Стрельбы
рассказ
Подходил к концу второй год службы. Вот некоторые говорят, мол, как только начинаешь привыкать к воинской дисциплине, так и тоска по дому отступает. Это еще как сказать! Служба службой, дисциплина дисциплиной, а родной дом всегда тянет к себе с неослабевающей силой.
Ребята, служившие в плавсоставе, то есть на кораблях, стали уезжать в отпуска на Родину, а вот матросам морской авиации такая благодать была не положена. Ночами все явственнее и эмоциональнее грезился родительский дом, мама с отцом, гражданские друзья, девчонки… Душа трепетала в самом широком диапазоне чувств и требовала найти выход из, казалось бы, безвыходной ситуации.
В дружном сообществе моих земляков обсуждались разные, порой самые невероятные предложения, как заполучить кратковременный отпуск и хотя бы на несколько дней окунуться в бурный водоворот любимого города. Так Толик Гранильщиков мечтал достать фиктивную справку о якобы тяжелой болезни близкого родственника. Серега Рутковский предлагал вообще радикальный способ:
– Может и самому постараться заболеть, а там удастся комиссоваться…
Дисциплинированный Вася Внуков еще рассчитывал получить поощрительный от-пуск за хорошую службу. Доказывал, что подобное может произойти хотя бы с одним из пятерых друзей. Конечно, надеялись на это все, но в тоже время понимали, что их мечты несбыточны.
Лидер дружеского объединения земляков старший матрос Борис Березкин, по прозвищу Борила, несмотря на свой неукротимый и озорной характер пока пребывал в молчании. Это обстоятельство нервировало друзей, особенно Федю Большова, которого за его буйную волосяную растительность матросня прозвала Шершавым.
– Ты, что как Чапаев все думаешь, думаешь? Я вот тоже думал… – И вдруг, прервав свое возмущенное повествование, Шершавый проникновенно и грустно прошептал: – Хочу домой.
Борила, изобразив загадочную улыбку, погладил Федю по его шершавой физиономии и почти ласково произнес:
– Идея-то есть! Но надо продумать детали…
Среди кораблей, частей и разнообразных подразделений флота постоянно проходи-ли своеобразные соревнования, позволяющие командованию поддерживать высокую боевую готовность. Случалось при проверках обнаруживать и весьма неудовлетворительные результаты. Так, у ряда технических служб частей морской авиации была выявлена очень плохая стрелковая подготовка личного состава. Такое и неудивительно. Основной задачей авиационных частей являлось выполнение учебно-боевых заданий, что впрямую определялось отличным состоянием самолетного парка. Стрельбы же из личного оружия всегда бы-ли делом формальным, второстепенным. Проводились они редко, от случая к случаю.
В результате выявленных недочетов в авиационные части поступили приказы командования флота с очень нелицеприятными формулировками. Нужно было что-то делать, требовалось срочно исправить ситуацию. Вот тогда командир полка, в котором служили мои земляки, подполковник Набойченко принял весьма продуманное решение: провести внеплановые стрельбы во вверенном ему полку. Основная особенность его приказа состояла в том, что матросов, показавших отличные результаты стрелковой подготовки, ждали поощрения, а лучших снайперов – кратковременный отпуск с поездкой на родину.
Одним из первых о приказе узнал член комсомольского бюро полка Толик Гранильщиков. Он как всегда поделился новостью с друзьями. Неудивительно, что их реакция, скажем так, оказалась весьма сдержанной. Ведь получить желанный отпуск по этому приказу можно было, лишь выбив сорок семь и более очков из пятидесяти возможных. Для наших друзей такой результат был просто фантастикой. Единственным последствием приказа оказались только грустные вздохи матросни: «Ну мало ли что придумают отцы-командиры». Только балагур и весельчак Борис Березкин как всегда остроумно прокомментировав «заморочки начальства», погрузился в состояние глубокого размышления.
Через пару дней перед отбоем Борила собрал своих друзей и сообщил им о результатах своей умственной деятельности:
– Значит так! Что мы имеем? Каждый из нас может выбить пятнадцать, ну максимум двадцать очков из пятидесяти возможных. Согласны?
– Я выбью больше! – возразил Федя Шершавый. – Только надо правильно сощурить глаза.
Среди весьма остроумных и все быстро схватывающих друзей Шершавый уж очень выделялся своим примитивным мышлением. С этим все давно свыклись и реагировали на его глуповатые высказывания относительно спокойно.
– Ладно, снайпер хренов, заткнись! – Хлопнув Федю по плечу, продолжал Борила: – Ну, а если по одной мишени стрельнут двое, то возможно получить больше тридцать очков.
– А если трое? – продолжил мысль Борилы Серега, – То, если очень повезет, можно получить стопроцентный результат и отпуск домой!
– Вот и я считаю примерно так же, хотя и риск огромный. Вдруг получится больше пятидесяти очков? Тогда однозначно гауптвахта, да еще с последствиями…
Состояние дурацкого азарта охватило друзей. Стали подробно, в деталях, обсуждать идею Борилы, просчитывать вероятности того или иного результата. Итог обсуждения был неутешительным – слишком большой риск. Сначала комсомольский активист Толик, а за ним и остальные ребята отказались поддержать предложение Борилы. Да, все были против, но только не Шершавый:
– Эх вы трусы! Зачем только тельняшки носите? Вот я ничего не боюсь! – Федя самодовольно щурил наполненные отвагой маленькие глазки. – Только бы хоть кто-нибудь мне помог.
Опять вспыхнул спор. Уже все понимали, что предложение Борилы и его соавтора Феди Шершавого – чистейшая афера, даже дурость… Да, понимали, но уж как все было заманчиво и интересно для юных матросиков, еще почти мальчишек.
– Хоть форма черная у нас, но кровь красна, – пропели в унисон Борила и Серега, пародируя известную песенку времен нашей молодости.
Обсуждение вариантов реализации успешного выступления на стрельбище продолжалось урывками и на следующий день во время работы, а уж вечером – по полной программе. Упорство и решительность Шершавого возымели результат: было решено назначить именно его в качестве основного стрелка. Справа и слева от Феди планировалось вести стрельбу по его же мишени Бориле и Сереге. Несмотря на то, что все понимали возможные грядущие последствия, воодушевление, перемешенное с дурацким интересом, полностью поглотило помыслы друзей. Больше всех, конечно, отвагой упивался сам Федя Шершавый.
Полковое стрельбище находилось на самом берегу Балтийского моря в относительно неглубоком песчаном карьере. Оборудовано оно было довольно примитивно, но требования техники безопасности соблюдались неукоснительно. Соревновательные стрельбы личного состава авиационного полка проводились сразу после завтрака, в хорошую летнюю погоду. Сначала предлагалось совершить три одиночных пристрелочных выстрела из личного оружия, коим для матросов являлся автомат «АК-20».
Помимо нескольких офицеров и старшин, обеспечивающих надлежащий порядок, на стрельбище присутствовал и комендант гарнизона майор Чикачков – гроза не только матросов, но и многих молодых офицеров. Это был малограмотный, но придирчивый и страшно въедливый служака, так что большинство гарнизонного населения – не только военного, но и гражданского – старалось избегать встречи с ним.
Итак, прозвучали пристрелочные выстрелы. Результаты наших друзей можно назвать весьма скромными. И все же, если сравнить их между собой, то достойнее всех выглядела мишень Федора Большова. Это обстоятельство не только наполнило до краев, но и, пожалуй, даже переполнило гордостью все шершавое существо. Ребята снисходительно посмеивались, а Борила нарочито восхищенно прокомментировал:
– Вот что значит правильно сощуриться!
После просмотра мишеней, раздачи командирами советов и указаний наступил самый ответственный момент. Каждому из соревнующихся выдали по пять боевых патронов, которые тут же заполнили магазины автоматов. Небольшая проверка готовности вести стрельбу, и вот прозвучала команда открыть огонь одиночными выстрелами.
Попеременно, то стройно, то как бы невпопад, загремели выстрелы. Одни матросы стреляли быстро, другие медлили и тщательно прицеливались. Среди последних был и Шершавый, а вот его ассистенты Борила и Серега лупили играючи. Они одними из первых закончили стрельбу и доложили об этом. Затем последовали доклады других матросов об окончании стрельбы.
Прошло еще немного времени, которое было затрачено на полагающийся в таких случаях ритуал осмотра оружия и прочие формальности. Наконец наступил момент просмотра мишеней и подведения результатов стрельб.
Матросы были отведены с огневых позиций, а руководители этих соревнований во главе с майором Чикачковым устремились к мишеням. Рутинный подсчет очков сопровождался комментариями, в основном негативными. Так продолжалось до тех пор, пока просмотровая комиссия не дошла до мишени Шершавого. Здесь ей пришлось задержаться…
О чем перешептывались офицеры, подвергая анализу мишень лучшего снайпера полка, слышно не было. Однако по отдельным звукам, долетавшим до построенных в шеренгу матросов, можно было предположить, какой эмоциональный всплеск породил результат Фединой стрельбы. Совещание продолжалось еще какое-то время, а закончилось оно визгливым криком коменданта:
– Всех раздолбаев под арест!
Оказалось, что мишень Шершавого зафиксировала просто выдающийся результат: шестьдесят три очка из пятидесяти возможных. Если некоторые офицеры были в недоумении, то ушлый комендант быстро просчитал всю технологию Фединого успеха.
– Семь суток строгого ареста! – не унимался служака. – Кого хотели провести? Самого майора Чикачкова! Ну и сукины дети…
Вот так печально для наших друзей окончились стрельбы, которые в самом начале вселяли трепетную надежду на успех, на получение отпуска на родину. Только Шершавый еще не все понимал до конца и возмущался:
– За что? Ведь в приказе сказано: нужно выбить не меньше сорока семи очков. Разве я не выполнил приказ? Выполнил и даже перевыполнил… За что же идти на губу?
Семь суток строгого ареста – это серьезное наказание. Однако ни Бориле, ни Сереге испытать его не пришлось. Дело в том, что близились очень ответственные учения флота, и командование полка посчитало разумным отсрочить исполнение наказания для одних из лучших специалистов по радиоэлектронной технике, коими являлись старшие матросы Березкин и Рутковский. Через какое-то время арест был заменен нарядами вне очереди, а затем непосредственные командиры ребят офицеры-технари вроде бы совсем забыли и о них. Вот так и прошло суровое наказание стороной, не коснувшись ассистентов Шершавого. Ну а сам снайпер Большов получил сполна. Впрочем, его отсутствие никак не сказалось на боеспособности авиационного полка. Может быть, только на камбузе, где раньше частенько прибывал Федя, были опечалены его арестом.
«Нет худа без добра» – гласит народная мудрость. Осунувшийся после семидневной отсидки на хлебе и воде выдающийся снайпер вышел с гауптвахты в ореоле героя-мученика. День ото дня его рассказы про чудо на стрельбище и про его последствия обрастали душераздирающими подробностями, а со временем и вообще невероятными, почти мистическими откровениями. Шершавый стремительно превращался в живую легенду. Даже старшина эскадрильи стал смотреть сквозь пальцы на вытравленный в хлорке форменный воротник Федора. Как же, бывалый морской волк имеет на это право.
Раньше основной легендой полка считался его командир. Еще в бытность комэском в труднейших метеоусловиях он сумел мастерски совершить аварийную посадку своего «Ила» с открытым люком стрелка-радиста. Об этом в свое время говорил весь флот. Теперь же другой соперничающей легендой представлялась сказочная история матроса Большова.
На следующий год в полк пришло новое пополнение, и рассказы Шершавого стали еще красочнее. Молодые матросы слушали их с нескрываемым интересом, сожалея лишь о том, что сами не могли насладиться воочию случившимся на стрельбище. Но время шло, и вот наступил долгожданный день демобилизации. Ходили слухи, что Феде предлагали остаться на сверхсрочную службу. В это, правда, верится с трудом, но прощанье с ним было очень грустным. Без Шершавого служба становилась какой-то очень пресной.
Не померкла эмоциональность повествований бывшего матроса и на гражданке. Говорили, что его как-то пригласили даже выступить в школе перед пионерами. Интересно, что он им там рассказывал?
Не знаю, может быть и сейчас, по прошествии стольких лет, Шершавый продолжает удивлять новые поколения необыкновенными воспоминаниями о тех памятных стрельбах времен своей юности.