Дул порывистый ветер, низко плыли тяжелые, хмурые облака, поливая Николая мелким дождем. Стоя у калитки, ожидая Мишу, он не знал, почему так сильно болит душа. Просил Зиночку выглянуть на улицу: не идет ли Миша. Знал. что пошел по делу. Но почему его так долго нет? И почему так неспокойно?
- Папа, Миша идет, а с ним дядя Федор мне сапожки несет.
- Может за деньгами? Так дал же Мише, сколько сказал. Сшить тебе так быстро не мог.
Отец с сыном подошли к дому.
- Дядя Коля, мой папа нашелся!- воскликнул ликующий Миша и вложил руку Федора в руку Николая.
- Федор - твой папа? А вчера не узнал?
- Так Мишенька маленький был, когда я на фронт уходил. Да и я постарел. Если бы не фотография, которую Миша увидел на стене, так бы и не узнали друг друга. Точно такая дома оставалась. И Миша ее помнил.Детская память цепкая.
- Так что же мы на улице стоим? Заходите. В доме и поговорим.
Николаем владело не понятное чувство. Конечно, он радовался за Мишу, и хотелось, чтобы, наконец, нашелся его отец. Но что-то мешало этой радости. Он никак не мог справиться с этим непонятным беспокойством. Может, потому, что Миша оставит их с Зиночкой и уйдет к отцу? Но эта мучительная боль уже была до того,как он узнал эту новость.
Федор вручил Зиночке плитку шоколада, поставил на стол бутылку водки, вытащил из сумки селедку, сыр, колбасу и с удивлением стал наблюдать, как Николай брал из миски картошку, ловко нарезал соломкой в тарелку. Взял щепоть соли, посолил, перемешал, подошел к плите и высыпал в сковороду, где уже жарилось сало, не уронив ни одной картофелины.
Пока Миша слазил в погреб за закусками, пока накрывали на стол, подоспела картошка. Выпили за встречу. Федор рассказал, как он приехал в Одессу после госпиталя и, не найдя никого знакомых, уехал к фронтовому другу в Сталино. А перед глазами все стоял разрушенный дом. Он был уверен: семья погибла.
- Пойдем, Федор, посмотришь, как мы живем, - сказал Николай после второй рюмки. - Это, где мы с тобой сидим, кухня. А это спальня. Здесь всегда тепло. Она отапливается от кухни.
В большой комнате стояли две никелированные кровати, заправленные белыми покрывалами. На каждой горки подушек, накрытых накидками. Ближе к печке стояла кровать поменьше - Зиночкина. Около стены возвышался громадный шкаф красного дерева, около другой - такой же комод. На окнах - беленькие занавески, на полу - самотканые дорожки в полоску. Из этой комнаты была дверь в зал. Он тоже отапливался, но с коридора. В зале тоже были большая кровать, диван, стулья, стол, швейная машинка "Зингер", этажерка с книгами, тумбочка с патефоном и такие же, как в спальне дорожки.
- Хорошо живете. А кто это спит? - спросил Федор, увидев Соньку, спящую на чистой подстилке в углу за кроватью.
- Ты о свинье спрашиваешь? Удивляешься, что она у нас в доме живет? Дети ее очень любят. В туалет на улицу ходит.
Мужчины вернулись в кухню, а Миша отнес корыто в спальню, налил ковшиком из выварки горячей воды, разбавил холодной до нормальной температуры, послал Зиночку купаться. Расправил постели, приготовил белье. Накупал, ополоснул из кувшина, вытер полотенцем, надел рубашечку, уложил в постель.
- Читай, Миша.
- Сейчас уберу корыто, вытру пол, а ты пока посмотри картинки.
За всей этой церемонией Федор наблюдал с большим интересом, и сердце его сжалось от умиления. Глубоко вздохнув, предложил:
- Николай, я хочу выпить за тебя. Спасибо тебе.
- Да ладно тебе, Федор. Давай лучше за тебя. Ты воевал, немцев бил, ранен был, жив остался. Давай за это выпьем.
- Подожди, Николай. За Победу мы с тобой еще выпьем. Ты меня не перебивай, я вот что хотел сказать. Мише у тебя хорошо. Ты не против, чтобы он жил у тебя и дальше? Я буду к вам приезжать, если позволишь, попозже совсем переберусь. Мне бы только получше руку набить в сапожном ремесле и стать таким мастером, как друг мой Сашка. Тогда я смогу здесь свое дело организовать. А? Что ты скажешь?
- Это надо у Миши спросить. Ему тяжело с нами. Даже футбол некогда погонять с пацанами.
В комнату вошел Миша.
- Я не хочу играть в футбол. Мне с вами интересней. А папа к нам приедет,- он подошел к отцу и они крепко обнялись.
Трое мужчин сидели за столом и молчали. Зиночка еще не спала.
- Николай, сыграй на баяне. Душа просит.
- Детям спать надо. Мише в школу рано вставать.
- Ничего, дядя Коля, я проснусь. Поиграйте.
- Поиграй, папочка, - послышался из спальни тоненький голосок.
- Ну, если просите.
Миша принес баян, и полилась знакомая мелодия: " По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах..." - запели мужчины во весь голос. А Зиночка после песни вылезла из своей постельки и потребовала "Девочку Надю". Папа играл, а она пела, танцевала, кружилась вокруг Миши. У Федора покатилась непрошеная слеза. Николай во всю мощь растягивал баян. Неспокойное чувство не покидало его.
Продолжение... "Предчувствие не подвело"