Часть четвертая.
"Не существовало на свете силы, способной
подчинить их помимо их собственного желания.
Все они сохранили свободную волю, выбрав
путь насилий и убийств. Противостоять им
могла только смерть. Или здравый смысл".
Марио Пьюзо, "Крестный отец".
С юных лет Сальваторе Дженнаро усвоил простую истину: все люди делятся на волков и на овец. Волки живут свободной, вольной жизнью, чувствуют себя хозяевами и не подвластны ничьей воле, а овцы... Что с них взять! Их стригут и режут. Овцой Сальваторе быть не хотел, и тому были веские причины. В Испанском квартале старого Неаполя, где он родился и вырос, это правило работало так же точно, как швейцарские часы, что он частенько снимал с богатых зазевавшихся туристов и, не давая им опомниться, быстро убегал и терялся в муравейнике узких и грязных улочек, пряча свою добычу на время в какой-нибудь из темных подворотен под образом Девы Марии в стеклянной раме, освещенном неровным светом лампадки - уж там искать точно не будут!
Испанский квартал - или "Квартиери Спаньоли" - тянущийся вдоль улицы Виа Тринита дельи Спаньоли и южного направления Виа Толедо, получил свое название с тех времен, как ещё в XV-XVI столетиях, в эпоху Арагонского правления, в этой части Неаполя проживали низшие слои населения, люмпены и бродяги. Уже в те времена квартал славился обилием публичных домов и сомнительных заведений, пользовавшихся успехом среди солдат испанских гарнизонов, бывших регулярными завсегдатаями местных злачных мест - отсюда и название.
Знатные горожане Неаполя, да и просто благоразумные гости города уже в те времена старались обходить квартал стороной, поскольку грабежи, насилие и убийства были тут обычным явлением. Даже королевские указы почти не имели здесь никакого действия, а лишь усугубляли социальный хаос. Со времен средневековья к веку двадцатому в квартале внешне мало что изменилось: мрачноватые узкие щели между домами, которые и улицами-то назвать было сложно, часто заваленные грудами мусора, с полуразвалившимися лестницами и угрожающе низко свисающим из окон бельем, что жители квартала по-прежнему вывешивают сушиться наружу - напоминание о его сомнительном средневековом прошлом.
Правда, многие современные туристы, стремившиеся узнать, что такое "настоящий Неаполь", видели все иначе: в их глазах Испанский квартал был привлекателен миниатюрными узкими улочками и живописными переулками, небольшими домиками и уютными кулинарными заведениями - итальянские семейные ресторанчики здесь на каждом шагу! Но что взять с чокнутых туристов? Пусть выдумывают себе, что хотят! Сальваторе давно отнес этих беспечных толстосумов к "овцам", что, влекомые губительным любопытством, сами заходили на его территорию, где он охотился, и часто платили за свою неосмотрительность - то фотоаппаратом или дорогой видеокамерой, то золотыми часами, а то - и пухлым бумажником, набитым деньгами и кредитными картами. Часть денег Сальваторе брал себе, а все остальное нес своему другу Винченце - он знал, куда пристроить и ценные вещи, и банковские карты.
Когда Сальваторе было всего семь лет, в Неаполе стояли американские войска. Он часто вспоминал те годы. Его отец и мать были честными тружениками - отец не раз подчеркивал это с гордостью. Что толку? Стены сырого полуподвала, где они жили, в промозглую зиму покрывала вонючая зеленая плесень, от которой было невозможно дышать. Младшая сестренка Сальваторе, маленькая Анита, всегда тяжело болела зимой, надсадно кашляя в своей кроватке целыми днями. Ни на доктора, ни на дорогие лекарства у семьи Дженнаро тогда не было денег. Не было денег даже на молоко. Мать и отец обивали пороги благотворительных организаций и кабинетов местного муниципалитета, даже отстояли почти сутки в очереди в приемную к местному депутату - но всем было плевать! Это Неаполь! Так говорили им. Здесь нищета и бедность были всегда, пожимали плечами государственные чиновники. Не можете содержать детей, не рожайте! Не вешайте свои проблемы на государство, ему и так тяжело - кризис!
Сальваторе запомнил на всю жизнь бледное, худенькое, заострившееся личико своей младшей сестренки, на котором ярко выделялись ее черные глаза, наполненные мукой и страданием. Он запомнил и мать, что, отчаявшись, подавляя глухие рыдания, часами простаивала на коленях перед образом Девы Марии, моля ее о помощи, и почерневшего от горя отца, что сидел, безвольно сложив натруженные руки и опустив виновато голову, за столом, застеленным убогой клеенкой, на которой стояли бутылка дешевой граппы и треснувший стакан. Сальваторе тогда был слишком мал, чтобы помочь родителям, но их муку и отчаяние он чувствовал всем сердцем. В одну из таких дождливых зим его младшая сестренка умерла. Умерла тихо, под утро. Мать уже не плакала, у нее больше не было слез.
Той зимой, возвращаясь с холодного кладбища домой, где едва ли было теплее, Сальваторе понял, что если он хочет выжить сам и помочь семье - он должен что-то предпринять.
Однажды зимним утром, дождавшись, когда дождь наконец стихнет и ненадолго выглянет солнце, он вышел из дома и пошел со своим другом Винченце к его дяде - Доменико Гуллотта. Сальваторе робко стоял в своих мокрых рваных ботинках на пороге хорошо обставленной квартиры на третьем этаже, окна которой выходили на залитую солнечным светом площадь, боясь сделать шаг за порог - и так вон какая лужа с него натекла! Не выгнали бы взашей... С кухни доносился аромат пасты и жареного мяса с томатным соусом, и, сглатывая голодную слюну, Сальваторе ждал, пока Винченце, зашедший в гостиную к дяде, объяснит тому суть его визита. Из кухни пахло так пронзительно, что Сальваторе, который не ел уже вторые сутки, почти терял сознание. Когда плотный краснолицый мужчина с черными усами на мясистом лице, открыл, наконец, дверь гостиной, мальчик был уже близок к голодному обмороку.
Дон Доменико, внимательно присмотревшись к бледному, исхудалому лицу ребенка, покачал головой и зычно крикнул в сторону кухни: "Лаура, покорми детей! Бестолковая женщина, не видишь, они голодные!" и, наклонившись к Сальваторе, положил ему тяжелую руку на плечо и добавил: "О делах потом поговорим!"
С кухни прибежала раскрасневшаяся сестра дона Доменико, толстая итальянка с плоским и добрым лицом, всплеснула руками, и, обняв Сальваторе за плечи, повела его на кухню, усадила и, через мгновение, что показалось тому вечностью, поставила перед ним огромную миску с дымящейся пастой, залитой томатным соусом с мясом, чесноком и базиликом. Скоро и его дружок Винченце составил ему компанию.
Бодро усаживаясь за стол рядом с Сальваторе, что дрожащей рукой робко наматывал спагетти на вилку, Винченце весело ему подмигнул, и, улучив момент, когда добрая тетка Лаура отвернулась к своим булькавшим кастрюлям, прошептал: "Все в порядке! Дядя берет тебя на работу! Я за тебя поручился, будем работать вместе!"
Родителям Сальваторе ничего не сказал в тот день. Он пришел домой уставший, отяжелевший от обильной пищи, молча лег спать и проспал до самого утра следующего дня.
Ему было всего десять лет, когда он уже знал достаточно английских слов, чтобы предложить солдатам американского гарнизона сигареты, наркотики или проституток, стоявших в соседней подворотне, выступая своего рода торговым агентом за небольшие комиссионные. Иногда его друг Винченце приносил ему свертки, которые надо было спрятать. Один из свертков он развернул: холодным черным блеском сверкнул ему в лицо тяжелый пистолет. От него исходил резкий характерный запах пороха. Сальваторе аккуратно завернул его вновь и спрятал, как и просили. Через месяц Винченце забрал пистолет, передав Сальваторе двадцать долларов. Больше содержимым свертков он никогда не интересовался, пряча и храня их столько, сколько потребуется.
Скоро к ним с Винченце примкнули еще несколько мальчишек с их улицы. Они стали промышлять в магазинах: одни отвлекали продавцов, другие - воровали помаду, чулки и дешевые духи. Эти товары они легко сбывали проституткам за полцены. Деньги Сальваторе нес домой и, втайне от отца, отдавал матери. У него родились еще две сестренки, и семья нуждалась очень сильно. Отец в очередной раз потерял работу и теперь старался найти возможность подработать в доках грузового порта, уходя туда на рассвете и возвращаясь почти заполночь. Мать, взяв деньги, молча крепко прижимала Сальваторе к себе и целовала его в голову. Она ни разу не спросила его ни о чем. Благодаря этим небольшим деньгам в доме семьи Дженнаро теперь всегда была паста, иногда даже салями, да и младшим сестренкам перепадало на молоко, а то и на конфеты.
Дон Доменико хвалил его, называл "смышленым и ловким". Еще через год Сальваторе поручили распространять билеты подпольной лотереи. Выручку и журналы с записями о продажах он приносил лично на квартиру дона Доменико раз в неделю. Полиция никогда не задерживала его, считая его слишком юным. Он научился писать и неплохо считать. Даже сложные числа Сальваторе легко складывал в уме и почти никогда не ошибался. Видимо, дела с лотереей шли настолько хорошо, что однажды довольный дон Доменико лично вручил ему пухлый конверт, сказав: "Твоя доля за месяц, теперь будешь получать постоянно. А вообще, парень, тебе надо пойти учиться! Уж больно ты толков! Я подумаю об этом!" и, потрепав мальчика дружески по щеке, дон Доменико снова отправил его на кухню, где тетка Лаура пекла большую пиццу. Сальваторе спрятал конверт в карман и, нетерпеливо проглотив два куска пиццы, поблагодарил добрую женщину и выскочил за дверь.
Прямо в подъезде, не отходя от двери дона Доменико, он достал конверт и пересчитал деньги. Там была целая тысяча, и не лир, а долларов! Он смотрел и не верил своим глазам. Это было больше, чем он заработал за весь прошлый год. Сальваторе спрятал эти деньги в конверт и понесся домой, к матери и сестрам. В тот же день они переехали в другую квартиру, что пустовала в доме - на самом верхнем этаже. Домовладелец, узнав, кто претендует на жилье, почему-то явился сам с ключом и лично отпер дверь синьоре Дженнаро, прибавив на ухо Сальваторе, что для друзей дона Доменико он готов сделать скидку, жаль, что они не обратились к нему раньше.
Отец, вернувшись из порта, где он снова безрезультатно прождал весь день в поисках работы, устало пытался что-то возражать, но мать посмотрела на мужа таким взглядом, что тот сразу сник и замолчал. Мать побежала на рынок, и, вернувшись, приготовила настоящий пир. Вся семья собралась за столом, синьора Дженнаро пригласила всех соседей, таких же нищих и обездоленных, как и они сами. И здесь впервые Сальваторе услышал слово "каморра". Сидящие за столом соседи, искоса посматривая на парнишку, говорили вполголоса о каморре, как о чем-то могущественном и таинственном.
Сальваторе ничего не знал о каморре. Винченце и его дядя никогда не произносили этого слова. Они говорили: "система". Ты работаешь в "системе, мальчик", говорили ему. "Система о тебе позаботится, только работай!" А еще звучало: "семья Гуллотта".
Свою банду мальчишки называли "Отморозки". Скоро они контролировали уже несколько улиц Испанского квартала. Когда Сальваторе исполнилось пятнадцать, дон Доменико Гуллота стал поручать им более серьезные вещи: получать деньги с должников на тех улицах квартала, что контролировала банда. Это были владельцы маленьких кафе, семейных ресторанчиков, продуктовых лавок и прочие торговцы, которые и сами-то едва сводили концы с концами, но это не спасало их от рэкета. "Системе" платили все. Иногда это были денежные взносы, приуроченные к многочисленным религиозным праздникам: "подарок на Рождество", "подарок на Пасху" и прочее, иногда - владельцу просто говорили, что и где он будет покупать для своего ресторана. А мало ли надо ресторану! Паста, томаты, мясо, специи, морепродукты, оливковое масло, салфетки, скатерти, полиэтиленовые пакеты для мусора, наконец! Если покупаешь у "системы", у тебя не будет проблем, говорили владельцу. И он ничего не мог поделать. У него была семья. "Система" жестоко расправлялась с теми, кто осмеливался пойти наперекор. Жестоко и показательно. Но этим занимались другие. Сальваторе говорил Винченце, а Винченце докладывал дяде о непокорных, и тот сам решал, кто и как о них должен "позаботиться".
Вздумавшего возражать семье Гуллотта лавочника Пьеро Вида застрелили из пистолета прямо у дверей его лавки средь бела дня, когда он стоял, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к витрине. Проезжавший мимо скутер остановился на мгновенье и его водитель, молодой парень лет двадцати, выхватив пистолет, выпустил в голову лавочника целых три пули. Одну - пока он стоял, и две, когда тело уже лежало на земле. Потом убийца дал по газам и скутер бесследно исчез в соседних переулках. Жители квартала, еще мгновение назад стоявшие у лавки, моментально испарились, и улочка опустела задолго до приезда полиции.
На следующий день младший брат Пьеро - Марио Вида - сам принес деньги в конверте дону Доменико, дрожа и покрываясь липким потом несмотря на прохладный день. Все, до последней лиры. Он долго стоял на коленях у закрытой двери в квартиру дона с конвертом в руках, плача от страха за себя и за свою семью. Хорошо было известно, что "система" не щадила целые семьи. Старый кодекс каморры, когда дети и женщины были неприкосновенны - давно канул в небытие. Лишь через час дверь открылась и Винченце, выйдя из квартиры дяди, забрал конверт у почти отчаявшегося лавочника. Сам дон Доменико так и не снизошел до просителя.
Когда Сальваторе исполнилось шестнадцать лет, он уже был заметной фигурой в своем квартале. Все знали, что он один из главарей подростковой банды, имевшей право воровать во всем Неаполе, приближенный к одному из главарей каморры. Клан дона Доменико - семья Гуллотта - перешла на торговлю наркотиками, как и многие другие кланы. Это было самое выгодное дело. По всему кварталу были разбросаны "пьяцци" - точки, где можно было купить кокаин, героин, гашиш, марихуану, все, что угодно, только плати! Каждая "пьяцца" имела жесткую структуру управления, у нее был "хозяин", "наблюдатели", "охранники", "продавцы" и "курьеры". Доходы с одной "пьяццы" могли составлять двести-триста тысяч евро в месяц. В кратчайший срок семья Гуллотта буквально озолотилась.
Все жители знали, где продают наркотики. Наркоманы, купив наркотик, кололись здесь же, под ближайшим мостом, среди луж, разбросанных шприцев, груд мусора, консервных банок и полчищ крыс. Знала и полиция Неаполя. Регулярно она проводила рейды, захватывая то одну, то другую "пьяццу". Но наркодилеры, каким-то чудом, всегда успевали сбросить "товар" и вовремя покинуть притон, иногда за несколько минут до прихода полицейских. Система раннего оповещения на улочках Испанского квартала работала прекрасно. Как только в воздухе звучало кодовое имя "Тереза", передаваясь из уст в уста, с одной улицы на другую - это означало, полиция вошла в квартал и планирует облаву или захват очередной "пьяццы".
Именно в шестнадцать лет Сальваторе впервые попал в тюрьму всерьез и надолго. К тому моменту у него было всего несколько задержаний по пустякам, когда сняв с мальчика показания, полиция его отпускала. Впрочем, он уже давно сам не промышлял воровством или грабежом туристов, это время прошло. Дон Доменико выполнил обещание: он нанял для толкового парнишки несколько учителей из университета, и те второй год обучали его математике, правописанию, юриспруденции и другим наукам. В клане его обязанностью стало ведение учета по продажам наркотиков, с чем он справлялся блестяще. Семья Гуллотта готовила его к поступлению в университет.
Теперь он мог не выходить из дома неделями: сводки о продажах с различных "пьяцца" курьеры доставляли ему на дом в зашифрованном виде, как и его еженедельную зарплату в полторы тысячи евро. Но однажды, полицейские во время облавы остановили скутер на котором сидел он и еще один каморристе по имени Антонио Малакарне. Обыскав скутер, полиция нашла несколько граммов героина. Владельцу скутера - Малакарне - грозил большой срок, за ним числилось немало дел, он уже имел три судимости. И, следуя неписанному правилу каморры, Сальваторе добровольно взял вину на себя, заявив, что наркотик принадлежит ему, в надежде, что ему ничего не будет. Он впервые просчитался. Судья Бартоли дал ему пять лет тюрьмы.
После суда, когда рыдающую мать отец и сестры под руки уже вывели из зала, к Сальваторе подошел сам дон Доменико и пообещал, что все останется как прежде. Синьора Дженнаро будет получать половину его зарплаты, а другая половина будет перечисляться в "тюремную кассу", что обеспечит ему приличные условия содержания. "Ты молодец, Сальваторе!" - сказал тогда дон Доменико и снова потрепал его по щеке, как тогда в детстве. - "Семья Гуллотта гордится тобой! Ни о чем не беспокойся! Мы вытащим тебя, как только сможем."
Зайдя в свою одиночную камеру в тюрьме Поджориале, Сальваторе Дженнаро аккуратно разложил свои вещи, книги и учебники убрал в тумбочку, - учителя должны были приходить к нему и сюда раз в неделю, этого решения добился адвокат - поставил фотографии родителей и сестричек на полку, лег на кровать, которую для него застелили чистым бельем, сложил за головой руки и закрыл глаза. Будущее его совершенно не беспокоило. Надзиратель, обходивший вечером блок, где сидели каморристы, заглянул в его камеру. Молодой парень безмятежно спал, и, видимо, видел хорошие сны, потому, что во сне он улыбался.
Книга вышла под названием "Смертельный заплыв". Все желающие могут ее приобрести в книжном формате, как в цифровом, так и печатном, скопировав ссылку ниже и введя ее в поисковой строке любого браузера.
https://ridero.ru/books/smertelnyi_zaplyv/
Если Вам нравятся детективы автора, Вы не готовы купить книгу, но хотели бы оказать помощь автору в подготовке и печати очередного тиража, Вы можете это сделать, переведя на карту Сбербанка России, привязанную к телефону +7 921 9468428, любую сумму с указанием в назначении платежа: "Детективы". Спасибо, и приятного Вам чтения!
Продолжение http://www.proza.ru/2016/04/17/772