В одно осеннее воскресенье Роб вытянул меня из общаги, чтобы съездить на барахолку. Толкучку, как рынок, где продавали разный дефицит, я никогда не посещал. Возили меня однажды на мотоцикле из Самарканда в Ленинабад, но там рынок другого плана. Хорошо сказал, «плана», там и «план» был, Таджикистан все-таки.
Проехали на трамвае полгорода, вышли почти на конечной. Оглянулись по сторонам, точное местонахождение толчка-то не знали. Побрели за вереницей таких же, как и мы, пассажиров, по переулку Урожайному. Поднимаясь в гору вдоль стареньких домов, увидели первых спекулянтов.
Через каждые пять-шесть метров стояли люди с хмурыми лицами, держа в руках тряпье или что-нибудь съестное. С самого начала мы с Робом смеялись над ассортиментом товаров. Потом смех переходил на личность продавца.
Каждый, кто когда-нибудь вливался в дружный коллектив торгашей на рынках, часто видел перед собой таких дегенератов, как мы, которые с пустыми карманами пришли повеселиться над людским горем.
Выйдя из переулка на пустырь, заполненный огромной кучей народа, мы с Робом растерялись в прямом смысле этого слова. Надеялся я только на огромную кудрявую и светлую шевелюру товарища. На сером фоне убогой местности она выглядела бодро и ярко.
Описывать то, что лежало перед моим взором,— дело бессмысленное, то же самое можно увидеть и сейчас на барахолке любого города. Я искал джинсы. Сделав пару кругов почета по базару, так и не приметил ничего похожего. Пришлось использовать другую тактику.
Во время обхода пару раз наблюдал, как стоявшие крепкие парни с большими закрытыми сумками при повышении кем-то голоса мгновенно разбегались. Выследив одного из них, подошел ближе и спросил: «Почем джинсы?»
Испугавшись моего вопроса, продавец несколько секунд смотрел на меня, как Троцкий на ледоруб. Оклемавшись, жулик успокоился. Расстегнув сумку, показал мне виниловые диски разных групп. Разочарованный внутренностями баула, я повторил: «Джинсы где?»
«В Караганде»,— ответил барыга, нехотя мотнул головой в сторону и растворился в толпе.
Меня интересовали не столько джинсы, сколько таинственный ореол вокруг них. Говорили, что фарцовщики сначала показывали настоящие штаны, а дома лох обнаруживал в красивом пакете всего одну штанину.
Шел слух, что дефицит привозили из Томска-7 (в простонародье — почтовый ящик № 5). Закрытый город, расположенный вблизи Томска, находился на московском обеспечении.
Поначалу спекуляцией занимались жители «ящика». Постепенно, с усилением бдительности милиции и облав на рынке, инициативу перехватили представители южных республик и цыгане, которые в силу более низких морально-идеологических принципов делали это лучше.
Изрядно устав, проголодавшись, я встал на выходе из рынка и стал ждать товарища. Через 15 минут показался Роб. Он предстал передо мной счастливым и дерганым.
В отличие от меня деньги у Роба имелись. «Рублей пятьдесят,— похвалился он, вытащив пачку рублевых купюр. Затем сморщил лицо: — Осталось, правда, меньше».
После выяснения всех подробностей оказалось, Роба кинули при пересчете купюр. «Меня настолько удивила ловкость рук мошенника,— сбивчиво пояснял товарищ,— что я еще раз попросил жульмана продемонстрировать свое искусство на моих деньгах».