В прокуренном помещении пожарной охраны злобствует начальник караула Наум. Мечется туда – сюда, глядя в пол и театрально вскидывая руки. Почём зря ругает местного председателя сельскохозяйственной артели Семёна Прокопьевича. Водитель пожарной машины Тихон внимательно слушает своего тщедушного, плешивого, отсвечивающего стальными фиксами начальника и никак не может понять, толи тот распаляет себя, прежде чем приняться писать жалобу, толи уже оправдывается за ещё не написанные слова? Помалкивает.
– Нет, ты только посмотри, какой наглец! – обращается не первый раз Наум к Тихону. – Никого не спросил, припёр эту шерстяную мерзость в пожарную часть! Нате вам, дорогие пожарники, медведя в клетке! Смотрите, слушайте в удовольствие и нюхайте в придачу! У нас тут что, зверинец? Бойся, сторожись теперь не обузданного зверя! Ни почитать культурно, ни поспать по-людски…
Я дело это так не оставлю! Покажу председателю, каково издеваться над доблестными пожарными. Он у меня попляшет, запоёт Лазаря! Ответит по всей строгости закона!
Тихон не любит замётных писем. Ему надоело слушать Наума, и он пытается погасить его ораторский пыл:
– Ты ведь знаешь всю енту историю. Вина председателя в том, что он любит похвастаться и поважничать перед большими людьми. Завёл медведя для потехи. Помнишь, как гости из области с мишкой боролись?
– Во-во, по пьянке. Как выпьют, так и борются.
– Теперь уже не борются. Заматерел косолапый. Кого хошь, заломает. Клетка стояла у артельной столовой, любопытных вертелось много. Намедни одного такого любопытного медведь чуть через прутья в клетку не заволок. Побороться. Ладно, не один любопытничал, отняли беднягу.
После такого случая председатель и решил переставить клетку временно к нам в пожарку. С глаз подальше. Да и сыро стало на дворе. Семён Прокопьевич сам ездил в зоопарк, хочет туда медведя определить.
– Временно! Пока соберётся сплавить эту вонючую морду, мы с тобой или заиками станем, или заживо угорим. Раз за разом ахает и ухает, как из гаубицы палит. И следит за каждым нашим движением. Поди, сожрать хочет. Смотри, как глаза горят. Не к добру… Так что ты меня не уговаривай. Проучу я нашего председателя – алкоголика. Сам же мне спасибо скажешь…
– Побойся Бога, Наум! Таких председателей, как Семён Прокопьевич, ещё поискать надо. Сколько лет правит. И не пьяница он вовсе. Тебе ли не знать? Забыл, как пил запоями так, что даже зимой в карманах штанов подсолнечные семечки прорастали. Кто тебя спас, человеком сделал? А ты в благодарность - жалобу? Лучше бы пошёл к нему, да в глаза сказал, так, мол, и так, добавь председатель жалованье за приключившиеся муки.
– Ну, ты как хошь, а я, как знаю. Напишу, для начала письмо куда следует. Приползёт на карачках извиняться, тогда и о зарплате поговорим.
Ты, Тихон, сегодня дневальный. Затопи печь, что-то промозгло стало. Всю ночь будем ёжиться. Да и одежду просушить не мешает. Который день дождь моросит. Нигде от него спасенья нет. А я пойду, сниму с пожарного щита вёдра, повешу их на дверь клетки. Бережёного Бог бережёт. Если медведь задумает ночью неладное, вёдра выдадут его. Забренчат, мы и проснёмся. Раньше так милиция воров ловила. Развесит на чердаке магазина пустые консервные банки, вор в темноте заденет, банки забренчат. Милиция тут как тут.
Тепло от растопленной печки быстро растеклось по помещению, начало морить его обитателей. Написав несколько слов возмущения действиями председателя, Наум прилёг на топчан и тут же отвернулся к стене. Затих. Тихон какое-то время крепился, но не выдержал пытки, заснул в обнимку с телефоном, навалившись грудью на стол.
Ближе к утру в помещении появился запах жжёной ваты. Его почувствовал медведь. Начал возбуждённо ходить, затем недовольно рявкнул, встал на задние лапы.
Едкий дым усиливался. У печи показалось пламя. Горела сушившаяся одежда пожарников. Вслед за ней занялись огнём деревянные вешала, затлел пол…
Почуяв смертельную опасность, медведь взревел, начал метаться, бить лапами по прутьям клетки. Подвешенные на неё пустые вёдра загрохотали.
Пожарные спали богатырским сном, с похрапыванием и посвистыванием. Наум наслаждался видением себя героем: под барабанный бой и ликование толпы ему вручали орден за праведную жалобу на председателя. Но вдруг елейную благость разорвал дикий вой, сопровождаемый глухими беспорядочными выстрелами. Наум открыл глаза. Медведь ревел, терзал клетку. У печи полыхало пламя. Дышать было нечем. Растолкав Тихона, Наум выскочил на улицу. Начал бить в рельсу, созывать народ:
– Помогите, – орал пожарник, – Горим! Горим! Помогите, люди добрые!
Набежали жители соседних домов. Вытащили клетку с медведем на улицу, помогли залить огонь.
Как позже выяснилось, материального ущерба от того пожара было не много, а вот репутацию свою пожарные подмочили изрядно.
Придя в себя, Наум первым делом подался с повинной к председателю. Тот был уже в курсе произошедшей истории.
– А, «мы не тлеем, не горим, мы на головнях сидим», пожарник прибыл, – приветствовал с иронией Семён Прокопьевич Наума.
– Говоришь, медведь окурок бросил и чуть пожарную часть не спалил? Спас он вас, обалдуев непутёвых! Если бы не медведь, не стоял бы ты передо мной…
– Не знаю, Семён Прокопьевич, как Вас благодарить за то, что Вы определили медведя к нам на постой. Век за Вас молиться буду! Да и вообще, Вы для нас, как отец родной. Что бы мы без Вас делали? А мишка такой хороший, такой ласковый, такая лапочка… Осмелюсь просить Вас: не отправляйте его в зоопарк. Пусть живёт в пожарке. Места у нас хватит. И забот от него никаких. Неужто нам сложно покормить его, да клетку почистить? Одно удовольствие. Не откажите, – раболепствовал Наум, готовый встать перед председателем на колени.
– Насчёт медведя, надо подумать. Хотя, что тут думать? У вас пожарная часть, не зоопарк. Сегодня приедут специалисты смотреть зверя. Так что, не отвлекайся. Ступай, наводи в своём хозяйстве порядок. Оценку ночному происшествию и тебе самому дадим позже.
Наум, словно побитая собака, жалкий, с понурой головой, вышел из кабинета. На душе у него было муторно, он начал лихорадочно размышлять:
- Медведь является артельной собственностью. Председатель избавляется от него ни за понюшку табака. Опять своевольничает, транжирит общественное добро. Это не правильно! Надо срочно дать ему урок: резко, больно, чтобы надолго запомнился! Без жалобы тут ну никак не обойтись!