Обжора
рассказ
Бездарных людей не бывает. Особенно у нас, в России. Конечно, порой очень трудно обнаружить дремлющий в ком-то талант и тем самым реализовать предназначение этого человека. Все это так, и потому бездарность в той сфере деятельности, где он трудится, еще не означает, что человек обделен способностями вообще. Просто пока ему не удалось найти себя, не получилось пока раскрыть свой талант. К сожалению, такое случается довольно часто, особенно когда ниспосланные свыше чары одаренности многим из нас кажутся уж больно необычными и даже странными.
В начале шестидесятых годов прошлого века я, будучи еще совсем молодым челове-ком, в составе инженерной бригады был откомандирован на дальний летно-испытательный полигон, расположенный в низовьях Волги. Заканчивался август, и жара стояла невыносимая. Но самое главное – приближались очень ответственные испытания разработанной в нашем «почтовом ящике» электронной аппаратуры. И потому работать приходилось почти целыми сутками, урывая на сон лишь два-три часа. Да и этот кратковременный отдых проходил в подсобном помещении возле стоянки нашего самолета. В общем, было тяжело.
Я был прикреплен в качестве помощника к ведущему инженеру Сергею Ивановичу Смирнову, прекрасному специалисту и мудрому человеку. Общее руководство работами от нашего «ящика» осуществлял заместитель главного конструктора. И он, и другие начальники прекрасно понимали, что длительная работа в таких экстремальных условиях без сна и отдыха не сможет дать необходимых положительных результатов. Утомленные мозги сотрудников все чаще и чаще стали давать сбои. И вот, скрепя сердце, хотя и крайне редко, руководитель работ все же вынужден был даровать нам дни отдыха.
В такие счастливые временные отдушины почти все сотрудники уходили блаженствовать к ближайшему рукаву великой русской реки. При этом многие прихватывали с собой арбузы, в изобилии продаваемые в округе в то время. Мы с Сергеем Ивановичем поступили таким же образом.
Мне хотелось вдоволь накупаться и вольготно поваляться на песочке до самого вечера. Но мой наставник имел другое намерение. Он велел мне не залеживаться, а часам к пяти возвратиться в наш приаэродромный городок, где должно произойти интересное действо.
На обратном пути Сергей Иванович кратко рассказал, что некто Юра Ванчуков обладает незаурядными способностями обжоры. Даже можно сказать, является артистом этого оригинального жанра. И сегодня будет демонстрировать свой дар в нестандартном поедании арбуза.
– Народу нужен не только хлеб, но и зрелища. Поверь мне: это зрелище будет что надо, – с азартом убеждал мой старший товарищ.
Я был крайне недоволен, что оторвали меня от желанного отдыха, поэтому воспринимал слова Сергея Ивановича без особого энтузиазма. А зря!
В небольшом скверике почти в центре городка толпился народ – несколько десятков человек, в подавляющем большинстве мужчины. На одной из лавочек в редкой тени хилого деревца сидел этот самый Юра Ванчуков. Перед ним на низкой табуретке лежал арбуз внушительных размеров.
Как я потом узнал, Юра работал слесарем-сборщиком в одной из групп технарей, прикомандированных к аэродрому. Причем квалификация его была весьма средней. Внешне он тоже ничего особенного не являл: обычный мужик чуть выше среднего роста и чуть больше средней упитанности. Ну, может быть, несколько рыхловат. Вот, пожалуй, и всё.
Народ ждал начала представления, а Юра медлил и лишь ласково поглаживал арбуз. При этом что-то невнятно говорил, вроде хотел лучше подготовить зрителей. Откровенно говоря, я почти ничего не понял из его косноязычной речи, сопровождаемой гримасами и ужимками. Так прошло какое-то время, и, насладившись нетерпением собравшихся, Юра начал разрезать арбуз на относительно тонкие дольки. Осуществив эту подготовительную операцию, он сразу стал серьезным и сосредоточенным.
Началось самое интересное. Юра поднес дольку арбуза к углу рта и начал плавно продвигать ее слева направо, поглощая при этом сладкую сердцевину. Выглядело это забавно, но не более. Основной интерес у публики вызвал процесс выплёвывания семечек. По мере продвижения обглоданной корки в том же направлении изо рта фокусника, как из пулемета, вылетали арбузные семечки.
Обглодав таким зрелищным способом одну дольку, артист взял другую, и процесс повторился. После нескольких эпизодов Юра брал небольшую паузу и под восторженный гул зрителей продолжал гримасничать. Затем спектакль одного актера продолжался. Невзыскательные служители военного полигона веселились. Временами радостный гул перерастал в хохот. Было ясно, что истосковавшийся по зрелищам народ получил то, что ожидал.
– Ну и мастак! Где он так научился?
– Ему бы в цирке выступать, а не у нас вкалывать.
– Чего только не бывает на белом свете. Талант, да и только!
В свой гостиничный номер мы пришли в приподнятом, веселом состоянии духа. Сергей Иванович продолжал улыбаться:
– Теперь мозги очистились, отдохнули. Можно и поработать.
Ранним утром следующего дня возобновились тяжелые рабочие будни. Но, как ни странно, особенно на первых порах коэффициент наших полезных действий резко возрос. Процесс наладки аппаратуры продвигался быстро и качественно. Да и на настроение жаловаться не приходилось. Может, действительно энергетика Юриных фокусов с поеданием арбуза передалась и нам?
Но чередой проходили дни, вернее, сутки безвылазного пребывания на испытательном аэродроме. Опять накапливалась и накапливалась усталость и в теле, и особенно в мозгах. Мы с нетерпением ждали выходного дня, а наш руководитель работ все медлил. Но тут «с воли» пришла весть о новом спектакле с Юрой в главной роли. И начальник не смог устоять перед нашими отчаянными просьбами…
Предыстория события состояла в споре слесаря Ванчукова с одним из летчиков-испытателей. В запальчивости Юра заявил, что в один присест съест все блюда, представленные в меню столовой для летного состава.
За давностью лет точно не помню настоящую фамилию этого пилота испытательного аэродрома: не то Соколов, не то Соловьев. Не знаю почему, но в нашем инженерном сообществе за глаза его часто называли Птицыным. Был этот кудесник пилотирования несколько ниже среднего роста, худой, жилистый, с жестким выражением лица. Мне особо запомнились вертикальные морщины, врезавшиеся в щеки этого героического человека.
При испытательных полетах всегда рядом маячит смерть. Высококлассный испыта-тель – это нестандартный человек, представляющий редкий, особый тип людей. Такие отважные, умные и решительные образцы человеческой породы являются очень дорогим, штучным товаром, гордостью и достоянием нации. Однако слава даже рассекреченных асов, о которых пишут в газетах и рассказывают по телевидению, ни в коей мере не может сравниться с людским почитанием даже второстепенных, третьеразрядных артистов. Вот такой мы народ…
Всегда, во все времена государство уделяло особое внимание поддержанию высокой готовности летного состава. Это проявлялось с разных сторон, и в частности в формировании рациона питания. Меню летных столовых всегда выделялись изобилием предлагаемых блюд: и первых, и вторых, да и разнообразные салаты и фрукты тоже были в большом количестве. Учитывались и сопутствующие обстоятельства, позволяющие создать авиаторам комфортную обстановку. Предъявлялись особые требования и к помещению трапезной, и к его ухоженности, и к подготовке молоденьких симпатичных официанток, и прочее.
При каких обстоятельствах произошел драчливый разговор между Ванчуковым и Птицыным точно не знаю. Вроде бы пилота возмутило бахвальство обжоры по поводу своих потенциальных возможностей. Вот он и решил проучить зарвавшегося хвастуна. А Юра, как утверждали все присутствующие при том споре, самонадеянно поклялся, что для него ничего не стоит съесть все блюда, перечисленные в меню летной столовой. Слесарь-сборщик и летчик-испытатель ударили по рукам.
– Ну-ну. Не пожалей потом, – зло хмыкнул Птицын на последнее, как ему показалось, безответственное заявление обжоры.
Часа за два до начала действа, ожидание которого взбудоражило все население авиационного городка, к летной столовой стал подтягиваться народ. Самые шустрые и заинтересованные «театралы» попытались пройти непосредственно в небольшой зал, который занимала трапезная. Но не получилось: вход туда был разрешен только избранным. За столами на своих привычных местах сидели пилоты – друзья и коллеги Птицына. Помимо них были и другие авторитетные служители военного аэродрома, включая даже двух представителей командования. В примыкающем к залу коридоре уже скопилось с десяток человек, жаждущих зрелища.
Я терялся в поисках подходящего места. Искал его и Сергей Иванович, но тоже пока безрезультатно. Надежды уже не оставалось, но тут я услышал указующий шепот моего наставника:
– Давай быстро на улицу. Обогнем здание, и к окну.
Светлый зал летной трапезной имел несколько окон, в которых уже присутствовали физиономии потенциальных зрителей. Но оставались и небольшие свободные места. Наш отчаянный и быстрый поиск завершился успешно. Сергей Иванович и я втиснулись в оконный проем, плотно закрыв собой зиявшее пространство.
Перед нами вся «сцена» была как на ладони. Почти посередине стоял стол, накрытый кремовой скатертью. Рядом с ним зияло пустое пространство – остальные столы были отодвинуты от него на два-три метра. Птицын сидел за одним из них и изредка обменивался короткими фразами со своими товарищами. У двери на кухню прислонившись к стене стояли две самые красивые официантки. По их сосредоточенным лицам было видно, что они находились в готовности номер один. Девушки должны были быстро подносить очередные блюда к столу обжоры. Все было готово к началу спектакля, а Юра все не появлялся. Зрители с нетерпением ждали.
Облокотившись на подоконник, в достаточно удобных позах и мы с Сергеем Ивановичем тоже пребывали в ожидании. В процессе этого молчаливого ожидания ко мне стали приходить воспоминания об услышанном и прочитанном ранее феномене обжорства.
Еще очень давно я где-то прочитал, как пировали в Древнем Риме. Предельно насытившиеся патриции, не желающие прекращать свое чревоугодие, даже принимали рвотное лекарство. После чего, очистив свои желудки, вновь возвращались к поеданию вкусной пищи. Даже читать про такие выкрутасы древних было неприятно. Совсем иное дело – обжорство на Руси.
Моя любимая бабушка рассказывала мне, как до революции буйно кутили купцы. Особо запомнился ее рассказ про одного знакомого моего деда, который на Масленицу поехал в гости и по дороге решил перекусить. В трактире он заказал себе ведро блинов и вот так «немножко перекусил» перед приездом в гости. Да, были люди… В момент пришедшего воспоминания я невольно подумал: «Может, Юра Ванчуков происходит от рода того купца?».
Еще несколько минут ожидания – и, протиснувшись сквозь толпу в коридоре, в сопровождении двух товарищей-ассистентов наконец появился исполнитель главной роли. Раздались нестройные аплодисменты. Юра церемониально раскланялся и сел за приготовленный для него стол. Наступило относительное затишье.
Не спеша со своего места поднялся Птицын и подошел к Юриному столу. В двух словах анонсировав грядущее обжорство, он зло улыбнулся и спросил визави:
– Ты со всем согласен?
Скорчив физиономию, Юра кивнул головой.
– Тогда начнем!
Одна из официанток нарочито аккуратно принесла тарелку щей и, сделав легкий реверанс, поставила ее перед обжорой. Так началось основное действие.
Поскольку легкомысленный Юра не обговорил с Птицыным все детали своего поединка с меню, то опытный летчик-испытатель, привыкший все просчитывать до мелочей, придумал каверзу. Он приказал девушкам приносить блюда в разнобой, а не как принято при обычных трапезах. В результате после тарелки щей появился стакан компота, затем гречневая каша с молоком, стакан фруктового сока, тарелка окрошки, мясное блюдо, салат из помидоров, стакан кефира, жареная рыба…
В принципе такое разнообразие и обилие пищи организм просто не в состоянии переварить. Однако своеобразный талант обжоры продолжал раскрывать свои уникальные возможности. Конечно, слесарь Ванчуков стал реже корчить рожи и улыбаться, но процесс поедания блюд летной столовой продолжался.
Птицын уже перестал пренебрежительно смотреть на обжору. В его взгляде поочередно появлялись то озадаченность, то ненависть, и даже ужас… Похоже, что этот героический человек начал испытывать запредельные перегрузки своей психики. Его лоб покрылся испариной. А Юра все продолжал и продолжал ритмично опустошать закрома летной столовой.
Легкий шепоток присутствующих стал нарастать, переходя в волнообразный гул. Все с нетерпением ждали, когда же обжора насытится. Но так и не дождались. Одна из официанток с круглыми от ужаса глазами наконец объявила:
– Все! Он съел все перечисленное в меню!
Не привыкший проигрывать летчик-испытатель не смог сдержать себя. Выкинув руку вперед по направлению к Юриному столу, он громко прокричал:
– Ведь сейчас лопнешь!
Все видели, что Юре нелегко, даже очень нелегко. И все же он нашел в себе силы ухмыльнуться и попросил вконец изумленных официанток:
– Принесите мне, красавицы, еще тарелку щей.
Это был финальный аккорд необычного спектакля, подтверждающий незаурядные способности обжоры.
К своей чести, Птицын взял себя в руки и молча, лишь слегка передергивая плечами, вплотную подошел к столу, где устанавливался рекорд обжорства. Так же молча он вынул из кармана бумажник и отсчитал проигранные деньги.
Юра сделал одну, а затем и вторую попытку подняться из-за стола. Не получилось. Тогда его друзья-ассистенты пришли на помощь и вскоре практически на руках вынесли из столовой. Обжора пытался что-то сказать, но его речевой аппарат вконец заглох. Одна-ко руки у него действовали и он, постоянно дергая ими, все указывал по направлению к своей гостинице. Еще несколько минут было затрачено на перенос тяжелого тела, и вся процессия вошла в гостиницу, а затем скрылась в Юрином номере. Что там, за закрытыми дверями происходило? Не знаю.
Реакцию всех аэродромных служб на сотворенное слесарем Ванчуковым описывать в деталях не берусь. Отмечу лишь, что событие это затмило всё, даже результаты очень важных испытательных полетов, прошедших на той же неделе. И впоследствии, еще в течение месяца до истечения срока моей командировки, я постоянно слышал самые разнообразные комментарии к необычному зрелищу в летной столовой, произошедшему на глазах у многочисленных зрителей: и военных, и вольнонаемных, и таких как я – командированных. Эту всенародную память, пожалуй, можно объяснить полным отсутствием каких-либо развлечений в удаленном от цивилизации испытательном центре министерства обороны.
Странно другое! В первый же день по возвращению из командировки в свой «почтовый ящик» во время обеленного перерыва я вновь услышал о Юрином обжорстве. Но история эта уже обросла произвольными изменениями и дополнениями. И в дальнейшем мне приходилось слушать подобное, все больше и больше отличающееся от былой реальности. Кто-то из рассказчиков уверял, что в состав меню летной столовой входила водка. Другой врал про медицинское наблюдение за Юрой: якобы присутствующий в столовой врач периодически измерял у него давление и пульс. Даже вроде бы один раз сделал укол…
Слушая это враньё, я молча негодовал, до поры сдерживаясь. Однажды терпению моему пришел конец, и я уже собрался высказать все, что думал об этом. Но хорошо, что не успел. Остановил меня вернувшийся накануне из командировки Сергей Иванович:
– Не злись! Пойдем выйдем в коридор, там и потолкуем.
Мы вышли из курилки, где проходило очередное завиральное обсуждение «подвига» обжоры. Затем спустились по лестнице в пустынный двор нашего предприятия.
– Ты чего так разволновался? – спросил мой мудрый наставник.
– Ведь врут же, Сергей Иванович, как сивые мерины!
– Ну и пусть врут. Так уж устроена человеческая порода. Это не главное. – Он немного помолчал, подняв голову и щурясь от ласкового осеннего солнца. – Главное – это возможность разрядиться, очистить свои мозги от рабочих проблем. Малость передохнуть, а уж потом с новыми силами штурмовать проблемные вершины.
Я покорно слушал эти наставления.
– Для чего существуют театральные спектакли, концерты и прочие подобные развлечения? – продолжал Сергей Иванович. – А для того, чтобы человек смог на время отойти от своих невзгод, побыть в другом мире. Можно сказать, отдохнуть душой. И только тогда он сможет по-новому увидеть и понять стоящие перед ним задачи. Ну и принять взвешенное, правильное решение.
– Вы правы, Сергей Иванович. По себе знаю, с каким большим трудом приходится соображать, если здорово устал.
– Вот-вот. А теперь вспомни наши авралы в командировках на полигонах. Там театров нет. Мы же работая сутками, превращаемся в загнанных лошадей. И выход тут один – нужна разрядка, встряска. Так что спасибо обжоре Ванчукову за его спектакль, за дарованную нам возможность придти в себя…
– Получается, что он помог нам в работе?
– Именно так! Если выражаться высокопарно, то способствовал укреплению обороноспособности нашей страны. – И, лукаво улыбаясь, Сергей Иванович закончил свое наставление: – Зрелище того обжорства сводни искусству, а искусство – великая сила!
Я благодарен судьбе, что еще несколько лет работал бок о бок с этим удивительным мудрым человеком, которого до сих пор вспоминаю с теплотой. А вот повстречать в дальнейшей своей жизни таких обжор, как Юра Ванчуков больше не пришлось.