БУС

Владимир Хмелев
Глава 1

 Петруха сидел на большом теплом камне, прислонившись спиной к шершавому стволу старого дуба у берега асфальтированной реки под названием «трасса», и думал. Надо прямо сказать, что это занятие раньше было для Петрухи весьма необычным и даже порой затруднительным. До своего двадцатилетия этот сельский парень обычно не морщил лоб, так как это было совершенно незачем: «Чего думать-то – живи себе да живи и радуйся жизни!»- таким правилом руководствовались многие его сверстники. Ведь все пацаны так живут в его деревне: родятся-растут-бегают-играют-служат-учатся-женятся-стареют и умирают. Всё как всегда. И у Петрухи было всё как у всех. Уже вот и из армии пришел. Невеселая, конечно, служба была; однако не сбёг, выдюжил. Как со службы вернулся, то маленько призадумался: колхоза уже нет, работы нет, все сверстники в город сбежали, а кто не смог, так ловчат, как могут: где что стянут, кто вырастит чего в поле; да вот так, как он, продаст у трассы, а кто в шабашники пошел по миру.
    А вот Петрухе повезло. Наверное… Друзья ведь совсем исхудали с голодухи, да с беспросветных попоек, а вот ему, Петрухе, уже и думать  не надо о работе. По крайней мере, до зимы. У него есть работа. Не особенно-то и тяжелая, так, обычная деревенская, а вот  по осени окончательный расчет  за нее должен получиться неплохим. Потом можно пол-зимы опять ни о чем не думать. То, что он получит, хватит и на обновку, на девок, а то и машину старенькую можно прикупить. Не беда, что прав нету, – зачем они в деревне-то? У них в Клюевке участкового даже нету. Один был приезжий, так сбежал, не выдержал жизни деревенской, а свои в милицию не идут – некому.
   Да… можно и не думать. На трассе полуденная жара, а ему в тени раскидистого дуба хорошо. Однако, думы лезут, не уходят, а вопросов возникает в рыжей голове  все больше и больше. Вот бы никогда Петруха не думал, что столько времени он будет думать и тем более  об «этом».

   А «это» началось месяца два назад, в аккурат весной, когда Петруха прогудел с дружками  всю зиму, отмечая свое героическое возвращение из не менее героической   Российской армии. Весной, в мае, его утомили ежеутренние нотации его бабки Прасковьи, которая, как пилорама каждый день заводила свои старые песни о главном: надо работать, надо работать, такой здоровый, а бездельник и лодырь и, что хватит на ейную пенсию жить, и так далее и тому подобное. Вышел он как-то  поутру на развалившееся крыльцо, сел, закурил. Кругом такая красота: теплынь, туман над речкой парит, солнышко радостно так светит – благодать... Пилорама в этот момент не работала. Молчала. Потому, что одиноко мучилась с лопатой в дальнем конце огорода. «Во, блин, дает! Семьдесят пять, а корячится в одну с огородом!»
  Петруха тряхнул своей кудрявой, рыжей башкой. После вчерашней гулянки тошнило.
   И тут пришли к нему в трещавшую рыжую голову светлые мысли (давно не заходили!): «Однако, паря, пора завязывать синьку квасить! Бабка скоро, того и гляди, ноги протянет. А я, действительно, такой лоб здоровый и не работаю! Надо работать!» – мелькнула в пустой голове столь непривычная мысль. Да, наверное, вот с этой случайно залетевшей мысли все тогда и началось.
   Петруха, не умываясь, прямо тут же босиком попёр по еще прохладной земле к бабке и, забрав у нее  лопату, начал остервенело перекапывать грядку. Работал тогда как заводной. Всю злость на себя отрывал на монотонных  движениях и, практически без остановки и перекуров, к вечеру управился со всеми грядками. Заглянувших через покосившийся забор,  и изумленных  дружков, послал куда подальше и, уже в ранних сумерках, уставший и голодный, но по прежнему наполненный какой-то хорошей яростью,  приступил к ремонту крыльца, благо материал и инструменты были. На свои руки Петруха не жалился, ведь  в стройбате неплохо плотничал, штукатурил, кладку клал и многое другое чего делал.
   Бабка тоже молчала, приглядывалась. К ночи у внучка разыгрался просто тигриный  аппетит, а хмель вчерашняя ушла с потом и злостью - как ни бывало. Бабка Прасковья накрыла на стол скудный ужин, он же завтрак и обед, и пригласила Петруху к столу. Она, наверное, была в глубоком трансе от трудового подвига внука.
      Кушали  молча. Петруха живо шевелил челюстями и тягуче думу думал о том, куда пойти работать. Пока запал шипит – надо поршнями шевелить. На всякий случай он поинтересовался об этом у бабки, а та, как будто ждала этого вопроса, и быстро застрочила:
- Дак, есть работа-то, есть! На Серебряном-то ключе хфермеры энти живут, да ты знаешь, дак им помощник нужен на лето для пчелок-то на пасеку. Вчерась бабы в сельмаге об них судачили; ты б сбегал молодцом к хфермерам по утряне, поговорил, глядишь и взяли бы, а? –  выдохлась.
   Петруха  кивнул и пошел спать, а ранним  утром следующего дня уже топал по грунтовой дороге к этим самым «хфермерам». Мышцы приятно побаливали, но от думы не отвлекали. Что, собственно, знал Петруха о своих будущих работодателях до этого своего похода по зеленеющему, звенящему весеннему лесу? Да практически ничего. В деревне говорили, что еще прошлым летом на дальних просторных полянах у Серебряного ключа поселились какие-то городские, семья вроде бы; ну, якобы, взяли они в аренду часть леса и поляны, а конкретно кто они и что они – Петруха не знал. Звали их «городскими» и всё. Поговаривали еще, что шибко умные эти городские, так как, якобы, прознали, что вода ключа Серебряного действительно богата  содержаниями серебра и решили прожить долго не болея. Иногда эти городские приходили в деревню на почту и сельмаг, но Петруха их еще ни разу сам не видел.



***

… На трассе, прямо напротив Петрухи, остановилась машина и он, поднявшись со своего такого удобного думательного камня, бодро помчался предложить потенциальным покупателям всё «изобилие» своей торговой точки. Вот уже почти месяц, через день, он неизменно появлялся на этом участке трассы, где торговал мёдом и молочной продукцией своего нового хозяина. Сегодня к традиционному товару добавились первые молоденькие огурчики и всякая там салатная зелень.
   …Машина отъехала и Петруха, усевшись на свое спасительное место под раскидистую крону дуба, снова предался размышлениям и воспоминаниям. Тогда, в мае, он бодро дошел до широкой поляны у ключа Серебряный,  где обнаружил, что дальше дорога перекрыта солидным  бревном-шлагбаумом, а на самой поляне паслись гуси, с которыми в дальнейшем хлебанёт Петруха  лиха. В отдалении, у опушки леса, красовался небольшой и аккуратный деревянный домик. Рядом с ним находились несколько хозяйственных построек, а по полю ровными рядами стояли окрашенные в нежно-зеленый цвет улья. Их было много, штук сто, наверное. Чуть поодаль от дома высился металлический ветряк, на котором бесшумно крутились большие лопасти, видимо, вырабатывая электрический ток. Еще дальше виднелось поле, засаженное картошкой и всякой там мелочью.
   Петруха поднырнул под бревно и, чуть заметной тропинкой, направился прямо к домику, любуясь его резными ставнями, крыльцом и деревянным петухом на коньке крыши: в деревне таких красивых ни у кого не было! Однако тут то и произошло первое знакомство Петрухи с боевой охранной машиной под названием «дикие гуси».
   Стая здоровенных гусей, буквально несколько секунд назад мирно щиплющих изумрудную травку, в момент  превратилась в единую белую торпеду и стремительно рванула к ошеломленному парню. На подмогу к гусям от домика молнией вылетела огромная собака, и пришлось Петрухе обратиться в позорное бегство. От  полного поражения его спас мужчина, появившийся на узорном крылечке, и, о чудо! – страшные преследователи вернулись к своим прежним делам, а  на встречу Петрухе двинулся человек, который вот уже как два месяца не выходит из головы парня. Как, впрочем, и его жена-красавица Дана.
   Когда мужчина подошел к нему, то Петруха слегка попутал: туда ли он попал? Перед ним стоял ну вылитый профессор: среднего роста, худощавый, длинные седоватые волосы, бородка клинышком, круглые старомодные очки в тонкой оправе; какая-то древняя белая косоворотка с кушаком, белые штаны, типа шаровар, и, к тому же еще, босиком. Вот такой вот профессор с прибамбасом по русской старине. Ну, в общем, очкарик  городской, стряхнутый по деревне с чистым воздухом и молочком. И как он только с пчёлами управляется? По книжкам что ли?
   Петруха изложил свою просьбу относительно трудоустройства и профессор, чуть сощурив глазки, как-то странно осмотрел его. Вроде бы смотрел на Петруху, а на самом деле за него куда-то, как бы насквозь: как будто рентгеном просвечивал. Договорились быстро, но профессор, несмотря на свою интеллигентность, был гусь еще тот. Условия работы поставил жесткие, как отрезал! Работать нужно было все дни без выходных наравне с ним (тогда Петруха еще хмыкнул: «Он еще что-то может, этот профессор?»); не употреблять алкоголь; на территории фермы не курить (?!), быстро не перемещаться (?!), не махать руками и не материться (?!)!!! За все это, если, конечно, Петруха выполнит условия договора и останется работать до осени, профессор заплатит ему двадцать пять процентов  от всего сбора меда!
  Петруха  чуть не упал. Аж голова тогда поплыла. Двадцать пять процентов! От всего сбора?! Да это ж умопомрачительные деньги! И с чего бы такая щедрость?
   Однако парень тогда умудрился сохранить невозмутимую физиономию, просто кивнул в знак согласия и изрек:
- Когда начинать?
- Хоть сейчас, - ответил «профессор» и засмеялся в седоватые усы.
 Вообще уже тогда все это показалось странным…

***
   Петруха лениво провел глазами очередной, прошелестевший по трассе джип и мысленно  хмыкнул: « Да, там у них на ферме все очень странно, ну очень странно!». В тот же день профессор, который попросил  звать себя просто Игорь (без - «Борисович»), повел слегка заторможенного от удивления  паренька по всей территории хозяйства, попутно объясняя что к чему. От этой прогулки Петрухе совсем поплохело и он даже не знал как теперь ему относиться к этому чудаковатому Игорю-профессору: то ли как к инопланетянину, то ли как полному шизоиду.
   Экскурсия показала, что гуси, оказывается, были сторожами фермы и жили совсем сами по себе. У них даже был вожак по кличке Шэн, через которого Игорь и управлял всей этой отмороженной ордой. Куда бы  ни перемещался по территории фермы  Петруха все эти два месяца – гуси всегда топали где-то рядом и присматривали за ним. Парень чувствовал их контроль - это факт! Как и факт то, что гуси и не собирались привыкать к Петрухе, однако больше не шипели и не нападали на него, но парень не сомневался в том, что они порвали бы его на кусочки, если бы их об этом попросил громила Шэн. Сторожевых гусей никто не загонял, не кормил и не прогуливал. Они жили сами! И что еще более странно, так это то, что гусей на ферме никто не ел!
  Оказывается пёс, а это был немецкий дог в полном расцвете сил и невероятно громадный, тоже жил сам по себе. Его, правда, кормили, но молоком и кашей, а не отборным гусиным мясом. А мясной рацион он пополнял себе сам, успешно вылавливая полевых мышей. Удивительно было и то, что дог, имевший кличку Бус, и его хозяин Игорь (вот что-что, а называть профессора Игорем Петруха пока так и не мог) каким-то таинственным образом понимали друг друга – телепатически что ли? По крайней мере Петруха ни разу не слышал, чтобы Игорь командовал Бусу вслух. Просто как-то естественно Игорь показывал рукой, пальцем или головой направление и Бус бежал, ложился, сидел, уходил или приносил именно ту вещь, которая была нужна хозяину в этот момент. Чудеса!
Петруха как-то спросил у Игоря о том, как Бус всё понимает, а фермер, смеясь, ответил:
- Он все понимает. Это мы не понимает того, что животные нас прекрасно понимают. Просто чаще всего они не желают выполнять глупые требования двуногих существ, а при согласии и признании их равными нам, они с радостью будут помогать. И дрессировать их при этом не нужно. Фараоны Египта, например, могли только с помощью мысли управлять колесницей, запряженной тройкой огромных, диких  пустынных львов! 
      Вот это да ! – ну тут Игорь явно уж загнул. 
   И чем больше Петруха работал на ферме, тем больший крен давала его башня. Оказывается там вся ферма была сплошная аномалия!
   Странное имечко здоровенного  дога оправдывалось, оказывается,  совсем не глазами-бусинками, а тем, что так в стародавние времена называли какого-то древнего русского вождя, совершившее что-то шибко важное для всей Руси. Петруха даже полное имя запомнил : Побуд всей Руси Бус Белояр. Почему «Побуд» он тогда спрашивать не стал, кивнул только, типа, мы в курсе, читали, хотя и близко по истории такого не припоминал. Только не вкурил, почему собаку нужно называть по-человечески?
   Две коровы не доили сами себя, но паслись вполне самостоятельно. А молоко из них добывала божественная Дана – супруга Игоря. Дана… О! Это отдельная история и думать об этом гораздо интересней, чем про охранных гусей или про странного дога с именем древнего славянского вождя. Тогда, в первый день знакомства с фермой, Игорь только издалека показал Петрухе коров с историческими космическими именами Белка и Стрелка, а затем потихоньку подвел парня к рядам ульев и, под ровный гул пчел, провел краткую и четкую лекцию о том, что пчелы – это оказывается высокоразвитая коллективная душа, которая, кроме опыления растений  и сбора пыльцы, переработки ее в мед, на ферме занимается контролем чистоты мышления, желаний и поведения жильцов («Ну, блин, бред какой-то!»).
  То, что слова профессора - это не бред параноика, Петруха почувствовал и понял буквально сразу же, когда мысленно послал Игоря с его лекцией о диковинных способностях пчёл куда подальше. Две пчелы вонзили свои отточенные шпаги в его кудлатый рыжий затылок (наверное именно этим местом Петруха в этот момент и думал), а  дополнительная группа пчёл - истребителей с пугающим гулом зашла на боевой курс. Игорь поднял открытую ладонь и эскадрилья звонко прошла над головой испуганного Петрухи. Позже парень еще не раз получал порцию пчелиного «целебного» яда и удивлялся тому, что пчелки действительно были какими-то стражами мозгов людей. Потому что  без причины никогда не жалили. Кино!
 …Дана! Да-на! Вернее, Дана Сергеевна! Когда Игорь завел Петруху на резное крыльцо дома,  то на встречу им вышла княгиня или, по меньшей мере,  баронесса, облаченная в белый спортивный костюм. Вот здесь-то Петруха чуть не рухнул замертво. Потому что ТАКИХ женщин на свете не бывает! Ну, по крайней мере, он ТАКИХ даже в голливудском кино не видел. На изумленного деревенского паренька тогда смотрели большие голубые глаза неземной красы, а  невероятно красивое, какое-то удивительно доброе, одухотворенное лицо, которое окружали волны ослепительно белых волос, казалось, излучало сияющий небесный свет. Высокая грудь, тонкая талия, эффектно подчеркнутая облегающим белым костюмом, а ноги от корней зубов! Вид у Петрухи в этот момент был, наверное, что надо. В смысле, близкий к коме. Дана явно была неземным созданием и не вписывалась в представления Петрухи как фермерша.

***
   … «Нет!» – Петруха откинулся спиной на шершавый ствол дуба. Куда там этим голливудским силиконовым клухам: Дана – это да! Он втюрился в нее с первого взгляда. Хотя и понимал, что она - пришелец с какого-нибудь Ориона, а он личинка подземная пришибленная, но ничего с собой не мог поделать. Позже парень узнал, что Дана Сергеевна, она же супруга счастливого Игоря, она же хозяйка фермы, одинаково легко музицировала на «пианине», как ляпнул однажды Петруха, а это оказалось фортепьяно, писала чудные картины, вязала, стирала, превосходно готовила на кухне и доила коров. А как доила ?!
 Петруха сам, как уроженец деревни, мог выполнять эту нехитрую процедуру, но чтобы эта неземная княгиня по имени Дана могла доить всего тремя пальчиками с постоянно наманекюренными длинными ноготками и со скоростью намного превышающей лучшие результаты доярок рухнувшего колхоза? Это было невероятно! Это ж надо какую силу иметь в пальцах, чтобы всего тремя пальчиками  дочиста выдаивать добрые вымя Белки и Стрелки? Аномалия!
Это еще что? Поначалу несколько раз Петруха ночевал дома у бабки  в деревне, а потом Игорь предложил ему на сезон медосбора поселиться у них. На чердаке резного дома была некислая комнатка с топчаном и Петруха без колебания согласился. Все же раз есть шанс неплохо заработать, то надо его вовсю использовать, тем более, что до деревни пятнадцать км – особо не набегаешься.
Так вот, когда Петруха первой ночью, умаявшись за трудовой день, крепким сном обживал свое временное пристанище, то под утро он внезапно был разбужен шумом падающей воды. В полном недоумении, заспанный, он встал с топчана и, прошлепав к оконцу, глянул вниз. В лучах восходящего солнца на лужайке перед крыльцом стояла лицом к нему полностью обнаженная Дана! О-о-о! Сверкающая вода стекала с ее белоснежных волос, пробегала по плечам, высокой, упругой груди, плоскому животу, крутым бедрам и устремлялась к маленьким ступням. Дана поставила на изумрудную  травку пустое ведро и, протянув руки к восходящему солнцу, встала на цыпочки, вся вытянувшись в струнку.  Закрыв глаза, она что-то шептала и улыбалась, такая нереальная, чистая и лучистая,  как восходящее солнце.
 Петруха моргнул – Дана не улетучилась. Отшатнувшись от окна, он подошел к топчану и тихо сел на него, оторопело вытаращив глаза. Вот это да! Обнаженная Дана стояла в его глазах. Он открывал, закрывал глаза, моргал – всё равно стояла. Однако факт, но в этот момент Петруха не чувствовал ни малейшего сексуального возбуждения – Дана была ангелом, миражем, таких как она в реальной жизни не бывает.
 Петруха еще тогда думался о том, сколько же лет Игорю и Дане. Игорю вообще не возможно было присоседить какой-то возраст: размах был просто огромен – от сорока до шестидесяти. По уму в глазах и многоопытности в работе это был уже старик, но по бодрости, энергии, состоянию кожи, лица он смотрелся от силы сорокалетним мужиком, факт. А про возраст Даны Петруха вообще ничего не мог сказать. С одной стороны она смотрелась рядом с Игорем как ровня, а с другой стороны, у женщин после сорока такого тела и лица не бывает. По крайней мере не только у них в Клюевке, но и в Городе.

  Вот с той поры башня у Петрухи накренилась просто угрожающе. Каждый день приносил ему столько новой удивительной информации сколько, наверное,  не принесла вся его беспутная жизнь. Парень-то он был не особенно любопытный и лишние вопросы в его кудлатой голове никогда особого места не занимали. Не любил он когда и люди лезли к нему с всякими там вопросами. Он был тихо благодарен Игорю с Даной за то, что они не грузили его умными  нотациями и в душу не лезли. Он делал свою работу, а они, вроде бы как и вообще им не интересовались. В том то и дело, что вроде бы…
Да, это была та еще семейка. Петруха не спрашивал их кто они, да откуда приехали, однако по манере поведения, общей культуре, грамотности речи, наличию огромной библиотеки, фортепьяно, большому количеству картин (почему-то в основном на древнерусские темы) и другим признакам, Петруха четко бы отнес их к сословию городской интеллигенции. Однако, по тому с какой сноровкой они управлялись своим крестьянским хозяйством и рукодельничали, он бы предположил, что эта чета всегда проживала в деревне. Профессор Игорь во много раз быстрее и качественней, чем Петруха, косил, скирдовал сено, управлялся с пчелами, коровами, пилил, строгал, прекрасно резал по дереву и работал в поле. Петруху это закусывало и, злясь на себя под тревожный гул сторожей-пчел, он думал о том, как бы так словчить да обойти Игоря на  трудовом фронте. Ведь Игорь–профессор очкастый, а Петруха-то настоящий деревенский парень!
Однако зауважал он Игоря вскоре еще более. Оказывается за домом, на опушке леса, была полянка о существовании которой Петруха до поры времени и не знал. А привёл на неё пёс Бус. Да-да, привёл! Петруха уже знал, что каждое утро и перед сном  супруги встречали и провожали солнце, затем обливались с ведер холодной водой на лужайке у дома, а потом, босиком, убегали по тропинке, усыпанной  песком, куда-то в лес и возвращались оттуда минут через тридцать.
 Как-то днем, в перерыв, задумался Петруха об этих странностях и тут же к нему в худую бочину ткнул своим огромным носом Бус, а затем потрусил к опушке. Петруха не понял. Бус остановился и мотнул  громадной башкой с ослиными   ушами в сторону леса. Петруха понял и пошел за догом. Бус уверенно провёл его прямо через кусты к небольшой поляне, где из бревен была оборудована площадка для занятий боевыми искусствами. Петруха ведь не вчера родился, да и тундрой северной себя не считал, поэтому сразу допетрил назначение всех этих столбов, пеньков да верёвок. Брюс Ли на таких тренажерах занимался, факт!
Нет, не так прост Петруха как кажется. Решил он своими глазами посмотреть, чем же там Игорь с Даной занимаются. Перед отбоем парень сказал Игорю, что пойдет прогуляется к ручью, а сам, сделав добрый крюк по лесу, залёг у поляны и стал ждать, отмахиваясь от мошки да комаров.
Дана и Игорь трусцой выбежали на поляну и, плавно затормозив, нежно поцеловали друг друга в носики. Это у них еще один бзик-ритуал был такой: чуть что – целуют друг друга в носики. Ну, а потом и началось! Дана простояла, растопырив пальцы рук и чуть присев в коленях, добрые пятнадцать минут неподвижно, а затем медленно закружила по площадке со столбами каким-то весьма загадочным образом: колени завернуты во внутрь, в поясе крутится туда-сюда, а открытые ладони так и порхают, гулко шлепая по столбам. А Игорь – этот очкарик городской, так стал ловко лупцевать по соседним столбам ладонями, локтями и ногами, что Петрухе вздумалось, что столбы из земли вылетят к едрене фене. Потом Игорь стал вращаться  кругами на вкопанных пеньках, где просто пройти было бы трудновато. Затем отжался раз сто на трех пальцах и завершилось это представление схваткой обоих супругов друг с другом, но не в реальную силу и скорость, а как-то плавно так и текуче. Петруха зачаровано глядел на грациозные движения любимой Даны, то вдруг изумлялся неожиданно проявляющейся львиной мощи в ее движениях. Парень так увлекся созерцанием необычного зрелища, что даже совсем не обратил внимания на то, что пара плавно бьющихся бойцов, оказалась совсем близко около его наблюдательного пункта и, склонившись над ним, смеясь,  Аверины предложили Петрухе подниматься из травы.
Да, вот он лопухнулся тогда! Однако эта информация заставила Петруху призадуматься, стали у него думки возникать, что дело там не чистое, прямо таки колдовское какое-то; кому скажешь – не поверят. Гуси тут - сторожа, пчёлы – хранители чистоты ума, собака, понимающая твои мысли, комаров на поляне у дома нет вообще; мясо никто не ест, на что построен дом и ветряк– не понять. Ходят тут босые и в носики целуются!  Интересно и то, что за домом на поле у них есть особый огород, который Игорь называет лесным питомником, где тысячами растут маленькие кедры, дубы и березки. Игорь говорил, что это не на продажу, а для создания особой рощи, типа священной. Нет, странные они, но не страшные, и  уходить отсюда не хочется. Однако чем-то притягивали они Петруху и он уже даже представить себе не мог, что осенью придется возвращаться в деревню, а там опять начнется синева самогонная да химка, пьянки беспробудные да все это ****ство постыдное…
Да, думы путаются, скачут, но интересные они, не устаешь от них.

***

Иногда к хозяевам гости заезжают, да еще какие! Однажды менты приехали, да не простые, а целый СОБР из города. Сам Петруха-то их ранее не видел, но тут у бойцов крупно было на куртках написано и тупой бы понял. Пока Игорь с их командиром обнимался, да по плечам перестукивался, вся эта опасная команда,  раздевшись, полезла в ледяной ключ и, затем, уже без оружия и полуобнаженные, под плотным надзором гусей, прошли к дому. Отдыхали СОБРовцы всего-то часа три. За это время они сходили на боевую площадку и вернулись оттуда мокрые и глубоко удовлетворенные (чего там Игорь с ними делал?). Потом на травке повалялись, да медку с молочком попили, на Дану поглазели, да съехали. Чего приезжали, кто им этот Игорь?
А как-то раз губернатор заявился. Петруха его по телику видал и фотокарточку запомнил. В тот раз Петруха стоял себе около улика, жизнь пчелиной семьи наблюдал, как тут джип громадный и черный  подъехал к шлагбауму. Вылез из него водила: конкретный такой мужик, плечи у него метра полтора в ширину, руки как ноги и покатился он к домику на своих ногах-тумбах. Да вот только пчелки его быстренько тормознули. Замахал он на них руками-бревнами, а тут и гуси – самураи подоспели. Хорошо хоть Бус его трогать не стал. Рванул мужик – видать он же и охранник - опять к джипу, а из него уже вышел другой: видный такой, в костюме.  Петруха сразу в нем губернатора узнал. Подошедший  Игорь успокоил свою надежную пернатую охрану и повел гостя в дом, а охранник губернаторский так и остался в машине сидеть, сдрейфил, наверное. Чего губернатор уж там с Авериными говорил, то Петрухе было неведомо, но уехал чего-то шибко задумчивый.

Приятней было думки гонять о Дане. Петруха так и не смог ни разу  назвать ее по имени, хотя как-то обратился к ней «Дана Сергеевна», а она повернулась к нему, рассыпав по плечам копну белых волос, и  мило так сказала:
- Петр! Зови меня просто Дана, без отчества. Хорошо? Я тебе РАЗРЕШАЮ меня так звать, а ты попробуй переступить через свою стеснительность.
 Какая такие стеснительность? Во-первых, она его старше и, наверное, намного. Во-вторых, любил ее Петруха какой-то шибко уважительной любовью и не мог в слух просто Даной назвать – она ж такая божественная! Хотя про себя он ее только Даночкой называл. Да и чего там таить-то, если по чесноку, то мыслишки шаловливые нет-нет да и пробегали. Особливо с той поры, когда он утром ее на лужайке обнаженную увидел. Хоть и гнал он эти мысли прочь, а вот вечером как на топчан – так и стоит она в глазах. А грудь! А ноги! А губки! Понятно, что секс с ней не возможет в принципе, а если и возможен, то это ведь не как девками деревенскими. Дана им не чета. Она минимум с Венеры, и, чтобы с ней переспать, нужно Петрухе до профессора дорасти. Не меньше.
Как он однажды влип с этим мыслительным сексом! О, это была корка! Или ужас? Было это так. Дана рисовала на крылечке очередную картину, а Петруха сидел чуть сбоку и сзади, смотрел на ровные ряды ульев, Дану, холст и удивлялся тому, что она поглядывала на  расположенную перед ней поляну, лес, а на картине рисовала Эверест какой-то в фиолетово-белых тонах. Загляделся на нее Петруха и полетели мысли-скакуны (пчелки тут чего-то прозевали!): подошел он мысленно к Даночке, обнял ее сзади, прижал свои горячие ладони к высокой и упругой груди, стал целовать висок, шею, волосы, опускать руки вниз, на бедра, как вдруг Дана резко так обернулась, стремительно сделала шаг к оторопевшему Петрухе и звенящим голосом  четко сказала:
- А вот этого, Петр, допускать не надо! Я еще понимаю воздыхания и красивые мечты, но то, что думал сейчас – негоже!
- А-а, что я думал? – пролепетал испуганно он.
- Это ты знаешь и я знаю. Давай не будем переходить границы разума. Не все мысли и желания бывают полезными, а кроме того они еще могут сильно вредить другим людям: вспомни хотя бы Татьяну.
Петруху пот так и прошиб: «Как она узнала о Танюхе?». Да, было дело, трахнул он эту симпатичную деревенскую девчонку первый раз за клубом на дискотеке, да потом еще раз в сарае, да в армию ушел. Были тогда, типа, чувства к ней. А она, дура, взяла да родила пацаненка. Хотя могла родить и от другого, но Петруха чувствовал, что ребенок был от него. Танька ему и в армию писала, жду, мол, ребеночка твоего. Так зачем она была ему нужна, да еще с ребенком, хоть и его? Он еще не нагулялся вволю, не надышался холостяцкой  свободой. Вот и пошел тогда в отказ; уперся лбом – не пробьешь, броня в три наката. В общем быстро Танька отстала, но в глубине души у парня осадок остался крепкий. Ведь чувствовал, где собака порылась…
 Что-то тогда промямлил Петруха в ответ на слова Даны и рванул с крыльца, получив в вдогонку запоздалый заряд пчел-истребителей. Просек тогда Петруха, что Дана может читать мысли, да и Игорь тоже. Во, блин, фантастика! Однако с тех пор он стал иногда чувствовать себя рядом с ними как голый среди толпы. Правда Дана больше ни словом, ни намеком ему не напомнила о той ситуации с бредовыми мыслями Петрухи. Спасибо ей за науку!

***

   На трассе противно взвизгнули по сухому асфальту покрышки   автомашины и около столика с продаваемой снедью колом встала иномарка. Вся такая  спортивная, красная и какая-то хищная. Не понравилась она сразу чем-то Петрухе, факт не понравилась. Двери машины открылись и изнутри ревущего рока вылезли два придурка, в смысле конкретных таких отморозка. Этих городских торпед сразу  видно по прикиду и по полной безбашенности.
- Эй, рыжий! Подь сюда! Ну! – грозно крикнул Петрухе один тормоз, худой такой; при этом он взял со столика банку с молоком и стал пить прямо из нее крупными глотками. Наверное для того, чтобы поправиться.
- Панцирь! Ты чё, не вник? – добавил второй, в кепке, и  своим корявым  пальцем принялся за сметанку.
Картина вырисовывалась не важная: Петруха один, этих уродов  уже двое, да еще в машине могут быть два-три, отсюда не видать, стекла темные. Петруха встал с камня и на ватных ногах побрел к компании. Худой попил молока и остатки, литра два, вылил на землю.
 - Эй, парни! Вы, чё, блин? – провякал Петруха. Про себя он подумал: «Во, влип! Кретины, так и хотят меня отметелить,  так и хотят».
   Кепка облизал палец со сметаной и передал банку кому-то в машину, затем повернулся к Петрухе:
 - Панцирь, ты тут,  смотрю, конкретно срубаешь бабки, стоишь тут уже дней пятнадцать, а почему нам не платишь, а? Это наша земля! - и громко срыгнул.
  Худой зашел сбоку, захрустел пальцами явно готовясь к нападению. 
- Дак… какие бабки… так мелочь. Да я же деревенский, чё платить-то?   
- Слушай, бля! Ты че, бля, в отказ что ли?- худой схватил Петруху за ворот и без объявления войны крепко двинул правым кулаком парню в скулу. Асфальт как-то интересно накренился и Петруха скувырнулся на него. Понятно, что парни обдолбились травкой и теперь им море по колено. Поднимаясь, Петруха уже понял, что надо биться, просто надо и все. Этих двоих точно можно покувыркать, а там посмотрим.
Кепка шагнул к столику и лихо смахнул ногой все банки-склянки и огурчики. Зазвенело неслабо и весь товар Петрухин полетел на асфальт. И в голове у Петрухи зазвенело. От ярости. Мелькнули изящные пальчики Даны на дойке, улики и пчёлки - трудяги, мозоли кровавые на сенокосе и лопнул у Петрухи предохранитель. В голове была пустота, а в груди ярость. Братишки как-то вмиг подобрались, видно лицо Петрухи что-то очень интересное выражало, и двинулись плечо к плечу на него. В хищной машине музыка стихла и кто-то там подозрительно ворохнулся.
Петруха бойцом себя не считал, нет. В деревне–то он махался некисло, мог выхлестнуть любого из сверстников, да и постарше бы кого одолел, кроме, пожалуй, Сундука. Тот был гора звероподобная, без чувства боли и силой как у быка. Бить его было бесполезно, а он лупил, как конь копытом лягал. Однако Петруха не Сундук и биться ему с этими    отморозками. Худой дернулся первый и Петруха влепил ему прямо в нос. Тот хрюкнул и схватился за свой перебитый хобот. "Хватайся, парень, хватайся - точно перелом», - подумал Петруха и перешел к кепке. Тот вскинул руки в стойку и зарядил серию ударов кулаками. Петруха отпрянул, пробил ногой парнишке пах и вкатил с левой боковой в челюсть, а потом правой в бровь. Хорошо вкатил, быстро и крепко. Кепка улетела с лысой башки и тормоз слегка поплыл к асфальту. Петруха помог еще раз правой, удачно так, с подворотом. Лысый прилег маленько, а тут и худой заорал, как подорванный: 
 - Сука! Зарежу, сука! - и шустро полез в карман своих широких штанов. А чего ждать, когда он тебя зарежет? Петруха с наскока пробил ногой тощую грудину, опрокинул худого на багажник красной, как пожарная машина, иномарки и славно так простучал серию по черепу худого, что того тоже потянуло полежать.
  В этот победоносный момент дверца машины справа резко распахнулась и из нее выпорхнул еще  один хлопчик. Кореец или китаец. Стройный, в черной футболочке и весь живчик такой. Прямо таки полетел, приплясывая на Петруху, а руки у него снизу так интересно свободные болтаются. Ну, а глаза! Во, блин, глаза! Лицо полностью замороженное, а глаза такие, что полное ос-то-нав-ли-вай! Мало того, что узкие, так еще зрачки как спичечные  головки, как точки маленькие растворились в черных  радужных оболочках. Героина долбанул, что ли?
Однако тут медлить нельзя. Хотя спинной мозг твердил Петрухе, что новый боец не чета двум поверженным парням, он ринулся вперед. За Дану! Удара он даже не увидел, хотя смотрел на летящего на встречу бойца в оба глаза. Чудовищная сила сломала Петруху пополам  и он въехал лбом в асфальт. Сверху, на справедливый спинной мозг, упала бетонная плита в виде ноги корейца-китайца и у Петрухи погас экран. Где-то вдалеке он чувствовал гулкие удары по голове, бокам, животу – это, наверное, братки  полежали, отдохнули и, встав, решили немного потанцевать на нем. Экран то гас, то снова расцвечивался фонтаном разноцветный взрывов. Потом артобстрел закончился и Петруху перевернули лицом вверх. На экране был кореец или китаец, да так близко, что Петруха  даже меленький шрам на его кончике носа увидел. Кореец сузил свои глаза со зрачками-булавками и хрюкнул:
- Рыжий! С тебя штука баксов за поломку моих пацанов! Через неделю!!! Потом пойдут проценты по сотке в день! Понял? – плита опять упала на живот.
    Петруха согнулся и перевернулся на бок, выплюнув добрый такой фонтанчик крови. Ответить он уже не мог. И так понятно, что попал не по-детски. Экран погас…

   Что-то мокрое заелозило по лицу. Петруха включился и с трудом открыл глаза. Над ним стоял огромный Бус и слизывал кровь с его лица и шеи.
- Бус! – выдохнул Петруха и  слеза покатилась по его щеке, - Бус, дорогой! А где же Игорь?
  Пес заскулил и бросился к тропинке, что вела от трассы к ферме. Петруха повернул голову, экран угрожающе потускнел, но он успел увидеть выбегающих из леса Игоря с Даной. С его, Петрухиной, Даной! Экран снова погас.

Глава 2

Месяц кепочку свесил,
Соловей засвистел…
Почему ты не весел,
Не любя посмотрел?
Балалайка – сиротинка
                Выговариват.
По одной идем тропинке, ох,
                Он не разговариват!…

«Ага! Это, значит,  поёт Дана. У них с Игорем корка такая была – петь по вечерам народные песни, частушки, прибаутки и воздыхания».
У Петрухи дрогнули ресницы и он открыл глаза, попытался приподнять голову, однако ничего не вышло. Тут над ним склонилась Дана и обдала запахом чистых трав, воды, солнца и еще чем-то таинственным и приятным.
- Ожил, Петенька! Значит жить будешь! – и засмеялась колокольчиком, - сейчас подойдет Игорь и мы тебя подремонтируем. Справа раздались шаги и над Петрухой завис Игорь.
- А, богатырь, оклемался? Ну, полетели на реставрацию! – и засунув руки под Петруху, легко поднял его с дивана, понес в комнату, где стояло фортепиано. Петрухе было неудобно за свою беспомощность, однако и поделать-то ничего не  мог: все тело ныло, болело, в голове гудела паровая машина, а перед глазами плавали то красненькие, то черненькие точки. «Хорошо отметелили, качественно…», - подумал он.
Игорь положил парня прямо на стол, где фермеры обычно что-то писали. Под головой и спиной он почувствовал мягкое одеяло.
- Закрой, Петруша, глаза и расслабься. Мы тебя полечим и все будет хорошо, - мило проворковала Дана и Петруха увидел как она зашла с головы и распростерла открытые ладони над его лицом, а Игорь над грудью.
- Закрывай, закрывай глазки и отдыхай! Расслабься! – скомандовал Игорь и Петруха подчинился.
Ладони Даны легли на глаза, пальчики охватили щеки, нос Петрухи, а ладони Игоря упокоились на груди и солнечном сплетении. Интересно. Очень быстро парень почувствовал, что из ладоней  обоих Авериных  шел жар!  Он приятно проникал в голову, тело и Петруха чувствовал как в этих местах утихает боль, наступает какая-то невесомая легкость и тихая радость. «Во, дают! Экстрасенсы что ли?»
- -Расслабься, Петя! Отдыхай! – шепнула Дана.
Расслабился, если было что расслаблять, и сразу опять поплыл: закачало, как на волнах и Петруха отключился.

Открыл глаза. Темно. Петруха резко подскочил и ударился лбом обо что-то деревянное. Пошарил руками: во, блин! Это ж его топчан! Как его перенесли на второй этаж, он даже не знал. Тихонько ладонью постучал по голове – паровая машина больше не гудела; потрогал себя – ничего не болело. Он медленно встал и двинулся к окну; выглянул во двор.
Чуть справа от лужайки для обливания ярко горел костер и на брёвнышке, обнявшись, сидели Игорь с Даной и тихо пели. Слов было не разобрать, но напев, однозначно, был народный, протяжный такой.
Петруха смело спустился с чердака и вышел на крыльцо. В ладонь уткнулся холодный нос Буса.  Парень потрепал его за ухом и молча поблагодарил за оказанную помощь. Бус в ответ лизнул руку. Хорошо тут на ферме, и говорить порой ничего не надо – все молча понимают. Петруха пошел к костру. Игорь обернулся и подвинулся на бревне:
- Садись, Петя. Можешь ничего не говорить, и так знаем. Что думаешь дальше-то делать?
- А что тут думать? Сроку мне неделя…потом проценты пойдут, - он опустил голову на грудь.
   Говорить и даже думать не хотелось: понятно было и так – через неделю приедут братки и найдут его, точно найдут. Он ведь в деревне, да и во всей округе, один рыжий такой и любой скажет, где он сейчас находится. А тут, на ферме, Дана и Игорь…Зачем им  его проблемы? Уходить куда-то надо, в бега…
- Ты не прав, Петр! – эхом на его мысли вставил Игорь, - это уже не только твои проблемы. Во-первых: ты продавал наш товар. Во-вторых: тысячу долларов можно найти и отдать им, но завтра они заберут  этот дом, лес, поле, Дану и всё, что захотят.
- Вы их не знаете. Это звери! Они за баксы любого порвут, - чуть слышно прошелестел Петруха.
- Порвут, но не любого! Однако, давай, Петр, решим все задачки завтра, а сейчас споем и спать!
Дана, ворохнув палкой валежник в костре, чистым-пречистым голосом тихо запела. Песню тут же подхватил Игорь и понеслась она над спящим полем и лесом; полетела ввысь вместе с искрами от костра  в черное ночное небо.

Ни слезинки не выроню,
Если скажешь «нет»!
Я на землю милую
Позову рассвет.
Позову я солнышко
Обогреть меня
Около подсолнуха
Около плетня.

Солнышко появится
И прогонит тьму,
Буду низко кланяться
Я тогда ему.
Буду вместе с солнышком
Каждый день вставать,
Долго тебя, милый мой,
Буду забывать!

***

  Утро действительно принесло покой и традиционную новизну. На ферме с этим не заржавеет. Еще  солнце только-только озарило голубой небосвод, как Игорь толкнул Петруху в плечо:
- Пошли, Аника-воин, на зарядку! Битва предстоит нешуточная и ты, парень, в ней запросто можешь буйну голову потерять. Вставай!
Петруха был человеком деятельным, тем более и коню понятно, что братки теперь от него не отвяжутся и нужно принимать какие-то контрмеры. Игорь, по ходу, его в ученики приглашает, так почему бы и не позаниматься их ушу? Хотя чему можно обучить всего за одну неделю, Петруха не представлял.
Короткая пробежка (обливаться водой утром Петруха категорически отказался) и они втроем оказались на известной спортплощадке. Игорь не стал ничего объяснять, а просто всучил парню два округлых камня, с куриное яйцо каждый, и, взяв себе подобные  камни, стал совершать ими вращательные движения в разных плоскостях. Петруха старался точно повторять, хотя получалось неуклюже. Движения-вращения усложнялись, переходили одно в другое, свивались по спирали, в восьмерки и круги.
Полчаса пролетели незаметно и троица побежала завтракать. Дальше был обычный  трудовой день: улья, медогонка, сено, дрова, коровы и т.д. Однако, через каждый час Игорь просил Петруху взять камни или, как он их называл, «яйца каменной птицы», и опять повторять изученные круговые движения.
К вечеру  добавились оригинальные вращательные удары и короткие перемещения. На немой вопрос Петрухи Игорь дал короткий комментарий:
- Есть несколько путей обучения боевым искусствам. Один из них тебе известен – это пошаговое изучение техники, приемов, укрепление тела и так далее. На это уходят, как правило, годы, лет так пятнадцать. У нас с тобой на это нет времени, верно? Поэтому мы к тебе применим другой метод обучения – изучение базовых принципов вращения, на которые можно за короткий срок нанизать сотни приемов и движений.
- Да ну? – не поверил Петруха.
- То, что ты сегодня крутил камнями очень скоро превратится в грозные удары, отвечаю. А завтра ты займешься «липкой рукой» и работой в паре. Потом сам убедишься тому, как с помощью этих простых движений можно быстро и качественно уложить почти любого рядового бойца. А теперь иди и покрути еще разок. Тебе нужно много работать.
- А как же быть с баксами? – тоскливо спросил Петруха.
- Забудь об этом!

Уже ближе к вечеру на стоянку перед поляной выехал микроавтобус, из которого вышел высокий парень чуть постарше Петрухи и девочка лет десяти. Гуси гортанно забурчали, а Бус и пчелы  даже не пошевелились.
- Сын, иди сюда! – замахала с крыльца Дана и, о,  чудо! Гуси боевым строем зарулили в сторону и опять стали мирно щипать изумрудную травку.
Петруха раньше ничего не слышал о детях фермеров и теперь во все глаза смотрел на сына Даны. Тот быстрой, пружинистой походкой, прошагал к домику, а девочка, вся такая задумчивая, потихоньку  двинула за ним.
Петруха опять вернулся к вращательным движениям с камнями, при этом опять размышляя о возрасте Даны. Сын Авериных пробыл на ферме не долго и, минут через сорок отбыл под сердечное  махание  руками мамы и папы, а внучка Полина осталась. Как потом понял Петруха, она была та еще штучка, в смысле таких же прибамбасов как у бабушки с дедушкой. Полина, по ходу, и раньше была здесь, поэтому бродила сама себе на уме где ни попадя, гладила траву и цветы, разговаривала с пчелками и коровами, спокойно гладила гусей и Буса. Аномалия!
На второй день пребывания на ферме, уже поздно вечером, когда Аверины ритуально проводили солнце, сидя у костра, произошло Нечто. Полина, задумчиво глядя на языки пламени, вдруг четко произнесла:
- Деда! Скоро ОНИ опять придут.
- Кто, Полиночка?
- Те, черные на лохматых коняшках, которые давным-давно убили тебя и прамамочку. Ты помнишь?
- Ты имеешь в виду в прошлой жизни?
Девчулька зыркнула так  строго на деда и уже тише ответила:
- Ну, конечно! Ты же должен помнить. Вот так же тогда горел большой костер и все наши родичи собрались около него на какой-то праздник…Потом ОНИ выскочили из леса на своих маленьких и лохматых конях; со страшным визгом, криком и стали рубить всех наших мечами своими  кривыми и стрелами пулять. А наши-то все безоружные были, с ножами только маленькими, праздник ведь был… Маменьку убили стрелой сразу. Тогда у меня другая мама была, а ты, деда, был папой моим. Мой теперешний папа говорит, что я все сочиняю, а я знаю! – голос Полины зазвенел на высокой ноте. Потом она чуть слышно продолжила:
- Тебя, деда, убили самого последнего. Ты здорово дрался тогда и ОНИ  не могли тебя зарубить. Стрелками побили… Я одна осталась… Страшно так было… Чую я, деда, что ОНИ опять скоро придут. Скоро придут прямо сюда!
  Игорь крепче обнял внучку, помолчал и ответил:
- Как придут – так и уйдут! Теперь мы знаем о них и будем готовы. Да и силы у них уже не те, что раньше. В этот раз, Полиночка, мы будем готовы!
Петруху от этого диалога прямо таки крупная дрожь пробила, нездоровая такая дрожь. Он кожей спины и своим сверхчувствительным спинным мозгом почувствовал острые жала монголо-татарских стрел, таящихся в темных кустах на окраине поляны и, даже, почудилось ему фырканье лошадей. «Во, блин, влип я тут с этой фермой! Все они тут с приветом!» – забегали тревожно у него шарики в голове.
 
***
Игорь не стал рыть защитные рвы с водой и, слава Богу. Да и внешних мер защиты от предполагаемого набега татар вообще никаких не предпринимал. Только гуси стали активней в дозоре и, кажется, теперь даже ночью не дремали, а шарахались по полю и всё своими огромными крыльями хлопали и клювами щелкали. Боевые занятия с Петрухой усилились. Иногда Игорь что-то пояснял, но чаще всего просил просто повторять: много, долго и с усердием.
   «Липкой рукой» с Петрухой занималась Дана. Вот здесь-то он и почувствовал в ней не только женственность, но и то, что она была качественным бойцом. Когда Дана предложила Петрухе, соединившись с ней рука об руку запястьями, попытаться хотя бы коснуться ее, то парню это не только не удалось сделать, но и вообще приблизить свою ладонь ближе чем на полметра к ее божественному телу. Его руки, как бы Петруха не упирался и не напрягался, проваливались в пустоту, улетали в сторону, а она, при этом даже особенно-то и не напрягалась. Однако пальчики Даны постоянно хлопали по кудлатой голове ученика, его груди, лицу, плечам, животу и ногам. Затем, после этого урока, Дана  пояснила Петрухе все тонкости этого направления ушу на деревянном столбе с палками-руками и оставила парня одного.
   На  третий день Игорь пояснил Петрухе, каким образом  защитные «облачные движения»  можно легко переводить в атакующие, а затем многократно продемонстрировал  эту, и в самом деле эффективную,  технику на самом Петрухе. Ударных зон на теле  было показано немного: глаза, горло, пах. При этом Игорь уточнил, что изучают они не спортивный стиль, а самый что ни на есть боевой.
Дни шли, время расплаты приближалось. Петруха интенсивно тренировался и Игорь его частенько даже  полностью освобождал от праведных трудов по ферме: подключался к нему по очереди с Даной для парных тренингов. Все хозяйство теперь вели супруги и даже Полина, которая ходила совсем как пришибленная.

   Вражеская конница все еще не показывалась, однако внутреннее напряжение у парня нарастало и вот наступил день отдачи тысячи долларов. Петруха с утра некисло так потрухивал, понимая, что из-за него теперь могут быть большие неприятности и у фермеров. Игорь, как обычно, просканировал эти панические мысли парня, усадил его за стол, налил чаю с мятой и, похлопав по плечу, пояснил, что покуда Петруха работает у них, то он их часть и они его защитят. Так что, переживать, мол, ему, Петрухе, совсем не стоит. Типа, немцы к Москве не пройдут. Может быть и не пройдут, а вот жить Петрухе хотелось.
   К обеду прибыл резервный полк в лице толстого дяденьки под именем Петрович и стройного мужичка - Василия. Они вышли к ферме почему-то из лесу с противоположной от трассы  стороны. Прошли как нож сквозь масло через боевых гусей, кивнули Бусу и обнялись по очереди  с Даной, затем с Игорем, а уж потом сбросили с плеч рюкзаки. Петрухе Петрович протянул руку-клешню и слегка приплющил ему ладонь. Петруха сразу заприметил, что толщина живота Петровича была явно обманчивой: он был сгустком живой ртути и очень даже мощным сгустком. Полину Петрович перечмокал всю, а потом подбрасывал почти до небес и девчулька, на конец-то, засмеялась. Василий улыбался в свои густые усы и радостно дышал полной грудью густым таежным воздухом. Так сказать, наслаждался.
   Петруха пошел биться с манекенами и о чем у полководцев шла речь не слышал, однако  был уверен, что основные и резервные полки маневры на поле не проводили, а вели переговоры в штабе под чаёк с лахорничками, испеченными Даной накануне. Враги так и не объявились.


***
   «Вообще кто они эти люди: Игорь с Даной?» – об этом Петруха размышлял уже на следующий день, отправляясь тайными тропами в свою деревню Клюевку по поручению Игоря. Поручение было обычным: отнести на почту письма и забрать пришедшую в их адрес корреспонденцию. Необычными были сами письма. Петруха присел под кустом чубушника, вынул их из сумки и подробно рассмотрел. Все четыре конверта были толстыми и подписаны не по-русски. И не по-английски – это факт! Петруха в школе хоть плохо, но учился когда-то. Часть конвертов были подписаны Даной, а на тех, которые почиркал  Игорь, были видны еще и иероглифы какие-то.
-     Н-да, может быть шпионы они? Да чего тут в лесу шпионить? Игорь с фермы уходит только для реализации меда и за продуктами, а Дана вообще никуда не уходит. Да нет! Не шпионы! Вон к ним губернатор приезжал и СОБР. Наши они и какие-то не наши. Аномалия! – бурчал себе под нос Петруха, рассматривая конверты…
         Ноги вынесли его к родной  деревне и он заметил, что уже как-то отчужденно смотрит на серые покосившиеся дома, грязные улицы, такие знакомые, но уже какие-то не такие – убогие, что ли? Народа не видно. Разгар дня. Духота и пылища. Пацаны небось отлеживаются после ночного кутежа. Как он только тут раньше жил в этот дурдоме?
   На почте он быстро сдал-получил письма и пошел попроведовать свою бабку Прасковью, но на подходе к ее дому вдруг увидел злополучную красную иномарку. Холод скользнул за шиворот и ушел в ноги. «Бежать?» До дома бабки оставалось метров пятьдесят и, можно было, по-тихой, свалить в сторону, в переулок, да газануть в «крепость» на ферму; однако тут дверь в бабкином доме с грохотом слетела с петель от мощного удара изнутри и грохнулась о землю. Из дома грозно вышел уже знакомый лысый браток опять в своей кепке и зло пнул перильца крыльца. Полкрыльца рухнуло.
- Э-э, братки, так не пойдет! Ладно грузить меня, но чего бабку-то обижать? – прошептал Петруха и в груди его колыхнулась ярость. Хорошая такая, холодная. Игорь говорил ему, что раньше на Руси дружинников специально учили ярить, то есть входить в эмоцию ярости и тогда в бою ему становится всё по барабану: он не чувствует боль, раны, а только хочет рвать и рвать  врагов на куски. И силы, говорил, прибавляются немереные. Мысли у Петрухи скакали: «Вот сейчас я и буду вас рвать. Пришли, понимаешь ли, монголы на мою землю, злюки подколодные, топчут ее и сеют зло вокруг себя, козлы, блин, вонючие!»
  Петруха вихрем пролетел по дорожке до проклятой машины и атаковал сходу, без всякого объявления войны. Первому досталось старому доброму знакомому –  корейцу или китайцу. Он только попытался лениво подняться на встречу стремительно бегущему Петрухе, как  дверь машины от сильнейшего пинка прихлопнула его узкую голову и он вяло ушел опять в салон. И, наверное, уже надолго.
    Лысый радостно рванул через двор к Петрухе и замахал своими заготовками. Петруха как-то естественно увел его шаловливые ручонки  вниз и в сторону, сильно рубанул в гортань ребром ладони, добавил коленом в пах. Лысый упал быстро и захрипел страшно. Кепка опять улетела с его черепа в придорожную траву. Петруха, глубоко удовлетворенный своим  удачным кавалерийским наскоком, живо развернулся и выдвинулся к машине. Кореец-китаец молчал, видимо вздремнул, а вот с другой стороны машины открылась дверь и на свет божий выполз третий знакомый, который худой. Он держал в руке монтировку и, похоже, собирался ею не нападать, а защищаться: видимо помнил прошлое знакомство, да и нынешнее ему явно уже не нравилось.
«Ну, давай, боец!» – Петруха обогнул авто и, замахав «облачные движения», двинулся на явно струхнувшего братка. Тот замахнулся своим оружием и хорошо так ударил Петруху. Вернее, хотел ударить. Петруха в движении обогнул спиралевидным движением своей руки нападающую конечность и монтировка, как будто волшебная, оказалась в свободной руке Петрухи, а через секунду крепко стукнула худого по черепушке.
Всё это произошло так быстро, что когда железка звонко громыхнула по чердаку этого урода, то он, наверное, даже и не понял, что падает не рыжий паренек, а он сам. Пока худосочный укладывался на пыльную дорогу отдохнуть, Петруха успел еще пробить ему монтировочкой колено  и плечо. Завыл  браток некисло, молодец!
   Петруха быстро оглядел поле боя и заглянул в салон машины, где кореец-китаец продолжал активно поливать кровинушкой  велюровую обивку кресел, но еще дышал. Лысый  хрипел во дворике у бабульки и как-то странно так сучил по земле ногами. На худого можно было и не смотреть – не боец уже.
  «Ага, значит передовой мамаев отряд разгромлен начисто. Игорь, правда, говорил, что врага главное уничтожить психологически и лучше всего это делать через боль, так сказать, чтобы образовался устойчивый рефлекс». Вспомнив эту мудрость, Петруха безжалостно заехал монтировкой по правой кисти корейца-китайца, свисающей из открытой двери. Тот дёрнулся и застонал, но свои узкие глаза не открыл. Хорошо!
Худой уже отошел, и со стоном отползал подальше от машины, от этого бешеного рыжего парня. Взмах - и у него с хрустом  сломалась ключица. Заголосил, родной! «Бойцы, мать вашу!» – Петруха зашел во двор и, потрепав Кепку по щеке, ухватил  его за ухо и поволок к машине. Кепка пришёл в себя и весело перебирал всеми четырьмя мослами по земле. Удар монтировкой по голове –  всё, надо уходить!
Из окна, видимо привлеченная жизнерадостными криками монголов, выглядывала бабка Прасковья. Петруха приветливо помахал ей ручкой и решил, что, пожалуй, навестит её как-то  в следующий раз. Подобрав сумку с почтой, Петруха весело рванул от машины, а около дома своего другана Толика Моисеева притормозил и громко свистнул. Толян не замедлил появиться на крыльце и Петруха, не дав ему опомниться, кратко изложил суть побоища и план дальнейших действий, по которому Толяну предписывалось, громко матеря рыжего Петруху, оказать ордынцам посильную помощь. Дабы, так сказать, оберечь деревню от разорения и сожжения со стороны бандформирований из города, к коим, несомненно, принадлежали потерпевшие. Отменив церемониал прощания с распитием традиционных напитков, Петруха ударил ногами по дороге и вскоре исчез в ближайшем леске.
   Обратная дорога на ферму прошла без стычек с засадами неприятеля, так как таковых и не было. Гуси почтительно расступились и Петруха, вручив почту фельдмаршалу Игорю, кратко изложил суть произошедших  событий. Игорь удовлетворительно кивнул головой  и поинтересовался: не испытывал ли страх Петруха перед битвой. Петруха гордо сказал, что испытывал прилив ярости и был готов порвать всю орду вместе с Мамаем.
 Вот так! Теперь надо было ждать подхода главных сил ордынцев, так как было понятно, что прощения Петрухе уже не будет. Однако, ни в этот день, ни на следующий Игорь ловчие ямы  с кольями так и не рыл, маневры не проводил. Странно все это… Только отцы-командиры дали попробовать Петрухе, что такое бой против группы нападающих. Нападающие были опытными бойцами и пришлось Петру попотеть много, чтобы понять смысл боя против группы.

Глава 3

 Альберто проснулся опять весь в поту. Альберто – это  его погоняло, а нормально его звали по-другому: Олег Викторович Навайтов.  Так называли его партнеры по бизнесу, а братки – просто Альберто. Навайтов с детства  был толстым, хитрым и коварным, поэтому, наверное, и заслужил еще в школьные годы кличку какого-то отрицательного киношного героя. Со временем он стал полностью оправдывать свою кличку, так как бизнесом у него был сбыт наркотиков. Этот бизнес во все времена был сверхдоходным, а сейчас тем более. Все было хорошо: территории поделены, конфликтов с конкурентами не было, менты купленные – что еще нужно? Правильно! Хочется всегда большего, но тревожился Альберто не из-за своего бизнеса. Он панически боялся своих снов.
 Вот уже несколько месяцев ему снится один и тот же сюжет: он, Альберто, маленький такой, стоит в чистом поле. Травы вокруг много-много, маки красные цветут, а на встречу ему идет мужик весь в белом: ноги босые, борода как у Иисуса, волосы седые, а глаза такие молодые и добрые-добрые. Подходит мужик к Альберто и кажется мальчику, что дядька сейчас заберет у него душу. Вроде бы и не страшно маленькому Альберто,  но  кричит во сне уже большой Альберто и просыпается в поту.
 Нет, это знак какой-то. Чего бы одному сну сниться  столько раз? Закручинился наркобарон и вызвал к себе в апартаменты главного по безопасности – Полковника. Тот, конечно, был далеко не полковник, а всего лишь бывший капитан ВДВ, прошедший за время службы огонь, воду и медные трубы всех последних локальных конфликтов. Двухметровый гигант, видимо и крови пролил немало как чужой, так и своей. Отморозок был полный, сидел на героине, но дело своё знал лучше всех: все-таки опытный разведчик-десантник, хоть и бывший.
Полковник грациозно сидел на самом краюшке стула и Альберто удивился в очередной раз: наркоман ведь, а не скажешь – чугунные кувалды кулаков, аршинный размах плеч, широченная спина, прямая как лом, и грозное, волевое лицо. Барон запросил у Полковника последнюю информацию о делах в своем бизнесе. Разведка доложила коротко и чётко: товар идет без проблем, наездов и арестов не было, однако, в пригороде, близ деревни Клюевки, парни Пака грузанули какого-то из местных, а он, вместо баксов одарил  их травматологией. Теперь два бойца и сам Пак находятся в больнице.
- И Пак? – удивился Альберто. Пак был одним из лучших бригадиров и бойцом слыл отличным: кололся редко, а из спортзала не вылазил. За плечами у корейца было две мокрухи, а просто битых ни кто и не считал.
- И Пак, - кивнул Полковник, - трещина черепа, сильное сотрясение и перелом кисти.
- А кто этот Рэмбо? – поинтересовался барон.
- Обычный пацан, недавно из армии, стройбат; у самого ни кола, ни двора. Сейчас живет и работает не далеко от Клюевки на пчеловодческой ферме неких Авериных.
- Кто они?
- Никто. Информации по ним никакой нет.
- А у ментов?
- Не запрашивал, так как не было необходимости.
- Твои предложения, хер Полковник?
- Виновного жестоко наказать. Учитывая его биографию, можно продать на плантации Тену.
- Так  и  решим, - Альберто хлопнул себя пухлой ладонью по жирному колену и добавил, - Пошли бригаду Сохатого, пусть разомнутся мальчики, - кивнул Полковнику, мол, свободен.
  Так, что за белый мужик во снах? Может быть это образ героина, который он продает и на этом живет? Надо сегодня к Верочке в магический салон заглянуть. Сегодня же!

***
 Конница из трех черных джипов въехала на площадку перед поляной и грозно остановилась перед  шлагбаумом. Гуси начали шустро перестраиваться в боевой порядок. Шэн грозно хлопал крыльями и шипел на свою гвардию. Пчёлки загудели и все, кто был свободен от контейнеров с нектаром, ушли в потемневшее небо на боевой разворот. Бус покосился на Дану и трусцой исчез в кустах, видимо пошел в тыл к врагу.
   Двери джипов, как по команде, распахнулись и на площадку высыпала пехота, человек десять-двенадцать. Петрухе от дома было видно, что ребятишки приехали не чета побитым, По ходу видно, что все спортсмены, вон какие шкафчики. Ну, однако ж хоть силы не равные, страшно, а биться надо! Сейчас Игорь даст команду одеть кольчуги да шеломы и пойдет жара, то есть их последний и решительный бой.
   Однако Игорь команду не дал. Петрович с Даной вообще не появились из дома, а Полина как сидела на бревнышке у кострища, так и осталась там. Игорь тщательно протер ладони  тряпкой, закрыл крышку улика и спокойно сказал:
- Посиди с Полиной, перекури немного. Они сюда не дойдут, – и не торопясь пошел к врагам.
 Совсем один. Петруха команду выполнил. Ордынцы разминали ножки, расслаблено помахивали толстыми ручонками, щерились в квадратных улыбочках. Заметив Игоря, трое громил ступили на поляну и пошли ему на встречу, вытянувшись в цепь. Лица у ни были ну о-очень выразительные. Они успели сделать всего-то шагов десять, как началось светопреставление.
 Из-за туч красиво спикировала первая эскадрилья пчёл и супостаты закружили, заорали благим матом, замахали своими толстыми заготовками. Гуси ещё их даже и не трогали. Вождь Шэн и парочка его ближайших отморозков только крыльями разминочно захлопали и клювами щелкнули, как троица монголо-татар  позорно рванула назад к джипам, а эскадрильи выходили и выходили из-за туч -  теперь уже на всю спортивную команду. Крик стоял! А тут еще  рабочие пчёлки разгрузились, и подоспели во время к этому побоищу. Противники, давясь и сбивая друг друга,  ринулись в джипы. Появившийся в самый разгар бегства Бус, не стал кусать врагов за ягодицы и отгрызать им головы. Он только гулко и зло лаял у татарских задниц, демонстрируя при этом свои крокодильи зубы, чем окончательно деморализовал  вражью пехоту.
 Прошло не более минуты, как ордынцы сидели в своих железных конях и орали так, что Полина стыдливо прикрыла свои маленькие ушки ладошками. Петруха удовлетворенно хмыкнул. Опасения были позади. Ледовое побоище состоялось! Враг повержен! В это время Игорь неспешно подошел к джипам, отвел жестом наши войска на исходные позиции  и остановился в ожидании парламентера.
Джипы раскачивались  и сотрясались от ударов, крики не умолкали; видимо небольшие отряды пчёлок вели подавление врага рейдом по его глубоким тылам. Стекло одного из джипов приоткрылось и оттуда показалась опухшая морда какого-то отморозка – главаря, наверное.
- Эй, мужик! Ты ответишь за это, козёл! Дай сюда вон того рыжего! Ты чеёстоишь, не понял? Дай его сюда!!! – орал бандит на всю ферму.
Игорь стоял себе так одиноко: руки в боки, белая косовороточка, ножки босы, даже очки не снял.
- Иди, - говорит, - сам его возьми.
Джип с главарем взревел и стал выворачивать вокруг ограждающего бревна, что бы ехать к Петрухе. Петруха заволновался. Он-то думал, что война окончена, а тут этот «Круизер» на него прёт и факт, что он доедет до домика. Тут Шэн его уже не остановит.
  Остановил джип Петрович. Как только машина обогнула бревно и рванула по полю, как на крыльце со скамеечки приподнялся  Петрович и махнул рукой. Что-то темное, камень – не камень, пролетело через поляну и с грохотом влетело в лобовое стекло джипа прямо напротив водителя. Стекло брызгами посыпалось внутрь машины и водитель схватился за лицо. Джип встал. Опять у всех трех коней открылись двери и братки рванулись наружу. Пчелы дружно навалились на  неприятеля и те ретировались назад в свои убежища. А крики! Какие это были крики! Полина ушки так и не раскрывала.
   В подбитом джипе шла полная расправа над монголами. В образовавшееся отверстие налетело столько пчёл, что Петруха даже слегка пособолезновал врагам. У дальнего джипа приоткрылось окно и показался ствол автомата, но тут же в образовавшуюся щель ворвался очередной  отряд камикадзе и понеслась жара. Тем временем гуси плотно обложили джипы, взлетали на их капоты и крыши, грозно хлопали крыльями, победно горланили,  радостно метали свой реактивный кал на полированные поверхности автомобилей.
   Игорь так и стоял, с улыбкой любуясь картиной полного и окончательного разгрома оккупантов. Петруха обратил внимание, что в передовом джипе из-за руля исчез окровавленный водитель, а его место занял, яростно размахивающий руками, главарь шайки. Джип взревел, круто развернулся – гуси только брызнули в стороны – и понесся прочь  от фермы. Другие бандиты не заставили себя ждать и рванули вслед за капитулировавшим вожаком.
- Всё, победа! – ликующе вскричал Петруха.
- Да нет, паря! В бой еще не вступала тяжелая артиллерия, - обронил с крыльца Василий.

Глава 4

  Альберто с презрением смотрел на оплывшее лицо Сохатого и нервно постукивал толстыми пальцами по крышке золотого портсигара. Картина складывалась невеселая: бригада вернулась разбитая наголо и деморализованная, водитель одного из джипов был доставлен в больницу с порезами лица, у двух бойцов оказалась аллергия на пчелиный яд и их еле-еле откачали в реанимации. Досталось там всем, в том и числе и этому бестолковому Сохатому. Альберто повернул голову к разведке:
- Что  скажешь хер Полковник? Почему пацан еще не у Тена? Почему его не забрали, а?
- Альберто! – разведчик был, как всегда,  спокоен, - парни впервые столкнулись с таким оригинальным отпором: море озверевших пчел, здоровенные гуси, да еще пес здоровенный какой-то – они просто не ожидали такого.
- Почему какие-то пчелы какого-то драного колхозника увечат моих людей? – заверещал барон. – Почему? Кто этот мужик?
  Полковник поджал губы и набычился:
- Менты говорят, что фермер приехал с другой области, они с женой бывшие школьные учителя; он в свое время тренировал бабушек ушу – вот, собственно и всё. Думаю, что никакого подвоха от них ожидать не стоит; считаю, что надо там всех наказать, ферму забрать; так оставлять это нельзя – позора потом не оберешься если кто узнает. Я сам поеду туда с бойцами, вправлю всем  колхозникам мозги, грузану и пацана заберу. Разрешишь?
   Альберто молчал. Не нравилась ему эта история и вообще всё, что творилось вокруг него все последние дни. Да еще сны эти грёбанные. Сегодня он так плакал во сне, что когда проснулся, то обнаружил, что вся подушка мокрая.
- Полковник, я поеду с тобой и посмотрю как ты надерешь им задницу. Потом отдохнем на природе. Девок не брать, а парням возьмешь порошка. А ты, Сохатый, лично займешься этими пчелами-гусями, понял?

***

   Вереница джипов и микроавтобусов ещё только мчалась по городу в сторону Клюевки, а на ферме Игорь проводил военный совет. По его мнению супостаты приедут уже подготовленные к бою с насекомыми и птицами, и даже поставят себе целью их уничтожить. Поэтому он предложил срочно убрать на другое место все улья – это часа два работы, увести в лес гусей – этим займется Полина и Шэн. Дана с Петрухой будут в резерве охранять дом, а в чисто поле выйдут Игорь, Петрович и Василий. Петруха было запротестовал, но был осажен красноречивым взглядом Игоря. Петрович высказал мнение, что на этот раз ордынцы могут легко пустить в ход оружие, а Василий упрекнул Игоря, что зря он отказался от помощи СОБРа. На том и разошлись…
   Страха у Петрухи на этот раз не было. Не сказать, что бы ему было совсем по барабану, кому ж хочется умирать или лежать в реанимации в таком цветущем возрасте?  Пока он вместе с фермерами и пришлым резервным полком переносил улья в лес, почему-то вспомнилась Танька Карноухова и ему впервые стало совестно за порожденного им ребенка. Да и Танька-то ничего себе так девчонка, а он, Петруха, сволочь, отказался и от нее и  ребенка. Кретин! Может перед смертью всегда покаяние приходит?
   Улья переносили всего за полтора часа под тревожное и недоуменное гудение пчел. Полина со всей белой гусиной ордой строем ушли за ближайшую от поляны сопочку, а главное войско собралось на крыльце. Игорь зашел в дом и через несколько минут вышел уже переодетым: без очков, белая косоворотка без кушака, серые льняные штаны и как всегда босиком. Улыбочка застыла в усах.
 Дана была в черном свободном спортивном костюме и в кунфуйках на ногах. Она была как всегда прекрасна. Петрович так и остался в своей потрепанной энцифалитке, широком трико и старых, потрепанных кедах. Василий тоже предпочел не одевать специальный костюм с доспехами, и лицо не раскрашивать: так и остался в чём пришел. Петруха еще раз прислушался к своим чувствам: нет, страха не было. Вдруг его осенил вопрос:
- А вдруг придется убивать?
- О, есть анекдот в тему, - оживился Петрович, - приезжает, значит, китаец на Чукотку и заявляет, что Китай объявляет чукчам войну. Чукчи заохали, закачали головами и спрашивают: «А сколько вас человек?» Китаец им: «Полтора миллиарда». Чукчи в ужасе: «Где ж мы вас хоронить то будем?» Мораль ясна? В лесу места много…
Петруха так и не понял – шутка это или нет. Сам предположил, что и коню понятно: когда тебя мочат, то надо будет в ответ  тоже мочить.
К обеду в лесу раздался гул моторов и, через некоторое время, на площадку стала выезжать железная конница врага. Петруха быстро пересчитал: одиннадцать машин! Четыре первых громадных джипа ловко обогнули бревно и, важно покачиваясь, устремились к домику. Игорь с Петровичем, не торопясь, сошли с крыльца и двинулись на встречу. Метрах в пятнадцати от дома они остановились и стали поджидать передовой монголо-татарский отряд.
Из микроавтобусов, остановившихся на площадке, высыпали братки. Несмотря на жаркий летний день они все были одеты в теплые спортивные костюмы, на голову были натянуты капюшоны и толстые шапочки, а у некоторых на чайниках даже красовались мотоциклетные шлемы с защитными стеклами.  Петруху встревожило то, что в руках большинства братанов были биты,  мелькнуло несколько охотничьих ружей. Хлопцы стали опасливо озираться в поиске летающе-бегающей нечисти.
  Тем временем передовой отряд  из четырех джипов веером остановился прямо перед нашим немногочисленным войском и из них стали выпрыгивать такие же потешно упакованные парни. В глаза бросался один из них: здоровенный мужик с мужественным лицом, одетый в военный камуфляж. На ногах у него были берцы, а голова была обвязана платком защитного цвета. Гигант быстро обвел глазами стоящих перед ним мужчин, зыркнул на дом, Петруху с Даной, ухмыльнулся и поднял руку. Бойцы за его спиной рассыпались по флангам и стали охватывать Игоревы полки с флангов. Орда с площадки трусцой семенила  на подмогу, помахивая битами.  Петруха прикинул: «Человек тридцать будет! Ну, все, песец нам…» Дана тут же мягко положила свою божественную ручку на его плечо: не бойся, мол, паря, и не таких видали. Ну, типа утешила.
   Здоровяк в камуфляже остановился в метрах двух от Игоря с Петровичем и закачался на носках.

***
Полковник в разведке щи валенком не хлебал, поэтому даже к такому пустяшному делу, как захват деревенского пацана и наказание оборзевшего фермера, подготовился серьезно. Он приказал браткам защитить открытые места тела толстыми одеждами, головы шапочками и капюшонами, а на гусей и собаку взять биты и ружья. Утром Чича, боец из бригады Акулы, с биноклем засел на дереве невдалеке от фермы и передал по рации, что фермеры сраные уносят улья и уводят гусей с собакой в лес. Полковник не думал, что от фермеров можно было ожидать атаки крокодилов или бегемотов, а  парни  с пчелами справятся. Тем более Альберто будет смотреть показательный развод этих колхозников.
«Так, вот этот  толстый, наверное, и есть фермер, а этот доцент в очках, скорее всего гость из города… О-о, какая краля на крылечке! Я попрошу ее у Альберто после разводки в качестве, так сказать, трофея. Ага, а рядом с ней и тот рыжий  оболтус стоит, из-за которого и пошел весь этот сыр-бор. Жертва аборта, быть ему в рабстве… Так, вернемся к этим трем мужикам. Кто тут из них ушуист? Этот, что ли, доцент который?»
- Эй, рыжик, иди к папочке! – Полковник взмахнул ладонью-лопатой.
 Пацан и не шелохнулся. Братки аж повизгивали от нетерпения, так желали разнести здесь все в пух и прах. Полковник двинулся к крыльцу прямо сквозь доцента, а тот стоял весь спокойный такой, внимательно рассматривая надвигающегося громилу. По ходу он совсем не понимал, что сейчас произойдет.
- Кто хозяин здесь? – рявкнул на него разведчик.
- Я, - совершенно спокойно ответил доцент, - уберите своих людей с моей земли, - и посмотрел прямо в глаза громиле.  Бывший капитан удивился. Он видел такие глаза на войне не раз. Этот человек знал Смерть, он уже умер и совершенно не боялся всей этой орды. Десантник хрустнул пальцами и произнес:
- Короче, слушай доцент: во-первых, рыжего сюда бегом; во-вторых, ферма и земля уже не твоя; ну и третье – вон та мамочка беленькая уедет со мной.
- Давай так, Полковник, («Во, мля, откуда он меня знает?») ты здесь один нормальный боец, вот с тобой на спор и схлестнемся. Победишь ты – всё возьмешь, даже жену мою, - доцент улыбнулся, - а если моя возьмет, то вы уходите и мы в расчете.
Полковник расплылся в свирепой улыбке, типа, кто бы тут вякал, все равно долги падут на тебя какой бы самурай ты не был.
- Не говори гоп, - тут же вставил доцент, - сообщи мои условия Альберто.
Полковник удивленно приподнял бровь. Ин-те-рес-ный мужичек!
Братки загудели, обступили стеной, застучали палками, поединка требовали. «Ладно, хрен с вами!» – Полковник вынул из объемного нагрудного  кармана маленькую коробочку рации:
- Альберто! Колхозник поединка требует и права качает. Типа, если он победит, чтобы мы отваливали.
- Порви его в поединке, - хрюкнула рация.

***
Альберто сидел в микроавтобусе с  затемненными стеклами и наблюдал за разборкой в небольшой, но мощный японский бинокль. На сердце было очень тревожно и он понимал истинную причину этой тревоги. В бинокль он отчетливо рассмотрел  человека в белой рубахе: несомненно то, что это был белый человек из его снов. Теперь он стоял, чуть склонив в сторону седеющую  голову, перед огромным Полковником и бушующей толпой братков и, казалось, даже скучал. За седым стоял крупный мужчина с выделявшимся животом, который так же выглядел совершенно спокойным, а за ним покачивался на носках еще один мужик: стройный и гибкий, с лицом мента. Почему-то Альберто был совершенно уверен в том, что дай он сейчас команду на избиение всех, кто здесь находится, то произойдет нечто непоправимое, а потом этот в белом придет за его душой. Поэтому, когда пискнула рация и Полковник доложил условия фермера, Альберто быстро согласился, смекнув что сны снами, а белый просто никогда не сможет побить Полковника-терминатора. Ни-ко-гда! Уж слишком он был мал и тщедушен по сравнению с громадным и опытным убийцей-разведчиком. Альберто поднес к губам рацию:
- Полковник, освободи арену.
 Разведчик, развернувшись к браткам, широко развел руки и зычно, по-командирски, рявкнул:
-Дайте шефу картинку!
 Толпа  расступилась, освобождая обзор для Альберто, который так и сидел в автобусе, прильнув к биноклю.
***
Петруха наблюдал за разворачивающимися событиями с резного крылечка, разговор Игоря с громилой слышал и он ему очень не понравился. «Щас, так и пошел я к бандитам, а за Дану и кинг-конга этого покусаю; буду биться до последнего, пока не затопчут». Ситуация складывалась отвратительная, просто прескверная. По сигналу здоровяка братки расступились, но при этом совсем опасно приблизились к домику. Они крепко сжимали в руках биты и нехорошо так косились на Дану, сволочи! Та уже не улыбалась, а была какая-то сосредоточенная.
  Громила покрутил головой, чуть-чуть поприседал и помахал ручищами: разминался, значит. Игорь сделал несколько маленьких шагов, повращал кистями обоих рук и  встал напротив гиганта.
Полковник завелся быстро, он уже чувствовал, что поймал точку внутреннего боевого взвода и радостно ощерился. Раскачивая туловище в стороны и, сжимая-разжимая свинцовые кулаки, уже был готов одним ударом оторвать голову этому доценту. «Ладно, вперед! - и пошел на фермера, чуть приподняв руки, - посмотрим, какой ты ушуист для бабушек».
Петруха весь подался вперед и впился взором в Игоря. Ордынец прямо в движении, как из пушки, выстрелил кулаком в голову Игорю и… упал на колени перед ним. Как Игорь уклонился от летящего ядра – невероятно! А как нанес ответный удар – никто и не увидел. Просто чуть дернулись плечи и шкаф рухнул. Громила перевернулся на бок и быстро поднялся на ноги, затем рванул к Игорю, пытаясь схватить его за туловище.
Полковнику было больно в солнечном сплетении, очень больно, но к боли он привык уже давно, а вот за то, что ему пришлось упасть перед этим мужиком на колени при братках, он этого шибзика убьет, прямо здесь и сейчас! Его руки сошлись за спиной колхозника и Полковник с силой рванул вверх, намереваясь ударить доцента об землю. Рванул… С таким же успехом он мог попробовать рвануть вверх угол пятиэтажного дома. У мужика даже его босые ноги от травы не оторвались. «Цигунист что ли?» - промелькнуло в голове у разведчика и тут же он мощно перешел на серию ударов: локтем в белую голову  и в пах коленом, но удары провалились в пустоту. И вообще белого перед Полковником не было. Вдруг сильнейший удар сзади сломал его колено и тут же спину пронзила острая боль. Полковник лицом рухнул на траву и попытался перевернуться на спину. Последнее, что он увидел, это стремительно приближающуюся к его лицу открытую ладонь седого, которая ударом чудовищной силы унесла сознание разведчика в пустоту…

Стояла тишина. Петруха открыл рот и замер в нелепой позе. Вот так, наверное, и на поле Куликовом давным-давно стояли два войска друг перед другом после битвы Пересвета с Челубеем. Стояли и молчали, ещё не веря своим глазам.
- Вали их! – истошно закричал кто-то и толпа пришла в движение. Большая ее часть, вскинув свои биты, рванула на Игоря с Петровичем, но на это Петруха уже не смотрел – своих забот хватало.
Человек шесть, те, что стояли ближе к крыльцу, устремились в дом. Петруха еще и пошевелиться не успел, как Дана грациозно порхнула на середину крыльца и взмахнула руки в «облачных движениях». Первый бандит, растопырив пальцы, пытался схватить Дану за волшебные волосы, но вдруг заорал, так как захрустели  у него ломаемые пальцы и он сунулся носом вниз, как раз на прелестную коленочку Петрухиного божества. Следующий отморозок споткнулся о поверженного врага и завалился на него. Братки кучно полезли через перильца и Петруха серией ударов отправил двоих полежать на полянке.

***
Альберто своими глазами видел бесславное поражение героического Полковника, но даже и не собирался давать команду на избиение этих странных крестьян. Однако из толпы раздался истошный крик и братки самостоятельно попёрли в атаку. Альберто оторвал глаза от бинокля и увидел всю панораму битвы. Вернее, избиения его людей. Белый мужик, как-то странно согнув ноги коленями внутрь и низко присев, двигался в толпе его парней как горячий нож в масле. Рук у него вообще не было видно: только отлетали от него  альбертовы лучшие бойцы. Они падали и уже не вставали. Толстый мужик и стройный его напарник лихо так уклонялись от ударов нападающих, шустро перехватывали их руки-ноги и легко кувыркали их налево-направо, и торпеды уже тоже не вставали, а катались по поляне, трепетно придерживая свои поломанные конечности. На крыльце тоже атака захлебнулась. В крови.
 Альберто, не смотря на свою комплекцию, проворно вылетел из автобуса, выхватил у стоящего рядом телохранителя автомат «Узи» и выпустил в воздух весь боекомплект, а затем истошно заорал визгливым, срывающимся голосом:
 - Назад! Козлы, все назад! Кому говорю, назад, суки! – он бросил автомат на землю и, схватившись за сердце, стал оседать на траву. В падении он успел заметить, как через поляну, переступая через тела поверженных бойцов, к нему стремительно идет мужик в белом. «Всё! Это смерть моя!» – мелькнуло в голове. Телохранитель дернулся на встречу Игорю, выхватывая  из кобуры пистолет, но тут же отлетел метра на три назад и гулко ударился головой о борт микроавтобуса. Игорь нагнулся над безжизненной массой Альберто и приложил свои ладони к его груди.

Бой уже закончился. Почти все войско врагов было повержено и копошилось на земле, пытаясь встать или хотя бы приподняться. Те, кому досталось поменьше, помогали своим браткам. Полковник стоял на карачках посреди груды тел и сплевывал густую черную кровь на траву. Правая нога у него была странно вывернута. Петруха прислонился к стене. Один глаз у него заплыл, костяшки пальцев были сбиты в кровь. Не было ни страха, ни злости, только усталость, страшная усталость. «Странно, - подумал он, - но ружья в ход не пошли».
  Альберто застонал и открыл глаза. Над ним склонился человек из его снов: добрые голубые глаза лучились  теплым светом. Из ладоней белого человека, лежащих на груди наркобарона, шел жар и боль в сердце заметно утихала, растворялась, рассасывалась. Альберто пошевелился и попытался сесть; мужчина помог ему, затем своими железными руками поднял на ноги и проводил до ближайшей машины. Обернулся и сухо сказал подошедшим бойцам:
- Срочно везите его в больницу. У него инфаркт.

***
Уже поздно вечером, восстановив прежний, добитвенный порядок на ферме, усталые супруги, Петрович, Полина и Петруха сидели кружочком у костра и каждый думал о своем. В течение всего остатка дня, после исхода разгромленной орды, пришлось всем немало потрудиться. Пожалуй у всех, кроме Полины, были ссадины и царапины, но больше всех досталось, конечно же, Петрухе. Его лицо к вечеру расцвело всеми цветами радуги, но никто не смеялся на ним и не выражал соболезнований. Только Бус подошел, выразительно посмотрел Петрухе в глаза и лизнул протянутую ладонь: держись, мол, брат.
Петруха оглядел всех сидящих у костра. Игорь нежно прижимал к себе небесную Дану и она положила свою белокурую головку на его плечо. Супруги чему-то улыбались. Петрович придавил к своей необъятной бочине хрупкую Полину, которая серьезно смотрела в огонь и чуть заметно шевелила губами. Василий задумчиво смотрел в огонь. Потрескивали угли. Благодать…
- Игорь! – Петруха впервые так легко и свободно назвал фермера по имени, - а кто вы вообще по религии-то? Я так и не понял.
 Супруги переглянулись. За Игоря ответила Дана:
- Петруша, разве  важно, какая у нас религия? Мы часть этой Земли и, - она подняла голову к звездам, - этого Неба, мы все частички бесконечного Космоса. Наши сердца полны любви ко всему миру… Мы простые лю-ди. Вот и все.
Петруха долго помолчал, подумал и,  почему-то волнуясь, спросил:
- А можно мне остаться с вами надолго и тоже быть таким же простым людем?
Все дружно и весело засмеялись, а потом повернули головы на неожиданно вышедшего из темноты Буса. Пес пристально и долго посмотрел Петрухе в глаза, и вдруг утвердительно кивнул  своей здоровенной головой с ослиными ушами. И хорошо так стало Петрухе на душе, радостно и светло, что он, даже сам не ожидая того, громко запел каким-то звонким, почти девчачьим голосом:

Ни слезы не выроню,
Если скажешь «Нет»!
Я на землю милую
Позову рассвет…

Дружные голоса подхватили:

Позову я солнышко
Обогреть меня
Около подсолнуха,
Около плетня…






Октябрь 2000 г.,
Плавбаза «Томск» Преображенской
базы тралового флота,
Охотское море…