указаны ее данные и его имя и фамилия – в остальных же графах стояли прочерки – точно такие же, как в ее сердце. В этом органы ЗАГСа и душа – совпадали.
***
Мы часто мечтаем о жизни, как в кино. Примеряем на себя роли и расстраиваемся, когда они нам не подходят. Мы объясняем это тем, что жизнь скучна и однообразна, что в ней нет места увлекательным романам и приключениям. Но секрет в том, что порой мы просто не успеваем сообразить, что то, что происходит с нами в тот или иной момент, эффектнее любого кинофильма. Просто в кино режиссер правильно расставляет акценты, подирает верную музыку, растягивает или замедляет некоторые моменты – в общем, упрощает все настолько, чтобы зрителю не пришлось прилагать усилий, чтобы понять главное. А в жизни же все приходится чувствовать без подсказок и нет возможности пересматривать некоторые фрагменты по миллиону раз. А жаль.
Буквально на следующий день после развода, Алена пошла в клуб и познакомилась там с красивым темноволосым мужчиной. Вечер был как нельзя предсказуем и окончился бурным сексом в его тонированной машине. А после он уехал в командировку, и Алена неделю ничего о нем не слышала. Но самым удивительным было то, что он действительно улетел в командировку в Китай, где заключал контракты на оптовые поставки аксессуаров для праздников – в Москве у него была небольшая сеть магазинов – и вернувшись оттуда, сразу же напомнил о себе.
- Надеюсь, ты не думала, что я все это придумал, чтобы больше не звонить тебе? – весело сказал он.
- Пожалуй, у меня закрадывались такие сомнения, - честно ответила она.
- Вот и зря. Я против шаблонов. Если бы у меня были такие мысли, я бы придумал что-нибудь пооригинальнее. Пошли в кино!
И они пошли в кино, на какой-то утренний сеанс пока Катя, дочка Алены, была в детском образовательном центре, и смотрели сложный фильм, психологическую драму с элементами фантастики, с их любимым актером в главной роли. Смотрели, не отрывая глаз, и, несмотря на то, что рука Вадима лежала поверх Алениной, в этом жесте было больше понимания и защиты, чем романтики. А потом они проговорили весь вечер, удивляясь полному взаимопониманию – когда один человек озвучивает мысль, которая только что родилась в голове у другого. Она слушала его, затая дыхание, как иногда прилежная ученица слушает интереснейшего преподавателя, а он в свою очередь ловил каждую ее эмоцию и открывал в себе – человеке разума и цифр – новые тонкие грани.
Он был всегда слишком занят, а она только и делала, что пыталась привести в порядок собственную жизнь – так что они почти не виделись, только разговаривали взахлеб по телефону или перебрасывались мгновенными сообщениями, и каждый чувствовал поддержку и невероятное понимание.
И при этом им почему-то и в голову не пришло влюбиться друг в друга. Они были настолько впечатлены открывшейся им дружбой, такой настоящей, которая редко случается в зрелом возрасте, что, вероятно, боялись испортить ее банальным разрывом. А потому они ни разу не разговаривали на эту тему и словно забыли о той ночи, как о нелепой случайности.
Итак, Вадим подарил дружбу, но дружба – понятие вне пола и возраста, всю свою мужскую сущность от тщательно скрывал, а может, берег для другой женщины – Алена не вдавалась в подробности. И все же это отменяло потребность Алены в любовнике. В любовнике – от слова «любовь». Алена росла над собой, но все так же продолжала проводить ночи и дни в одиночестве, и тем самым доводила свою душу до голодного обморока. Чувства – пища для человека искусства, и любое даже мельчайшее нарушения графика такого питания, приводило к серьезному ухудшению здоровья.
***
С восемнадцати лет Алена состояла в отношениях. Они даже не заканчивались, перетекали из одних в другие, как горные ручьи, вылившиеся со времени в одну большую бурную реку – брак. Поэтому, оставшись одна, да еще и с маленьким ребенком, Алена ощутила острое, можно даже сказать тотальное, одиночество. Когда на протяжении долгих лет кто-то постоянно держит тебя за руку и занимает твои мысли – пусть это не один человек, а целый калейдоскоп имен и лиц, то вдруг осознать отсутствие кого бы то ни было рядом с собой – задача не из легких. Мозг тщательно старается избегать этой информации. Находит множество второстепенных дел и занятий, приводит тебя в театр или в кино, но потом однажды все-таки сталкивает тебя лоб в лоб с реальной, а не придуманной жизнью, и это новое знакомство порой шокирует не меньше, чем открытые военные конфликты на дальнем Востоке.
Алена звонила Вадиму и спрашивала, как быть. Он снимал трубку только после третьего звонка, и, прервав переговоры с директором очередной компании, выслушивал ее душевные излияния.
- Одну минуточку, - говорил он собеседнику, - важный звонок из Греции.
И она делилась с ним своими опасениями и страхами, тайными желаниями и тоской, совершенно не принимая в расчет того, что сейчас одиннадцать утра вторника и в разгаре тяжелый рабочий день. Вадим часто кивал, но так как жесты не были ей видны, то снабжал их пояснительными «да», «нет», «возможно», а потом давал ценный совет. Совет всегда был один и тот же: «Иди работать! Остальное само образуется».
Но то, что хорошо для одного, не всегда действенно для другого. Алена не имела ничего против работы, рассматривала вакансии, откликалась на резюме, но темы занятости и личной жизни не были для нее взаимозаменяемы, как для Вадима. Ей нужна была жизнь во всем многообразии.
- Хорошо вам, мужчинам, - очередной раз жаловалась она, - соскучился по женскому обществу, вышел на улицу и пригласил кого-нибудь в кафе! А нам девушкам остается только сидеть и ждать. А у меня на ожидание совсем нет времени, и так уже столько потрачено зря.
Вадим недоуменно пожимал плечами. А Алену тем временем было уже не остановить. Так ничему не научившись за свои 26 лет, она по-прежнему хотела все контролировать, начиная от состава ее питьевого йогурта, заканчивая личной жизнью. Поэтому она, следуя веянию моды, зарегистрировалась на сайте знакомств.
Таким образом она сходила на несколько свиданий, одно из них – даже с иностранцем. Он работал в строительной компании и зарабатывал деньги на дом у берега моря. Дом был уже куплен в кредит, и Мигель каждый месяц переводил банку некую сумму денег. Они погуляли по Арбату, изъясняясь на привычном для обоих английском, а потом зашли в дорогой ресторан, где Алена долго ела зеленый салат с беконом и заправкой из голубого сыра, а Мигель потягивал пиво из высокого бокала и неотрывно смотрел на нее. Они расстались у входа в метро – он был на машине, но ехал в другую сторону – и выразил большое желание еще раз увидеть ее, а вместе с ней и ее прекрасную дочь, фотографии которой он видел в социальной сети. Алена решила для себя, что второй встречи не будет, и в связи с этим на его вопросы кивала усерднее. В отношениях для нее была важна искра, из искры можно разжечь хоть костер, хоть необъятное пламя, а выбивать огонь усердным трудом, ударяя друг о друга холодные камни, не представлялось ей заманчивой перспективой.
Но одно приятное открытие для себя она все-таки сделала – мужчины, к ее удивлению – не пугались женщин с маленькими детьми. Такая женщина, как и любая другая, могла быть желанна, красива, интересна. В современном мире развод стал такой обычной процедурой, что любить и воспитывать чужого ребенка стало практически нормой. Порой это казалось чудовищно нелепым, но каждая разведенная женщина, для которой эта информация была не пустой статистикой – видела в ней больше шансов на любовь и настоящее счастье, чем сожалений по поводу разрушения института брака.
Плохой развод был вовсе не поводом больше не хотеть замуж. Создание новой семьи стремление к любви, поиску своей второй половины, несмотря на негативный опыт – состояние души. Отрицание высоких чувств, желание спрятаться за своим одиночеством и иронизировать над влюбленными – тоже состояние души, но души озлобленной, а главное трусливой, которая боится боли больше, чем хочет счастья.
К этой категории относился и Вадим, но Алена, видя его богатый внутренний мир, достоинства и тягу к совершенству, так или иначе оправдывала его. Для человека, которого ты знаешь лично, всегда найдется оправдание, лазейка в твоей категоричности – потому что он живой и настоящий, ему под силу изменить привычный ход вещей. А безапелляционно осуждать можно только незнакомца, того, кто для тебя просто силуэт в контрастной картине мира, человека без имени и без судьбы.
Прошло еще несколько однообразных недель. Утро, завтрак, прогулка, дневной сон, обед, пустые дела, придуманные только для того, чтобы наполнить чем-то день, ванна, сон. Алена жила в состоянии какого-то постоянного дед-лайна, жесткого режима, потому что работать она могла только когда Катя засыпала и жизнь ее теперь зависела от чужого графика. Тогда же когда Катя бодрствовала, Алена не могла ни на чем сосредоточиться, потому что ее дочь обладала бесконечной энергией – ей нужно было все время куда-то лезть, хватать, разбирать, собирать снова. В моменты такого буйства Алена могла только сидеть на диване или посматривать ленту интернета, ни на что другое не хватало внимания. И вот как раз в один из таким вечеров она познакомилась с Димой.
Алена не собиралась искать на просторах интернета любовь всей жизни, пока не увидела его. С фотографии на нее смотрел красивый рыжий юноша с удивительными лисьими глазами. Алена замерла на мгновение и предчувствие чего-то значительного окатило тяжелой ее волной.
Она оценила его фото, а затем отложила телефон в сторону и стала ждать. Через несколько минут пришло оповещение – симпатия была взаимной. С горящим сердцем она вышла на прогулку, чтобы не сразу отвечать на его «привет» - пусть думает, что у нее были дела поважнее, но весь тот час, что она качала Катю на качелях или бегала с ней вокруг детской площадки, мысли ее были очень далеко.
Вернувшись, она наконец ответила ему, и между ними завязался оживленный диалог. Темы сразу ушли от однообразных разговоров о работе и учебе в сторону чего-то очень личного, хотя и совершенно бессмысленного. Они говорили о любимых сортах чая, о Шотландии, в которую оба мечтали вернуться, о карликовых оленях, которых Дима видел возле своего офиса. У Алены складывалось впечатление, будто она общается со старым другом, с которым ее разделили нелепые обстоятельства. Их речь была сбивчивой, а слова нетерпеливыми.
Потом она все-таки обмолвилась о своей работе, даже дала ссылку на сайт. До рождения Кати она была главным архитектором в крупной строительной компании, занималась как конструированием зданий, так и дизайном интерьеров, так что посмотреть было на что. Особенно ей нравился ее последний проект квартиры в стиле модерн.
Он пропал на несколько минут, а потом сказал, что у нее отличные работы и что она очень талантлива.
И не успела она ответить ему спасибо, как зазвонил телефон.
- Алена?
- Да.
- Привет. Это Дима. Мы только что с тобой переписывались. Я увидел твой телефон и решил тебе позвонить
Тот факт, что кто-то мог просто так взять и позвонить, без лишних слов и предисловий, а не прятаться за ажурной стеной из отдельных букв заслуживал уважения, и Алене показалось, что в ту минуту она уже любила его.
Она была почти уверена, что любовь возникает сама по себе, как самобытное явление, и только потом находит точку приложения в каком-нибудь человеке. Сам же этот человек в данном процессе является второстепенным героем, заменимой частью уравнения.
Она знала это, потому что уже много дней не ела и не спала, путала названия и даты, была чересчур рассеянна, и дышала не ровно, а каким-то скачками, как дышат люди, нахлебавшиеся соленой воды и только выбравшиеся на берег.
А потому она уже была влюблена, просто еще не знала в кого. И в этом предчувствии бродила по улицам с глазами бездомной собаки и готова была бросаться на каждого прохожего в поиске своего человека.
Дима оказался рядом в нужный момент, но, возможно, и без этого преимущества он смог бы без труда завоевать ее сердце. Он был тонким и многогранным, как ограненный кристалл, в каждой стороне которой так по-разному отражался солнечный свет.
Он назначил ей встречу на следующий день, но через несколько часов уже отменил ее из-за срочной работы. Алена по себя решила, что, наверное, он выяснил, что у нее есть ребенок и решил не обременять себя подобными отношениями. Она успела даже расстроится по этому поводу, но совсем скоро он появился вновь и сообщил, что будет ждать ее в следующую пятницу там, где она скажет – он доверял ее предпочтениям в прогулках по Москве – и тревоги были на некоторое время забыты.
Неделя прошла незаметно в приятных сборах и в трепетном ожидании. Никогда еще Алена так не жаждала свидания с совершенно не знакомым ей человеком. Ее сердце замерло в предвкушении еще неясного, но какого-то удивительного будущего, , солоноватых брызг счастья, застывающих на губах.
Опоздав на двадцать минут, Алена вышла из метро и стала с волнением оглядываться по сторонам. Да, он понравился ей на фотографии и у них была интересная и душевная переписка, но интернет это одно, а жизнь совсем другое, и пока она искала кого-то хоть отдаленно похожего на Диму, к ней подошел довольно-таки худой парень и сказал:
- Привет. Это я.
Алена подняла глаза.
Он был таким рыжим, какими только могут быть рыжие люди. Густо покрытый веснушками, как медными монетами на дне фонтана. Они начинались прямо от линии роста волос и покрывали все лицо, особенно щеки, на которых веснушек было гораздо больше, чем самой кожи. Они толпились там, как люди на митинге, залезали одна на другую, отличаясь только оттенком, бледным или поярче. И вообще лицо его было настолько неоднородным, что могло показаться вовсе некрасивым. Удлиненный подбородок, тонкие губы, небольшой с горбинкой нос. Веснушки украшали и его, и полузакрытые веки, и мочки ушей и даже ту часть шеи, которая иногда показывалась из-под ворота рубашки. Только руки были удивительно белые. Рыжим вообще хорошо живется: за их пятнистой окраской сложно различить, красивый перед тобой человек или не очень, определяющим тут фактором скорее является субъективное мнение, нравятся ли вам рыжие или нет. Как в еде, тебя могут угощать самым вкусным в мире пловом, но если ты не любишь сухофрукты, ты вряд ли оценишь его по достоинству.
Алена полюбила его так сильно и молниеносно, что ничего не могла с собой поделать и считала его самым красивым мужчиной на свете. Но это было потом. А пока она зачарованно смотрела на него, и он, по правде говоря, отвечал ей взаимностью.
Он посмотрел куда-то глубь нее таким взглядом, что сложно было точно сказать, равнодушен ли он или, наоборот, чрезвычайно заинтересован, и сказал:
- Я сразу понял, что это ты. Как только ты появилась.
И слышать это было ей приятно и смешно, потому что на той остановке больше никого не было, только пожилая женщина, продающая жареные каштаны и стая бездомных собак, снующих возле служебных дверей ресторана, в ожидании очередной подачки.
- я знал, что ты будешь в чем-то необычном. Только берета не ждал, - сказал он приглушенным мягким голосом.
На Алене был классический красный берет, какие носят француженки, и она толком не поняла, был ли это комплимент или удивление.
Они медленно бродили по Замоскворечью, несколько раз путая дорогу, в сумерках пытались найти здание Третьяковки, вновь возвращались к исходному месту и начинали свой маршрут снова. Они шли рядом, все время соприкасаясь рукавами курток, и непременно взялись бы за руки, если бы не было еще так рано.
- Ну давай, мой личный гид, расскажи мне про этот дом, - весело сказал он.
- Я же не знаю историю каждого здания.
- Тут есть мемориальная табличка. Пойдем прочитаем. «Доходный дом Смирнова». Что нам это говорит?
- Пожалуй, ничего. Только то, что когда-то он сдавался в наем.
- И это все?
- Все. Но я могу рассказать тебе про греческие ордена, используемые при строительстве колонн. Этот, например, дорический. Он ассоциировался с мужским началом. Видишь, он строгий и четкий, без излишеств. А напротив, вон там, - она показала рукой, - ионический, с завитками.
- Это те, которые похожи на рога?
- Есть что-то.
- Ясно. Строгий – дорический, а ионический – с рогами. Все просто.
- Совсем не просто, - оскорбилась Алена, несколько месяцев изучавшая архитектуру Древней Греции, - это только так кажется, а на самом деле – точный расчет, соблюдение пропорций. Витрувий написал труд об этом в 10 томах!
- О колоннах? В 10 томах?!
- Да.
- Ему, определенно, нечем было заняться, - сказал он и снова посмотрел вверх, как бы проверяя правильность своих доводов.
Алена тоже посмотрела вверх, и они несколько минут стояли так под звездами, переводя взгляд друг с друга на заснеженные капители.
- Замерзла? – спросил он, чтобы как-то нарушить красноречивое молчание.
- Нет.
- Хорошо. Тогда погуляем еще. Я практически весь день торчу в офисе и лишен возможности проводить за его пределами столько времени, сколько бы мне хотелось.
И она чувствовала, как сердце ее заполняется этим пока еще посторонним человеком, который сразу же показался ей родным. С ним не нужно было говорить о фундаментальных вещах, как-то: политические взгляды, прошлые мужчины, планы на жизнь, - все это как будто бы уже было между ними, а может просто не имело смысла, и они только и обменивались незначительными фактами своей биографии, как Дима чуть ли не был отчислен из университета за прогулы физкультуры, а Алена за последние пять лет никогда не каталась на коньках.
- Я думаю, мы с тобой легко восполним этот пробел, - ответственно сказал он. И Алена, знавшая толк в планировании тотчас увидела в этом хороший знак.
В это неспокойное время ей так хотелось быть зависимой от кого-то, чтобы ответственность за все решения лежала не на ней, а на ком-то другом, и, возможно, это было ее первое по-женски правильное желание.
Потом они зашли в кафе и ели равиоли с креветками и сыром и пристально смотрели друг на друга в свете электрических ламп. Длинные темные улицы придавали всему скрытый смысл, а светлое замкнутое пространство – наоборот обнажало тайны, которые летали в воздухе, ударяясь о стены. Дима не скрывая любопытства, изучал ее, скользил взглядом по светлым голосам, оценивал изящное платье – и в этом его вольном взгляде было больше чистоты и откровенности, чем если бы он весь вечер смотрел мимо нее, а сам украдкой поглядывал на ее ноги.
За все время, что они провели вместе, Дима ни разу не взял в руки телефон, разве что когда оплачивал парковку, и это так контрастировало с поведением ее бывшего мужа, который не отрывался от телефона даже во время брачной ночи, что Алена не могла в восхищении не заметить разницы.
Это было идеальное первое свидание! Такое надо описывать в книгах и разбирать в качестве примера. Дима был хорошо одет, открывал перед ней двери, не использовал дурных слов, не курил, был интересным собеседником, а в конце вечера по собственной инициативе отвез ее домой.
Не было только цветов – а ведь Алена их так любила, но эту мелочь можно было легко простить, когда все остальное было так прекрасно.
Они сидели в машине и нужно было уже прощаться, но Алена не хотела уходить, а Диме не хотелось ее отпускать. Но и провести в машине всю ночь было бы странно.
- тебе все понравилось? – спросил он.
- Очень.
- Мы встретимся еще?
- Конечно, - с улыбкой ответила она.
И тогда он потянулся к ней и поцеловал в губы. И поцелуй этот длился несколько минут – по меньшей мере целую песню, игравшую по радио.
- может, погуляем еще?
И они, уже за руку, стали бродить по лабиринтам дворов спального района, пока не замерзли окончательно. Дима проводил ее до подъезда, поцеловал еще раз, но уже не осторожно, как в первый раз, а уверенно, словно показывая свою силу.
Он уехал, а Алена долго смотрела в окно, и ей казалось, что ее жизнь стала напоминать настоящую зимнюю сказку.
***
Он не звонил три дня.
За эти три дня Алена успела умереть по меньшей мере десять раз, но молчаливый диалог, что велся в ее душе, всячески возвращал ее к жизни.
- он позвонит. Обещал позвонить! Не может не позвонить - ведь мы провели такой прекрасный вечер! – говорила ее светлая, оптимистичная сторона.
- А что – если для него он был ничуть не прекрасный. Совершенно посредственный, у него таких было сотни до тебя, и будут еще тысячи – после? А ты уже придумала вашу совместную жизнь! Хорошо, хоть имена будущим детям не дала! – отвечала вторая, более циничная.
- Ты плохо обо мне думаешь! – с вызовом отзывалась первая, - Алиса и Александр!
За окном мягко падал снег. Было что-то чарующее в этом хрупком даре неба, потрясающем воображение на несколько недолгих минут, а потом превращающемся в белую бесформенную массу, годную лишь для детских уличных игр.
Алена открыла окно и высунула руку. На ее ладонь упали несколько снежинок, которые тотчас превратились в мелкие капли. Все удивительные вещи так непрочны! Как любовь. Какой смысл строить предположения, если на другом конце провода человек живет совсем другими мыслями и, соответственно, делает противоположные выводы? Хотя и провода-то нет! Одна веревка – на которой осталось только повеситься!
Телефон приветственно моргнул.
«Он!» - подумала Алена, но увидела на экране только сообщение о сезонной скидке в обувном магазине.
Расстроившись, она вернулась в комнату, где Катя перебирала карточки с домашними животными. Она перекладывала их из одной стопки в другую, подражая голосам животных на картинке. Вот это собачка, а это корова. Только петух у Кати все никак не получался, и вместо «кукареку» выходило что-то похожее на «пуканику».
Алена слушала ее и улыбалась. Катя была для нее воплощением самого ценного и солнечного, что есть в мире, как собственно и для каждой матери. Только появление ее на свет хоть как-то оправдывало ее неудачное замужество. И все-таки она так же испытывала чувство вины за то, что не смогла выбрать своей дочери нормального отца. Да что уж там – хоть какого-нибудь отца!
Бывший муж ни разу объявился и не выражал никакого желания видеть ни ее, ни Катю. Алену это вполне устраивало, ей не хотелось, чтобы Катя чувствовала свою причастность к этому лживому и беспринципному человеку – а потому в их семье даже не упоминалось слово папа. Но что было бы если бы он однажды пришел?! Эта мысль страшила и ставила в тупик.
Пока его не было – можно было сочинить нейтральную историю о том, что не все родители живут вместе, и что ребенок здесь совсем не при чем. Алене не хотелось с детства травмировать неокрепшую психику, рассказывая, как и почему они расстались. Но если бы он появился, то все эти истории никуда бы не годились, потому что тогда пришлось бы рассказать всю правду, иначе он бы произвел на Катю такое же хорошее впечатление, которое и производил на других при первой встрече. Люди были им полностью очарованы и шли на его голос, как крысы, околдованные волшебной флейтой. Они приходили в себя, только когда вода подступала к их горлу, униженные и обманутые, но уже не имеющие возможности хоть что-то изменить. Среди них были взрослые серьезные люди, у которых за плечами были годы жизненного опыта, и целые полосы невзгод. Что уж говорить о маленькой девочке, которой не хватает отцовской заботы? Он наговорил бы ей что угодно, лишь бы довести Алену до отчаяния – сломал бы жизнь даже своему ребенку, лишь бы отомстить за обиду, нанесенную его самолюбию.
Каждый раз, когда Алена вспоминала о нем, а это, к счастью, случалось не часто, она не могла понять, как можно было быть настолько слепой, чтобы не видеть всех предзнаменований судьбы, а их было немало и ругала себя за это.
Алену часто мучило то, что теперь в каждом мужчине она должна была видеть не только спутника для себя, но и отца для Кати.
Видела ли она этого человека в Диме? Вряд ли. Ей больше не хотелось загадывать, она жила настоящим и получала удовольствие от внезапных поворотов судьбы. С Димой ей было спокойно снаружи, но душа ее горела пламенным огнем. Ей все время хотелось его целовать. Раньше такого с ней почти никогда не было.
Смогли бы они ужиться с Катей? Возможно. Катя еще ребенок и приняла бы любого человека, протянувшего ей руку, но и Дима не далеко ушел от нее, ему было 25, по документам на год меньше чем Алене, а по жизненному опыту на все 10.
Поэтому Алена не торопилась рассказывать ему о дочери. Она не собиралась ему лгать, но тема детей у них не заходила и было ни к чему сейчас ее поднимать. Впрочем, он мог и вовсе ей больше не позвонить и на этом вопрос разрешился бы сам собой.
Но этого не произошло. На кухне зазвонил телефон. Алена сорвалась с места и взяла трубку:
- Алло.
- Привет! Как твои дела? – улыбаясь сказал Дима.
- Отлично, - ответила она, подумав, ее дела зависели теперь исключительно от его присутсвия, - как у тебя?
- И у меня. Что-то зимой всегда столько работы, а потом еще допоздна был на курсах, ничего не успеваю. Я думал о тебе, - сказал он после паузы.
И тогда все остальное потеряло для Алены всякий смысл.
***
В следующий раз Дима, как и обещал, взял ее на каток. Она неуверенно стояла на льду, но он крепко держал ее за руку, и это не только не давало ей упасть, но так же грело холодные руки и сердце. Сердце тоже было холодное, но не ледяное, иначе оно уже бы давно превратилось в пар и сорвалось бы с губ легким облачком.
Она медленно подъезжала к нему, а он ловил ее в свои объятия и нежно целовал. Они целовались у деревянного бортика катка, и в сквере напротив ледяных скульптур, и по дороге к машине, которую они поставили во дворе, далеко от входа в парк, и в ресторачнике, где сидели рядом на широких кожаных сидениях и грелись после морозного дня. Весь мир для них превратился в одно сплошное место для поцелуев, в один бесконечный последний ряд кинозала, в котором они были одни, и было в этом что-то мистическое и настоящее.
Алена понимала, что люди не чувствуют себя так в 26 лет; в 17 – возможно, но никак не позже. Она была уверена, что страстная юношеская любовь на то и была такой горячей, что происходила давно и впервые. Этим она оправдывала тот факт, что в дальнейшем ничего подобного с ней не происходило. А ведь она была из творческих натур – загоралась сильно и мгновенно, стоило только поднести спичку к ее огненному сердцу. Но то ли никто не решался на этот фокус, то ли спички отсырели, но ни к одному человеку, после своего первого мужчины, она не чувствовала ничего такого, что чувствовала к Диме на момент их второго свидания.
Казалось, они были созданы друг для друга: совпадали во мнениях, мечтали об одних и тех же вещах, имели схожее чувство юмора. Это было похоже на чудо. После стольких месяцев отчаяния и боли – наконец обрести своего человека, родственную душу, понимающую не только внутренний мир, но и внешний. Он никогда не отпускал ее руки и всегда обнимал так интуитивно верно, что казалось, что они были двумя частями одного целого, идеально подходящих друг другу.
Да, Алена была влюблена. Но утверждение о том, что влюбленный человек слепнет от своих чувств было в корне не верно. Наоборот, у влюбленных зрение обостряется как у диких зверей. Страдает не зрение, а причинно-следственные связи.
Алена замечала смены его настроений, которые выражались в уже заметных морщинах на его лице. Бывают такие люди, которые с самой юности подвержены этим шрамам времени, но если кого-то это и портило, то точно не Диму; его лицо было таким харизматичным, богатейшая мимика в дополнение с россыпью веснушек создавали человека поистине уникального – Алене хотелось смотреть на него, не отрываясь. Она отличала его хороший вкус, и мелодичный голос – когда он думал, что никто его не слышит, он пел и довольно неплохо – они обсуждали прочитанные книги и она отмечала про себя его начитанность. Он говорил верные вещи, которые отзывались в ее душе, прислушивался к ее мнению и очень мило и наивно извинялся за некоторые недостатки своего поведения. А недостатки тоже присутствовали. Например, он редко ей звонил, аргументируя это своей нелюбовью к телефонным разговорам, не дарил цветов (была зима), не говорил слов любви. Алена в свою очередь уже готова была завалить его этими словами, так, что он бы захлебнулся в их потоке, но она дала себе зарок не поднимать тему чувств первой, и теперь все время боялась проговориться.
Но у Алены не было и мысли о том, что все его достоинства были объективными фактами, не имеющими к ней непосредственного отношения. Как любая влюбленная женщина, она видела его насквозь, каждую черточку, мельчайшую деталь, но делала совершенно неправильные выводы: придавала значение одному, зато совершенно отбрасывала другое.
Он был воспитанным человеком, галантным с любой дамой, открывал им двери и подавал пальто; его любовь к книгам началась еще давно, да и пел он задолго до их знакомства. Так что же изменила в его жизни именно она? По правде говоря, ничего. Ему очень нравилось проводить с ней дни, страстно целовать ее по 20, а то и 30 минут, уже мечтая о большем, нравилось слушать ее приятный голос, а когда она пела, он становился еще прекраснее, но при этом он ни на шаг не отошел от своих привычек, так же продолжал всю ночь с пятницы на субботу играть с друзьями в покер, отключать телефон, когда не хотел ни с кем разговаривать и планировал свою жизнь так, словно в ней вовсе не произошло никаких изменений. Словом, он никуда не спешил и следил за развитием их отношений несколько отстраненно, а Алена на основе наблюдений об их общих интересах и взаимопонимании уже построила выверенную модель идеальных отношений, и даже не замечала, что ведет себя в точности так же, как вела себя с мужем несколько лет назад.
Впервые за долгие годы Алене захотелось писать стихи. Вернее, это не Алене захотелось их писать, а сами стихи решили быть написанными. Именно так, а не иначе, потому что от автора не требовалось ничего, кроме как успевать, за скоростью рифм и мыслей. Она писала много и хорошо, полностью отдаваясь процессу – она всегда считала, что чувство только тогда становилось настоящим, когда вдохновляло: кого на подвиги, кого на творчество. Ей словно было важно засвидетельствовать перед самой собой, что это на самом деле происходит в жизни, а не является плодом ее богатого воображения.
Дима звонил редко, но если звонил, то они болтали часами. Алена старалась разговаривать с ним после десяти, когда Катя уже спала, ей не хотелось рассказывать ему о ней вот так, по телефону. Честно говоря, она вообще не хотела говорить с ним на эту тему, ей казалось, что этот вопрос должен решиться сам собой, хотя как именно, она не имела ни малейшего понятия. Она находила причины, почему она была занята и просила перезванивать ей позже, а иногда звонила и сама, спрашивая:
- И на чем это мы с тобой остановились?!
- Я говорил, что гостиница «Украина», наверное, мое любимое здание в Москве!
И эта фраза служила ей руководством к действию. Несколько последующих дней она проводила, изучая историю сталинских высоток, запоминая имена архитекторов и историю постройки. Она узнала, что иностранцы называли их не иначе, как семь сестер, и что здание на Красных воротах конструировалось по уникальной технологии строительства под наклоном, благодаря которой оно должно было встать ровно, только тогда, когда грунт полностью бы осел.
Ей хотелось показать ему, как много она знает, но не подавить его своей эрудицией, а поделиться ею, разделить его интерес.
Дима был очарован ее тонким умом и глубокой чувственностью. Он всячески прислушивался к ее словам, и до конца не мог определить, какого рода эмоции он испытывает к ней. Но каждый раз, когда он брал ее за руку сердце его трепетало.
Его доверие к ней достигло такого уровня, что уже на второй встрече он поделился с ней своими творческими планами в отношении своей работы.
- Я не хочу всю жизнь работать в офисе. Знаю, все так говорят, преувеличивая собственную значимость, и все-таки у каждого есть на то свои причины. Мне бы хотелось создавать что-то свое. Я все время пишу эти программные коды, занимаюсь программированием систем, которые мне в принципе не интересны. Но у меня есть один проект, это все пока еще только мысли, ничего конкретного, но внутри себя я знаю, что именно это должно быть.
- И что же?
- Приложения для создания коротких анимированных роликов. Знаешь, когда люди хотят отправить тебе гифку и им приходится искать подходящую в интернете. А тут можно было бы сделать все самостоятельно. И именно так, как нужно тебе. Я знаю, как это написать и на какой платформе…
- Так почему же ты этого не делаешь?
- Когда-нибудь, - задумчиво ответил он.
Они гуляли по сонному городу, развлекающему себя вереницей цветных огней, оставшихся еще с нового года. Им обоим нравилась эта вечерняя иллюминация, превращающая длинные улицы в красочные открытки.
Перед центральным входом в парк Горького стояла елка в виде перевернутого вафельного рожка. Казалось, что кто-то засмотрелся на блестящую поверхность Москвы-реки с высоты птичьего полета и выронил его из рук, мороженым вниз.
- Завтра мы не сможем встретится, прости, - начал Дима так тихо, словно хотел, чтобы его не расслышали.
- Что-то случилось?
- Девушка моего друга забеременела. Он собирает всех для поддержания боевого духа.
- Будете праздновать?
- Скорее выражать соболезнования. Он как раз хотел с ней расстаться.
- Давно?
- Примерно год.
- Год? Ты уверен, что он хотел именно расстаться?
- Дело даже не в этом. Теперь он должен на ней жениться, а он вовсе не хотел жениться так рано. А если и хотел, то скорее всего не на ней.
- И давно они вместе?
- Больше трех лет.
- И все же он собирался жениться на другой? Тебе не кажется это странным?
- Почему все придают такое значение браку? – неожиданно громко спросил он.
- В каком смысле?
- Почему девушки так хотят замуж, ведь можно жить и так, без лишних формальностей?
- Я не считаю брак формальностью. Выходить замуж нужно тогда, когда встречаешь своего человека и тебе больше не нужно, а главное, не хочется искать никого другого. Когда ты чувствуешь, что это твое. А разве мужчине не хочется официально закрепить свои права на любимую женщину?
- Не знаю. Если кто-то захочет уйти, штампы вряд ли его остановят.
- Но когда выходишь замуж, меньше всего думаешь о расставании, - задумчиво сказала Алена, - может, ты просто никогда не боялся кого-то потерять? А может любил недостаточно сильно?
- Не знаю. Сейчас сложно сказать. Спустя какое-то время чувства либо обостряются, либо стираются из памяти.
- Так он всерьез намерен жениться?
- А что еще ему остается?
- Чтобы быть отцом не обязательно быть мужем. Такие браки обычно быстро распадаются. И вообще, на месте девушки, я бы вышла замуж уже после родов. К чему испытывать лишний стресс, находясь в положении? – сказала она.
Алена с вызовом высказывала свою либеральную позицию, на уровне подсознания понимая, что выглядит скучно, рассуждая о вещах, о которых стоит молчать. Но она слишком хотела понравиться, а потому достигала обратного эффекта.
- Хотя сам бы я очень хотел детей, - заметил Дима, - мне кажется, я проводил бы с ними кучу времени! Играл, водил на каток и в зоопарк!
- У тебя будут красивые дети, - заметила Алена, - с такими же рыжими волосами.
- Не обязательно. Рыжий пигмент передается через поколение.
- Жаль. Я бы и сама хотела быть рыжей.
- А ты знаешь, что если целоваться с рыжим человеком, веснушки могут перебежать? – спросил он, притягивая ее за руку.
- Это проверенная информация? – улыбнулась она.
- Будем это выяснять экспериментальным путем, - и они снова провалились в бесконечный поцелуй прямо посреди улицы.
Мимо проехал троллейбус, глядя на них, он выпустил золотую искру и потерял один рог. Вокруг него тут же началась суета, выбежал недовольный водитель, пассажиры прижались к запотевшим стеклам, громко сигналили проезжающие машины. А Дима с Аленой словно стояли в волшебном шаре, на их плечи мягко ложился снег, а вокруг играла приглушенная музыка.
С ним она чувствовала себя счастливой. Даже когда они были далеко друг от друга, она знала о его существовании, и ей этого было довольно.
Она гналась за любовью, этой или какой-то еще, много месяцев и старалась сделать ее только лучше. Но любовь это не всемирная выставка, на которой нужно было представить все свои достижения в лучшем виде и получить за это главный приз.
Дима был совсем другим, его несколько угнетала деятельность и совершенность Алены, и он втайне мечтал о той, на которую можно было злиться, и доказывать что-то ударами кулака о стол, что в Аленином присутствии было неприемлемо, о той, которую можно было перевоспитывать и просто любить. Его чувства всегда нуждались во взлетах и падениях, а Алена же стремилась только вверх. Он изначально не полюбил ее, так иногда бывает, и этот свершившийся факт сложно было как-то изменить.
Он хотел, чтобы она дала ему серьезный отпор – не прощала его безо всяких отговорок – обиделась бы, послала на четыре стороны, и он уже в качестве своей защиты мог быть грубым и выражать свой внутренний дисбаланс пусть и таким примитивным способом. Но Алена молчала. Эта бессловестная кроткость бесила его сильнее всего. И все-таки в глубине души он знал, что она права, права, когда он не прав и только и делал, что стремился выйти на открытый конфликт и понимание этого делало его неправым вдвойне, а что он не любил больше всего на свете – так это признавать собственные ошибки!
***
Дима не звонил Алене четыре дня и вдруг ощутил резкую потребность в ней. Ему показалось, что все остальное время он просто не видел ее, а сейчас что-то изменилось, и каждая минута без нее длилась целые сутки.
Он позвонил ей и пригласил ее к себе. Он сделал это поддавшись внезапному импульсу, особо не рассчитывая на ее согласие. Но к его удивлению, она согласилась.
Кровь в его висках застучала, и он стал сам не свой, весь в предвкушении ее, и каждый его вдох приближал их встречу.
А Алена в свою очередь была удивлена приглашением не меньше, чем Дима, и зная, что никогда нельзя бежать куда-то по первому же зову мужчины, все равно не могла ничего с собой сделать. Ведь так просто быть соблазнительной, когда ты полностью равнодушна, и как часто излишняя доступность – всего лишь симптом пламенного сердца. Чтобы научиться отказывать, нужно прежде десять раз согласиться, а Алена не имела такого богатого опыта в игре с мужскими сердцами. Все ее поведение в любви сводилось больше к порывам, чувствам интуитивным и прямым, чем к тонкому расчету.
Она вымыла голову, погладила платье, за это время испекла шоколадные кексы, отвезла Катю к родителям и помчалась к Диме, проезжая на все мигающие желтые светофоры.
Двор перед его старым домом не был предназначен для такого количества машин, и они стояли, бессистемно распиханные то тут, то там, как книги на полках переполненной библиотеки. Она остановилась чуть поодаль, куда не падал свет одинокого фонаря и набрала его номер. В воздухе пронеслись три долгих гудка.
Через пять минут он вышел из подъезда, свежий и тревожный, точно школьник. Все внутри него мечтало о ней, требовало ее присутствия. И, наконец, она была здесь, еще красивее, чем прежде, в ней появилось что-то новое, неуловимое, что-то в уголках глаз, дерзкое, манящее, в них билась жизнь, восторг, страсть. Она была такая близкая, что ее волосы касались его лица, мягкие, с крупными завитками, но в то же время она еще не принадлежала ему безраздельно, как он того хотел, и это чувство было для него сродни невесомости – удивительное и некомфортное одновременно.
Он взял ее за руку и провел в квартиру. Прихожая была узкая, в ней едва могли разминуться два человека, но влюбленные всегда решают нехватку места по-своему. Он помог ей снять сапоги, что немного удивило ее, а потом они пошли на кухню пить чай с кексами, которые она привезла с собой.
Кексы были восхитительны, Дима съел 7 штук. Они сидели друг напротив друга, сжимая в руках большие горячие кружки.
- Ты катаешься на лыжах? – спросил Дима, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей.
- Нет. Я вообще не сильна в спорте.
- А вот мы на работе каждый год выезжаем за город и проводим там два-три дня. Кто-то катается со склонов, а наш директор ходит на длинные дистанции, 3 часа туда и три обратно. В прошлом году я выразил желание поехать с ним.
- И как? Ты остался жив?
- Как видишь. Хотя через два часа чуть не умер и повернул назад. Не пойму, как у него это так легко получается!
- Может просто его там кто-то ждет? Когда тебя кто-то ждет, расстояние не имеет значения.
- У тебя есть в этом опыт? – напрягся он.
- Нет. Но я так думаю. Когда тебя кто-то ждет вообще ничего не имеет значения. В этом весь смысл ожидания.
- А если тебя кто-то ждет, а ты об этом не знаешь?
- Это ужасно. Хотя неизвестно, кому сложнее. Тот, кто не дождался, однажды оправится от своей утраты и пойдет дальше со своим большим сердцем наперевес, а другой не будет ничего знать и так и умрет невежественным бревном, потому что нельзя не почувствовать чужого ожидания. Нельзя, понимаешь?
- Еще чаю?
Она понимала, зачем она едет к нему и хотела, чтобы это произошло. Ей хотелось, чтобы он целовал все ее тело, начиная с плеч и заканчивая кончиками пальцев, чтобы он сошел с ума от нежности, провалился в мягкое облако ее горячего шепота, а он все сидел на кухне и рассказывал истории про чужих собак, и про экранизацию известной книги, и про соседа дядю Юру, который однажды привез с рыбалки огромного леща и отдал его Диминой маме в счет долга.
В тот момент он казался ей уверенным и неторопливым, и ей и в голову не приходило, что Дима был порядком смущен, потому что все сводилось к одному, к тому самому важному, что происходит между мужчиной и женщиной. Он жаждал этого с самой первой их встречи, и вот сейчас она была перед ним, и все казалось так просто – протянуть руку, не нужно даже слов – а он медлил, отдалял момент, когда предвкушение, стало бы свершившимся фактом, словно боясь все испортить.
Алена встала и прислонилась к дверному проему, и он, чтобы опередить ее мысль, резко двинулся вперед, в комнату, зажег свет, включил телевизор, но это было лишено смысла, потому что через мгновение она оказалась в его объятиях и теперь между ними не было ни морозного февраля, ни осуждающих взглядов прохожих, ни теплых курток, в которых они были, как воробьи на коротких лапах, все запреты и преграды стерлись в ту минуту, и жар, невероятный жар разлился по всей комнате.
Они любили друг друга так страстно и нежно, как будто делали это в первый раз, как будто за их плечами не было груза неудачного опыта прошлых отношений, переживаний и боли, будто все это было чем-то незнакомым, никак не относящемся к ним двоим.
Алена лежала на спине и волосы ее растрепались по подушке. Она игриво смотрела на Диму, а тот не мог осмыслить этот момент до конца.
Но Алена не была так безмятежна, как хотела казаться. Все уже произошло и было некрасиво и нелепо и дальше скрывать от него правду. Осознание того, что сейчас ей придется все ему рассказать, причиняло такую боль, словно ее пытали каленым железом, но поступить иначе было нельзя. И это сейчас, в такой момент!
- Дим, знаешь, мне так хорошо с тобой…
- Мне тоже. Очень, - ответил он, не чувствуя подвоха.
- И сейчас, когда ты стал таким близким для меня, мне нужно сказать тебе… У меня есть дочь.
- Что? – он даже рассмеялся от неожиданности. Думал, она шутит.
- Да.
- Ты замужем?
- К счастью, уже нет.
- И сколько ей лет?
- Почти два.
Он был так растерян, что даже из вежливости забыл спросить, как ее зовут. В тот момент, когда она произнесла эту фразу, все его отношение к ней в миг переменилось – Алена стала для него ненужной, взрослой и чужой.
Дима, несмотря на возраст, был еще совсем мальчишкой, не сталкивающимся с жизнью лицом к лицу. Проблемы существовали для него только в книгах и не имели к нему непосредственного отношения. Его чувства были прежде всего проекцией мозга - он не мог любить вопреки собственным удовольствиям. Прежде всего он ценил собственный комфорт, безопасность и чувство уверенности в собственной правоте.
Сейчас это было не так. Сейчас все было не так.
Он хотел избавиться от Алены, в первую очередь, как от возможного источника проблем, но главное, потому что еще несколько часов назад он уже почти верил, что любит ее. Это воспоминание он в прямом смысле хотел смыть со своего тела, как дорожную пыль, тщательно и с мылом.
Все очарование и трепет, пусть даже иногда излишний и неуместный, в миг перестали для Димы существовать, как только она произнесла эту фразу. Все его светлые эмоции тут же уступили место волнению и негодованию. Он тотчас почувствовал к Алене неприязнь и повел себя так, как не повел бы себя даже при самых крайних обстоятельствах – скрестил руки на груди и многозначительно молчал, а сам хотел уйти, но уйти было некуда, ведь это был его дом.
Они лежали отстранившись друг от друга, каждый погруженный в свое разочарование. Алена – от того, что Дима повел себя мелко, совсем не по-мужски. Конечно, она готовила себя к такому варианту развития событий, но никогда нельзя подготовить себя полностью к тому, что любимый тобой человек не просто отвергнет тебя, но и сделает это по нелепой, косвенной причине, более того, окажется недостойным самого себя – ведь настоящий мужчина никогда не поступил бы так. В Алене боролось чувство смертельной жалости к самой себе и попытки влюбленного сердца хоть как-то оправдать предмет своей любви, чтобы не признаваться себе в том, что выбрала не достойного.
Алена страдала, но и Дима был обманут в надеждах. Он думал о ней, как о красивой девушке, со своими плюсами и минусами, которая вполне могла бы составить в будущем его счастье, и ему в голову не приходило, что у нее может свое прошлое. Он спрашивал себя, зачем ему нужна была эта ответственность, эта чужая дочь. Когда он говорил о детях, он подразумевал только своих детей, до чужих ему не было никакого дела. Зачем ему нужна была лишняя головная боль, когда вокруг ходила толпа других красивых, молодых и невинных девушек? Да, все они были глупее и поверхностнее Алены, не обладали ее хорошим вкусом и чувством такта, думали по большей части о себе и все время чего-то требовали – но разве это имело значение по сравнению с ее дочерью - посторонним человеком в его устоявшейся системе ценностей?! Он мог бы полюбить Алену, несмотря на разницу в возрасте и за ее совершенства (иногда он считал их недостатками), но полюбить ее в таком свете? Нет, на это даже не стоило тратить время. Ведь с ней у него никогда не получилось бы семьи, а потому надо закончить все, как можно скорее. Рассуждая подобным образом и все больше убеждаясь в собственной честности, он обрел почву под ногами и, наконец, вновь обрел возможность говорить.
- Мы не можем быть вместе, прости. Я не хочу тебя обманывать, ты очень дорога мне. Но у меня в голове есть своя собственная модель семьи, чтобы однажды и навсегда. Понимаешь?
Алена неоднозначно кивнула головой. Тогда он решил озвучить свою мысль более развернуто.
- я не смогу принять твою дочь. Прости. А раз так, то лучше закончить сейчас, чтобы потом не было мучительно больно, ведь с каждым днем мы будем привязываться сильнее.
- Но ведь чувства – это когда между людьми, а не между обстоятельствами.
- Наверное, я еще не дорос до этого. Сейчас я вижу только то, что мы будем отнимать друг у друга время. И ты, и я сможем встретить кого-то, кто бы нас устраивал.
- Но ведь ты меня устраиваешь, - проговорилась Алена, но потом осеклась, - то есть, мы могли бы быть вместе, просто, потому что нам хорошо вдвоем. Ведь тебе же хорошо?
- Почему ты не сказала ничего раньше?
- А что ты это изменило? Ты бы не увидел во мне девушки, только маму, а ведь я точно такая же. Пока ты не знал, ты считал меня привлекательной и интересной, я такая же веселая и легкая на подъем, я полноценная личность, я не говорю только о своем ребенке, как это делают некоторые женщины. Я такая, какой ты меня знал. Так что же изменилось?
- Все изменилось. Ты по-своему права, и наверное, поступила верно. Я уважаю тебя и восхищаюсь тем, какая ты несмотря ни на что. Просто я другой. Я не хочу тебе лгать.
- Но ведь можно закрыть глаза и быть вместе…
- Алена…
- А потом посмотреть, что будет дальше, - она пыталась донести до его сознания мысль, что хочет только жить настоящей минутой, не задумываясь о будущем, наслаждаться моментом, не строя друг на друга планов. Но она не отдала себе отчет в том, что своим легким отношением к жизни она только и хотела еще больше привязать его к себе – ведь она была так не похожа на других девушек, вечно требующих внимания. И усыпив его бдительность – она бы стала неотъемлемой частью каждого его дня, а затем и всей жизни. Но даже она сама не знала этого. А он почувствовал неким чутьем.
- Дальше ничего не будет, как ты не понимаешь? Я не хочу тебя обижать, наоборот, ты так много для меня значишь, что я не готов врать тебе. Я хочу быть предельно честным. Ты плачешь?
- Нет, - тихо сказала Алена, отворачиваясь в другую сторону, - это твое решение. У тебя есть право думать так, как ты считаешь нужным.
И вновь, уже который раз за этот вечер, вся его выстроенная система пошатнулась. Он чувствовал себя моральным уродом, запутавшимся в своей надуманной честности, которая служила только щитом, и все его заготовленные правильные слова сейчас казались ему набором идиотских штампов. В это самое время Алена, которая могла бы повести себя как угодно, не только не обвиняла его, но и не плакала и вообще представляла собой идеальную девушку. А он не только обидел ее, но и пытался выставить себя правым, и от этого ему стало вдруг так мерзко на душе, что он в конец растерялся и не мог больше найти нужных слов. Он судорожно брал ее за руку, и говорил какие-то нелепые комплименты, уходил курить, заедая неприятный вкус сигарет сладкими мандаринами, он непременно уводил ее с собой на холодный балкон и прятал в свою теплую куртку, потом снова ложился рядом, накрывая одеялом, неуместно шутил и хотел только одного – чтобы эта ночь поскорее кончилась. Он знал, что утро будет еще мучительнее, но об этом можно было подумать потом, когда у него появятся к этому силы, но вовсе не сейчас. Он был жалок, смятен и сломлен. И ему казалось, что несколько часов назад он любил Алену всем сердцем и только нелепый факт ее прошлого не давал им быть вместе.
Алена не могла не видеть его душевного состояния, и несмотря на то, что ее выдержки едва хватало на то, чтобы не заплакать, она все равно пришла к нему на помощь.
- Ну что ж. Тогда не будем больше вспоминать об этом. Сколько уже времени? Три часа? Пойдем спать, – при этих ее словах Диму охватило острое чувство благодарности.
- Поговори со мной.
- О чем?
- О чем хочешь. Не оставляй меня одного.
И она говорила. Говорила о путешествиях в маленькие Итальянские города и большую Америку, которая казалась чем-то совершенно невероятным, как чудесный замок в стеклянном шаре воды. Она рассказывала ему про жизнь великих писателей и художников, рассказывала о секретах блюд, спрашивала о тонкостях его работы и он отвечал, отвечал со всем жаром, потому что ему было необходимо просто механически разговаривать о чем-то. Он совсем забылся, но руку ее ни на секунду не отпускал, как будто она была для него чудодейственным источником энергии.
- ты знаешь, я поняла, как мы с тобой будем дальше общаться! – вдруг весело сказала Алена, - раз в месяц мы будем проводить с тобой ночь, и я буду тестировать тебя на знания! Например, искусство, или литература, или история!
- Тогда мне с первых чисел надо будет начинать готовиться, - под стать ей отвечал Дима, обрадованный этой легкостью в разговоре о будущем.
- Конечно. Я буду составлять тебе вопросы и присылать по почте!
- С ответами?
- Конечно, нет! В чем тогда смысл? Неужели ты совсем не хочешь думать сам?
- Мне приятно, когда ты за меня думаешь, - ответил он и вновь с грустью подумал об открытиях этой ночи.
- Все-таки я совсем ничего о тебе не знаю! Расскажи мне 10 фактов о себе!
- 10 фактов? Это слишком много! Я столько не наберу – я обычный.
- Не правда. Ты не можешь быть обычным, - сказала Алена, заглядываясь на его веснушки, которые спрятались на веках, - у каждого есть свои необычные мелочи. Я вот, например, не люблю зеленый цвет, особенно на машинах. Не понимаю, как можно купить зеленую машину.
- Ну разве это заслуживает внимания?
- Почему нет?
- Хорошо. Однажды я мог умереть!
- Как это?
- Я зашел в воду и долго стоял, пока не понял, что мне нужно дышать!
- При всем уважении, могу констатировать факт отсутствия мозгов. Не обижайся.
- А еще родителям сказали, что будет девочка, а родился я. Все. Я больше не знаю, что сказать, - сказал он небрежно.
- Ну как же? Неужели?.. Вот я, например, боюсь рыб!
- Рыб? Каких? Всех?
- Нет. Акул не боюсь.
- Ты нашла, кого выбрать, - медленно проговорил он, глядя ей в глаза.
И потом все произошло, как в кино. Он привлек ее к себе и стал целовать, как будто между ними не было того разговора, только бесконечная близость. Нет, не так. Как будто разговор был, и были переживания, и натянутые нервы, и ее сухие слезы, но это чувство – чувство необходимости друг другу – своеобразной любви – оказалось сильнее их, и все, что было до – перестало иметь всякий смысл.
На часах было 7.30, когда он бережно укрыл ее одеялом, взял за руку и заснул. Потом ее рука случайно выскользнула из его пальцев. Он тотчас же проснулся, как от нехватки воздуха, проверил, что она здесь, снова зажал ее ладонь в своей и лег рядом.
Они проговорили всю ночь. Первую ночь, которую она провела без своей дочери. Первую ночь, которую он провел с ней.
Утром они все так же не знали, что говорить, а потому больше целовались и зарывались в объятия друг друга, чтобы не натыкаться на растерянные взгляды. Каждый их поцелуй неизменно заканчивался взрывом страсти, и уже через несколько минут, они находили себя в постели, словно в каком-то неясном сне.
И все-таки Алена нашла в себе силы отдать ему его футболку, в которой она так недолго спала, быстро одеться и остановиться на миг у двери.
- Подожди, я провожу тебя до машины, - сказал он и, набросив куртку, вышел из квартиры.
Они медленно шли до стоянки, держась за руки, и каждый молчал о своем. Это была сложная, неловкая минута. Дима знал, что сейчас ему обязательно надо будет что-то сказать, но не имел понятия, что именно. Ведь он всегда гордился тем, что никогда не бросает слов на ветер, а потому тщательно обдумывал каждое. Но вновь это ни к чему не привело, и он только и смог вымолвить жалкое:
- Я позвоню сегодня вечером.
Но она уже не слушала. Она увлеченно считала веснушки на его лице. Так было легче удержаться от слез. А еще она силилась запомнить его рыжие волосы и удивительный разрез глаз – прежде она такого никогда не видела – на тот случай, если это их последняя встреча. А она почему-то была в этом уверена, несмотря на все его слова.
Он еще раз поцеловал ее, словно скрепляя этой сомнительной печатью их соглашение и посадил в машину.
Она включила поворотник и выехала со двора. Но она не успела проехать и пары кварталов, как слезы заполонили ее глаза и движение дальше было сопряжено с риском для жизни. Она так и остановилась посреди дороги, а слева и справа от нее неслись куда-то машины, сигналя и совершенно не сопереживая ее горю. И у каждого из водителей были свои причины для раздражения.
«Конечно, - думала Алена, - едут куда-то в магазин и главная проблема на сегодня, что приготовить мясо или рыбу! Что за мелкий мир?! Когда в двух шагах разыгрывается драма без какого-либо логичного конца, даже без причины, потому что причины нет и быть не может, потому что причина – только отговорка, но для меня – приговор! Смертельный, без права обжалования, а ведь мы живем на планете людей, где нет никого ближе другого человека, но как показывает практика – нет никого и дальше. Расстояние – субъективная величина, на нее нельзя полагаться в своих расчетах».
Немного успокоившись, она взяла телефон и написала только:
«Вадим, все плохо! Не знаю, как быть!»
И без лишних вопросов и промедлений получила ответ:
«Я с тобой. Скоро позвоню. Не плачь без меня».
Какой же сильной ей показалась тогда эта фраза!
***
Прошло три дня.
Все это время Алена плакала. Девушке стоит иногда выплакаться, особенно, когда с ней этого давно не происходило. Слезы застаиваются в организме, как вода, а в стоячей воде, как известно, вымирает вся жизнь.
И что удивительно – Алена не плакала уже почти два года.
Она ни разу не плакала ни по поводу своего развода, ни даже из жалости к самой себе. Даже сентиментальные книги оставляли ее равнодушными. А ведь раньше для слез ей достаточно было только знака. Но в какой-то момент она просто закупорилась, как бутылка шампанского, которую сейчас взболтали и тотчас же решили открыть. Пробка улетела к потолку, разбив люстру, а само шампанское было разлито по всей комнате.
Она редко вспоминала своего бывшего мужа, словно между ними ничего не было. Знакомые удивлялись какими слабыми между ними оказались межличностные связи, и только Алена знала, что связи были не слабыми, а разрушенными, прогнившими изнутри.
Но с Димой все было иначе. Отношения с ним были похожи на любовную линию в Аргентинском сериале; Алена закрывала глаза и словно видела на большом экране их первую и последнюю ночь, их одиночество, у каждого свое, а потом несокрушимую силу чувства, притягивавшую их друг к другу вопреки всему. Да, из их отношений, пожалуй, получился бы неплохой фильм. И Алена думала о Диме все больше и больше, ведь какой девушке не хочется почувствовать себя героиней романа.
На четвертый день успокаивать ее пришел Вадим. Он принес букет чайных роз и торт с клубникой. А она впервые ничего не могла ему предложить взамен и только говорила и говорила, и словно очищалась от внутренней тоски.
Вадим выключил телефон и молча пил чай. Он был поглощен Аленой. И когда она сидела перед ним – некрасивая, распухшая от слез, не думающая ни о своем взгляде, ни об осанке, тогда она была для него идеалом женственности и простоты, сильная женщина, не боящаяся своей слабости и просящая о помощи. И как же он был счастлив эту помощь оказывать – он чувствовал, что отдавая, наполняется дважды и это пьянящее ощущение не имело ничего общего ни с эгоизмом, ни с тщеславием.
Он утешал ее, гладил по голове, но так же понимал, что сейчас он всячески подбадривает ее, а ведь она только маленькая девочка и ее внутренние ресурсы весьма ограничены. И все же Алена же сохраняя девичью прелесть и пыл, была все же несокрушима, как каменная оборонительная стена и Вадим не мог ею не восхищаться, как друг и, что не менее важно, как мужчина.
- И он только дурак, и не больше, и я вообще не вижу смысла разговаривать на эту тему. Забудем о нем, как о чем-то нелепом, закажем пиццу или выберемся в кино, на какой-нибудь ночной сеанс. И ты будешь разыгрывать из себя, кого угодно и понимать, что достойна большего, чем убиваться по черт знает кому!
Алена знала, что он прав, что Дима действительно не стоил ее слез, но эти верные слова сейчас не имели для нее никакого значения. Ей нужно было просто признания за собой право на душевную боль и больше ничего.
Алена считала себя специалистом в психологии отношений мужчины и женщины, но не могла понять одной простой истины, что она ждала от Димы действий, на которые он не был способен. Она хотела от него каких-то слов, а он и не догадывался о том, что нужно вообще что-то говорить, и вся ее душа кипела от ярости в то самое время, когда Дима находился в состоянии полной душевной ясности.
После периода слез наступило время равнодушия. Алена все так же ходила по дому грустная и практически не хотела выходить на улицу – благо была зима и Катя тоже не жаждала мерзнуть на площадке – она все же вернулась в свой прежний ритм жизни и даже иногда хотела есть и улыбаться. Но наступали и минуты бездействия.
Все то время, что Алена сидела без сна и движения в своей комнате, вновь и вновь прокручивая в памяти обрывки их немногочисленных разговоров, она утешала себя мыслью, что о том, что, как бы все ни кончилось – полным разрывом или счастливым воссоединением, Дима все равно никогда не сможет ее забыть.
Она верила, что с кем бы он ни был после нее, он будет остро ощущать культурную пропасть между новой девушкой и ею, и это не даст ему до конца быть счастливым. И отчасти она была права. Дима действительно в первое время тяготился обществом своих друзей, многие из которых не знали и примитивных вещей, но к вопросу счастья это не имело никакого отношения. Он виделся с другими девушками. Нет, он не ходил на свидания и не искал никого специально, просто на больших вечеринках получалось так , что он разговаривал с ними, не в порядке флирта, а больше просто, чтобы скоротать время и еще раз убедиться в собственной неотразимости. И к своему удивлению он понимал, что несмотря на то, что ни с одной из них он не мог поговорить ни о Джоне Стейнбеке, ни о верованиях древней Руси, с ними ему было если не интереснее, то несомненно легче. Ему не надо было следить за речью, пытаться вспомнить что-нибудь эдакое, чтобы поразить собеседницу, он просто говорил, что думал, а так как в принципе он был человеком не глупым, то мысли его звучали ясно и гладко и приводили многих в восторг. И если с Аленой он был вечным учеником, то без нее роли менялись самым разительным образом, и он был уже учителем, которого слушали с замиранием сердца. И этим он был доволен и горд.
И при этом он все же думал об Алене, как о Событии в его размеренной жизни, но не знал, что с этим Событием делать. Мысли о ней требовали решения, а решения он принимать крайне не любил и поэтому раз за разом откладывал их на завтра. Завтра, как всегда, не наступало.
А Алена, не зная ничего этого, спасалась размышлениями о своей незаменимости и только они давали ей возможность как-то пережить тяжесть последних дней.
Несбывшиеся ожидания, тяжелый развод, хлопоты с ребенком и вот теперь эта несчастная влюбленность, равной которой по силе она не испытывала много лет – а ведь она пыталась закрыть ею дыру, образовавшуюся на ее разбитом сердце! А оказалось, что спасаться было нужно от себя самой – если раньше дыра и была, то ее можно было затянуть, но эта новая любовь сделала его просто неизлечимым. Оказалось, что боль от утраченных иллюзий была ничем по сравнению со страданиями по Диме. Она полюбила его всем существом своей отчаянной души и тем убийственнее было его отрицание этих чувств. Самые сильные чувства возникают в наиболее тяжелые моменты. Сердцу просто нужно найти в ком-то утешение, и оно берет на эту роль первого встречного и обрушивает на него все имеющиеся в запасе эмоции.
Алене казалось, что силой любви можно разрушить любые преграды, но она забыла о непоколебимом равнодушии – самой непобедимой силе, данной душевным трусам. Нет, она не понимала этого и набивала шишку за шишкой в борьбе с пустотой, которая хоть и была плотной и несокрушимой, как камень, но все же оставалась пустотой, из которой ничего не могло образоваться.
Несколько дней были вычеркнуты из жизни, стерты с лица земли, а вскоре, Алена взяла в руки ноутбук и стала писать стихи. Она писала их пачками, причем без ущерба качеству, словно открылись потаенные запасы. Выжимала себя, как лимон, с болью вспоминала самые трепетные детали и выражала их на белом полотне листа, и как ни странно именно эта мазохисткая работа поставила ее на ноги.
Стихи бередят раны, а проза их залечивает. Она, как опытный врач приходит к тебе в палату с целебной мазью и обрабатывает ею твое сердце, голову и руки - то, что страдает больше всего. И говорит так ласково, по-отечески, подожди пару дней, все пройдет. И ты заглядываешь в его светлые, как из мутного стекла глаза, и веришь. Заворачиваешься в одеяло и начинаешь отчитывать условленные 48 часов.
Но тут появляется некто, кто заставляет тебя спрыгнуть с кровати, пуститься в пляс, начать о чем-то думать, стоять на голове. Да-да, со стихами все так и происходит. И вместо того чтобы постараться выбросить все из головы, ты, наоборот, только и делаешь, что копаешься в ней, чтобы обнаружить какую-то новую мелочь, ранее тобой не замеченную. И потом еще несколько дней плакать над ней навзрыд. Стихи - чистой воды мазохизм, когда ты засовываешь свое сердце в соковыжималку и наполняешь бокал до последней капли удивительным, но выстраданным напитком.
Она придумывала только первые строки, оставляя их про запас, а иногда писала и весь текст целиком, без пробелов и исправлений, спустя несколько дней она возвращалась к брошенным строчкам и доводила их до ума, а голова и пальцы, быстро бьющие по клавишам, уже бежали впереди нее в предвкушении новой драмы.
Она знала, что если от человека остались стихи, песни, картины, хоть что-нибудь – значит и сам человек был не зря. Руководствуясь этим принципом Алена отбрасывала от себя тех, о ком нельзя было сказать ничего особенного, тех, кто бы затерялся в лабиринтах ее памяти и пришлось бы отыскивать записи в дневниках, чтобы восстановить то или иное имя. Для того она и придумала уловку с 10 пунктами о себе. Если человек мог сказать о себе что-то необычное, значит, во-первых, он располагал некими удивительными качествами, а, во-вторых, иногда о них думал, а думающий человек, в наше время, был редкостью и отличным материалом для работы.
И все-так довольно скучно страдать, если в страданиях нет развития. Я всегда представляла свою жизнь, как некий кино фильм, и вот как раз если следовать всем кино законам, то ситуация должна развиваться следующим образом. Завязка, мы встретились и немного влюбились! Драма: у меня ребенок. Развязка: он принимает для себя решение, приходит ко мне с цветами и говорит – давай попробуем. И тогда имеют смысл ежедневные страдания без перерывов на обед, драматичные статусы, писание стихов, потеря аппетита и прочее. Потому что это нормально для сюжета. А если на этом все? И тот поцелуй в машине был последним, и он сидит себе сейчас на даче и преспокойно пьет чай, так как кофе, как и я, он не пьет, то я просто законченная влюбленная дура, а вовсе не героиня романа, и во всех моих слезах нет ни капли сюжетности, а одна только глупость. Но проблема в том, что ты совсем не знаешь, что будет впереди, а поэтому ты плачешь и плачешь и жалуешься друзьям, знакомым, а то и вовсе не знакомым людям, потому что не можешь молчать.
И все-таки ей хотелось допускать возможность, что в циничном современном мире есть место чуду. Люди не исчезают драматично, не растворяются в воздухе, да, они терзаются сомнениями, они страдают, думают, рассуждают, они выпадают из жизни, уходят в загул, но потом возвращаются и вспоминают все, что было и чувствуют острую нехватку друг друга, и начинают скучать, и вспоминают то лучшее, что было. И идут на сделку с совестью, думая, ну может попробовать еще один раз. И это повторяется снова и снова, потому что важно только то, что между двумя людьми и никакие другие внешние обстоятельства. Может она накручивала себя? Он же сказал нет. Нет и все. Но все его поведение, все в нем говорило обратное. Потому что человек, который говорит нет, не делает потом «да».
Но проходили дни, а телефон задиристо молчал – даже Вадим уехал куда-то по делам и не появлялся в сети. Алена лежала на диване, размазывалась по нему, как масло по хлебу и плакала. Катя подходила к ней, говорила «беняжка мама» и начинала плакать с ней заодно. Дети не умеют разделять чувств на свои и чужие, они попадают в зависимость от чужих настроений, как бы подражая им. Алена прочитала об этом в книге по детской психологии. Последнюю неделю только этим она и жила, слезами и книгами по психологии.
Ее дочь была удивительно похожа на нее, и внешне, и по характеру. И часто Алена ловила себя на мысли, что она видит не только своими, но и Катиными глазами, что она одновременно и мать и дочь - обе ипостаси и тогда она чувствовала полное единение и гармонию с самой собой. Она всегда хотела именно дочь – свое прямое продолжение, что могло кому-то показаться эгоистично, но разве имело это какое-то значение?
С сыном все было бы гораздо сложнее, особенно в виду отсутствия отца, в нем надо было воспитывать гордость и уважение, развивать быстрый ум, но и не дать стать прилежным учеником, соблюдать грань между гением и хулиганом, и лишь в этом случае ждать, что из него выйдет настоящий мужчина. А девочку нужно было только любить и баловать. И не бояться, что она вырастет капризной. Капризных тоже любят и порой гораздо больше. Алена чувствовала, что лично она наоборот была излишне терпимой и понимающей и в этом и лежал корень всех ее проблем.
Иногда одна разбитая тарелка важнее тысячи слов.
Прошло еще две недели и Алена окончательно примирилась с фактом того, что он больше не позвонит. И когда он точно решила это для себя, ее жизнь сразу стала размереннее и проще, сразу появилась куча свободного времени, которое она прежде тратила на выдумывание оправданий его молчанию и трусости. В то время, когда в ней еще теплилась надежда, Алена словно жила за них обоих, бросала ему в лицо справедливые обвинения и тут же отвечала самой себе взвешенными мудрыми словами, которых сам Дима по-видимому найти не смог. Но теперь это театрализованное представление закончилось и она была представлена самой себе и никакие голоса, внутренние или внешние, не могли помешать ей выражать свое мнение о нем резкими словами, когда никто рядом не мог ее услышать.
Но вся ирония состояла в том, что на самом деле она злилась не на него, а на себя, потому что снова поверила в сказку об идеальном мужчине, наделила его всеми качествами, которыми он не обладал и обладать не мог.
Из тех черт характера, которыми он обладал, она складывала великолепную картинку, практически шедевр, но в данном уравнении различное положение составляющих меняло весь результат. Как шеф-повар из ограниченного набора продуктов приготовит нечто изысканное, так дилетант в этой области смешает те же ингредиенты в большой кастрюле и получит самое большее – безвкусную солянку, так и в случае с Димой – он сам постановил себе быть обыкновенным, хотя Алена видела в нем лучшего мужчину на свете.
Но сделать с этим ничего было уже нельзя. Обыкновенным быть легко и не зазорно, а статус совершенства всегда нужно доказывать и подтверждать.
Но вместе с крушением надежд у Алены появились еще два новых для нее чувства, прежде никогда не работавших в тандеме: уверенность и грусть. Это был не плач о том, что ее никто не любил, а просто сожаление, что она снова была одна. Она признавалась самой себе, что ей хотелось быть с мужчиной, чтобы ее вели за руку – без руки она попросту терялась – но с этой внутренней болью и нереализованностью можно было жить. Прежде она упивалась своими страданиями и бездействуя ждала катарсиса, иногда неделями, а иногда и месяцами.
Она перегорела, но не разучилась чувствовать. Смотрела на чувства с высокой горы.
Рыжий мальчишка? Нет! Скорее он был маленьким мальчиком!! Возникала проблема, и он отсиживался в своем молчании. Она ворвалась в его жизнь – вихрем, смерчем! А ему бы только обратно в свою раковину, где было так хорошо и уютно! Бесхребетный моллюск, не могущий разогнуть прямо спину, потому что самой спины не было, потому что не было ничего – одна скользкая масса, и возможно еще глаза или рога. Но рога были точно не от нее. Уж чего-чего, а в искусстве создания мужчины она не научилась делать только рогов. Три недели без звонка, хотя обещал, а когда-то говорил, что держит слово! Даже про честное слово - одни слова. И хотя то, что она разлюбила его (она всячески убеждала себя в этом), не мешало ей хотеть видеть в нем хорошее, видеть было нечего. Он оказался трусом, и только. Бежал от самого лучшего, что было в жизни, потому что не умел жить и любить. Не умел хотеть. Жил только настоящим «хорошо» и этого было довольно.
Он исчез и ему было удобно делать вид, что ничего не было. И в такие минуты она ни о чем не хотела с ним говорить – а впрочем не было и возможности – чтобы не разочароваться в нем полностью и сохранить у себя в душе хоть крупицы восхищения этим прекрасным человеком, которого она создала у себя в сердце.
Но на этом ее внутренние изменения не окончились. Она не только приняла факт, что Дима ушел из ее жизни навсегда, но и саму жизнь, с ее шероховатостями и несовершенствами, она поняла, что с этим грузом можно двигаться дальше, не только не теряя скорости, но и извлекая выгоду из прошлых неудач, она научилась видеть скрытые возможности и даже не боялась ими время от времени пользоваться. В общем, ей было чем похвастаться Вадиму.
- Знаешь, даже хорошо, что ты уехал, - сказала она, - мне некому было ныть. Я сохранила свое лицо, честь и достоинство.
- Ты бы сохранила их в любом случае, только репутация была бы слегка подмочена слезами. Но это временный эффект.
- Научи меня жить. Все мои теории оказались неверны. Из серии «забудьте все, чему вас учили в школе». Так вот я забыла, у меня пустая голова и много места для чужих лекций. А ты единственный, кем я восхищаюсь.
- Я польщен. Но боюсь тебя разочаровать, ты очарована мной лишь потому что не знаешь изнанки моей жизни. Я не лучший человек. Иногда сам не дотягиваю до собственной планки.
- Но ведь не оттого, что ты плох, а оттого что планка слишком высока. Не лги мне – я знаю. Кто-то достигает всего, только потому что для них «все» – это старая машина и вечера наедине с телевизором. Ты не такой. И я не такая. Наши планки где-то за облаками – не допрыгнуть, и все же попытаться стоит, ведь только в этом настоящая жизнь, ведь так?
- Когда ты говоришь, кажется, что все имеет смысл.
- А все и имеет смысл, просто его не всегда видно. Всегда нужен человек – зеркало, чтобы смотреть в него и понимать, что ты делаешь так, а что нет. Самого себя не оценишь. Мне вот, например, кажется, что я все в жизни делаю не так, ну вот абсолютно. И все решения мои были глупыми и фатальными.
- Это не так.
- Но сейчас я в ужасной ситуации, в которую попала только из-за своих решений. Я не склонна кого-то винить. А твое настоящее единственный объективный показатель того, правильно ты живешь или нет.
- И да, и нет. Настоящее несомненно отражает результат твоего прошлого, но иногда ты оказываешься на дне, только потому что прыгала слишком высоко и немного не долетела.
- Ты меня так утешаешь? – улыбнулась Алена.
- Немного. И все-таки это правда, - он взял ее за руку и на его лице отразилась вся палитра разнообразных чувств, - ты многого не знаешь и не умеешь, но это не беда. Опыт – дело наживное. Ты в самом деле наделала кучу ошибок, но зачем сейчас говорить об этом? Теперь ты другая. И другая благодаря и этим ошибкам тоже, новая, сильная, совершенная. Просто пойми, что для счастья тебе никто не нужен. Тебе не нужен мужчина, чтобы быть любимой – ты умеешь любить себя сама.
- Вот в этом ты не прав.
Дима был не единственным, кто не влюбился в Алену с первого взгляда. Был еще один человек, кто был к ней равнодушен. И этим человеком была она сама.
Всю жизнь она держалась в стороне, опасаясь лишнего внимания, потому что боялась оказаться в неловкой ситуации, она сравнивала себя с другими и далеко не всегда в свою пользу и даже оправдывала мужчин, не удостоивших ее своим вниманием. Даже ее стремление быть во всем лучшей было ни что иное, как во что бы то ни стало добиться чужой любви – ведь если она будет лучшей, ее обязательно полюбят, разве не так?
Но теперь она как будто заново видела мир. В прозрачном свете холодного солнца, выделявшем, как луч софита все самое важное, она вдруг отчетливо разглядела, что любовь не имеет никакой логики и мотивов. Любят и некрасивых, и глупых, и женщин со скверным характером, и не умеющих готовить и даже городских сумасшедших, которые держат в квартирах 30 сиамских кошек.
Но если даже Алена любила саму себя только за заслуги, то как она могла ожидать чего-то иного от незнакомого человека? Но в этом был и смысл – ее вечный поиск второй половины был направлен только на то, чтобы получать необходимый для нормального существования заряд любви хоть от кого-то, раз сама она не была на это способна. Но в этой непрекращающейся гонке, в которой она цеплялась даже за крупицу чужого расположения, она теряла самое главное – саму себя, целостность и уверенность, и, измотанная, не видела настоящих чувств, за которые действительно стоило бороться.
- для меня любовь мужчины всегда была как будто подтверждением того, что я действительно чего-то стою. Словно литературная премия для писателя. Вроде того, что я сколько угодно раз могу говорить, что я прекрасна, но пока этого не заметит кто-то другой, моим словам грош цена!
- Вроде взрослая девушка, а говоришь глупости!
- И совсем не глупости. Тебе легко говорить, в твоей жизни все устроено, а я даже не знаю, что будет завтра.
- А я вот знаю.
- И что же?
- Завтра будет понедельник. Хочешь, я брошу работу и мы пойдем с тобой в лес делать шашлыки?
- За окном февраль!
- Черт! Ну я что-нибудь придумаю.
- С февралем?
- С тобой! И еще, если тебе нужен мужчина, просто чтобы говорить тебе, что он любит тебя, звони сразу ко мне, а не ищи бездарных рыжих мальчишек и прочих сомнительных личностей. Они тебя не стоят.
- Спасибо, - она была тронута, - нет, правда.
Прежняя Алена не могла и подумать о том, что мужчиной, который скажет ей слова любви будет не муж или любовник, а друг, человек, который не будет стоять слишком близко, но благодаря этому видеть ее всю целиком, как произведение искусства. И этот взгляд, взгляд мастера, более верный и цепкий, чем пристальное изучение дилетанта, открывал ей себя с иного, гораздо более выгодного ракурса. Она смотрела на себя его глазами и влюблялась в эту юную девушку, такую нерешительную, несколько угловатую, но уже сильную и волевую, в чьих глазах уже читалась будущая смелость, чей внутренний мир восхищал и завораживал. И захотелось восхищаться собой и за непоследовательность, и за раскиданные по квартире вещи, и за широкий овал лица, и за разноцветные носки, которым она никогда не могла найти пару! Все это стало неважным. Есть твое сердце и улыбка – остальное не имеет значения.
Она словно разрешила себе жить полной жизнью, сняла внутренние ограничения, училась жить по-новому, с самых первых классов, когда еще не знаешь, что хорошо, а что плохо и самостоятельно делаешь открытия. Сердце ее успокоилось.
Мысли о Диме иногда приходили, но они уже не вызывали бурю страданий.
Когда она представляла его, то мысленно давала две сильных пощечины, сначала правой, а потом левой рукой и только потом могла думать о нем дальше. Это желание причинить ему боль было для нее ново, прежде пощечин она никому не давала, ни мысленных, ни реальных. Наверное, ей просто хотелось преобразовать свою внутреннюю борьбу в фактическое действие и, выплеснув ее наружу, избавиться от нее навсегда. Потому что переживать из-за него было неприятно – она видела все его недостатки и все равно страдала по нему, и от этого было вдвойне обидно. Страдала бы из-за какого-то нормального человека, а тут на тебе!
А ведь когда-то он был счастлив с кем-то целых два года и ей-то уж он наверное говорил слова любви и мечтал избавиться от той другой уже в первую ночь.
Она села на диван и постаралась успокоиться. Прошлое есть прошлое – ей нет до него никакого дела. Все, что было до нее – не считается, он не подозревал, что такие как она существуют в природе, но вина за тех, кто будет после, будет лежать полностью на нем. Потому что новые отношения – это больше чем измена, это предательство, насмешка над чужой душой. При мысли о том, что у него может быть другая, ей стало дурно. На нее в прямом смысле напал приступ тошноты и ей пришлось высунуться в окно, чтобы хоть немного освежить голову.
И почему она никогда не ревновала Вадима, хотя и восхищалась им, а Диму – прямо до дрожи, хотя он уже и не принадлежал ей, да и принадлежал ли вообще! Что это было? Любовь?! Но если так, то почему же судьба допустила, что они с ним встретились и прошли мимо?! Не надо было тогда ей ехать нему и вообще…
Хотя нет, надо было! Они все равно не были бы вместе, но если бы между ними не случилось бы этого всего, то не было бы и душевного опыта, и влюбленности, и всех стихов, и нового понимания мира. Это было прекрасно, хоть и очень больно. Но, как считала Алена, лучше было быть глубокой и любить весь мир, хоть и страдать, чем плоской, как бумажная кукла, зато пребывать в покое. Нет-нет, покой не был предназначен для нее.
И еще она поняла, что есть вещи, которые нельзя прощать. Нет, не измену или предательство. Это не обсуждалось. А мелочи, которым на первый взгляд не придается никакого значения! Отсутствие цветов на свиданиях, не-признание в любви. Ведь если бы у них все сложилось, то эти шероховатости обязательно всплыли бы на поверхность. Каждая девушка вспоминает первый поцелуй, первое признание… а если его не было, если оно затерялось в потоке обычных слов, как крупица золота в песке – так что и не вычленишь? Алене это, когда-то казавшееся небольшим, сейчас виделось громадным.
Ведь если у вас все сложится, то ты обязательно об этом вспомнишь. Когда она думала о муже, она думала не о нем, а о том, как же тогда она была слепа, что не видела очевидных вещей. Он никогда не любил ее. Он даже не смог сделать нормального предложения, он не признался ей в любви с чувством, все было не так, все. И куда это привело?! Даже нечего было вспомнить! О Диме написано, сказано и выплакано за 4 недели гораздо больше, чем за 7 лет отношений с ним.
О Диме было, что вспомнить, только вспоминать было не с кем, разве что рассказывать внукам о драматичном фрагменте своей жизни, да и то сомнительно – за столько лет понятия о драме настолько изменятся, что ее история будет не занятнее вечерней сводки погоды.
Их отношения – с самого первого дня – были похожи на параболу, с нуля они стремительно рванули ввысь и, на несколько мгновений задержавшись в высшей точке, так же быстро покатились по наклонной. Расстояние, пройденное из точки а в точку б заняло ровно два месяца – месяц на то, что бы полюбить, и еще один, чтобы вернуться в прежнее, предболезненное состояние. Алена вновь оказалась в исходной точке, будто ничего не произошло.
***
После двух недель поисков удаленной работы, Алена, наконец, наткнулась на вакансию, которая ее вполне устраивала.
Всего-то и требовалось, что рисовать одностраничные сайты для молодых компаний, только появляющихся на рынке, писать текст и сводить менеджеров с рекламщиками. Работа не пыльная, зато на дому и позволяла собрать себе портфолио в кратчайшие сроки. Хотя Алена вовсе не планировала надолго задерживаться на этом месте. Через год, когда Катя пойдет в сад, она вернется на свою прежнюю должность и будет конструировать жилые дома.
Прекрасно работать с живыми людьми, а не с графиками и цифрами, которые существуют только на бумаге и кажутся чем-то нематериальным, сразу чувствуешь свежее дыхание века, жизнь сильной рыбиной бьется у тебя в руках и ты прилагаешь все усилия, чтобы удержать ее, не упустить обратно в воду.
Собеседование прошло успешно. Стильная молодая женщина, как показалось Алене, не имела четкого понятия, чем должен заниматься данный специалист и вообще больше интересовалась внешним видом Алены, чем ее профессиональными навыками.
Она задала несколько вопросов о прежнем месте работы, о планах на будущее, об уровне стрессоустойчивости, и получив ответ, что однажды сдавала объект директору иностранной компании, находясь на восьмом месяце беременности, осталась очень довольна и задала последний вопрос.
- А вы не хотите спуститься пообедать? Прямо за углом открылось новое кафе, говорят, там подают отличный фалафель и свежевыжатые соки из маракуйи и манго. Учитывая то, что по-видимому, мы будем работать вместе, можно считать это небольшим корпоративом в честь вашего зачисления.
Таким образом Алена нашла работу и приятного собеседника.
Довольная, она шла по центру Москвы, заглядываясь на ее затейливую архитектуру.
Несмотря на то, что Алена признавала только сложные архитектурные формы и закрученные сюжеты, музыку она любила легкую, можно даже сказать примитивную. В этом должно быть выражалась ее потребность в простоте. Нельзя все время быть изогнутой как пружина, иногда нужно выпрямляться в прямую линию и отключать способность думать.
Под простой мотив и ее жизнь словно упрощалась и она шла, улыбаясь, глядя прохожим прямо в глаза. Манера вглядываться в лица у нее появилась еще давно, когда зрение уже начало падать, а носить очки еще было рано. Она прищуривалась и рассматривала лица, чтобы случайно не пройти мимо знакомого человека и не показаться невоспитанной. Сейчас страха уже не было, но привычка осталась. Лица у людей были разные, широкие, узкие, продолговатые с открытым лбом, спрятанные под забралом шарфа, курносые, молодые, задумчивые – в институте у Алены было много лет на то, чтобы изучить их строения и мимику, так что теперь она могла с легкостью узнать в толпе человека по его строению носа или посадке глаз.
Эта многоликая толпа окружала ее, она вобрала Алену в себя и погрузила в русло метро, а после простилась на одной из душных станций. Кто были все эти люди, на встречу чему они так торопились? Ведь каждый проживал свою удивительную жизнь, такую похожую и такую отличную от других…
Алена остановилась у подъезда в поисках ключей от квартиры. В ее сумке, как и в голове и в жизни творился хаос.
- Алена, - донесло у нее из-за спины.
Она обернулась.
Перед ней, спрятав руки в карманы, стоял Дима. Он смотрел на нее неестественным взглядом и был так странно нелеп, что Алене захотелось его пожалеть и напоить горячим чаем. Она смотрела на него и прислушивалась к своим мыслям. Она ожидала, что реакция ее будет бурной и приготовилась держать себя в руках, но почему-то она не испытала ничего, кроме внутреннего смятения.
- Здравствуй, - ответила она.
- Я ждал тебя несколько часов, - сказал он то ли для того, чтобы преувеличить значимость своего поступка, то ли чтобы вселить в нее чувство вины.
Она чуть было не хотела бросить ему, что ждала его несколько недель, но ответила только:
- да? Ну что ж…
- я пришел, чтобы сказать тебе, что я подумал, что это все не важно. Не важно, одна ты или с дочерью, не важно, что я думал до этого. Главное – мне не хватает тебя. Я не сразу это понял, но сейчас мне все время хочется тебя видеть. Будь со мной.
Сначала эти слова растрогали Алену, она даже хотела подать ему руку, но вдруг что-то остановило ее. Обида. Да, это была именно обида и злость за то, что для того чтобы понять, что она нужна ему, ему потребовался целый месяц тщательного обдумывания. Целый месяц он взвешивал на весах своего удовольствия, нужна она ему или нет, в то время, как она не находила себе места и придумывала тысячи объяснений его невиновности. И вот сейчас он пришел и разговаривает с ней с таким видом, словно принес ей радостную весть. Только вот Алена вовсе не радовалась. Она стояла перед ним прямая, как струна, и в ней не было ни капли сочувствия.
- Вот как, значит? А что если я больше не хочу быть с тобой? Да что там – больше! Мы никогда и не были вместе! Я только обманывала саму себя, хотела сделать из жизни праздник. А тебе не нужны были никакие праздники, ты только тяготился ими!
- Ты знаешь, что это не так.
- Ты знаешь, что это именно так! Не знаю, что сейчас на тебя нашло – тяжелый период или обыкновенная скука. Ясно лишь одно - настоящим ты был тогда. А сейчас – просто какая-то вспышка сознания, не больше.
- Почему ты говоришь так?
- А разве я не права? Если бы мы жили с тобой в 50х, я была бы стилягой. Пышные юбки, вызов обществу и все такое. А ты… ты бы в угоду обществу осуждал меня, а в душе тайно восхищался, заглядывался на улице, но никогда не нашел бы в себе смелость стать таким же или хотя бы полюбить меня.
- Алена..
- Молчи. Как будто бы я не знаю?! Дело не в твоих принципах и не в моей дочери, которую ты даже никогда не видел, а только в том, что я тебе просто не нравлюсь. Нет. Не так. Нравлюсь, но ты не любишь меня. А любовь – это сразу. Есть или нет. А ты боишься любить, а еще больше боишься в этом признаться, поэтому придумываешь какие-то глупые правила, стереотипы. А ведь без всей этой мишуры ты удивительный человек.
- Я же не ушел. Я вернулся.
- Чего тебе это стоило?! Я понимала неделю, готова была допустить две, но месяц… прости, ты сильно меня обидел. Жить в одном городе, даже в одной его половине, и не быть вместе! Более того - бояться случайной встречи, как преступник, совершивший убийство и в ужасе возвращавшийся в мыслях на место преступления! Немыслимая бессердечность и чудовищная неблагодарность по отношению к судьбе, которая соединила вопреки всему! Нет, человечнее было бы умереть - тебе или мне - не все ли равно? - зная, что любовь прервана обстоятельствами, а не втоптана в грязь! Спокойно жить, не потеряв рассудка, стоять у надгробной плиты своего чувства и радоваться солнцу - невероятная низость и пошлость, на которую вообще способен человек! – она прервалась, удивленная, с какой страстью произносила эту речь. Она не готовила ее заранее, но теперь она складывалась так легко, будто слова только и ждали своего часа, - Одно дело быть не готовым к обязательствам. Нет, я совсем тебя не оправдываю, я просто… что скрывать? Я люблю тебя, слышишь. Да, так бывает. И мне не стыдно в этом признаться, потому что любовью оскорбить нельзя. И это просто магия, которой надо гордиться, а не прятать во внутренний карман. Но сейчас не об этом. Ты думал столько, будто ты принимал решение не о ребенке от женщины, которая нравится, а о неизлечимой болезни или о чем-то вроде того. А ребенок это не проклятие. Ты поймешь однажды. Просто какая-то глупость. У тебя есть жизненные принципы. Да, допустим. Но ведь и у меня они те же самые. Именно поэтому я родила ребенка в 25, а не делала карьеру и не ждала еще 10 лет. Просто жизнь иногда складывается совсем не так, как хочется. Но я все такая же. Ты можешь найти девушку без прошлого и без проблем. Но отрицание чужого прошлого – обыкновенный эгоизм. Я не хочу тебя обидеть, но так и есть. Я опять отвлекаюсь. У нас одинаковые принципы, но из-за их последствий мы не можем быть вместе. Но, знай, отсутствие у кого-то ребенка не делает его ближе к тебе в духовном плане. Главное – сам человек, неужели ты до сих пор не понял?
- Но я хочу быть с тобой, - сказал он просто, как будто не слышал ни слова. Его слова были теплыми, как летние ночи, и Алена с трудом держалась, чтобы не утонуть в их нежности. Но она знала, что как бы ни прекрасно это ни было сегодня, потом все снова станет по-прежнему и они вернутся к моменту внутренних сомнений и тревог, и ничего уже нельзя будет изменить.
- А я не хочу. Ты всегда будешь мириться с моей дочерью, но никогда не будешь любить.
- Алена! Ну прости, я…
- Тебе не за что извиняться, ты дал мне многое, хотя сам об этом не знал. Я даже стихи о тебе писала.
- Ты писала обо мне стихи?
- Да. И много.
- Прочитай что-нибудь.
- Нет, пожалуй. Не хочу портить тебе жизнь.
- В каком смысле?
- У тебя спокойная размеренная жизнь. А тут снова я со своим переворотом сознания. Ты еще начнешь думать.
- Почитай, пожалуйста.
- Ну хорошо. Только ты сразу берешь ответственность за последствия.
И она отвела глаза, словно читая текст не по памяти, а из невидимой книги:
Яичница с сыром, две ложки сахара.
Провожаю на работу, как любящая жена.
Ну и что с того, что потом три дня плакала,
Перебирая узелки забытого шарфа.
Будто бы кто-то проверяет меня одиночеством.
Но я не выдерживаю. Срываюсь, как наркоман.
И будущим детям уже даю твое отчество,
Будто у нас отношения, а не бульварный роман.
Он помолчал несколько минут, а потом сказал:
- Мне до тебя никто никогда не писал стихи.
- Оно и к лучшему. Ты бы мог зазнаться.
- У тебя талант. Я говорил?
- Да, говорил однажды. Но возможно это вовсе не талант, а твое поощренное самолюбие.
- Оно тоже. Но талант все-таки сильнее.
- Спасибо. Ну… я пойду?
- Алена!
- Знаешь, я как магнит, который вытягивает из тебя все хорошее на поверхность. Со мной ты великодушный и прекрасный. Но как только я выхожу из твоего круга – сила моей души слабеет и ты становишься таким, какой ты есть – обычным, нервным, мелочным. Со мной ты всегда – лучший, поэтому я в тебя влюблена, я не знаю, что ты можешь быть другим. А ты знаешь. Но хочешь обмануть и себя, и меня. Поэтому я лучше уйду сейчас, чем потом, когда ты опомнишься и будешь думать, как же от меня избавиться. Счастливой тебе жизни!
Она развернулась к нему спиной и быстро зашла в подъезд, чтобы уйти красиво, позорно не расплакавшись у него на глазах. Как бы ей хотелось сейчас не быть сильной, броситься к нему на шею, рассказать, как же плохо ей было без него, чтобы он целовал ее щеки и утешал и так было всегда. Но она знала, что это порыв временный, что он хочет любить только ее одну, и поэтому закрывает глаза на обстоятельства, но потом реальность предстанет перед ним в полном объеме и придет время знакомиться с Катей. А Катя это живой человек, от нее не отмахнешься рукой. Алена знала, что сейчас впервые за долгое время она поступает как никогда верно, но отчего же эта правота давалась ей так тяжело?..
***
Дима… От него пахло каким-то мужскими духами и корицей. Но Алена поняла это не сразу, а спустя несколько месяцев, когда однажды готовила яблочный пирог. Она осознала, что он пах именно корицей, да и вообще будто бы не только пах, а был полностью ею обсыпан, и веснушки были всего лишь упавшими на щеки терпкими специями. Тогда Алена еще удивлялась, почему он всегда казался ей таким знакомым, даже в самый первый день.
К тому моменту Дима уже почти стерся из ее памяти, остался только болезненный шрам в сердце, прекрасные воспоминания о чем-то несбывшемся, но волшебном, и 31 стихотворение. По одному на каждый день месяца, в который она научилась жить без него.
Часть II (три года спустя)
Это был один из тех холодных дней, когда природа как будто замирает на мгновение и превращается в утонченный зимний пейзаж, запечатленный рукой мастера на безразмерном холсте. Снег двадцати пяти оттенков искрится на солнце и картина передает не только красоту, но так же аромат и мороз, от которого бежит дрожь по пальцам.
В такие дни не хочется никуда идти, разве что на прогулку, но если работа в офисе неизбежна, то ты все равно просидишь полдня у окна в томно-романтических думах.
Вадим ходил по кабинету и смотрел в некую точку прямо перед собой. Окно было распахнуто настежь, и в помещении свистел январский многоголосный ветер. Вадим набросил на плечи куртку и высунул голову на улицу.
«Сейчас бы покурить!» - подумал он, но тотчас отогнал от себя эту мысль. Его долгий и мучительный роман с сигаретами был окончен пару лет назад и Вадим был вовсе не настроен возобновлять эти нездоровые отношения. Еще будучи мальчишкой он никогда не курил за компанию, а делал это только тогда, когда сам того хотел. Он курил не для того, чтобы чем-то занять себя, а потому что на самом деле получал от этого удовольствие, но потом что-то переключилось в его голове и он так просто бросил это занятие, словно никогда не держал сигарету в руках. Ему нравилась мысль о свободе от всего сиюминутного, понимание того, что он являлся единственным владельцем своей жизни, хотя и утверждение это было весьма неоднозначно.
Вот уже как час он ждал очередного клиента, чтобы тот попробовал увлечь его своей свежей идеей. Вадим давно не слышал чего-то оригинального, ради чего хотелось бросить все и не спать ночами; все задумки, казалось, уже давно были воплощены в жизнь, отличалась только манера исполнения.
Не то что бы посетитель задерживался, просто Вадим приехал пару часов назад и теперь мерил кабинет широкими шагами, надеясь, что Алексей приедет раньше времени.
Так и произошло. За двадцать минут до назначенного срока, в кабинет постучала Вика, секретарша, и доложила, что к Вадиму пришли.
- он может подождать, - добавила она.
- Нет-нет, пусть заходит!
На пороге появился молодой человек с кожаным портфелем. До этого Вадим общался с Алексеем исключительно по телефону. Как ни странно, он оказался именно таким, каким Вадим его себе и представлял - венчурный инвестор, в силу своей профессии должен был отлично понимать людей и характеры – Это был высокий, спортивный парень, 25-27 лет, в модном клетчатом пиджаке с кожаными заплатками на локтях.
Он представлял начинающую компанию по разработке мобильных приложений, которая сейчас взялась за крупный проект.
Идея заключалась в том, чтобы предоставить человеку шаблонные решения дизайна его квартиры. Как в случаях с шаблонами сайтов или визиток, человеку предлагалось несколько готовых решений, из которых он мог выбрать наиболее приемлемое для себя и в случае надобности дополнить деталями.
- я ознакомился с вашим проектом. Что ж, весьма занятно. Но это все бумаги, - он резким движением руки отодвинул от себя синюю объемную папку и сложил руки перед собой, - мне интересно услышать все это лично от вас.
- Понимаю вашу позицию. По правде говоря, мы обратились именно к вам по двум причинам.
- Слушаю.
- Во-первых, прежде вам не доводилось заниматься такого рода задачами. Насколько я знаю, вы в основном инвестируете интернет-проекты, где основные действующие лица всегда за кадром.
- Это не моя инициатива. Совет директоров считает это направление более перспективным. Лично я больше сосредоточился бы на идеях, которые можно потрогать. Но по сути вы правы, продолжайте.
- Наш проект будет как бы проводником из мира виртуального в мир материальный. Мы помогаем идеям воплощаться в жизнь.
- То есть?
- Конечно, основной проект – это разработка компьютерных программ, а так же мобильных приложений, но когда клиент войдет во вкус, он может выйти на прямое общение с дизайнерами и поставщиками.
- Как это будет работать?
- Итак, клиент скачивает нашу программу – оснастим ее демо-версией, чтобы привлечь массы – вводит данные о своем доме и квартире. В отдельной папке создается файл с планами и объемной моделью. Он может его дополнить тем, что уже имеется в его квартире – кровати, диваны, стулья. И на основании этой информации программа выдаст ему несколько предложений по изменениям.
- Зачем же покупать полную версию, если все так просто?
- Вы прекрасно знаете, что то, что на первый взгляд кажется простым, таит в себе наибольшее количество альтернатив. В приложении будет масса дополнительных возможностей, которые надо будет приобретать отдельно. Например, таких как, варианты решений по предназначениям комнат – детская, спальня, гостиная; по цветовым решениям, по вместительности – нужно ли чтобы в комнате было много шкафов или основное ее предназначение иное. Этими вариациями можно жонглировать бесконечно. Как в компьютерных играх, помните? Но там все было обезличенно, а тут свое – родное.
- Мне нравится ваша задумка. Но откуда будет идти прибыль? Доходы от продаж лицензионной версии едва покроют затраты на ее создание, не говоря уже о дальнейшей прибыли.
- Вы забываете о том, что человек, увлеченный в эту игру, становится от нее зависимым. Чистая психология – ничего лишнего. Почему человек выбирает программу, а не обыкновенного дизайнера?
- Отчасти от того, что знает, что работа дизайнера стоит больших денег, но по большему счету – от того, что уверен, что знает все лучше него.
- Именно! Наша программа не только создает интерьер, но и дает человеку ощущение собственной значимости. Мы продаем не услугу, а мироощущение. Уверенность в собственных силах.
- Цитируете Котлера? – улыбнулся Вадим.
- Бывает.
В кабинет вошла Виктория и поставила на стол 2 чашки черного кофе. Алексей сразу же выпил всю чашку, а Вадим долго передвигал перед собой чашку, словно искал для нее правильное место, и только спустя минуту вновь поднял глаза на собеседника.
- Таким образом человек отказывается от своего советского прошлого, создает себе красивый и современный интерьер и все это без лишних финансовых и умственных затрат. Что же дальше?
- Вот мне тоже интересно.
- Дальше самое страшное – как перейти от теории к делу. И что же?! Человек оказывается без поддержки, он не знает, что делать и куда идти. Ему предложили обои в цветочек, а в магазине только в полосочку. Его охватывает паника. И вот для этого у нас и будут свои поставщики! Программа автоматически предложит вам просчитать стоимость вашего интерьера в магазинах города, причем абсолютно бесплатно, как бы для сравнения. Но если заронить мысль кому-то в голову, то она будет прорастать в чужом мозгу, человек неосознанно будет к ней возвращаться, как к решению наиболее верному и простому. Он будет пробовать сам, искать альтернативы, но в конце концов все равно придет в магазин и купит если не все, то большую часть того, что было ему предложено.
- Блестяще! И все-таки меня больше интересует вопрос прибыли.
- Цена за размещение магазинов в каталоге, покупка дополнительных возможностей программы, но главное процент с продаж от поставщиков.
- Многие ли захотят вкладываться в это дело?
- Вот список некоторых магазинов, которые уже дали согласие, - он протянул Вадиму листок, - остальное уже наша с вами задача…
- Пока что у нас нет общих задач. Сейчас ваша задача – убедить меня, - хитро сказал Вадим.
- Я думал, мы уже уладили этот вопрос, - уверенно заметил Алексей, - но я не закончил. Допустим, моя главная задача убедить вас инвестировать деньги в разработку и рекламную кампанию, чтобы сделать возможным следующий шаг – непосредственное общение с клиентом.
- Например?
- Вы создали проект, нашли строителей, воплотили его в жизнь, но чего-то не хватает. Изюминки. Последнего штриха. К тому же остальная часть квартиры кажется неуместной по сравнению с обновленной комнатой. Что же вы делаете? Нанимаете дизайнера!
- Думаете?
- Уверен. Мы подкупаем клиента демократичными ценами и легкими решениями, так что встреча с дизайнером уже не кажется чем-то из ряда вон выходящим. Соответственно, с этого мы тоже имеем свою прибыль.
Вадим на минуту задумался.
- Сколько вы хотите?
- 50 000 долларов на первое время и 60% акций.
- Мы не работаем меньше чем с 55 %. Мы должны располагать контрольным пакетом. Кстати, вы так и не сказали, почему обратились именно к нам.
- Да, отвлекся. У нас была возможность сотрудничать с одним независимым архитектурным бюро. Они готовы были обеспечить нас первоначальным капиталом и офисом в центре Москвы, при условии полного контроля всего проекта. Но нам не близки некоторые их принципы. Мы хотим сделать свежий проект. Не перерабатывать старое, а создать новое. И пусть это всего лишь шаблоны, но ведь и они могут быть интересными. Вы же будете контролировать организационные и финансовые вопросы, но не лезть в творческий процесс.
Вадим не без зависти заметил, что в молодом человеке, сидящем напротив него, еще не пропал юношеский пыл.
- Хорошо. А вторая причина?
- Ваш профессионализм.
- Лестью берете?
- Нет, серьезно. У меня на окне до сих пор стоит горшок с фиалкой, который контролируется при помощи смартфона.
- Моя первая работа, - задумчиво произнес Вадим, - хорошо. Я вас услышал. Я донесу все руководству и буду надеяться на положительный исход. Я позвоню вам на следующей неделе.
- Уверен, что позвоните.
Они крепко пожали друг другу руки, после чего Алексей вышел из кабинета, негромко прикрыв за собой дверь.
Вадим кривил душой, говоря, что должен обсудить все с руководством. Руководством был он сам вместе с другом, которого он знал еще со школьных времен. Просто с наемным человеком люди разговаривают откровеннее, чем с боссом, перед последним они начинают юлить и делать приторно-заискивающие лица, а кто-то, наоборот, смущается, забывая, как складывать слова в предложения. Как на обыкновенного сотрудника, на Вадима, оказывали меньше давления и по этой же причине ему было легче озвучивать многочисленные отказы.
Вадиму нравилась его работа. Более того, он шел к ней несколько лет, пробуя различные профессии – от сотрудника шиномонтажа до директора отдела налоговой службы. Каждая работа давала ему неоценимый опыт и не менее ценные связи во всевозможных сферах жизни. У него был личный врач, фитнес-тренер, архитектор, логист, рекламщик и даже в кассах Большого театра для него всегда находился лишний билет. Но он не злоупотреблял этими знакомствами, просто имел ввиду, что стоит ему сделать один телефонный звонок и нужный человек уже будет сидеть у него в офисе.
Венчурный бизнес стал отражением его индивидуальности, такой многогранной и в то же время неспокойной. Он был отличным организатором, умел заставить людей работать и держал в уме тысячи фактов и цифр. К тому же к своем уделу он относился творчески. Нет, он не писал картин свободными вечерами и даже не играл в одиночестве на скрипке, но ум его был настолько изворотлив и гибок, что Вадим ухитрялся найти выход даже из практически тупиковых ситуаций.
Его называли бизнес-ангелом, но на ангела он походил мало, ангельского терпения и понимания тоже не было в его характере. И вообще человеком он был справедливым, но скорее жестким, и этому соответствовала не только его жизненная позиция, но и внешность. Черные волосы, темные глубоко посаженные глаза, вечная трехдневная щетина. Да и что может быть общего у ангелов с бизнесом? Бизнес – огромный гнусный котлован, в который сбрасываются великие идеи, где они превращаются во что-то фабричное, усредненное, имеющее рыночную стоимость. В нем не было места жалости, и люди, не способные к борьбе, оставались погребенными под грудами документов и цифр, и тут же им на место приходили новые, более перспективные и молодые, и этот поток не иссякал ни на минуту. И только те, кто обладал большим умом и здравым смыслом, и еще недюжинной порцией удачи, те шаг за шагом, по головам, все-таки достигали поверхности и оттряхнув костюмы, устало смотрели, как постепенно возводится здание их трудов. Печаль заключалась лишь в том, что добравшись до этого уровня, человек уже терял весь свой жар и свежесть мыслей, и занимался делом серьезно и равнодушно, без страсти и азарта.
Все чаще и чаще Вадим замечал за собой эту страшную, губительную для души усталость, но не позволял подобным мыслям брать над собой верх. Он отгонял их рукой и брался за работу с большим старанием. Но если раньше ему было достаточно одного намека, чтобы проникнуться идеей, то теперь в костер его души нужно было подбросить изрядное количество дров, чтобы он загорелся с прежней силой.
Он долго сидел за столом, небрежно перебирая папки с предложениями начинающих бизнесменов, но не находил для себя ничего интересного.
«Сервис совместных подарков – приложение, позволяющее компании людей создавать общие счета и делать им крупные покупки… планируемая дата запуска июля 2015 года…»
«Он-лайн радио с возможностью создания собственных волн, транслирующих музыку на основе ваших предпочтений. Значительно преимущество – возможность работы при отсутствии интернета путем кеширования данных…»
«Компания по разработке логических игр для смартфонов и планшетов, сюжетом которых служат изобретения и эскизы Леонардо да Винчи… привлекательная графика… легкость в управлении…»
- Скучно! Как же скучно! – Вадим откинулся в кресле, - все виртуальное, ничего настоящего. Когда мы перешли черту, разделяющую реальную жизнь от выдуманной? – думал он, - приложения, сервисы, компьютерные игры, все это было и раньше, но тогда это казалось роскошью, невероятным достижением прогресса.
Он помнил популярные много лет назад цитаты в духе: вещи – не самая главная вещь в жизни. И общество, отчего-то трактовавшее все буквально, резко взяло курс минимализма: в моду вошел аскетизм, голые стены, однотонный рабочий стол. Люди избавлялись от материальных благ и тут же подсаживались на новый наркотик информационных технологий и, опутанные проводами и паутиной мировой сети, находили себе очередное убежище и вновь оказывались в зоне комфорта. А ведь все глубже и сложнее. Но мало кто останавливается и вглядывается в эту головоломку – жизнь задает скорость и все бегут куда-то, следуя в потоке за усредненной мечтой.
Уход от благ? Сейчас это называется дауншифтингом, - Вадим продолжал свою мысль, - а может, тоже бросить все? Уехать в Непал, или куда там сейчас отправляются те, кто устал от жизни? Но снова – это не больше, чем мода и упрощенная система получения виз. А от себя все равно не скроешься – ни в номере люкс, ни в Большом Каньоне.
Вдруг Вадим почувствовал себя старым и чересчур умудренным. Ему было всего 32, другие в его возрасте только вкушали все прелести обеспеченной самостоятельной жизни, строили планы, открывали для себя что-то новое, Вадим же слишком куда-то спешивший вначале и добившийся к данному моменту немалых успехов, держался в стороне от всеобщих забав и удовольствий. Его давно перестали захватывать технические новинки, он практически не появлялся на вечеринках и закрытых презентациях, он даже не участвовал в митингах – этих современных развлечениях для интеллигенции. Иногда он мечтал о том, чтобы стать моложе и легкомысленнее, но зная свой характер, понимал, что кончил бы тем же самым, ничего не изменив в собственной жизни. Ничего. Кроме разве что одной детали….
- К вам посетитель, - сообщила секретарша.
Вадим вспомнил, что несколько дней назад договорился о встрече с девушкой, которая предлагала интересный проект – приложение для знакомств, основанное на принципе астрологической и соционической совместимости. А что? Не всем же быть одинокими. Кому-то пока еще хотелось любви.
- Пусть войдет.
В кабинет вошла девушка в пестром пальто и безразмерных солнечных очках. Она остановилась в дверях и сказала укоризненным тоном:
- Ты не можешь встретится со мной вот уже 3 недели.
- Алена! – воскликнул Вадим, нетерпеливо вставая со стула, - Это ты?! Я так рад!
- Мне пришлось придумать целый проект, чтобы встретится с тобой!
- Хороший проект, если честно.
- Забирай! Твоя работа скоро полностью заменит тебе друзей.
- У меня их и так почти нет. Работа явно лидирует в этом негласном состязании.
- Вот именно. Твои друзья занесены в красную книгу, как исчезающий вид. Скоро не останется ни одного, - сказала она с упреком.
- А как же ты?
- И меня не останется при таком отношении. Я не смогу вечно генерировать новые идеи для твоих дурацких стартапов. Воображения не хватит.
- Ты себя недооцениваешь, - приободрил ее он.
- То есть ты даже и не споришь, что до тебя можно достучаться таким образом?!
- Алена, - примирительно сказал он.
- Вадим, - в тон ему ответила она и поцеловала его в колючую щеку, - я скучала. Я редко такое говорю, а уж тебе в особенности – ты бесчувственный чурбан – но сейчас мне хочется тебе это сказать, пусть для тебя это и пустой звук.
- Я все чувствую.
- Только не даешь ответа.
- Иногда ответ не нужен.
- Наличие хоть какого-то ответа все же лучше, чем его отсутствие.
- Иногда отсутствие ответа и есть ответ.
- Что за софистика? Читал Сократа перед сном?
- Нет. Твои стихи. Увлекательное чтиво.
- Грубая лесть?
- Простите за грубость, - улыбнулся он, - нет, серьезно. Если закрыть глаза на шероховатости, то даже прекрасно. На них есть отклик в душе. А со мной такое редко бывает, сама говоришь – я бесчувственный чурбан.
- Я не хотела тебя обидеть.
- А я констатирую факт. Меня самого это порой конкретно напрягает, но я ничего не могу с собой поделать. Меня передергивает, когда я думаю, что будет со мной в 40.
- Бросай это все, - вдруг сказала Алена.
- Бросай? Что ты имеешь в виду?
- Бери пальто и поехали со мной.
- Но у меня еще две встречи!
- Ничего страшного! Эти подростки придут когда и куда тебе угодно в любой другой день. Ты же начальник. Начальник имеет право на небольшие вольности.
- Подростки? Одному из них 38 лет!
- По сравнению с тобой – они еще совсем дети! – весело воскликнула она и сняла его шарф с вешалки, - ну так как?
На несколько секунд Вадим застыл в нерешительности, но любовь к внезапности все же взяла свое, и он, закрыв ноутбук, сказал Виктории, что уехал по неотложным делам. Стихийность, по правде говоря, вот то единственное, что еще радовало его в жизни и снова давало ему возможность почувствовать себя молодым. Срываться куда-то бездумно, внезапно – было его второй, а то и первой натурой, которую он начал почему-то забывать, а ведь когда-то он не мог иначе. Даже не когда-то, а совсем недавно, еще три-четыре года назад, когда он заразил подобными мыслями Алену, которую надо было во чтобы то ни стало спасать. И это вложение душевных сил окупилось ему сполна, потому что сейчас уже она спасала его и делала это весьма успешно.
Они сели в машину, и Вадим, включив музыку со своего телефона, откинулся на полуопущенную спинку и закрыл глаза. Ему нравилось слушать проникновенный женский вокал или грудной с хрипотцой голос кого-то из джазовых исполнителей и ехать вот так куда-то по уставшей Москве, слегка замершей перед активным вечером. Алена ехала легко и уверенно, держала руль одной рукой, второй же контролировала кондиционер, сверялась с навигатором, регулировала громкость. Вадим хорошо помнил то время, когда ее правая рука нерешительно лежала на коробке передач, безмолвно призывая к прикосновению. Он все понимал, но никогда не подавал виду, чтобы не зародить в сердце девушки ненужных надежд, к которым не был готов ни он, ни она. Он так хорошо играл свою роль, что она так и считала его бесчувственным пнем, не понимающим намеков, но теперь от ее неуверенности в себе не осталось и следа, и перед ним сидела девушка свободная и желанная, вот только острая необходимость в нем для нее уже давно отпала. Почему-то он подумал об этом с досадой.
- ты даже не спросишь, куда мы едем?
- Мне все равно. Я готов остаться здесь хоть на всю ночь, - сказал он лениво.
- Слишком большая роскошь. Катя, наверное, уже ждет меня дома.
- Передавай ей привет.
- Боюсь, она тебя уже не помнит. Когда вы последний раз виделись?
- Месяц? Два назад?
- Было лето. Прошло больше полугода.
- Полгода? – и Вадим с ужасом подумал, как быстро летит для него время.
- Ну вот. Приехали. Я подавила в себе желание бросить тебя в лесу.
- В это время года в лесу довольно живописно.
Они вышли из машины и направились к большому стрелковому комплексу.
Алена знала, куда везти Вадима в периоды его скрытой депрессии. Еще со времен армии он любил стрелять, в этом проявлялось его страстное животное начало, требовавшее легального выхода. Еще Фрейд говорил, что любовь мужчин к оружию закономерная ступень развития для каждого мальчика. Они спустились в продолговатую комнату, где постоянные клиенты хранили свое оружие.
- подождешь минутку? - сказала Алена и подошла к администратору.
Ожидая своей очереди, Алена с улыбкой вспоминала, как и когда у нее оказался этот небольшой женский пистолет, обладающий при этом такой мощностью, что его запрещено было хранить дома. Его подарил ей Вадим в честь окончания ею курса обращения с огнестрельным оружием и получения на него лицензии. Они вместе пришли в специализированный магазин, где Алена осматривалась, как музее, и он долго выбирал именно тот, который идеально ляжет в ее миниатюрную руку.
В то время Алена понятия не имела, зачем ей это нужно. Ее никогда в жизни не привлекала стрельба, особенно женская и даже к женщинам супергероям она относилась довольно скептично. Ей бы и в голову не пришло даже подумать в том направлении, если бы не Вадим.
Однажды, когда она особенно остро чувствовала одиночество и очередной раз спрашивала его, какими же качествами должна обладать идеальная девушка, он вдруг впервые ответил:
- Идеальная девушка для каждого мужчины своя. Нет смысла искать золотую середину и стараться ей соответствовать.
- И все-таки есть же что-то особенно важное?! Ты просто не хочешь отвечать!
- Почему же? Например, моя идеальная девушка водит байк, отлично стреляет и говорит на 4 языках.
- И на латыни?
- Латынь обязательна.
Тогда она не приняла разговор всерьез, но уже через несколько дней, когда она с трудом пыталась вернуть свою жизнь в привычное русло, он, на ее вопрос, что же мне делать, недвусмысленно ответил:
- Сдай на мотоправа, получи лицензию на оружие и выучи греческий.
- Не боишься? Ты же влюбишься в меня, и твоя жизнь уже никогда не будет прежней.
- Я уже давно не влюбляюсь. У меня иммунитет.
И несмотря на эти слова, Алена, с энтузиазмом восторженной женщины, уже успела внушить себе мысль о том, что вся эта игра имеет лишь одну цель по ее завоеванию. Но когда играешь в чью-то игру, изволь соблюдать правила, и Алена тем же днем записала на курсы по обращению с оружием. Одна подруга называла ее сумасшедшей, а вторая – искренне считала, что Вадим просто издевается над ней такими странными желаниями. Но как бы то ни было Алена закончила курс, получила лицензию, и они вместе стали время от времени ездить на стрельбища. Как ни странно торжественного объяснения не произошло ни тогда, ни в день, когда Алена стала обладательницей прав категории А. Не говоря уже о греческом языке, который она безуспешно учила больше года. Если сначала ею и владел романтический пыл, то потом в ней стал преобладать соревновательный элемент и стремление попробовать себя в чем-то новом. А Вадим так и остался просто другом, верным и надежным, и это, наверное, было лучшим исходом.
- пожалуйста, распишитесь здесь, - попросила Алену администратор, оторвав ее от воспоминаний.
Алена взяла свой пистолет, Вадим же довольствовался прокатным, и одновременно они стали стрелять по светлым картонным мишеням. Вадим долго целился, выравнивал дыхание, зажимал пистолет сначала правой, а потом левой рукой, но потом делал серию выстрелов максимально быстро, словно уже не думая. Манера стрельбы Алены была совершенно иная, она легко вскидывала правую руку, прищуривая один глаз и стреляла свободно, расслабив кисть. Так она делала по одному выстрелу и радовалась каждому своему попаданию. Она воспринимала стрельбу, как новую форму развлечений большого города, наравне с пешеходными экскурсиями и походом в театр, а Вадим подходил со всей ответственностью, что весьма смешило Алену, в особенности, когда она видела его сосредоточенное красивое лицо.
- Сегодня ко мне приходил человек с довольно интересным предложением, - начал Вадим, когда они были на пути в гардероб, - тебя это может заинтересовать. Приложение для разработки дизайна квартир.
- Не думаю, что сейчас это меня заинтересует. У меня сейчас задача номер один – подготовить макет жилого комплекса к ежегодной выставке в Академии наук. В Москве проходит тендер на застройку. Тем более, я больше люблю индивидуальные решения, а не штамповку.
- По крайней мере, я хотя бы могу обращаться к тебе за советом, - спросил он, помогая ей надеть пальто.
- Конечно! Только при условии, что ты будешь хоть иногда напоминать о себе. И не только по работе, - она посмотрела на часы, - скоро семь. Олег с Катей уже давно дома.
- Если бы ты как всегда не торопилась с поисками спутника жизни, то я бы мог посоветовать тебе нескольких отличных претендентов на твою руку и сердце. Все проверенные люди, стандарт качества.
- Как-нибудь обойдусь без твоих подачек, - весело ответила она.
- Никаких подачек, просто гуманитарная дружеская помощь.
- У меня все и без тебя прекрасно. Но ты можешь заинтересовать этим предложением своих одиноких подруг.
- Нет, я не по этой части. Великий сводник во мне погиб давно и окончательно.
Они стояли под широким навесом, не решаясь пойти в сторону машины. Со сливово-синего густого неба падали последние запасы снежинок, редких, но удивительно крупных, как мерцающие звезды.
- Твоя машина осталась в офисе. Хочешь, я довезу тебя до метро?
- Я возьму такси, - и он достал из кармана телефон.
- Тогда я могу за тебя не беспокоиться, - сказала Алена и обняла его на прощание, - до связи!
- Я наберу тебе завтра, - крикнул он ей вслед.
И хотя она знала, что в лучшем случае он объявится не раньше следующей пятницы, ее это ничуть не задевало, напротив, настроение ее было чересчур приподнятое, и ей не терпелось поскорее приехать домой.
***
- завтра тяжелый день?
- Скорее завтра начало череды тяжелых дней. Выставка открывается в четверг, будет только пресса, а уже с утра пятницы потянутся длинные ряды архитекторов, искусствоведов, инвесторов, поставщиков, и не будет ни секунды покоя, а позже подойдут и обыкновенные люди, праздно шатающиеся по городу, и все это и вовсе перерастет в однородный гул. А в субботу уже семинары и выступления, а у меня ничего не готово – как всегда – а ведь нам по зарез нужно утвердить этот проект! Новая Москва, южное направление, шоссе, еще не до конца задыхающееся в пробках! Но все эти коммерческие детали не так важны, как архитектура! Стиль ар-нуво, нет, ты представляешь?! Целый коттеджный поселок в орнаментах Уильяма Морриса, с продолговатыми окнами, балконы с коваными решетками! И все это с привязкой к ландшафту! Думала ли я когда-нибудь, что смогу реализовать подобный проект?! Я не слишком утомила тебя деталями?
- Нет, мне нравится твоя преданность делу. Не много людей так увлечены своей работой.
- Невозможно не быть увлеченной! Видеть, как из эскизов, сделанных на салфетке в кафе, вырастает целое величественное здание, в котором будут жить люди! Невероятное ощущение. Видеть результат, настоящий – вот, что важно. Никогда не понимала, как терпят свою работу, например, бухгалтеры – одни цифры на экране монитора, которые сходятся или нет, и независимо от этого им на смену приходят другие, и так без конца.
- Без этих цифр твои прекрасные дома никогда не были бы построены. Подумай об этом.
- Думать об этом так скучно! Я лучше подумаю о тебе, можно?
- И как же ты собираешься обо мне думать? Это продолжительный процесс?
- Несомненно! Сначала я буду думать о твоем сегодняшнем галстуке – он мне ужасно понравился. Когда ты успел его купить? С галстука я перекинусь на темно-синюю рубашку и на серебряные запонки в виде теннисных ракеток. Из всего этого сделаю вывод, что у тебя прекрасное чувство вкуса. Потом вспомню, какой ты серьезный и важный на работе, так что я иногда даже не решаюсь к тебе звонить, потому что боюсь услышать этот взрослый равнодушный голос, которого так боятся твои конкуренты. Но самое главное, я буду думать о том, что за всеми этими многоплановыми фасадами скрывается невероятно тонкий и глубокий человек, который точно знает, когда началась промышленная революция в Англии и сорт моих любимых роз. Я все правильно сказала?
- Не знаю. Любовь – не точная наука. Это скорее вольный этюд. Но мне нравится. Думаю, ты бы получила высший бал.
- Это все только из-за личной симпатии преподавателя. Я так себе студент.
- Ты лучший студент, - ответил он, привлекая Алену к себе, - эй, отдай мое одеяло. Я специально принес себе дополнительное, чтобы ты не отнимала его ночью
- Ни за что! Если жизнь и научила меня чему-то за долгие 29 лет, так только тому, что у счастливых пар не может быть двух одеял. Только одно! Два одеяла – это путь к изменам. Так еще Шекспир говорил.
- Насколько я помню, Шекспир говорил, что-то про «не клянись луной» или что-то в этом духе. Боюсь соврать.
- Это почти одно и то же, - сказала она безапелляционно и сбросила одеяло с кровати.
Это была чудесная безлунная ночь, а вслед за ней наступило утро, полное планов и забот. Алена отвела Катю в сад, и поцеловав на прощание, краем глаза заметила, что ей уже не терпится вырваться из маминых объятий и побежать к смешному мальчику Мите, уже заждавшемуся Катю на скамеечке у окна. Алена со смешанным чувством гордости и веселья еще раз убедилась, что дочь несомненно пошла в нее, и последний раз помахав ей рукой, села в машину и поехала в офис.
В большом зале велись последние приготовления к выставке. Специалист по макетам Максим доклеивал искусственную траву вокруг главного здания, сделанного из плотной цветной бумаги, пластика и пенокартона. На высоком барном стуле сидела Алиса, которая мастерила на коленях крошечную беседку и одновременно пила кофе из бумажного стаканчика.
- Смотрю, вы прекрасно справляетесь без меня, - заключила Алена, рассматривая грандиозную конструкцию полтора на полтора метра с разноуровневым ландшафтом и рядами небольших построек различной высоты, собранных причудливыми группами. С высоты было видно, как ленты дорожек образовывали изящный растительный узор.
- Ты подготовила презентацию?
- Она здесь! – уверенно сказала Алена, указывая пальцем на свою голову.
- Как нам это поможет?
- Я могу устроить отличное шоу!
- О! Мы об этом прекрасно знаем не понаслышке, но Петру Алексеевичу нужен отчет.
- Знаю-знаю! Даже в творческой профессии все упирается в факты!
Уже несколько недель Алена пыталась заставить себя сесть за написание текста презентации, но всегда находилось множество более важных вопросов, отвлекающих ее от этого. И дело было вовсе не в том, что она не знала, о чем писать, напротив, она прекрасно разбиралась в теме, знала, на чем сделать акценты и о чем умолчать, но писать об этом ей было совсем не интересно. Она любила импровизировать, как искусный повар, на ходу добавляющий в блюдо фенхель или сумах, она интуитивно чувствовала, что сказать той или иной аудитории; когда же она начинала заранее продумывать свою речь, то тут же находила в ней миллион изъянов, расстраивалась, начинала все сначала, и все ее попытки структурировать текст заканчивались лишь тем, что он получался скучным и полностью лишенным индивидуальности.
Но сейчас речь шла не о простом заказчике, с которым можно было говорить на равных, а о выступлении перед группой людей, мнение которых могло сильно повлиять на оценку тендера и дальнейшего присуждения контракта. Поэтому Алена закрылась в кабинете и спустя четыре часа и пять чашек крепкого чая, вышла в холл, держа в руках исписанные листы, словно отсеченную голову мифического существа.
Но оценить ее труды по заслугам было некому – все ушли на ланч в ближайшее кафе, разумно решив, не отвлекать ее от процесса. Алена, славившаяся своей страстью к еде, восприняла это как личное оскорбление, но не подала виду и уже через несколько минут присоединилась к своим коллегам. Сегодня в меню был зеленый суп из брокколи и шпината и фалафель с традиционным соусом таратор.
Следующие несколько дней прошли в том же режиме. Максим по нескольку раз в день ездил в художественный магазин, потому что ему все время не хватало то декоративного камня для облицовки фасадов макета, то деревьев в миниатюре. На поступающие ему предложения помочь с расчетами он отвечал категоричным отказом и вообще был настолько увлечен делом, что почти не вступал в диалоги. Секретарша Аня звонила организаторам, уточняла размеры площадки, договаривалась о количестве пригласительных билетов, заказывала гостиницы для работников Питерского филиала – в общем занималась той бесполезной, на взгляд архитекторов, работой, без которой это выступление могло бы вообще не состояться. Из кабинета в кабинет переезжали папки с чертежами, факсы, каталоги обоев и плитки – наряду с предстоящей выставкой у агентства было немало текущих заказов. Многоэтажные дома, загородные коттеджи, интерьеры квартир, что-то только находилось на этапе разработки, какие-то проекты уже были почти закончены. Потому приемная всегда была полна разношерстной публики: прорабы, строители, свободные художники, витражисты и кузнецы, все они сидели, дожидаясь встречи с тем или иным специалистом и каждый считал себя на голову выше собеседника.
Алена не отвлекалась на эту суету и была поглощена только первостепенными задачами, и все же мысли ее были заняты еще одним домом, проект которого она вынашивала уже более года, но заказчик все никак не мог определится с направлением. Будет ли это авангард в стиле Мельникова или конструктивизм Ле Корбюзье, он терялся в сомнениях. Потому что был далек от искусства и не знал всех его невероятных возможностей, которые были поистине безграничны. Он хотел всего и сразу, но в то же время вовсе не желал излишеств, а потому откладывал окончательно решение на потом. Ведь дом был для него не просто каменным сооружением, а отражением его сути и ума, пристанищем после тяжелых дней и душевных исканий. Алена снисходительно и великодушно смотрела на его нерешительность и не торопила со сроками, она полностью понимала ответственность данного решения. И понимала она это не только потому, что была хорошим архитектором, но и потому что этим клиентом был Вадим.
***
В четверг вечером, оставив Катю на по попечение своих родителей – подобных вечеров всегда нетерпением ожидали обе стороны: родители в силу умилительных чувств, а Катя, чувствуя собственную безнаказанность – так вот в четверг вечером Алена отправилась на выставку, посвященную современной архитектуре Москвы и регионов.
Было уже довольно поздно, когда она вошла в зал, освещенный тысячами ламп, которыми был увешан бесконечный потолок. Зал был разделен на сегменты, каждый из которых занимала отдельная компания, внутри располагался стенд с макетом или инсталляция, на стенах висели планы или постеры с графикой, кое-где стояли экраны с мультимедийной презентацией. Алена прошлась вдоль рядов, оценивая текущее положение архитектуры в стране.
Несомненно уровень современной архитектуры в России заметно вырос по сравнению с прошлым десятилетиями застоя и даже приблизился к международным стандартам. Все больше стало появляться молодых самобытных архитекторов, которые умели говорить на языке стекла и бетона, выстаивая отдельные звуки в поистине интересные предложения. Их решения были умны, находчивы и инновационны, хотя эти инновации и были порой спорны и сомнительны. Но кто не совершал промахов? Алена понимала, что лучше двигаться вперед, хоть и с ошибками, чем в нерешительности стоять на месте, видя, как все остальные обгоняют тебя в своих скучных и банальных начинаниях.
Уже были построены «» и «», и это давало все основания думать о том, что прогресс не стоит на месте, и эта каменная красота хоть и постоянно видоизменяется, но все же остается красотой. И все-таки в этих зданиях не было гармонии с городом. На проекте они выглядели сильно и масштабно, и так оно и было, но канва города была несколько иная, и только человек обладающий не только чувством вкуса, но и тонкой душевной организацией, мог сплести их в единое целое.
Здание с изысканным фасадом может быть прекрасно, как женские изящные туфли, но только с красивым вечерним платьем они будут смотреться гармонично, а с джинсами они будут выглядеть несколько странно и уж совсем неуместно со спортивным костюмом. Так и в картине города важны не только детали, но и общее впечатление.
Современные же реалии были таковы, что градостроительство было подчинено не только высшему руководству страны, но и главам крупного бизнеса. Этот факт порой не только отрицательно влиял на внешний облик улиц, но и вступал в противоречия с обыкновенными нормами проектирования и безопасности, так как для ускорения и удешевления постройки некоторые процессы упрощались, а иные были и вовсе упразднены. И населенный пункт превращался в лоскутное одеяло из кусочков земли, каждый из которых имел своего хозяина и не стыковался с соседним.
Алена же в силу своего характера и воспитания в своих работах боролась за сохранения исторического наследия и целостности восприятия. Таков был и ее последний проект, за судьбу которого она так переживала, а потому старалась даже не думать о нем непосредственно до минуты выступления и дальнейшего оглашения решения по данному вопросу. Вся ее жизнь, казалось, вращалась сейчас только вокруг этого, но она преднамеренно выискивала себе различные дополнительные занятия, совсем не связанные с ее работой, чтобы не превратиться в один комок нервов, по крайней мере раньше, чем нужно. Так что после открытия выставки и последующего за этим фуршета, она заехала в магазин, купила две больших банки мороженого и диск с фильмом, который она давно хотела посмотреть, и они вместе с Олегом и Катей расположились на большом диване и весь вечер провели так весело и безмятежно, что перед сном Олег шепнул Алене на ухо:
- Тебе не кажется, что наша жизнь из режима нон-стоп перешла наконец в фазу штиля и спокойствия? Может быть, нам пора завести ребенка, чтобы не расслабляться?
И Алена знала, что пусть и сказанное в шутливой форме, это предложение было весьма обдуманно и серьезно.
Олегу было 35 лет, и он как раз подошел к той черте, когда мужчине для гармонии уже не хватает реализации на работе или в отношениях с женщинами, это возраст, когда он сознательно стремится к ответственности и покровительству. Он обожал Катю, потакал всем капризам этой маленькой девочки, которая уже в пятилетнем возрасте понимала свою власть над этим человеком, но так же отвечала ему искренней и безграничной любовью, и все-таки Олегу одной Кати было не достаточно, ему хотелось своих собственных детей, продолжения его рода, мальчика, и, возможно, еще одну девочку, которую он будет баловать так же как и Катю, а может и больше.
Алена и сама не раз задумывалась над этим вопросом и приходила к выводу, что сейчас как раз самое время его поднять, ее жизнь, наконец, устроилась, и вообще Олег был именно тем человеком, о котором она мечтала три года назад, страдая из-за разрыва с Димой и ставя под серьезные сомнения факт, что найдется в мире хоть один человек, который сможет полюбить ее со всеми особенностями и дочерью. Особенностями – она не случайно употребила это слово, потому что уже давно поняла для себя, что достоинств и недостатков, общем-то и не существует. Кто-то любит спокойствие, кто-то спешку, кто-то стерильную чистоту, а кто-то творческий беспорядок - и этим людям не объяснишь, что одно плохо, а другое хорошо. Она была особенная – такая, какая есть, и за это он и любил ее.
Так что засыпала Алена со сладкими, но еще не до конца определенными предчувствиями.
А уже через день она вновь была в выставочном зале, но уже в качестве оратора. И чем ближе было ее выступление, тем меньше она доверяла самой себе.
- хочешь кофе? – спросил появившийся из толпы Антон, - помогает при стрессе.
- Тогда дайте два!
- Не понимаю, почему ты волнуешься. У тебя никогда не было проблем с публичными выступлениями.
- Это все показное. На самом деле я в панике!
И это было правдой. С детства Алена боялась выступать на публике. Ей всегда казалось, что окружающие слушают ее только из вежливости, а на самом деле думают о чем-то другом или тихо обсуждают ее прическу. С возрастом она научилась брать себя в руки, и ничем не выдавать своего волнения, но страхи маленькой девочки все равно никуда не исчезали, и первые несколько мгновений давались Алене максимально тяжело. Но когда они проходили, ее речь сразу становилась легкой и непринужденной, но в то же время интересной и четко выстроенной.
Из своего укромного уголка Алена видела, как заполняется зал. В первых рядах сидели в основном мужчины в рубашках свободного кроя – времена строгих деловых костюмов прошли, и не всегда с первого взгляда можно было понять, где потенциальный клиент, а где праздный слушатель. Алену научил наблюдательности ее начальник, и теперь она знала, на что прежде всего стоит обращать внимание – ремни, обувь, запонки. Раньше она не придавала всему этому никакого значения, разве что какая-то из этих деталей была на редкость красивой, но сейчас ничего не ускользало от ее глаз и ее дедуктивным способностям позавидовали бы даже опытные полицейские.
Узнав об этом, одна из ее подруг назвала Алену меркантильной и расчетливой, но этими знаниями она пользовалась только для рабочих целей и видела в этом не больше и не меньше, чем простой тайм-менеджмент, позволяющий избежать ненужных знакомств и недопонимания.
- …Алена Викторовна Воробьева, - объявил мужской голос, что означало, что пора начинать выступление.
- Добрый день! – нетвердо начала Алена, чувствуя, как ее голос предательски хрипит, - я рада приветствовать вас на презентации проекта жилого комплекса «Тиффани». Наша компания «Веллингтон» предлагает вашему вниманию мультиформатный жилой проект, в котором будут объединены таунхаусы, коттеджи и многоквартирные дома, - она обошла макет с правой стороны и уже совсем легко продолжила, - на территории в 60 Га гармонично объединены все преимущества городской и загородной жизни, так что вы имеете прекрасную возможность проживать в квартире и в то же время наслаждаться всеми прелестями живой природы.
Это жилье принципиально нового формата, в котором транспортная доступность сочетается с атмосферой спокойствия элитного поселка. 10 Га земли отдано под традиционный парк, с разнообразной растительностью и водоемами, многоуровневым ландшафтом и декоративными мостиками и беседками.
В комплексе четко выдержан сегмент бизнес-класса. Площадь квартир в домах увеличена – однокомнатная квартира-студия имеет не менее 60 кв. м. Высокие потолки, а так же продолговатые окна, практически от пола делают жилье наиболее воздушным и светлым. Квартиры последних этажей имеют панорамное остекление и выход на крышу.
Отдельное внимание я хочу уделить дизайну данного проекта, - Алена перешла к своей любимой части, - Комплекс называется «Тиффани» - это американское название стиля «модерн». Отказ от прямых углов в пользу изогнутых линий, ассиметричные решения в фасаде зданий, растительные орнаменты, работа с цветом. Но внимание будет удалено не только внешнему виду, но и внутренним интерьерам – лестницы, двери, холлы – все это будет выполнено из дерева и иметь уникальный дизайн.
Алена эффектно произнесла последнюю фразу и обвела взглядом зал, ожидая реакции, но в тот же момент ноги ее подкосились, а сердце забилось в бешеном ритме, потому что вдруг совершенно отчетливо, словно прямо перед собой, в последних рядах она увидела до боли знакомое лицо. Дима стоял, спрятав руки в карманы и внимательно смотрел на нее своими красивыми миндалевидными глазами, окруженными россыпью веснушек. Он смотрел на нее так просто и пристально, словно они не расстались на драматичной ноте три года назад, а виделись только вчера в гостях у знакомых и заранее договорились об этой встрече. В отличии от него Алена вспыхнула, словно увидела привидение, он и был привидением, призраком ее прошлого – страшным, но пленительным одновременно. Судорожно она размышляла о том, что он здесь делает, насколько она помнила его работа была далека от архитектурных исканий, но еще больше ее волновал вопрос, отчего она после долгих переживаний, походов к психологам, тренингов личностного роста, после обретения уверенности в себе и прекрасного любящего мужчины, после победы над собой и отсутствия мыслей о Диме в течение вот уже целого года, почему после всего это мысли ее так предательски путались, а щеки горели так, что ими можно было освещать небольшие темные помещения. Откашлявшись, Алена собралась духом и продолжила.
- Кроме того в данном жилом комплексе будет развитая инфраструктура. Первые этажи многоэтажных домов будут отданы под магазины, салоны красоты или аптеки, причем так как именно эти объекты и будут заявлены в проекте, то и выглядеть они будут уместно, гармонично вписываясь в общую замысел.
Алена еще долго говорила, обращаясь к цифрам и разъясняя подробности. Ее речь вместе с грандиозным макетом и сопутствующими слайдами, наглядно изображающими детали концепции, произвела соответствующее впечатление на слушателей, которые и не подозревали какая фундаментальная работа происходила у Алены в душе. Все это время Дима смотрел на нее тем самым взглядом, от которого она прежде сходила с ума, а она думала, как поступить дальше.
Они видели друг друга и довольно отчётливо, так что незаметно исчезнуть, притворившись, будто она никого не заметила, было бы мягко говоря невежливо. Хотя о какой вежливости могла идти речь, когда он в свое время спокойно пропал на целый месяц и не испытывал, как Алена полагала, никаких угрызений совести. К своему удивлению, она ничего не забыла и обида, казавшаяся ей давно прощенной, вдруг вспыхнула с прежней силой.
Она недолго разговаривала с Петром Анатольевичем, который хвалил ее за проделанную работу, еще несколько минут обсуждала дальнейшие планы с коллегами – ресторан или рок-концерт в честь удачно проведенного дня – но потом врожденное чувство такта взяло над ней верх и она подошла к Диме, который вот уже полчаса ждал ее у выхода.
- Я думал, ты никогда не подойдешь, - сказал он.
- Я рассматривала такой вариант, - ответила она честно.
- Привет.
- Привет.
- Я рад тебя видеть.
- Что ты здесь делаешь?
- Мой друг занимается техническим оснащением вон того стенда, - и он куда-то махнул рукой, - работы у него не много, вот и попросил скрасить ему часы досуга. Ты очень интересно рассказывала, я даже захотел жить в твоем комплексе.
- Для начала его нужно построить, а это не так просто.
Тема была исчерпана и они не знали, о чем еще поговорить.
- Может, выпьем чаю? За углом есть неплохое кафе.
- А как же твой друг? Это Леша или Антон? – спросила она, улыбаясь.
- Леша. У него сейчас как раз много работы, но если ты не возражаешь, он сможет присоединиться к нам позднее.
- Отлично. Все это время мечтала с ним познакомиться.
И они пошли в кафе.
Как всегда, он помог ей снять пальто и бережно повесил его на вешалку при входе. Он все смотрел и смотрел на нее и никак не мог оторвать от нее взгляда. Она была все такая же, открытая, интересная, излучающая оптимизм, и все-таки что-то в ней изменилось. Но что? Дима не раз представлял себе случайную встречу с ней, и почему-то всегда в этих мыслях он чувствовал себя снисходительно и неловко, как будто не она тогда отказала ему, а он глупо и трусливо не позвонил. Фактически так оно и было, но он отказывался признаваться в этом даже самому себе и жил с некоторой уверенностью собственного превосходства. Но сейчас, когда эта самая встреча стала реальной, Дима не испытывал ни одной из предполагаемых эмоций, он несомненно что-то чувствовал, но что – он не мог ответить на этот вопрос и в конечном итоге решил пустить все на самотек.
- как ты живешь? – спросил он, чтобы как-то начать беседу.
- Отлично. Работаю главным архитектором архитектурного бюро «Веллингтон».
- Почему такое название?
- Не имею понятия... Недавно летала отдыхать в Рим.
- С дочерью?
- Да, с ней.
- Ну и еще…, - она помедлила, - я выучила греческий язык.
Почему-то она не сказала ему про Олега, а ведь стоило сделать это в первую очередь, чтобы расставить нужные акценты, или по крайней мере из женского самолюбия. И все-таки Алена этого не сделала. Точно не осознавая мотивов своего решения, она тотчас стала им не довольна. Уже второй раз она пыталась скрыть от Димы важную часть своей жизни, а ведь на собственном опыте она знала, к каким последствиям приводит такая преступная недосказанность.
- а ты?
- Я женился!
- Вижу, ты четко следуешь намеченному плану. Я люблю целеустремленных людей. Поздравляю.
- Спасибо, - ответил он, и тут же почувствовал себя крайне неловко, как ничтожно, должно быть, это сомнительное достижение выглядело в ее глазах, даже захотел спрятать левую руку в карман или на крайний случай выкинуть обручальное кольцо в окно, - еще поменял работу и машину. Сейчас делаю ремонт.
- Вы купили квартиру?
- Досталась от бабушки. Квартира маленькая, с дурацкой планировкой, ничего интересного не придумаешь, но как-никак свое жилье.
- Ну это как посмотреть. Из любых исходных данных можно сделать все, что угодно. Практически из любых.
- Только если ты мне в этом поможешь, - прямо сказал он.
- Не думаю, что имею право лезть в твою личную жизнь.
- Это не имеет никакого отношения к личной жизни. Это просто работа.
- Нет. Я не могу, а, главное, не хочу этим заниматься. Прости.
- Я понимаю, - он опустил глаза, а потом вдруг резко поднял голову, - Алена! Я не хочу сказать, что думал о тебе все это время. Нет, это не будет правдой. Но сказать, что я не думал о тебе совсем – тоже будет откровенным враньем. Я не знаю, что тебе сказать, - он замолчал, - я скучал по тебе.
- Тебе говорили, что твоя излишняя честность порой обескураживает?
- Было такое, - тихо сказал он.
- Так вот, мне приятно, что ты обо мне думал, - она сделала паузу, - Я тоже думала о тебе. Не всегда в культурных выражениях, не всегда тепло, но в целом довольно долго. Я использовала твой образ, чтобы писать стихи. У тебя удивительно вдохновляющий образ. Ты бы мог его продавать и стать знаменитым.
- Мне не нужна слава, - улыбнулся он.
- А я думала, ты тщеславен.
- Несколько иначе. Тебе налить еще чаю?
- Да, спасибо.
Пока он наливал чай, медленно, чтобы в чашку не упали чаинки, Алена наблюдала за его руками и выражением лица. Ничего не изменилось, кроме появившегося на пальце простого обручального кольца и нескольких новых морщин на лбу и в области глаз. Дима всегда был крайне эмоционален и это в прямом смысле отпечатывалось на его лице. Зато все веснушки были на месте. Все до единой.
- Алена, я знаю, что я немного женат. А у тебя все так же есть дочь, и даже более взрослая, но мы можем попробовать с тобой дружить?
Она устало посмотрела на него и вопреки желаниям, ответила:
- Неужели ты думаешь, что если я отказала тебе в дружбе тогда, то соглашусь теперь? Где твой хваленый аналитический ум?
- Я знаю. Но мне хочется разговаривать с тобой. За все это время, никто больше не разговаривал со мной на те темы, на какие разговаривали мы, поверишь?
- Поверю. Почему бы и нет. Сейчас сложно встретить достойного собеседника.
- И скромного.
- И скромного, - подтвердила она.
- И все-таки…
- И все-таки нет. Это ни к чему не приведет. Ты был прав, и я это поняла, только позже. Дружба между мужчиной и женщиной существует, но вряд ли в нашем случае. Я не могу объяснить. Мне приятно было увидеться с тобой сегодня. Я словно закрыла какой-то вопрос в душе. Не знаю как и чем, но что-то изменилось у меня внутри. Не знаю. Спасибо за чай.
- Ты уходишь?
- Уже поздно. Меня ждут дома. А тебя разве не ждут?
Он не ответил. Молча встал, снял с вешалки ее пальто.
- мне нравится твоя рубашка, - задумчиво сказала она.
- Я знаю. Это ты ее выбирала.
- Я знаю.
- Вот вы где! А я обошел два зала в поисках вас! Очень приятно, меня зовут Алексей! – и появившийся из ниоткуда мужчина протянул Алене широкую крепкую руку.
Алена с Димой долго смотрели друг на друга, потом в какой-то миг вся ее задумчивость прошла и она весело обернулась к незнакомцу.
- Алексей?! Вы?! Много о вас слышала! Приятно познакомиться! Была бы рада остаться, но меня ждут. Хорошего вечера.
- Я провожу тебя, - сказал Дима, уже надевая куртку.
- Не нужно. Метро совсем рядом, да и Лешу ты и так надолго бросил. Невежливо получается.
- И ты вот так уйдешь?
- Да, - сказала она. Потом улыбнулась, крепко обняла его и вышла из зала.
Дима рухнул на стул рядом с Лешей потерянный и изнеможенный.
- Ты заказал что-нибудь поесть? Я голодный, как волк! Девушка! – окликнул он официантку, начиная диктовать ей свой заказ еще с другого конца зала.
Когда все формальности были соблюдены, он откинулся на кресле и подозрительно глядя на Диму, спросил:
- откуда ты знаешь Алену Воробьеву?
- А?
- Ну Алена Воробьева – известная в определенных кругах девушка, вряд ли ты познакомился с ней на улице.
- Это была моя Алена.
- Алена Воробьева – твоя Алена?
- Да, моя Алена.
- Это та, которая…
- Да, с ребенком.
- И которую…
- Которую я вам не показывал.
- Но сейчас я так понимаю ребенок никуда не испарился, - озвучил очевидное Алексей, - так почему же ты выглядишь так, точно тебя ударили веслом по голове?
Всю дорогу домой Дима напряженно думал.
Какова была вероятность, что еще хоть раз в жизни он заговорит с ней, да что заговорит – хотя бы просто увидит?! Честно говоря, вероятность была крайне небольшая. Как комбинация роял флеш в покере. И все-таки это произошло. Она улыбалась ему, снова пила с ним чай – черный с земляникой и чабрецом – и отвечала на вопросы, словно не было той огромной пропасти, что пролегла между ними. Был ли он рад этой встрече? Несомненно! Он не мог объяснить своего необычного состояния, но не мог и не заметить, что все его существо вдруг наполнилось необыкновенной легкостью и необъяснимым смыслом.
Он был рад, что не поехал сегодня на работу на машине, за все это время он так и научился получать удовольствия от вождения и за рулем не мог ни расслабиться, ни сосредоточиться. Одинокий, он стоял в вагоне, полном людей и равномерный гул колес вводил его в состояние полудремы.
Ему хотелось выговориться так, что он физически ощущал комок спутанных слов, застрявший у него в горле, он бился в нем словно мяч, от одной стенке к другой, но все же не мог найти выхода. Тогда он хотел было поговорить с Лешей, то не смог произнести и нескольких законченных предложений, а потом и вовсе только открывал рот, что делало его похожим на большую рыбину, выловленную им в прошлом сентябре на озере неподалеку от дачи. Но все эти метафоры приходили в его гудящую голову просто потому, что он не мог сосредоточиться на чем-то одном и важном и поэтому долго останавливался на чем-то одном.
Но все эти мелкие мысли хаотично двигались на фоне одной глобальной мысли об Алене. И это не имело никакого отношения к романтическим чувствам. С ними в отношении нее (он не раз себе в этом признавался) у него все было давно решено. Почему-то несмотря на все ее усилия, Алена не привлекала его, как девушка, и хотя она была умна, стройна и красива, всегда удивительно хорошо выглядела и умела выйти из любой неловкой ситуации, при виде нее у Димы больно не сжималось сердце и не начинали потеть ладони – ведь именно так он осознавал первые сигналы любви. С ней ему было легко, с ней он сам становился лучше, не было душевных мук и внутренних сомнений, нет, это не было похоже на любовь. Но тогда что же мешало им быть друзьями? Дима не мог понять, почему Алена была так непреклонна в своем решении, ведь дружба между ними была самым логичным результатом их недолгих отношений. И ничего, что теперь он был женат. Наоборот, то, что он был женат, было даже хорошо, теперь между ними не было мучительной недоговоренности и необходимости, как-то считаться с фактом, что она женщина, а он как-никак мужчина.
А вдруг у нее до сих пор остались чувства к нему, подумал он и даже остановился, озвучив эту мысль. Что ж, такое тоже было возможно, не всем удается достойно выйти из отношений, не потеряв самого себя, но и с этим можно было что-нибудь сделать. Он был так увлечен эгоистичной идеей заполучить ее в друзья, что все препятствия казались ему положительными факторами и к тому моменту, когда он подходил к дому, настроение у него была весьма приподнятое.
Он не стал звонить, открыл дверь ключом, снял ботинки. В коридоре пахло жареным луком и вареной картошкой. Он зашел в ванную помыть руки, несколько раз улыбнулся своему отражению в зеркале, убрал волосы с лица и направился в комнату.
- привет! – сказала Диме красивая молодая девушка, не вставая с дивана, - ты сегодня поздно.
- Да, Леша попросил остаться с ним до закрытия выставки, - ответил он небрежно, словно делал это через силу.
Он присел слева от жены и обнял ее так, что сразу было понятно, что это движение было доведено в их паре до автоматизма. Они долго сидели молча, равнодушно глядя в телевизор. Лена медленно гладила его руку, а он время от времени переводил на нее взгляд и целовал в макушку.
Дима познакомился с Леной через несколько месяцев после расставания с Аленой. Он тогда увлекся покером сильнее обычного. Он не был слишком азартен и легко бы вышел из игры, если бы карта так не шла ему в руки. Но за шесть недель он ни разу не оказывался в минусе, наоборот, всегда возвращался домой весьма обогатившимся и этот успех в игре опьянял его больше, чем алкогольные напитки, тоже имеющиеся в компании друзей в немалых количествах.
Эта была очередная пятница, конец месяца, и его друг Антон устраивал большую вечеринку у себя на квартире. Лена была подругой чьей-то девушки, и первое время она чувствовала себя скованно. Дима решил помочь ей освоиться, и с этого все и началось: вечерние прогулки, рука в руке, последние ряды кинотеатров. Он водил ее по паркам и иногда по громким выставкам, а она восхищалась его широким кругозором. Она была младше него на четыре года, хороша собой, в меру капризна, весьма сексуальна и слушала каждое его слово. И Дима, благоразумно рассудив, что Лена обладает всеми качествами добропорядочной девушки, сделал предложение. Ему было 26 лет, все его друзья уже были женаты (а кое-кто успел и развестись), кроме того он хотел детей. Нельзя сказать, чтобы Дима любил всех детей без разбору и умилялся каждому младенцу, которого встречал на своем пути. Скорее наоборот, многих детей он считал не очень-то симпатичными, а еще капризными, плаксивыми и не наделенными умом. Но с его ребенком этого уж точно никогда бы не случилось, это он знал наверняка. Его сын будет настоящим маленьким джентльменом, а дочь - прекрасной юной леди.
Лена была не против пополнения в семье; перед Димой, как у коренного москвича в шестом поколении, не стоял квартирный вопрос, и уже к концу медового месяца они занялись планированием ребенка. Но это, казалось бы, простое, на первый взгляд, занятие, не приносило желаемых результатов. Шли месяцы, а тесты все никак не хотели показывать заветные две полоски, которые бы стали для кого-то началом новой жизни в прямом и в переносном смысле. Тогда у Димы с Леной начался долгий период хождения по всевозможным врачам, которые только разводили руками и не могли сказать ничего внятного. Фактически оба они были здоровы и имели все шансы родить очаровательного малыша в самые кротчайшие сроки, но на деле получалось иначе, и за эти долгие безрезультатные месяцы и Лена и Дима заметно приуныли и даже отдалились друг от друга. Бороться с невидимым врагом было гораздо сложнее, чем с врагом реальным, и Дима буквально сходил с ума от собственного бессилия. Лучше бы уж им сказали, что у него, или у него, или даже у них обоих есть проблемы, они бы всерьез занялись бы своим здоровьем и пройдя курс лечения, наконец, изменили бы ход вещей. Но месяц за месяц разочаровываться и при этом даже не знать, что ты делаешь не так – было выше его сил. И он с иронией думал о том, как когда-то еще лет пять назад месяц за месяцем он ждал совсем иного, обратного результата, как он боялся, что может упустить что-то из виду, и попасться на обычный женский трюк со случайной беременностью и ему придется жениться вопреки своим планам на жизнь, а ведь у него всегда была четко запланированная схема.
И этой схеме он следовал безукоризненно. Он отучился на разработчика компьютерных программ и работал по профессии, сам купил себе машину, долго встречался с девушкой, даже с ней жил, извлек из этого ценный урок, имел много разнообразных хобби, чем не могли похвастаться его знакомые, вполне прилично пел и примерно знал, чего он хочет от жизни. Когда пришло время жениться, он женился, подойдя к этому вопросу со всей ответственностью. И хоть и будучи в душе романтиком Дима понимал, что брак – это в первую очередь правильный расчет и только потом высокие чувства. Расчет не денежный, а нравственный, понимание, сможет ли один человек на протяжении долгих лет мириться с недостатками другого и наоборот.
За всю свою жизнь Дима не раз влюблялся, иногда совсем теряя голову, но всегда когда он думал о будущем, он старался спрогнозировать дальнейшее поведение той или иной девушки, как в покере, когда делая небольшие ставки сначала вслепую, дожидаешься выкладывания флопа, терна и ривера и только потом понимаешь, если ли смысл поднимать ставки и блефовать, или же лучше вовсе сбросить карты и дождаться следующего круга и более выгодной комбинации.
И вот несмотря на всю свою осторожность и попытки предотвратить любые риски в своей жизни, Дима оказался в ситуации, которую он не мог никак контролировать и саркастически думал, какую злую шутку сыграла с ним судьба.
Год спустя Лена получила повышение и с головой погрузилась стройные ряды статистических данных. Она стала чаще задерживаться на работе, чем иногда приводила Диму в негодование, но он не мог не заметить, какая разительная перемена произошла в ней за столь короткий срок. Лена преобразилась, в жестах ее стало больше уверенности, а в глазах – огня, и хоть они и стали проводить вместе меньше времени – этот период поистине был для них самым счастливым и страстным. Но и он вскоре прошел, уступив место классическим будням. И если Лена с грустью переживала эту перемену, Дима был к ней вполне готов. Он отчего-то прекрасно понимал, что такое брак и не питал на этот счет ложных иллюзий. Он знал, что период страстной влюбленности рано или поздно проходит, и только недалекие люди стремятся продлить его вечно, но он так же понимал, что этот факт не мешает супругам уважать друг друга в течение долгих лет.
- Что-то ни Антон, ни Костя давно к нам не заходят, - сказала Лена, - у них все в порядке?
- Да. Они все ждут, пока мы сделаем ремонт и придут к нам на новоселье. Сказали, что даже подарки купили.
- О! Тогда им придется долго ждать и их подарки уже устареют!
- Ты совсем в меня не веришь? – обиженно спросил Дима, - я ведь могу уйти спать в другую комнату!
- Я просто считаю, что пора прекратить заниматься ерундой и нанять бригаду строителей.
- И не будет никакого личного отношения.
- Зато будет личная комната.
Это был их классический диалог, который всегда заканчивался примерно одинаково, варьировались только доводы и тон, от насмешливо-шутливого до предельно агрессивного. Эти военные переговоры длились вот уже три месяца, во время которых квартира так и стояла нетронутая.
Но тот день был удивителен во всех отношениях, а потому Дима вдруг встал из-за компьютера и с решимостью тевтонского рыцаря сорвал со стены длинную полосу обоев, ознаменовав тем самым официальное начало ремонта. Клок бумаги в бледную полоску так и остался висеть на стене, как огромный лист невероятного растения.
- ладно, к черту обои! Иди лучше ко мне! – и Лена соблазнительно улыбнувшись увела своего мужчину в спальню.
***
В ту ночь Диме снились странные сны.
Он лежал в гамаке и смотрел, как Лена с Аленой играют в большой теннис. Алена выигрывала сет за сетом, хотя вовсе не умела играть и даже неправильно держала ракетку. После каждого взятого мяча она весело подпрыгивала на месте и махала кому-то рукой, а Лена не показывала своего разочарования, а может его попросту не было, и молча пережидала этот приступ радости. Потом стало жарко, и Дима снял футболку и тут же перед его глазами предстал океан. Где-то вдалеке то появлялась то исчезала маленькая красная точка, которая становилась все ближе и ближе. Он долго вглядывался вперед, пока не различил, что это Алена, рассекающая волны на доске для серфинга. Она то и дело падала, каждый раз находя это удивительно смешным, вновь вставала на серф и, снова помахав рукой невидимому спутнику, продолжала свое путешествие. Дима сидел на берегу, и Лена бережно мазала его плечи солнцезащитным кремом. Прикосновения ее были нежные и приятные, он потянулся к ней, но краем глаза увидел, что Алена снова упала, но в этот раз ее голова не поднималась над поверхностью воды. Он дернулся вперед, но Лена уже обвила его шею руками, так что он вынужден был поцеловать ее, но как только поцелуй закончился, он бросился в холодную соленую воду, брызги попадали ему в глаза и он плыл фактически вслепую. Даже через сон он чувствовал, как напрягаются его мышцы. И вот уже совсем близко он увидел Алену. Он потянул руку, но она уже была на ногах рядом с каким-то мужчиной. Они быстро двигались по направлению к берегу, оставляя его одного в пучине сильных волн.
Дима проснулся в поту. За окном еще не рассвело, Лена крепко спала, обняв подушку. Дима вышел на кухню, выпил воды, решил снова лечь, но сон как рукой сняло. Тогда он закутался в одеяло и вышел покурить на балкон. Была холодная предвесенняя ночь, последний снег еще лежал живописными сугробами в ожидании своей плачевной участи, он был желтый в свете фонарей, как золотой песок пустыни из восточной сказки.
- что же это со мной, - думал Дима, закуривая вторую сигарету. Многократно он зарекался бросить эту пагубную привычку, но каждый раз что-то мешало ему это сделать, - не спать из-за какой-то девчонки! И это при том, что мне не 15 лет, - продолжал рассуждать он, - и все-таки это совесть. Да-да. Тогда я, конечно, был прав, но получилось все-таки некрасиво. Но как я мог поступить иначе? Она сама все это начала. Сказала бы все сразу, и ничего бы этого не было, - твердо решил он и все-таки в глубине души был рад, что это было.
В конечном итоге, он пришел к выводу, что во избежание подобных приступов бессонницы надо снова подружиться с Аленой во что бы то ни стало и раз и навсегда закрыть этот вопрос. Возможно, он пришел бы и к более глубоким выводам, но зима давала о себе знать и, окончательно замерзнув, он вернулся в квартиру.
Всю неделю он ничего не предпринимал, а в один день после очередного потока мыслей, он сдался своему подсознанию и, сказавшись на работе больным, поехал к ней.
Он не решил, о чем будет с ней говорить, не подумал о последствиях, просто сел в машину и – будь, что будет! Дима не очень хорошо ориентировался на местности, но ее адрес он почему-то хорошо помнил: улица Окская, дом 3, строение 1. Он ездил к ней всего три раза и все три раза сворачивал не туда, так что в этот раз он ехал от противного и, как ни странно, сразу попал к нужному дому. Дом стоял параллельно оживленной магистрали, и Дима минут двадцать искал место, где бы ему припарковать машину. И чем дольше у него занимали приготовления, тем больше он сомневался в правильности своего решения. В конечном итоге он хотел было уже бросить все и поехать домой, но кнопка звонка уже была зажата и путей к отступлению не было – разве, что сбежать по пожарной лестнице, но это было бы актуально лет 10 назад, так что Диме ничего не оставалось, как стоять у двери и ждать своей участи.
Сначала все было тихо, и Дима с облегчением решил, что никого нет дома – эта перспектива нравилась ему больше всего, ведь это не обесценивало бы его смелый порыв, но в то же время избавляло бы от последствий – но прошло несколько секунд и в квартире что-то зашумело и дверь широко раскрылась.
Дима замер.
В проеме появилась взрослая некрасивая женщина лет 55, ее рано поседевшие волосы были собраны в тугой хвост, а руки по локоть были в пене.
«Неужели ее мама?! – разочарованно подумал Дима.
- Простите, я ищу Алену. Алену Воробьеву. Она здесь живет?
- Нет. Не живет.
- А…, - только и ответил он, подумав, что ошибся квартирой или этажом.
- А вы к ней по какому вопросу?
- Да так. Я ее друг.
- Я почему-то так и думала. У вас хорошее лицо, доброе. У хорошего человека хорошие друзья. Я уже два года снимаю у нее квартиру и слова плохого от нее не слышала! Всегда такая радостная, не то что остальные. А дочь у нее просто чудо! Вы знаете ее дочь?
- К сожалению, нет.
- Ой, ну что вы?! Вам надо непременно с ней познакомится. Вы наверное, давно не виделись, раз ни дочь не знаете, ни адреса нового. Вы погодите, я вам запишу, - и она скрылась в темном коридоре в поисках записной книжки, - вот, держите, - она протянула ему листок с адресом, - надеюсь, со второго раза у вас все получится.
- Что? – не понял Дима.
- Ну приедете в нужное место. А то жалко, столько времени зря потратили. Может, зайдете, чаю выпьете?
- Нет-нет, я поеду. Большое вам спасибо.
- Ну что ж, тогда всего хорошего, - женщине явно не хотелось терять собеседника, но разговор был исчерпал, и она не спеша закрыла дверь на замок.
Дима стоял на лестничной клетке с заветным адресом в руке и вновь размышлял, что же ему делать дальше. В последнее время он только этим и занимался. Честно говоря, ему уже не хотелось никуда ехать, первый порыв прошел, уступив место сомнениям и здравому смыслу. Ради чего он хотел выставить себя полным идиотом? Какова была его цель? Ему хотелось, чтобы все произошло само собой и уже последствия дали ему ответ на эти вопросы, а сейчас получалось, что весь его план полетел к черту и нужно было что-то делать, а для любого действия важна была мотивация, с чем у Димы всегда было не слишком хорошо.
Он спустился во двор, сел в машину и вбил в навигаторе адрес. Оказалось, что Алена жила неподалеку, примерно в двадцати минутах езды и было бы верхом неуважения к судьбе проигнорировать ее знаки. Уж во что, а в знаки Дима почему-то верил сильнее всего.
А в это время Алена делала последние приготовления перед уходом. Проводив Олега на работу, а Катю в детский сад, она была на некоторое время предоставлена себе – эти ценные несколько свободных часов, которые молодая мама должна использовать с максимальной пользой, ведь они случаются не часто и практически всегда – стихийно.
Алена быстро сделала маникюр, написала несколько деловых и одно дружеское письмо, испекла шоколадный рулет, и доедая на завтрак сэндвич с тунцом, читала статью про Мачу Пикчу, куда она собиралась поехать этим летом. Глаза ее устали от долгого чтения, и она откинулась на мягкое кресло. Так бы она пролежала там еще некоторое время, но раздался звонок в дверь.
Сегодня утром Олег забыл на столе часы, но Алена не могла и подумать, что он вернется из-за подобной мелочи. Может, очередная примета, - подумала она и открыла дверь.
- Я и не думала, что ты вернешься из-за… - начала она, но увидев Диму, потеряла дар речи.
- Из-за чего? – уточнил он.
- Что ты здесь делаешь?
- Я приехал к тебе.
- Зачем?
- Хочу быть твоим другом.
- Но это смешно. Люди не появляются из ниоткуда и не начинают под какими-то смешными предлогами врываться в твою жизнь. Кстати, как ты узнал мой адрес?
- Мне дала его та женщина, что…
- Ирина Николаевна! Я так и знала. Прекрасная женщина, но чересчур болтливая. А если бы ты был маньяк?
- Ты позволишь мне войти?
- Это не лучшая идея, но, кажется иного выхода нет. Если я закрою дверь, ты, наверное, полезешь через окно.
Дима вошел в коридор и поразился, с каким вкусом и изяществом была обставлена квартира. Его впечатляла и та, прежняя, но эта не шла с ней ни в какое сравнение. Светлая и воздушная, она словно приглашала гостей, а витавший в воздухе аромат шоколада только усиливал ассоциацию.
- у тебя очень красиво.
- Спасибо. Мы только недавно все здесь изменили. Скучно жить в одном и том же интерьере много лет. Раз в несколько месяцев я перекрашиваю стены.
- Сама?
- Да, меня это забавляет.
Они прошли на кухню и она налила ему чай в маленькую чашку.
- и все-таки ты не должен был приходить.
- Почему?
- По многим причинам. Во-первых, потому что ты сам не знаешь, чего хочешь, во-вторых, я чудом оказалась дома, ну а в-третьих, я бы не хотела тебя знакомить со своим парнем.
- Ты живешь с парнем? – переспросил он.
- А что тебя удивляет?
- Нет, ничего, просто подумал, что…
- Что я до сих пор жду тебя?
- Нет, что ты?!
- Хорошо. А то в прошлый раз мне показалось, что ты был слишком обеспокоен, как бы я не влюбилась в тебя.
- Все было совсем не так.
- Рада это слышать. В ином случае мне бы пришлось сказать, что ты себя переоцениваешь.
- Алена…
- Не хочу показаться невежливой, но у меня на самом деле очень много дел, так что…
- Так что мне пора уходить. Я правильно понял?
- Да, - грустно сказала она.
- Но мы можем хоть когда-нибудь встретиться и поболтать спокойно, когда ты никуда не бежишь? – возмущенно спросил он.
- Хм… я даже не знаю… хотя… постой, что ты делаешь сегодня?
- В каком смысле?
- Ты сегодня свободен?
- Да, у меня выходной.
- Тогда, если хочешь, можешь поехать со мной. Я сегодня весь день в разъездах. В пробках у нас будет уйма времени, - улыбнулась она.
Они вышли из подъезда и Дима уже направился к своей машине, но Алена его остановила.
- Нет, поедем на моей. Так будет проще и быстрее.
- Ты совсем не доверяешь моим водительским навыкам?
- Почему же? Нет. Просто ты же не знаешь, куда ехать.
Он придержал ей дверь, а сам сел рядом на пассажирское сидение.
- и какие же у тебя на сегодня планы? Маникюр? Стрижка?
- Что за пренебрежительный тон? Я могу в два счета высадить тебя из машины.
- Не знаю. Мне нравится, когда ты злишься.
- У тебя странные наклонности.
- Ну так все же?
- Сначала едем загород, на объект в частный загородный дом. Там уже построили стены, и теперь надо решить вопрос с внутренней отделкой. Дороги пока свободные, может успеем проскочить.
Алена легко вывернула руль вправо и съехала на главную дорогу, прямо в поток машин.
- расскажи мне о своей работе.
- Что рассказать?
- Что хочешь. Как рождается идея? Как идет процесс?
- Мне кажется, главное в работе дизайнера – это чувство вкуса и меры. Со вкусом все понятно, без него никуда, но умение вовремя остановиться не менее важно. Вот допустим, перед тобой лежит десять видов плитки и все очень красивые и подходят по цвету. Но ты не можешь взять все сразу, потому что тогда будет настоящая каша и полная безвкусица. И ты говоришь себе, хватит, и выбираешь одну. Как в математике: один пишем, два в уме – на следующий объект. И так до бесконечности. Но это легкий случай, когда ты споришь с собой. С собой можно договориться. Гораздо сложнее спорить с клиентами, которые обычно даже не знают, чего хотят, но упорно не желают слушаться ничьих советов.
- Я и собой-то не всегда могу совладать, так что тебе еще повезло.
- А я говорила, что это в тебе от внутренних конфликтов. Ты до сих пор их не решил?
- Не знаю. Я этим не занимался.
- Жаль.
- Почему?
- Потому вместо того, чтобы воевать с собой, ты бы мог воевать с трудностями и добиться гораздо больших результатов и в работе в жизни.
- Ты зануда.
- А ты псих.
- Мы бы отлично дополняли друг друга, - сказал он, взяв ее за руку.
- Не отвлекай меня от дороги. Сиди и думай о жене.
- А как часто ты думаешь о своем мужчине?
- Постоянно.
- И что ты думаешь о нем сейчас?
- То, что он здорово бы на тебя разозлился, если бы узнал, в каком тоне ты со мной разговариваешь. И побил бы тебя.
- Почему ты так думаешь?
- Прости, но в честной драке он бы одержал над тобой победу.
- Тогда драться честно не имеет смысла.
- Настоящий мужчина честен во всем.
- Брось. Ты знаешь, что я дерусь ради драки, мне не важно, кто победит.
- И это тебе совсем не задевает?
- Мне скорее важен процесс выброса энергии.
- Почему бы тебе не сосредоточить ее на чем-то более полезном?
- На чем, например?
- Не знаю. Построй дом, напиши песню! Мало ли интересных достижений?!
- Я не очень хорошо пою.
- У тебя есть время научиться.
Они уже давно съехали с трассы и сейчас виляли по узким, усыпанным песком дорожкам, между каменными и зелеными железными заборами.
- почему в Подмосковье зима длится на несколько недель дольше, чем в Москве? – задумчиво спросил Дима, - Москву что – подогревают?
- У Москвы горячее сердце – вот она и сама горячая. Это как с людьми.
Алена, наконец, нашла нужный дом, загнала машину в гараж и стала вызванивать прораба. Через пять минут явился высокий грузный человек, в дутой серой куртке. Он говорил громким зычным голосом и мусолил в пальцах сигарету.
- в подвале остались коробки с декоративным камнем и мешки со смесью. Если есть возможность, заберите, иначе уведут, - предупредил он.
- Знаю, завтра отправлю к вам машину и сдам остатки в магазин. Их уже предупредили, что такое может случиться. Проводите меня внутрь.
Через парадных вход они вошли в дом.
Построен был лишь каркас и несущие стены, так что изнутри дом напоминал некачественную поделку из папье-маше, такое все вокруг было серое и невзрачное. Но стоило хоть немного включить фантазию и пространство тотчас же оживало.
- Вот здесь деревянная лестница из массива дуба, здесь колонны. Вон там, - она показала рукой в сторону второго этажа, - будут две спальни. Одна для дочери, другая для гостей. Вот здесь длинная люстра на два этажа, ведь второй уровень будет занимать не все пространство, а только часть дома, поэтому потолки в гостиной будут метров 6-7. Сюда отлично подойдет камин, а рядом будет стоять высокая елка!
Пока она говорила в голове у Димы, как будто по волшебству, рождались картины этого уютного рождества, пыльная стройка на глазах превращалась в роскошный особняк, где всегда играла живая музыка, а ходить, вероятно, можно было только в пышных платьях и камзолах.
- о чем ты задумался? – спросила Алена, для которой в этих превращениях не было ничего удивительного.
- Думаю, можно ли научиться так же видеть будущее, как и ты.
- Это не будущее, обыкновенное планирование. Пойдем, ты мне здорово поможешь.
Она достала из объемной сумки лазерный дальномер и стала измерять длину готовых стен. Она диктовала полученные размеры, а Дима стоял рядом и заносил цифры на чертеж. В некоторых вычислениях Алена сомневалась и тогда она перепроверяла их обыкновенной рулеткой, один конец которой она давала Диме, а со вторым шагала к проему двери или окна и с торжественным возгласом: «я так и знала!» записывала что-то в свой блокнот.
Это занятие показалось Диме таким забавным, что он не мог не заметить, что сейчас они проведут все замеры, а потом начнут искать убийцу по длине его шага.
- о нет! Все гораздо более прозаично, - поспешила расстроить его Алена.
Через час, заметно продрогнув, они закончили с этим домом и выдвинулись в сторону центра.
- и этим ты занимаешься?
- Да. Не всегда, но это тоже часть работы.
- А ты не боишься вот так одна ездить в лес?
- Это только у тебя повышенный уровень страха. А я ничего не боюсь.
- Эй. Я ведь могу и обидеться и выйти прямо здесь.
- Прямо здесь? В лесу? Ты серьезно?
- Да, - согласился Дима, - не самое лучшее место для эффектного ухода.
- А ты всегда заранее планируешь, как эффектно уйти?
- Бывает.
В сумке у Алены зазвонил телефон.
- дашь мне трубку?
Дима никогда не лазил по женским сумкам и был удивлен, что прежде, чем найти телефон, наткнулся на словарь идиом английского языка, несколько деталей конструктора, комплект из десяти одинаковых карандашей и проспект с обзором пешеходных экскурсий по Казани.
В конце концов он с видом профессионального фокусника извлек на свет телефон и, увидев на экране мужское имя, возмущенно поднял брови.
- отдай! Привет, Вадим! – весело сказала она.
- Говорить за рулем по телефону небезопасно!
- ты зануда! – прошептала она ему, а потом продолжила в трубку, - вот уж не ожидала услышать тебя так скоро!
- Хотел поздравить тебя со всемирным днем писателя! А так же себя – за то, что близко с ним знаком!
- Спасибо! Приятно слышать. Долго искал повод?
- Вообще-то три дня. Хотел позвонить вчера, но подумал, что день российских кошек тебя меньше заинтересует.
- Ты очень проницателен.
- Что ты делаешь на этой неделе? – спросил Вадим.
- То же, что и всегда – пытаюсь захватить мир, а что?
- Я отправлю к тебе курьера, он привезет тебе экспериментальную модель телефона. Потестируешь, укажешь на минусы.
- Твой очередной проект?
- Вроде того. Справишься?
- Есть, сэр! А почему ты не привезешь его сам?
- Я не могу. Я в Китае.
- Что ты делаешь в Китае?? – спросила Алена в три раза громче, словно решив соотнести громкость голоса с расстоянием.
- Договариваюсь о закупках аккумуляторов и поставках детской одежды.
- Боюсь даже спросить…
- Не спрашивай!
- Хорошо. Жду твоего курьера. И тебя. С зонтиком. Привези мне из Китая зонтик. Я давно хотела.
- Непременно. Ну пока.
- Пока.
Дима внимательно посмотрел на Алену.
- Это твой парень?
- Нет. Это мой друг.
- Не слишком ли много вокруг тебя лиц мужского пола?
- А как тебя это касается?
- Нет, я просто спросил.
Несколько минут они ехали молча. Диме хотелось сказать что-то еще на эту тему, но он не знал что, а главное, не был уверен, уместно ли будет вообще продолжать этот разговор. Поэтому он делал вид, что любуется пейзажем за окном.
- мы кстати почти приехали, - сказала Алена, - сейчас опять будет проблема с парковкой. Поэтому я люблю ездить на метро, правда, не всегда получается.
Они свернули в один из переулков Арбата, где как всегда было оживленно. Прежде чем проехать им пришлось пропустить толпу туристов, которые вероятно спешили в сувенирный магазин.
Они вошли в каменную арку, потом завернули за угол и оказались у небольшого старинного крыльца, отреставрированного на современный лад.
- пошли.
В холле было много народу, но Алена ловко миновала толпу и скрылась в боковой двери. Дима шел следом за ней. Они оказались в небольшой комнате, сплошь заставленной книгами. Предложив Диме подождать на диване, Алена подошла к стойке, за которой сидела молоденькая девушка.
- Здравствуйте. Я Алена Воробьева. Меня просили приехать.
- Как вы сказали? Воробьева? Одну минутку. Да, все верно. Подождите немного, я схожу за договором.
- Что происходит? – Дима был заинтригован происходящим.
- Подожди. Еще рано говорить.
Алена не хотела вступать больше ни в какие диалоги, а потому Дима оставил ее в покое. Пока она молча стояла у стойки, Дима разглядывал корешки книг, большинство названий которых ему были не знакомы. Вероятно, это было какое-то издательство, печатающее молодых писателей и поэтов. Дима мало интересовался современной литературой и поэтому быстро потерял к книгам интерес, но его не покидало любопытство, что же могла здесь забыть Алена.
Девушка вернулась со стопкой бумаг, которые Алена, внимательно пролистав, стала подписывать.
- это пробная версия, - сказала администратор, вручая Алене какую-то брошюру, - верстальщики еще не брались. От вас требуется проверить порядок и орфографию – корректоры уже все просмотрели, но мало ли вдруг авторские знаки.
- Да, понимаю.
- Вот два экземпляра. Варианты обложек скину в письме на почту.
- Спасибо.
- К пятнице успеете?
- Очень постараюсь. Но если что-то изменится, дам знать.
- Отлично. Не забудьте вашу копию договора.
- Спасибо, до свиданья.
- Удачного дня.
Алена положила договор в сумку, а брошюры оставила в руках. Так и вышла с ними на улицу, и там с ней произошла удивительная метаморфоза. Она буквально запрыгала на месте, потом внезапно кинулась обнимать Диму, что он даже не успел опомниться, громко засмеялась и, закрыв глаза, упала на свободную лавочку.
- да! Свершилось! Я это сделала!!
- Боюсь спросить, что именно.
- Они взяли мою книгу! Заключили договор на 1000 экземпляров! Правда, это удивительно?!
- Ничего не понимаю. Ты еще и писатель?
- Я пишу стихи.
- Стихи?
- Да, меня печатали в газетах.
- В газетах?
- Я из кожи вон лезу, чтобы прославиться, а ты даже не знаешь, что я пишу стихи!
- Серьезно? В смысле – ты пишешь стихи всерьез, на продажу?
- На какую продажу?! Стихи всегда пишутся для души! Но иногда ими заинтересовываются посторонние люди. Иногда заинтересовываются даже больше, чем те, к кому эти стихи были обращены, - она сказала последнюю фразу с укором, но Дима этого не заметил.
- И твою книгу будут продавать в магазинах?
- Ну наверное. Главное – мои стихи будут читать люди! Ты совершенно не умеешь расставлять приоритеты!
- Можно мне?
Алена недоверчиво протянула ему сборник со стихами, словно была не уверена, умеет ли он с ними правильно обращаться. Так обычно молодые мамы протягивают своим мужьям конверт с ребенком.
Дима сел рядом с Аленой и стал медленно читать. Он не был расположен к стихам, долго не мог попасть в ритм и совладать с размером, но когда, наконец, освоился, строчки стали удивительно легко складываться в ряд, они шли друг за другом маршем, с каждым словом открывая ему все новые и новые смыслы. Он читал, неумело пытаясь разгадать Аленину душу. Поначалу у него ничего не выходило. Он был, как вор-медвежатник, впервые отправившийся на дело и не понимавший, с чего начать. Но чем больше он читал, тем одухотвореннее становилось его лицо, чего Алена не могла для себя не отметить. Ее творчество было продолжением ее самой, ей казалось, что человек, не интересующийся им, не может быть по-настоящему заинтересован ею, ведь в ее работе, а в стихах в первую очередь, открывалась ее сущность, все ее внутренние мотивы и мечты лежали, как на ладони, и только дурак или трус мог равнодушно пройти мимо этих откровений. Когда кто-то читал ее произведения, даже про себя, она чувствовала это накожно, словно кто-то водил по ее руке нежным белым пером.
- мне кажется, что я где-то слышал это стихотворение, - сказал Дима, - нет, определенно я его уже читал! Ты точно не занимаешь плагиатом?
Он посмотрел на нее и по ее взгляду понял, что это было то самое стихотворение, которое она читала ему во время той самой встречи. Он опустил глаза и пробормотал себе под нос:
- Прости, что я его не понял.
- Ты тогда ничего не понял. Проехали. Отдай мне книжку.
- Нет. Я хочу прочитать еще. Тут 31 стихотворение.
- Да, по одному на каждый день месяца.
- В смысле?
- Ничего. Дочитаешь в машине, - и она практически силой увела его из сквера.
Захлопнув за собой дверь, он сразу углубился в чтение и особо не реагировал на замечания Алены по поводу жутких пробок и стильной архитектуры зданий. Она всячески старалась отвлечь его, не дать ему увидеть очевидного, но он слово за словом продвигался к тому сокрытому смыслу, что все эти стихи – 31 штука и еще 15 в ее рабочем блокноте – были о нем. В каждой строчке он видел намек на их отношения: второе число, и его сломанная рука, и забытый шарф. Все складывалось в единую картинку – когда-то она любила его. А он прошел мимо, ничего не понял, испугался. Принял сильное чувство талантливого человека за назойливость маленькой девочки.
Дима никогда не умел доверять своему мнению. Несмотря на то, что он обладал хорошей интуицией, способностью тонко чувствовать далекие от него вещи (с близкими дело обстояло сложнее) и всегда считал себя правым, в глобальных субъективных вопросах красоты и искусства он всегда нуждался в мнении знатока и не обращал внимания на вещи, которые еще не заслужили одобрения толпы. Тогда стихи Алены показались ему мелодичными, но наивными – лишенными всякой ценности, теперь же когда их напечатали, они стали для него преисполнены смысла. В этих строках был он, и в то же время все она – он ее глазами, интересный, прекрасный. Он расправлял плечи и словно становился на несколько сантиметров выше и тогда всерьез верил в то, что это не она придумала его таким, а он таким и был, а она всего лишь запечатлела его образ и только. Как талантливый живописец или фотограф.
- я, знаешь, совсем не могу читать в машине. Меня всегда укачивает.
- Алена, ведь это прекрасно.
- То, что меня укачивает?
- Нет. Твои стихи. Я и подумать не мог, что стихи могут так трогать за живое.
- Это простое стечение обстоятельств. Ты слышал эти стихи и раньше и ни за что они тебя не трогали. Просто сейчас стоит еще несколько авторитетных мнений и ты не боишься ударить в грязь лицом.
Она была права, но чем больше он слушал ее замечания, верные, но унизительные, тем больше в его душе возрастала волна возмущения, и он горячо с ней спорил и верил тому, что говорил. В ее, а еще больше в своих глазах, ему хотелось выглядеть лучше, чем он был на самом деле.
- просто я тогда ничего не расслышал. Была зима, я был в теплой шапке. Оставишь мне один экземпляр?
- Нет. Они нужны мне для работы. Если хочешь, я могу их прислать.
- Не обманешь?
- Скоро они все равно окажутся в свободном доступе, так что одним месяцем позже, одним раньше.
Было всего 4 часа дня, а казалось, что прошла неделя с того момента, как они встретились. Алена как всегда хотела есть, и они зашли в укромный итальянский ресторанчик на Страстном бульваре. В меню были мидии и черные спагетти с осьминогами и икрой. Алена взяла первое, что предложил ей официант, Дима же был консервативен в вопросах еды и из всех видов пасты ел исключительно болоньезе.
Играла медленная музыка, отовсюду слышался звон бокалов.
- не люблю сетевые рестораны, они обезличенные.
- Совсем?
- Раньше любила. Мне казалось это гарантией качества. Когда не до конца уверена в своем мнении, всегда лучше позаимствовать чужое. А сейчас хожу только по таким местам. Они живые. Как в маленькой итальянской траттории, скрытой в каком-нибудь закоулке от любопытных глаз. Это семейный бизнес и туда ходят только знающие люди, посторонние им не нужны. Совсем другое отношение к бизнесу, чувствуешь?
- Разорительно, на мой взгляд.
- Вовсе нет. Они работают ровно столько, сколько им нужно, а остальное время посвящают семье, прогулкам, путешествиям. Не работают на износ в погоне за лишними деньгами, которые даже не на что будет потратить.
- Ну это не такая большая проблема. Статьи расходов найдутся всегда.
- Когда ты можешь позволить себе все и сразу, жизнь становится скучной, атрофируется желание хотеть. Всегда должно быть что-то недостижимое. Как стимул.
Она хотела еще что-то сказать, но ей вновь позвонили. В этот раз по делу и она долго разговаривала с невидимым клиентом, то и дело поднимая вилку ко рту, но затем вновь опуская ее нетронутой на тарелку. Она постаралась как можно скорее окончить разговор, руководствуясь то ли врожденным чувством такта, то ли усиливающимся голодом, но как только она положила трубку, ей позвонили снова. И она успела за 10 минут поговорить еще с кузнецом, рекламным агентом и стоматологом, с последним в личных целях – уточнила она.
- Откуда у тебя так много различных знакомых? – восхищенно спросил Дима.
- Много? Разве это много? Я, наоборот, все время думаю, где бы найти новых людей для общения. У меня в окружении, например, нет ни одного повара или хирурга. Хотя нет… повар есть. Но он плохой человек.
- А повар?
- А повар хороший.
- Тогда в чем же дело?
- Не могу есть хорошую еду, приготовленную плохим человеком. Слишком много личного отношения. Моя вечная проблема.
- И что же ты – каждый раз близко узнаешь человека, прежде чем принять от него какую-то услугу?
- Нет, не всегда. Когда не знаю, то не придаю значения, но когда знаю, не могу притворятся, что мне все равно. Еще не устал от моих сложностей?
- Только начинаю привыкать.
- Думаю, и привыкать не стоит.
За сегодня это уже был не первый раз, когда она резко осаждала его за высказывания о будущем, и все-таки она была не до конца уверена, что поступает правильно. Ведь он ничего не предлагал ей кроме дружбы, вдруг за этим предложением и стояла только дружба и ничего больше, а ее подсознание уже нарисовало романтические картины и возвело ее в статус хозяйки положения. Нет, она вовсе не хотела от Димы никаких признаний, но осознание того, что через столько лет какой-то мужчина так и остался верен мыслям о ней – польстило бы каждой девушке.
Итак, они наконец добрались до финальной точки своего путешествия – мебельного салона. Алену там хорошо знали и она чувствовала себя неловко от того, что привела Диму с собой, вдруг об этом могли потом пойти какие-то толки. Но и оставить его в машине означало бы придать их встрече слишком большое значение, поэтому она позвала его с собой, на ходу соображая, как удачнее выйти из сложившейся ситуации. Она сосредоточенно посмотрела на него.
- У тебя слишком запоминающаяся внешность. С тобой в разведку не пойдешь. Надень что ли шапку.
И Дима послушно натянул шапку почти до бровей. Но и это не помогло. Тысячи мелких веснушек дерзко смотрели в лицо каждому, кто просто проходил мимо, и не оставляли Диме надежд остаться неузнанным. Алена неодобрительно взглянула на него, но душа у нее улыбалась. «Это же надо быть таким удивительно красивым!» - про себя думала она и испытала нечто вроде гордости.
А Дима теперь смотрел больше не на Алену, а на представший перед ним интерьер. Такую роскошь он видел, вероятно только в музее, да и то, на расстоянии и через натянутый канат, а тут все было совсем близко и можно было посидеть на диване, который стоил, как его новый автомобиль. Прежде он всегда осуждал наличие люксовых вещей, ему казалось это не более чем снобизмом и заносчивостью, но сейчас, попав в мир, где эта обстановка не казалась пышной, а была вполне уместна, он начал сомневаться в правильности своих взглядов. Ему так претили излишне дорогие вещи, потому что, попав в его квартиру, они выглядели бы смешно и неуместно, но так же неуместно выглядели бы и вещи из его обихода в ветхом деревенском домике с натуральным хозяйством. Получается, все дело в уровне жизни, а все остальное просто декорации, - подумал он, - и нет никакой мишуры и выставления напоказ. Нет, мишура, конечно, есть, как есть хвастовство, зависть и прочие отрицательные качества, но ее количество каждый человек определят для себя сам. И это не недостаток всего класса, а черта отдельного человека.
Эта мысль удивила Диму своей новизной и он долго пережевывал ее, словно сочную жвачку.
А потом день внезапно закончился, начали закрываться магазины, в бизнес-центрах гасили свет. Машины дружной вереницей устремились в спальные районы, а дороги в центр были совсем пустые, а ведь можно было уехать куда-то в сторону бульваров и веселиться до утра. Алена довезла Диму до своего дома, и они мерзли в желтом пятне высокого фонаря, пока Дима прогревал машину.
- Хороший был день, - подвел итог он.
- Я жутко устала.
- И все-таки… хороший был день. Может, как-нибудь повторим.
- Если мне нужен будет попутчик, я сообщу тебе об этом.
- У тебя есть мой номер? Просто я твой случайно потерял.
- Нет. Ты удалил его в порыве злости, как будто я не знаю. Кроме записной книжки больше ничего не пострадало?
- Утюг. Я его сломал. Пришлось покупать маме новый.
- Как можно сломать утюг? – искренне удивилась Алена, потом добавила, - А я не удаляю чужие номера. Храню их, как праздничные открытки. И использую, когда мне очень плохо.
- Судя по всему, тебе еще ни разу не было плохо.
- Было. Просто до твоего номера я не дошла. Тем более… я не хочу звонить тебе, когда мне будет плохо. Я позвоню, когда будет слишком хорошо, чтобы с кем-нибудь разделить свою радость.
- И сколько мне ждать?
- Не знаю. Как пойдет.
- Я хочу иногда звонить тебе.
- Ко мне иногда не получается, - веско сказала она и крылась в проеме подъезда.
Он еще долго смотрел ей вслед, пока во дворе не появилась большая коричневая собака. Собак Дима недолюбливал с детства, с тех самых пор, когда одна бездомная дворняга укусила его за ногу и ему пришлось целый год делать уколы от бешенства. Поэтому он быстро сел в машину и поехал домой. Лена, вероятно, уже ждала его, а он вовсе не хотел ее сегодня расстраивать.
***
Если вы думаете, что после целого дня, проведенного с Аленой, дня, который был наполнен новыми впечатлениями и глубокими эмоциями, Дима вдруг что-то пересмотрел в своей судьбе, то вы глубоко ошибаетесь, и с большой долей вероятности можно сказать, что вы совершенно не разбираетесь в мужской психологии. Да, Дима был восхищен чудесным времяпрепровождением, он собирался еще не раз встретится с Аленой и узнать о ней что-то еще, то, чего он даже не мог предположить, но это не имело никакого отношения к его семье. Эти две женщины существовали параллельно в его вселенной и ни коем образом не пересекались. Он мог сидеть в гостиной, предаваясь мыслям об одной девушке – к его чести отнюдь не романтическим, а вызывающим интерес и любопытство – пока вторая ходила вокруг него, соблазняя вкусным ужином и коротким платьем.
- что это ты читаешь? – спросила Лена, перегнувшись Диме через плечо.
- Это? Да так. Стихи.
- Стихи? Ты же не любил стихи.
- Я их и сейчас не люблю. Просто друг дал почитать, вроде как ему интересно мое мнение.
- Это Леша или Антон?
- Другой. Ты его не знаешь, - бросил Дима и удивился, как это получается, что каждая из его девушек знала всех его друзей, как родных. Вздумай он в чем-то обмануть кого-то из них, прикрываясь чужим именем, вся правда тотчас же выбралась бы наружу! Алена была права, отказываясь брать его в разведку.
Он распечатал несколько ее произведений и носил их в нагрудном кармане куртки, периодически извлекая на свет и перечитывая особенно понравившиеся ему строки.
***
После похода по стройкам и магазинам мебели, Дима так заразился идеей ремонта, что то, что он откладывал на протяжении нескольких месяцев вдруг случилось за один день – он упаковал все вещи из гостиной в четыре большие коробки и увез на дачу. Комната стояла пустая и безжизненная, зато в ней стала хорошая акустика и Дима, пока Лены не было дома, мог практиковаться в вокале.
- Я думаю съездить на выходных на строительный рынок, купить шпаклевку и краску. Хочешь, поехали со мной, выберем заодно обои.
- Еще не знаю, возможно, я уеду к Тане на весь день. Ей нужна какая-то помощь в подготовке к свадьбе.
- Что-то конкретное?
- Не знаю. Она все скрывает, как будто бы наш телефон прослушивают секретные службы.
- А может, нам вообще отказаться от обоев? Выкрасить стены краской, например, желтой. Мне кажется, отличный цвет для детской. И стены в дальнейшем можно легко отмыть, ну или на крайний случай перекрасить.
- Я как раз хотела поговорить с тобой об этом.
- Ты не в восторге от желтого?
- Нет, дело не в цвете. Ты правда считаешь, что это действительно хорошая идея – заводить ребенка?
- В каком смысле?
- Когда мы только поженились я только и хотела, что забеременеть, но потом все эти проблемы. Ты не понимаешь, каково это каждый месяц чувствовать себя какой-то неполноценной. Это выбивает меня из колеи. К тому же у меня сейчас все только стало налаживаться на работе – если уйти сейчас, то потом придется начинать все сначала. Понимаешь?
- Нет. Не понимаю. Как ты можешь говорить такое. Лена, - он взял ее за руки, - это же то, чего мы хотели! Зачем тогда вообще нужно было устраивать этот цирк со свадьбой? Жили бы без всяких штампов, как все.
- Так для тебя свадьба – это представление и только?!
- Нет. Но я сразу сказал тебе, что не вижу смысла в формальностях, если за этим не следует никакого продолжения! – начал закипать он.
- Почему нет продолжения? Я тоже хочу детей, просто предлагаю немного отложить это событие.
- Отлично! Давай будем откладывать его ближайшие десять лет!
- Я не предлагаю ждать десять лет, я хочу остановиться. Сделать передышку, начать сначала. Мы только об этом сейчас и думаем. У нас даже секс, это не минуты близости, а очередная попытка зачать ребенка по всем правилам. Ты все время об этом думаешь, а я думаю, думаешь ли ты обо мне или о ребенке. Это невыносимо!
- Конечно, теперь я виноват! – он вышел в коридор.
- Куда ты идешь?
- А разве тебе не все равно?! – крикнул он, надевая куртку.
- Конечно, нет! Дима, прекрати! – но ее голос так и остался в квартире. Дима уже вышел на улицу, захлопнув за собой дверь.
Он шел, слепо глядя вперед, по заснеженной улице, не замечая ни мороза, ни холодного ветра. Как же он был зол в ту минуту! Ему даже хотелось что-то разбить, кого-нибудь ударить, поэтому он так бесцеремонно ушел из дома, чтобы не наговорить лишнего. Он давно знал за собой эту вспыльчивость и редко давал ей волю, психовал только когда уже становилось совсем невмоготу, как сегодня. Его выводило из себя, что Лена могла не понимать таких простых вещей, что она была так же упряма, как и он, и что она, он с досадой признавался самому себе, имела собственное мнение. Когда-то давно, только после расставания с Аленой, Дима облегченно вздохнул, оказавшись в обществе не такой умной женщины, как она. С Аленой ему приходилось всегда быть лучшей версией самого себя, что-то узнавать, к чему-то стремиться, конечно, это было прекрасно, но иногда ему хотелось дать волю собственной лени, ничего не делать и не решать, просто лежать на диване, курить и смотреть в потолок. В других подобная праздность его раздражала, но сам он был весьма к ней склонен и ничего не мог с этим поделать. В обществе Лены он, напротив, был самим собой, ему так казалось, он не задавался сложными философскими вопросами и каждый день не преодолевал себя, будь то спорт или правильное питание – короче говоря, деградировал. Но ему было так хорошо в этой выстроенной годами зоне комфорта, что он думал, что это и есть его сущность, его нормальное состояние, а попытка что-то кардинально изменить, в его глазах, была откровенным насилием над собственной личностью. Человеку свойственно придумывать самые глубокомысленные оправдания своим недостаткам, без этого человечество бы уже давно разделилось на две половины – совершенных людей и жалких неудачников, но это не укладывается в теорию эволюции и естественного отбора, поэтому каждый и спасался от своей жизни, как умел.
Первое время он был рад ненавязчивому обществу Елены, которая не могла сказать ему слова наперекор. В ее глазах он был учителем, мудрым и опытным. Но даже великие правители государств упускают из виду одну маленькую деталь – целенаправленно воспитывая общество рабов, они забывают, что рабу, в силу его невежества, нельзя ничего объяснить – только заставить. Сила – весьма действенный инструмент в управлении людьми, но что если ее эффект однажды пройдет или на эту силу найдется другая – более могущественная?
Неудивительно, что и Дима попался в такую же ловушку разума. Думая, что он всегда сможет заставить Лену мыслить так, как ему удобно, он не учел, что однажды придет время, когда одного его авторитета будет не достаточно и придется что-то доказывать ей путем логических доводов. Но она не хотела его слушать. Как ему было удобно жить в иллюзии своего превосходства, так и ей – в дымке собственной обыкновенности. Ей не нужно было быть или казаться умнее своего окружения – этим она была избавлена от вечных мук самокопания и неуверенности в себе.
Да и Дима, откровенно говоря, был не лучший оратор. Вместо того, чтобы тратить время на долгие подробные объяснения, он предпочитать про себя злиться, проклиная собеседника за его недалекость. И этот диалог имел не больше смысла, чем разговор глухого с немым.
Будь на месте Лены Алена, она бы поняла его с первого же слова, додумав за него сама остаток его речи – которую он и сам себе еще плохо представлял. Все преимущества умной женщины рядом он осознал только сейчас – раньше эти долгосрочные инвестиции не казались ему привлекательными, ведь будущее было так далеко и размыто. Но сейчас, когда оно уже наступило, он понял свой просчет, но было поздно. Надо было что-то решать уже сейчас, исходя из текущих обстоятельств, а дела обстояли так, что за появление на свет ребенка отвечала его жена, а женой по документам являлась Лена, и это ее, а не кого-то другого ему было необходимо убедить в верности своих мыслей. Вся эта нервотрепка сводила с ума.
Конфликт в семье продолжался и на следующий день, и даже весь остаток недели. Никто не хотел уступать, и если Лена не желала делать этого из женского самолюбия и тайного желания воспитать мужа своим равнодушием, то Дима попросту не умел выходить из сложных ситуаций, более того, он даже не хотел этому учиться, не видя в этом никакой надобности.
Всю его жизнь конфликты улаживались сами собой, так зачем ему было прилагать усилия к тому, что и так происходило без его участия. Он относился к типу людей, которые с чистой совестью не поднимали трубки, если не хотели разговаривать, и пропускали вопрос мимо ушей, когда не хотели отвечать. Они словно выключались из жизни, закрывались от мира ладонями, как маленькие дети, думающие, что если они никого не видят, то никто не видит и их. За это его не раз обвиняли в холодности и бесчувственности, на что он отвечал, что не видит смысла объяснять очевидные вещи. Когда он хотел расстаться с девушкой, он мог попросту перестать ей звонить, и когда его друзья справедливо спрашивали его, не правильнее ли все же встретиться и один раз объяснить в чем дело, он отвечал, что отсутствие звонка отчетливее чем что бы то ни было доказывает отсутствие чувств. А этого не изменишь никакими разговорами.
Однажды, и этот пример хорошо отражал его поведение в стрессовой ситуации, он назначил девушке свидание в середине недели, но так замотался между работой, домом и курсами английского, что уже утром понял, что ничего не успевает. И вместо того, чтобы позвонить ей заранее и перенести встречу на другой день, он до последнего избегал брать в руки телефон, надеясь, что она забудет о договоренности. Когда же девушка позвонила сама, подтвердив его худшие опасения, что она ни о чем не забыла, он долго путался в оправданиях, мечтая провалиться на месте и стараясь поскорее закончить неудобный ему разговор. А ведь эту девушку он любил; страшно представить, как бы он поступил с той, кто не вызывал бы в нем столь бурных чувств.
И все же Дима был не плохим человеком. Он был избалован своим воспитанием, когда родители не чаяли души в единственном сыне и учили его быть воспитанным и честным. Он действительно вырос тонко чувствующим человеком, галантным мужчиной, но честность его порой переходила разумные границы, превращаясь в бестактность, а иногда и в цинизм. Случалось, что он понимал, что с ним что-то не так и пытался изменить свою модель поведения, но дома все оставалось по-прежнему, и поэтому все его попытки быстро сходили на нет, ведь даже при большом желании в условиях пустыни не удастся вырастить мускатный орех или гвоздику.
Девушки тоже не сильно повлияли на становление его личности. Одна была чересчур самолюбива и умела только слепо принимать – любовь, восхищения, подарки – ничего не предлагая взаимен. Дима несколько долгих месяцев боролся за ее внимание со своим начальником, в связи с чем заработал на работе не вполне хорошую репутацию, но из борьбы все же вышел победителем, заслужив возлюбленную в качестве трофея. И все же минуты спокойствия для него так и не наступили, каждый день был для него испытанием: девушка была глупа и капризна, но несмотря на это он потакал всем ее прихотям, чувствуя при этом болезненное удовлетворение. История эта окончилась вполне логично, когда девушка ушла к более интересному, перспективному и, главное, более высокому мужчине. После чего Дима на некоторое время впал в глубокую депрессию, а так же заработал изрядное количество комплексом, одним из которых стал его рост – 175 см – который он считал унизительным.
Он был так измотан этими отношениями, что его следующий роман оказался полной противоположностью предыдущему. Алиса стремилась удовлетворить базовые свои потребности в удовольствиях – не думала ни о будущем, ни о последствиях. Она увлекла Диму в стремительный водоворот своей жизни, но в отличие от Алены, она жила только сиюминутными прихотями – и ее сумасбродные поступки не несли в себе ни перспективы к развитию, ни какой-нибудь обыкновенной пользы. Но Дима был тем не менее увлечен, ходил на работу только из необходимости, остальное же свободное время проводил в ней, забыв о личностном росте и даже о друзьях. Он опомнился лишь тогда, когда понял, что прожил целый год и ни на шаг не сдвинулся с места в плане собственного развития, а только наоборот еще больше увяз в банальностях и рутине.
О других девушках и вовсе не стоило вспоминать, потому что они были немногочисленны и не оказали на Димину жизнь никакого влияния, даже воспоминаний почти не были, только фотографии, которые Дима тщеславно хранил в нижнем ящике рабочего стола.
Вот и получалось, что учиться разрешению конфликтов ему было не у кого и негде, а так как психологию он считал обыкновенным шарлатанством, конфликтная ситуация между ним и Леной не исчезала.
В связи с этим, он стал всячески избегать разговоров на эту тему, но тема эта все равно всплывала на поверхность, поэтому он чаще задерживался на работе, принимал приглашения от тех людей, с которыми прежде был едва знаком, ездил помогать родителям – в общем находил различные предлоги, чтобы не бывать дома.
Но просто не бывать дома и проводить время в чьем-то обществе – две разные вещи. Сначала Дима думал, что беседы с другими людьми будут его отвлекать, но он глубоко заблуждался на этот счет. Пустые разговоры с друзьями друзей быстро его утомляли, работа была скучна и однообразна, а от родителей он вообще каждый раз уезжал со скандалом, потому что мама доставала его глупыми вопросами, на которые он не хотел отвечать. В такие мрачные моменты жизни многие мужчины плюют на нормы морали и заводят себе молодых любовниц, которые хоть как-то скрашивают их существование, но Дима был не из их числа. В нем жили такие понятия, как приличия и честь, поэтому, как бы он ни был зол на Лену, он не мог обойтись с ней плохо, заставить ее страдать, а потому он обратился за помощью к человеку, который бы смог помочь ему наиболее эффективно и безопасно.
Он набрал номер и без предисловий сказал:
- Алена, поговори со мной. Мне очень плохо.
***
Через три дня после встречи с Димой, Алена получила от Вадима экспериментальный телефон, вставила в него свою симку и начала тестирование. Телефон был немного странный, чуть шире обычного и не всегда удобно ложился в руку, зато громко звонил, два дня держал батарейку и был необыкновенно красивого цвета спелой вишни.
- я знал, что красный твой любимый цвет, - объяснил удивительное совпадение Вадим.
На минуту Алена задумалась о том, что вероятно у какой-нибудь неизвестной ей Тани любимым цветом был черный, а у Светы – голубой, и Вадиму пришлось, наверное, переплатить за эти разнообразные цветовые решения, но это ее ничуть не тревожило. Она знала особенное – дружеское отношение Вадима к ней – и этого ей было довольно. Его амурные похождения ее мало волновали.
Катя готовилась к утреннику в детском саду, и весь вечер читала стихи, а кроме того каждые пять минут спрашивала Алену, готово ли ее платье. Платье из бело-розового фатина уже давно висело в шкафу, но Алена тщательно скрывала эту информацию, понимая, что Катя, узнав об этом, начнет разнашивать его прямо сегодня, и тогда оно точно недоживет до выступления.
- Мам, - снова подошла Катя к Алене, - не надевай мне, пожалуйста, больше эту кофточку в сад.
- Какую?
- Вон ту, с буквами.
- Почему?
- Там написано, что я звездочка, а я не хочу быть звездочкой.
- Почему?
- Как почему, мама?! Звездочки ночью горят, а потом исчезают. А я совсем не хочу исчезать!
- Смотрю, у вас тут решаются вопросы мировой важности, - рассмеялся Олег.
- Не смейся надо мной!
- Катюша, а я совсем не над тобой смеюсь.
- А над кем тогда?
- Над мамой.
- Тем более не смейся! Я буду маму защищать!
- Видишь, какая защитница выросла? Тебе небезопасно меня обижать.
- А разве я тебя обижаю?
- Вроде нет, но я хочу, чтобы ты просто для себя отметил эту информацию.
- Учту, - улыбнулся он.
- Мааам! – снова позвала Катя.
- Да, малыш.
- А мое платье еще не готово?..
Жизнь Алены снова вернулась в прежнее русло, она легко вздохнула, когда с выставкой было покончено и можно было на несколько дней осесть в офисе и в свободные от работы минуты почитать книжку, заброшенную месяц назад. Но это видимое спокойствие длилось недолго. Не успела Алена разложить у себя на рабочем столе карандаши в правильном порядке, как в ее кабинет ворвался Петр Иванович и нетерпеливо сообщил, что они выиграли тендер и теперь будут заниматься строительством того жилого комплекса, который и разрабатывала Алена. Это был успех! Личный и профессиональный – она не разделяла эти области. Но на смену радости тот час же пришла растерянность и задумчивость.
Одно дело сооружать макет и проектировать здание в теории, хоть и следуя строгим расчетам, но совсем другое – браться за него всерьез, сталкиваться с особенностями реальной почвы и ландшафта, заново рассчитывать опорные конструкции.
- сроки сдачи объекта все те же? – осведомилась Алена.
- Мы еще даже не начали.
- И не начнем, пока я не буду знать сроков. Мне нужно видеть конечную точку.
- Да. Август следующего года. Успеем?
- А есть варианты?
Уже на следующий день состоялось экстренное совещание, на которое были приглашены директора, инженеры, архитекторы и даже курьер Петя, который в самый ответственный момент мог выдать какое-нибудь мудрое изречение. За закрытыми дверями обсуждались вопросы финансирования, поставщиков, этапов постройки. Строительство дома – как съемка фильма, подготовка гораздо более важна, чем непосредственно процесс, ведь рассчитав что-то неверно, рискуешь загубить всю работу и оказаться перед необходимостью начинать все сначала. А это время и деньги.
Алене нравилось сидеть подолгу над чертежами. Сейчас вся работа велась на компьютере, и она с грустью вспоминала о том времени, когда она склонялась над чертежной доской с планами какой-нибудь невероятно сложной фигуры и, практически не дыша, выводила рейсфедером чернильную линию. Точность сопряжения этих кривых она до сих пор считала верхом гармонии и изящества. Иногда она брала работу домой, чтобы подольше побыть в кругу семьи – эти минуты были для нее моментами счастья и восполнения энергии, но именно сейчас Олег уехал в командировку на несколько дней и Алена с Катей проводили вечера одни, коротая их за рисованием картин или изучением детских энциклопедий. Уже в два с половиной года Катя знала, что такое Тадж-Махал и как выглядит флаг Японии, поэтому Алене было нелегко находить книги, достойные ее пятилетней дочери.
В тот вечер они как раз рассматривали полотна импрессионистов, и Алена пыталась объяснить отличительные черты их техники. Катя слушала внимательно, поднося к губам кончик длинной кисти, и словно старалась запомнить все в деталях, чтобы потом в точности перенести услышанное на бумагу.
- понимаешь, - объясняла Алена, - тут главное, настроение. Тебе не нужно показывать все, как есть, не нужны четкие контуры или аккуратность. Нужно, чтобы от твоей картины у зрителя возникло то же впечатление, что и было у тебя, когда ты ее рисовала.
- С этими импрессионистами все очень сложно! – серьезно заявила Катя.
- Почему?
- Вот начнешь ты рисовать в хорошем настроении, а потом кто-нибудь придет и тебе его испортит. И что тогда? Начинать картину заново?
Алена рассмеялась. Серьезность умозаключений ее дочери иногда поражала ее. Не зря все психологи и лингвисты считают возраст от двух до пяти самым изобретательным и гениальным. Ребенок фонтанирует идеями, еще не имея внутренних ограничений и запретов, он создает новый язык на основе уже знакомых ему слов и известных морфологических форм, он делает поразительные выводы, потому что еще не привык думать по шаблонам.
Алена всячески старалась не только поощрять эту непосредственность, чтобы она сохранялась в Кате как можно дольше, но и перенять у дочери ее свежесть мыслей и решений. Взрослые редко прислушиваются к голосу детей, но Алена всегда помнила себя маленькой девочкой и в своей жизни и в воспитании дочери старалась руководствоваться теми детскими далекими от цинизма принципами. Умение учится у детей – редкий дар, который нужно пытаться развивать и культивировать в себе. Быть свободным от всяческих правил, от злости и непримиримости к чужим особенностям, самому решать, что тебе нравится, а что нет, не забывая с каждым днем воспитывать в себе чувство вкуса и душевной чистоты. Прекрасное, ни с чем не сравнимое ощущение.
Еще давно, когда Катя только собирала из крупных деталей конструктора города, Алена с восхищением следила за полетом ее фантазии. Элементы так чудно переходили один в другой, что рождали совершенно удивительные конструкции, которые бы невозможно было воссоздать в реальной жизни. Алена же умудренная шестью годами института и не меньшим количеством лет практики разучилась фантазировать просто так. Она четко знала, что крыша никогда не будет держаться на столь узкой опоре , а такое окно слишком велико, для данного тяжелого фасада. Катю же не занимал вопрос рациональности и устойчивости конструкции, решающим фактором для нее был эстетический момент, чтобы можно было с гордостью сказать: «как красиииво», тут же все сломать и взяться за постройку новой башни.
И вот как раз за этими мыслями Алену застал Димин звонок. У Димы был такой несчастный голос, что она не смогла быстро и тактично с ним попрощаться, как планировала это сделать заранее, и была вынуждена согласиться на очередную встречу буквально на следующий день.
Что ни говори, в Алене было остро развито чувство сострадания.
Быстро управившись с делами, Алена уже в 5 часов вечера сидела в маленьком кафе, где столики отделялись друг от друга невысокими ширмами, и пила клубнично-мятный лимонад. Она пришла рано, хотя и рассчитывала время так, чтобы опоздать. В условиях современной Москвы девушкам приходилось даже опаздывать с опозданием, потому что мужчина мог задержаться в пробке, а если мужчина приходил на свидание позже девушки, в неловком положении оказывались и она, и она. Но к счастью для Алены, это было вовсе не свидание, поэтому она могла приходить и уходить, когда угодно.
Минут через 15 появился Дима. Уставший и сутулый, он походил на какую-то побитую птицу.
- ты сегодня совсем несчастный.
- Какой есть.
Он заказал себе пива, не обратив внимания на недовольное Аленино лицо. Нет, она была вовсе не ханжа и ничего не имела против алкоголя, но запаха пива почему-то органически не переносила, хоть и, как художник, восхищалась его янтарным цветом. Некоторое время они сидели молча, но когда Алена сообщила ему, что молчание не входит в ее сегодняшние планы на вечер, Дима собрался с мыслями и все ей рассказал. Он говорил долго: сначала односложно, вертя в руках картонную подставку для бокала, но чем дальше, тем все эмоциональнее, и под конец своего рассказа он уже энергично жестикулировал, повышал и понижал голос и вставлял в предложения длинные развернутые метафоры.
Алена внимательно слушала печальную историю запутавшегося в себе человека, а потом, когда он наконец взглянул на нее в ожидании ответа, сказала:
- мне жаль, что вы не слышите друг друга. Правда жаль.
- Не слышим друг друга? Ты слушала, что я говорил? Она просто упрямится и все.
- Ты не хочешь понимать, а у нее могут быть свои мотивы такого поведения.
- Какие, например?
- Откуда мне знать. Просто не все принимают тебя беспрекословно, а тебе это не по душе.
- А как же любовь?
- Любовь – не синоним подчинения. У нас, в конце концов, демократия в стране.
- Это ничего не меняет.
- Ты требуешь от нее понимания, но почему же сам не хочешь встать на ее сторону?
- Потому что она не права!
- Ну вот, приехали. В тебе сейчас логики не больше, чем в фонарном столбе. А еще рассуждаешь про любовь! Вот ты сам, когда в последний раз любил кого-нибудь? Только вот по-настоящему, чтобы вопреки здравому смыслу. Когда ее мнение становится единственно верным. Чтобы «надо мною кроме твоего слова не властно действие ни одного ножа».
- Это что?
- Это Маяковский. В любви он всегда прав. Ну так что же?
Поставленный в тупик этим вопросом, Дима задумался. Когда он действительно кого-то любил? Может быть, еще в школе, когда он безуспешно бегал за соседкой по парте Вероникой? Или на море несколько лет спустя, когда дрался с кем-то за понравившуюся ему девушку? Все это было не то. Но все остальные чувства были сильно приправлены логикой и расчетом на будущее. Одна курила, вторая не нравилась его маме, третья ругалась матом. Даже Алена, которая была ему очень симпатична, не прошла жесткий отбор на роль спутницы жизни.
- я не знаю. Наверно, я никого не любил. Вот такой я эгоист, - последнюю фразу он сказал с вызовом, который Алена мудро проигнорировала.
- Ты не эгоист. Просто не можешь разобраться с самим собой. Неудивительно, что у тебя и с другими проблема.
- Наверное, я не очень-то люблю людей в принципе.
- Это не так. Ты хочешь доверять людям, но не можешь, потому что тебя однажды не поняли, предали. Вот ты и не знаешь, куда приткнуться. А на самом деле ты хороший человек.
- Я в этом не уверен, - сказал он обреченно.
- Слушай, оставь этот упаднический тон. Я пришла сюда, чтобы поболтать, что-то обсудить, найти решение, а не слушать нытье несчастного человека. Ты хочешь изменить свою жизнь или просто пожаловаться? От твоего ответа кардинально будет зависеть продолжение вечера.
- А можно выбрать второй вариант?
- Можно. Только будешь жаловаться вон тому бармену. Ему все равно, кого слушать, а я ухожу.
- Постой! Прости меня. Не знаю, что на меня нашло. Я просто не вижу выхода. Какой-то тупик.
- И это ты называешь безвыходной ситуацией? Боже мой! У тебя в жизни хоть раз случалось что-то действительно плохое?! Как с таким отношением к жизни у тебя вообще случались длительные романы, ума не приложу! Поехали!
- Куда?
- Возвращать тебя к жизни.
Алена села за руль и они недолго ездили по узеньким улочкам, пока не добрались до здания бизнес-центра. Стоянка была практически пустая, основная часть сотрудников уже уехали домой. Только отдельные горящие окна выдавали одиночество некоторых сотрудников. Она припарковала машину, и достала из багажника два мотоциклетных шлема.
- надевай.
- Что?
- Я сказала, надевай, - она бросила ему шлем, а сама завела стоящий рядом мотоцикл, которого Дима поначалу не заметил.
- Ты… ты водишь мотоцикл?
- Удивлен?
- Честно говоря, да.
Она стояла перед ним в узких джинсах, приталенной красной куртке с огненным шлемом в руках, и вдруг Дима увидел ее словно в первый раз. Он смотрел на эту незнакомую ему девушку и не понимал, откуда она взялась, ведь еще минуту назад на ее месте была его прежняя Алена, которая была отличным собеседником, но уж никак не любительницей экстремальных видов спорта.
- Так ты едешь? Или мне тоже не доверяешь?
- Отчего же? Поехали. Но почему не на машине?
- Будем стоять в пробках два часа. К тому же я не ездила целую зиму, надо же когда-нибудь начинать.
Он еще раз взглянул на нее, уверенно сидящую на мотоцикле, потом подошел, сел сзади и осторожно, но крепко обнял ее за талию. Алена отметила, что прикосновение было робким, но решительным, и поймала себя на мысли, что по телу у нее пробежала странная дрожь. Но она не придала ей значения, мало ли что бывает, и нажала на газ. Взревел мотор, и Алена, резко почувствовавшая себя смелой и опасной, выехала на ярко-освещенную улицу.
Они ехали по широким проспектам, и ее волосы торчащие из-под шлема развевались прямо у Диминого лица. Дима вдыхал запах ветра и шоколада. Мимо них проносились многоэтажные здания, отражающие вечернюю глубину неба. Дима любовался своим родным городом, сегодня таким другим и чувствовал, как вместе со страхом уносятся все его проблемы. Есть только он и она, соединенные скоростью и опасностью, и Дима ловил эти ощущения и упивался их свежим ароматом.
Алена остановила мотоцикл на Садовом кольце.
- куда мы идем?
- В планетарий!
- Ты уверена?
- Абсолютно!
Поднимаясь по каменным ступеням, они рассматривали макеты планет и карты звездного неба. Дима шел за Аленой молча, не до конца понимая, почему она привела его именно сюда – ведь его волновали вполне конкретные вопросы, а все, что было представлено здесь, имело мало отношения к реальной жизни. Но потом они вошли в большой звездный зал, похожий на зал кинотеатра и уже через несколько мгновений услышали таинственную фразу:
- Внимание! Включаются звезды!
И над их головой, прямо на поверхности купола одна за другой стали загораться звезды, большие и маленькие, они поблескивали своим холодным, но пленительным светом, растворялись, собирались в созвездия. И в этом волшебном месте они вместе проделали путешествие сквозь десятки тысяч лет, проникли вглубь космоса и галактик, и вдруг Диме стало понятно, почему она привела его именно сюда. Здесь, под светом далеких планет, как нигде чувствовалась суетность обыкновенной жизни. Ведь то, что для одного человека составляло вопрос жизни и смерти, не имело никакого значения в масштабе вселенной, и было смешно и глупо допускать уникальность и неразрешимость собственных проблем.
В тот же день Дима, оказавшись дома, нашел нужные слова и помирился с Леной, и той ночью она думала, какой же удивительно чуткий, хоть и упрямый мужчина достался ей в мужья. И все-таки осознание собственной капитуляции подтачивало Диму изнутри, не позволяя расслабиться и получать удовлетворения от наступивших спокойных душевных дней. И он как и раньше стремился уйти из дома куда-то на волю, хотя едва понимал, что именно им руководило.
Алене он стал звонить гораздо чаще, чуть ли не каждый день, а когда не мог звонить, то писал, и негодовал, когда долго не получал ответа. Своим поведением он развенчивал собственный миф о том, что мужчине вовсе не обязательно общаться с кем бы то ни было каждый день и что работа для мужчины всегда в приоритете. Оказалось, что в течении буднего дня есть множество свободных окон, которых он прежде не замечал и которые можно было легко потратить на обмен двумя-тремя сообщениями.
Друг с другом они разговаривали преимущественно о чем-то незначительном, даже абстрактном: о шотландской фольклорной музыке, о прочитанных книгах, о внешней политике времен Петра. В их разговорах не нашел бы ничего компрометирующего даже самый заинтересованный в этом человек, и все же было в них что-то интимное, невероятно нужное им обоим.
Диме был нужен слушатель и одновременно проводник, который бы принял на себя ответственность за принимаемые им решения и за последующие возможные неудачи. Но так же ему было важно, чтобы его понимали. Не делали вид, что слушали, а сами даже не подавляли зевок, а сопереживали, входили в положение. С друзьями он был все так же уверен и весел, и ничто в его поведении не выдавало внутреннего смятения, но в последнее время он устал играть хоть и близкую ему, но все-таки чужую роль. Он хотел немного побыть собой, а для этого не мешало бы по хорошему разобраться, кем он был на самом деле. Как оказалось за свои 28 лет он ничуть не преуспел в этой науке.
У Алены же были совсем иные, хоть и не менее важные мотивы для общения с ним. Ей нравилось его удивлять. Нравилось открывать ему жизнь с совершенно другой стороны, о которой он даже не догадывался, извлекать из его души новые неизведанные чувства, доводить их до совершенства и после вручать их ему, как ценный подарок. В нем реализовывалась ее потребность в ученике - ей нравилось, что он был мягок и податлив, как глина и она могла лепить из него то, что диктовало ей внутреннее чувство красоты, с которым он так легко соглашался, и в то же время она не хотела ничем его ранить, задеть его мужскую гордость, высказать даже намек на то, что в нем есть недостатки. Алене нравилась его готовность к переменам и в то же время она чувствовала если не мощь, то во всяком случае его удивительную власть над ней.
Эта власть заключалась в его отклике. Если он делал что-то по ее совету и становился хоть немного счастливее, она становилась счастливей вдвойне. Успех ее ученика как бы подтверждал успешность ее собственной жизни, доказывал ее правоту. Когда-то она сама была не уверена в себе и только и ждала от других слов одобрения, которые придали бы ей сил, но сейчас она переросла этот комплекс и теперь важно было не слово, а чужое действие, вдохновленное ей. Ей всегда хотелось быть чьей-то музой, героиней стихов и романов, но так как с творческими кавалерами ей не везло, но она довольствовалась хотя бы этим.
Дима старался повсюду ходить за ней, благодаря чему пристрастился к музеям и балету, часто стал сам проявлять инициативу в культурных вопросах, иногда излишнюю.
Как-то раз после работы они встретились в музее Пушкина. Он, чтобы произвести на Алену впечатление, подолгу стоял у каждой картины с видом знатока, внимательно читая историческую справку, располагавшуюся рядом. Алене же экспозиция крайне не понравилась, она хотела поскорее уйти и ужасно злилась на Диму за медлительность. Закончилось тем, что она ушла далеко вперед и еще полчаса ждала его в опустевшей гардеробной, раздраженно читая журнал. Дима же никакой оплошности за собой не заметил и списал Аленину перемену в настроении на женский характер.
Он старался вырасти до нее, как в плане знаний, так и в решимости. Ведь она была права, когда упрекнула его в том, что в его жизни не случалось никаких серьезных неприятностей. С одной стороны это конечно было хорошо, мало кто мечтает о том, чтобы постоянно решать какие-то проблемы, но без этих проблем и не было становления личности, проблема, которую Дима сейчас остро ощущал. Он всегда позиционировал себя, как зрелого мужчину, который рано стал самостоятельным и сформировал свою систему ценностей, но на деле оказалось, что мир, который он привык считать реальным, был не больше, чем парником, и попав за его пределы Дима резко почувствовал себя уязвимо и некомфортно.
Алена была для него образцом того, как обыкновенная жизнь может в самый короткий срок преобразиться и он перекладывал ее пример на свою жизнь. И с осознанием этого встречать каждый рассвет ему было гораздо радостнее.
А Алена, словно чувствуя теперь за него ответственность, наблюдала за каждым его шагом и всячески хотела помочь. Но так как натурой она была весьма деятельной, то ее помощь заключалась не только в советах, но в фундаментальных изменениях, идущих изнутри. И в связи с этим однажды утром она решила, что самое время эти изменения осуществлять.
В первую очередь они коснулись Диминой работы. Уже несколько лет он являлся главным разработчиком программного обеспечения для городских многофункциональных центров. Работа важная и ответственная, требующая большого опыта и хорошего образования. Однако зарплату Дима получал не намного большую, чем обыкновенный программист, а перспективы карьерного роста не было вовсе. Время от времени он поднимал вопрос о том, чтобы уволиться и подыскать должность посерьезнее, но всегда ему что-то мешало, то свадьба, то экономический кризис в стране, но больше всего – его органическое непринятие перемен. Будучи легким на подъем, он быстро вдохновлялся свежей идеей, видя в ней единственный выход, но как только приступал к делу, терял к нему всякий интерес.
Поэтому Алена не собиралась выбивать для него новое место, это могло бы его лишь испугать, но решила дать ему возможность попробовать себя в качестве удаленного сотрудника с похожими, но более интересными обязанности, чтобы Дима мог сам увидеть, какие возможности могут открыться ему в этой сфере, и самостоятельно принять решение. С этим она решила обратиться к Олегу, который мог легко это устроить.
Олег работал в «Большой четверке» старшим консультантом по налогообложению в сфере недвижимости. Они познакомились на конференции в Цюрихе, где он проводил аудит Швейцарской компании, а она приехала послушать о последних инновациях в области высотного строительства. Они виделись чуть ли не каждый день, ничего не зная друг о друге, пока Олег не взял инициативу в свои руки и не попросил ее номер телефона. И хотя номер телефона в другой стране был пустой формальностью, они все же встретились на следующий день в неформальной обстановке - кафе с видом на Линдерход, исторический квартал города на берегу реки Лиммат. Алена никогда не верила в курортные романы, но то был вовсе не курорт, а Олег – весьма незаурядным мужчиной. О своей работе он сказал что-то несвязное, из чего Алена сделала вывод, что он какой-нибудь обыкновенный менеджер, удостоившийся престижной командировки, а потому не сильно афиширующий свою должность. Но Алене не было никакого дела до его положения на служебной лестнице, ведь в первую очередь Олег был интереснейшим собеседником, много шутил, обнаруживал знания во всех областях жизни. Кроме того, он был высок, довольно привлекателен и разговаривал приятным мелодичным голосом. Когда она узнала, кем он работал на самом деле – было уже поздно, она уже была влюблена в него и новость о том, что он является одним из ведущих специалистов мировой компании мало ее впечатлила, можно сказать, она даже пропустила ее мимо ушей, самозабвенно целуясь с ним на заднем сидении такси по дороге в аэропорт. Осознание пришло только, когда она оказалась в его огромной квартире на набережной, которую тут же было решено переделывать под ее чутким руководством.
Катя тоже сразу же приняла Олега, как родного, а потому уже через пару месяцев они переехали к нему и зажили счастливой семьей.
Это идеалистическое положение вещей длилось и сейчас, несмотря на трудности и большую занятость обоих. Им удавалось сохранять свои чувства свежими и нетронутыми и оттого многим знакомым они представлялись эталоном семьи, хоть и официально женаты они все еще не были.
Вот и сейчас Алена вспоминала их первые встречи и улыбалась сама себе. Она облокотилась на левую руку и долго смотрела, как Олег спит. От такого внимания к себе, он проснулся раньше обычного и удивленно взглянул на нее.
- Доброе утро!
- Доброе утро. Я не привык, что за мной наблюдают во сне.
- Я случайно. Видела, что у тебя под веками двигаются глаза и пыталась угадать, что тебе снилось.
- Что придумала?
- Что тебе снится погоня в стиле Джеймса Бонда, со всякими взрывами и неуловимыми преступниками. Угадала?
- Нет. Не было ни того, ни другого. Шел снег, мы катались с тобой на коньках и ели мороженое в сквере.
- Моя версия гораздо увлекательнее! Снова зима – ни за что!
- То есть борьба с преступниками по-твоему лучше?
- Все лучше, чем зима.
Он притянул ее к себе и несколько минут они валялись в крепких объятиях друг друга, потом Алена вновь заговорила:
- Я хотела у тебя спросить, вам не нужен внештатный сотрудник?
- С чего тебя это волнует?
- У меня есть прекрасный претендент на эту должность! Молодой, сообразительный, перспективный!
- Мне начинать ревновать?
- Нашел к кому! Он не отвечает всем моим условиям идеального мужчины! Просто хороший мальчик. Надо помочь.
- Прямо-таки надо?
- Хотелось бы. Ему даже не нужна должность на полный рабочий день, так – внештатным сотрудником.
- Ты что ли ищешь ему подработку?
- Не совсем. Я хочу, чтобы он увидел, что существуют настоящие компании, которые занимаются настоящими проектами, чтобы ему стало интересно, ну а потом пусть добивается всего сам. Ведь главное, это дать мотивацию, а остальное приложится.
- Твои мудрости надо выпускать отдельной книгой.
- У меня уже есть книга. Я не гонюсь за их числом, - рассмеялась Алена.
- Хорошо, попробую подобрать что-нибудь подходящее.
- Спасибо! Я знала, к кому обратиться!
- Но у меня вопрос. Если он не соответствует всем твоим пунктам, соответствую ли я?
Алена коварно улыбнулась и ответила:
- Да! – и после паузы добавила, - кроме одного пункта!
- Какого?!
- Если я скажу, у тебя пропадет стимул совершенствоваться! Мотивация, мой друг, мотивация!
На следующий день Олег озвучил Алене несколько вакансий, которые он мог предложить ее другу на пробу. Диспетчер кол-центра, вариант, который она отвергла сразу, специалист по тестированию баз данных и разработчик дополнительных сервисов. Последняя заинтересовала ее больше всего, ведь эта работа открывала широкое поле для деятельности и в то же время имела гибкие сроки. Заручившись поддержкой Олега, Алена, довольная собой, поехала к Диме сообщить ему это радостное известие.
Сначала Дима воспринял новость с энтузиазмом, горячо благодарил Алену за участие в его судьбе, спрашивал, чем собственно должен заниматься. Но чем дольше она говорила, тем более мрачным становилось его лицо, так как эта авантюра автоматически накладывала на него новые обязанности, к которым он был абсолютно не готов. Он обманывал, и в первую очередь самого себя, говоря о стремлениях к лучшей жизни, на деле же он хотел не прилагать к этому никаких усилий, а жить своей обычной размеренной жизнью, возможно даже с еще большими послаблениями. Он пустился в пространные рассуждения о том, что хочет не только работать – проводить за компьютером большую часть своих дней, не только бегать с курсов английского в тренажерный зал и обратно, но и жить полноценной жизнью, получая от нее максимальное количество допустимых удовольствий. Он боялся, что его молодость вдруг закончится, а он останется наедине со своими нереализованными мечтами и планами, актуальными только до определенного момента. Поэтому он не торопился принимать ее предложение, откладывая решение на неопределенный срок. Так он и планировал существовать некоторое время, не отказываясь и не соглашаясь, имея одновременно возможность и жаловаться на свою жизнь и в то же время задумываться о приятных перспективах.
Но Алена не дала ему вполне насладиться этим моментом, предупредив, что если он не приступит к работе в ближайшие дни, то должность перейдет к кому-то другому и неизвестно, когда появится следующая вакансия. Под давлением таких обстоятельств Дима сдался, утешая себя тем, что работа обещала быть не пыльной, к тому же не требовала его личного присутствия.
Первые несколько вечеров, проведенных за реструктуризацией сайта, показались Диме бесконечными, он все время на что-то отвлекался, то на кофе, то на разговор с женой, но понемногу, начав углубляться в процесс, нашел его крайне интересным и увлекательным. Архитектура сайта была простой и логичной, но требовала определенных усовершенствований, и Дима чувствовал себя древним зодчим, под руководством которого практически на пустом месте рождались города.
Прежде воспринимавший работу, как неизбежный процесс, сейчас Дима брался за него с радостью – спешил домой не к ужину, а к монитору, где за полотном цифр и программных кодов выстраивалась изящная виртуальная конструкция.
Примерно через месяц ему стало мало однообразного сидения в своей гостиной, и он приехал к Олегу в офис, чтобы ознакомиться с работой отдела на месте. К самому Олегу он, конечно же, не пошел и вообще видеть его не имел ни малейшего желания, но передал большой привет, а сам долго сидел в кабинете, совещаясь с другими программистами, как наладить работу того или иного раздела.
Никогда прежде он еще не встречал такого количества высококультурных и образованных людей на один квадратный метр. В компании, где он работал в основном ценились только профессиональные качества сотрудников, руководству не было дела до того, как кто одевался и где проводил отпуск. Здесь же, в компании «большой четверки» важна была и внутренняя составляющая человека. Это был большой сплоченный корпоративами и совместными поездками коллектив, который позволял человеку, влившемуся в него, не только хорошо делать свою работу, но и всячески развиваться. Дима, знакомился с новыми людьми, которые увлекательно рассказывали даже о скучных вещах, и чтобы не выглядеть в их глазах невежественным, он вплотную занялся саморазвитием. Он расширял свой кругозор, читая в свободное время о том, что прежде нисколько его не волновало, бывал в местах, которые только сейчас начали вызывать в нем живейший интерес.
Границы его мира расширялись день ото дня, и чем больше он узнавал, тем отчетливее понимал, как многого он еще не знает; раньше он думал, что стоит на ступень выше своих друзей и подсознательно гордился этим, но и предположить не мог, что этих ступеней после него бесконечное множество, и что они тянутся куда-то высоко, исчезая в белесом небе. Он стал жаден до знаний, проглатывал книги, словно удав беззащитную жертву, а после несколько часов отдыхал, переваривая прочитанное. Он так вырос по сравнению со своим прежним уровнем, что одновременно хотел и поделиться достижениями и в то же время потерял интерес к прежнему окружению. Он снисходительно смотрел на своих бывших приятелей, забывая о том, что недавно сам был из их числа.
Дима уже не говорил Алене о своей обыкновенности, стараясь поскорее стереть этот факт биографии, теперь он был как никто уверен в себе, ощущая свою причастность к некой огромной корпорации, и если раньше его желания ограничивались покупкой нового автомобиля и недельной поездкой на острова, то сейчас мечты уводили его в совершенно иные по масштабу высоты.
И когда он окончательно вжился в образ специалиста мирового уровня (хотя и сейчас его представления о мире были весьма преувеличены), он тут же стал ему тесен, как и для любого амбициозного человека, и Дима уже подумывал о том, как взять новые высоты. И вот тогда он вспомнил о своем проекте, мысли о котором он отбросил за ненадобностью еще несколько лет назад, подумав, что создать свое дело с нуля невозможно, а даже если и возможно, то никому не будет до этого никакого дела и оно исчезнет так же бесславно, как и появилось.
Но сейчас эта мысль вновь овладела его умом, она подтачивала его изнутри, как червь, и он не мог бороться с этим внезапным недугом. Дима в своих надеждах взлетел так высоко, что уже представлял себе, как его программа ворвется в топ самых продаваемых приложений года, а имя будет у всех на слуху. И все же не стоило поспешно обвинять его в гоноре и высокомерии. Его поведение и образ мыслей был вызван в большей мере неискушенностью в вопросах бизнеса и позиционирования самого себя, чем заносчивостью и эгоизмом. Как заигравшийся ребенок, он не мог остановиться и несся куда-то вперед, не зная ни меры, ни чувства направления. Дима был наивен, но вовсе не зол. Да, иногда у него возникали вспышки гнева, но это были редкие явления, которые он быстро в себе гасил, в целом же, он был воспитанным молодым человек, обладающим чувством такта и хорошими манерами. В нем удивительно легко уживались благородство и хитрость, аналитический ум и отсутствие логики, тонкое чувство красоты и стремление смешаться с толпой. В его душе постоянно шел спор, что правильно, а что нет, что достойно восхищения, а что давно пора списать со счетов. И стороны эти никогда не приходили к соглашению, потому что у них не было мудрого судьи – внутреннего стержня, который и делал человека целостным, стойким к испытаниям. Взгляды Димы были не результатом его опыта, а навязанными догмами извне, поэтому они так легко разрушались и на смену им приходили другие, такие же спорные и сиюминутные.
И только когда в его жизни появилась Алена, Дима стал замечать за собой этот недостаток. Он нашел в ней поддержку и внутреннюю силу, она была для него как надежная опора, к которой привязывают зеленый саженец, чтобы он не согнулся от порывов ветра и уверенно рос вверх. Всю жизнь сдерживая себя, в угоду не своим принципам, теперь же он получил внутреннюю свободу, которая на выходе граничила с потерей контроля. Но Алена не давала ему оступиться, была его путеводной звездой, и он менялся к лучшему просто, чтобы соответствовать ей.
Но она была бы не она, если бы допустила в нем эту неуправляемость. Алена направляла его незаметно и мягко, будто все решения принимал он сам. И Дима действительно считал, что это внутренний рост всецело его заслуга. Но в то же время, он знал, кто стоял за всем этим и мысли о ней действовали на него, как успокоительное.
Как тогда, три года назад, он видел в ней настоящую девушку, рядом с которой ему еще больше хотелось быть мужчиной – открывать перед ней двери, помогать надевать пальто, так и сейчас при мысли о ней, его охватывали те же желания, только мужская сущность теперь выражалась иначе. Он хотел быть морально сильнее и старше нее, чтобы при случае суметь поддержать, вдохновить, направить. Он хотел говорить с ней на ее языке, понимать все ее намеки, иметь общие фразы, понятные только им. Он хотел, чтобы при любой проблеме она в первую очередь обратилась к нему, а не к своему мужчине или неизвестному другу, о котором она так много говорит, и все эти желания хоть и были по-детски эгоцентричны, однако происходили от самых глубоких и светлых чувств, на которые Дима вообще был способен, и это несомненно делало ему честь.
Дома с Олегом и дочерью
Жизнь Алены Диме представляется идеалом его жизни. Так – как если бы из его жизни были вырезаны банальности и будни. Он жил обыкновенной жизнью от пятницы до пятницы не потому что напивался или что-то в этом роде, а потому что выходные были для него возможностью испытать что-то новое, хотя этой возможностью он пользовался не всегда. Он и подумать не мог, что событиями могут быть насыщены и будни, что работа может быть процессом не механическим, а чем-то креативным, чему радуешься не меньше чем походу в театр.
Вадим заехал за Аленой в семь часов. К тому времени дни уже стали длинными, как полупрозрачные вечерние тени, и можно было беззаботно шататься по городу до самой темноты. Погода тоже радовала, не успел еще сойти последний снег, как весна рьяно вступила в свои права, и прохожие прямо на ходу снимали куртки и шарфы, а ошалевшие от таких резких перемен деревья в спешке покрывались первыми листьями.
- Куда мы едем? Я хочу есть, - сказала Алена.
- У меня на заднем сидении есть на этот случай булочка.
- Булочка меня не спасет. Пойдем в кафе.
- Не будь скучной. Кафе – для неудачников. Я поведу тебя в гораздо более интересное место.
Словно в подтверждение своих слов, он остановился в одном из темных переулков, достал из багажника объемную сумку и, взяв Алену за руку, направился к слабо освещенному подъезду. Алена нахмурилась.
- не делай никаких выводов.
Он набрал сложный код и дверь открылась. Вадим вызвал лифт, и они поднялись на самый верхний этаж, а потом по пожарной лестнице еще два пролета, где Вадим, эффектно достав из кармана ключ, открыл еще одну дверь и пропустил Алену на крышу.
Оттуда ее глазам предстало поистине невероятное зрелище – город был таким маленьким, будто игрушечным, можно было взять с дороги крохотную машинку и положить ее на ладонь.
Алена обернулась к Вадиму.
- один ноль в твою пользу. Ты сумел меня поразить.
- Думал, что после полета на дельтаплане, тебя будет поразить сложнее.
- Я была абсолютно ненормальная, когда соглашалась. Ничего не помню из того дня!
- Ведь тебе тогда понравилось!
- Возможно. Но у меня почти не бывает неосознанного состояния счастья.
- Как это понимать?
- Попробую объяснить – все эти американские горки, прыжки с парашютом – это чистая эмоция одного момента – ты чувствуешь адреналин здесь и сейчас. В этот момент я не могу сосредоточится на своих чувствах – потому что ничего не соображаю и вообще страшно боюсь. А потом все заканчивается и остается какое-то непонятное чувство пустоты. А мне чтобы быть счастливой, нужно долго стоять на месте, или целовать, или любить – но обязательно долго. А потом еще долго об этом думать – смаковать, воссоздавать все заново в своем воображении. Может, это оттого, что я все делаю быстро, а для счастья мне нужно просто замедлить ход?
- То есть сейчас ты счастлива?
- Возможно… да. Думаю, да…
- Сейчас ты будешь еще счастливее, - улыбнулся он и достал из сумки два кекса и термос с горячим шоколадом.
- Ты так хорошо меня знаешь!
- А что еще оставалось? За такое время!
- Да. Одно странно, что…
- Что?
- Нет, ничего. Знаешь, кто нашел меня?
- Понятия не имею.
- Дима.
- Дима? Какой Дима?
- У тебя он проходил под кодовым именем «Рыжий мальчишка».
- А! Помню такого. И чего он хочет?
- Не знаю. Дружить.
- Не верь в дружбу между парнем и девушкой. Если парень хочет дружить, значит он хочет чего-то еще. Поверь мне, уж я-то в этом разбираюсь.
- А мы?
- Мы это совсем другое дело. У нас богатая история.
- У нас с ним тоже богатая история. Только уж очень грустная какая-то.
- И ты можешь с ним нормально общаться после того, как он поступил с тобой?
- Нет. Не знаю. Сначала я очень злилась. Я даже не знала, что до сих пор обижена на него. Но потом мы встретились и все как-то пошло само собой. Не знаю.
- Вы целовались?
- Нет. С чего это я должна с ним целоваться. У меня вообще-то есть Олег.
- Прежняя Алена уже бы давно потеряла голову и пустилась во все тяжкие.
- У прежней Алены не было мозгов и чувства собственного достоинства, от этого и были все ее проблемы. Сейчас проблем гораздо меньше, и в этом твоя большая заслуга.
- Рад слышать. Так зачем тебе все это?
- Не знаю. Он такой несуразный… такой нелепый. И какой-то по-детски искренний. Это подкупает.
- Я бы не верил этой искренности. Всегда вспоминай то, что было. Люди не склонны меняться.
- Так он вроде и не сделал ничего плохо. Только бы отягощен какими-то дурацкими принципами. Сколько ему было – 25?
- Дурацкие принципы на то и дурацкие, что не выводятся из организма. Впрочем, поступай, как знаешь.
- Не собираюсь я никак поступать. Просто общение от звонка до звонка. Не злись на меня. Мне важно твое одобрение.
- С каких это пор?
- Все время, что я тебя знаю. Думаешь, я просто так выучила греческий и раз в год, в тайне от всех, все-таки гоняю на мотоцикле?
- Ты имеешь все шансы получить титул «Мисс Совершенство»!
- Вручай его скорее, пока я не стала миссис!
- Ты собралась замуж?
- Нет. Но это может произойти спонтанно.
Они присели на каменный выступ, на который Вадим предварительно положил сложенную вдвое сумку.
- Я хотел поговорить с тобой о своем доме.
- Которого пока еще нет.
- Но он будет. Недавно я ехал в область и за одним из заборов увидел недостроенный кирпичный дом. То, что я увидел, так мне понравилось, что я остановился и даже заглянул за ограду. Мне кажется, это мой дом.
- Как ты это понял?
- Я не знаю. Просто решил, что хочу там жить. Я столько думал над этим вопросом, но перед глазами не было ни одной картинки, ни фасадов, ни деталей – ничего! А тут было достаточно одного взгляда, и все стало на свои места. Если достроить его в нужном ключе, а потом сделать верный интерьер, то это будет мой настоящий дом. Я так впечатлился, что даже позвонил хозяину, и он согласился его продать. Но я не хочу покупать его без твоего согласия.
- При чем тут я? Мне там не жить.
- В моем нестабильном состоянии мне категорически запрещено принимать решения, а ты лучше меня знаешь, нужен ли мне этот дом или нет.
Они медленно спустились вниз, словно не желая покидать своего тайного убежища. Там они были над миром, видели его красоту и несовершенства, словно высшие существа, а здесь внизу все было совсем обычным и приходилось играть по чужим правилам.
- пройдемся еще, - предложил он, - я очень редко гуляю по Москве.
Они долго гуляли по теплому вечеру, который крепко держал их в своих объятиях, указывая дорогу. По обе стороны от них вырастали словно из ниоткуда высокие дома и старинные особняки, в которых когда-то плелись интриги и устраивались балы. Думать об этом было чрезвычайно интересно. Потом они свернули на бульвары и мимо них неспешно ездили беззаботные троллейбусы, которые задевали своими рогами самое небо и вздыхали на остановках. В конце концов они оказались на старом Арбате, еще сохранившему дух 19 века, в отличие от щеголеватого Нового, пытающегося предстать в своей бумажной красоте, и постоянно терпящего в этом поражение.
Они остановились у группы уличных музыкантов, которые, ни на кого не оглядываясь, пели свои живые заразительные песни. Девушка в длинном плаще пела грудным, надломанным голосом:
«и небо ярко-розовых цветов,
так что тобою жить уже нет смысла.
и я наемся мятных леденцов
чтоб разыграть самоубийство…»
- хорошо стоять вот так, наслаждаться моментом. Не знать о своем прошлом, не думать о будущем. Стоять вот так бесконечно и слушать простую музыку. Я бы стояла так вечно.
- Ты бы умерла от голода, - иронично заметил Вадим.
- На этот случай у тебя всегда есть булочка, - рассмеялась она, - но ведь честно – это так здорово – быть здесь сейчас, дышать одним воздухом с этим городом. А ведь в нем миллионы жизней и каждая уникальная, и все это один такой странный клубок. Но при этом стоять тут вечно – это не быть любимой, не иметь детей. Нет-нет, так тоже не дело. Мне хочется прожить десятки параллельных жизней. Иногда мне кажется, что так и происходит, и я – всего лишь одно из воплощений самой себя. А где-то есть другая я – которая играет в театре, а там, за горизонтом, третья – катается на велосипеде вдоль Сены. А где-то повыше сидит главное воплощение и видит все эти сущности одного человека и испытывает эмоции каждого из них.
- Иногда мне кажется, что это я слишком много думаю, но слушая тебя, эти мысли рассеиваются.
- Я не хотела тебя смутить.
- Ничего.
- Кстати, я хотела спросить тебя… ты же не закончил поиски интересных проектов?
- Нет, это для меня обычное состояние.
- Возможно, это прозвучит странно, но не мог бы ты выслушать Димину идею. Он что-то говорил про приложение для создание анимации для широкой публики. Сейчас не смогу воспроизвести всех подробностей, но когда я слушала, мне было интересно. Знаю, ты его недолюбливаешь, но он хороший человек, просто какой-то потерянный. Ему бы немного смелости и я уверена, он сможет себя проявить.
Вадим неодобрительно посмотрел на нее.
- ты же знаешь, что я обо всем этом думаю.
- Знаю. И все-таки не могу не попросить. Когда-то ты сделал то же самое для меня. Направил, научил. А кто-то другой скорее всего бы просто прошел мимо, не заметив во мне того, что увидел ты. Ты считаешь его трусом и неудачником, потому что он не добился и доли того, чего добился в его годы ты, но я вижу в нем что-то хорошее. Ты мне веришь?
- Я считаю его трусом и неудачником не поэтому. А только потому, что он не сумел и, главное, не захотел тебя удержать. Только и всего.
- Хочу напомнить, что мы с тобой тоже не с чашки чая начинали.
- Мы с тобой совсем другое дело, - сказал он решительно, потом мягко улыбнулся ей и добавил, - ладно, давай номер своего Ромео, позвоню ему завтра.
Алена улыбнулась глазами и с благодарностью поцеловала Вадима в колючую щеку.
***
Серое апрельское утро началось с дождя. Он тарабанил по тротуарам, крышам машин и разноцветным зонтам, которые сверху представляли собой абстрактную картину из ярких пятен краски. Вадим прошел всего несколько шагов до главного входа в бизнес-центр и все равно успел изрядно промокнуть, крупные капли блестели на его щеках и отросшей бороде. Этот красивый, но слегка растрепанный мужчина сейчас походил не на директора крупной компании, а больше на юношу-хипстера, не хватало только бабочки и лонг-борда в руках.
Резким движением он расправил плечи и вошел в лифт. Когда на табло высветилось число 14, он вышел и направился к дверям в небольшой офис, спрятанным в лабиринте однообразных коридоров.
Открыв дверь, он огляделся. Офис был небольшой, всего две комнаты. По периметру одной располагались компьютеры, за которыми сидели несколько молодых парней в наушниках. Иногда они переговаривались друг с другом, но в целом каждый был поглощен своей работой. Следом же располагался кабинет, где сидел Алексей – начальник отдела разработки.
- как продвигаются дела? – просил Вадим таким тоном, словно зашел в гости к лучшему другу.
Месяц назад он подписал контракт с компанией «» на разработку приложения для создания типовых дизайнов квартир, посчитав это перспективным проектом и теперь ему не терпелось получить отчет о проделанной работе.
- Доброе утро! Не ждали вас так рано. Садитесь! – Алексей предложил Вадиму кофе, - все отлично! Лучше, чем планировали, честно. Я даже удивлен. Программисты почти закончили разработку платформы для программы.
- Так быстро?
- Ну мы занимались этим еще до вас, так что наработки были. А в это время дизайнеры разрабатывают концепцию сайта и 3d модели мебели. Как видите, работа идет параллельно, что ускоряет процесс.
- Ну что ж, я восхищен вашим профессионализмом. Не часто удается поработать с людьми, знающими толк в своем деле.
- Потому что вы, видимо, редко работаете со студентами. Студенты – самая лучшая рабочая сила. Работают на голом энтузиазме, за идею и опыт. Еще не отягощены классическими штампами и на лету схватывают все новое. Дайте им хорошего руководителя и ждите результатов.
- А как же опыт? Не преуменьшаете ли вы его значения?
- Вовсе нет. Мы же не набираем первокурсников, хотя и среди них бывают ценные кадры, но в целом наша команда состоит из выпускников. Они уже много умеют и не боятся применять эти знания на практике. Хотите посмотреть, как мы работаем?
- С удовольствием.
Алексей встал из-за стола и повел Вадима по длинному коридору к двери, на которой висели таблички с надписями "Процедурная" и "Фонд помощи плюшкозависимым и конфетолишённым". В полумраке комнаты в формате open-space сидели молодые люди - все без исключения в больших мониторных наушниках, свет от мониторов едва освещал их лица, а мерный гул, который услышал Вадим, был не чем иным, как щёлканьем десятков клавиатур в гробовой тишине.
- Это наш мозговой центр, основа основ, так сказать! В этом склепе заседают back-end программисты - люди, от которых напрямую зависит качество конечного продукта. Парни отвечают за разработку ядра приложения: за его поведение, масштабируемость, отказоустойчивость, безопасность и скорость работы. На основе этого функционала и интерфейса программирования приложений группа разработчиков в соседнем помещении занимается мобильным решением для всех популярных ныне платформ, а ребята из 305-ой пишут веб-сервис, делая нашу систему доступной на любом устройстве, подключенном к сети Интернет. Своих тестировщиков у нас нет, используем фрилансеров, а при разработке стараемся покрывать unit-тестам до 70% кода, поэтому регрессионные тестирования быстро выявляют проблемы, а практика непрерывной интеграции позволяет сэкономить время на финальных этапах релиза. Дизайнеры, верстальщики и UI-специалисты пока работают удалённо, подключаются по VPN к нашей сети и имеют доступ ко всем внутренним ресурсам.
- Я мало чего понял в плане технических особенностей разработки, - улыбнулся Вадим, - но за лекцию спасибо. Пожалуй, не будем углубляться в подробности, пускай каждый занимается своим делом - IT-профессионалы разрабатывают систему, а мы с вами будем думать, как направить их усилия на то, чтобы сделать её эффективнее и прибыльнее!
Они вернулись в кабинет и Вадим задал волнующий его вопрос:
- Вы сказали, что ваши сотрудники работают на голом энтузиазме. Это стоит воспринимать буквально?
- Не совсем. Но зарплаты действительно минимальные.
- Вам не хватает финансирования? – уточнил он, и тон его сразу же стал серьезным.
- Почему же? С этим у нас нет никаких проблем, просто я сохраняю деньги для более важных нужд.
- Каких например?
- Оборудование, привлечение экспертов.
- Так вы все-таки пользуетесь их услугами!
- А как же? Просто мы нанимаем их на финальном этапе работ. Это как корректор для писателя. Его работа несомненно важна, но пока произведение в процессе, его присутствие бессмысленно.
- И все-таки, я бы хотел, чтобы вы нормально платили своим сотрудникам. За внезапные расходы не волнуйтесь, мы как-нибудь уладим этот вопрос.
- Но мы не хотим, чтобы высокая зарплата их расхолаживала.
- Никто не говорит о заоблачных суммах. Завышать зарплаты – зло, но и отказываться от них вовсе – значит нарушить правило: труд равно деньги. Пренебрежение собственным доходом не создаст положительный климат в коллективе.
- Хорошо. Мы обсудим этот вопрос с бухгалтерией.
Вадим вышел на улицу, оставшись довольным увиденным. Проект обещал был выгодным и интересным. Два основополагающих для Вадима слова. Он лично знал людей, которым было не важно, чем заниматься для обогащения – хоть продавать унитазы – но для себя такого варианта он не допускал. Ему была важна этическая составляющая его работы, она должна была приносить пользу и красоту, помогать людям становиться лучше и счастливее. Вадим понимал, что при таком подходе он теряет некоторую часть доходов и потенциальных клиентов, но его вполне устраивало такое положение вещей. Он был доволен текущим уровнем жизни и душа его пребывала в гармонии.
Вадим завершил оставшиеся мелкие дела, позвонил Ире, спросил, нужна ли какая-нибудь помощь. Получив отрицательный ответ, он еще немного поболтал по телефону с Кристиной, узнал о подробностях дневного сна и пообещав взять ее в субботу покататься на каруселях, закончил разговор. До конца рабочего дня оставалось еще несколько часов. Можно было уже сейчас поехать домой, но вечером у него был запланирован покер с друзьями. Традиции было уже несколько лет и за это время она стала чуть ли не священной. Было приятно приехать к Илье на дачу (а ежемесячные встречи проходили именно там), встретить старых приятелей, завести новые знакомства, выпить немного виски и расслабиться после тяжелой рабочей недели. Его бывшая жена никогда не понимала его стремления делать свою жизнь разнообразной, искать новых людей и впечатлений. Ее мир ограничивался пределами их квартиры – за ее пределами для нее не существовало ничего поистине интересного и дорогого. Вадим же, напротив, испытывал приступы удушья, когда долго не менял места действия и окружения. На фоне этого и происходили их многочисленные ссоры. Она хотела, чтобы он был с ней рядом, ходил на обычную работу, а потом, как и все, возвращался домой и не имел никаких других увлечений, кроме нее одной. Ей хотелось быть как все, не отличаться, жить спокойной размеренной жизнью, а Вадим терпеть не мог банальности и иногда боролся с ними даже вопреки здравому смыслу. Но при этом Ира никогда открыто не осуждала мужа; когда он уходил, она томно отводила глаза и преимущественно молчала, но он видел этот немой укор, хотя никогда не мог вывести ее на прямой разговор. Ему было бы проще выяснить все и сразу, возможно повысить друг на друга тон, сломать несколько тарелок – он давно хотел купить новые. Но эта невысказанная обида, из-за которой Ира чувствовала себя жертвой, тем самым возвышая свою роль, действовала на Вадима разрушающе, она только отдаляла их друг от друга, и ему чаще хотелось вырваться из дома, чем ворваться в него.
Но это были дела давно минувших дней. Они разошлись мирно, как воспитанные люди. Хотя общество и глубоко порицало его за то, что он посмел оставить женщину одну с маленьким ребенком. Обществу вообще только и дай повод кого-то осудить, набросятся – не оттащишь. А личные мотивы людей и другие причины принятых решений стираются в пыль под сотнями пар ног ожесточенной толпы.
Чтобы как-то скоротать время Вадим зашел в книжный магазин и провел там не меньше часа, изучая полки с бизнес-литературой и биографиями великих людей. Он любил читать чужие истории успеха, ненароком ставя себя на место главного героя и пытаясь думать его головой.
Умение видеть глазами другое человека – очень ценно, особенно при том роде деятельности, что вел Вадим. Не зная мотивации твоего собеседника можно скатиться до собственной сентиментальной философии и упустить самое главное, ведь за мнимой простотой может последовать интеллектуальный тупик. Легко попасться в ловушку собственного ума, который иногда мешает мыслить здраво. Необходимо отойти на приличное расстояние и посмотреть на ситуацию непредвзято. И этим искусством Вадим овладел в совершенстве. Иногда даже отходил настолько далеко, что уже не мог вернуться – так и оставался где-то в стороне, понимал и думал, но при этом не испытывал никаких эмоций.
Потом он зашел в уютный маленький бар, где выпил две чашки крепкого кофе и заказал стейк средней обжарки. Стейк подавался не на тарелке, а на деревянной доске, исполосанной шрамами ножа. Закончив свой ужин в одиночестве, он снова посмотрел на часы и решив, что сейчас идеальное время выдвинуться в сторону Ильи, он расплатился по счету, бросив на стол внушительные чаевые, и сел в машину.
Дорога была на удивление ровной и гладкой, словно проходила где-то между небольшими немецкими городами. Вадим вел машину уверенно, получая непередаваемое удовольствие от вождения. В глаза ему светило заходящее солнце, играла громкая музыка, и даже машин было исключительно мало, так что ему не приходилось снижать скорость и плестись в плотной сетке машин на первой передаче.
Примерно через час, он свернул на боковую дорогу, некоторое время ехал по узкой улочке, вдоль которой располагались двухэтажные каменные дома, и увидев наконец нужный проезд между участками, легко заехал в него, что было не так-то просто сделать с габаритами его машины, и остановился напротив небольшого, но солидного коттеджа, прячущегося за пока еще голыми, но довольно высокими деревьями.
- Привет! Есть, кто дома? – крикнул он, открывая входную дверь, которая оказалась не заперта.
- Наконец-то приехал! – воскликнула вышедшая из кухни девушка и поцеловала Вадима в щеку, - только тебя ждут!
- Неужели все уже приехали?
- Не все. Половина толкается в пробках, но Илья с Мишей тут со вчерашнего вечера, а Артем обещает быть через десять минут, хотя его словам можно верить лишь наполовину, - усмехнулась она.
Вадим прошел на второй этаж, где его друзья сидели в облаке сигаретного дыма.
- привет! – они обменялись рукопожатиями, и Вадим сел в большое кожаное кресло.
- Как успехи? – спросил его Миша.
- Отлично. Весь в делах, переживаю по поводу того, что в сутках 24 часа. Мне бы 24 часа и еще время на сон, - мечтательно сказал Вадим.
- Ну знаете ли? Может, тебе просто нужен правильный тайм-менеджмент? Приходи, у меня как раз новая программа запускается.
- Даже на тайм-менеджмент нужно время, а его, как я сказал, у меня катастрофически мало. Но за приглашение спасибо, постараюсь зайти как-нибудь.
Когда-то Миша был коучером Вадима по созданию собственного бизнеса. Это было много лет назад, когда Вадим был еще неопытным новичком в предпринимательстве, а Миша уже руководил огромной компанией, известной по всей России и зарабатывал далеко не первые миллионы. Вадим тогда только бросил обычную работу и совершенно не знал, что ему делать дальше. У него была куча энергии, но не было ни вектора, ни точки приложения. Тогда он пошел на бесплатный семинар по открытию своего дела, а потом, собрав последние деньги, пошел и на платную программу, которую и вел Михаил. Он держал себя со студентами легко, по-товарищески, говорил им «ты» и поощрял любую инициативу. Тогда Вадим и набрался смелости и стал засыпать наставника вопросами и предложениями, он сидел в первых рядах и проявлял инициативу и выполнял домашние задания с излишней тщательностью. За время курса Вадим так достал Мишу, что тот только и мечтал о том, чтобы отделаться от навязчивого студента, справедливо решив, что за подобной дотошностью не может скрываться потенциального бизнесмена. Но то был один из немногих случаев, когда Михаил ошибался. Закончив обучение, Вадим ненадолго пропал из виду, а потом вернулся к Мише уже на личный тренинг. Оказалось, что за это время он наладил неплохой бизнес в сфере цветных металлов (как ему это удалось – Миша и представить не мог!), эффективно применив на практике приемы, изученные им на семинарах. Теперь он уже не был пытливым студентом, а состоялся, как взрослый успешный мужчина, и Миша видел в нем теперь не просто отличного ученика, но и интересного собеседника. Часто их деловые обсуждения затягивались далеко за полночь, а потом и вовсе перешли в дружески посиделки. И оба были чрезвычайно горды этой внезапной дружбой.
Вскоре появился Артем, а за ним и другие гости. Они переместились в гостиную, куда предварительно был перетащен стол с веранды, покрытый сейчас темно-зеленым сукном. Илья достал из комода ящик с фишками и торжественно положил их в центр. Несколько присутствующих девушек удалились на кухню – им были неинтересны и непонятны разговоры, ведущиеся за столом, а мужчины расселились на плетеные стулья, в ожидании хорошей игры.
Первые две-три раздачи Вадим присматривался к противникам, не повышал ставки, но и не блефовал, вначале вообще сбросил карты, так не видел перспектив, и следил за игрой в качестве стороннего наблюдателя. С Ильей, Мишей и Артемом он был знаком давно и знал их привычки и особенности, играть с ними было увлекательно. Двух других – Антона и Пашу, Вадим тоже уже видел, но не часто, возможно пару раз в год, общался с ними только за карточным столом и понятия не имел, кто они такие в обычной жизни. Последнюю же троицу он и вовсе не знал. По всем приметам, люди здесь были новые (и где Илье удается их находить?!), двое – высокий рослый шатен и словно в противоположность ему изящный блондин – вели себя отстраненно и не совсем уверенно – видно было, что играть стали не очень давно. А вот третий заинтересовал Вадима гораздо больше – это был взрослый мужчина крепкого телосложения, и голова у него была абсолютно лысая, даже слегка блестела в свете неярких ламп. Лысый, а звали его Игорь, держался спокойно и уверенно, двигался он плавно, но не медлительно, играл через раз, тщательно вглядываясь в карты, но лицо у него при этом оставалось беспристрастным, не подкопаешься.
Так они играли в районе часа. Шатен играл агрессивно, и был опасен и на первый взгляд непредсказуем, но стоило немного проследить за его поведением, то сразу становилось ясно, что тактика его игры была выбрана случайно, от неопытности - типичный новичёк-агрессор. Блондин, наоборот, держался в тени, сам райзов не делал, зато уравнивал каждую ставку и играл практически с любой рукой – не любил сидеть без дела, когда другие были так увлечены процессом - "call stantion" определил Вадим улыбнувшись про себя. Этих двоих Вадим сразу сбросил со счетов – опасности они никакой не представляли, у них можно было с легкостью воровать блайнды, не прилагая к этому практически никаких усилий. С Пашей и Антоном дело обстояло немного иначе. Паша практически не менял стиль игры, действовал всегда наверняка и, благодаря этому, был довольно уязвим, зато Антон отлично считал карты, умея предсказывать вероятность выпадения выигрышной комбинации до сотой доли. Оставшихся трех друзей Вадим знал, как себя, помнил мельчайшие подробности их поведения, но своими наблюдениями с ними не делился, на то она и игра. Лишь однажды сказал Илье, как лучшему другу детства, что когда тот блефует, то неосознанно дотрагивается до подбородка. Илья поблагодарил за это замечание и недостаток устранил, впрочем тотчас же заменил его на другой – щелканьем пальцев правой руки. Больше Вадим ни на что не указывал.
Но игра шла, а Игорь все так же оставался для Вадима закрытой книгой, что было удивительно – ведь он в совершенстве овладел искусством читать по лицам. Игорь входил в игру достаточно редко, поднимал ставки спонтанно, иногда на этом выигрывая, а иногда откровенно блефуя. Но этим маневром он отвлекал противников, пользовался им как бы на перспективу – убеждал всех, что у него слабая рука, а потом сражая их каким-нибудь каре.
Вадим держал в руках стакан с виски, разглядывая его на свет. Напиток, крепкий, выдержанный, такой, как надо. Илья никогда не экономит на алкоголе. Покер для Вадима был не способом быстро подзаработать, хотя играл он всегда в плюсе, сколько азартной игрой. Одолеть соперника для него становилось делом принципа, особенно если соперник был сильный, ему под стать; с новичками-то и связываться было не интересно. Вот и сейчас в нем проснулось острое желание во что бы то ни стало победить, но разум его при этом оставался трезвым и холодным.
Находясь в поздней позиции он сделал райз на префлопе, избавляясь от лишних игроков, и оставшись один на один с Игорем, повторил его на терне, имея при этом какую-то жалкую пару. Игорь подумал немного и сбросил карты.
«Неплохо», - отметил для себя Вадим.
После были еще три раздачи, две из которых Вадим проиграл, хорошо хоть не шел упрямо до конца, а вовремя сбрасывал карты. Дело близилось к двум часам. Паша извинился и ушел спать, на следующее утро ему нужно было уехать в город. Вика и Настя скучали за чаем на кухне, а Оля, жена Ильи, разносила спальные принадлежности по комнатам, точно как по купе поезда.
Вадим понял, что игра подходит к концу, а он так и не разгадал своего главного противника. Поэтому последнюю раздачу он решил взять в свои руки. Быстро устранил оппонентов, сразу же подняв блайнд в 5 раз, и остался с Игорем один на один. В руке у него была червонная восьмерка и король пик, так себе карты, но деваться уже некуда. После открытия флопа и терна на столе появились четверка, десятка, валет и туз, причем три последние одной масти – перспективная комбинация для стрита, отметил Вадим. Шансов собрать выигрышную комбинацию и, соответственно, забрать банк, один из пяти. Игорь сидел напротив и не выдавал волнения, был такой спокойный, словно пришел сюда почитать газету. Сказал «чек», но нельзя было давать ему бесплатно увидеть последнюю карту.
- Райз, - сказал Вадим.
Игорь и глазом не повел, поддержал ставку.
Вадим задумался. «Если у него карты, аналогичные с моими, то тоже ждет даму. Вероятность этого не больше 16%, - он произвел замысловатые расчеты, - а если у него такие же карты, но еще и бубны?»
Это было еще удивительнее, но не исключено.
Дилер открыл последнюю карту, которая, конечно же, оказалась бубновой дамой.
«Ну что ж, - решил Вадим, - рискнем!» И поднял ставку.
На это Игорь никак не отреагировал, только взглянул еще раз на свои карты и произнес:
- Олл-ин.
А вот теперь ситуация становилась действительно интересной. При аналогичной руке, они просто поделят банк, но если у него будет роял-флеш? Жалко было не денег, а самой игры. Уходить сейчас было унизительно.
Вадим пристально смотрел на Игоря и лихорадочно соображал.
«Должно же быть что-то… должно!» И тут вдруг он обратил внимание, что соперник едва заметно облизнул губы, и сразу же в ретроспективе сообразил, что он делал это и прежде, вспомнить бы только при каких обстоятельствах.
Еще секунду он сидел неподвижно, а потом сдвинул все свои фишки в середину стола.
- Открываемся.
Как в замедленной съемке руки Игоря медленно выложили карты на стол.
Два туза.
- Два туза? И это все? – удивленно спросил Вадим, думая о том, что будь у Игоря не пиковый, а бубновый туз, то вся его смелость была бы жестоко наказана.
- Я думал, ты сбросишь карты. А ты ничего – смелый! – он пожал ему руку, - люблю достойную игру.
- Аналогично, - кратко ответил Вадим, почувствовал приятное облегчение.
Противники встали из-за стола и присоединились к компании, сидевшей на кухне. Страшно хотелось есть.
- Как тебе удается все контролировать? – спросил Игорь, устраиваясь рядом.
- Привычка. Самоконтроль.
- Но нельзя же все время себя держать себя в таком напряжении. Так же и сойти с ума можно.
- Мне не сложно это дается. Тяжело загораюсь. Раньше мог чересчур увлечься, начать психовать, уходил в тильт. Потом прошло.
- Не скучно?
- Бывает. Спасаюсь такими соперниками, как ты. Освежает.
Игорь улыбнулся и вышел покурить на крыльцо. Вадим же остался сидеть на месте. Он размышлял о сегодняшнем вечере, когда к нему подсела Настя – стройная блондинка с приятным лицом. Она была одета в бледно-розовую рубашку, из-под которой торчали острые плечи. Непонятно почему, но Вадиму нравились такие угловатые фигуры у девушек, было в них что-то обаятельное, беззащитное.
- я наблюдала за тобой. Здорово играешь, - сказала она, заглядывая ему в глаза.
- Спасибо. Стараюсь.
- Мы с девочками тоже иногда играем в покер, но несерьезно, на монетки. Я и правил-то почти не знаю, только что нужно собирать карты в правильной последовательности. Может, научишь меня? – и недвусмысленно посмотрела на него.
Вадим сначала устало вздохнул, даже удивившись своей реакции. Больше всего сейчас ему хотелось спать, по телу разливалось вечернее тепло, он уже было хотел отложить ее руку, но вдруг почему-то подумал:
«А почему бы и нет?»
Девушкой больше, девушкой меньше – он все равно не видел между ними никакой разницы, все казались ему на одно лицо и ничем не могли обогатить его внутренний мир. Все было по одному сценарию, взаимный интерес, с ее стороны даже больший, но он, конечно, показывал себя более увлеченным – девушка должна чувствовать себя независимой и желанной – потом банальные цветы, пара ничего не значащих прогулок и только после всех этих формальностей ее спальня и секс, иногда безудержный, иногда откровенно скучный – зависит от темперамента и уровня развития. Вадим давно про себя отметил эту удивительную взаимосвязь. И это длилось иногда месяц, иногда неделю, а иногда одну ночь – он не мог заставить себя задержаться дольше и иногда ненавидел себя за это равнодушие. Но он был таким какой есть – не лучше и не хуже. Так почему бы не дать себя увлечь сейчас – ведь она так молода и так притягательно пахнет ванилью – по крайней мере каждый знает, чего именно хочет. Никакого обмана. И приняв для себя решение, Вадим только и сказал:
- Пошли.
***
На следующий день в районе обеда Вадим уже сидел в кофейне, недалеко от Китай-города, и ждал Диму. Он позвонил ему несколько дней назад и назначил встречу, о которой попросила его Алена. Сам бы он никогда не стал выступать инициатором возможного проекта – ему вполне хватало толпы начинающих бизнесменов, обивающие двери его офиса и стремящихся рассказать о своей идее. Вадим вовсе не зазнался, он прекрасно помнил, что несколько лет назад и сам был одним из таких соискателей на место под солнцем, но все-таки ясно давал себе отчет в том, что проявляя излишнее великодушие, он просто не будет иметь времени даже на сон. Тем более, людей по-настоящему целеустремленных не останавливали подобного рода препятствия. Так что для себя он решил, что это своего рода тест на силу воли, и больше не терзал себя этим вопросом.
Но сейчас случай был совсем иной, потому что он не мог огорчить Алену. Он даже придумывал тысячи объяснений своего отказа, если вдруг окажется, что Димин проект ничего не стоит, и не находя достойного, искренне надеялся, что тот сможет его заинтересовать.
Доедая десерт, Вадим поймал себя на мысли, что раньше он совсем иначе повел бы себя в аналогичной ситуации. Алена и прежде просила его о помощи, иногда это касалось абстрактных вещей, а иногда имело отношение непосредственно к ней самой. Но даже в таком случае он мог, услышав ее, отметить ее вопрос для себя и вернуться к нему, когда основная работа была уже сделана и у него появлялась свободное время. Сейчас же он, напротив, старался сначала ответить ей и только потом уделить внимание всему остальному. И он то и дело спрашивал себя: когда для него она из разряда второстепенных дел успела перейти в дела основные, можно сказать принципиальные.
Но думал он об этом не напряженно, а скорее наоборот, с интересом. В отличие от большинства людей он умел ценить неконтролируемые изменения в своей жизни.
Вскоре позвонил Дима и сказал, что будет через 5-10 минут. Голос у него был вежливый и приятный, совсем не такой, каким он себе его представлял. Этот факт отчего-то немного огорчил его, но всего на долю секунды; он тотчас же взял себя в руки и пришел в обычное приподнятое расположение духа.
Со своей тактически выбранной наблюдательной позиции в углу зала Вадиму открывалась входная дверь. Он внимательно наблюдал на входящих в кафе, но как оказалось это было излишне. Не узнать Диму было невозможно. Он был именно таким, каким его описывала Алена (Вот это девушка! Даже влюбленная не пошла против истины! – восхитился он) Огненно-рыжий, немного сутулый, но не отталкивающе, а скорее наоборот, вызывающий доверие, еще довольно юное лицо (на вид не больше 20!), но лоб уже весь в морщинах, что свидетельствовало о богатой мимике, в чем Вадиму было суждено убедиться, и, конечно же, веснушки, котором не было числа.
Дима нерешительно огляделся по сторонам и увидев приветственный жест Вадима, подошел к столику и крепко пожал ему руку.
Как на мужчину, на Вадима не подействовало Димино обаяние, и он еще раз трезво оценил собеседника. Необычная внешность, хорошо сложен, руки сильные, видно, что занимается спортом, лицо более интересное, чем красивое – и что Алена в нем нашла? – ревниво поежился он, уже второй раз за сегодня удивившись своим чувствам. Взгляд открытый, и все-таки Вадима не отпускал смутное сомнение, что Дима был далеко не так прост, как казался.
- Алена сказала, мне, что у тебя есть интересные идеи, которые бы ты хотел продвигать. Что именно?
- Смысл в том, чтобы создавать короткие анимированные видеоролики, сюжет которых менялся бы по желанию пользователя. Он одинаковый до какого-то момента, а потом есть возможность выбора и так до бесконечности.
- Зачем это нужно?
- Делать свои флеш-открытки, например. Визуализировать сюжеты, не знаю, много вариантов.
- Понимаешь, мы не можем взяться за разработку продукта, пока не будем знать его основного назначения. Человек должен конкретно знать, на что он тратит деньги – он не купит то, что ему предложат довести до ума самому.
- Понимаю.
- Если ты хочешь всерьез этим заняться, то тебе надо все хорошо аргументировать, поставить основные задачи. Потому что честно говоря, я пока еще не очень хорошо вижу, портрет целевого покупателя.
- И все-таки это не значит, что его нет, - резко ответил Дима.
- Согласен. Но нельзя создавать бизнес на одних амбициях, любое даже творческое дело – это невероятная долгая и скучная работа по разработке концепции и базы, после чего уже возможен креатив. Никому не хочется составлять подробные планы, гораздо приятнее фантазировать в пустоту, и все же никто не пропускает это звено. Мне нужно услышать от тебя четкую структуру, вытащить из тебя смысл. Потом можно будет заняться разработкой с учетом замечаний фокус-группы, потом немного поработать в тестовом режиме и только потом выйти на рынок. Нужно свести к минимуму факторы риска.
- Не знаю, имеет ли смысл вообще этим заниматься.
- Это твоя идея, ты больше чем кто бы то ни было должен видеть ее перспективы.
- Как раз-таки наоборот. Мне сложно оценивать собственные проекты.
- У тебя их много?
- Вряд ли их можно назвать полноценными проектами. Скорее программные коды, скрипты, которые я пишу, чтобы не использовать уже готовые, а потом тратить кучу времени на их видоизменения. Но я могу работать над ними бесконечно и все же никогда не останусь довольным.
- Это плохое качество. Всегда нужно уметь остановиться.
- Я знаю. Только это знание ничего не дает.
Они допили кофе и вышли на улицу. День выдался на редкость жарким, Вадим надел солнечные очки.
- ты куришь? – спросил Дима.
- Нет. Бросил пару лет назад.
Дима демонстративно закурил. Крутил сигарету в длинных пальцах, медленно выпускал дым. Несмотря на то, что он по сути должен был быть благодарен Вадиму за участие, Дима не испытывал к нему никаких чувств, кроме неприязни. Вадим был увереннее и опытнее него и своей готовностью помочь только подчеркивал эту разницу между ними. В свои 33 Вадим был главой крупной инвестиционной компании, объездил пол-мира, имел широкий круг знакомств. Не каждый достигает подобных высот в столько юном возрасте, это давало Диме повод для сомнений относительно того, сам ли он добился таких результатов или кто-то сделал все за него. Больше склоняясь ко второму варианту, Дима немного успокаивал себя, ведь если бы он поверил в чужие достижения, то это больно ударило бы по его самолюбию. Хватало того, что он был более успешен, так еще вдобавок и великодушен – он помогал ему бескорыстно, не видя в нем соперника, и это злило Диму больше всего. Проиграть в борьбе было не зазорно, нужно было только в эту борьбу вступить. Но если враг (а Дима сразу почувствовал к Вадиму враждебность) не просто не хотел бороться с тобой, но и делился секретами ведения войны, то он был либо глупцом, либо таким великим полководцем, что никому бы и в голову не пришло идти против его воли. А в уме Вадима не приходилось сомневаться.
Они расстались на дружеской ноте, пообещав друг другу подумать, как совместными усилиями довести проект до ума, но каждый унес неприятные впечатления об этой встрече.
Дима показался Вадиму недобрым, за его спокойной манерой общения он различал скрытую агрессию, которой он не давал воли, но которая могла проявится в любой момент. Вадим сразу отметил не только его потенциал, но так же и то, что ум его был не организован, не приучен к систематической работе, поэтому мысли его были так непоследовательны и хаотичны. В Диминой идее он не увидел ничего особенного, из нее можно было создать что-то интересное, но это потребовало бы больше времени и вложений, чем была бы отдача. А Вадим, который занимался старт-апами не первый год, знал, что работа должна быть в первую очередь ориентирована на результат. Ведь если нет образа конечной точки, как ты узнаешь, что ты ее уже достиг?
И все-таки он не хотел отказывать Алене. Дима был ее любимой игрушкой, иначе не могло и быть, она носилась с ним, как маленькая девочка, и со стороны это выглядело умилительно и смешно. Она должна была переболеть им, как ветрянкой, на пару недель покрыться жуткой сыпью, но потом оправится и выработать пожизненный иммунитет. Если бы он сейчас открыл ей на него глаза, отобрал бы у нее это развлечение, то она либо не поверила бы ни единому его слову, либо впала бы в состояние легкой депрессии или глубокой грусти – такое свойственно творческим натурам. Поэтому он решил ничего не предпринимать, переждать этот чувственный карантин, а потом снова общаться с ней как прежде. План был великолепен! Но только что-то подсказывало, что его выполнение будет даваться ему гораздо труднее, чем раньше.
«Ну вот опять, уже третий раз!» - отметил Вадим с досадой, зачем-то поднял воротник рубашки и зашагал в неизвестном направлении.
В его душе происходил какой-то государственный переворот, а он был заперт в дворце своего ума и смотрел на происходящее, не имея никакой возможности что-либо предпринять. Это страшило и удивляло его одновременно. Такие эмоции испытывают игроки в русскую рулетку, которые ставят кон целую жизнь, в надежде выиграть что-то более важное. И в этом было больше любопытства, чем азарта.
И вообще их отношения становились такими сложными – именно то, чего он всячески старался избежать – и напоминали даже не любовный треугольник, который был совсем и не любовным, а какую-то другую, гораздо более сложную фигуру.
Как Алена стояла на уровень выше Димы в плане организации собственного внутреннего пространства, так и Вадим стоял ступенью выше Алены. Он был ее проводником и направлял ее, указывал верный путь. То же Алена пыталась делать по отношению к Диме, но в их поведении была принципиальная разница. Если Алена своими действиями старалась не только научить Диму жизни, но и изменить его натуру, настроить ее под себя, то Вадим нисколько не преследовал эту цель, он лишь старался развить уже имеющиеся в ней качества, не прививая что-то чуждое ей. Он принимал ее такой, какая она была, восхищался достоинствами и даже тем, что Алена считала недостатками, он видел в ней прежде всего человека – женщину, волнующую, бесстрашную, мудрую – а не тренажер для проверки своего преподавательского опыта. Алена точно знала, что ей нужно от мира и от мужчины и подстраивала его под свою идеальную модель, а Вадим же, наоборот, видел, что ему нужна именно Алена, и весь его мир крутился вокруг нее. При том, что он не жаждал обладать ею в физическом смысле, он был полон решимости завладеть ее душой, мыслями, планами, тем на что, по его мнению, ни у кого не было больше прав, чем у него. Ведь это именно он научил ее быть такой – не сделал, а научил быть собой – два совершенно разных действия. Он любил говорить с ней, слушать мелодию ее голоса, подшучивать над ней, когда это было уместно. И даже если она говорила глупости или что-то, что противоречило его миропониманию, он не мог начать по-другому относиться к ней, потому что взгляды и отношения были для него не пересекающимся плоскостями. Алена же чувствовала по отношению к нему то же самое – лишь с той разницей, что воспринимала его таким, какой он есть без желания переделки лишь потому, что искренне считала его воплощением всех достоинств, которыми должен обладать мужчина. Умный, смелый, быстрый в решениях, уверенный, и удивительно красивый, что всегда немаловажно – совсем не такой как Дима, вечный мальчик, которого нельзя не любить, и не учить, и не быть за него в ответе, и уж точно не как Олег, правильный человек с правильными чертами лица. Она принимала Вадима и всячески хотела ему подражать, насколько женщине возможно подражать мужчине. Будь он не таким, она бы с большой долей вероятности взялась бы и за него, так была велика ее тяга к усовершенствованию, как она это делала с Димой. Все время удивляя его и насыщая его жизнь событиями, она реализовывала свой внутренний потенциал и получала массу удовольствия, видя результат. Дима от этого приобретал не меньше – его жизнь никогда не была такой полной и свежей, к тому же ему нравилось иногда быть ведомым, но если и Вадим, и Алена примерно понимали свои чувства и потребности, то Дима же был далек от подобного самоанализа и вообще мало осознавал, что и от кого конкретно он хотел.
***
В город пришли майские праздники, а вместе с ними, наконец, тепло, случающееся не раз от раза, а самое настоящее, на постоянной основе. Москва нарядилась в алые цветы и флаги и отмечала дни, первоначальный смысл которых был уже давно забыт – осталось только ощущение некого торжества, причастности к национальной идее. И вообще, суть праздника не имела никакого значения, когда ликовала душа и можно было провести несколько бурных дней вдали от работы и тревог.
Вадим с Аленой договорились взять детей и поехать погулять в центре, пока Олег в очередной раз уехал в командировку. Эти долгие выходные они собирались провести в Риме, где деревья похожи на удивительные картинки, а небо, наверно, самое красивое в мире. Но все отменилось в последний момент, так неожиданно, что Катя даже обиделась на Олега. Пришлось задабривать ее шоколадным мороженым и походом в зоопарк в компании Кристины. Алена терпеть не могла российские зоопарки, ей было жалко бедных животных, запертых в тесных клетках – не то, что в Америке, где длинноногие жирафы или величественные львы бродили по огромным территориям, предоставленные самим себе в условиях, максимально приближенных естественным. Зато Катя была в полном восторге: бегала от клетки к клетке, часами наблюдала за вытягивающимися в струнку сурикатами или мохнатым овцебыком, она воспринимала их, как больших живых игрушек, которые были выставлены здесь на радость людям. Дети менее склонны к сочувствию, чем взрослые, они еще не обо всем знают, только догадываются, что есть что-то большее, что выходит за пределы их привычного мира. Хотя и среди взрослых встречаются, и довольно часто, души злые и огрубевшие, которым нет никакого дела до чувств других. То, будет ли душа с возрастом становиться более тонкой или, наоборот, огрубеет, как руки у матроса – осознанный выбор каждого человека.
Вадим с Аленой шли друг рядом с другом, пока дети любопытно бегали взад и вперед, в поисках редких птиц, и со стороны могли вполне сойти за любящую счастливую пару. Но, прислушавшись к их разговору, можно было сразу же понять, что никаких чувств между ними нет. Хотя возможно, так бы предположил лишь человек заурядный и неглубокий, ведь сфера чувств – тонкая материя, где важен не прямой смысл слов, а подтекст и повисающие в воздухе, точно колибри, многоточия.
За это долгое утро они успели обсудить пару книг, смену власти в западной Европе, а после заговорили о насущном, о том, как идут продажи Алениной книги.
- Знаешь, все довольно успешно. Даже лучше, чем я думала. За месяц продаж куплено примерно 500 экземпляров, и это при том, что поэзия сейчас не в почете. Все благодаря приоритетной выкладке – удивительно порой, что удачное размещение товаров мотивирует покупателя больше, чем его собственные предпочтения.
- Обыкновенный маркетинг. Влияние на покупателя с помощью психологических приемов. Действует безотказно.
- Я не гонюсь за прибылью. Я хочу, чтобы меня просто читали. Классическое желание творческого человека – пусть в бедности, но в почете, - улыбнулась она, - думаешь, почему художники и писатели заканчивали свои дни в нищете? Деньги казались им пошлостью, монетизация искусства всегда лишает его частицы души – и хорошо если частицы!
- Но ты, как я знаю, в нищете не живешь.
- Да. Но я, к сожалению, и не гений. Только настоящие творцы могут забыть обо всех преимуществах реального мира, с головой погрузившись в свой собственный. Я же слишком привязана к сиюминутным вещам.
- К каким, например?
- К вкусной еде, к путешествиям, к любви к мужчине.
- Разве любовь к мужчине мешает творить?
- Счастливая – да. Когда ты счастлив, тебе ничего больше не надо. Покачиваешься в лодочке своей безмятежности, не думаешь о том, сколько внутренних переживаний ты сможешь оставить потомкам, только смотришь в чьи-то глаза и забываешь обо всем. А вот с несчастной любовью – можно работать и весьма продуктивно, только мало, кто в ней заинтересован. Согласись, все-таки одна из высших ценностей, к которым стремится человек – это семья и дети.
- Не всегда наличие семьи делает тебя счастливым, ты сама это знаешь.
- Да. Но это скорее вопрос правильного или неправильного выбора.
- Для мужчины выбор жены, это как для выпускника – выбор института. Ты знаешь, где ты хочешь учиться, но понятия не имеешь, кем хочешь работать. То же самое и в браке. Выбирая себе жену, мы выбираем женщину, собеседницу, любовницу, кого угодно, но никогда не мать своего ребенка. А ведь мать – это самое важное. Это она будет воспитывать, закладывать основные принципы и понятия. Отец может быть другом и примером, но все равно это будет насаждаться на ту почву, что создала она. А при разводе нечего надеяться даже на это. Ведь если ты снова женишься на девушке с ребенком, вашим общим ребенком станет ее сын или дочь, а твой будет держаться обособлено, потому что он уже является частью другой семьи – семьи своей матери. Когда-то я совершил ошибку. Я с ужасом смотрю, как мою дочь воспитывает женщина, у которой нет ни собственного мнения, ни мыслей – все это она черпает из книжек. Нет, я не говорю, что книги бесполезны, напротив, среди них есть такие, которые стоит прочесть не только родителям, но и далеким от вопросов воспитания людям. Но любые советы, какими бы хорошими они ни были, должны насаживаться на некий внутренний стержень. Тогда они станут частью системы. Когда же каждая мысль взята из разных источников, которые порой противоречат друг другу, получается полная неразбериха и хаос. Поверь, я на практике вижу, как это работает. Что может твориться в голове у ребенка, растущего под гнетом всевозможных психологических приемов, когда они не укладываются даже в голове у взрослого?
Он с любовью посмотрел на Кристину, которая весело смеялась и пыталась обменять у Кати конфету на куклу. Катя сладкое не любила и потому считала эту сделку невыгодной.
- знаешь, наверное ты единственная женщина, которой я восхищаюсь. Ты воплощаешь собой взрывоопасную смесь из ума, смелости и таланта. И ты не боишься выглядеть глупо, и не боишься учиться, и быть в чем-то маленькой девочкой. Я так не люблю этих женщин, которые всегда все делают с серьезным выражением лица, не допускают действенности простых решений и считают себя умнее всех. Именно они, обычно, ничего не знают. Сидят себе в консервной банке своей правоты, а знаешь откуда эта уверенность? Оттого, что они не знают, что бывает иначе. А ты знаешь, оттого и сомневаешься, и думаешь, и анализируешь факты. Я много наблюдал за тобой.
- Знаешь, я знала, как буду воспитывать Катю, наверное, лет с двенадцати. Я видела, чему учат меня, видела, как складываются отношения в моей семье. Что-то мне нравилось, что-то нет. Исходя из этих наблюдений манера поведения с ребенком рождается сама собой. Даже задумываться не надо, а потом его личность дополняется только знаниями и опытом. Как можно в один день проснуться и сказать самому себе: «ну вот, сегодня детство кончилось, пора вести себя серьезно»? Был ли у этого человека вообще внутренний мир или он просто жил в потоке чужих мыслей? А ведь у меня немало таких знакомых. Считают себя очень взрослыми, а сами ничего в жизни не видели. Помнишь, когда я только развелась, я сидела без работы и денег и вообще не знала, что делать дальше? Но при этом я всегда сохраняла оптимизм, верила в лучшее. И знаешь что – подруги снисходительно улыбались и говорили, что я просто еще не сняла розовые очки и вероятно в жизни у меня все не так уж плохо, раз я еще не разучилась смеяться. Было бы по-настоящему плохо, рыдала бы себе в подушку и не высовывалась. И им было невдомек, что одно к другому не имеет никакого отношения. И эти женщины потом рожают дочерей и учат их тому же.
- Вообще мне кажется, что женщина максимально раскрывается в том, как она воспитывает своего ребенка, ведь она желает ему лучшего – передает то, без чего, по ее мнению, ребенок не сможет нормально жить. И сразу становятся очевидны ее приоритеты. Независимо от того, что она говорит. Это может быть стремление к чистоте, занятия спортом, любовь к искусству. Вся ее душа у тебя на ладони.
- Интересно наблюдение, - заметила Алена.
- Довольно простое. Достаточно двух-трех примеров, чтобы воссоздать полную картину. Ты, например, всегда считала Катю личностью, не самой лучшей девочкой, которой все можно, а именно личностью со своими предпочтениями, переменой настроений и темпераментом.
- Теперь я уже иногда сомневаюсь в верности такого подхода. То есть для себя я знаю, что он верный, но будет ли Кате легко с ним жить – этого я не знаю. Я не раз сталкивалась с этим в детском саду, где от детей ждут полного послушания. Сказал «нет», если надо прикрикнул для эффекта и все. А Кате надо объяснить, почему нельзя. На нее бессмысленное «нет» не действует. И это правильно для становления ее характера, но все-таки мы живем в социуме, и с этим надо иногда считаться.
- Знаешь, - вроде как непоследовательно ответил Вадим, - Ира безумно любит Кристину. Она делает для нее все и даже больше. Может не спать ночью, если это потребуется, гуляет с ней до изнеможения – совсем забыла себя, ничем не занимается и не интересуется. Для нее теперь жизнь – только в Кристине. Она считает, что такого ребенка нет на всем свете. Я, конечно, тоже так считаю, но ее уверенность происходит только от того, что Кристина ее дочь. Остальные дети ее мало волнуют. Для нее важно, чтобы Кристина была воспитана, здорова, опрятна. Все для того, чтобы в глазах других она выглядела достойно. Все учат Пушкина и мы учим Пушкина, потому что так надо. Но ей и в голову не придет учить, допустим, Есенина, просто оттого, что это ее любимый поэт. Никто не учит в пять лет Есенина, значит не нужно и нам. Психология толпы. А мне так хочется, чтобы мой ребенок был уникальным по-настоящему. Я даже иногда читаю психологические книги, как разговаривать с детьми, как их правильно мотивировать. А Ира считает, что я просто занимаюсь глупостями, придумываю себе красивые теории, в то время, когда она занимается воспитанием в самом прямом смысле этого слова: учит ее читать и писать, водит в поликлинику, в детский сад, на плавание. Но еще я могу сделать? Я и так помогаю, чем могу, забираю на выходные, оплачиваю им отпуск. Больше – только поселиться вместе в одной квартире! Она этого хочет?
- Может и хочет. Ты не спрашивал?
- В том-то и дело, что хочет. Прошло 4 года, как мы развелись, а она все одна. Даже попыток не делает найти себе другого мужчину. Делает из себя жертву.
- А может просто любит?
- Не думаю. Скорее упрямится. Объект любви всегда взаимозаменяем. Была бы способность любить. Она привязалась, как кошка, и не желает прислушиваться к голосу разума.
- Способность любить, говоришь? А у тебя она есть, эта способность?
- Была. Потом атрофировалась, как после ранения.
- Чушь! Ты что – как черепаха?!
- Черепаха? Почему?
- Черепахи – одиночные животные. Сходятся только на брачный сезон, а потом снова уползают в свои норы. Вчера читала Кате перед сном энциклопедию о животных. Вот ты точно такой же. Почему бы тебе не найти хорошую девушку? Ведь есть же хорошие.
- Есть. Не спорю. Просто сейчас это меня мало волнует.
- Нет, так не бывает. Это все очередные отговорки, чтобы не отвлекаться от работы и не чувствовать боли. Я тоже ошибалась, и разводилась, и гораздо хуже, чем ты. Но при этом я не разочаровалась в любви. Разочаровалась в человеке – это да. Но какое он имеет отношение к любви – трусливый и ничтожный на фоне этого всепоглощающего чувства. Нет, можешь сколько угодно раз говорить, что с опытом приходит равнодушие, но это не так. И я знаю, что ты тоже не равнодушен. Ты огромный вулкан, только спящий. А вот проснешься и снесешь с лица земли целые города!
- Так что же в этом хорошего?
- Ну для городов – мало приятного, просто хочу, чтобы ты понял масштабы бедствия.
- Может, я просто хочу его предотвратить?
- У тебя ничего не получится. Это произойдет слишком стихийно и ты будешь сломлен и оглушен. Но счастлив.
- Знаешь, я тут встречался с твоим Димой, - сказал Вадим, чтобы поскорей переменить тему.
- Правда? И что ты думаешь?
- О нем или о его проекте?
- О них обоих.
- Думаю, что Дима и сам не знает, чего хочет и что ему очень повезло встретится с тобой.
- Это я знаю и без тебя.
- Тогда зачем ты спрашиваешь?
- Я хотела услышать от тебя более оригинальное мнение.
- Мне сложно говорить о мужчине, в которого ты была влюблена. Боюсь задеть твои чувства.
- Раньше ты был не так тактичен.
- Расту.
- Давай, скажи мне правду.
- Я думаю, что он совершенно обыкновенный. Ты видишь в нем что-то удивительное просто потому что ты и сама такая и угадываешь необычность в каждом человеке. А на самом деле – уникальность есть не в каждом, и привить ее естественным путем вряд ли получится. Ты разочарована?
- Не очень. Я знала, что ты так скажешь. Я просто…
Она не договорила, потому что к ним подбежали Кристина с Катей и стали отчаянно требовать воздушные шарики, один с тигром, а другой в форме птички, и не успокоились пока не получили желаемое. После этого они тут же снова убежали куда-то на исследования, не обращая на родителей никакого внимания. Их они видели постоянно (даже Кристина не была обделена вниманием), а вот двугорбые верблюды встречались на пути не каждый день.
- знаешь, можешь меня не слушать. Это только мое мнение, и оно не имеет отношения к нам или к работе. Ты хочешь сделать из него человека, пускай. Я постараюсь тебе в этом помочь. Мне нравится когда ты вот так чем-то загораешься.
- Не знай я тебя так хорошо, я бы подумала, что ты влюблен в меня. Но к счастью, это не так, и нашим отношениям, действительно ничего не мешает!
И она отправилась к девочкам, к которым относилась, как к подругам, взяла их за руки и побежала с ними к высокому мостику, с которого открывался отличный вид. Оттуда они долго махали Вадиму руками и, смеясь, приглашали его к ним присоединиться, а он вовсе не спешил этого делать, стоял, прислонившись к дереву, и с улыбкой наблюдал за этими проявлениями бесконечной радости, отражавшейся на их девичьих лицах, как на блестящей зеркальной поверхности.
И все-таки он не мог полностью разделить их восторга, сейчас он был с ними, но в эту же минуту мысли его находились еще в нескольких местах одновременно, и каждая часть его разума пыталась решить какую-нибудь проблему. Но дело было не только в разуме, отчего-то тревожилась и его душа, словно грозовое облако, закрывшее собой солнечный свет, это волнение выводило его из состояния равновесия, а природа его была все так же не ясна.
***
В течение нескольких дней Дима отмахивался от любых мыслей, связанных с его проектом. Он не хотел думать о нем, так как боялся собственных мыслей. Он знал, что если не придумает ничего существенного сейчас, если его идеи окажутся пусты и тривиальны, он потеряет веру в себя, и, как следствие, интерес к данной работе. Нужно было за что-то зацепиться, за какую-нибудь концептуальную деталь и на ней основывать дальнейшие размышления. Но вдохновение не приходило по первому приглашению. У людей творческих оно бывало частым гостем, они знали, чем заманить его на чашку чая, но для Димы создание чего-то с нуля было в новинку. Поэтому он ждал и ждал, но ожидание не приносило результатов. Так прошла неделя.
Звонила Алена и требовала отчета о проделанной работе. Ей было неловко подводить Вадима, который уже подписался на этот проект, но еще больше она хотела помочь Диме осознать свои способности, дать ему правильный импульс. И он не мог сказать ей, что ее благородные порывы только раздражают его, потому что он не мог так легко оправдать ее ожиданий, как она того ждала, и это несоответствие только унижало его в собственных глазах. Он на несколько дней отключил телефон и уехал с Леной на дачу к родителям, где вместе с отцом исступленно колол дрова, а по вечерам, закрывшись на мансарде, долго читал при тусклом свете настольной лампы.
Но эта несправедливая злость однако пошла ему на пользу. Вернувшись в Москву, он засел за работу, чтобы поскорее избавиться от нависшего над ним бремени. Он решил написать бизнес-план, каким бы нелепым он не оказался. Пусть Вадим не примет его и откажется от сотрудничества – Диме уже было все равно – лишь бы выйти, наконец, из подвешенного состояния, в котором он оказался против своей воли.
Но однажды начав, Дима почувствовал вкус к тому, что делал. Его охватывало нетерпение, когда он думал о результате своей работы, и каждое слово, которое он печатал рвалось вперед предыдущего. В три дня он закончил свой доклад, в котором были не только стройно выстроены идеи, но и охвачены другие отрасли, приведены диаграммы и таблицы, представлены варианты дизайнов. Общая идея делилась на части и к каждой был представлен свой план, со сроками и цифрами, так что Вадим, ознакомившись с этими файлами, был приятно удивлен, как быстро и точно принял Дима руководство к действию, и даже был готов взять назад некоторые предположения на его счет.
В таком же темпе были привлечены в проект дополнительные разработчики, художники, копирайтеры. Дело сдвинулось с мертвой точки и пошло в гору, и Диме только и оставалось удивляться, как, оказывается, легко было воплотить в жизнь свою давнюю мечту. Опьяненный стремительными успехами, он не принимал в расчет, что все это происходило благодаря богатому опыту Вадима, позволяющему ему избегать досадных оплошностей и ошибок; он верил, что только его уверенность и мастерство держат на себе эту внушительную конструкцию, и приходил в восторг от одной этой мысли. Работа у Олега уже не казалась ему такой интересной, как свой собственный проект, ведь, какими бы глобальными не были программы, которыми он занимался там – все они были результатом чужих мыслей – он был только исполнителем, не больше. Здесь же выход находил не только его механический навык, но и оригинальная мысль, и что немаловажно – тщеславие. Да, ему бесконечно льстило, что в поле правообладателя будет стоять его имя, да и остался ли кто-нибудь к этому равнодушным?
Его прошлая жизнь была так малопримечательна, что все, что произошло с ним за последние несколько месяцев, было чем-то из ряда вон выходящим – он завидовал самому себе за то, что имеет возможность общаться в таком круге и заниматься такими интересными вещами.
Вскоре его занятость сделалась так высока, что он ушел с обычной работы, ушел некрасиво и со скандалом, потому что стал отчетливо понимать, что все это время его начальники не понимали, со специалистом какого уровня они работали, а если и понимали, то откровенно пользовались его способностями, так как они, теперь он это точно знал, стоили совсем другого обхождения и денег.
Всегда позиционируя себя, как обычного, ничем не примечательного человека, теперь вдруг он осознал обратное, и его внутренние инстинкты которые подсказывали что он особенный, вырвались наружу и он стал многое себе позволять.
Дома он тоже стал более надменен, но никто не мог указать ему на симптомы звездной болезни, которые чаще и чаще наблюдались в его поведении – а потому, чувствуя безнаказанность, он только больше убеждался в своей правоте. Алена не подозревала об этом его новом недуге, так как с ней он оставался все таким же обходительным и милым. Она продолжала заглядываться в его миндалевидные глаза, в которых все так же читалось восхищение и преданность, которые были вполне искренне. Только в Алене он видел человека, который рос вместе с ним, и даже более стремительно, все остальные оставались на месте и пропасть между ними росла день ото дня. Лена старалась не замечать изменений в его поведении, она была недовольна лишь тем, что теперь он работал по собственному графику, а это, как казалось не ей одной, было первым шагом на пути к распущенности. Мужчина должен работать по расписанию – вот самое основное, что она усвоила от своей матери. Ее отец когда-то ушел с хорошего места прораба на каком-то заводе, она не помнила названия, и решил работать на себя – вместе с группой друзей в начале 90-х они занимались частным ремонтом. Работа была хорошо оплачиваемая, но не постоянная, в перерывах между заказами, в семейном бюджете образовывались значительные дыры, а сам отец от безделья начинал пить, что позже превратилось в чудовищную зависимость.
Поэтому известие об изменениях в Диминой деятельности, Лена воспринимала крайне негативно, хоть и была рада, что Дима с каждым днем казался все более мужественным и уверенным. Он даже стал меньше сутулиться и курить, а ведь она всегда не выносила сигаретного дыма.
Чтобы как-то вернуть его на землю, она вновь заговорила о ребенке, надеясь, что эта мысль заставит его понять, что на нем лежит огромная ответственность за целую семью, но была вынуждена признать свое поражение. Дима с радостью воспринял это известие, оно логически продолжало цепь его жизненных перемен, являясь своеобразной кульминацией. Он так вошел в ритм изменений, что стремился увеличивать их число, не задумываясь об их качестве и смысле. И его будни стали превращаться в погоню за новыми впечатлениями, которые с каждым днем требовали все больших финансовых и душевных затрат.
Он пристрастился к азартным играм, купил себе целую коллекцию дорогих часов, записался на тест-драйв нового кроссовера. Раньше предельно сдержанный, сейчас он наконец позволил себе чувствовать себя молодым и потакать сиюминутным прихотям. Он дарил Лене охапками цветы, водил ее в рестораны, Алена тоже получала от него приятные мелочи, даже более дорогие и изысканные, выбранные таким тщательным образом, чтобы они говорили об особенном к ней отношении, но ни словом больше.
Из-за этой жизненной гонки Дима совсем забыл про ремонт, который он так стремительно начал и, как это обычно бывает, бросил уже на третий день. Он знал, чего он хочет, но настолько приблизительно, что никак не мог выразить это словами, а уж тем более артикулами мебели и красок. Тогда ему и пришла в голову идея, которая почему-то не приходила к нему раньше.
Они с Аленой сидели на лавочке напротив памятника известного поэта и ели эскимо. Было уже довольно жарко и мороженое быстро таяло на солнце. Губы Алены блестели шоколадом.
- Ты себя видела? – рассмеялся он.
- А?
- Подожди, я сейчас, - и он осторожно провел бумажной салфеткой по ее губам.
Она смутилась.
- Спасибо.
Он вытянул перед собой свои длинные ноги и откинулся на скамейке.
- Все так меняется, ты не замечала?
- Замечала, конечно. Мы не стоим на месте.
- И ты считаешь, это хорошо?
- Во всяком случае, не плохо.
- Но если так, то ничто не вечно, и мы с тобой тоже разойдемся с тобой когда-нибудь по разным концам света.
- Вполне возможно. Не нужно целого света, порой черты города вполне достаточно, чтобы навсегда потерять человека из виду.
- И тебе совсем не грустно от этого?
- Зачем грустить? Если люди потерялись, значит нити между ними были не настолько сильны. Когда есть настоящая связь, то с ней ничего не происходит. Быть с тобой или не быть – осознанный выбор каждого человека, никого нельзя заставить что-то чувствовать.
- Тогда мы никогда не потеряемся, будем вместе через время и пространство.
- Громкие слова сейчас совершенно ни к чему.
- Но это вовсе не громкие слова. Я так чувствую. Мы будем дружить так, что будем приходить друг к другу в гости, поить чаем, советовать, как поступить. Кстати о чае, поехали ко мне! – легко предложил он.
- Вот уж, что было бы верхом опрометчивости!
- Ты не так поняла. Я просто давно хотел попросить тебя помочь мне с дизайном моей комнаты. Я знаю, это слишком мелко и ты, наверное, не этим занимаешься, но все-таки ты могла бы мне что-то подсказать, направить. Я полный ноль в оформлении комнат.
- И все же я не горю желанием ехать к тебе домой.
- Может, ты слишком много значения придаешь прошлому?
- Нет. Хотя, признаюсь, я действительно сентиментальна. Но сейчас меня больше волнует настоящее, нежели прошлое. У тебя жена, и будет некрасиво прийти без приглашения.
- Но я же тебя уже пригласил.
- Сейчас одного тебя недостаточно.
- Я прошу тебя. Тем более сейчас только два, ты уйдешь гораздо раньше ее прихода, а я не буду больше мучать тебя вопросами о работе. Соглашайся.
Она немного подумала и потом с чувством, что она делает что-то не так, все же согласилась.
- только никакого чая, договорились? Посмотрим комнату и я сразу же уйду.
Дима и не желал большего.
Они приехали в его двор и вместе поднялись на четвертый этаж старого кирпичного дома. Он долго возился с замком, а потом пропустил ее в узкую прихожую.
Эта квартира не сильно отличалось от той, которую Алиса так хорошо помнила. Она была такой же тесной, только располагалась зеркально по сравнению с прежней. Большая комната была гостиной и спальней, а вторая – поменьше – стояла пока пустая и одинокая.
Алена попросила у Димы лист бумаги и стремительными движениями составила ее план и набросала несколько вариантов расстановки мебели. Дима делал некоторые уточнения, и она вносила некоторые коррективы, дополняя рисунок примерными узорами подходящих обоев и адресами магазинов, в которых их можно было купить.
Пока она ходила по комнате и ее шаги раздавались гулким эхом, Дима молча следил за ее движениями, уверенными и плавными и ловил себя на мысли, что он был хотел видеть Алену в этой комнате не только за работой, а каждой день, сидеть на диване, держась за руки, смеяться до четырех утра. Он встряхнул головой. «И придет же в голову!» - подумал он, удивляясь на самого себя. И все же мысль эта не растворилась, она пульсировала в его сердце, как головная боль в висках и лицо Димы становилось все серьезнее.
Почему-то он захотел взять ее за руку, но вместо этого спрятал руку в карман, подальше от соблазна. Ситуация казалась ему предельно ясной: он был на своей территории, и все, что находилось в пределах его квартиры подсознание автоматически приписывало ему. Не надо было быть психологом, чтобы провести этот несложный анализ. К тому же память предательски подкидывала ему картины их драматичного прошлого – так что немудрено было попасть в подобную западню.
И все же Дима не знал, что чувствовать, а если бы и знал, то не сумел бы разобрать, правильное ли это было чувство или нет.
- Что случилось? – спросила Алена, увидев его взгляд.
- Ничего. Я о своем, - и отвернулся, уставившись в телефон, чего бы никогда не сделал при других обстоятельствах.
Она вручила ему импровизированный чертеж и, как и обещала, сразу же уехала домой к дочери. Как и Дима, она тоже чувствовала себя неловко – ей казалось, что она совершила кражу со взломом и старалась как можно скорее покинуть место преступления. Она приехала домой и вскоре восстановила душевное равновесие, а для Димы эта встреча с ней не прошла безболезненно – она будто запустила часовой механизм бомбы замедленного действия, заложенной в его сердце четыре года назад.
И вот тогда с Димой начало твориться страшное.
Тогда, после расставания с Аленой, в его жизни мало что изменилось. В стране успел произойти экономический кризис, Евросоюз поменял внешнюю политику , а Дима так и жил в надежной раковине собственных убеждений и даже не подозревал, как невероятно могут порой складываться события. Он не почувствовал острой потери и чувства его не обострились на оголенные провода.
Но оказалось, что его равнодушие имело лишь временный эффект. Вновь увидев ее рядом с собой, не в условиях жесткого дед-лайна, не в пробке на Садовом по пути на работу, не в парке, где вокруг них проносились люди и старомодные троллейбусы – он увидел ее дома, там, где сходятся в одну точку все желания, страхи и стремления. И каменные стены между его сознанием и сердцем были в миг разрушены. Сейчас он видел предельно ясно – все это время он был влюблен в нее, но так как эта любовь была под запретом, она находила выходы в других людях, которые не имели к нему никакого отношения. Все они были случайными девушками, которых Дима силой затаскивал в свою жизнь, чтобы закрыть ими пустоты своей жизни.
Прежде Дима никогда не страдал из-за женщин в прямом смысле этого слова. Он мог злиться, негодовать, просчитывать их возможные действия, (не зря он был одним из лучших по теории вероятностей, а вслед за этим и в игре в покер), думать о них, испытывать физическое желание, уходить в депрессию, но никогда прежде его жизнь не становилась одной мыслью о ней, погоней за этим сладостным призраком. Прежде собранный и ответственный, сейчас он не мог ни спать, ни работать; он просыпался посреди ночи, и, видев рядом с собой спящую Лену, испытывал противоречивые чувства негодования и отчаяния. Он все время был на грани истерики, и душа его с каждым днем все больше и больше чернела, как туча в преддверии майской грозы. Он перестал различать вкус еды – мог принять сырный пирог за мясную запеканку, огрызался на начальство и только непосредственное присутствие Алены могло распутать этот клубок его внутренних противоречий. Но Алена была от него еще дальше, чем прежде - теперь между ними стояла не только ее дочь, но и какой-то неизвестный мужчина, которого она могла по невероятным причинам даже любить, и его жена, и их попытки зачать ребенка, которые в любой момент могли закончиться успехом - сейчас он думал об этом с ужасом. Когда он решил, что хочет, чтобы эта женщина стала матерью его детей?! Прежде он воспринимал ее, как свою девушку, затем жену, превосходную хозяйку и любовницу, пусть простую, но понятную и верную, без пугающего прошлого (до него всего один мужчина - пустяки!) и больших требований. Но ему и в голову не приходило подумать о ней, как о будущей матери. У него всегда были проблемы с параллельным мышлением. Хотел ли он, чтобы эта женщина, зацикленная на уборке и бессмысленных современных книгах, воспитывала его будущую дочь (а ему хотелось именно дочь!), и чтобы та выросла такой же как и Лена? Он в ужасе хватался за голову руками, драматично думая "что же я наделал" и не понимал, как ему быть дальше. Развода он категорически не допускал - эта мысль претила всем его понятиям о семье. Его родители прожили в браке 30 лет и с каждым годом цифра увеличивалась, и он не мог внести смуту в этот устоявшийся уклад. Но он не мог и иначе, потому что это означало бы уже сейчас, в 28 лет, обречь себя на однообразную беспросветную жизнь, без радостей и стремлений! И все это на фоне вновь появившейся на горизонте Алены, которая олицетворяла собой чувственность, страсть, новизну ощущений! И все это было не о близости (хотя и о близости он тоже думал не в последнюю очередь), нет, будь она для него просто объектом желания, возможно, он бы и поступил вопреки своей совести и разрешил бы себе одну случайную ночь с ней - он уже не раз думал на эту тему, хотя так ничего для себя и не решил. Но Алена привлекала не этим. Она была всегда чем-то увлеченной, открывала ему столько новых горизонтов, не только снаружи, но и внутри него самого, она все время хотела новых впечатлений и была готова на подвиги. И ради него тоже. А он неосмотрительно выбросил ее стихи, решил, что он сильнее страстей и сумеет построить жизнь по собственным правилам! Какая самонадеянность!! И главное он понимал, что теперь по прошествии этих лет она совсем не такая, что прежде! Она стала сильнее и увереннее. Чего стоили одни ее глаза, что смотрели на него с таким веселым вызовом - стоило принять его не раздумывая и погибнуть на этой любовной дуэли, но прожить хотя бы этот недолгий отрезок времени с ней. А Дима как всегда был осторожен и хотел оставаться хозяином ситуации. Но поздно. Роли поменялись, и теперь уже она шла впереди и указывала, что ему делать. Уверенная в своей индивидуальности, она больше не нуждалась в чьем-то одобрении, как это было раньше, когда она неумело пыталась в чем-то его убедить, тщательно подбирая слова, несмело сжимая его руку. Теперь он сам хотел быть убежденным, но его никто ни в чем не убеждал, ему предоставили полную свободу действий, но сейчас он хотел обратного – чтобы решение было принято за него, быстро и безапелляционно. И вот тогда сидя за тарелкой супа в свой обеденный перерыв, он впервые в жизни подумал, что все его нажитые годами принципы и правила – пустой звук, не имеющий никакого отношения к реальной жизни.
- Вкусный сегодня борщ, - сказал подсевший к нему за стол Антон, его коллега и по совместительству лучший друг, которого он привлек к работе над своим проектом.
- Да. Нет. Не знаю. О чем это ты? – рассеянно ответил Дима.
- О борще.
- Ах, да. Борщ, - и снова ушел в свои мысли.
- Что с тобой творится в последнее время?
Дима молчал, равнодушно прокручивая ложку между пальцами.
- Эй! Дим, почему ты молчишь?
- Наверное, просто потому что не хочу отвечать, - сказал он максимально вежливо и, добавив, - приятого аппетита, - встал из-за стола, оставив Антона в одиночестве и растерянности.
***
Рано утром Алена еще раз проверила свой маленький чемодан, и, найдя его вполне готовым к путешествию, трогательно попрощалась с дочерью и спустилась в машину, где Олег уже ждал ее. Было шесть утра, Москва только просыпалась ото сна, дороги были почти пустые, только никогда не спящие таксисты и возвращающиеся счастливые любовники были за рулем и мчались куда-то в сонном утреннем тумане.
- Когда ты вернешься? – спросил Олег непринужденно, - я встречу тебя в аэропорту.
- Мой самолет уже завтра, - она залезла в сумку и достала оттуда билет, - рейс в 15.00. Мы успеем вместе поужинать, а если постараемся еще и пообедать.
- Ты все время думаешь о еде! – улыбнулся он.
- Просто не хочу есть в одиночестве. Ты же знаешь.
Через некоторое время она уже сидела в зале ожидания и грызла плитку шоколада, пока по громкой связи объявляли номера рейсов и имена опаздывающих пассажирах. Внимание Алены привлек маленький мальчик, который стоял, прижавшись носом к окну, и по-детски наивно и серьезно комментирующий все, что творилось на взлетной полосе.
- Самолет развернулся и уехал, а у него между колес путается машинка. Машинка ничего не понимает – ведь он такой большой, он может ее не заметить и задавить! На помощь прибежал человек! Ура! Но ведь и его могут задавить и тогда от этого никому не будет никакой пользы!
Алена рассмеялась и в этот же момент услышала телефонный звонок.
- Дима?
- Доброе утро. Где ты? Мне нужно поговорить с тобой.
- Я в аэропорту. Что за срочность?
- В аэропорту? Куда ты летишь?
- В Питер.
- Одна?
- Да. У меня командировка.
- Но мне нужно увидеть тебя!
- Что случилось? Я буду в Москве уже завтра вечером.
- Хорошо. Я позвоню, - сказал Дима нервозно и бросил трубку.
Алена удивилась его взволнованному голосу и стала размышлять, что же могло привести его в подобное расположение духа, а Дима в это время судорожно соображал, как поступить. Ему нужно было увидеть ее сегодня – завтра было бы уже поздно – и непременно рассказать обо всем, потому что иначе невозможно! Его и так уже две недели распирало от невысказанных чувств, которые никуда не исчезали. И так как болезнь его только прогрессировала, игнорировать ее симптомы было невозможно, а потому надо было принять горькое лекарство или умереть в расцвете лет.
И тогда он принял для себя удивительное, вероятно, самое смелое в своей жизни решение. Он бросил в рюкзак две чистые рубашки, комплект белья, расческу и носовой платок и поехал в аэропорт.
Мчась на аэроэкспрессе, он думал о том, как сообщить жене, что не придет сегодня домой и что вообще уехал в другой город, для него это было впервые. К тому же он не привык лгать, поэтому и сказал ей прямо:
- Лена, так получилось, я в Питере. Срочная работа. Буду завтра вечером. Не злишься?
- Нет. Все хорошо. Ты на машине?
- Нет, улетел самолетом.
- Жду тебя. Позвони, как будешь вылетать обратно.
- Непременно.
Лена говорила неестественно спокойным голосом и на удивление легко приняла это известие, но Дима был так взбудоражен и смятен, что не заметил в ее поведении ничего странного. Ему выпадала уникальная возможность провести с Аленой ближайшие 24 часа, и только это тревожило и опьяняло его в этот момент.
***
С самолета Алена сразу поехала на деловую встречу с инвесторами. Несколько питерских банкиров решили построить жилой комплекс за пределами города и рассматривали варианты. Компания Алены выслала им свои предложения с планами застройки, которые пришлось им по вкусу, и теперь нужно было лишь подтолкнуть их к заключению договора лично. На такие встречи всегда отправляли Алену, потому что она точно знала, что сказать и как вдохновить на верные решения. Ведь человеку всегда нужна уверенность в том, что он поступает правильно – тогда он чувствует свой профессионализм и значимость. И Алена, как никто другой, умела это подчеркнуть, дать собеседнику понять, как велика его роль в том или ином вопросе и что именно благодаря его уму, сделка окажется возможной.
Через несколько часов жарких переговоров было заключено предварительное соглашение на выгодных для каждой стороны условиях, и Алена, с чувством выполненного долга, вышла на улицу. Самолет был только завтра и она могла спокойно прогуляться по городу. Она свернула на небольшую площадь, которая в отличие от узких тенистых переулков, была залита солнечным светом. Все это время Алена шла в плаще и даже немного ежилась от ветра, но на солнце ей стало нестерпимо жарко, что захотелось снять не только плащ, но и надетую под него кофту. Питер был известен своим непостоянством, но лишь теперь Алена почувствовала это на себе.
И тут случилась удивительная вещь. На фоне фиолетовых кустов сирени стоял Дима и приветливо махал ей рукой. Сначала она подумала, что спутала его с кем-то, но ошибки быть не могло. Второго такого же рыжего мужчины просто не существовало в природе. Он смотрел на нее своими зелеными глазами, и Алена чувствовала, как необыкновенная волна радости окатила ее с ног до головы, оставив на ресницах тяжелые капли счастья.
- Ты? Почему ты здесь?
- Я же сказал, что нам нужно встретиться.
- Сумасшедший! Но как ты узнал?
- Позвонил к тебе на работу и спросил, где проходит встреча.
- Как все, оказывается, просто. В современном мире нельзя иметь никаких тайн.
- Я рад, что приехал.
- Это так непохоже на тебя.
- Будем считать, что это комплимент.
- Будем. Так что произошло?! Мне не терпится услышать, что забросило тебя в такие дали!
- Не сейчас. Не хочу утомлять тебя серьезными разговорами – ты ведь только закончила работу! Тебе нужно отдохнуть. Может, пройдемся?
- С удовольствием.
Питер был уютным камерным городом, несмотря на его площадь и размах. Все в нем было осмыслено и пропитано личным отношением, каждый узенький мостик, каждый магазинчик со старыми книгами или бронзовыми изваяниями, каждое маленькое кафе с уникальным меню и интерьером. Пока Москва была опутана сетевыми компаниями, как паутиной, северная столица избирала иной путь развития, привлекая клиентов уютом и разнообразием. Алена переходила от витрины к витрине, откуда на нее соблазнительно смотрели сливочные эклеры и шоколадные муссы, трубочки с заварным кремом и засахаренной вишней, творожные кольца, песочные пирожные и торты из медовых коржей, разноцветные макаруны, выложенные словно пуговицы, и крупные круглые конфеты, покрытые зеркальной глазурью.
- Зайдем? - предложил Дима, видя ее нерешительность.
Они выбрали маленькую кондитерскую на Большом проспекте, с торжественным парадным входом и вытянутыми французскими окнами. В глубине зала располагались три круглых столика на кованых железных ножках.
Алена долго стояла перед кассой, не решаясь, что из представленного многообразия ей выбрать. В конце концов она взяла три пирожных с расчетом на то, что унесет несъеденное домой и доест все эти кондитерские изыски, укутавшись в теплое одеяло. Нагруженные шоколадными богатствами, они сели за столик, откуда открывался чудесный вид на оживленную улицу. Люди по другую сторону окна спешили туда и обратно, беззвучно с кем-то разговаривали и напоминали больших диковинных рыб в гигантском аквариуме.
- Для меня есть сладкое за пределами дома – большая редкость! Обычно я прихожу в ресторан голодная, наедаюсь первыми и вторыми блюдами, а на десерт не остается ни времени, ни сил. Иногда, правда, мы заходим с Катей в детское кафе и едим мороженое из металлических розеток, но мороженое это немного другое, правда?
- Я почему-то очень давно не ел мороженое, - признался он.
- Я тоже! До появления Кати оно вообще пропало из моей жизни, а потом как не съесть с ней за компанию? Дети все-таки возвращают нам лучшее, что в нас есть, не дают о нем забыть.
- О мороженом?
- Мороженое – это метафора. Вот будет у тебя дочь, ты сразу меня поймешь.
- Возможно.
Пока Алена откусывала по кусочку от каждого пирожного, словно Алиса в одноименной сказке, Дима смотрел на нее и восхищался ее непосредственностью. Ей, казалось, совершенно не было дела до того, что скажут о ней окружающие, и это было совсем непохоже на поведение людей, которые словно гордились тем, что их не волнует мнение толпы, говорили об этом с вызовом. А ведь их-то оно и волновало в первую очередь. Неуверенные в себе, они не могли выделиться ничем иным, кроме своего безразличия, но и это получалось у них довольно карикатурно.
- о чем ты думаешь? – спросила Алена, оторвавшись от эклера.
- Ни о чем.
- Так ты не расскажешь мне все-таки, зачем ты приехал?
- Ах да. Знаешь, я думал…, - неуверенно начал он.
- Смотри! – воскликнула она, показывая пальцем на улицу, - карета!
И действительно, по центральной улице современного города как ни в чем ни бывало ехала белая с золотой лепниной карета, запряженная двумя белыми лошадьми. Она неторопливо двигалась в потоке машин, а из-за полузакрытых штор мелькало пышное свадебное платье.
- Как чудесно! – сказала Алена, - хотела бы я такую свадьбу. Моя была совсем не такая! А твоя?
- Моя? – смутился Дима, - моя свадьба?
- Ну да, какая была твоя свадьба? Все-таки самый счастливый день в твоей жизни!
Это было не лучшим началом для разговора, к которому Дима все пытался приступить, поэтому он спешно перевёл тему.
- ну как, обычная свадьба. Ничего особенного.
- Эх, - расстроилась Алена, - мой бывший муж никогда не был романтиком, все внешнее оформление лежало на мне. Я думала, что хоть у тебя иначе. И кто может служить примером возвышенной сентиментальной любви?... – словно размышляла она вслух, потом вернулась к прерванной беседе, - ты о чем ты говорил?
- Сейчас не самое лучшее время, вокруг столько людей, не могу сосредоточиться. Поговорим об этом позже, ладно?
- Как скажешь.
Она уложила свои недоеденные сладости в картонную коробку, а затем положила в бумажный пакет. Время было только без пятнадцати три, впереди был целый день.
- Я никогда не была в Питере, столько раз собиралась приехать, но обстоятельства всегда складывались не в мою пользу. Так что мне очень стыдно, но я совсем не знаю, куда идти и что смотреть. Я, правда, прочитала в самолете справочник, но справочник, это совсем не то. А ты когда-нибудь был здесь?
- Конечно! – гордо ответил он, радуясь, что наконец он сможет увлечь ее своими знаниями, - я даже жил здесь некоторое время. Могу устроить тебе экскурсию. Хочешь?
- Ну конечно! Веди меня, мой гид!
И они пошли пешком по Каменоостровскому проезду до Александровского парка, долго сидели там на лавочке и Дима рассказывал о Петропавловской крепости, вид на которую открывался из парка. О том, как в «Секретный дом» был заключен Достоевский, как во время революции гарнизон крепости поддержал большевиков и проводил холостые выстрелы во время штурма Зимнего дворца. Алена, которая была против как революции, так и любого насилия в принципе, сразу настроилась воинственно по отношению к данному музею и категорически отказалась в него идти. Таким образом она выражала свою гражданскую позицию.
Дима смеялся, как в одном человеке могут уживаться рационализм взрослого человека и нелепые принципы маленькой девочки, но в этом, видимо, и было ее очарование, которое не поддавалось никакой логике.
Затем они поднялись на Троицкий мост и дошли по нему до самой Дворцовой набережной. Двигаясь по ней в сторону Эрмитажа, они слушали ровный шепот Невы. Алена смотрела как ростральные колонны, резко контрастирующие своим коралловым цветом с окружающим серым пейзажем, врезаются в низкие облака, и вот уже декоративные кормы кораблей появлялись не из холодного камня, а из густого пара неба.
- Петр I хотел, чтобы Петербург был аналогом Венеции или Амстердама. Только представь себе – целая система небольших каналов и мостов, а люди вместо машин передвигаются на лодках!
- Я знаю, как ты не любишь ездить за рулем, но в условиях нашей зимы передвижение по каналам было весьма затруднительно.
- Зная русский размах, эта проблема обязательно была бы как-нибудь решена! И все-таки это было бы удивительно. Если бы все великие планы наших правителей были воплощены в жизнь, мы бы жили в лучшей из стран.
- Не уверена. Я, например, рада, что коммунизм так и не был построен. Не хочу жить в стране, где все равны.
- Ты против равенства?
- Людей нельзя уравнять насильно, просто потому что кто-то так решил. Они все равно будут уникальны в своем развитии. А тотальное равенство убивает всякий стимул расти.
Потом они свернули на Дворцовую площадь и любовались открывающимися с нее видами Исаакиевского собора. Алена закрывала глаза и переносилась в прошлое, видела все ужасы революции, когда тысячи военных и рабочих осаждали дворец, охраняемый преимущественно женским батальоном, то есть фактически безоружного, слышала мятежные возгласы зомбированной толпы, за столь короткое время возненавидевших царя, в котором прежде видели своего защитника. Но эта картинка недолго занимала ее воображение, очень скоро она сменилась другой – более приятной – сценой Екатерининского бала, где звуки лютни заглушали шелест атласных платьев, где в воздухе витали резкие ароматы фиалковых духов и дворцовых интриг, где в атмосфере неприкрытой роскоши вершились судьбы простых людей, которые зависели от чье-то единого слова. За завесами тяжелых гардин скрывались любовные тайны и еще пока только призрак того трагического будущего, что уже было предсказано Российской империи; но то должно было произойти еще не скоро, а потому можно было вновь предаваться сиюминутным радостям и увеселениям, светиться в восхищенных взглядах вельмож и вести непринужденные беседы на кокетливом французском.
И все это Алена видела прямо перед собой, как будто была непосредственной участницей событий, благодаря тому, как Дима открывал перед ней страницы истории, рисуя в ее воображении повседневную жизнь в ярчайших красках.
Она удивлялась тому, как много он знал и хорошо говорил, его голос становился увереннее и громче, он умело расставлял акценты и упоминал о каком-то интересном факте.
Он рассказал о том, что в Питере у него жила сестра, сейчас они виделись не часто, но когда-то он проводил в северной столице чуть ли не все летние месяцы, порой один, а порой в компании он гулял по проспектам, восхищался архитектурой, заглядывался в голубые окна. Тогда он ничего не знал ни об архитектурных стилях, ни о мировой истории, просто много гулял и воспринимал город на уровне ощущений, а с ними приходила и любовь и внутренняя мудрость, которой не наберешься ни в одном учебнике. Потом он увлекся историей и его детские впечатления наложились на строгую сетку событий и фактов, что и сделало его Петербург таким живым и монументальным. Он населил его своими историями и мечтами и вот сейчас впервые открывал его другому человеку. И Алена принимала его видение этого города, она влюблялась и разочаровывалась, восхищалась и злилась, но это были настоящие чувства, а вовсе не дань вежливости его попытке ее увлечь. И в этом был весь он, он настоящий, а не тот, каким сделала его жизнь. Он думал, что в мужчине важен в первую очередь трезвый ум и рассудительность, порой переходящая в равнодушие, он следовал этому убеждению и не стремился ни к чему иному, пока Алена вдруг не открыла ему такие простые тайны жизни и самого себя. Все его ложные, материальные желания ушли куда-то на второй план и остался только один эмоциональный и интеллектуальный восторг. Ему нравилось просто бродить с ней по пустым улицам и разговаривать обо всем на свете. Дима не раз читал, что часто твои люди – это те, с которыми хочется молчать, но за свои 28 лет он уже достаточно намолчался и это не принесло ему подлинного счастья. С Аленой он хотел именно говорить, задавать ей вопросы, обмениваться мнениями – они как будто играли в мяч своими словами, перекидывались ими через сетку туда и обратно, и Дима с удивлением открывал в себе те знания и способности, о которых он раньше и не догадывался.
Долго не темнело – стояли белые ночи, и воздух над рекой был прозрачен и чист. После дневной жары резко похолодало, и Дима предложил Алене куртку. Она возмутилась такой перемене погоды, но куртку взяла и шла, удерживая ее за воротник перекрещенными руками. Ей всегда нравился его запах, и сейчас она шла и аромат корицы накрывал ее бархатным облаком.
Они вернулись в гостиницу за полночь и попрощались на лестнице. Оказавшись в номере, Алена сразу же стала звонить Олегу, который как обычно еще не спал. Она спросила, как дела у Кати, а потом они еще долго разговаривали о погоде, новых фильмах, покупке кофейных чашек – в общем, обо всем, о чем говорят влюбленные, когда не хотят класть трубку. А Дима в это время, не раздеваясь, лег на постель и бесцельно смотрел в потолок. Он был опьянен этим днем, и теперь, как истинный алкоголик, чувствовал легкое головокружение и испытывал чувство вины. Ничего не выходило за рамки приличия и все-таки у себя в душе он уже нарушил все дозволенные границы и не мог, да и не хотел возвращаться обратно. Так он пролежал еще 10 минут, а потом встал и пошел к ней в номер.
Он осторожно постучал, чтобы не разбудить соседей. Сначала он даже подумал, что она уже легла, но потом послышался легкий шорох и дверь приоткрылась.
- Ты что-то забыл?
- Нет. Просто не спится. Поговори со мной.
- Я же не психоаналитик. Тем более я хочу спать.
- Я не надолго. Обещаю через 20 минут уйти.
- Ладно, проходи, - и она пропустила его в номер.
Алена была в легком домашнем платье, заменявшей ей ночную рубашку, но и через него Дима угадывал ее красивую фигуру с узкой талией, которая всегда приводила его в восторг. Вот и сейчас он был охвачен волнением и не знал, куда девать глаза.
- Честно говоря я жутко устала за сегодня. Я не очень люблю бежать куда-то прямо с самолета. Даже в отпуске стараюсь прилетать ближе к вечеру, чтобы спокойно поужинать и лечь спать и только на следующий день куда-то идти. Это не совсем выгодно с точки зрения времени – тратишь лишние день и ночь, но отпуск для того и существует, чтобы наслаждаться в нем комфортом по-максимуму.
- Просто у всех разное понятие о комфорте. Кто-то будет все время думать о бездарно проведенной ночи в незнакомом городе и ни о каком комфорте не будет и речи.
- Что это за человек, который бездарно проводит ночь?
- Ты бы провела ее с пользой.
- Еще бы! Любая ночь сразу наполняется смыслом, когда в ней присутствует кровать. На ней можно спать. Или любить. Как пойдет.
Дима рассмеялся.
- ты во всем видишь позитив. Ты хоть когда-нибудь унываешь?
- Никогда.
- Научи меня своему оптимизму.
- Этому нельзя научиться. Ты либо видишь, как все прекрасно, либо нет. Нельзя научить человека любить. Женщину или свою жизнь – не имеет значения!
- Я бы мог поспорить с тобой, но не буду этого делать. Ты разобьешь мои доводы одним словом.
- Спасибо за честность или за лесть. Оба варианты приемлемы.
- Мы так долго общаемся, а я ничего не знаю о тебе. Расскажи мне о своей жизни.
- Что тебе рассказать?
- Все, что посчитаешь нужным. Как ты жила…, - он чуть было не сказал «без меня», но вовремя поправился, - все это время? Что происходило с тобой?
- Это история на целую ночь.
- А я не тороплюсь. Помнишь, ты однажды предлагала проводить вот так ночи за разговорами? Отличный повод восстановить традицию!
- я не имела в виду ночи, когда бы мне хотелось спать. Да и традиции никакой не было. Просто предложение, которое было оставлено без рассмотрения.
- И все-таки я всегда хотел тебя слушать. Даже если ты была далеко.
И Алена начала рассказывать. Сначала про свои детские мечты, которые разбились о неудачное замужество, про предательство мужа, о том, как ее жизнь вдруг предстала перед ней в своем подлинном обличие, не прикрытая кружевом Алениных надежд и иллюзий – она оказалась неустойчивой конструкцией с острыми краями, о которые Алена все время спотыкалась. На этом каркасе нельзя было построить не то, что счастья, даже некоего подобия стабильности, и тогда Алена впала в отчаяние. Пыталась забыться в счастливых предчувствиях и дурацкой влюбленности. Да-да, Дима тогда тоже попал в этот стремительный поток попыток к бегству от жизни, он был своего рода лекарством – снотворным, которое помогало провалиться в нелепые фантазии и не видеть реалий окружающего мира. Но и это длилось не долго.
- прости. Я ничего не знал, - пробормотал Дима, - не думал, что тебе было так плохо.
- А что бы ты сделал? Пожертвовал своими мечтами и принципами ради моего душевного спокойствия? Сомнительно. В лучшем случае ты бы начал меня жалеть, а жалось – плохое подспорье для любви.
- И все-таки тогда я должен был поступить иначе.
- Детали все равно не меняют сути. И дело даже не в тебе. Я должна была сама разобраться в себе, а не искать успокоения в других. Счастье – только внутри нас, обстоятельства не имеют к этому никакого отношения. Это я теперь знаю, а тогда искала утешения во всем. Не могла жить в состоянии душевной боли, все ждала, пока она пройдет. А смысл в том, чтобы принять ее как факт и двигаться дальше. Боль будет постепенно уходить, а ты в это время будешь двигаться дальше, а не сидеть на обочине и смотреть, как жить проходит мимо. А ведь именно так я и жила несколько месяцев. Ждала, что все само образуется. Тогда Вадим буквально спас меня, понимаешь. Моя жизнь состояла из острых осколков, от которых можно было только порезать руки и ничего больше. А ведь раньше это был великолепный витраж из итальянского стекла – все тогда мне завидовали. Но это не главное. Как из состояния полного благополучия вдруг оказаться на самом дне и не сойти с ума, не потерять гордого звания человека? Надо было нести свою жизнь сквозь тернии к звездам, чтобы ни у кого не возникло подозрения, что что-то не так, что я достойна сочувствия и жалости. Мы познакомились с ним случайно, и он был единственным человеком, который ничего не брал у меня – только давал, и этот процесс вдохновлял его, а мне же давал силы, которых я тогда отчаялась искать. И понеслось: гонки на мотоциклах, полеты в аэротрубе, вечерний покер…
- Ты играешь в покер?
- Да, и очень неплохо. Просто не злоупотребляю. Боюсь спугнуть удачу. Он учил меня стрелять, вместе мы забиралась на крыши высоток и снимали удивительные панорамы, я выучила греческий язык и хоть это совершенно бестолковый навык, я знаю его в совершенстве и могу даже работать переводчиком. С ним я рождалась заново, и это был уже не побег, а поиск. Делаешь что-то, пробуешь – твое-не твое. Так я, например, забраковала американские горки. Мне страшно, но неинтересно. А страх нужно преодолевать только ради высшей цели или неземного удовольствия, делать это просто так – обыкновенная глупость.
- И после всего этого у вас ничего не было?
- Нет. Не всегда для душевной близости нужна физическая. Отношения все бы испортили. С возлюбленным ссоришься по сто раз на дню, а с другом – никогда! На то он и друг.
- И никогда не было желания?
- Было, - сказала она задумчиво, - Особенно вначале. Возможно больше не желание, а уязвленное самолюбие – почему ты до сих пор не влюбился в меня? А потом, как озарение – влюбиться можно в кого угодно, даже в человека, который тебе в принципе не нравится, и это даже не редкий случай. А чтобы проводить время, слушать, восхищаться, о, для этого нужно гораздо больше, чем обыкновенная страсть – восхищение, понимание. Этого достигнуть гораздо сложнее, но и результаты внушительнее.
- Хорошо. Допустим, ты не влюбилась в Вадима, потому что он был твоим другом. Но почему тогда ты влюбилась в Олега, который, как я понимаю, никак не соответствует ритму твоей бурной жизни?
- Все очень просто. Олега я люблю не за яркие впечатления, а за высочайший уровень близости, который существует между нами. Как там говорится – дайте мне точку опоры и я переверну весь мир? Так вот, Олег моя точка опоры. Островок стабильности в стремительном океане моей жизни.
- Я не верю. Для тебя это слишком скучно!
- Слишком скучно? А разве не по такому принципу ты выбирал себе жену, с той только разницей, что ты хотел, чтобы ничто не нарушило размеренного хода твоей жизни, а я, наоборот, искала убежища от самой себя?
- Я – совсем другое дело. Ты сама видишь, как часто я совершал необдуманные поступки, но ты не такая. Ты строишь свою жизнь согласно некому плану, не допуская ошибок.
- А с чего ты взял, что я допустила ее сейчас? Будь у меня возможность начать все сначала, я не изменила бы ни единой вещи, за исключением, возможно, своего брака. Хотя и в нем был какой-то смысл – у меня появилась дочь. Кто знает, как бы сложилась моя жизнь без нее.
Она сидела рядом такая близкая и далекая одновременно и легкомысленно болтала балеткой кончиком ноги. Ей было невдомек, что творилось у Димы в душе, да и кто бы мог обвинить ее в этом? Когда-то отвергнутая, она научилась жить без него и у нее это прекрасно получилось. Сейчас даже при желании он не смог бы вклиниться в эту насыщенную жизнь, не говоря уже о том, чтобы занять в ней прочное место. И все-таки он сделал бессмысленную попытку, словно утопающий, хватающийся в панике за поверхность воды.
- будь со мной, – сказал он несмело.
- Что?
- Будь со мной!
- О чем ты говоришь?
- Только не говори сразу нет. Я знаю, что ничего не могу предложить тебе: ни материально, ни духовно. Я нищий по сравнению с тобой во всех смыслах, но я приму за честь если ты разрешишь расти за тобой. И любить тебя, - он отчаянно смотрел на нее, и под этим сумасшедшим взглядом она сжималась и отстранялась от него в глубину кровати.
- Ты просто псих! Ты хотя бы слышишь, чего ты просишь?! Быть с тобой?! Ты женат!
- Это не имеет никакого значения.
- Не имеет значения? Интересно для кого? – она сложила руки на груди, - Может, для твоей жены, которая сейчас спокойно спит и даже не догадывается, как низко ты хочешь с ней поступить! Или ты думаешь, что я, как и ты, не имею никаких принципов и брошу всех ради сомнительной перспективы быть с тобой? С чего ты взял, что мне это надо? Если когда-то я бы и побежала за тобой по льду, то сегодня все иначе. У меня есть любимый мужчина, да даже если бы его и не было – могла ли бы я поддержать твое предательство и жить после этого в согласии со своей совестью?!
Дима нервно ходил по номеру. Ему жутко хотелось курить, и от этого он не знал, куда деть руки, и только все время резко облизывал свои сухие губы. Алена сидела, обняв себя руками, несмотря на то, что в номере было довольно душно, ее знобило.
- уходи.
- Но…
- Я сказала, уходи. Я должна была сказать тебе это еще давно, когда ты в первый раз обидел меня. Но я столько всего стерпела – твое равнодушие казалось незначительной мелочью. Мне хотелось дать тебе шанс, чтобы ты все понял. Чтобы доказать всем, что сказки бывают и в реальной жизни. Что человек, живущий по дурацким установкам, может выйти из своей системы под влиянием любви. Но так не бывает. Да и любви собственно никакой не было. Сказки это только сказки. Почему-то только я одна в них до сих пор верю. Я думала, что ты изменился, что благородство искоренит врожденный эгоизм, но я ошиблась. Ты по-прежнему любишь только себя. А чувства, о которых ты говоришь, всего лишь каприз уставшего сердца. Тебе не важны чувства других людей, только твои собственные, иначе ты бы не распоряжался ими с такой легкостью. Мне жаль, что мы встретились.
- Алена!
Она отвернулась от него, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Он хотел было еще что-то сказать, но понял, что ничто не сможет оправдать его поведения. Виноват был только он. В своих стремлениях он преступил границу дозволенного и теперь был обречен на вечное одиночество. Он опустил голову и закрыл за собой дверь.
Он обреченно вошел в свой номер и беззвучно упал на смятую постель. Это был крах всех его иллюзий, только зародившихся, но уже таких пустых и несбыточных.
Никогда прежде он не испытывал подобного чувства отрешенности и безысходности. Он лежал на спине и ему не хотелось ни думать, ни говорить. Его жизнь представляла прямую линию, а прямая линия была не что иное, как смерть.
А может, он ошибался? Может смертью было все, что происходило до? И только сейчас он живет, борется, рискует. И поэтому так нестерпимо больно. Мертвые не чувствуют боли, они одинаково равнодушны и к радостям и невзгодам, им не знакомы не взлеты, ни падения. То что происходило с ним сейчас было мучительно и ново, какая-то невероятная сила скручивала его, сжимала, как гидравлический пресс, и в этой острой боли было его перерождение, и, наконец, предельная ясность.
Несколько часов он лежал погруженный в смутные мысли, а потом провалился в тревожный чуткий сон.
Проснулся он оттого, что яркое солнце светило ему прямо в глаза. Он сонно поморщился, а потом вдруг осознав, что произошло накануне, взбежал на третий этаж и стал требовательно стучать в Аленину дверь. Но было поздно. Она улетела первым же самолетом, не пожелав ни увидеться, ни попрощаться с ним. Несколько минут Дима неподвижно стоял, прислонившись к косяку. Потом решил, что не время предаваться отчаянию, собрал в портфель немногочисленные вещи и поехал в аэропорт.
К тому времени город уже не спал и центральные магистрали были загружены. Он был заперт в душной кабине такси и имел достаточное количество времени хорошо обо всем подумать.
«прежней жизни больше не будет, - рассуждал он, - но и для новой нет никаких предпосылок! Застрял посредине, как в лимбе, без права голоса и указаний на то, как все исправить».
Он считал Алену безвозвратно потерянной, но этот факт не имел никакого отношения к его реальной жизни, которая до этого складывалась и без нее.
«Пора прекратить, наконец, претворяться счастливым человеком, - сказал он себе твердо, - и понять, чего же на самом деле хочется мне самому».
Все это – и образование, и работа, и брак, были воплощением идеалов его семьи, отца и матери, и не имели ничего общего с тем, о чем мечтал он сам. Да он и не знал этого. Он так привык думать чужой головой, поступать согласно чужому плану, что отключил в своем мозгу функцию желаний, а после и вовсе забыл о ее существовании. Его мать, образованная, воспитанная женщина, с большим и открытым сердцем, сделала для своего сына все и этим самым надломила его жизнь, точно стебель восхитительного цветка. Окруженный заботой, он был избавлен от принятия решений и проблем, и поэтому не имел опыта в борьбе с обстоятельствами. Но сейчас все было кончено. Дима осознал, что только от него зависит, как будет развиваться его жизнь, нет никаких ограничений, только его сильная воля.
И в первую очередь ему следовало расстаться с Леной. Она была ни в чем не виновата, да и в общем-то оставалась той же прекрасной девушкой, какой и была в момент их знакомства, но она была не его девушкой. Диме больше не хотелось довольствоваться чем-то усредненным, ему хотелось найти именно свое, пусть недоступное, сложное, требующее больших усилий, но предназначенное именно ему.
Развод. Это слово казалось ему уже не таким страшным. Подумаешь? Всякое бывает. Никакое слово не должно стоять выше человеческих чувств и стремлений.
Так Дима думал всю дорогу, и когда он садился в самолет, слова, что он скажет Лене, уже срывались с его губ.
Он приехал домой, уставший, с темными кругами под глазами, но сами глаза горели невероятной решимостью. Лена сидела на кухне и пила чай. Увидев его, она резко поднялась и обняла его, уткнувшись лицом в плечо.
- я так рада, что ты, наконец, здесь! Мне нужно кое-что сказать тебе!
- Мне тоже. Я…
- Я беременна! – выпалила она и замолчала, в ожидании реакции.
Дима не понимающе взглянул на нее и не проронил ни слова.
- Не хотела сообщать тебе по телефону. Ты рад? – спросила Лена настороженно тихо.
- Очень! Ну, конечно же! Какое счастье! – с жаром сказал Дима, но вопреки сказанным словам, он понимал, что в этот момент жизнь для него была кончена.
Почему? Почему именно сейчас, когда он наконец определился в желаниях, когда он был так близок к своей цели? Ведь было почти три безуспешных года, три года, когда эта новость стала бы для него определяющей! И вот сейчас, когда все вдруг стало предельно ясно – ребенок! Он закрывал глаза и погружался в мрачную безысходность.
Вот и все. Стоило положить конец мечтам об Алене раз и навсегда. А ведь они только-только обрушились на него всей своей сокрушающей силой. В своем горе он вновь и вновь перебирал в памяти короткие моменты счастья: вот он придерживает ее за руку, чтобы она не оступилась в темном переулке, вот они сидят в полумраке гостиничного номера, пусть чужие – но все-таки такие близкие, и возвращаясь совсем далеко в прошлое – та ночь! Та единственная ночь, что была между ними – этот чистый порыв страсти, который был сильнее любых принципов и предрассудков. Чего бы он сейчас ни отдал, чтобы снова пережить эти чувства, вновь обладать ее душой и телом, сжимать в руке ее маленькую ладонь, зарываться в густые каштановые волосы, которые так вкусно пахли шоколадом. С болезненным наслаждением он возвращался к тем сладостным минутам, которые то призывали его к жизни, то лишали рассудка. В какой-то чувственной лихорадке он забывался и будто видел ее перед собой, такую красивую и манящую, вглядывался в ее глаза цвета сумеречного леса, в белизну кожи, нежную, но не болезненную, он прислушивался к мелодии ее голоса, восхищался грациозными жестами, он был сломлен и влюблен. И вместо того, чтобы силой воли резко оборвать это нездоровое влечение, он, наоборот, раздувал его в себе, словно костер, с мучительной честностью он признавался самому себе, что прежде никогда не чувствовал ничего подобного – сейчас же его любовь равнялась по силе цунами, землетрясению, урагану – любой из этих убийственных стихий, не оставляющей в живых никого, кто бы оказался рядом.
В приступе жалости к самому себе, он вдруг открыл, как тонка и многогранна его душа, он чувствовал, как чутко он воспринимает мир вокруг себя, как остро реагирует на любые эмоциональные изменения; как стебель цветка его душа ходила из стороны в сторону под порывами ветра, и все же он не склонял головы, и взгляд его был тревожным, но ясным.
И эту чуткость он преумножал в себе – теперь она уже была поводом для гордости, а не признаком слабости. Впервые в жизни ему захотелось писать стихи, и он просиживал бессонные часы в попытке написать хотя бы несколько строк, и снова и снова терпел в этом неудачу. Его речь не была приучена к изыскам и он терзался еще и оттого, что не мог выплеснуть на бумагу ту глубину чувств и страданий, которые испытывал. Тогда он перечитывал стихи Алены и находил в них то, чего не мог видеть прежде – какой же в них был надрыв и нежность, а он лишь упивался собственным тщеславием и видел только зарифмованные слова и никакого скрытого смысла.
Почему он не понял всего этого раньше – когда они встретились в первый раз? Почему ему так сдалась ее дочь – чем бы она могла испортить их счастливую жизнь?! Почему он не признал в Алене лучшую девушку своей жизни, погубив тем самым и ее и себя?! Тогда она была рядом с ним живая и настоящая, а в реальном человеке труднее всего признать талант, слишком он живой - из плоти и крови, а искусство - нечто великое, неосязаемое. Но когда она стала далека, недосягаема для него, он слово заново увидел ее, как внушительного размера картину, которую можно разглядеть только с большого расстояния. И чем дальше она становилась, тем величественнее и притягательнее она была.
Но ладно тогда, он был еще молод и неопытен, но почему он не подумал, не допустил такого варианта развития событий сейчас, хотя бы месяц назад?! Неужели уже тогда не была очевидна вся невозможность его жизни с Леной?!
Все эти мысли ютились у него в голове и не находили выхода.
С грустной иронией, он спрашивал себя, чем его положение было лучше Костиного, когда тот был вынужден жениться на девушке только потому, что она забеременела. А ведь тогда он смеялся над ним, не понимая, как можно было попасть в подобную передрягу. И вот сейчас его ждала та же участь – на всю жизнь оказаться привязанным к нелюбимой теперь женщине ради счастья своего ребенка, разница была лишь в том, что он уже был женат и это избавляло от лишних формальностей.
Судьба была несправедлива к нему, сейчас он ясно это понимал. Усыпив его бдительность легкими победами, она нанесла сокрушительный удар в самый неожиданный момент, полностью сломив его разум и волю. И при этом ему еще приходилось изображать счастливого мужа, быть еще более чутким и внимательным с женщиной, от которой он хотел сбежать к другой, предаваться беззаботной радости, когда все его существо было один натянутый нерв! А при его паталогической честности – такое положение вещей было ему вдвойне невыносимо.
С таким мешком скорбных мыслей он обратился к Косте, которому единственному поведал о своих несчастьях. Ему было приятно наконец высказаться, снять с себя груз ответственности, переложить на чужие плечи хотя бы некоторую часть своих сомнений.
- Ну как, расскажи, как ты со всем этим живешь?!
- Нормально живу, как все. Что такого?
- Ну как что? Разве ты не помнишь, как ты убивался, когда ты понял, что нет никаких вариантов, кроме женитьбы?
- Конечно, помню. Да, мне далось это нелегко. Я тогда вообще не хотел жениться. Ни на Яне, ни на ком другом, но раз уж так сложилось, то ничего не поделаешь. Ребенок это ответственность.
- Но ты же уже не любил ее тогда! Признайся, ты не раз хотел уйти! И ушел бы, если бы не это.
- Да, ушел бы. Нашел бы другую. Дождался бы тридцати и только потом стал бы задумываться о семье. Но знаешь, что я понял? Это все не важно.
- Что – не важно?
- Ну вся эта любовь, страсть. Яну я тоже любил, еще как! Потом все приелось, чувства прошли, осталась одна рутина. И это произошло бы с каждой. Ты не сможешь быть влюблен в свою девушку каждый день – это невозможно. День за днем она будет становиться для тебя все более предсказуемой, а попытки вернуть былую страсть будут выглядеть только жалкими пародиями на прежние чувства.
- Не правда. Все не может быть так плохо. То есть… я и сам думал так же, поэтому и не обращал внимания на какие-то мелочи, даже не вдавался в подробности скандалов. Но сейчас я кажется, наконец-то, что-то понял. Есть люди, с которыми ты захочешь проживать рядом каждый день, расти до которых будет казаться тебе честью. Потому что это будет не просто влюбленность, которая как и ты и сказал – проходит, но и другое сильное чувство – восхищение личностью и талантом, понимание, доверие, ощущение единства. Было ли у тебя нечто подобное? Я знаю, что мои слова сейчас кажутся тебе не больше, чем бред влюбленного студента, но это единственная вещь, в которой я по-настоящему уверен.
- Раз так, - медленно сказал Костя, - тогда борись за нее. Если все действительно так, как ты говоришь, то у тебя хватит сил сделать невозможное, и ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку во всем.
- Спасибо. Не говори пока никому. Я понятия не имею, как поступить. Я не могу предать Лену. Но и себя предавать не хочу.
Они сидели еще несколько часов, разговаривая на общие темы, и Дима думал, что по истечению некоторого времени ему в голову придет какое-нибудь решение, которое положит конец этой дурацкой ситуации. Но правда состояла в том, что никакого иного решения, как позабыть эти месяцы, как сон, сладкий и опьяняющий, и зажить вновь своей привычной жизнью, не было. Все должно было остаться как есть. Никаких исключений не допускалось.
***
Летом в жизни Алены наступал период, когда у нее возникала острая необходимость избавиться от скопившегося мусора – в прямом и переносном смысле.
Вернувшись из Питера подавленная и озадаченная, она решила больше никогда не вспоминать об этом странном эпизоде, вычеркнуть из памяти все, что было с ним связано. Но оказалось, что отношения с Димой были практически лишены материальных доказательств и о них напоминали только мысли, крутившиеся в голове. Мысли были назойливые и такие же опасные, как пчелы – стоило замахнуться на одну, как тут же прилетал рой других, превосходящий тебя количеством и силой.
Алене была нужна простая, механическая работа. Для начала она разобрала балкон: выпотрошила его как праздничную индейку, а потом не могла сообразить, как вещи, теперь занимавшие теперь всю комнату умещались на двух квадратных метрах. Оставив это занятие, она обратилась к книгам и составила их перепись с указанием страниц и полок, несколько она отложила на прикроватный столик, чтобы прочитать их перед сном, но ни спать, ни читать не хотелось. Алена была полна той разрушительной деятельности, которая вдохновляет тебя что-то начать, но не дает возможности закончить, и ты становишься всего лишь частицей хаоса, который ты сеешь вокруг себя.
Влюбиться в нее?! Как такое было возможно?! И почему сейчас, когда срок давности этих отношений давно прошел? Алена не знала ответа на эти вопросы, ей хотелось все понять, осмыслить, но предположения путались у нее в голове, возможно она сама была причиной его чувств – привыкнув к ничего не значащему времяпровожению с Вадимом, она наивно полагала, что столь же тесное общение с другим мужчиной пройдет так же безболезненно. И теперь она чувствовала себя вдвойне виноватой перед Димой и перед его женой, чье относительное спокойствие она случайно нарушила.
Как же просто в этом отношении было с Вадимом! Он ничего не требовал и ничего не давал – они существовали в пространстве, как две параллельные прямые, которые не пересекались, но были друг для друга символом уверенности и поддержки. Удивительно, когда-то две пересекающиеся прямые были для нее синонимом несчастья. Да, математики знали толк в истинной драме.
Кстати о Вадиме. Его не было слышно уже несколько недель, а ведь сейчас ей так нужно было его присутствие.
Вадим умел пропадать вот так – ни с того ни с сего, он не предупреждал ни о направлении, ни о сроках поездки, он распоряжался своей жизнью самостоятельно, не считаясь ни с кем на этот счет. Да и кого ему стоило ставить в известность о своих перемещениях по миру? Он был максимально свободен – от обязательств и отношений, дело его не требовало постоянного присутствия в Москве, а его друзья так привыкли к его исчезновениям, что даже если бы с ним случилось что-то страшное – они вряд ли бы об этом узнали.
Алена так же не имела никаких прав на Вадима, она прекрасно понимала это, и все равно каждый раз злилась, когда хотела поговорить с ним, а он в это время оказывался в каком-нибудь Перуанском храме, и вероятность получить от него получить хоть какое-нибудь известие была крайне мала. Она ругалась на него последними словами, потому что была ему не девушкой, а другом; это в любви можно уставать и утаивать, да и то – только в крайнем случае, а в дружбе – будь добр говорить от чистого сердца! И когда ожидания Алены не совпадали с действительностью, она чувствовала себя крайне несчастной. А сам Вадим в это время открывал для себя бесконечным мир и ему и в голову не приходило, что его действия могут причинить кому-то боль. Если бы он знал об этом, то приложил бы все усилия к тому, чтобы этого не происходило, особенно если эта боль касалась Алены, но он так привык все делать один, что это казалось ему настолько естественным, что не вызывало даже мыслей на этот счет.
За эти годы Алена привыкла к особенностям поведения Вадима и старалась не принимать их близко к сердцу, но в этот раз она почему-то рассердилась не на шутку, вся горела от негодования, и минутами даже думала, а не послать ли к черту все это шаткое общение, которое, как ей тогда казалось, держалось только на ее инициативе.
И вот как раз когда она была максимально близка к тому, чтобы воплотить эти мысли в жизнь, позвонил Вадим. Он любил появляться вот так внезапно, словно готовился с своему эффектному выходу, как какой-нибудь известный фокусник.
- Привет, Аленушка!
- О! Кого я слышу? Неужели возвращение блудного попугая?
- Ну раз уж мы сегодня решили пройтись по мультикам, то я бы предпочел Карлсона.
- Потому что живет на крыше?
- Нет, потому что мужчина в самом расцвете сил. Я позвонил по делу.
- Естественно, не по делу ты в последнее время не звонишь.
- Ты обиделась?
- Очень.
- Записала в свою тетрадь обид?
- Еще бы!
- Отлично! Теперь, когда все формальности соблюдены, мы можем вернуться к разговору. Как давно ты совершала что-то безумное?
- Не знаю. Две недели назад ела пасту с морепродуктами в какой-то странной забегаловке. Практически рисковала жизнью!
- А серьезно?
- Даже не помню! Ты же пропал на неопределенное время и никто не подстрекает меня на необдуманные поступки!
- Поэтому я и звоню тебе. И подстрекаю тебя на прыжок с парашютом.
- Ты ненормальный?
- Не замечал за собой.
- Какой парашют? Я похожа на самоубийцу?
- Мы можем прыгнуть в тандеме. У меня для этого уже достаточно прыжков. Ты же мне доверяешь?
- Нет-нет-нет. Это, пожалуйста, без меня. У тебя, я уверена, есть в запасе пара-тройка девушек, которые сделают ради тебя, что угодно. А я нет. Прости, если разочаровала тебя.
- Тогда поехали со мной в качестве зрителя, тем более полигон находится на том же шоссе, что и мой будущий дом. Заедешь, оценишь обстановку.
- Я знала, что за твоим предложением стоит какой-нибудь интерес!
- Я найму тебя по официальному договору.
- Ты думаешь, я так легко продаюсь?
- Думаю, у меня есть некоторые привилегии.
На следующий день Алена проснулась раньше обычного и, закинув на плечо большую папку с бумагами и карандашами, вышла на улицу. Воздух еще не успел прогреться после ночной прохлады, и Алена сидела на лавочке, сонно кутаясь в легкий плащ.
Вадим подъехал через несколько минут и они выдвинулись в сторону Подмосковья.
- ты еще не передумала насчет прыжков?
- Нет, в этом вопросе моя позиция тверда. Да и вообще, почему ты так настаиваешь?
- Потому что ты даже не представляешь, какие это ощущения! Из головы вылетает все несущественное, остается только самое важное. Своеобразный дуршлаг для мыслей.
- Очень интересно!
- Вот правда, неужели тебя ничего в последнее время серьезно не волнует?
- Волнует, и даже очень. Дима признавался мне в любви.
- Я же говорил, что так и будет. И что же, наш рыжий мальчишка, придумал что-то оригинальное?
- Нет. По правде сказать, он даже не сказал слова «люблю». Просто предложил остаться с ним и все.
- Он же вроде был женат?
- Он и сейчас женат.
- А я еще, по твоей наводке, делаю с ним бизнес.
- Ну он же не плохой человек. Просто малодушный в плане чувств. А в своей работе он вроде очень даже разбирается. Олег его хвалил.
- Человек не может быть мелким в одном, а великим в другом. Это цельная личность – не бывает таких контрастов. А что ты?
- А я ничего. Ты считаешь, что я должна была как-то на это отреагировать?
- Напротив. Просто подумал, неужели ничего не проснулось? Все-таки когда-то ты об этом мечтала, а сейчас само спокойствие.
- Я всегда знала, что желания исполняются, только не вовремя. Наверное, их своевременность – и есть признак счастья. Но дело в другом. Какое мне сейчас дело до его чувств? Все слишком запутанно.
- А чего бы ты сама хотела?
- Чего? Иметь полноценную семью, и чтобы остальные оставили меня в покое. А впрочем, не знаю…
- Вот поэтому я и предлагаю тебе прыгнуть с парашютом. Все сразу встанет на свои места.
- Чертов искуситель! Где уже твой дом?
- За поворотом.
Машина остановилась у зеленой калитки. Вадим открыл перед Аленой дверь, и вместе они вошли на участок. Перед ними возвышался двухэтажный каркас дома интересной конструкции, часть фасада выдавалась немного вперед, в то время как боковые стороны постепенно уходили назад. Большие проемы для окон смотрели на них своими пока еще слепыми глазами, но в сооружении чувствовалась мощь и элегантность, стоило немного поработать над экстерьером и вплотную подойти к внутреннему убранству, и этом дом мог дать фору самым изысканным домам Старого света.
- невероятно, - сказала Алена, обойдя его по кругу, такая сложная конструкция и в то же время такая легкая, почти невесомая. Тебе стоило дождаться окончания постройки и купить его в готовом виде! Архитектор – гений!
- Уверен, ты справишься не хуже него!
- Ты мне льстишь, но от этого мастерство мое не возрастет. Ты сильно просчитался, друг мой!
- Возможно, зато ты наполнишь этот дом душой.
Алена достала лист бумаги и стала составлять на нем примерный план. Необходимо было достроить стены и крышу, причем она должна была быть совершенно уникальной формы, повторяющей контур стен. Тут же в голову ей пришла идея дополнить ее печными трубами по аналогии с домами Гауди, этими каменными изваяниями, словно охраняющими жителей. Потом она вошла внутрь и осмотрела, что уже было сделано, а над чем еще предстояло работать. Сделав еще некоторые заметки, она вышла на улицу и еще раз посмотрела на незавершенное здание с восхищением.
- если бы не ты, я бы перекупила его у владельца и стала бы жить здесь сама. Хотя, что делать так далеко от Москвы? Я слишком городозависима – я бы сбежала отсюда, как из клетки.
- А для меня это место – идеально. Никто не будет докучать. Состарюсь здесь один, стану легендарным седовласым брюзгой, которого будут боятся соседские мальчишки.
- У тебя ничего не получится. У тебя есть дочь, она будет приезжать к тебе и находить с мальчишками общий язык.
- Даже не знаю, как относиться к этому.
Они постояли еще немного, съели по яблоку – Вадим решительно украл их из соседского огорода – а потом, вопреки Алениным желаниям, отправились на полигон.
Вадим зарегистрировался на стойке и оплатил прыжок, а Алена тем временем оглядывалась по сторонам. Утро было удивительно прозрачным и тихим, даже непрекращающиеся разговоры не нарушали его спокойствия и чистоты. Алена грела руки в карманах. Это время дня было очень красиво, но доставляло ей некоторые неудобства. В любой переходный момент она мерзла больше обычного и не могла думать ни о чем другом. Вадим развлекал ее забавными историями, над которыми она смеялась, иногда от души, иногда из вежливости, все лучше, чем сидеть в одиночестве и скучать. Потом он снова пошел в кабинет, чтобы заполнить какие-то бумаги и она вызвалась пойти вместе с ним.
На стенах висели фотографии улыбающихся во время полета людей, складывалось впечатление, что все это казалось им беспечной забавой, наряду с игрой в пинг-понг, или походом в театр – такой же обыкновенной и безопасной.
Вадим бросил в ее сторону очередное шуточное обвинение в пугливости, но в этот раз оно почему-то сильно ее задело и она, вплотную подойдя к нему, спросила:
- А что если прыгну?!
- Ты? Нет, ты не прыгнешь!
- Спорим? Если прыгну, ты будешь выполнять все мои желания целый месяц!
- Если прыгнешь, я буду выполнять их хоть целый год!
- Хорошо. Ты сам это предложил! Записывайте меня!
Охваченная горячей волной внезапного азарта, Алена заглянула в брошюру, которая описывала все преимущества и особенности разного вида прыжков. Сердце ее забилось учащеннее, даже пальцы стали теплее, и вот уже все ее тело ждало новых впечатлений, безумств – удивительное ощущение, которое длится несколько первых минут и которое так важно не упустить.
С серьезным видом Алена начала читать.
Выбор был невелик, либо прыгать в тандеме с 4000 метров, либо одной – с 800. С меньшей высоты инструкторы почему-то не прыгали – вероятно боялись за свой авторитет. Алена же боялась всего остального, особенно ощущения свободного падения. При прыжке с 4000 метров оно составляло около минуты, в ином случае – всего несколько секунд. И именно это стало решающим для Алены фактом. Уж лучше было как-нибудь пережить самой эти несколько мгновений, чем целую минуту барахтаться в воздухе на скорости 200 км/ч, да еще и прикрепленной к какому-то чужому и равнодушному к твоим страданиям человеку.
Она записалась в выбранную колонку и вышла на поле, где такие же нерешительные, как и она, молодые люди топтались вокруг инструктора в ожидании инструктажа. Вадиму он был вовсе не нужен, но он решил поддержать ее всеми возможными способами и поэтому не отходил от нее ни на минуту.
Когда все наконец собрались, инструктор поприветствовал всех ободряющим возгласом и начал лекцию. Сначала они долго прыгали из муляжа самолета, что Алена нашла довольно сомнительным занятием – она вообще была в тот день крайне скептично настроена – потом учились одевать и снимать сам парашют, управлять им в воздухе, для этого нужно было всего лишь дергать за веревочки, в какую сторону ты хочешь лететь – прямо какая-то система марионеток. Рассказывали, как считать и когда дергать за кольцо, как приземляться на сложные поверхности: на крыши, воду, провода, если провода вообще можно было назвать поверхностью. Так же им объясняли, что делать, если основной парашют не откроется. Правда, ничего не сказали, что делать, если не откроется и запасной, видимо, сведя эту вероятность к нулю. С запасным парашютом все тоже было не просто, оказалось, что его надо вовремя отключить, если открылся основной – опять нужно было что-то куда-то тянуть, и самое главное, инструктор акцентировал на этом внимание, было не потерять кольцо. «Что еще за кольцо?!» - спрашивала Алена про себя, но виду не подавала и только кивала, делая серьезное лицо. Информации было слишком много и она не умещалась в переполненной страхом голове, но Алена самонадеянно думала, что каждый день с парашютом прыгают десятки людей и вряд ли она окажется самой нерадивой ученицей, поэтому она сделала глубокий вдох и решила разобраться на месте.
Через три часа подготовки уставшая и равнодушная, она сидела на стоге сена и думала о том, что система подготовки к полетам была абсолютно не продумана и требовала серьезных изменений. Этих городских сумасшедших, кто сознательно шел на подобного рода авантюру, следовало в первую же минуту загонять в самолет и проводить инструктаж прямо там, а потом не теряя времени выталкивать их за борт, пока они не опомнились и не убежали на безопасное расстояние. Так, кстати, и поступили двое из тех, кто особенно боялся, парень и девушка; в ожидании летной погоды, они долго бродили по окрестностям, а потом и вовсе скрылись куда-то за горизонт, вероятно, заинтересовавшись друг другом и предпочтя романтический вечер нескольким минутам риска для жизни. Алена на их месте поступила бы точно так же, более того, она хотела поступить так и на своем месте, и только присутствие Вадима рядом удерживало ее от постыдного бегства. Она не могла допустить, чтобы всю оставшуюся жизнь он вспоминал ей это мгновение слабости, это давало бы ему слишком много преимуществ. Вскоре вернулся инструктор и повел всех к самолету.
К тому моменту Алена поняла, что риск несет в себе не только парашют, но и самолет, который может не взлететь или не приземлиться – таким хлипким он показался ей на первый взгляд.
Вадим, очевидно, увидев обреченный взгляд Алены, подошел ближе и дал ей руку. Она услышала рев пропеллера, а потом почувствовала как ее повело назад и самолет, проехав по взлетной полосе, стал набирать высоту. Это ощущение было сродни американским горкам, когда кабинка медленно ползла куда-то вверх, и чем выше она поднималась, тем страшнее было падать вниз. Алена панически озиралась вокруг и не могла найти ничего такого, за что можно было ухватиться в последний момент. Когда они, наконец, они выровнялись над землей, началось самое страшное, люди один за другим стали выпрыгивать из самолета. Прыгали они почему-то по весу, так что Алена шла одна из последних, и она с ужасом наблюдала, как это небесная бездна пожирает тех, кто только что сидел рядом с ней. Вот в голубом проеме двери скрылся и Вадим. Секунда, две, три… Инструктор подтолкнул ее к выходу.
«501, 502, 503! Приземляться на обе ноги! Выключить второй парашют! И не потерять кольцо! Главное, не потерять кольцо!» - все эти мысли пронеслись у нее в голове, а потом она закрыла глаза и прыгнула.
За эти три секунды свободного падения Алена потеряла десять лет своей жизни. Она почувствовала такой ужас, что тело ее в миг оцепенело, и ей показалось, что она не сможет раскрыть парашют онемевшими пальцами. Но чувство самосохранения ее не подвело, неосознанно она сделала какое-то движение и оказалась под цветным шелковым куполом. Но и сам полет не принес спокойствия. С высоты 500 метров она смотрела на окрестные поля, похожие на лоскутные одеяла, земля приближалась, но настолько медленно, что Алене казалось, что это подвешенное в прямом смысле состояние будет длиться бесконечно. Отчаянно болтая ногами, она отчетливо поняла, как же она привыкла все контролировать в своей жизни, что сейчас, не имея ни единой возможности как-то повлиять на ситуацию, она беспомощно хваталась за воздух, и ей хотелось только одного – чтобы все это закончилось, как можно скорее. В тот момент, когда ее ноги коснулись земли, она испытала облегчение не сравнимое даже с тем, когда она родила дочь. Роды казались ей теперь милым развлечением, она готова была еще несколько раз стать матерью, лишь бы никогда не повторять сегодняшний опыт.
А вокруг нее еще приземлялись люди, а некоторые уже собирали свои парашюты и все они ликовали, кричали от восторга, делились невероятными впечатлениями, и Алена испытывала к ним непередаваемое раздражение за то, как они, чтобы не показаться слабыми, утрировали свое веселье, ведь эта пытка не могла понравится нормальному человеку. Не могла и все.
Она медленно дышала, приходя в себя, когда к ней подошел Вадим.
- Ну как? Теперь веришь, что я был прав? – сказал он с ухмылкой.
- Я тебя ненавижу! – закричала она, и не помня себя от чувств, бросилась на него и стала биться кулаками в его грудь.
Но сил у нее почти не было, поэтому она уже через несколько секунд упала на траву и зарыдала. Весь страх, сконцентрированный в районе ее солнечного сплетения, теперь выходил наружу и она все плакала и плакала и не могла остановиться, а Вадим, скорее более взволнованный, чем удивленный, прижимал ее к себе и только повторял: «ну хватит, все прошло».
Уже потом, когда она ехала в машине домой, она все еще не понимала, почему она так бурно отреагировала на случившееся. Да, ей было страшно, но страшно ей бывало и до этого, но еще никогда она не оказывалась на грани подобной истерики, а ведь в ее жизни было много стрессовых ситуаций. Она сидела, обняв себя руками, а Вадим не знал, как вести себя с ней. Он чувствовал себя виноватым, хотя за ним и не было никакой вины. И ему было тяжело видеть Алену в таком состоянии, причиной которого, пусть и косвенной, был он сам.
- прости меня, - наконец, начал он, - я не знал, что так будет. Думал, ты просто делаешь вид, чтобы тебя подольше упрашивали.
- Мы знакомы столько лет, и так и не понял, что я не такая? Ты вообще меня знаешь?
- Но зачем же ты тогда согласилась?
- Во мне проснулся азарт. И потом… мне хотелось, чтобы ты увидел, какая я бесстрашная.
- Зачем? Неужели это так много для тебя значит?
- Я вижу себя твоими глазами. Мне хочется быть в них совершенной.
- Алена. Совершенство не в том, прыгнула ли ты с парашютом или нет, говоришь ли ты на других языках, умеешь ли водить машину. Это все мелочи, на которые не стоит обращать внимания. Ты сама - совершенство. Такая, какая ты есть. И всегда была для меня им, - он посмотрел на нее удивительно нежно, совсем не как всегда.
- Спасибо. После таких слов светлее жить, - она улыбнулась, - и все-таки ты гордишься мной!
- Еще бы! Прыгнуть с 800 метров, чтобы доказать мне, как я ошибаюсь! Дорого стоит! А вот если бы ты прыгнула с 4000…
- Вадим!
- Молчу!
Оставшуюся часть дороги они ехали молча. Ее бледные руки ярко выделялись на фоне темного салона машины, и Вадим то и дело бросал на них взгляд. Алена сидела тихо, она закупорилась со своими мыслями, как бутылка, которую бросили в море, с целью доставить важное послание. И пока она плавала в волнах густого летнего воздуха, Вадим пытался разглядеть в ее глазах тайным смысл написанного.
Они попрощались прямо в машине, Алене не хотелось, чтобы он провожал ее даже до подъезда. После пережитого ей нужно было побыть в одиночестве, осознать свою смелость и добавить этот поступок в список сумасшедших дел. Вадим поцеловал ее в щеку и пожелал спокойной ночи, хотя часы едва показывали шесть.
Поднявшись на восьмой этаж, она долго искала в сумочки ключи, а потом медленно открывала дверь. Она никуда не торопилась – Катя сегодня осталась у бабушки, а Олег задерживался на работе. На паркетном полу в графический узор складывались длинные полоски солнечного света, падавшего из окна спальни. Алена раскрыла шторы и села на кровать.
Ей захотелось забраться под теплое одеяло и никогда оттуда не вылезать, словно маленькая девочка, она считала его лучшим средством от жизненных невзгод.
Десять минут она лежала спокойно, а потом ее вновь пробил озноб. События сегодняшнего дня вновь пронеслись у нее перед глазами, но это было не все – в одном Вадим был прав: после прыжка осыпается все лишнее и остается только самое главное. А главное было, даже не было, а случайно оказалось, что ей было не все равно на чувства, которые она порождала в других.
Сколько она ни доказывала себе обратное, присутствие Димы волновало ее с первого дня. Сначала робкая надежда, а потом ураган страстей – она прятала недогоревшую любовь под масками участия, взаимопомощи, дружбы – чего угодно, кроме правды. Ведь именно об этом она мечтала столько месяцев подряд. После разрыва с ним она легко пошла дальше, сумела найти в себе силы реализоваться, как личность и профессионал, занималась медитацией и саморазвитием, но каждый раз, проезжая мимо его района, она испытывала всю гамму чувств – от ностальгии до желания надавать ему пощечин, и даже зная о том, как он был мелок и инфантилен, она все равно хотела оказаться в его объятиях и хотя бы на время забыть, каков он на самом деле. Чего стоили одни стихи, обращенные к нему!
Самый первый и главный симптом Алениной влюбленности был налицо – она снова стала писать, а ведь вдохновения не было почти три с половиной года, как раз с того момента, когда она запретила думать себе о нем. Все это было ужасно. В тайне от самой себя Алена ликовала – его любовь стала логическим завершением странной эпопеи под названием «Дмитрий», но это чувство было вновь неправильным, нездоровым, запретным. И как у него получалось превратить все самое светлое, что было в человеке, в сущий кошмар.
Но был еще и Вадим, который тоже вел себя неосмотрительно странно. Зная его, как себя, Алена уловила в нем необычную перемену. Все в нем было иначе, его слова, движения, его голос, застегнутый на все пуговицы с другими, ей он теперь казался открытой книгой и книга эта была открыта на месте духовного перерождения героя.
Но самое главное – был еще и Олег, которого Алена любила, который прошел с ней рука об руку все невзгоды, и ни разу не показал себя с плохой стороны. Может, этих сторон не было вовсе? Может, он был тем идеальным мужчиной, о которых пишут в научно-фантастических журналах для женщин? Ведь как сказал Вадим? Совершенство внутри самого человека, это не набор неких поступков и качеств.
Под гнетом этих мыслей Алена начала плакать и этот процесс так затянул ее, что она уже находила в нем особую прелесть – ведь иногда жизненно важно пожалеть саму себя. Не искать чужую жилетку, а стать ею самостоятельно, подобрав цвет, фасон и качество ткани, по строгим требованиям.
Алена думала, что именно сейчас нужно принять какое-то решение. Нельзя больше безнаказанно жить в окружении этих трех мужчин, каждый из которых был прекрасен по-своему и давал ей что-то, в чем нуждалась ее душа. Надо было делать выбор и прекращать обманываться на их счет. Эти платонические чувства, будь то любовь, страсть, восхищение или даже любопытство, не подчиняются стандартной логике человеческих отношений и в конечном итоге могут обойтись слишком дорого. Но разве хотела она что-то менять сейчас, когда самая темная часть ее женской натуры была так польщена, упивалась осознанием собственной красоты и безупречности. Ей хотелось остаться в этом моменте навсегда – словно сыграв свою лучшую роль, актриса долго не может уйти с подмостков, собирая последние цветы и аплодисменты, зная, что дальнейшее движение будет только вниз.
«О боже! Что же я наделала со своей жизнью?! – думала Алена, - в погоне за белым платьем забыла о главном! Но разве может платье быть важнее всего на свете? Как оказалось, может. Тогда это платье перевешивало все еще тогда ощутимые недостатки ее бывшего мужа. Тщеславие подавляло все остальные инстинкты, включая самосохранение – так ей хотелось провести в нем целый день, чтобы окружающие завидовали ее молодости и счастью! Ну и что? Платье так и висело в шкафу у родителей, но кроме проблем в жизни Алены от него больше ничего не прибавилось. А ребенок? Ребенка можно было родить и от другого, от кого-то покрасивей и повыше, а главное, понадежнее, чтобы в будущем он не рос без отца, как сейчас.
Алена обхватила колени руками и по щекам у нее текли крупные слезы.
Отношения подобны чужому сотовому телефону, от которого ты хочешь узнать пароль. В ты вводишь некоторый набор цифр, но чем больше попыток ты делаешь, тем меньше шансов достичь успеха у тебя остается, а после пяти неверных телефон блокируется навсегда.
Мы принимаем решения не задумываясь об их необратимости, не понимая, что даже если и можно будет начать все сначала, то уже в совсем ином отрезке времени, став богаче на опыт, не всегда удачный. Мы становимся взрослее и то, что откладывали на потом, теряет смысл, и вместо того, чтобы сделать выводы и, наконец, начать наслаждаться настоящим, мы с грустью смотрим в прошлое, надеясь его вернуть. Чем старше мы становимся, тем меньше у нас путей к отступлению, за жизнь мы обрастаем таким количеством привычек, обязательств и вещей, что принимая каждое новое решение, мы должны учитывать все эти побочные эффекты своего прошлого, которые вынуждены везде таскать да собой, как панцирь.
Алена плыла по течению, будучи полностью уверена в своем счастливом будущем. И это и сыграло с ней злую шутку. Между сейчас и потом всегда существует канатный мостик сиюминутных решений, без которых не возможно движение вперед. Алена же все оглядывалась по сторонам, думая что долгое обдумывание даст ей возможность понять, чего она на самом деле хочет, но это была не больше чем трусость, боязнь новых ошибок, обвинить в которых можно будет только себя. Неудачный брак - это ничего, просто грустное стечение обстоятельств и недостойный мужчина рядом. Но второй развод это уже только твоя ошибка. И от этого страшно.
Алена думала, в какое положение она загнала саму себя и тотчас же гнала от себя эти мысли, потому что они были невыносимы! У нее был прекрасный мужчина, который любил ее и давал все, о чем мечтала каждая девушка - заботу, ласку, преданность. Но была ли Алена каждой? Любая девушка считает себя необыкновенной, но только единицы могут дать этому объяснение. Кроме всех этих замечательных качеств ей нужны были впечатления, возможности, романтический флер. Поэтому она и оказалась в окружении всех этих мужчин, каждый из которых был ей необходим.
Но теперь она уже не могла распоряжаться собой и своим сердцем самостоятельно. Ее жизнь принадлежала не только ей, но и Кате, у которой и так не было настоящего отца. Менять мужчин в поисках нужного в случае Алены было непозволительной роскошью
Ах, как бы ей хотелось вернуться назад, обдумать все заново, остаться с другим мужчиной, тем, кого она когда-то беззаветно любила, воспитывать с ним детей - сделать его лучшим человеком и расти до него самой! Но что мешает ей попробовать сделать это с начальной точкой в сегодняшнем дне? Ведь и он и она живут в одном городе и прошло только 9 лет. Ну и что что он немного женат - кто знает, счастлив ли он в браке! Дело совсем не в этом! Все эти годы не прошли для них бесследно! Они оба ушли от той единственно верной траектории жизни, в которой они могли быть вместе и создали другую - новую, не ошибочную, но совсем иную. Встретившись, они бы не увидели друг в друге ни искры былой страсти, ни единого намека на тайный роман. И правда была лишь в том, что у человека нет и не может быть одной единственной половины, потому что эти половины все время видоизменяются, как узор калейдоскопа. Может быть только мужчина настоящего момента, соединившись с которым вы будете корректировать линии жизни друг друга и изменяться вместе.
И всё же все эти мудрые мысли ни на шаг не приблизили Алену к решению ее внутренних вопросов. Она даже толком не знала, что ее на самом деле тревожит - просто чувствовала какое-то смутное волнение внутри, которое впервые проявилось еще перед свадьбой, но не было принято тогда всерьез. Но теперь нельзя было их игнорировать. Любое решение лучше, чем неопределенность, ведь оно непосредственно твое, но Алене было страшно, как и за его правильность, так и за возможность перемен. И вообще, где находится граница между мечтой, ради которой стоит потрудиться, и нежеланием покидать свою зону комфорта?
Счастливы те, кто лишен возможности выбора, они движутся в одном возможном направлении, не зная альтернативной стоимости своей жизни. Но ведь и это не так! Альтернативы создаем мы сами, если они не идут в руки сами, можно искать, бороться, создавать, а те, кто не делает этого еще более жалки, тем те, кто боится выбора. Они сознательно заключают сделку со своей совестью и, закрывая глаза на очевидные вещи, оправдывая этим свои несчастья.
И с этими тревожными мыслями она заснула, свернувшись в клубок, крепко обняв подушку.
Альтернативный финал №1
Дима сидел за экраном компьютера и глубокомысленно смотрел в одну точку. Сложные символы складывались в некий код, точно по волшебству. Но никакого волшебства не было, был один выверенный годами навык, которым Дима пользовался уже по большей части механически.
Работа над проектом была давно закончена, хотя уже сейчас, когда приложение еще не было запущено, Дима видел в нем недостатки и программные ошибки. Поэтому он сразу же стал писать обновленную версию, которая еще будет дорабатываться, исходя из отзывов клиентов.
Приложение должно было появится на рынке уже в эту пятницу и неделю быть бесплатным, а потом планировалось увеличение цены до одного доллара.
И хотя эта неделя должна была стать переломной в его жизни, отправной точкой, после которой он, как разработчик, смог бы выйти на другой уровень, Дима пребывал в дольно скверном расположении духа. Алена была потеряна, а между ним и Леной выросла стена холодности и молчания: он был вынужден быть с ней ласков, но мыслями он всегда бывал далеко и он не мог ничего изменить, хотя и знал, что, поощряя собственное равнодушие, он рискует остаться в таком эмоциональном вакууме, выхода из которого уже не будет.
«Ладно, - подумал он, - в конце концов, дети это прекрасно. Не во всяких отношениям присутствуют чувства, зато ребенок будет объединять нас, что бы ни случилось».
Успокоив себя таким образом, он взялся за книгу и провел за ней несколько часов, он читал бы и дальше, если бы в комнату не зашла Лена. За окном было уже темно.
Она села на край дивана и сложила руки перед собой. Лена держалась так скованно, что Дима отвлекся от всех дел и взял ее за руку.
- Что-то случилось? – спросил он осторожно.
- Да. Вернее нет, не случилось. Не случилось моей беременности, - и она резко закрыла лицо руками, - врачи все напутали с анализами, а моя задержка всего лишь результат гормонов, которые я принимаю. Все без толку!
Она заплакала сильнее, прижимая к себе колени, а Дима сидел удивленный и опустошенный одновременно. Несмотря на всю трагичность ситуации, он почувствовал прилив сил, все обрело для него смысл. То, что казалось уже решенным, вдруг стало случайностью, мелочью в жизни их обоих. Ошибка?! Ошибка, которая в прямом смысле могла стоить жизни. Сейчас это выглядело даже неуместным.
- Что же нам делать? – спросила Лена, поднимая глаза на мужа.
Дима вдруг отпустил ее руку.
***
От своих губительных мыслей, Алена стала чувствовать себя совсем плохо и даже на несколько дней слегла с температурой. Чтобы не заразить Катю, она отправила ее к своим родителям, а сама целый день провела в кровати, читая Голсуорси и заедая тоску шоколадом.
Олег пришел вечером и, застав ее в таком состоянии, принялся всячески жалеть, купил лекарство и даже заварил чай с кизиловым вареньем, но принимать от него помощь, когда мысли были в таком смятении было нечестно по отношению к нему, поэтому с тяжелым сердцем Алена начала трудных для них обоих разговор.
Она говорила долго и невнятно, обращаясь то к нему, то к самой себе, а он сидел и слушал и не знал, стоит ли принимать эти слова всерьез или отнести их к разряду ее творческих причуд. В конце концов он согласился дать ей неделю на то, чтобы привести себя в порядок. О расставании не могло быть и речи, просто таким сложным личностям, как Алена, иногда было просто необходимо побыть в одиночестве, осмыслить происходящее, пострадать (да-да, без страданий человек искусства мельчает и теряет интерес к жизни) и почувствовать ответственность, пусть и иллюзорную, за какие-то важные, необратимые решения. Олег понимал потребности Алены, а потому знал все, что она скажет, едва увидев ее.
Он взял из шкафа несколько рубашек и с беспечным видом уехал в их загородный дом, неподалеку от столицы.
Алена осталась одна.
Одной было лучше, чем в обществе. По крайней мере сейчас, когда не хотелось ни о чем говорить. Но когда не было собеседника реального, активизировался другой, еще более надоедливый и дотошный – внутренний голос, который задавал самые каверзные вопросы и которого было не так-то просто провести.
Он все спрашивал и спрашивал и заставлял ее думать и принимать решения, а она поступила бесцеремонно и некрасиво – легла спать, оставив собственного разоблачителя с носом.
***
Утро началось со звонка. Не успел Дима еще до конца проснуться и принять душ, как телефон уже вовсю звенел, отрывая Диму ото сна однообразной мелодией.
- Алло, - сурово сказал Дима, пытаясь придать сонному голосу побольше бодрости.
- Ну что же, могу тебя поздравить. Продажи начались! Ну как – продажи… скорее наша гуманитарная помощь бедным студентам, которые следят за новинками и скачивают все подряд.
- Здорово, - пробормотал Дима без энтузиазма.
«Определенно, не стоило вчера столько пить», - нравоучительно сказал себе он. Приходы Кости всегда заканчивались что-то в этом роде, но сделать с этим ничего было нельзя, потому что ритуалу было уже много лет. А Вадим в это время все твердил в трубку:
- … Только ограниченный набор функций. Два-три ролика. Для того, чтобы подсесть хватит, а функционала все равно ноль. Ты подъедешь сегодня в офис? Надо пройтись по контракту и обсудить дальнейшую тактику действий. Могу и без тебя, но получится как-то неудобно, - улыбнулся он в трубку.
- Да, конечно. Приеду. Только не сейчас. Дай мне два часа. А лучше три.
- Хоть четыре. И приезжай лучше на метро. Пробки.
Дима откинулся на кровать. Голова трещала.
«Собраться с духом и с мыслями, - рассудил он, - и в душ. И таблетку. А лучше пиво! Но пиво нельзя, Вадим не поймет. Поэтому кофе. Много».
Он зашел в ванную, и минут двадцать просто стоял перед зеркалом, глядя на свое отражение. Вид у него был неважный. Кожа под слоем веснушек и так всегда была чересчур бледная, а сегодня так вообще – как полотно. Глаза пустые, немного ввалившиеся, в таком виде только соседей пугать.
Дима уже ненароком подумал, что стоит позвонить и отменить встречу, но тут же прогнал от себя эту мысль. Вадим и так сделал для него больше, чем следует, а он будет ему устраивать хочу – не хочу. Он ведь человек слова, сказал приеду – значит приеду.
Хотя ехать никуда собственно не хотелось, хотелось одного – заснуть и не просыпаться. Долго. По меньшей мере три дня.
Он вышел из ванной, надел последнюю поглаженную рубашку. Рубашка была синяя, в мелкий черный узор. Она висела в самом углу шкафа и все время была вытеснена другими, более новыми. Сейчас других рубашек не было. Дима вспомнил, что эту рубашку надела на себя Алена, когда они сидели на кухне и он приходил в себя от новой информации. Почему эта мысль сейчас пришла к нему в голову?
Он заварил себе крепкий чай из пакетика, потом вспомнил, что чай никак не сможет ему помочь, не без сожаления вылил его в раковину, выпил две чашки кофе и через полчаса вышел из дома вполне свежий, без очевидных последствий вчерашнего вечера на лице.
По совету Вадима он решил было ехать на метро, но почему-то в последний момент передумал, вернулся домой за ключами и еще минут пятнадцать оттирал лобовое стекло от липких бледно-коричневых почек, осыпавшихся с дерева.
Вадим встретил его весьма радушно, усадил в мягкое кресло, предложил кофе.
Через несколько минут вошла Вика и при несла несколько листов с отчетами за текущий день.
- Говорить о чем-то конечно пока еще рано, но за сегодня уже 8 000 скачиваний. Но это «приложение дня», завтра результаты могут быть более скромными. Но это мелочи. Главное собрать аудиторию тысяч в пятьдесят, а потом по эффекту сарафанного радио.
- Думаешь, мы будем иметь успех?
- Не буду делать высоких ставок, но да, думаю да. Сможешь сделать себе имя. Есть новые идеи?
- Пока нет. Не думал над этим. А что – уже пора начинать?
- Начинать думать никогда не рано. Это универсальный совет. А если ты о бизнесе – то тем более – всегда нужно иметь наготове следующую идею, чтобы когда подвернется возможность ее реализовать, не тратить время на обдумывание.
Они еще немного поговорили о перспективах развития данного направления, потом Вадим пригласил в кабинет представителя рекламного агентства, которое занималось интернет продвижением всех их прошлых проектов, и они начали обсуждать, сосредоточится ли пока на соц сетях или стоит сразу переходить на другие площадки. Александр, рекламщик, сказал, что ответы давать было еще рано, необходимо было ознакомится с подневной и понедельной статистикой, выяснить поведение целевой аудитории уже после скачивания и определить, кто лучше конвертируется – женщины или мужчины, а после по этим результатам составить пошаговый план, как двигаться дальше. Вадим с Александром горячо спорили, приводили цифры, рисовали кривые графики на маркерной доске, а Дима сидел в стороне и только и делал умное лицо и кивал, хоть и не всегда вовремя.
Потом Александр ушел, а Вадим хмуро посмотрел на Диму.
- Что с тобой сегодня?
- Плохо спал, - соврал он.
- Решил отметить успех раньше времени?
- Нет. Просто плохо спал. Собственно и сейчас хочу спать. Если я больше не нужен, я могу уже идти?
- Да, конечно. Секунду, - и он ответил на телефонный звонок, - привет, Алена. Да, все отлично. Мы как раз с Димой сейчас решаем эти вопросы. Он передает тебе привет, - сказал он, несмотря на Димино сконфуженное лицо, - да? Ну ладно. Да, встретимся на днях. Ну давай, вторая линия. Еще одну минуту, - снова обратился он к Диме, - Да. Что? Ну конечно, везите. Я что зря ездил в Китай? Нет, поставок не отменяем. Я свяжусь непосредственно с изготовителем. Да, перезвоню вам позже.
Он бросил телефон на стол.
- Все приходится проверять самому! – объяснил он, - у вас с Аленой что-то произошло? Почему она перевела тему?
- Не бери в голову. Пустяки. Я позвоню через пару дней, узнаю, как дела. Но если вдруг что – набирай. Я всегда на связи.
- Пока, - сказал Вадим, и они пожали руки.
Дима медленно дошел до двери, потом вдруг обернулся и спросил:
- Вадим, - нерешительно начал он, - можно задать тебе личный вопрос?
- Попробуй, - удивился тот.
- Алена… она… она счастлива?
- О чем ты?
- Я обидел ее. Не знаю, уместно ли об этом говорить с тобой. Просто говорить мне больше не с кем. Я не хотел оскорблять ее чувств, но я так устал от бесконечного вранья, что было между нами!
Он присел на стул.
- можно, я закурю?
- Да, пожалуйста.
Он достал сигарету и по кабинету разлился терпкий запах.
- Говорила она тебе или нет… Да, конечно, говорила, зачем притворяться? Я обидел ее тогда. И сейчас, получается, обидел. А ведь сказал противоположные вещи! Женщины! – он выбросил сигарету в окно и тут же зажег другую, - просто я не могу без нее, понимаешь? Ты когда-нибудь кого-нибудь любил?
Вадим посмотрел на него и перед его глазами пронесся вихрь воспоминаний, все его женщины, случайные, особенные, страстные, умные, его жена – как глупо и нелепо – и все, кто был после нее, и вдруг картинки перестали сменять друг друга и перед ним осталась только одна.
- Нет, я говорю глупости. Прости, что начал этот разговор, прости. Я пойду, - и Дима резко встал, схватив куртку со спинки стула.
- Останься, - сказал он тоном, не подразумевающим возражений.
С минуту они смотрели друг на друга и каждый пытался просчитать ход беседы на несколько фраз вперед, чтобы не растерять преимущество (и тот и другой обладали им в равной мере) перед сильным противником. Дима сдался первым.
- Я люблю ее. И это не психоз, я не могу без нее. Совсем, - и как бы опережая его вопрос, - я расстался с женой.
- Алена живет с другим мужчиной. Давно. Они, кажется, счастливы, - произнес Вадим, наблюдая за эффектом от своей фразы.
- Я знаю. Он даже помогал мне с работой. Я видел его пару раз, мельком.
- И что же ты думаешь?
- Я ничего не думаю. Я спрашиваю у тебя, счастлива она или нет. Если нет, и есть хоть какая-то надежда на то, что еще можно что-то исправить, то я сделаю все возможное, чтобы быть с ней. Если же ты ответишь иначе, то я уйду из ее жизни и попытаюсь все забыть.
- А ты сможешь?
- А есть варианты?
- Любимую женщину нельзя забыть. Бежишь куда-то, а потом все равно возвращаешься к ней, как бумеранг. Пишешь дурацкие сообщения, а потом ругаешь самого себя, пытаешься выглядеть независимым, спишь с кем попало… Стыдно! Дай сигарету.
Дима протянул ему пачку. Вадим глубоко затянулся.
- в этот раз держался два года. Черт бы тебя побрал с твоими задушевными беседами!
- Прости, - тихо сказал Дима.
- Да что уж…
Они молча курили и словно попутчики поезда, которые знали, что уже не встретятся, хотели многое высказать друг другу.
- так что же ты ждал эти три года? Что изменилось?
- Я идиот. Изменилось то, что я теперь это понял.
- Уже достижение.
- Так что же мне делать? Уйти? Бороться?
- Раз спрашиваешь, значит – уйти. Когда хотят бороться – не спрашивают.
- Нет. Это другое. Борьба уместна, когда женщина сама этого хочет, такой своеобразный ритуал, прежде чем сдаться. А если ей это не нужно, то твоя борьба превращается в преследование и теряет все очарование. Она просто возненавидит тебя или, что еще хуже, станет бояться. Я не хочу портить ей жизнь.
Вадим внимательно смотрел на этого молодого мужчину и впервые за все время их знакомства проникся к нему уважением. Он думал, что Дима обыкновенная упаковка без внутреннего содержания, а он, оказывается, был по-своему умен и тонок, часто действовал не думая, напролом, оставляя за собой горы обломков, но все же было в нем что-то такое, что Алена увидела еще тогда. Его глубокая страстность и одновременно покорность перед чем-то значимым. Значимым в данный момент была Алена, и он, несмотря на свои чувства, не хотел идти против ее воли. «Трус» - цедил про себя Вадим, но понимал, что это не трусость, это что-то другое, жалкое, но великое, какая-то детская честность. И Алене нравилось играть с ним во всемогущество, видеть свет в его глазах и знать, что этот свет – отблеск ее самой, обычное женское тщеславие! Хотя нет, в Алене не было ничего обычного, любое свое действие и чувство она доводила до абсолюта, она так торопилась жить, словно за ней мчался товарный поезд.
Вадим еще раз взглянул на образ, застывший перед его глазами. Алена. Сколько раз он ждал минуты объяснения с ней? И столько же раз он откладывал ее, переносил куда-то в будущее, еще больше увеличивая значимость момента. Он столько ждал… Подождет еще!
Сейчас этот мальчик с зелеными глазами был нужен ей больше него самого, ей было нужно пройти через его любовь, вдоволь накомандоваться, почувствовать его слепую страсть, а потом перерасти это и самой прийти к нему. А он будет ее ждать. Он всегда ее ждет, с самой первой ночи, а она ничего не видит и думает, что ему все равно. Дима был прав, нечего навязываться со своими чувствами не в то время.
И испытав прилив горячего великодушия, он подошел к Диме и сказал:
- ну что ж, иди к ней.
- Но…
- Если бы ей было все равно, она бы не стала и говорить о тебе. А это не так. Одно время я даже ненавидел тебя вместе с нею. Без обид.
- Вы когда-нибудь были вместе? – спросил Дима в упор.
- Разве это что-то меняет?
- Нет. Были?
- Нет, - соврал Вадим, он не хотел вносить смуту в уже принятое ими обоими решение.
- Спасибо, - сказал Дима и пожал ему руку, и было не очевидно, за что он благодарен больше, за совет или за то, что Вадима с Аленой ничего не связывало.
Он выбежал из офиса, сел в машину и, развернувшись через две сплошные, помчался к ней. Никогда еще за рулем он не чувствовал себя так уверенно, он перестраивался из ряда в ряд, превышая скорость, даже сворачивал на тротуар, объезжая пробки. Часы показывали три. Он должен был застать ее в любом случае, даже если придется прождать ее пусть и до темноты. Но как только он увидел очертания ее дома, прежняя решимость покинула его и на смену ей пришла какая-то нервная дрожь. Он вышел на улицу и сломал толстую сухую ветку. Волнение не прошло, зато руки приятно заныли.
Он сел на лавочку во дворе и стал смотреть, как на площадке играют дети. Дочери Алены сейчас было примерно пять? Он попытался представить, как она выглядит, какие эмоции он мог бы испытать при встрече с ней. Дочь! «Это могла быть моя дочь, - вдруг подумал он, - она бы уже называла меня папой». Отбросив от себя странные мысли , он вновь не знал, куда ему деть свои руки. Надо купить цветы!
И как эта идея прежде не приходила ему в голову? Ведь он никогда не дарил ей цветов! Непозволительная роскошь для мужчины, который борется за внимание женщины. Он уже встал, озираясь в поисках цветочной палатки, как подумал, что будет, если она вовсе не захочет его видеть, а он будет стоять, как дурак, с букетом, который будет только подчеркивать идиотизм положения. «Нет, с цветами можно и подождать» - рассудил он и снова сел. С момента, как он подъехал к ее дому, прошло две минуты.
…Алена взглянула на часы и решила, что самое время идти за Катей в сад. Была пятница, детей забирали раньше, и если Алена задерживалась на работе, то Катя сидела одна с воспитательницей и они читали друг другу стихи. Ирина Ивановна – Барто и Михалкова, а Катя больше Ахматову и Фета, тонко рассуждавшего о прелестях природы.
Она надела красный плащ и взяла длинный зонт, небо было затянуто тучами, словно брезентом.
- Алена! – услышала она и сразу напряглась, узнав голос.
- Снова ты?! Неужели ты не понял с первого раза? – она интуитивно поставила между ними зонтик.
- Я расстался с женой.
Она пристально смотрела на него. Нет, ничего не изменилось. А может, только добавилось несколько веснушек на левой щеке.
- я люблю тебя. Я должен был раньше сказать. Прости.
- Почему ты все время извиняешься?!
- Я не знаю.
- Но это ничего не меняет. И вообще все, что ты только что сказал, неправда. Неправда! Ты просто попал под сокрушительное влияние моей жизни и не хочешь отставать. Не придумывай! У тебя прекрасная жена.
- Ты не знаешь мою жену.
- Но ты же ее выбрал!
- Я совершил ошибку.
- Хватит с меня женатых мужчин, совершающих ошибки.
- У тебя много женатых мужчин?
- Ты первый.
- Это приятно слышать. Но мне все равно, что у тебя было до.
- Ах вот так теперь? А мне совсем неприятно. Совсем! – веско подчеркнула она.
- Куда ты идешь?
- Тебе это не важно. В детский сад.
- Я пойду с тобой.
- Нет. Там система пропусков.
Но тем не менее он пошел вслед за ней, а она не остановила его.
Да и было ли ей до того?! Теперь, когда она взяла паузу в отношениях с Олегом, чтобы разобраться в самой себе, она была так невероятно близка к тому, чтобы забыть обо всем, сдаться и разрешить себе думать о Диме. Но одно дело думать о человеке, который разлучен с тобой обстоятельствами, и совсем другое – видеть его перед собой, такого свободного и красивого и говорить ему «нет» в лицо, не имея никакой моральной поддержки, и останавливать себя только смутными мыслями о том, что все это отчего-то неправильно! Иных объяснений у нее не было и она старалась не смотреть на него.
Они дошли до территории детского сада и Алена скрылась за решеткой. Дима внутрь не пошел, испугался, тем более на фоне детских голосов разговора бы все равно не получилось. Он смотрел на ее удаляющийся силуэт и все больше нервничал, одно мгновение хотел даже сбежать, но это было каким-то отзвуком прошлого, он тотчас взял себя в руки и даже попробовал выдавить из себя некое подобие улыбки.
Алена незаметно оглядывалась, проверяя, не ушел ли он, но ничего не менялось. Она взяла Катю за руку и пошла к выходу. Дима стоял так же, где она его оставила.
- привет, - сказал он Кате.
- Привет, - ответила она ему, а потом бесцеремонно спросила, - а ты кто?
Катя была точной копией Алены, только лицо было по-детски округлым. Глаза большие и синие, на щеках ямочки, а волосы каштанового цвета заплетены в сложную прическу. Все это время Дима больше всего боялся именно этой встречи, и вот, она состоялась и в ней не было ничего страшного. Эта красивая девочка не была похожа на вечно плачущих младенцев, которые рисовались ему в воображении всегда, когда речь заходила о детях. Она смотрела на него с вызывающим любопытством, и вдруг он понял, сколько интересного можно рассказать ей и что она будет слушать его с вниманием и благодарностью и восхищаться, какие красочные и захватывающие истории он знает. Это было совершенно новое, незнакомое ему чувство, но оно было удивительно приятно. Он присел на корточки и протянул ей руку:
- меня зовут Дима. А тебя?
- Катя. Твои дети тоже ходят в этот детский садик?
- Нет, - ответил он.
- Значит, в другой? Мы сейчас за ними пойдем?
- Нет. У меня нет детей.
- Почему? – искренне удивилась Катя.
- Может, потому что я еще не встретил их маму.
- Ой, ну это не проблема! – со знанием дела сказала Катя, - у нас на площадке мам целых десять штук, а может и больше! Например, у Миши очень хорошая мама. И папу его я никогда не видела.
- Катя, не говори ерунды! – для приличия осадила ее Алена.
- Ну а что? – расстроилась она.
Они дошли до дома, а Катя все это время рассказывала про то, как она плавала в бассейне и сумела протанцевать свою часть выступления гораздо лучше Насти.
- И Миша только на меня смотрел! – важно добавила она.
- Алена, - начал было он.
- Не при ней. Иди домой.
- Я никуда не пойду!
- Ты уверен?
- Да. Буду стоять, пока ты не поговоришь со мной.
- Ну хорошо. Я скоро приду.
- До свиданья, - сказала Катя и помахала Диме рукой.
Алена отвела Катю домой, где ее ждала бабушка, Аленина мама.
- Я спущусь на пару минут. Приехали по работе.
- Да! – подтвердила ее дочь, - дядя Дима, у которого нет детей! Безобразие!
- Дядя Дима? – ухмыльнулась мама, - Алена?
- Мама, все в порядке! Это совсем не то, о чем ты думаешь! – и она выбежала из квартиры.
Дима стоял в сквере и курил. Странно, но Алену никогда не раздражало то, что он курит, хотя в основном она держалась от курильщиков в стороне. Диме же курить будто шло. Она не могла объяснить. Она смотрела на него из окна девятого этажа и даже не знала, о чем она будет с ним разговаривать. Вадим настойчиво не брал трубку, хотя за последние десять минут она набирала его номер уже третий раз.
- Я пришла. У тебя есть пять минут.
- Что за нелепые рамки?
- Такие же нелепые, как и вся ситуация.
- Я не понимаю.
- Разве можно вот так врываться в жизнь и уничтожать все, что было в ней до тебя?!
- А разве ты не сделала то же самое со мной?
- Я? Нет. Даже если и так, я вовсе не хотела этого. Я хотела не этого.
- А чего же тогда?
- Тогда – да. Хотела, чтобы ты любил меня, разве это не очевидно? Обычное для девушки желание, - Алена смотрела в другую сторону, чтобы не расплакаться, глядя ему в лицо, - Но не сейчас. Я не хотела возобновлять с тобой знакомство, я знала, что ничем хорошим это не кончится! Что ты сказал жене?
- Что больше не могу жить с ней.
- Ты сказал, по какой причине?
- Нет.
- Вот и отлично! Ты еще сможешь все вернуть!
- Алена, как ты не слышишь?! Я не хочу ничего возвращать. Я хочу быть с тобой. Или ни с кем.
- Глупости!
- Ты сама не веришь в то, что говоришь. Но мне все равно. Я просто должен тебе сказать. Настоящая любовь существует, слышишь?! Не выдумки вроде того, что мне с тобой комфортно и прочая ерунда. Нет! Мне с тобой плохо. Мне с тобой больно, тяжело! Я все время на нервах, вся моя прошлая спокойная жизнь – коту под хвост. Я ничего не понимаю и не хочу. Это какая-то смертельная лихорадка. И все-таки лучше так, чем без тебя. Без тебя это все не имеет смысла. Жить до старости и умереть в своей постели! Любовь, когда пишут песни и говорят высокопарные слова – только тогда они совсем не громкие, а наоборот тихие – потому что можно и громче. Можно на весь мир. А я дурак, что не понял всего этого раньше и когда мне следовало носить тебя на руках, я строил из себя взрослого самостоятельного мужчину, а сам был… даже не знаю. Пожалуйста, не уходи. Я знаю, я все испортил. Но неужели нельзя все вернуть?
- Как? Как по-твоему можно все вернуть? О чем мы будем вспоминать через много лет у камина? О том, как тебе потребовалось три года, чтобы разрешить себе полюбить меня? Нет! Я не могу пожертвовать воспоминаниями!
Она развернулась и пошла по направлению к подъезду.
- Почему ты всегда уходишь вот так? На середине! – крикнул он.
Она пожала плечами, а сама подумала: «потому что тебе и в голову не приходит меня остановить!»
Надо было уходить, скорее, подальше от соблазна, в дом, в семью, туда, где не хочется совершать ошибок! Их и так было сделано слишком много – хватит на две жизни вперед. Теперь только бы разобраться с мыслями и вернуться к Олегу, простому и надежному, потому что это будет правильно. Обрести себя в руках взрослого, знающего человека, а не забыться в объятиях этого мальчишки, который не то что не повел бы ее за собой, даже сам для себя не имел верного чувства направления!
Алена убедила себя в своей правоте, но вдруг замедлила шаг.
А что если не было в этом никакого смысла? И все знаки судьбы – полная чушь?
Может, есть просто неудачное стечение обстоятельств, словно два цвета, красивые по отдельности, перемешавшись образовали одну невыразительную коричневую краску? Вопросов и предположений было много, а ответа – ни одного. Более того, этих ответов не существовало в принципе, вся жизнь была опровержением теории вероятностей, ее результаты не могли быть известны заранее, при том, что конечный результат был всегда один. И был ли толк в том, чтобы анализировать поступки, свои и чужие, соотносить их с реальными ситуациями и содержанием книг, если одна деталь могла в корне изменить развитие сюжета и сделать из глубокой трагедии необыкновенный фарс.
Счастливую жизнь нельзя запланировать и все-таки одно только счастье имеет смысл. Человеку послужит не большим утешением то обстоятельство, что он жил верно, руководствуясь разумом и здравым смыслом, если под конец он будет жалким и одиноким неудачником. Так что пойте гимны молодости, упивайтесь торжеством безумств и восторга, пока паралич цинизма не лишил вас этой возможности, наслаждайтесь легкостью, с которой совершаются самые серьезные ошибки, ведь в этих ошибках – жизнь. Не ошибаются только неодушевленные предметы. А все те, у кого есть душа созданы для заблуждений и тревог, для неоправданных надежд и томных взглядов, для того, чтобы при всем очевидном трагизме судьбы все-таки никогда не терять надежды и биться за счастье до конца, до последнего вздоха, пока остаются еще иллюзии, пусть самые невероятные, но от этого еще более реальные!
Дима состоял из одних глобальных несовершенств, при всей его образованности и уме, он был неполноценен в самом главном – в каких-то основополагающих вопросах, расхождение во взглядах по которым не приведет ни к чему, только к полнейшему расставанию, полному взаимных обвинений и боли. И все-таки несмотря ни на что, Алену тянуло к нему магнитом, так же, как и тогда. Она готова была бить себя по рукам, лишь бы не думать о нем, хотя при чем тут руки, когда в преступлении замешано сердце и на нем одном лежит вина?
Все начиналось так же, как и в случае с ее мужем, когда она рассчитывала на исключительную силу любви и времени, которая сглаживает углы и формирует новые привычки. И стоило остановиться и задуматься о последствиях. Но только Дима не был ее бывшим мужем. Он был другим, отдельным человеком, со своим набором хромосом и качеств и прогнозировать его поведение, основываясь на поведении другого человека, хоть и отдаленно похожего, было бы не меньшей глупостью, чем изучать особенности шмеля, основываясь на исследованиях о ястребах, исходя из того, что оба они имеют крылья.
Алене вспомнилась история, которую рассказал ей Вадим после его очередного бизнес-семинара. На встречу пришел мужчина пятидесяти лет и поделился тем, что его компания по производству медицинского оборудования процветает и даже выходит на международный рынок. Но так же он упомянул и то обстоятельство, что до этого он запускал более 30-ти самобытных проектов, которые принесли ему одни убытки. Его называли профессиональным неудачником, человеком, которому противопоказано вести бизнес, но он никого не слушал и к тому моменту, когда его дело, наконец, начало приносить прибыль, он обладал таким опытом и набором знаний о возможных рисках, что в этом вопросе ему не было равных и он мог практически не опасаться подводных камней.
Так может и для Алены все ее неудачные отношения были только стартовой площадкой, трамплином, с которого она могла улететь в счастливое будущее с тем, кто сулил одни проблемы, но который был все-таки единственным в своем роде. Ведь успешность в любви вызывается не тем, хороший человек или плохой, а обыкновенной совместимостью – как бы ни прекрасен был французский придворный стиль в одежде, он бы вряд ли смотрелся уместно на молодежной вечеринке начала XXI столетия.
Что если ей – ей одной – был нужен в лице мужчины не учитель, а ученик? Тот, кто будет давать ей силы и энергию, сам оставаясь в тени, тот, чья жизнь будет посвящена удовлетворению ее потребностей, воплощению ее идей? А она, согласно традициям, всегда искала кого-то сильнее себя и вступала с ним в бой и теряла драгоценные силы, игнорируя собственные мечты и потребности, видя в них одну только глупость и девичьи капризы.
Алена остановилась. Будь что будет!
Она повернула голову. Детская площадка, скамейка, цветущее дерево. Дима ушел, поняв все буквально. Ах, мужчины, не умеющие читать между строк, не умеющие думать и принимать за тебя решения именно тогда, когда это больше всего нужно. Ведь женщине иногда недостаточно своей воли, она напугана и всего боится, и нужно прийти завоевателем и взять на себя ответственность.
Вот и все. Никакой внутренней борьбы, одна опустошенность. Легко быть нравственной, когда никто не хочет тебя соблазнить.
- Испугалась? – хитро спросил он, появившись у нее перед глазами.
- Чего?
Он пожал плечами.
- я же сама и прогоняю тебя. Кто же боится своих желаний? – сказала она нерешительно, словно на другом языке.
- Я. Потому что они исполняются. Тогда я хотел полюбить тебя, но страх был сильнее меня. А вот сейчас я думаю только о тебе, но, кажется, это совсем неуместно. Почему я все делаю не так?
- Мне жаль. Ничего уже не вернешь.
Он поднял голову и достал из-за спины букет из одуванчиков, который он до сих пор прятал за спиной.
- Привет. Меня зовут Дима. Я знаю, что ты сейчас можешь уйти, но я не мог пройти мимо и не познакомиться с тобой. Пошли вечером гулять по бульварам.
Она рассмеялась.
- нет? Как жаль. Ну что ж…, - он повернулся спиной и побрел в сторону машины.
- Алена! – воскликнула она, - меня зовут Алена.
Он подбежал к ней, потеряв на ходу букет, вернулся, подобрал рассыпавшиеся по дорожке цветы, почему-то залился краской и остановился в шаге от нее.
- Алена. Красивое имя. Пойдем гулять?
- Нет. Я не могу. Моя дочь ждет моего возвращения. Я говорила, у меня есть дочь?
- Это прекрасно. Сколько ей лет?
- Уже 5.
- Познакомишь нас?
- Я не знакомлю свою дочь с кем попало.
- Но я совсем не кто попало, - возмутился он.
- Вот и попробуешь доказать это. Сегодня в семь. Ждать не буду, - она улыбнулась и скрылась в подъезде.
Он так и остался стоять, глядя в том направлении, куда она ушла, а Алена, нажала на кнопку лифта, но не смогла дождаться пока он улиткой сползет с третьего этажа, и побежала по лестнице. Отдышавшись, она позвонила в дверь. Катя сидела на кухне и что-то рассказывала бабушке.
- и тогда, я решила обменять синий фломастер на красный, потому что синие корабли… Ты обещала две минуты. Я засекла!
- Мы научились разбираться во времени, - прокомментировала Ирина Ивановна.
- Да вы молодцы!
Алена подбежала к окну и увидела именно то, чего и ожидала. Дима стоял внизу и смотрел в ее окно. Она присела на подоконник и высунулась наружу. Ее волосы развевались по ветру. Они смотрели друг на друга неотрывно и каждый не мог уйти, потому что боялся, как бы на этом не окончилось волшебство, что вдруг появилось между ними.
- Мама, ты простудишься! Закрой окно!
- На улице тепло, мы же только что пришли.
- Это ты пришла, а я не каталась на качелях уже целую вечность! Идем, мне нужна твоя помощь.
И Алена ушла помогать рисовать Кате огнедышащего дракона, который нападал на замок, где жила принцесса.
- а ты не боишься за принцессу? – спросила Алена у дочери.
- Нет. Сейчас появится принц и спасет ее.
- А что если принц не успеет?
- Мама! – Катя посмотрела на Алену так, будто та сказала несусветную глупость, - принцы всегда появляются в нужный момент! Они специально ждут конца сказки, чтобы прийти к главному сражению, а не сидеть без дела. В этом весь смысл!
- Ну а потом?
- А потом свадьба! И все живут долго и счастливо.
Алена с уважением посмотрела на дочь, а потом вспомнила, что оставила Диму во дворе, она добежала до окна и выглянула на улицу. Димы уже не было, только на белой скамейке лежал желтый букет, который доказывал то, что все это не сон и пройдет всего несколько часов, а потом Дима вернется и будет ждать ее с настоящим большим букетом и они будут делать вид, что ничего друг о друге не знают и радоваться своей игре. Он придет и будет ждать ее вот здесь, долго-долго, на этой самой скамейке, пока она не придет, потому что сказки все-таки существуют, и принцы всегда появляются в нужный момент. На то они и принцы.
Альтернативный финал №2
Дима бодро шагал по улице и на его лице сияла счастливая улыбка. Впервые за долгое время жизнь предстала перед ним всем своим многообразием красок, словно цветовая палитра, а ему только и нужно было выбрать понравившийся оттенок и выкрасить в него свои серые будни.
После того, как Лена сказала ему, что беременность ее была ошибочной, он расстался с ней с чистой совестью, хотя сама она была совершенно не согласна с таким решением. По квартире летали тарелки, он еле уворачивался от ее точных ударов (и откуда у нее такая меткость?), и выслушал столько нелестных эпитетов в свою сторону, что, пожалуй, мог бы сам усомниться в безупречности собственной репутации, если б не знал ситуации в целом.
Пусть за развод пришлось заплатить бабушкиным чайным сервизом, это все равно была гораздо меньшая цена, чем если бы они все-таки стали родителями. Дима для себя принял решение расстаться с Леной в любом случае, но окажись она беременна, то развестись с ней эти 9 месяцев, а потом еще целый год было бы не возможно – он ознакомился с семейным кодексом Российской федерации, и все это было бы тяжело и мучительно. Так что нет, сервиза ничуть не было жаль.
К тому же сегодня начались продажи его приложения. Как же лестно было читать свое имя в строке разработчиков. Теперь все должно было пойти на лад. Это был тот переломный момент жизни, когда все отдельные линии сплетаются в один толстый канат и тянут тебя в сторону светлого будущего.
Дима напевал незатейливую песню и направлялся к Алениному дому. При прошлой встрече он, конечно, повел себя как круглый дурак, привязался к ней раньше времени со своими чувствами, еще не разобрался с одними отношениями и захотел залезть в другие, вот и запутался в клубке противоречий. Сейчас все было иначе: у него была ясная жизнь и голова, у него была свобода и светлые перспективы, которые он мог предложить Алене в качестве залога за ее любовь. Тогда ее возмущение было вполне объяснимо, при всем желании обладать ею, он, вероятно, даже осудил бы ее, если бы она так легко сдалась, но сейчас не было никаких преград, разве что Олег, да что Олег? Дима с первого дня видел его человеком скучным и банальным и не считал своим соперником.
Другое дело Вадим, с ним нужно было держать ухо в остро. На первый взгляд доброжелательный и не имеющий на Алену никаких видов, он мог оказаться для нее кем угодно – ведь под дружбой между мужчиной и женщиной могло скрываться все – от банальной взаимопомощи до ошеломляющей страсти. Здесь нужно было вести себя осторожно и тонко, ведь другого случая объяснения с Аленой могло и не представиться.
Он остановился напротив ее дома и набрал номер. Она долго не брала трубку, на пятом звонке все-таки сдалась, но была с ним предельно холодна и отказывалась разговаривать на какую-либо тему. Однако Дима сумел найти нужные слова и она немного смягчилась и согласилась выйти к нему на пару минут.
Основная стена была разрушена, дело оставалось за малым.
Алена спустилась во двор с джинсах и домашней толстовке, но была для него все так же обворожительно красива, а возможно и больше. Ее прежняя красота была выходная, предназначенная для всех, а сейчас в ней было что-то сокровенное, мягкое, уязвимое. Такую девушку хотелось непременно от чего-то защищать.
- что случилось? Говори скорей. У меня совершенно нет на тебя времени.
- Алена, не злись!
- Я вовсе и не злюсь. Просто хочу, чтобы ты был лаконичен.
- Я пришел сказать, что я люблю тебя.
- Это я уже слышала. Что-то еще?
- Я расстался с женой. Так тебя устраивает?
- Расстался? Но почему? – сказала Алена строго, но уже гораздо мягче.
- Я уже объяснял тебе. Причина шла первым пунктом.
- Это совсем не причина. Ты сам мне объяснял. Я все запомнила.
- Это единственная причина из-за которой стоит жить! – сказал он высокопарно, - Тогда, в первый раз, я еще ничего не понимал. Глупо получилось. В Питере же я оскорбил тебя тем, что хотел построить отношения на вранье, и получил по заслугам. Ты была права, ты всегда оказываешься права. Но теперь нет никаких преград, мы можем быть вместе!
- Говоришь, нет преград? А то, что я живу с другим мужчиной ничего для не значит?
- я не хочу, чтобы ты была с ним!
- А что мне теперь до твоего мнения? Почему я должна его учитывать?
- Потому что я люблю тебя!
- Брось! О какой любви ты говоришь?! Что-то взбрело тебе в голову, и я из-за этого должна ломать свою жизнь! Я вообще не понимаю, зачем я разговариваю с тобой на эту тему.
- Ты ничего не должна ломать. Я уже все придумал. Мы будем жить с тобой, и ты ни в чем не будешь нуждаться. Сегодня старт моего проекта, мне обещают стабильный доход и перспективы роста.
- А разве начало продаж не было запланировано на начало следующей недели? Вадим что-то говорил, я не запомнила.
- Не совсем так.
- А как?
- Я же сказал, мы не будем ни от кого зависеть, и от Вадима в том числе.
- Не понимаю.
- Мои планы немного изменились, не хотел говорить заранее. Другая компания предложила мне гораздо более выгодные условия, мы слегка изменили концепцию и запустили проект под другим именем. Я не стал ничего говорить Вадиму.
Алена даже потеряла дар речи от возмущения.
- что прости?
- Я заключил контракт с другой фирмой. Теперь мы сможем ни в чем себе не отказывать, поедем на море или туда, куда ты захочешь…
- То есть через несколько дней Вадим будет продавать то же самое приложение, которое купят уже сегодня?
- Общую мысль ты выразила верно.
- Ты понимаешь, что ты подставил человека? Он взял на себя ответственность, а ты его обманул! Ты знаешь, какие фирма понесет из-за этого убытки!
- Думаю, он вполне состоятельный человек и эта неприятность не сильно отразится на его положении.
- Маленькая неприятность говоришь? Я даже не знаю, что сказать тебе на это. Ты отвратителен.
- Ты преувеличиваешь. Не случилось ничего страшного. Такие вещи происходят сплошь и рядом. Он тоже начал со мной работать не только по доброте душевной, но и увидев во мне выгоду.
- Выгоду? Да он затеял все это только потому что я просила его об этом! Какая же я дура! Самое ужасное, что ты даже не понимаешь масштаб своего поступка – ты предал человека, который тебе доверял! Я знала, что так будет. Не хотела верить, но догадывалась. Любовь – это все мелочи, человек может сделать всякое в порыве чувств, но обман, построенный на холодном расчете! Не хочу тебя даже видеть!
И она звонко ударила его по щеке.
- Всегда хотела это сделать!
Она развернулась и, не слушая его, пошла к подъезду. Он подбежал к ней и резко взял за руку. Она быстро освободилась и ушла в подъезд, хлопнув дверью.
«Скорее к Вадиму, - думала она, - скорей! Бежать! Лететь! Просить прощения за свою наивность и глупость!».
Внутри нее кипела ярость и тревога, чувство вины тяжелой каменной плитой прижимало к земле. Так ошибиться! Когда это было в первый раз виноват был только он, потому что воспользовался ее чувствами и открытым сердцем, но сейчас это была полностью ее ошибка – поверить человеку без морали и принципов, тому у кого всегда, она повторяла сама себе – всегда – на первом месте стояли свои собственные интересы, а все остальное не имело никакого значения.
Все эти месяцы общения с ним она не жалела на него ни времени, ни сил, думала, что своим примером, она выпустит на волю его лучшие чувства, которые по тем или иным причинам спали в нем до сих пор. И ей казалось, что в этом она достигла определенных успехов, и Дима став более взрослым, научился понимать мотивы и последствия своих поступков. А случилось только то, что в своей попытке сделать мир лучше, Алена вновь потерпела поражение и только и стала причиной новых неприятностей.
Дима не видел ничего плохого в своем поступке, потому что оправдывал себя высшими целями, а так же тем, что в финансовых вопросах нужно руководствоваться прежде всего аспектами выгоды, а не духовными идеалами. Он убедил самого себя, что и Вадим не так чист, каким казался, ведь иначе как бы он смог достичь таких колоссальных результатов в своей работе. В России сложно подняться только честным трудом, практически невозможно, Дима знал это по своему опыту, и считал, что Алена сильно идеализирует своего дорогого друга. Он был уверен, что Вадим начинал примерно так же как и он, поэтому он так легко разрешил себе эту авантюру. Стыдно обманывать только честных людей, остальные же просто стали частью круговорота обмана, который же сами однажды и запустили.
Дима рассуждал таким образом, потому что ему, как человеку без принципов, было сложнее всего привить себе мораль. Поэтому он и выдумывал себе оправдания, что нравственность для слабаков, что добродетелью прикрываются лишь те, кто лишен страсти и жажды жизни. Но если мораль у кого-то врожденная и при наличии ее человек остается не менее оптимистичным и веселым и способным на безумные поступки, он тут же находил ему тысячу других недостатков, чтобы не допустить того, чтобы кто-то выглядел лучше него самого.
Он еще думал, что Алена одумается и вернется – ведь любила же она его когда-то, а с тех пор он стал только лучше, а она в свою очередь так нервничала, что долго не могла попасть ключом в замочную скважину. Наконец, она вошла в прихожую, схватила ключи от машины и уже собралась было ехать к Вадиму, как вдруг из комнаты вышел Олег.
- привет!
- Привет! Ты дома? Что ты тут делаешь? Как же работа? – спросила она, прижимаясь к его груди.
- Сегодня короткий день. У меня. На самом деле мне нужно поговорить с тобой.
- Это срочно? Мне просто позвонили с работы – нужно доехать туда и обратно…
- Я тебя не задержу. Садись.
Они прошли в гостиную. Алена села на диван, а Олег в кресло напротив нее.
- что-то случилось? – она уже второй раз за сегодня задавала этот вопрос.
- Да. Степанов решил отойти от дел, купил себе дом на побережье и уехал с семьей в штаты. Ты помнишь Степанова?
- Андрея? Да, конечно. Это же он приезжал к нам зимой?
- Да, он. Собственно из-за этого все и началось. Он ушел, а его место осталось. И меня теперь зовут работать вместо него.
- И ты согласился?
- У меня не было выхода.
- Так значит, теперь тебе придется уехать в…
- Лондон. Да.
- Надолго?
- На несколько лет.
Алена опустила голову.
- но как же… как же так?... а мы?
- Знаешь, может так оно и лучше? – почему-то спросил он и сердце Алены окончательно упало.
Олег приблизился к ней и сел у ее ног.
- да, я много думал. Мы живем вместе уже два года и ничего не происходит. Так больше продолжаться не может. Выходи за меня замуж, а?
- Что? – она даже не расслышала. Смотрела на него круглыми от удивления глазами и будто бы не видела в упор.
А он тем временем достал из кармана маленькую деревянную коробочку, в которой среди разноцветных лоскутков лежало кольцо.
- стоило сделать это раньше, - улыбнулся он.
А Алена еще не отошедшая от разговора с Димой, теперь была еще больше потрясена действиями Олега, которые в одночасье полностью меняли ее жизнь. Выйти замуж? Переехать в другую страну – и скорее всего навсегда, из Англии мало кто возвращается! А как же ее работа? А как же Катя? Нет, она решительно не могла привести в порядок свои мысли.
- я… я… мне все-таки очень нужно на работу. Наверное, у меня помутнение рассудка на фоне этих новостей, - попыталась оправдаться Алена, - прости, что реагирую не так как следовало бы. Я люблю тебя, ты знаешь. Просто столько новостей и сразу. Я скоро вернусь. Ты будешь меня ждать?
- Ну конечно. Я всегда знал, что ты немного сумасшедшая, наверное поэтому и влюбился в тебя.
Аленина улыбка была преисполнена благодарности.
«Ну вот теперь еще и это!» Алена мчалась по Кутузовскому проспекту и даже не знала, с чего начинать думать. Почему все сразу – в один день? Почему нельзя было сделать передышку между этими двумя новостями? Судьба явно смеялась над ней, получая истинное удовольствие от вида Алены панически бросающейся от одной беспокойной мысли к другой.
Стоило начать с Димы, ведь нужно было что-то сказать Вадиму, как-то объясниться с ним. Поступок этот был непростителен, Алена даже не знала, как сильно он отразится на прибыли компании, возможно ли сделать что-то, чтобы хоть как-то минимизировать потери. Ей хотелось все исправить, как на физическом, так и на ментальном уровне. Помочь Вадиму и доказать самой себе, что Дима был досадным исключением, и людям все-таки можно доверять.
Но Дима был не больше не меньше – продуктом настоящей эпохи, его характер и поступки были результатом реалий современного общества, его воззрений, норм, приоритетов. Возможно, в чем-то он был даже лучше большинства, ведь каждому своему поступку он искал объяснения, в чем большая часть общества даже не видела смысла.
И все-таки Дима в своем ограниченном мировоззрении не ушел далеко от других. Хоть он и стремился если не выйти за рамки условностей, то хотя бы за них заглянуть, он все же не позволял себе большего, чем это допускала толпа. Другие же и вовсе следовали моде, не задумываясь над тем, что делают. И тут был вопрос не в моде которую подсовывали под нос средства массовой информации, а о той что витала в воздухе, как великие идеи, которые когда-то зарождались одновременно на разных континентах. Это касалось одежды, пристрастий, вкуса. Людей научили любить что-то и они делали это по привычке, зная, что это верно, но не задумываясь почему. Были еще и оппозиционеры, но часто протест шел не из-за различий во взглядах, а в силу характера, требующего конфликта. Настоящие же убеждения сильны и не кичливы.
Дима оказался посредственностью, не выдержавшей даже мысли о своем возможном величии. Большая личность сдулась, как воздушный шарик, и повисла безжизненной тряпкой на высохнем дереве.
Но больше чем это, ее волновала мысль о предложении Олега. Казалось бы, надо было только радоваться такому повороту событий, но Алене было почему-то тяжело на душе, словно мысль о том, что придется оставить Москву причиняла ей ощутимую, физическую боль.
Она бы еще долго мучила себя сомнениями, но вот уже показались знакомые очертания высокого здания, в котором жил Вадим. Последнюю неделю он работал дома, что было весьма кстати, не хотелось начинать сложный разговор в офисе.
Она поднялась на шестой этаж и нажала на кнопку звонка.
Через минуту дверь открылась и на пороге показался Вадим, он уже несколько дней не брился, но даже под густым слоем щетины прослеживалось его удивленное лицо.
- Алена? Что ты здесь делаешь? – спросил он, пропуская ее в квартиру.
- Вадим, это ужасно! Я так виновата перед тобой! Ты предупреждал меня, а я не слушала. И теперь у тебя из-за меня проблемы! – зачастила она, даже не глядя на него.
- Так. Спокойно. Что случилось?
- Случилось ужасное! Дима нас подставил. Вернее тебя. А виновата во всем я. Я одна. Он продал свою идею другой компании, они стартовали сегодня. Я не знаю, что будет дальше, но это ужасно. Отвратительно!
- Алена, - сказал Вадим ей строго, - возьми себя в руки и расскажи толком, что случилось.
Она села на высокий барный стул и рассказала ему все, что знала. Все время, что она говорила, он смотрел куда-то сквозь нее каким-то усталым, не своим взглядом, и было непонятно, расстроен ли он или зол. Потом он взял ее за руку и сказал только:
- Ты ни в чем не виновата.
- Не виновата? Ты смеешься? Я так заигралась в фею-крестную, что совсем потеряла голову. Мне так нравились те изменения, которые с ним происходили. Сейчас я понимаю, что это просто тешило мое самолюбие. Я видела результат своих трудов и понимала, что чего-то стою. А на самом деле…
- Все хорошо. Я сам отчасти виноват.
- Ты?
- Конечно. Потерял бдительность. Просто я боялся за другое, и совсем забыл про работу.
- Что же было для тебя важнее работы?
Он снова погрузился в задумчивость, а потом сказал просто и исчерпывающе:
- Ты.
- Не поняла.
- Видишь ли, с самого начала он показался мне подозрительным. Еще тогда, три года назад. Да и потом, при знакомстве мои опасения только подтвердились. В нем, как бы это объяснить, присутствуют черты человека мало того, что непорядочного, но так же страдающего неврозами. Я пытался тебе говорить, но ты была так увлечена…
- Я чувствую себя такой дурой. Но все же… при чем тут это?
- Я боялся, что он может навредить тебе больше, чем моему бизнесу. Поэтому и занимался больше этим вопросом.
- Все равно не понимаю.
- Просто боялся твоей импульсивности. Он мог бы поступить с тобой плохо. Я не удивлюсь, если он бросит семью и предложит тебе быть с ним. После всего того, что было…
- Он уже предложил.
- Правда?
- Да. Сказал, что подал на развод. Что у него сейчас есть возможности и средства быть со мной.
- А ты?
- Конечно же, я выгнала его! После того, как он поступил с тобой!
- А если бы этого не случилось? Если бы не я?
- Это ничего не меняет. То есть… ты знаешь, я же действительно на какое-то время влюбилась. Видела все недостатки, но все равно хотела ощущать его присутствие. А он ничего не достоин, ничего. А я еще писала ему стихи! Ты один достоин всех песен и стихов. Мне даже стыдно, что я посвящала что-то кому-то другому. Просто стихи это еще интимнее, чем секс. Без любви – не могу.
- Так что тебе мешает? – провокационно спросил он.
- Ты! Я могла бы влюбиться в тебя уже раз 10, но ты все время запрещаешь мне это сделать. И вообще почему ты сам до сих пор в меня не влюбился? Это было бы логично по всем законам жанра!
- Я против шаблонов, ты же знаешь.
- Иногда нет ничего оригинальнее банальностей, - она помолчала, - но я пришла не за этим.
- Так зачем же ты пришла?
- Я еду в Англию.
- Едешь в Англию? Надолго? Привези мне чай.
- Боюсь, тебе придется долго ждать.
- Месяц? Я запасусь терпением.
- Как минимум несколько лет.
- Как это?
- Олега отправили туда по работе. Он планирует там остаться. Все почему-то мечтают иммигрировать в Англию.
- С Олегом все понятно. А в каком статусе поедешь ты?
- В статусе жены. Он сделал мне предложение.
- И что ты сказала?
Она с вызовом смотрела на него.
- А что я должна была сказать? И по какому праву вообще ты задаешь эти вопросы?
- Останься.
- Остаться?
- Да. Останься.
- Ради чего?
- Хотя бы ради меня.
- Зачем? Что ты хочешь этим сказать? Остаться, чтобы всегда быть для тебя запасным вариантом? Планировать наши встречи за месяц? Записываться у секретарши?
- Ты знаешь, что все не так.
- Нет, это ты знаешь, что все именно так. Тебе хорошо со мной, я не спорю. Но как только я покидаю комнату, ты забываешь о моем существовании. Я для тебя не просто подруга, я твой лучший проект. А мне этого мало.
- Чего ты хочешь?
- Я не знаю. Когда-то возможно и было…
- Знаешь, почему я на самом деле не понял, что происходит в случае с Димой? - он сделал глубокий вдох, - я был в курсе того, что ты делаешь. Старался следить за тем, чтобы ты не допускала ошибок. Думал только о тебе.
- Ты следил за мной??
- Я бы не называл это так.
- Но как?!
- В эпоху современных технологий это не так уж сложно. Тем более ты сама предоставляла возможности. Например, тестировала мой телефон.
- я не могу поверить! Это низко! Это… я даже не хочу об этом говорить!
- Я не хотел причинять тебе боль.
- Но зачем? Зачем??
- Я думаю, ты и сама это понимаешь лучше меня.
Алена стала нервно ходить по комнате.
Нет, это уже слишком! Просто дурной сон! В жизни такого не бывает.
Сразу три мужчины пришли к ней со своей любовью, а она не могла справиться и с одним, более того, она не могла справиться даже с собой, со своими мыслями и желаниями. И каждое решение нужно было принимать молниеносно – у нее не было ни времени на раздумья, ни того, кто смог бы помочь ей советом. Да и что бы дало это время? Всего лишь отсрочку, но не ясность. Время – это всего лишь единица измерения чего-то эфемерного, не лекарь, и уж точно не советчик.
Раньше Алена могла обратиться за помощью к Вадиму, и он практически всегда был рядом, по крайней мере в трудные моменты он всегда служил ей опорой, но теперь он сам стал проблемой, за решением которой нужно было к кому-то обратиться, а он уже не подходил на эту роль. Именно этого они и боялись – что любовь может стать помехой их дружбе, но правильно ли они поступили, выбрав последнюю? Не ошиблись ли в настоящей стоимости чувств? Кто придумал, что дружба важнее любви, и главное – кто вообще решил, что между ними нужно выбирать?!
Если бы Вадим только дал ей тогда повод, был бы не ходячим сводом принципов, а живым человеком, то не было бы никакого Олега, а тем более Димы! Ей бы вполне хватило бы его – ее неизменного учителя, того, кто единственный смог спасти ее от правды жизни и починить ее розовые очки, того, с кем она могла одинаково легко смеяться и плакать, того, кто высек ее из камня, а потом вдохнул жизнь. Вадим был для нее воплощением настоящего мужчины, друга и защитника, который всегда будет идти впереди тебя и держать твою руку в своей.
И вот сейчас он говорил вещи, которым не было места в реальном мире, только в волшебных сказках, странных домыслах, рождающихся в девичьих снах, а потому смутных и заведомо ложных.
Она все ходила из угла в угол, потом остановилась и сказала.
- как же так получилось, что ты, самый смелый и решительный человек из всех кого я знала, боишься самого простого и самого правильного решения в твоей жизни?
Он мягко посмотрел на нее, впервые сняв с себя броню и сказал:
- наверное потому, что для этого нужен кто-то еще сильнее. И этот кто-то – ты.
Он подошел к ней и прижался лбом к ее лбу.
- и как давно ты ждешь меня? – спросила она полушепотом.
- С той самой первой ночи.
- Я не верю тебе. Тебе просто не понравилось тогда, вот и все. Поэтому ты и перевел все в дружбу.
- Если бы ты знала, как глубоко ты ошибаешься. Ты лучшая женщина в моей жизни.
***
Алена ушла, оставив после себя только блестящую шпильку для волос, а Вадим остался в сумеречной комнате тревожный и опустошенный. Он несколько раз пробовал ей звонить, но сначала она не брала трубку, а потом и вовсе отключила телефон. Возможно, она уже успела собрать вещи и улетела за горизонт. Как быстро сейчас оформляется виза?
Несколько дней прошло, как в тумане без сна и работы – он давно не давал себе таких послаблений, но это мало его тревожило. Последние события так плохо вписывались в прежний размеренный ход его жизни, что стоило перестать беспокоится и пустить все на самотек.
Через неделю он совсем пришел в себя, взял Кристину и поехал с ней на их любимую детскую площадку в центр.
Вадим сидел в стороне и смотрел, как Кристина учила кататься на самокате другую девочку гораздо младше нее. Девочка эта едва научилась ходить и была плохой ученицей, но Кристина не сдавалась и делала все, чтобы та овладела этим жизненно-необходимым навыком.
Пять лет, а все туда же, - подумал Вадим, - лишь бы научить кого-то жить лучше! А что если никому не нужны твои ценные советы, что если от них только хуже, а ты стоишь и сотрясаешь воздух умными, но излишними словами? Все так, но как же быть с объективной точкой зрения, которая открывается только со стороны? Весь мир все равно живет по неким принятым законам, от которых не скроешься.
Вадима потянуло на философию. А что еще ему оставалось делать? Алена уехала в Соединенное королевство – сказочную страну, где она будет жить долго, счастливо и не с ним!
Все то время, что они были вместе, вплоть до этой последней ночи, он считал, что является хозяином ситуации и может в любой момент расставить все решающие точки – как в шахматах, долго разыгрывать партию, а потом, усыпив бдительность противника, вдруг объявить шах и мат. Доигрался! Возомнил себя профессионалом, и в погоне за эффектным финалом упустил из вида незначительную пешку!
Столько упущенных возможностей! Ему было стыдно перед самим собой. Он все время о чем-то думал, отодвигал свою жизнь на задний план, отдавая предпочтение работе, наивно предполагая, что сам-то он от себя никуда не денется в отличии от выгодных договоров и советов директоров. А жизнь сыграла злую шутку – прошла мимо!
И что у него осталось от всех его громадных замыслов?! Всего лишь успешный бизнес и две лучшие ночи, которые теперь не повторить!
Так тебе и надо – злорадствовал внутренний голос. Не отказался бы от всего в первый раз, не решил бы, что поступаешь верно – твоя хваленая логика была польщена! – сейчас бы жил с любимой женщиной. Возвращался бы в семью, а не в пустую квартиру, где порой хочется выть от одиночества. Думал, что можно сберечь любой момент, заморозить его в капсуле времени, а потом вернуться в удобный для тебя момент и воспользоваться им с большей пользой! А жизнь быстротечна, как горный ручей, без сноровки не угонишься! Потому что никогда не бывает идеальных моментов для чего-то! Нет, не так… идеальные моменты – те, которые просто однажды случаются, волшебно, нежданно, и их надо хватать, ловить, держать всем телом, потому что их нельзя повторить или воспроизвести сознательно.
В тот момент, когда он познакомился с Аленой, он уже знал, что она – та самая – единственная, кто ему нужен. Но не хотелось снова становиться сентиментальным романтиком, не позволял статус, да и воспоминания о тяжелом разводе делали для него мысль о новом браке крайне непривлекательной.
Впрочем, к чему сейчас эти мысли? Какое-то нездоровое удовольствие думать о том, что причиняет тебе боль. Но и не думать об Алене не получалось – все время в голове возникали образы ее острых плеч на фоне заходящего солнца, ее удивительного лица с полузакрытыми глазами. А ее руки! Только они могли быть такими нежными и нетрепливыми одновременно! Она любила его так, как ни одна прежде и в то же время, как все женщины мира – всей сокрушающей мощью страсти. В этой удивительной хрупкой женщине заключались все сокровища вселенной, вся ее глубинная тайна, все мечты, прошлые и будущие, вся невысказанная тоска и безграничная сила надежды!
Жить! Жить дальше! Только этой минутой! Никогда больше ничего не откладывать и ни о чем не сожалеть! Вот чему научила его Алена. А ведь он думал, что это он был ее учителем.
И тогда он встал со скамейки и пошел к песочнице, где Кристина возилась со своей подопечной. Та была уже и не рада такой опеке, но сделать ничего не могла – Кристина была очень авторитетна. Вадим сел на край и как ребенок стал помогать им лепить бабочек и паровозики. Он весь перепачкался в песке, но был поистине чист душой.
- Катя! – послышалось издалека.
Он повернул голову. На него со всех ног бежала девочка пяти лет с задорными хвостиками на голове – Катя.
- А вот и я! – сказала она то ли Вадиму, то ли Кристине. Последняя по деловому вручила ей лопатку и ведро.
Вадим поднялся, оттряхнул брюки и стал оглядываться по сторонам. Его мысли путались.
- ну здравствуй! – Алена подошла к нему и улыбнулась.
- Ты настоящая?
- В каком смысле?
- Настоящая Алена должна была сейчас быть в Лондоне. Так что возможно ты ее коварная сестра-близнец, или я просто сошел с ума и у меня начались галлюцинации.
- Ты не сошел с ума. Это я сошла. С ума и с самолета. Я никуда не полетела, как видишь.
Вадим с улыбкой посмотрел на нее.
- в этом нет ничего смешного. Мне кажется, я совершила серьезнейшую ошибку. Ты теперь в ответе за меня. Теперь только тебя я буду обвинять во всех своих неудачах.
- Сколько угодно, - он взял ее за руку.
- И все-таки я не знаю, почему я осталась. Мы слишком похожи друг на друга. А параллельные прямые никогда не пересекаются.
- Ты не права. Они сходятся за горизонтом, - ответил он и заключил в объятия.
Они так и стояли, забыв о том, что их окружает толпа маленьких любопытных зрителей. А в это самое время, Катя с Кристиной сидели в песочнице и вели серьезный разговор:
- Если мы с тобой теперь почти совсем сестры, то мы можем теперь меняться друг с другом игрушками?
- Почти уверена, - ответила Катя, - но для верности нам нужен кто-то третий. Желательно, брат!
- На этот счет у меня уже есть кое-какие идеи, - воодушевилась Кристина, - слушай!
Альтернативный финал №3
Когда Алена открыла глаза, за окном было уже темно. Желтые пятна фонарей неровно мерцали, словно звезды, то прячась, то вновь появляясь за подвижными кронами деревьев, качающихся на ветру. Алена присела на кровати, не вылезая однако из-под одеяла – что толку вставать, если через некоторое время снова придется ложиться обратно.
На кухне горел свет.
- Олег! – громко позвала она.
Послышался гул отодвигаемых стульев и Олег вошел в комнату.
- Я думал, ты проспишь до утра. Не хотел тебя будить.
- Где Катя?
- Я отвез ее к твоей маме. У тебя был нездоровый вид. Мне кажется, у тебя и сейчас температура. Вот, возьми градусник.
Она зажала холодный градусник под мышкой и пристально посмотрела на Олега.
- да, ты прав. Мне плохо. Но вряд ли дело в самочувствии. Мне неспокойно внутри, не знаю, как быть.
- Что-то случилось?
- Ничего такого. Была бы причина – были бы и пути решения, а тут просто так, на пустом месте.
- Иди ко мне, - она вместе со своим одеялом, с которым не хотела расставаться ни на минуту, подползла к Олегу и зарылась в его объятия.
- Что это со мной? Ты считаешь, что это просто от безделья?
- Вовсе нет. С чего ты взяла?
- Все вокруг считают, что если женщина начинает страдать без причины, значит причина – безделье, ей нечем себя занять, вот и придумывает себе проблемы. Это обидно.
- Не знаю, кто и что думает, но уж кого-кого, а тебя сложно обвинить в ничегонеделании. Один твой коттеджный поселок дорогого стоит! Строительство уже началось?
- Да, уже вырыли котлован для фундамента. Это на самом деле будет грандиозно. Еще никогда в жизни я не испытывала такого восторга по отношению к работе! Но все-таки, - сказала она грустным голосом, - ничего не остановит женщину в ее стремлении на некоторое время почувствовать себя несчастной.
- Так за что же ты тогда извиняешься? На протяжении двух последних лет, я только и вижу, как ты излучаешь оптимизм, а теперь из-за одного вечера плохого настроения ты устраиваешь публичное покаяние. Все хорошо.
- Правда?
- Конечно. Ты думаешь, я сейчас предоставлю тебя самой себе, а сам равнодушно пойду читать вечерние новости? За кого ты меня принимаешь?!
- Многие пары так делают.
- Многие, но не мы. Когда ты вообще делала что-то, как все? Мне кажется, что цель твоей жизни во что бы то ни стало отличиться от других, даже если это пойдет тебе во вред.
- Когда ты так говоришь, это звучит глупо, хотя наверно, так и есть, - насупилась она. Он ничего не ответил, только поцеловал ее в губы.
- Знаешь, - сказал он, - человек это не поступки, хорошие или плохие, человек в первую очередь человек, с мыслями, делами, мимикой. Если ты делаешь что-то, то значит в этом вся ты, и я люблю тебя целиком, а не какую-то твою черту отдельно. Делить человека на части – не мой профиль, для этого существует отдельная профессия, и кстати не самая приятная. Что бы ты не сделала, я не смогу относиться к тебе хуже, потому что ты – такая. А те, кто поступает наоборот, наверное, просто еще не научились любить, и возможно никогда не научатся. Любить – это видеть человека без цветных фильтров, с ними – это обыкновенная влюбленность, страсть, а смотреть на кого-то без розовых очков и все равно восхищаться им и всегда хотеть его целовать – вот это любовь. Тебе уже лучше?
- С тобой всегда становится лучше. И как ты это делаешь? Тебя где-нибудь учат, признавайся?!
- Конечно! Думаешь, почему я задерживаюсь после работы?
Она прижалась к нему сильнее.
- давай не будем сегодня ничего делать! Закажем еду и будем полночи валяться в кровати и смотреть кино! – предложил он.
- А остальные полночи что будем делать?
- Даже не знаю. На балконе есть настольные шахматы, пойдет? – и потянул ее одеяло на себя.
Олег всегда умел точно донести до другого человека свою мысль – поставить перед фактом. У него так ловко это получалось, будто он был не специалистом по консалтингу, а философом или лингвистом, что впрочем, были двумя воплощениями одного и того же понятия. Вероятно, эта ясность происходила от того, что и в голове у него все подчинялось определенному расписанию и порядку. Он точно знал, где находится та или иная информация или мысль, и мог предъявить ее по первому требованию.
Раньше Алене казалось, что люди, четко знавшие, чего они хотят от жизни, скучны и предсказуемы. Жизнь так многообразна – и ограничивать себя конкретными желаниями просто моветон. Тогда Алена считала, что жизнь должна быть тайной, каждый день – набором новых возможностей их которых-то и надо было выбирать. Но теперь, поумнев, она придерживалась иного мнения. Она вдруг поняла, что незнание своих желаний – не что-то интригующее и захватывающее воображение, это обыкновенная лень и неумение хотеть. Все чаще и чаще она сталкивалась с людьми, которые не хотели учиться этому навыку, на вопрос о целях отвечали неопределенно, и Алена никак не могла взять в толк, каково это – не знать, что ты хочешь! Сначала она думала, что это какой-то фокус, увертка, чтобы уйти от щекотливой темы, но чем больше она узнавала людей, тем больше понимала, что отсутствие желаний было частью их жизни – они перемещались от дома до работы и обратно по заданной траектории словно роботы или одноклеточные создания, не имея никакого иного вектора, который бы мог повлиять на их линию жизни. Ничего не хотеть было легко, это избавляло от хронического чувства вины за бездействие и страх перемен, это была единственная модель поведения, которая позволяла не думать и быть при этом счастливым.
Только когда желания были сформулированы и озвучены в них появлялся смысл, тогда они становились реальными планами – ступенями на бесконечной лестнице саморазвития и счастья. И каждое новое желание было не конечной точкой, а перевалочным пунктом на пути к следующему, еще более волнительному и заветному. Только в этом движении и была жизнь, она пульсировала в кончиках пальцев и тонкой коже на висках.
Как только желания были озвучены, появлялась и целостность, и уверенность в себе, и внутренние ресурсы, чье значение прежде было незаслуженно преуменьшено.
К своей жизни Алена относилась просто, не делая из некоторых событий чего-то такого, хотя для некоторых ее обычный день мог бы стать пределом мечтаний. За какой-нибудь очередной понедельник она могла успеть спроектировать трехкомнатную квартиру, написать статью в интернет-издание, сходить на танцы, разучить с Катей песню, сверстать чей-нибудь сайт, и если останется время еще дочитать исторический или приключенческий роман. Ее жизнь была такой наполненной, что однажды ей даже предложили быть коучером, вдохновлять людей на свершения и обучать основам тайм-менеджмента.
И тогда Алена подумала, хорошо бы углубить свои знания. Ведь она столько всего знала, столько, где была, а как будто просто проходила мимо. Не придавала значения. Но ведь была же! Находилась морально и физически. Ментально. Значит можно воссоздать модель по памяти и по книгам и поместить туда свой фантом. Пусть бродит по улицам, наслаждается солнцем, брызгами океана. А потом вернется в скучное тело и расскажет обо всем, что видел. Не сухо, как в путеводителе, а эмоционально, артистично жестикулируя руками и пританцовывая на левой ножке. Сан-Франциско, Лондон, Новый Орлеан… Алена могла бы писать энциклопедии или выступать с лекциями, стоя за высокой кафедрой, пахнущей терпким деревом. Вместо этого она сжималась в раковину и отчего-то стеснялась своего опыта, думая, что рассказывать человеку, побывавшему только в Турции, о цивилизованных странах, по меньшей мере бестактно.
И тогда в ее голове родилась идея создания небольшой энциклопедии о странах, выстроенной не по классическому принципу основных цифр и достопримечательностей, а по совсем иной схеме. Это был бы сборник статей, содержащий удивительные истории, местом действия которых становились бы те или иные города. Главная героиня вплетала бы в цепочку повествования яркие ленты интересных деталей, от чего бы выигрывали обе линии. Конечно, эта книжка вряд ли могла бы стать альтернативой классического путеводителя, но зато она несла бы в себе настроение, дух города и девичьи мечты.
Эта идея так вдохновила ее, что он прежних упаднических мыслей не осталось и следа. Но больше всего ее радовало то, что эти истории могли обрести своего читателя! Как это было прекрасно – иметь возможность делиться своим опытом с другими людьми! Ведь если даже ее стихи получили признание, то что говорить о беллетристике, на которую спрос в условиях современного рынка был гораздо больше.
Теперь в ее жизни появилось еще одно занятие, которое отнимало драгоценное время, а ведь надо было успевать не только спать и работать, но и посвящать время своей семье, которую она так любила. К тому же они с Олегом уже давно задумали освежить гостиную и, пользуясь своим положением, Алена не только занималась дизайном квартир для клиентов, но и украдкой подбирала новые шторы и мебель для себя.
Она сидела в своем кабинете, и на столе лежали неразобранные бумаги вперемешку с прошитыми проектами и каталогами тканей. За окном шел ливень, прямой, как струя воды из-под крана. Не хотелось никуда идти, только сидеть, закутавшись в теплый свитер и пережидать непогоду. Несколько минут она раздумывала подойдет ли выбранная ею материя для обивки дивана или все же стоит взять другую, купленную еще год назад совсем для других целей, потом поднялась, чтобы сделать себе кофе, как в дверь постучали и на пороге оказался Дима.
От его прежней уверенности не осталось и следа, он стоял осунувшийся и потерянный, промокший насквозь под дождем, так что волосы потеряли весь объем и липли ко лбу и щекам. У него был такой печальный вид, что все заготовленные Аленой обидные слова вдруг вылетели из ее головы и она смогла сказать только:
- что ты здесь делаешь?
- Я пришел извиниться перед тобой. Можно? – он повесил мокрую куртку на вешалку.
- Пожалуйста. Хочешь чаю?
- Да, спасибо.
Она заварила чай и подала ему чашку. Возникла неловкая пауза, Алена начала перекладывать книги с одной полки на другую.
- я боялся, что ты не в Москве, - начал Дима.
- Нет, лето я предпочитаю проводить в городе, а отдыхать лучше осенью. Бархатный сезон.
- Извини, что так повел себя. Ты правильно сделала, что выгнала меня.
- Не то что бы мне было важно твое одобрение, но все же хорошо, что ты понял.
- Простишь меня? Скажи что-нибудь.
- Что мне тебе сказать?
- Что-нибудь. На прощание.
- Ты куда-нибудь уезжаешь?
- Моя жена беременна. Думаю, нам не стоит больше видеться.
- Ну что ж… поздравляю тебя.
- Спасибо.
- Беременность отличная гарантия того, что ты будешь благоразумен. Я смогу тебе снова доверять.
- Я сам себе не доверяю.
Он понимающе посмотрела на него. Ей было его жаль. Но он один был в ответе за свою жизнь, она не могла ни ободрить его, ни помочь. Но жаль ей было не только его, но и его жену, женщину, которую она совсем не знала, но судьбу которой видела на годы вперед. Если она, Алена, развелась с мужем даже несмотря на то, что Катя была любимым и желанным ребенком, то что и говорить о паре, в которой разлад произошел уже на первых неделях ее беременности.
Через пару лет они разведутся, и она начнет искать мужчину, который не побоится ответственности перед женщиной с ребенком, а Дима в свою очередь тоже кого-нибудь себе найдет и будет воспитывать чужих детей. Как же все это было странно!
- мне жаль, - сказала Алена, не уточнив, к кому именно она адресует эти слова.
Она думала, что когда он уйдет, ее одолеет масса противоречивых чувств, от сожаления до жгучей ревности, но ничего не произошло, и лоскут плотной ткани, лежавший на кресле волновал ее больше, чем дальнейшая Димина судьба.
Тогда, когда они расстались в первый раз, она думала о нем постоянно, не могла выкинуть из головы, писала стихи, видела сны – каждую ночь разные, все в ней просило, нет, требовало его, его рук, его глаз, просто его присутствия рядом! Почему? Не от безысходности и не от того, что не было альтернатив, просто тогда она уже любила его и снова и снова возвращалась к этой болезненной точке невозврата.
Память часто играет с нами злые шутки. Если в жизни чего-то не хватает, то она извлекает из закромов сознания того, кого с кем ваша история по тем или иным причинам закончилась не совсем внятно, но что не помешало тебе его сильно любить, и проецирует на этого человека все то, о чем в последнее время ты была вынуждена только мечтать. Вот почему иногда возникала ностальгия казалось бы на пустом месте к человеку, о котором ничего не слышала тысячи лет. Он не мешал мечтать о себе – реальные люди вклинивались в твое воображение со своими реальными проблемами, вредными привычками, скучными взглядами, ломали весь создаваемый тобой месяцами возвышенный образ. Нет, человека рядом с собой можно было просто любить, но не идеализировать, а воспоминание, бестелесное, не имеющее права голоса, было во всех отношениях предпочтительней и романтичней. Так иногда кажется, что самая сильная любовь у нас возникала к человеку, с которым никогда ничего не было – ведь он не успел запятнать свою имя ложью или, что хуже, заурядностью.
Все это время она так или иначе думала о Диме, потому что история с ним была не закончена, открытый финал давал волю воображению, позволяя ему сочинять миллионы вариантов развития сюжетов и проигрывать их в голове, один за другим, когда в этом была необходимость. Но теперь вся прелесть незавершенности исчезла – Дима навсегда ушел, причем самым унизительным способом, против своей воли, без любовной драмы, в несчастливую семейную жизнь.
Когда он вышел из кабинета, Алена вздохнула свободнее. Судьба избавила ее от необходимости тяжелого объяснения, устроив все самым лучшим образом. Возможно, ей будет не хватать ее рыжего мальчика с глазами, от которых у нее кружилась голова, но все это было мелочью в сравнении с остальным. Скука явление временное, а нравственность и самоуважение – те постоянные, на которых держится личность.
Спустя пару недель Алена, вооружившись чертежами, поехала в дом к Вадиму на авторский надзор. Стройка шла полным ходом, возводились стены, благоустраивалась территория. Вадим хотел переехать уже следующей весной, и сколько Алена ни говорила ему о неосуществимости этих планов, он все отказывался ей верить и то и дело подгонял недоумевающих строителей.
Она оставила машину у забора, а сама вошла внутрь. В дальней части участка лежали мешки с сухой смесью, коробки декоративного камня, черепица и сложенные в ряд деревянные панели, которые Вадим привез неизвестно откуда, чтобы сколотить из них веранду.
Алене не нравилась эта самодеятельность. Она придерживалась мнения, что каждый должен заниматься своим делом: предприниматели вести бизнес, а строители возводить дома. Когда же система нарушалась и обязанности перемешивались, возникала несусветная путаница, которая не только негативно влияла на результат, но и порождала ложные понятия о собственных возможностях и навыках. Когда каждый знает своей место, все становится прозрачнее и проще. Как в Америке, где специалист отвечает только за одно направление, зато знает о нем лучше любого профессионала широкого профиля, не то что в России – где каждый разбирается в любом вопросе, а как заикнешься о чем-то конкретном, одни пустые слова и глаза в пол.
Она прошла ближе к дому, заглянула внутрь. Ее мнение оставалось неизменным – дом был действительно хорош. Прежний хозяин не жалел на него ни времени, ни средств, странно, что вообще согласился продавать его – интересно, что Вадим ему пообещал?
Она подошла к прорабу, уточнила несколько важных моментов, сделала дополнительные замеры, проверила, не отличаются реальные размеры стен от заявленных. Все было в порядке, можно было даже не приезжать. Алене не часто встречались такие ответственные исполнители, стоило сохранить их контакты, а потом привлечь к сотрудничеству.
Сфотографировав все на телефон, она спрятала чертежи в объемную сумку и уже направилась к машине, как увидела у калитки Вадима.
- Какая приятная встреча! – воскликнула она, - меньше всего ожидала тебя здесь увидеть!
- Почему? – спросил он, приветственно обнимая ее.
- У тебя вечно столько дел, у тебя на живых людей не хватает времени, не то что на какую-то стройку.
- Если не контролировать все самому, то процесс затянется на долгие годы, а у меня нет столько времени.
- Куда ты так торопишься?
- Может, я хочу жениться и перевезти сюда свою жену?
- Ты? Не смеши! Да и кто в здравом уме пойдет за тебя замуж? – язвительно спросила она.
- А ты бы пошла?
- Да ну тебя! – бросила Алена, - я тут решаю важные вопросы, связанные с конструкцией, а ты все шутишь. Смотри, вот эта часть дома еще не начата, что если мы возведем ее из дерева? Получится стильно.
- Нет-нет. Никакого дерева. Только камень.
- Но почему?
- Потому что я так решил. Какое дерево, ты вообще в своем уме?
- не понимаю твоего упрямства. Десятисантиметровые деревянные стены могут заменить 60 см кирпича! Да и материал живой, душевный что ли…
- Это дерево. Сколько раз горела деревянная Москва!
- Сколько веков назад это было?!
- Не так уж давно. В любом случае, я не смогу жить там, где не буду чувствовать себя защищенно. Пусть это только мои странности, но и дом тоже мой. Сознанием определяется судьба, и если я буду жить в деревянном доме, от которого всегда буду ждать неприятностей, то долго ждать они себя не заставят.
- Ну как знаешь, - обиженно сказала она.
- А что если… нет, забудь, - вдруг замолчал он.
- А?
- Нет-нет, ерунда.
Он отошел в сторону и облокотился на пустую раму окна.
- говори, - повелительно сказала Алена.
- А где бы хотела жить ты?
- О! Ну это просто. В центре есть двухэтажный дом, выкрашенный голубой краской, с широкой центральной лестницей… Почему-то как только я его увидела, то сразу поняла, что это мое! Хотя надежды оказаться его владелицей мало – он то ли музей, то ли посольство. Однажды я там была на выставке шляп.
- Ты хотела бы жить в посольстве?
- Почему бы и нет?
- Что за странные мечты?
- На то они и мечты.
- А знаешь, о чем мечтаю я?
- О мировой гармонии?
- О том, чтобы ты жила здесь со мной.
- Что я буду тут делать? – она не придала его словам значения, - умру со скуки в этой глуши. Тут даже школ нет, да и Олег не оценит твоего гостеприимства.
- Алена, что за ерунду ты говоришь?
- Беру пример с тебя.
- Сейчас я максимально серьезен. Мне кажется самое время тебе сказать, - он сделал паузу, – я люблю тебя.
- Что?
- Это так невероятно звучит?
- Нет-нет, я на самом деле не расслышала за звуками перфоратора. Что ты сказал?
- Я люблю тебя.
- Что?
- Ты опять не услышала?
- Нет, в этот раз слова прозвучали четко. Но мне кажется я не до конца уловила их смысл. Ты меня..
- Да.
- И давно?
- Прилично.
Она хотела куда-то присесть, но присесть было некуда, не было даже пенька, вокруг стояли одни лишь голые стены и пыль.
- давно хотел тебе сказать, но все не подворачивалось удачного случая – не так легко полностью изменить свою жизнь.
- Действительно, удачный случай бывает не чаще чем раз в десять лет, а мы с тобой знакомы сколько? Только четыре?
Вадим серьезно посмотрел на нее.
- То есть ты так уверен, что я соглашусь?
- А разве нет?
Все к этому и сводилось, и такая развязка была вполне предсказуема. Мужчина, бескорыстно опекающий женщину, позволяющий ей любые капризы, восхищающийся каждым ее поступком, он не требует больше, чем она может ему дать, но однажды, когда он, наконец, чувствует, что она вполне готова, он все-таки открывает перед ней свои чувства, и все вдруг разрешается самым счастливым образом. Идти друг к другу несколько лет, не бежать сломя голову, а вести себя по-взрослому, учитывать обстоятельства, но всегда иметь в сердце неугасаемую искру любви, которая освещает путь в любой, даже самой сложной ситуации – не об этом ли снимают большинство современных фильмов для девочек, чтобы искусственно поддерживать в них веру в счастливое будущее.
Широкомасштабное внушение, что нужно терпеть, мучиться, ждать, и тогда ваши страдания будут вознаграждены удачным замужеством!
А что если любовь не медаль за мужество, и количество перенесенных тобой страданий никак не влияют на ее качество? Что если можно быть счастливой просто так? Просто потому, что кто-то увидел в тебе совершенство, а ты ответила на его взгляд?
Потому что можно сколько угодно засорять себе голову романтическими бреднями о запретной любви или о сложных периодах. Но суть в том, что все эти драматические истории не имеют ничего общего с реальной жизнью. Жизнь состоит не только из взлетов и падений, но и из обыкновенных дней, число которых преобладает, и именно по ним можно определить уровень счастья в крови.
Случайный человек мог появится, вскружить голову красивыми словами, заронить сомнения в верности твоего выбора. Ведь, как это бывает? Достаточно сказать одну красивую и емкую фразу, как мы тут же стараемся подогнать под нее целую жизнь, со всеми ее страхами и особенностями, с желаниями и принципами, и ничего что весь прежний опыт говорит об обратном - мы будем жить под новым лозунгом, не вдумываясь в его смысл, потому что он красиво звучит и дает нам возможность казаться глубже, чем мы есть на самом деле. Поэтому Алена всегда была против цитат. Цитаты, вырванные из контекста, самое большое зло. Под их руководством совершаются самые большие подлости.
Никого не обвиняя, она, однако, сейчас отчетливо увидела истинное положение вещей. Эти три мужчины, оказавшийся сейчас предметом ее мучительных раздумий, представляли собой три совершенно разных типажа, и выбирать надо было между ними, а не между реальными людьми.
Дима – такой наивный и чуткий, достаточно было просто взглянуть в его глаза и Алена готова была простить ему все, что угодно – был ее учеником, ее продолжением, результатом ее трудов и желаний. В нем воплощалась ее мечта об идеальном мужчине, созданном по образу и подобию ее внутреннего идеала, который сформировался еще в возрасте 15-16 лет. В течении всей жизни можно было дополнять и усовершенствовать его личность, а он бы только восхищался ее жизненной энергией и преумножал исходящее от нее сияние в тысячи раз.
В этих отношения Алена выступала в роли вечного двигателя, и пока он функционировал, все было ровно и складно, но кем бы он стал без ее душевных вложений, к кому бы следовало ей обратиться, когда ее силы были бы на исходе?
Вадим представлял собой полную противоположность Димы и не плелся где-то в хвосте, а вел за собой, выгодно выделяясь на его фоне. Вся его жизнь была бесконечным движением к новым вершинам, событиям, чувствам. Его не волновало настоящее – он смотрел не под ноги, а только за горизонт и был в этом по-своему прав. Что могло быть прекраснее закатов и рассветов? В этой непередаваемой игре красно-желтого света, казалось, рождалось нечто больше, чем любая эмоция, которую можно было передать словами. Вадим появлялся внезапно и сразу превращал Алену жизнь в ураган, в сокрушительную стихию, он возвращал ее к жизни, словно разрядом электрического тока, так что она чуть ли не подпрыгивала на месте от неожиданности.
Вадим был вспышкой, кометой, появляющейся на небосклоне раз в столетие, и Алена, разумеется, была вдохновлена им, и все-таки она была настоящая – она не могла заморозить себя до следующего его появления, ей нужно было дышать и с кем-то разговаривать – выживать сквозь все эти годы. И тогда самым необходимым для нее был Олег.
Да, он, пожалуй, не обладал дерзостью Вадима и Диминой сентиментальностью, и все-таки в отличии от них, копивших эмоции и слова для следующего эффектного появления, он один умел делать Алену счастливой каждый день. И каждый день она смеялась, удивлялась, позволяла себе иногда кричать, а иногда краснеть, но главное ощущала себя любимой, и эта уверенность не возникала раз от раза, когда великодушный кавалер вдруг решал сделать подобное признание, нет, она горела в ней вечным огнем, делая ее настоящей женщиной. Ведь женщина только тогда достигает своего истинного предназначения, когда она любима.
Олег видел в Алене человека, равного себе, умного, решительного, слегка ранимого, но сильного, понимающего и терпимого, но в то же время эмоционального, способного на революцию в своей душе. И только в этом была любовь. Ведь сколько бы ты ни играла какие-то роли, однажды все равно захочется смыть театральный грим и стать настоящей, и прижаться к чьей-то груди, и забыть о времени и расстояниях – просто быть счастливым человеком, избавленным от бремени мыслей.
И как бы не был сейчас прекрасен Вадим в своей искренности, которая далась ему нелегко, как бы ни хотела этой близости Алена когда-то, как ни льстило это ее самолюбию и ни сулило невероятные приключения, сейчас это не имело значения, потому что одно дело быть девочкой и хотеть авантюр и драмы, и совсем другое – смотреть на природу любви по-взрослому, подпитывать ее энергией поцелуев, а не странных и провокационных поступков.
Вадим стоял напротив и молча смотрел на нее. Давал ей возможность собраться с мыслями и сказать что-то важное. Но важность была не в словах, а между ними – в мыслях и паузах. В том, что свершилось уже давно, но только сейчас приобрело смысл и подтверждение.
- я беременна, - просто сказала Алена.
Вадим не понял значения сказанного и только нахмурился.
- ты – что?
- Беременна. У меня будет ребенок. И я выхожу замуж. В пышном платье и фате. Ты знаешь, у меня в прошлый раз не было фаты.
- И ты так просто говоришь мне об этом?
- А как еще я должна тебе об этом сказать? Могу подобрать ряд синонимов и труднопроизносимых фраз. Я думала, ты будешь рад за меня.
- Рад? – произнес он задумчиво, - ты выходишь замуж и ставишь на этом крест на всем, что было между нами. Как думаешь, могу ли я быть рад?
- Разве что-то изменится?
- Все изменится!
- Ничего не менялось, пока я жила с Олегом.
- Меня это никогда не интересовало. Я знал, что однажды это кончится.
- Что именно?
- Твои поиски себя.
- И что потом?
- И потом ты будешь со мной.
- Почему ты не сообщил мне о своих планах? – спросила она.
Он молчал. Он был уверен, что разговор с ней будет формальностью, что все это время она бессловесно ждала его, что Олег был только ширмой для ее тоски и служил единственно для того, чтобы показать ему, ему одному, ее независимость и успешность. Ему и в голову не приходило, что она может любить кого-то другого.
- а ты думал, что я смогу жить с мужчиной просто потому, что мне не с кем будет проводить свободные вечера? – спросила она, словно читая его мысли, - или я брошу любимого человека, потому что, наконец, исполнилось то, чего я хотела несколько лет назад. У каждой мечты тоже есть свой срок годности.
Он долго стоял, не двигаясь, и на нем не было никакого лица, словно он случайно обронил его по дороге, а потом не мог найти. Потом что-то вдруг в нем оборвалось, но он только улыбнулся и по-дружески обнял ее.
- как мужчина, я раздавлен, но как друг я за тебя очень рад. Во мне сейчас серьезная борьба. Отойди немного, иначе могут зацепить.
- Как же я люблю тебя такого, - сказала она, и лицо ее просветлело.
- Хотя бы что-то, - заключил он, - значит, я проиграл не в сухую.
- Ты всегда будешь со мной. Обещаю.
- Ловлю на слове. Но сейчас мне пожалуй лучше уехать куда-нибудь подальше от тебя. Это с виду я такой сильный, а на самом деле еще секунда и во мне проснется сентиментальная школьница. Лучше тебе этого не видеть.
- Думаю ты прав. И все-таки я не перестаю удивляться, как много твоих сторон мне еще не известны. Даже страшно.
- Ты еще успеешь со многими из них познакомиться.
Она еще раз обняла его и пошла к машине, не оборачиваясь. В этот раз между ними было сказано все, все начистоту, без намеков и предисловий. Объясниться начистоту – самое верное средство, чтобы вырвать с корнем из себя тайную влюбленность – потому что недосказанная она хранит все прелести, кажется уникальной, но как только бывает озвучена – превращается в обыкновенный фантик без сладкой конфеты внутри. Лишь настоящие чувства выдерживают испытание оглаской.
Она пришла домой, скинула туфли и стала ждать Олега. Про свадьбу она все выдумала, просто хотела чтобы Вадим понял ее буквально, но свадьба все равно будет, с пышным платьем и фатой, все как она говорила, потому что как бы то ни было – белое платье для девушки все-таки важно. И те, кто утверждает обратное врут сами себе, не решаясь сознаться в собственной банальности или чувствительности, просто в желании обладать им, не следует забывать о не последней роли будущего мужа в данном торжестве. Вот что она вынесла из своей прошлой жизни.
Теперь она не просто хотела замуж, а хотела замуж за Олега, именно за него, потому что таким и был ее идеальный человек, а она бросалась в крайности в поисках зрелищности и острых ощущений, не зная о том, что любовь не изматывает душу, а просто делает счастливой.
Алена сидела на диване, прижав колени к себе. На столе уже стояли несколько массивных свечей цвета слоновой кости и только что испеченный Аленой пирог с вишней. Она ждала его, улыбаясь собственному отражению, а он медленно шел с работы и даже не знал, какую удивительную новость собиралась она ему сообщить…
Эпилог
Алена проснулась в 4 утра. Огляделась вокруг – Олег лежал рядом, заснув над книгой. Она бережно приподняла его руку и переложила книгу на тумбочку.
Катя спала в своей комнате. Она забыла погасить ночник и теперь он освещал коридор тусклым оранжевым светом.
Осторожно, чтобы никого не разбудить, Алена добралась до кухни и налила себе чай. Она не до конца отдавала себе отчет, где и когда она находится. Именно «когда» – потому что ощущение реальности у Алены было весьма зыбкое и ее сны – а были ли они только снами – ставили перед ней массу вопросов.
Что из всего увиденного происходило на самом деле, а что было плодом ее воображения? Оказался ли Дима предателем или, наоборот, человеком большой души? Любит ли ее Вадим или это мечты прошлого все никак не обретут покой? Как узнать?
И все-таки перед входом лежала ее сумка с удостоверением парашютиста. Так значит это было только сегодня? А казалось, будто бы прошло сотня дней! Вот почему она выпала из действительности на такой длительный срок – организм не справился со пережитым стрессом – впал в спасительную спячку.
Значит, решение так и не было принято – уйти, остаться…
Она стала перебирать в голове плюсы и минусы каждого мужчины, сопоставлять их качества, как вдруг резко встала и встрянула головой, избавляясь от губительной объективности. Гоняясь за правдой можно далеко уйти, начнешь слишком понимать кого-то, взглянешь на ситуацию его глазами и вдруг осознаешь, что он прав. О какой объективности может идти речь, когда дело идет о собственной жизни?
Мотивировать можно любой поступок, при определенной подаче любое действие может показаться единственно верным, даже если они в корне противоречат друг другу. Эпохальные решения могут быть только субъективными, принятые вопреки всякой логике, только тогда они имеют смысл.
И тогда Алена вдруг почувствовала внутреннюю уверенность и уже точно знала, как ей быть. А потому она вбежала в спальню и чувствуя внутреннюю дрожь, воскликнула:
- Олег, я…