Пора любимых мною хризантем...

Серафима Лежнева Голицына
 
   Александр Григорьевич был другом моего отца. Родители были немолоды и болели, поэтому ежедневно заезжала к ним после работы. Занимаясь чем-нибудь в кухне, или разговаривая с мамой, слышала, как отец снимал телефонную трубку:

  - Александр Григорьевич? Здравствуйте.

  Дальше шёл мужской разговор. Оба друга давно были на пенсии, оба занимались любимым делом, каждый своим. Мама иногда сердилась из-за того, что отец с больным сердцем ездит по разным своим делам, уезжая надолго.
 
  Однажды произошёл курьёзный случай. Вечером раздался телефонный звонок, отец взял трубку:

  - Александр Григорьевич? - отец привык, что его друг звонит в это время. Последовала пауза.

  - Маргарита Марковна? Извините, не узнал...

  Эта женщина говорила густым басом, я знала по голосам людей, с которыми общался отец, иногда к телефону подходила я, если он был чем-то занят.

  Александр Григорьевич был мужчиной с большой буквы. Это проявлялось в его поступках. Когда у нас был "переезд века", как полушутя - полусерьёзно называла я "обмен", при котором родители, бывшие в разводе с моего четвёртого класса, съезжались снова вместе, он пришёл помогать отцу в организации переезда из его комнаты в коммунальной квартире старого центра города. Вещей у отца было много, в основном, шкафы и стеллажи с книгами.

  В другой раз, узнав, что у отца всё хуже с сердцем, Александр Григорьевич привёз и отдал ему своё лекарство, "пшикалку", которую кто-то из его многочисленных друзей или коллег привёз из другой страны.

  Отец и года не прожил на новом месте. Мама тяжело переживала эту потерю, Александр Григорьевич стал другом мамы, доставшись ей по наследству от отца. Мама серьёзно болела, давно не выходила на улицу. Однажды я, как всегда, заехала к ней после работы, а её нет дома. Удивилась, заволновалась: куда могла уйти мама? Оказалось, что она встречалась с Александром Григорьевичем по какой-то надобности, потом они посидели вместе в кафе, пообщались. После этой встречи мама вернулась домой оживлённой и помолодевшей.

  Ушла из жизни мама. Александр Григорьевич теперь звонил мне. Пустой болтовни этот человек не любил, мы всегда говорили по делу, иногда он ненавязчиво давал советы, или мы обсуждали стихи, его и мои, он был очень строг в этом вопросе.

  Мой новый друг никогда не жаловался на здоровье, но я знала, что у него позади четыре инфаркта, что живёт он один, продолжает работать. У меня в жизни был непростой период, Александр Григорьевич вернул тогда меня к стихам, с этого времени начался новый, более осмысленный, этап в моих писаниях. Как-то я прочла ему по телефону своё новое стихотворение "Хризантемы". Александр Григорьевич не стал, как бывало часто, делать замечания по раскрытию темы и прочим неувязкам, Сказал, только, что ему надо встретиться со мной по делу. Виделись мы с ним до этого лишь однажды, на похоронах отца он всё время поддерживая под руку мою маму, на поминки не пошёл. Из его облика того дня запомнились только очки в золотистой оправе и аккуратная седая бородка.
 
  Я смотрела в окно, поджидая его. За несколько минут до назначенного времени на длинной дворовой дороге, ведущей к нашей парадной вдоль Г-образного дома, появился мужчина. Высокой, стройный, подтянутый, в чёрном пальто, шляпе, с большим букетом белых хризантем, он шёл быстрой, летящей походкой. Это был Александр Григорьевич.

    - А вы интересная, - сказал он в передней, внимательно глядя на меня весёлыми глазами, - жаль, что разминулись во времени лет на пятьдесят.

   Мы пили чай. Яркие осенние краски двора за окном. Высокие стебли крупных, белых, как снег, игольчатых хризантем с тёмными узорными листьями в большой вазе на столе, горьковатый, любимый мною с детства, аромат этих цветов. Неспешная беседа, при которой глаза глядят в глаза.

   Вскоре не стало и Александра Григорьевича. Ему было 93 года. Живая история жизни от начала прошлого века, до начала нынешнего. Дела давно минувших дней.

   Стихотворение "Хризантемы", написанное в память моего ушедшего друга, подарило  незабываемую встречу с таким же, каким был мой друг, человеком совсем другой формации, чем мы можем встретить сейчас. Оно оказалось пророческим и в отношении этой необычной дружбы, о чём я, конечно, не догадывалась в тот вечер. Я не рассказывала Александру Григорьевичу историю написания этого стихотворения, но он был одним из тех немногих людей, которые умеют читать между строк.

Пора любимых мною хризантем.
Их горький запах для меня услада.
Давайте не касаться этих тем,
Когда вокруг осенняя прохлада,

И воздух чист, как мытое стекло,
И запах листьев, свежести и дыма.
Мне говорят: «Ты слишком нелюдима!»
Но время встреч еще не истекло.

Как близко подступили небеса!
И далеки, как горные преграды.
Светло и пусто, дождь на волосах,
И листья клена сбились у ограды.

Среди могил неведомых идей
Теснится строй, торжественный и строгий.
Среди могил любимых мной людей
Дожди и листья падают под ноги.

Я прихожу сюда не ради встреч.
Я лишь хочу теперь суровой данью
Почтить то место, что должно сберечь
Покой их душ грядущему свиданью...

(Отрывок из стихотворения "Хризантемы". 2003 год.)

Апрель 2016.